Уголовно-правовая характеристика грабежа и проблемы его квалификации

Юридическими признаками предметов грабежей выступают исключительно чужие виды имущества.

Следовательно, для установления существенных и значимых для следствия признаков хищения основное значение имеют факты наличия определенных оснований, которые свидетельствуют о фактических обладаниях чужими вещами субъектов, подозреваемых в совершении грабежей. При этом является существенным захватили ли они их посредством открытых, противоправных действий или же получили в своё владение с ведома законных владельцев или же приобрели законное право владения ими. Самостоятельные распоряжения, хотя и чужими видами имущества, но находящимися в законных режимах владения, не образуют признаков хищений, поскольку не сопровождаются нарушениями прав их обладателей. Такого рода действия могут относится лишь к присвоению или растрате имущества, но не сами грабежи.

От правомерных форм владения необходимо отграничивать простые хранения чужих вещей, состоящих в физических способах временного обладания ими, не связанных с какими бы то не было правомочиями в части распоряжения находящихся у определенных субъектов вещей. Поэтому присвоение таких видов имущества, их захват является нарушениями чужого владения, а следовательно - хищениями.

Общественная опасность грабежей, как и иного рода корыстных преступных действий против собственности, в существенной степени определяется особенностью наступивших последствий деяний такого рода, состоящих в том, что в результате их осуществления, государственные или общественные организации, различные коммерческие структуры, либо граждане утрачивают реальные возможности по владению, пользованию и распоряжению похищенными вещами.

Следовательно, следствиями совершения грабежей являются различные размеры материального ущерба, а вместе с тем и незаконные обогащения лиц, осуществляющих грабежи за счёт присвоения похищенных видов имущества.

К субъективной стороне грабежей относится прямой умысел и корыстные цели противоправных действий.

По своей структуре умыслы, активно реализующих собственные преступные замыслы, субъектов грабежей полностью отвечают официальному определению прямого умысла (ч. 2 ст. 25 УК РФ). В соответствии с данной нормой лица: сознают степень и уровень общественной опасности собственных деяний, предвидят неизбежность негативных последствий (интеллектуальное содержание умыслов) и желают наступления последствий такого рода (волевое содержание умысла), но эти три части умысла должны быть наполнены специфическим содержанием относящимся к объективным характеристикам совершаемых грабежей.

Субъекты грабежей, прежде всего, сознают, что они осуществляют целенаправленные воздействия на определенные вещи, им не принадлежащие. В то время как сами воздействия направлены на реализацию замыслов в части незаконного и безвозмездного обращении различным видов имущества в собственность самих виновных лиц или иных неуправомоченных граждан. Тем самым субъекты вполне осознают опасность их деяний для существующих защиты собственности в производственных или потребительских областях, и одновременно в сфере распределения. Точно так же умыслами виновных лиц охватываются свойственные отдельным формам хищений дополнительных объектов, а также форм преступных посягательств.

Второй признак интеллектуальных моментов умысла субъектов заключается в том, что данные лица предвидят всю степень неизбежности общественно опасных последствий в связи с совершением определенных действий. Которые выражены в виде недостачи имущества у собственников (или же владельцев) и соответственному приращению имущества у виновных лиц или стороне тех лиц, в пользу которых они совершают преступные деяния. Вместе с тем, данные последствия определены не абстрактно, а в определенных денежных эквивалентах. Такое понимание умыслов основывается на тех же критериях, которые впоследствии используют следователи и судебные органы, определяя размеры ущербов, вследствие хищений тех или иных видов имущества (а также характер имущественных ценностей, их количественные величин и соответственную стоимость единицы имущества).

Наконец, волевые составляющие умыслов виновных лиц характеризуются степенью желаний в сфере наступления предвидимых последствий ради обогащения как их самих, так и иных лиц. В тех ситуациях, когда умыслы виновных лиц направлены на завладения чужими вещами в существенных размерах (для граждан) или в крупных, а также и особо крупных размерах, но не были осуществлены по причинам, не зависящим от воли субъектов. То содеянное ими следует квалифицировать как покушения на хищения (ч. 3 ст. 30) в тех или иных размерах независимо от стоимости фактически похищенных вещей.

Корыстные цели при хищениях определяются стремлениями субъектов не к любым противоправным извлечениям материальной выгоды, а к получению незаконных доходов за счет обращения в собственность имущества, незаконно и безвозмездно отчуждаемого из фондов или из владения законных собственников. А также владельцев иного рода.

Что касается мотивов совершаемых грабежей, то они не содержаться в действующих статьях Уголовного кодекса РФ в число признаков состава рассматриваемого преступления. Но при этом не подлежат никаким сомнениям, что субъекты, совершающие грабежи руководствуются преимущественно корыстными мотивами, если стремятся к собственным обогащениям или к обогащениям своих близких либо тех субъектов, в судьбах которых они лично заинтересованы. В ситуациях иного рода корыстные мотивы не являются для лиц, совершающих преступные действия главными, а также ведущими. Отдельные субъекты, выступая соучастниками групповых хищений, могут принимать участия в их совершениях из ложного толкования понятий солидарности или в силу собственной зависимости от иных участников грабежей. Однако такие субъекты сознают наличие корыстных мотивов и целей у остальных участников преступной деятельности при совершении грабежей и потому сами должны нести ответственность за хищения такого рода.

Субъектами грабежей обычно признаются вменяемые лица, достигшие ко времени его совершения 14-летнего возраста (ч. 2 ст. 20).

Наиболее спорным вопросом при квалификации совершаемых грабежей является момент окончания преступлений такого рода.

В.И. Плохова например, предлагает диспозицию ч. 1 ст. 161 УК РФ («Грабежи») определить как изъятие тех или иных видов имущества или склонение собственников (владельцев) к их передаче, сопряженное с определенного рода воздействиями на потерпевших лиц, не связанных с уголовно наказуемыми формами насилия или же обмана.

