Хотелось бы подчеркнуть, рассмотренное выше нисколько не умаляет важности точного установления фактических обстоятельств уголовного дела, корректно назначенного наказания, правильного и всестороннего исследования доказательств. Однако для проверки последних есть самостоятельная апелляционная стадия, введенная законодателем для производства полного юридико-фактического анализа приговоров и иных решений. В отличие от ординарной апелляции, кассация и надзор - стадии экстраординарные, в которых отмеченные обстоятельства уже не могут рассматриваться в качестве непосредственного предмета исследования, даже если они ловко прикрыты «личиной» проверки законности. Иное бы означало фактическое превращение кассации и надзора в ещё одну ординарную стадию, что вступает в противоречие с международными стандартами, аннулирует смысл реформ и, что самое главное, правовую определенность уже вступивших в силу судебных решений.

Напомним, что предмет исследования - является важнейшим элементом экстраординарных проверочных производств, определяющий процедурный порядок и задающий вектор для практики применения соответствующих процессуальных норм. Поэтому его неправильное установление (в том числе, неправильная трактовка) в законодательстве может повлечь неизгладимые последствия, в нашем случае, выражающиеся в латентном игнорировании законодателем принципа правовой определенности (resjudicata) и пренебрежении актами международного правосудия.

2. Сроки кассационного, надзорного обжалования. Ранее указывалось на весомую значимость пресекательных сроков обжалования для обеспечения стабильности вступивших в законную силу судебных решений. Многократно это отмечал и Европейский Суд, подчеркивая, что процедуры, допускающие неограниченное или весьма протяженное по времени обжалование судебных решений, в том числе неопределенность сроков рассмотрения дел в экстраординарных стадиях ведут к неопределенности и нестабильности окончательных решений и несовместимы с принципом правовой определенности.

В первоначальной редакции ст. 401.2 Закона № 433-ФЗ УПК РФ содержалась часть 3, устанавливающая годичный срок (с правом восстановления) для кассационного обжалования вступивших в законную силу судебных решений. Поскольку кассационное производство по действующему УПК РФ основывается на принципе инстанционности, для полноты соблюдения международно-правых норм и обеспечения принципа правовой определенности (resjudicata) требовалось, чтобы годичный срок кассационного обжалования был единым для двух возможных кассационных инстанций. Тем не менее, Пленум посчитал иначе. В абз 2 п. 7Постановления от 28 января 2014 г. №2 указав,что если вступившее в силу судебное решение являлось объектом кассационного рассмотрения в суде субъекта РФ, то годичный срок следует исчислять со дня вступления в законную силу постановления президиума соответствующего суда. Данное разъяснение вызвало ряд возражений в юридической периодике; Пленум в очередной раз обвинялся в не свойственной ему нормотворческой деятельности, следствием которой являлось возникновение двух самостоятельных процессуальных сроков обжалования вступивших в законную силу решений на стадии кассации.

Справедливости ради, правда, отметим, что Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 03.03.2015 № 9 спорные разъяснения абз. 2 п. 7 были устранены. Однако указанные изменения в позиции Пленума связаны отнюдь не с переменами в правосознании судей высшей судебной инстанции. Дело в том, что Федеральным законом от 31 декабря 2014 г. № 518-ФЗ (далее - ФЗ № 518-ФЗ) ч. 3 ст. 401.2 УПК РФ была признана утратившей силу. Поэтому Пленум был просто вынужден внести соответствующие, по сути, «технические» поправки в свои разъяснения.

Таким образом, после вступления в силу ФЗ № 518-ФЗ потенциальная возможность обжалования судебных решений в кассационном порядке больше не связана пресекательными сроками. Исключение составляет ст. 401.6 УПК РФ, в которой установлен годичный срок (без права восстановления) для обжалования судебных решений в кассации по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного (оправданного). Впрочем, намеченные тенденции не исключают в скором времени устранения и этого срока.

Законодатель в ФЗ № 518-ФЗ предпочел не останавливаться только лишь на одной кассации, внеся аналогичные поправки в положения гл. 48.1. УПК РФ, регулирующие производство в надзорной инстанции. Так, после соответствующих изменений, из ст. 412.2 УПК РФ исключено императивное требование о годичном сроке, в течение которого возможно обжалование судебных решений в порядке надзора. Означает ли это, что надзор по образу кассации также лишен процессуальных сроков обжалования? Ответ на этот вопрос был бы очевиден, если бы не анахронизм в виде п. 3 ч. 1 ст. 412.4 УПК РФ, в котором пропуск срока обжалования в надзорном порядке до сих пор рассматривается в качестве безусловного основания возвращения жалобы лицу её подавшему. В литературе обоснованно отмечается, что, скорее всего, это положение сохранилось в силу неудачной юридической техники внесения изменений в закон. Тем не менее, нерешенным остаётся вопрос, что же делать с жалобами (представлениями), поданными по истечении года и содержащие основания к ухудшению положения осужденного (оправданного) лица. Есть мнение, что наиболее целесообразным выходом из сложившейся ситуации будет применение аналогии упоминаемого положения ст. 401.6 УПК РФ. Иными словами - п. 3 ч. 1 ст. 412.4. УПК РФ должен применяться лишь к надзорным жалобам, представлениям, поданным по мотивам ухудшения положения осужденного в срок, превышающий год, с момента вступления решения в законную силу.