С такой позицией нельзя согласиться. Она не нашла отражения ни в действующий статьях уголовного права, ни в правоприменительной (судебной) практике. Согласно п.1 примечания к ст. 158 УК РФ под хищениями понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездные изъятия и (или) обращения различных видов чужого имущества в пользу виновных лиц или иных субъектов, причинивших ущерб собственникам или иным владельцам этого имущества. Поэтому грабежи не могут быть признаны оконченными в момент изъятия различных видов имущества. Попытки изъятия имущества с угрозой насильственных действий ,или же с применением таковых, но не опасных для жизни и здоровья образуют покушения на грабежи.

Пленум Верховного Суда признает грабежи оконченными, если те или иные виды вещей и иного имущества изъяты, и виновные лица имеют реальные возможности ими пользоваться или распоряжаться по собственным усмотрениям.

Для правильного определения моментов окончания грабежей имеет весьма существенное значение уяснение сущности правомочий владения, пользования и распоряжения различными видами имущества.

Под правомочиями владения, как указывает в своих исследованиях Е.А. Суханов, следует определять основанные на законе возможности иметь у себя те или иные виды имущества, держать его в своем распоряжении согласно действующим нормам ГК РФ; под правомочиями пользования данным ученым-юристом определены аналогичные возможности в части эксплуатации тех или иных вещей посредством извлечения из них полезных свойств, их потребления К правам распоряжения при этом Е.А. Суханов относит соответствующие возможности определять дальнейшие судьбы тех или иных вещей путем изменения их принадлежности, состояния или назначения (в формах отчуждений, уничтожений и прочее).

Сказанное свидетельствует о том, что в основе, как науки уголовного права, так и судебной практики признания грабежей оконченными лежит теория завладения.

Данная теория основывается как на общепризнанных статьях международного права, так и российского общеотраслевого законодательства. В ст. 17 Всеобщей декларации прав человека закреплено: «Каждый человек имеет право владеть имуществом как единолично, так и совместно с другими. Никто не должен быть произвольно лишен своего имущества». Согласно ст. 35 Конституции Российской Федерации каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами; никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда.

Проведенное нами обобщение материалов судебной практики показало, что на моменте окончания грабежей внимание не акцентируется. Как правило, в приговорах указываются такие обстоятельства, что те или иные субъекты, совершающие грабежи, скрылись с места происшествия, покинули квартиры, иные как жилые, так и нежилые помещения. Иногда отмечаются факты распоряжений похищенными видами имущества, несмотря на то, что фактические распоряжении таковыми не являются обязательными условиями признания грабежей оконченными (достаточно наличия реальных возможностей пользоваться или распоряжаться чужими вещами по собственному усмотрению) и всегда при этом подлежит определению на размеры реально причиненного ущерба. Например, в обвинительном приговоре Волжского районного суда г. Саратова от 5 мая 2012 года констатируется, что 9 февраля 2012 года И. (1982 года рождения) выхватил из рук 3-ва мобильный телефон «Самсунг Р-210» стоимостью 2610 рублей и с похищенным с места происшествия скрылся, распорядившись им в дальнейшем по своему усмотрению.

Верховный Суд Российской Федерации не раз обращал внимание на серьезные просчеты, а также ошибки судов, влекущие незаконное осуждение субъектов, обвиняемых в грабежах. Один из таких просчетов связан с изначально неправильным установлением мотивов преступных действий. Так, Назаровским городским судом был осужден за покушение на грабеж 15-летний Б., который, по мнению суда, пытался похитить имущество из дома, принадлежащего матери, где он также проживал, но был, застигнут ею во время сбора вещей. Сын сделал попытку убежать, однако был задержан.

Как явствует из материалов дела, после ссоры с матерью Б. решил уйти из дома и с этой целью стал собирать вещи, на которые, как он полагал, имел право собственности. Суд не дал соответствующей оценки данной ситуации, в том числе доводам самого обвиняемого об отсутствии у него реально выраженных корыстных мотивов. Кассационная инстанция Красноярского краевого суда приговор обоснованно отменила, и дело направила на новое судебное рассмотрение.

Обвинительный приговор городской суд вынес вопреки Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», согласно пункту 7 которого не образуют состава грабежа противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом в связи с предполагаемым правом на это имущество.

В судебно-следственной практике встречаются неверные квалификации при отнесений действий к грабежам при похищения вещей у граждан, находящихся в состояниях алкогольного опьянения, не сознававших происходящих с ними событий.

Поэтому остается злободневным утверждение ряда ученых-юристов, о том, что при похищении имущества у спящих или пьяных субъектов, впоследствии признаваемых потерпевшими выяснения направленности умыслов виновных лиц приобретают существенную значимость. В ситуациях, когда такие потерпевшие даже сознавали факты хищений, но, боясь расправы, предпочли претвориться не замечающими воровства, налицо факты кражи, если виновные не знали о том, что противоправный характер их действий вполне осознается потерпевшими гражданами.

Открытые хищения тех или иных вещей в присутствии малолетних, не сознающих характер происходящих событий, должны быть квалифицированы как кражи.

Однако и в таком возрасте лица могут понимать противоправный характер завладения имуществом, поскольку отдельные виды действий в отношении грабежей в основных чертах понятны и детям. Поэтому данные обстоятельства необходимо иметь в виду при уголовно-правовых оценках хищения имущества в присутствии малолетних граждан. Для признания хищений открытыми не требуется, чтобы потерпевшие или очевидцы понимали преступную направленность деяний во всех деталях. Достаточно осведомленности о незаконных характерах изъятия тех или иных вещей.

В правоприменительной практике встречаются трудности в разграничении краж и грабежей. Так, Октябрьский районный народный суд г. Улан-Удэ Республики Бурятия 24 мая 2011 г. осудил П. по п. «д» ч. 2 ст. 161 УК РФ (в редакции до Федерального закона № 162 - ФЗ от 8 декабря 2003 г.) за грабеж с причинением значительного ущерба потерпевшему.

10 февраля 2011 г. П. пришел в киоск, чтобы купить хлеб. Воспользовавшись тем, что продавец Б-ва отвернулась к лоткам с хлебом, обвиняемый завладел лежавшим на прилавке возле окошечка киоска калькулятором и скрылся с места происшествия.

Президиум Верховного Суда Республики Бурятия 26 июля 2012 г. удовлетворил протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ о переквалификации действий осужденного с п. «д» ч. 2 ст. 161 УК РФ на п. «г» ч. 2 ст. 158 УК РФ, указав следующее.

Как следует из материалов дела, П. взял калькулятор с прилавка в тот момент, когда продавец отвернулась и не видела его действий, после чего он сразу ушел, никаких окликов не слышал. И даже если лицо ошибочно считает, что совершает хищение тайно, хотя в действительности его действия замечены потерпевшим или посторонними лицами, то содеянное нельзя считать грабежом. Изъятие имущества при таких обстоятельствах квалифицируется как кража.

Согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 лицо, совершающее грабеж, сознает, что присутствующие при этом лица понимают противоправный характер его действий независимо от того, принимали ли они меры к пресечению этих действий или нет (п. 3).

Поэтому, при разграничении кражи и грабежа следует учитывать все конкретные обстоятельства дела в совокупности, исходить не только из объяснений виновных, которые часто стараются скрыть наличие умысла на грабеж, но и из объективных данных, характера их поведения до и в момент похищения имущества.

Ошибки, связанные с разграничением смежных составов преступлений, достаточно распространены.

Приведем пример неверной, на наш взгляд, квалификации общественно опасных действий К. и Б. по п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ как грабежа, совершенного группой лиц по предварительному сговору. Согласно материалам уголовного дела К. и Б. вступили в преступный сговор с целью совершения хищения чужого имущества. Во исполнение задуманного названные лица, находясь в г. Москве на проспекте Мира, в районе дома 121, подошли к ранее незнакомому им г-ну А., у которого К. попросила мобильный телефон, чтобы позвонить. После передачи ей телефона марки «Моторола» стоимостью 2500 рублей она скрылась, пока Б. отвлекала внимание потерпевшего разговором.

Квалификацию вышеописанных действий как грабежа считаем неправильной, так как сами виновные лица не совершали открытого хищения. Это подтверждается тем, что завладение вещами осуществлялось незаметно для потерпевшего: его отвлекли разговором, и он не осознавал факта завладения имуществом в процессе совершения хищения. Телефон он передал К. исключительно для временного пользования, только для того, чтобы с него позвонили. У виновных же было совершенно другое намерение. Просьба сделать звонок с чужого телефона явилась способом, облегчающим доступ к имуществу. Они злоупотребили доверием и обманули потерпевшего.

Данные об осознании факта завладения телефоном иными лицами в материалах дела отсутствуют. Таким образом, хищение было совершено тайно. Следовательно, действия К. и Б. необходимо было квалифицировать по ст. 158 УК РФ как кражу.

Б.В. Волженкин, в частности, отмечает, что соисполнителями хищения с проникновением в жилище следует признавать и того, кто выносил вещи из квартиры, и того, кто оставался на лестничной площадке, обеспечивая безопасность соучастников.

А.Н. Игнатов признает соисполнителем и лицо, которое открывает отмычкой замок квартиры, и лицо, проникающее в квартиру и забирающее ценности, и лицо, стоящее на страже у лифта.

По мнению B.C. Комиссарова, при совершении хищения соисполнителями являются: лицо, находящееся на страже, обеспечивая тем самым тайность изъятия имущества; лицо, взламывающее дверь квартиры, а также лицо, изымающее имущество.

Мы солидарны с той точкой зрения по рассматриваемому вопросу. Стояние на страже, отвлечение внимания потерпевшего разговором не входит в объективную сторону ни кражи, ни грабежа, поэтому не может быть признано исполнением преступления. Следует также согласиться с Г.В. Вериной в том, что признание подстраховывания соучастников от возможного обнаружения совершаемого ими преступления - пример расширительного толкования действий исполнителя и должно квалифицироваться как пособничество в совершении кражи, грабежа и разбоя, в связи, с чем в Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 29 от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» необходимо внести соответствующие коррективы.

Вопрос уголовно-правовой оценки приведения лица в беспомощное состояние путем введения в организм потерпевшего против его воли или путем обмана сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ, а также веществ, не представляющих опасности для жизни или здоровья, длительное время дискутируется в специальной литературе.

Р.Д. Шарапов подчеркивает, что квалификация содеянного как насильственный грабеж, в частности, исключается только тогда, когда приведение потерпевшего в бессознательное состояние путем введения в организм сильнодействующих или одурманивающих средств, не опасных для жизни или здоровья, является средством совершения хищения, способ которого отвечает всем признакам кражи.

С позиции единообразия применения уголовного закона считаем целесообразным закрепление в ст. 162 УК РФ в качестве конструктивного признака грабежа использование беспомощного состояния, вызванного введением в организм потерпевшего против его воли или путем обмана вещества, не представляющего опасности для жизни или здоровья, и в качестве квалифицирующего признака данного состава преступления - соответственно, сильнодействующего, ядовитого или одурманивающего вещества, опасного для жизни или здоровья.