Исходя из буквального смысла закона, в данный момент мы имеем полное отсутствие процессуальных сроков обжалования судебных решений в надзорной инстанции. Поэтому, не понятна и цель законодательного регулирования, допускающая такого рода логические погрешности: стремиться ли законодатель хотя бы частично в надзорном порядке остаться верным resjudicata (как в кассации) или, во что бы то ни стало, предоставляет лицам неограниченное право на судебную защиту. Или же таким образом законодатель стремится достичь искомого баланса между принципами resjudicataи гарантии права на судебную защиту? К сожалению, мы в любом случае получаем отсутствие процессуальных сроков экстраординарных стадий и производную от него нестабильность правоотношений, которые могут бесконечно корректироваться вне всякой зависимости от истекшего срока. Как это ни парадоксально, но и эффективности судебной защиты в условиях постоянной опасности отмены окончательного судебного акта совсем не усматривается.

Заметим, что для кассационного обжалования в Верховный Суд РФ установлена дополнительная законодательная опция, позволяющая преодолеть отказное постановление судьи Верховного Суда РФ, вынесенное им единолично и без участия заинтересованных лиц. Согласно ч. 3 ст. 401.8 (ч. 3 ст. 412.5) УПК РФ Председатель Верховного Суда РФ, его заместитель имеют право не согласиться с постановлением судьи Верховного Суда РФ об отказе в передаче кассационной (надзорной) жалобы, представления для рассмотрения в судебном заседании и вынести постановление об отмене такого постановления и о передаче кассационной (надзорной) жалобы, представления с уголовным делом для рассмотрения в судебном заседании. По своей правовой природе, указанные полномочия должностных лиц высшей судебной инстанции являются дополнительным механизмом обжалования вступивших в законную силу судебных решений. Не отрицает это Конституционный Суд, который в своих решениях называет эти полномочия не иначе как «дополнительной гарантией права на пересмотр вступившего в законную силу приговора».

При этом Председатель Верховного Суда, его заместитель не вправе действовать exofficio (как это может показаться по буквальному смыслу закона).Указанные должностные лица действуют только на основании обращений заинтересованных лиц. Иное бы означало наделение судебной власти несвойственными ей функциями и ставило бы под сомнение состязательный строй процесса (ст. 15 УПК РФ). В целом мы не отрицаем процессуальной значимости рассматриваемых полномочий, которые, хотя и не вполне согласуются с принципом resjudicata, но, всё же, позволяют преодолеть погрешности анализа судебных решений «рядовых» судей. Как бы то ни было, существующий ныне процедурный механизм реализации данных полномочий не просто не согласуется с resjudicata, но и искажает смысл судебной защиты, как таковой. Дело в том, что законодатель, продекларировав в ч. 3 ст. 401.8 (ч. 3 ст. 412.5) УПК РФ формальное наличие данных полномочий, видимо забыл обозначить все нюансы их процессуальной формы. В итоге, по смыслу закона, после единоличного вынесения отказного решения судьёй Верховного Суда РФ заинтересованные лица (в том числе со стороны обвинения) не связаны никакими процессуальными сроками для обращения к ПредседателюВерховного Суда РФ с требованием отмены необоснованного постановления об отказе в передачи кассационной (надзорной) жалобы, представления для рассмотрения в судебном заседании. Вопрос о том, почему данный законодательный пробел остался без разъяснения Пленума Верховного Суда РФ так же остаётся без ответа.Между тем, дискреционные полномочия указанных должностных лиц судебной системы уже неоднократно представали в качестве объекта оценки ЕСПЧ. Так в Решении Абрамян и Якубовские против РФ ЕСПЧ ещё раз подтвердил приверженность своему подходу, при котором «средства правовой защиты, зависящие от дискреционных полномочий государственных должностных лиц и не подчиняющиеся требованиям сроков, не являются средствами правовой защиты». Отмена судебных решений в такого рода судебных инстанциях в прецедентной практике ЕСПЧ продолжает рассматриваться в качестве нарушения п. 1 ст. 6 ЕКПЧ в аспекте противоречия принципу правовой определенности (resjudicata).