Белорусский и латвийский законодатели уже отказались от понятия насильственного грабежа, признав насилие категорией только разбоя (ст. 27 УК Республики Беларусь и ст. 176 УК Латвийской Республики). Данное решение представляется оправданным. Оно подчеркивает специфику и повышенную степень общественной опасности насильственного хищения. Полагаем, есть смысл, отмеченный позитивный международный опыт использовать в российском правотворчестве. Насилие в таком случае явится признаком, определяющим форму хищения, а его степень позволит дифференцировать ответственность в рамках статьи уголовного закона.

Поскольку мы солидарны с приведенной точкой зрения, считаем необходимым исключить из ст.161 УК РФ квалифицирующий признак «применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения такого насилия» и закрепить его в ч. 1 ст. 162 УК РФ. Таким образом, степень насилия будет влиять на дифференциацию ответственности в рамках состава преступления «разбой».

2.2 Квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки грабежа

грабеж признак уголовный законодательство

Как известно, основу для организации борьбы с рассматриваемым преступлением составляют положения ст. 161 УК РФ, предусматривающей ответственность за грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества; и такие квалифицирующие признаки соответствующего состава преступления, как совершение грабежа группой лиц по предварительному сговору (п. «а» ч. 2 ст. 161 УК РФ) и совершение грабежа организованной группой (п. «а» ч. 3 ст. 161 УК РФ).

Уголовно-правовой характеристике грабежа посвящен значительный массив специальной литературы, общий вывод из анализа которой состоит в том, что в целом криминализация грабежа и ее техническое оформление в действующем уголовном законодательстве проведены на достаточно высоком уровне, а сама уголовно-правовая норма (ст. 160 УК РФ) не требует серьезного реформирования. В известной степени это избавляет нас от необходимости дополнительного изучения общих проблем, понимания данного состава преступления. Вместе с тем, проведенное исследование позволило выявить некоторые острые ситуации, свойственные уголовно-правовой оценке групповых грабежей непосредственно на практике. Их анализу мы и уделим основное внимание в последующем изложении.

Согласно опросу сотрудников правоохранительных органов, наибольшие сложности в квалификации групповых грабежей вызывают следующие вопросы (рейтинг в процентах от числа опрошенных, указавших на наличие затруднений):

- квалификация группового грабежа в ситуации, когда отдельные члены группы не подлежат уголовной ответственности (79%);

- понимание предварительного сговора (76%);

- разграничение группового грабежа и грабежа, совершенного при сложном соучастии (74%);

- отграничение группы лиц по предварительному сговору от организованной группы (74%).

Надо признать, что эти проблемы свойственны не только квалификации групповых грабежей, но и многих иных преступлений, носят всеобщий характер, в связи, с чем их решение имеет большое значение для совершенствования всей правоприменительной практики.

Совершение преступления группой лиц по предварительному сговору является одной из форм соучастия в преступлении. В силу этого, вполне закономерно, что на квалификацию таких преступлений должны распространяться общие признаки соучастия, зафиксированные в ст. 32 УК РФ; в том числе признак совместного совершения деяния двумя или более лицами, то есть, с точки зрения закона (ст. 19 УК РФ) физическими вменяемыми лицами, достигшими установленного возраста.

Закономерно в связи с этим Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 29 от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» указывает: «В случае совершения кражи несколькими лицами их действия следует квалифицировать по признаку «группа лиц», если в совершении этого преступления совместно участвовало два или более исполнителя, которые в силу статьи 19 УК РФ подлежат уголовной ответственности за содеянное». Это требование в силу принципа законности и единообразия судебной практики в полной мере применимо не только к квалификации кражи, но и к квалификации любого иного преступления, совершенного группой лиц или группой лиц по предварительному сговору.

Однако практика свидетельствует об обратном. В ряде решений по конкретным уголовным делам Верховный Суд РФ определил, что преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном его совершении, независимо от того, что некоторые из участвовавших не были привлечены к уголовной ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности или ввиду невменяемости. Такой подход стал в настоящее время нормой. В исследованных нами уголовных делах о групповых грабежах его реализация имела место в 6 % случаев.

Так, например, приведем соответствующий пример из судебной практики.

Кузнецов Г.А. и Ватаман Е. (каждый) совершили грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества, группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья.

Так, Кузнецов Г.А. и Ватаман Е., в неустановленное время, но не позднее, вступив между собой в преступный сговор на совершение открытого хищения чужого имущества, группой лиц по предварительному сговору, с целью получения материальной выгоды, в период времени с 04.00 до 07.00, находясь вблизи магазина «Дикси», действуя совместно и согласованно, по предварительному сговору, согласно распределения ролей, применив к потерпевшему К. насилие, не опасное для жизни и здоровья, выразившееся в нанесении множественных ударов ногами и руками в область тела и головы К., чем причинили ему кровоподтеки век обоих глаз, кровоподтеки по передней и задней поверхностям грудной клетки, травматический отек, ссадину мягких тканей носа, ссадины слизистой оболочки верхней и нижней губы, которые, согласно заключению эксперта, как в своей совокупности, так и каждое в отдельности, не повлекли за собой расстройства здоровья и по этому признаку не расцениваются как вред здоровью, тем самым, лишив своими действиями К. возможности сопротивляться, открыто похитили принадлежащее ему имущество, а именно: планшетник стоимостью 25500 рублей, зарядное устройство от планшетника стоимостью 1500 рублей, мобильный телефон «Samsung» стоимостью 13000 рублей, денежные средства в сумме 3000 рублей, сумку из кожзаменителя стоимостью 1500 рублей, ключи от квартиры стоимостью 1000 рублей, а также нож-мультитул, USB кабель, три пластиковые карты банка, паспорт гражданина РФ, не представляющие материальной ценности, на общую сумму 45500 рублей, причинив потерпевшему материальный ущерб на вышеуказанную сумму, после чего с похищенным имуществом с места преступления скрылись, распорядившись им по своему усмотрению.

Подсудимые Кузнецов Г.А. и Ватаман Е. в судебном заседании свою вину в совершении преступления, предусмотренного ст.161 ч.2 п.п.«а,г» УК РФ, признали полностью, в полном объеме согласились с предъявленным им обвинением и ходатайствовали о рассмотрении дела в особом порядке, пояснив что осознают характер и последствия заявленного ходатайства.

Обвинение, с которым согласились подсудимые Кузнецов Г.А. и Ватаман Е., обоснованно и полностью подтверждается доказательствами, собранными по уголовному делу.

При таких обстоятельствах, суд приходит к выводу, что вина Кузнецова Г.А. и Ватамана Е. в совершении инкриминируемого им преступления полностью доказана и квалифицирует действия каждого по ст.161 ч.2 п.п.«а,г» УК РФ, так как они совершили грабеж, то есть открытое хищение чужого имущества, группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья.

Учитывая конкретные обстоятельства дела, данные о личности подсудимых Кузнецова Г.А. и Ватамана Е., имеющих постоянное место жительства на территории РФ, их отношение к содеянному, мнение потерпевшего, а также учитывая вышеизложенные смягчающие наказание обстоятельства и отсутствие отягчающих, суд приходит к выводу, что исправление подсудимых возможно без изоляции от общества и при назначении наказания в виде лишения свободы применяет ст.73 УК РФ и не назначает им дополнительное наказание в виде штрафа и ограничения свободы.

Представляется, что здесь налицо серьезная проблема, связанная с противоречивостью судебной практики и недостаточной теоретической проработанностью вопроса. Мнение опрошенных практических работников в части ее решения разнится: 79% соглашаются с устоявшейся судебной практикой, тогда как оставшиеся 21% считают ее не соответствующей закону. Нет единства и в научном сообществе. А.И. Бойцов категорично заявляет о том, что с позиций учения о соучастии недопустимо квалифицировать в качестве группового преступление, совершенное субъектом в сговоре с лицом, не подлежащим уголовной ответственности, поскольку «фактически имевший место сговор с таким лицом нельзя признать юридически значимым». В тоже время В.В. Векленко, напротив, соглашается с позицией судебной практики, хотя и признает, что в анализируемой ситуации отсутствуют признаки соучастия в преступлении.

На наш взгляд, каждое из предлагаемых решений небезупречно. Решение рассматриваемого вопроса должно основываться на двух тезисах: во-первых, признак «группа лиц по предварительному сговору» в ст. 161 УК РФ (и в иных статьях Особенной части уголовного закона) не может означать ничего иного, кроме формы соучастия в преступлении, в связи, с чем и анализироваться должен через призму содержания этого уголовно-правового института; во-вторых, оценка участия двух лиц в преступлении с позиций соучастия не может и не должна «замыкаться» на анализе лишь одного, так называемого количественного признака соучастия (число участвующих лиц), она с необходимостью предполагает учет иных признаков соучастия, и в первую очередь, признака совместности действий этих двух лиц.

Совместность - ключевой признак, на основании которого действия субъекта преступления и лица, не подлежащего уголовной ответственности, могут быть оценены по правилам соучастия.

Если лицо, обладающее признаками субъекта преступления, склоняет или оказывает помощь в совершении преступления другому лицу, не обладающему признаками субъекта, и при этом само не принимает участия в исполнении объективной стороны данного преступления, то объективно мы имеем дело с субъектом - подстрекателем (пособником, организатором) и несубъектом -исполнителем. Согласно учению о посредственном причинении вреда, лицо, обладающее признаками субъекта, в данном случае признается исполнителем преступления. Получается, что оно одновременно выполняет две роли в преступлении: подстрекателя (пособника) и исполнителя. А согласно устоявшимся представлениям такое лицо должно нести ответственность лишь за исполнительские действия, поскольку они как бы «поглощают» собой действия подстрекательские (пособнические, организаторские). В силу этого при использовании не подлежащего уголовной ответственности лица для совершения преступления соучастия не создается, виновный несет ответственность за преступление, совершенное в одиночку (использование лиц, не подлежащих уголовной ответственности при совершении преступления может быть в данном случае признано обстоятельством, отягчающим уголовное наказание).

Иное дело, когда лицо, обладающее признаками субъекта, совместно с лицом, не являющимся субъектом преступления, выполняет полностью или частично объективную сторону преступления. Субъект в данном случае совмещает в себе статус исполнителя и посредственного причинителя. Он несет ответственность и за самостоятельно выполненные действия, и за действия, совершенные несубъектом, т.е. за действия двух лиц, что и служит основанием для вменения данному субъекту факта совершения преступления в соучастии.

Таким образом, сложившаяся практика квалификации совместного участия в грабеже двух лиц, одно из которых не обладает признаками субъекта преступления, как грабежа, совершенного группой лиц или группой лиц по предварительному сговору, не противоречит институту соучастия в преступлении, является вполне обоснованной и законной.

Сложной проблемой, как показало исследование, является определение наличия в действиях соучастников сговора на совершение преступления. Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении № 29 от 27 декабря 2002 года указал: «При квалификации действий виновных как совершение хищения чужого имущества группой лиц по предварительному сговору суду следует выяснять, имел ли место такой сговор соучастников до начала действий, непосредственно направленных на хищение чужого имущества, состоялась ли договоренность о распределении ролей в целях осуществления преступного умысла, а также какие конкретно действия совершены каждым исполнителем и другими соучастниками преступления. В приговоре надлежит оценить доказательства в отношении каждого исполнителя совершенного преступления и других соучастников (организаторов, подстрекателей, пособников)».