2.2 Инстанционный порядок кассации и надзора по уголовным делам в аспекте его соответствия стандартам resjudicata

Действующий до введения в действие Закона от 29 декабря 2010 г. процессуальный порядок в своих ключевых аспектах сформировался, базируясь на советском влиянии многоуровневых проверок вступивших в законную силу судебных решений. Современная процедура пересмотра окончательных актов суда является исторически обусловленным преемником, действовавшего на протяжении полувековой советской и современной российской истории надзорного порядка. Характерной особенностью этого порядка являлась сложная трёхэтапная структура производства, состоящая из 1) рассмотрения жалоб (представлений); 2) изучения дела и в необходимых случаях принесения надзорного протеста уполномоченным субъектом; 3) непосредственно рассмотрения дела в судебном заседании надзорной инстанции.

Три уровня надзорной проверки были конвенционально тождественны с существующей в настоящий момент процессуальной формой: жалобы последовательно подавались в президиумы территориальных судов, Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РФ и Президиум Верховного Суда РФ. В таком виде, существующий в прошлом надзорный порядок (по сути, советского образца) неоднократно становился объектом критики со стороны ЕСПЧ, апеллирующего к правовой неопределенности данного порядка, в связи с тем, что вступившие в силу судебные решения могут оспариваться в нескольких последовательных надзорных инстанциях неоднократно.

С введением в действие Закона №433-ФЗ структура пересмотра вступивших в законную силу судебных решений изменила свой облик. Во-первых, апелляционная проверка распространена на все судебные акты. Привычная ординарная кассация, наряду с надзором теперь являются чрезвычайными средствами правовой защиты со специальным предметом и основаниями проверки. При этом масштабные по своей сути реформы практически не коснулись судоустройства. Две начальные надзорные инстанции, которые базировались в президиумах территориальных судов и судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ, после реформ стали инстанциями кассационными и только за Президиумом Верховного Суда РФ законодатель оставил его привычные надзорные функции, при конвенциональном тождестве процессуальной формы актуальных кассации и надзора.

В литературе стали появляться резонные сомнения относительно целесообразности введенной законодателем инстанционной многократности кассационной проверки. А.С. Омарова отмечает, что возможная неоднократность вряд ли свидетельствует о достаточном уважении принципа правовой определенности, который, по смыслу Европейской конвенции должен сдерживать вмешательство в судебные решения, вступившие в законную силу, даже если речь идет о пересмотре вопросов права. К тому же, не вполне ясно каким образом многократность кассационной проверки отвечает интересам процессуальной экономии, признанной доктриной, Конституционным Судом РФ и Пленумом ВС РФ как позволяющей избежать неоправданного использования временных, финансовых и кадровых ресурсов органов судебной власти государства.

В то же время, имеются и сторонники многократной проверки вступивших в силу судебных решений. И.С. Дикарев, ссылаясь на ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, рассматривает неоднократность пересмотра в качестве гарантии-условия конституционного права личности на судебную защиту, которая, в свою очередь, выступает одним из регуляторов баланса двух ключевых для пересмотра вступивших в законную силу судебных решений принципов - правовой определенности и права на судебную защиту. С подобным подходом мы согласиться не можем: модель «классической» континентальной кассации, к которой, казалось бы, законодательство стремилось подойти вплотную после проведения реформ, не предполагает возможности многократной проверки решений обладающих статусом resjudicata. Этому утверждению корреспондируют судоустройственные порядки ведущих государств доктрины континентального права (Франции, Германии, Италии), юрисдикции которых не одно десятилетие в качестве чрезвычайной судебной инстанции предусматривают единые кассационные инстанции, рассматривающие окончательные судебные акты.

Более того, системную ошибку выдаёт логическая несогласованность многоуровневости кассационной и надзорной проверки с правилами подсудности уголовных дел разным звеньям системы судов общей юрисдикции. Как итог, получилась ситуация, при которой чем выше стоит суд, рассматривающий уголовное дело по первой инстанции, тем меньше процессуальных возможностей для исправления ошибки. Так, получается, что приговоры, вынесенные мировыми судьями, могут пройти четыре уровня судебной проверки (апелляция, кассация в президиуме суда субъекта, кассация в ВС РФ и надзор), в то время как приговоры, вынесенные по наиболее сложным делам, подсудным судам уровня субъекта, всего две инстанции (апелляция и надзор) законодательно допустимы для производства проверки. В таких нормативных условиях едва ли удаётся усмотреть логику, в рамках которой незначительным делам частного обвинения о преступлениях небольшой тяжести законом предоставляются такого рода привилегии, а по делам, казалось бы, повышенной общественной значимости приходится довольствоваться, по сути, вдвое меньшей защитой.

Впрочем, если пересмотр окончательных судебных актов в кассации, хотя бы теоретически имеет логическое завершение, в практически идентичной стадии надзора неопределенность в этом вопросе приобретает вовсе одиозные рамки. По смыслу п. 5 ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ, в полномочия Президиума Верховного Суда РФ входит проверка своих же (вступивших в силу) постановлений, вынесенных по надзорным жалобам. Поскольку разъяснений к этому полномочию Президиума ни законодатель, ни Пленум Верховного Суда РФ не дают, в доктрине стали появляться мотивированные гипотезы, что исключительное, по сути, право Президиума формально является не просто неоднократным, а вовсе безграничным. В частности Н.Н. Ковтун отмечает, что данная норма допускает повторную проверку постановленных актов суда в одной и той же судебной инстанции, ибо иной надзорной инстанции в структуре судебной системы Российской Федерации просто нет. Резюмируя, автор подчеркивает, что в итоге правило res judicataдля данного производства выглядит не более чем надуманной фикцией.Схожих позиций придерживается К.В. Ивасенко, обращая внимание, что фактически разрешенная УПК РФ проверка Президиумом Верховного Суда РФ своих же надзорных постановлений представляет собой производство, направленное на переоценку ранее сделанных выводов на основе повторного рассмотрения уже исследованных ранее материалов дела.

Несмотря на неоднократную критику со стороны юридического сообщества рассматриваемых полномочий Президиума, как неоправданного посягательства на принцип resjudicata, Конституционный Суд РФ встал на сторону действующего правового регулирования, осмысляя п. 5 ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ «в качестве дополнительного способа исправления возможной судебной ошибки и обеспечения законности судебных решений» или же, как дополнительную гарантию законности и обоснованности судебных решений суда надзорной инстанции. Но, думается, что Конституционный Суд РФ, оправдывая анализируемые полномочия Президиума, забывает о собственных неоднократно цитируемых правовых позициях, суть которых сводится к тому, что использование механизма пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу, только в целях проведения повторного рассмотрения недопустимо и является грубым нарушением принципа resjudicata.

Сомнительна и роль многократности проверки в качестве балансирующего звена между принципом правовой определенности и гарантией права на судебную защиту. Интересно, каким образом в данном случае достигается баланс, в нормативных условиях, когда законность окончательного вступившего в законную силу судебного акта может подвергаться сомнению бесконечное множество раз? В данном случае мы видим ни что иное как бескомпромиссную абсолютизацию возможности подвергнуть окончательное решение сомнению. Как это ни парадоксально, но многократность проверки нивелирует все, признаваемые и раскрытые Конституционным Судом РФ положительные свойства судебной защиты. Учитывая динамичную изменчивость судебной практики, официальных разъяснений, вполне реальна ситуация, когда Президиум Верховного Суда РФ, в порядке проверки своих же постановлений начнет их отменять (изменять), ориентируясь на принципиально новые реалии правовой жизни государства; для этого уже созданы все условия. Более того, хотелось бы напомнить, что Федеральным законом № 518-ФЗdejureбыл упразднен единый для обвинения и защиты пресекательный срок на подачу надзорных жалоб (представлений), что создаёт нормативную картину, в которой стороне обвинения формально ничего не мешает подавать надзорные представления к ухудшению положения осужденного лица бесконечное множество раз, вне зависимости от истекшего с момента вступления приговора в законную силу срока. Ни это ли есть иллюзорность подлинной судебной защиты, от которой Конституция РФ стремится огородить?В контексте многократности проверки, в настоящий момент именно о такой стабильности окончательных и вступивших в силу судебных решений приходится вести речь.

Также, не вполне поддаётся объяснению и институциональная роль Президиума Верховного Суда в качестве экстраординарной надзорной инстанции. Причиной тому служит абсолютно тождественная процессуальная форма современных кассации и надзора: идентичный предмет проверки (ст. 401.1 и ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ), полное тождество в перечне у правомоченных субъектов обжалования (ч. 1,2 ст. 401.2 и ч. 1 ст. 412.1 УПК РФ), абсолютно идентичная процессуальная форма предварительного изучения кассационной или надзорной жалобы (ст. 401.7 и ст. 412.5 УПК РФ), единые основания пересмотра (ст. 401.15 и ст. 412.9 УПК РФ). В виду этого вынуждены согласиться с Л.В. Головко, который утверждает, чтонадзорный пересмотр в ряде случаев будет не дополнять кассационное производство, а восполнять его отсутствие.