Как уже отмечалось, сговор при совершении групповых грабежей является весьма примитивным: он не связан с тщательным планированием преступления, распределением ролей, определением содержания постпреступных действий и т.п. Как правило, он объективизируется в элементарном предложении о совместном совершении преступления, а групповое изъятие имущества совершается как бы спонтанно.

В таких условиях отграничить предварительную договоренность от совместного совершения преступления без сговора весьма затруднительно. Представляется, что предварительный сговор означает не только выраженную в любой форме (устно, письменно, жестами и др.) договоренность о совместном совершении преступления, но и договоренность о содержании выполняемых каждым из соучастников действий, состоявшуюся до момента начала совершения преступления.

Сговор принципиально отличается от предложения совершить преступление тем, что в процессе этого сговора соучастники должны хотя бы в общих чертах определить план, механизм совершения преступления, свое участие в нем.

Если «сговор» выражается только и исключительно в предложении о совместном совершении преступления, а его реализация начинается непосредственно сразу после такого предложения, констатировать наличие предварительного сговора в том смысле, какой заложен ч. 2 ст. 35 УК РФ, вряд ли возможно; преступление, совершенное при таких обстоятельствах должно быть квалифицировано при наличии к тому дополнительных оснований как совершенное группой лиц без предварительного сговора (с такой рекомендацией высказали свое согласие 63% опрошенных в процессе проведения исследования специалистов).

Как указал Пленум Верховного Суда, учитывая, что законом не предусмотрен квалифицирующий признак совершения грабежа группой лиц без предварительного сговора, содеянное в таких случаях следует квалифицировать (при отсутствии других квалифицирующих признаков) по ч. 1 ст. 161 УК РФ. При этом постановляя приговор, суд вправе признать совершение преступления в составе группы лиц без предварительного сговора обстоятельством, отягчающим наказание, со ссылкой на пункт «в» ч. 1 ст. 63 УК РФ.

Анализируя эти предписания и сложившуюся на их основе устойчивую правоприменительную практику, несложно заметить, что высшая судебная инстанция признает две группы действий, образующих исполнение грабежа: а) собственно хищение чужого имущества (то есть изъятие, обращение, а в ситуации совершения насильственных хищений, кроме того, применение или угроза применения насилия); б) согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении грабежа (взлом дверей, вывоз похищенного, наблюдение за обстановкой и др.). При этом если отнесение первой группы действий к исполнению грабежа не вызывает никаких сомнений, то со второй группой действий все обстоит гораздо сложнее. Не случайно понимание именно этой группы действий вызывает затруднения у 59% опрошенных сотрудников правоохранительных органов, а приговоры о групповых хищениях в этой части обжалуются наиболее часто.

Таким образом, можно резюмировать, что сложившаяся практика квалификации групповых грабежей (и иных хищений), признающая исполнением преступления действия, не входящие непосредственно в объективную сторону состава, является примером расширительного толкования уголовного закона, нарушает принцип законности, а, следовательно, должна быть изменена.

Таким образом, на основании всего вышеизложенного, необходимо сделать следующие выводы: существующие санкции за грабеж серьезным образом ограничивают возможности индивидуализации наказания. В структуре наказаний за грабеж и на уровне законодательства, и на уровне правоприменения ведущее место занимает лишение свободы. Лицам, совершившим грабеж, часто назначается наказание в минимальных, согласно санкции, пределах лишения свободы либо близких к ним. Полагаем, это обусловлено несопоставимостью излишней строгости санкции и степени общественной опасности преступления. Одним из важнейших факторов относительно высокого процента краткосрочного лишения свободы в судебной практике является несбалансированность санкций, отсутствие в них альтернативных наказаний, невведение в действие таких наказаний, предусмотренных их системой (ст.44 УК РФ), как арест и ограничение свободы.

Суды редко принимают во внимание различного рода объективные и субъективные факторы, хотя и снижающие степень общественной опасности преступления и личности преступника, но не названные в ст.61 УК РФ, несмотря на то, что перечень смягчающих обстоятельств не является исчерпывающим.

Подводя итоги вышеизложенного, следует вновь подтвердить, что теория завладения наиболее востребована в современный период развития российской уголовно-правовой доктрины. В основе и теории, и практики признания хищения (и в частности грабежа) оконченным лежит концепция завладения.

В процессуальных документах, в частности в обвинительных приговорах суда, необходимо, на наш взгляд, акцентировать внимание на моменте окончания грабежа. Как правило, в приговорах указывается лишь на то, что лица, совершающие грабеж, скрылись с места происшествия, покинули квартиру, помещение.

В пункт 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 29 от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» необходимо внести коррективы, а именно: исключить фразу «подстраховывало других соучастников от возможного обнаружения совершаемого преступления», что позволит рассматривать данное деяние как пособничество в совершении хищения и избежать расширительного толкования понятия соисполнительства.

Глава 3. Дискуссионные вопросы совершенствования уголовно-правовых средств противодействия грабежам

3.1 Проблемы и пути совершенствование уголовно-правовых средств противодействия грабежам

Как показывает проведенный анализ, нормативно-правовая основа уголовно-правового противодействия групповым грабежам в целом соответствует задачам борьбы с этими преступлениями. Вместе с тем, некоторые аспекты правоприменительной практики нуждаются в уточнении. В частности, на уровне Постановления Пленума Верховного Суда России следовало бы более четко закрепить установленные исследованием правила квалификации грабежей, совершаемых в группе: об отграничении посредственного причинения от группового исполнения преступления; об отграничении пособничества от соисполнительства; об отграничении группы лиц по предварительному сговору от организованной группы. Соблюдение этих правил, на наш взгляд, способствовало бы укреплению режима законности при разрешении уголовно-правового конфликта, вызванного групповым грабежом, обеспечивало бы верную квалификацию содеянного, и как следствие, сопровождалось бы более справедливым определением меры уголовно-правового воздействия на виновное лицо.