В свою очередь, как нам представляется, наиболее целесообразным, соответствующим международным стандартам и сбалансированным вариантом будет нормативная ликвидация полномочий Президиума, прописанных в п. 5 ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ и упразднение компетенции на кассационное рассмотрение президиумов региональных судов. Тем самым, предлагается сократить количество кассационных инстанций до единственной судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ. В целом, процессуальная форма надзора как самостоятельной стадии, на наш взгляд, никакой концептуальной самостоятельности не имеет, что делает эту стадию несколько нецелесообразной. Тем не менее, не следует забывать об особенностях подсудности дел, которые рассматриваются по первой инстанции судами уровня субъекта федерации: мы выяснили, что право на надзор для данной категории дел является единственной возможностью исправить ошибку в правосудии после вступления судебного решения в законную силу. В данной связи надзорные полномочия Президиума Верховного Суда необходимо ограничить исключительно исследованием судебных решений, вынесенных по уголовным делам, подсудным судам уровня субъекта РФ, при нормативном исключении полномочий рассматривать определения Судебной коллегии по уголовным делам (делам военнослужащих), вынесенные ими в кассационном порядке (п. 5 ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ). Предложенная модель позволит создать логически стройную систему проверки уголовных дел по вступившим в законную силу судебным решениям, при которой «право на кассацию» будет обеспечено всем в равной мере и масштабе. С одной стороны, лицам будет обеспечено право на судебную защиту, дарованное им ст. 46 Конституции РФ, в ситуациях, когда серьёзные законные соображения перевешивают принцип и следствия правовой определенности, а также устранен явный алогизм, при котором количество возможных инстанций ставится в прямую зависимость от подсудности уголовного дела. Полагаем, таким образом удастся обеспечить равенство перед законом, несколько нивелированное действующей процессуальной формой (ст. 19Конституции РФ). С другой стороны, будут созданы условия реального действия принципа resjudicata, стабильности правоотношений, защиты авторитета судебной системы. Что самое главное, представляется, что такой подход послужит гарантией смены существующей иллюзорности судебной защиты на её подлинный конституционный характер.

2.3 Правовая определенность оснований кассационных и надзорных жалоб (представлений) в редакции Федерального закона от 3 июля 2016 г. № 322-ФЗ

Согласно статям 401.15 и 412.9 УПК РФ основаниями отмены или изменения приговора, определения или постановления суда при рассмотрении уголовного дела в кассационном и надзорном порядке являются существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела, либо выявление данных, свидетельствующих о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве. Первое основание (существенное нарушение уголовного и уголовно-процессуального закона) в целом справедливо, связано оно прямой обусловленностью данного основания с предметом оценки судов кассации и надзора, которое, как мы выяснили, не может выходить за рамки исследования законности приговора. Не подложный интерес у нас вызывает второе основание отмены судебного решения, введенное Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 322-ФЗ, а именно«выявление данных, свидетельствующих о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве» с позиции избранного законодателем правового подхода и возможных последствий, которые данный подход может повлечь. Рассмотрим данную новеллу более подробно.

Федеральный закон от 3 июля 2016 г. № 322-ФЗ (далее - ФЗ от 03.07.2016 № 322) вступил в силу15 июля 2016 г., утвердив комплекс поправок в Уголовно-процессуальный кодекс РФ. В целом, новеллы посвящены новому порядку заключения досудебного соглашения о сотрудничестве со стороной обвинения: процессуальной форме заключения и правовым последствиям его несоблюдения. В частности, поправки коснулись некоторых полномочий должностных лиц. Так, в ст. 317.3. УПК РФ добавлена новая часть 2.1., обязывающая прокурора разъяснять подозреваемому или обвиняемому, заявившему ходатайство о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, что если в суде он откажется от дачи показаний в отношении соучастников преступления и иных лиц, совершивших преступление, то его показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу против его самого. Среди прочего, в указанной части статьи 317.3. УПК РФ теперь предусматривается обязанность прокурора разъяснить подозреваемому или обвиняемому, что приговор может быть пересмотрен, если после назначения подсудимому наказания будет обнаружено, что он умышленно сообщил ложные сведения, умышленно скрыл от следствия какие-либо существенные сведения или им не соблюдены условия и не выполнены обязательства, предусмотренные досудебным соглашением о сотрудничестве.

Во исполнение и реализацию указанных нововведений, в качестве института возобновления производства по уголовному делу в связи с нарушением осужденным лицом досудебного соглашения о сотрудничестве, законодатель, в зависимость от момента выявления факта нарушения и подсудности уголовного дела, в ФЗ от 03.07.2016 № 322 избрал процессуальные формы апелляции, кассации или надзора. Как следствие, статьи 401.15 и 412.9 УПК РФ, регламентирующие основания отмены (изменения) судебных решений в кассации и надзоре, были дополнены новым основанием таким как «выявление данных, свидетельствующих о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве».