Совершенствование уголовно-правовых средств противодействия преступлениям, включает, наряду с улучшением законодательства и практики его применения, также оптимизацию самих мер уголовно-правового воздействия, то есть содержания тех мер, которые могут быть применены к лицам, совершившим преступление, и правил их назначения.

Анализ практики назначения уголовного наказания за грабежи, совершенные в группе, позволяет выявить три ситуации, требующие особого внимания со стороны исследователя:

- во-первых, это соотношение условного и реального лишения свободы: 38% осужденных лишение свободы было назначено условно, в отношении 62% было принято решение о необходимости реального исполнения наказания;

- во-вторых, это размер наказания в виде лишения свободы: в изученных уголовных делах случаи назначения наказания выше медианы санкции наблюдались лишь в 8% уголовных дел, тогда как в остальных 82% наказание назначалось ниже среднего значения санкции в виде лишения свободы (в ч. 2 ст. 161 УК РФ среднее значение лишения свободы составляло на момент проведения исследования (без учета изменений законодательства от 7 марта 2011 года) 4 года 6 месяцев);

- в-третьих, это практика назначения дополнительного наказания в виду штрафа, альтернативно представленного в санкции ч. 2 ст. 161 УК РФ: согласно изученным делам, штраф был назначен только 18% осужденных, остальным 82% дополнительное наказание назначено не было.

Обобщенный анализ этих данных позволяет констатировать общую тенденцию: определяя меру воздействия в отношении лица, признанного виновным в совершении группового грабежа, суд чаще всего склоняется к назначению лишения свободы на незначительный срок, с реальным отбытием, без дополнительного наказания в виде штрафа.

Объяснение этому факту лежит в нескольких областях:

во-первых, в санкции ч. 2 ст. 161 УК РФ, которая содержит указание лишь на один вид основного наказания - лишение свободы (это справедливо и для санкции ч. 3 ст. 161 УК РФ), что лишает суд возможности при наличии типичных ситуаций назначать наказание, не связанное с изоляцией виновного;

во-вторых, в характеристике общественной опасности совершенного преступления, которое уже в силу самого факта открытости хищения и совершения его в составе группы заведомо признается более опасным, а потому требующим суровой реакции со стороны государства;

в-третьих, в характеристике личности виновного, по своим свойствам близкой к маргинальной, в силу чего назначение дополнительного имущественного наказания становится зачастую просто невозможным.

Вместе с тем, представленные аргументы не могут в полной мере убедительно свидетельствовать о справедливости сложившейся практики и адекватности мер воздействия на участников групповых грабежей, предоставленных в распоряжение правоприменителю в санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ. Тот факт, что подавляющему большинству осужденных наказание назначается в нижней половине санкции, красноречиво свидетельствует, на наш взгляд, о неадекватно завышенной оценке общественной опасности реально совершаемых грабежей со стороны законодателя. Установление в санкции единственного вида наказания с достаточно высокими его пределами приводит к тому, что в каждом конкретном случае суд вынужден назначать лишение свободы, имея в распоряжении в качестве средств индивидуализации наказания только два инструмента: условное осуждение и применение (либо неприменение) дополнительного наказания в виде штрафа. По нашему убеждению, этого недостаточно.

Условное осуждение - весьма специфичная конструкция, которая, на наш взгляд, не рассчитана на массовое применение. В последнее время появилось немало работ, посвященных изучению данной формы реализации уголовной ответственности. Выводы многих из них совпадают: необходимо ограничить сферу применения условного осуждения определенными рамками с тем, чтобы данная мера не использовалась в качестве «лазейки» для сведения уголовной ответственности к «минимальнейшему минимуму».

Справедливости ради необходимо отметить, что введение в действие таких видов наказаний как обязательные работы, ограничение свободы стимулировало сокращение практики условного осуждения. Но и сейчас она остается достаточно распространенной (в нашем исследовании практики применения наказания за групповые грабежи объем ее применения достигает почти 40%). Если бы этот объем объяснялся действительно незначительной степенью общественной опасности совершенных преступлений и личности виновного, он не бы не вызывал серьезных нареканий.

Но, как представляется, столь высокий удельный вес условного осуждения вызван, прежде всего, невозможностью применения иных средств дифференциации уголовной ответственности. Иными словами, условное осуждение применяется зачастую от безысходности; а это недопустимо.

Что касается дополнительного наказания в виде штрафа, то его применение в наименьшей степени связано с мотивацией совершенных преступлений и содержанием корыстных устремлений виновного. Прежде всего, его назначение определятся возможностью осужденного выплатить требуемую законом сумму. А она, как правило, ограничена. В итоге, решение вопроса о применении дополнительного наказания ставится в зависимость от имущественного положения осужденного, что не отвечает общим началам назначения наказания и принципам уголовного права.

К тому же, рассуждая о штрафе нельзя не обратить внимание на недопустимо высокий разрыв в его значениях в ч. 2 и в ч. 3 ст. 161 УК РФ: до десяти тысяч в первом случае и до одного миллиона рублей - во втором. Полагаем, что такой разрыв не только нарушает общие начала дифференциации уголовной ответственности, но и способен дезориентировать судебную практику.

Таким образом, можно резюмировать, что сложившаяся практика назначения уголовного наказания за грабежи, совершенные группой, является следствием и отражением тех конструктивных недостатков, которые были заложены законодателем в санкции соответствующих уголовно-правовых норм. Безальтернативность основного наказания, его достаточно высокий верхний предел, необъяснимый разрыв в размере дополнительного наказания в виде штрафа - все это в совокупности создает серьезные препятствия для назначения судом эффективного, строго индивидуализированного наказания, не обремененного искусственным использованием условного осуждения.