Мотивы законодателя, распорядившегося дополнить основания отмены (изменения) судебного решения в кассационном и надзорном порядке принципиально новым для российского уголовно-процессуального законодательства юридическим фактом, вызывают особый интерес в свете образовавшегося дисбаланса процессуальной формы кассации и надзора, начало которому было положено рассматриваемыми положениями ФЗ от 03.07.2016 № 322. Полагаем, что методологически верно осмыслить отмеченный дисбаланс возможно с помощью четырёх взаимосвязанных вопросов, ответы на которые нам предстоит дать в рамках настоящего параграфа. Новеллы рассматриваемой части ФЗ от 03.07.2016 № 322 вызывают следующие вопросы:

· в чём заключается действительная правовая природа кассационной и надзорной стадий уголовного процесса?

· каков реальный предмет проверки судов кассационной и надзорной стадий уголовного процесса?

· в каком процессуальном порядке данные, свидетельствующие о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве, будут устанавливаться?

· каким образом законодателю удастся не отступить от международно-правовых стандартов справедливости судопроизводства (обеспечить действие фундаментальных международно-правовых принципов nonbisinidem и resjudicata)?

Постараемся последовательно ответить на заданные вопросы и, на их основе, раскрыть предмет проблематики.

В чём заключается действительная правовая природа кассационной и надзорной стадий уголовного процесса?О правовой природе кассационной и надзорной стадий (обобщенно для гражданского и уголовного процесса) неоднократно упоминал Конституционный Суд Российской Федерации. Поэтому для ответа на текущий вопрос обратимся к его правоприменительной практике. В Определении от 17.09.2013 N 1335-О Конституционный Суд отметил, что процессуальные институты кассации и надзора предназначены для исправления судебных ошибок. Аналогично, Конституционный Суд в Определении от 05.02.2015 № 430-О уже специально для уголовного процесса указал, что «пересмотр в кассационном порядке вступивших в законную силу судебных актов (глава 47.1 УПК Российской Федерации) предусмотрен в качестве дополнительного способа исправления судебной ошибки и обеспечения законности судебных решений». Схожие правовые позиций Конституционный Суд излагал и в других своих постановлениях. О методологической сущности кассационной и надзорной стадий процесса как средства исправления ошибок юридического характера неоднократно отмечалось в доктрине.

Таким образом, цель (правовая природа) уголовных кассации и надзора заключается в исправлении исключительно субъективных погрешностей процессуальной формы, т.е. погрешностей которые в полной мере зависят от суда и судей (напр.: неправильная квалификация деяния, обоснование приговора недопустимыми доказательствами, не учет смягчающего обстоятельства при назначении наказания и т.д.). Методологически не корректно рассматривать в качестве ошибки не выявление судьями первой или апелляционной инстанции факта нарушения подсудимым условий досудебного соглашения о сотрудничестве при всех особенностях и исключениях производства в порядке гл. 40.1. УПК РФ. Именно поэтому Пленум Верховного Суда РФ в своих разъяснениях, равно как и судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда при отправлении правосудия, говоря об отмене (изменении) судебных решений в экстраординарных стадиях, указывают именно на «нарушения» процессуальной формы.

В рассматриваемом случае судья не может знать о нарушении подсудимым условий досудебного соглашения о сотрудничестве по объективным (от судьи не зависящим) обстоятельствам, предопределенным отсутствием данных об этих фактах у стороны обвинения, а также особенностями процессуальной формы гл. 40.1 УПК, которая не предполагает полноценного судебного следствия. В данной связи, невыявление факта несоблюдения (нарушения) досудебного соглашения о сотрудничестве при рассмотрении дела по существу не может объективироваться в качестве судебной ошибки или иного нарушения процессуальной формы.

Каков реальный предмет проверки судов кассационной и надзорной инстанции? Логично предположить, что прежде чем отменить приговор в связи с нарушением осуждённым условий досудебного соглашения о сотрудничестве, необходимо установить факт такого нарушения. И здесь мы невольно натыкаемся на коллизию, прямо вытекающую из специфики производства в экстраординарных судебных стадиях уголовного процесса. Дело в том, что предмет исследования судей кассационной и надзорной инстанций, согласно ст. 401.1. и ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ, ограничивается исключительно проверкой законности приговора. При этом под законностью, как нам разъясняет Пленум Верховного Суда РФ в Постановления от 28.01.2014 N 2, следует понимать правильность применения норм уголовного и норм уголовно-процессуального права (вопросы права). Далее, Пленум (в п. 10 Постановления от 28.01.2014 N 2) поясняет, что доводы кассационных жалобы, представления, если в них оспаривается правильность установления судом фактических обстоятельств дела (вопросы факта), проверке не подлежат.