3.2 Пути совершенствование уголовно-правовых средств противодействия грабежам

В связи с выявленными в предыдущем параграфе выпускной квалификационной работе проблемами имеются основания предложить законодателю оптимизировать содержание санкций. Согласно мнению 67% опрошенных специалистов в области применения уголовного законодательства, в санкцию ч. 2 ст. 161 УК РФ можно включить альтернативно основное наказание в виде исправительных работ; 58% считают возможным дополнить эту санкцию таким альтернативным основным наказанием, как обязательные работы; 49% полагают возможным включить исправительные работы в санкцию ч. 3 ст. 161 УК РФ; 36% допускают возможность сокращения верхнего предела наказания в виде лишения свободы в ч. 3 ст. 161 УК РФ; 79% указывают на необходимость повышения размера дополнительного наказания в виде штрафа в ч. 2 ст. 161 УК РФ; 85% указывают на возможность сокращения размера штрафа в санкции ч. 3 ст. 161 УК РФ.

Реализация этих предложений (конкретные размеры наказаний нами сознательно не указываются) будет способствовать обеспечению сбалансированности санкций ч. 2 и ч. 3 ст. 161 УК РФ, приведет их содержание в соответствие с реальной криминологической характеристикой грабежей и лиц, их совершающих, и как следствие, создаст надлежащие условия суду для индивидуализации уголовного наказания и обеспечения его эффективности.

Подводя итог исследованию проблем уголовно-правового предупреждения групповых грабежей, можно констатировать, что действующее законодательство, с одной стороны, дает в руки правоприменителя достаточно инструментов для того, чтобы воздействовать и на причины и условия этих преступлений, и на лиц, их совершивших. Однако с другой стороны, отдельные предписания уголовного закона и основанная на них правоприменительная практика нуждаются в совершенствовании. В частности, проведенный анализ позволяет говорить о необходимости:

- уточнения правил квалификации групповых грабежей с фиксацией их на уровне Постановления Пленума Верховного Суда России (об отграничении посредственного причинения от группового исполнения преступления; об отграничении пособничества от соисполнительства; об отграничении группы лиц по предварительному сговору от организованной группы);

оптимизации санкции части второй и части третьей ст. 161 УК РФ за счет дополнения альтернативно основными наказаниями в виде исправительных и обязательных работ; сокращения верхнего предела наказания в виде лишения свободы в ч. 3 ст. 161 УК РФ; повышения размера дополнительного наказания в виде штрафа в ч. 2 ст. 161 УК РФ; сокращения размера штрафа в санкции ч. 3 ст. 161 УК РФ;



Заключение

Проведенное исследование по проблеме уголовно-правовой ответственности за грабежи позволяет сформулировать следующие обобщающие выводы.

Анализ основных этапов истории формирования и становления уголовно-правовой ответственности за грабежи позволяет сделать вывод о том, что квалифицирующими признаками грабежа признавались: повторность, предварительный сговор группы лиц, проникновение в жилище, помещение или иное хранилище, применение насилия, не опасного для жизни и здоровья потерпевшего (ч.2 ст.145 УК РФ). Особо квалифицирующие признаки грабежа, дифференцировавшие уголовную ответственность за открытое хищение чужого имущества, были закреплены в ч. 3 ст.145 УК 1960 г., это - крупный размер хищения, организованная группа и особо опасный рецидивист.

Данный подход в целом сохранен и в действующем уголовном законодательстве (ст. 161 УК РФ 1996 г.).

Современная уголовно-правовая политика в сфере установления пределов ответственности за преступления, непосредственно относящиеся к грабежам, идет по пути ужесточения наказаний за рассматриваемые преступные деяния.

Анализ уголовно-правовой квалификации за преступления, совершаемые в форме грабежей позволяет сделать вывод о том, что существующие санкции за грабеж серьезным образом ограничивают возможности индивидуализации наказания. В структуре наказаний за грабеж и на уровне законодательства, и на уровне правоприменения ведущее место занимает лишение свободы. Лицам, совершившим грабеж, часто назначается наказание в минимальных, согласно санкции, пределах лишения свободы либо близких к ним. Полагаем, это обусловлено несопоставимостью излишней строгости санкции и степени общественной опасности преступления. Одним из важнейших факторов относительно высокого процента краткосрочного лишения свободы в судебной практике является несбалансированность санкций, отсутствие в них альтернативных наказаний, невведение в действие таких наказаний, предусмотренных их системой (ст.44 УК РФ), как арест и ограничение свободы.

Суды редко принимают во внимание различного рода объективные и субъективные факторы, хотя и снижающие степень общественной опасности преступления и личности преступника, но не названные в ст.61 УК РФ, несмотря на то, что перечень смягчающих обстоятельств не является исчерпывающим.

Исследовав вопросы дифференциации ответственности за грабеж в современном российском уголовном законодательстве, мы пришли к выводу о том, что многие возможности в этой сфере законодатель не использует. В связи с этим мы предлагаем внести ряд изменений в Уголовный кодекс РФ, которые будут способствовать дальнейшей дифференциации уголовной ответственности за грабеж:

- в ст. 161 УК РФ необходимо закрепить квалифицирующий признак «причинение значительного ущерба гражданину»;

- необходимо закрепить в ст. 161 УК РФ квалифицирующих признаков: «грабеж, совершенный из одежды, сумки или другой ручной клади, находившихся при потерпевшем», и «грабеж из нефтепровода, нефтепродуктопровода, газопровода», прежде всего, обосновывается необходимостью устранения коллизии в квалификации при перерастании кражи в грабеж;