Нарушение осужденным условий досудебного соглашения о сотрудничестве, по своей сути, не является вопросом правильности формальной квалификации деяния или вопросом соблюдения порядка отправления правосудия судом, т.е. не является вопросом права. Исследуемые обстоятельства являются вопросом фактической стороны процесса, которые, безусловно, учитываются при вынесении приговора, однако легально исключены из предмета исследования и оценки судей кассационной и надзорной инстанций.

Указанные характеристики предмета оценки стадий кассации и надзора прямо обусловливают неопределенность в вопросе - в каком именно процессуальном порядке данные, свидетельствующие о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве, будут устанавливаться? Как известно процессуальная форма кассации и надзора не предусматривает судебного следствия: доказательства не исследуются, а проверка законности производится только по уже имеющимся в материалах дела документам (в кассации с определенными нюансами). В тесной связи с уже рассмотренными аспектами, законодатель в тексте новой редакции закона не указал каким именно образом данные, свидетельствующие о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве, в современных нормативных условиях могут быть введены в процесс. Исходя из смысла действующей редакции статей 401.15. и 412.9. УПК РФ судья правомочен отменить окончательный и вступивший в законную силу приговор на основании оценки адресованных от стороны обвинения документов, свидетельствующих о несоблюдении (нарушении) осужденным досудебного соглашения о сотрудничестве, т.е. новых документов, по сути. В этом случае не вполне ясно, в каких пределах действует правило п. 1 ч. 7 ст. 401.16. и ч. 3 ст. 412.12. УПК РФ, предполагающее запрет на установление судом фактов, которые ранее не были установлены ни при рассмотрении дела по существу, ни в апелляционной инстанции.

Выходит, что в случаях отменны судебного решения по рассматриваемому основанию императивный законодательный запрет на установление ранее не исследованных в ординарных инстанциях фактов является не более чем юридической фикцией, нивелирующей легальный предмет кассационной и надзорной проверки и создающей необоснованные преимущества перед законом в отношении дел, рассмотренных в порядке гл. 40.1. УПК РФ. правовой определенность уголовный кассация

Каким образом законодателю удастся не отступить от международно-правовых стандартов справедливости судопроизводства (обеспечить действие фундаментальных принципов nonbisinidem и resjudicata)? Как мы выяснили, практика применения ЕСПЧ Европейской конвенции сводится к тому, что повторная инициация процесса, а равно преодолениеresjudicataи nonbisinidemв рамках того же дела и после вступления судебного решения по нему в законную силу всё же возможна при соблюдении определенных в ч. 2 ст. 4 Протокола № 7 условий. Так, согласно данной статье конвенции, преодолеть окончательность и неопровержимость вступившего в силу судебного акта возможно по двум обстоятельствам: 1) в связи с вновь открывшимися или новыми обстоятельствами или 2) в связи с существенными нарушениями в ходе предыдущего разбирательства, повлиявшими на исход дела.

Примечательно, что в сложившихся нормативных условиях адаптировать такое основание отмены вступившего в законную силу судебного решения как «выявление данных, свидетельствующих о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве» под вышерассмотренные международно-правовые требования едва ли удаётся. Во-первых, как таковым «существенным нарушением» данное основание, как мы выяснили, по своей сути, являться не может. К тому же, в текстах статей 401.15. и 412.9. УПК РФ законодатель сам нормативно разграничивает «существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона» и «выявление данных, свидетельствующих о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве». Во-вторых, действующее на сегодняшний день правовое регулирование не рассматривает спорное основание отмены, ни в качестве вновь открывшегося ни в качестве нового обстоятельства. Получается, что «выявление данных, свидетельствующих о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве» как основание отмены судебного решения после вступления его в законную силу несколько выбивается из правового поля. Поскольку положения Европейской конвенции имеют приоритет перед нормами УПК (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ; ч. 3 ст. 1 УПК РФ), судье в соответствующих случаях не остаётся выбора, как воспользоваться разъяснениями п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.1995 N 8 и применить правила ЕКПЧ, которые данное основание не допускают в качестве возможного основания отмены окончательного акта. Такое кассационное или надзорное представление подлежит возвращению как не отвечающее формальным требованиям (п. 1 ч. 1 ст. 401.15 УПК РФ). При таких обстоятельствах, «выявление данных, свидетельствующих о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве» как основание отмены судебного решения в кассации и надзоре является не более чем «мёртвой» нормой. К сожалению, сложившиеся нормативные условия не оставляют возможности для иного вывода.

Тем не менее, как представляется, преодолеть сложившуюся неопределенность, при этом, не исключая объективной необходимости рассматриваемого основания отмены судебного решения, возможно. Внимательно проанализировав проблемное основание, можно сделать вывод, что, как таковое, «выявление данных о несоблюдении лицом условий…, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве» в принципе вполне реально ввести в процесс, но не посредством применения процессуальных стадий кассации и надзора, которые, как мы выяснили концептуально и технически просто не приспособлены к данным инстанциям, а в порядке применения положений главы 49, регламентирующей внеинстанционную стадию производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

Как известно, в отличие от остальных проверочных стадий производство по новым и вновь открывшимся призвана разрешать ситуации, когда суд действовал формально правильно, но состоявшееся решение всё равно, в конечном счете, оказывается незаконным и несправедливым. Важнейшим смыслообразующим отличием данной инстанции является возможность восполнения чисто фактической стороны спорного уголовного дела в отношении обстоятельств которые ранее не были известны ни следствию, ни суду, что, однако, не помешало вынесению формально правильного судебного решения. Это корреспондирует и с понимаем ЕСПЧ, который в качестве оснований к пересмотру дел указывает «доказательства, которые ранее не были объективно доступными и могут привести к иному результату судебного разбирательства». Безусловно, в рассматриваемой ситуации необходимо понимать, что ключевым словом является наречие «объективно», именно поэтому ситуации, когда сторона обвинения в силу погрешностей предварительного следствия просто пытается восполнить его неполноту являются недопустимыми, на чём настаивает и Верховный Суд РФ.

Таким образом, обратим внимание, что по своей процессуальной природевыявление факта нарушения подсудимым условий досудебного соглашения о сотрудничестве является новым обстоятельством, т.е.которого не существовало на момент вступления приговора или иного судебного решения в законную силу и, в связи с этим, по объективным обстоятельства мне было известно суду. Определенные нормативные затруднения в имплементации отмеченной идеи могут быть связаны с законодательным определением новых обстоятельств п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ. Так, согласно данной статье новыми обстоятельствами являются «…подтверждающие наступление в период рассмотрения уголовного дела судом или после вынесения судебного решения новых общественно опасных последствий инкриминируемого обвиняемому деяния, являющихся основанием для предъявления ему обвинения в совершении более тяжкого преступления». Не трудно заметить, что возникновение нового обстоятельства к ухудшению положения осужденного по российскому законодательству ставиться в прямую зависимость от последствий инкриминируемого осужденному деяния. В нашем же случае отнюдьне само преступное деяние является фактором-условием возможности возобновления производства, а выявление факта несоблюдения условий досудебного соглашения о сотрудничестве, в связи с которым лицу было назначено наказание в меньшем объёме (по правилам ч. 2 или ч. 4 ст. 62 УК РФ), т.е. фактор исключительно уголовно-процессуальный. Последнее несколько не вписывается в устоявшуюся концепцию п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ, однако не исключает самой процессуальной природы производства по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

В данной связи, полагаем, что целесообразно дополнить ч. 4 ст. 412 УПК РФ пунктом 2.2: «выявление данных, свидетельствующих о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве», а также внести институциональное дополнение к определению нового обстоятельства в п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ, расширяющее его смысловые рамки и позволяющее учитывать, среди прочих, и описываемое нами проблемное основание. Так, в новой редакции п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ должен выглядеть следующим образом: «новые обстоятельства - указанные в части четвертой настоящей статьи обстоятельства, не известные суду на момент вынесения судебного решения, исключающие преступность и наказуемость деяния или подтверждающие наступление в период рассмотрения уголовного дела судом или после вынесения судебного решения новых общественно опасных последствий инкриминируемого обвиняемому деяния или иных фактов, являющихся основанием для предъявления ему обвинения в совершении более тяжкого преступления.

Резюмируя вышеизложенные рассуждения, отметим, что осмысление законодателем такого основания отмены приговора как «выявление данных, свидетельствующих о нарушении досудебного соглашения о сотрудничестве» в качестве нового обстоятельства позволит:

1) оптимизировать процессуальный порядок производства по вступившим в законную силу судебным решениям, избавить его от концептуальных неточностей и противоречий;

2) в полной мере соблюсти фундаментальные принципы resjudicata и nonbisinidem, реализуемые в п. 2 ст. 4 Протокола №7к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и, тем самым, позволит должным образом исполнить международно-правовые обязательства России.

Заключение

В целях настоящего исследования, нами был проведён последовательный анализ действующего правового регулирования уголовных кассации и надзора на предмет его соответствия международно-правовым началам и стандартам принципа правовой определенности в его аспекте resjudicata.

В рамках проведенного исследования нами были сделаны следующие промежуточные выводы:

1. в предметном вопросе наблюдаются существенные противоречия между правоприменительной практикой российских судов и, собственно, прямой законодательной волей, препятствующие имплементации принципа правовой определенности (resjudicata) в российское уголовно-процессуальное законодательство в его классической неискаженной форме;

2. предполагаемое разрешение диалектического противоречия между принципом правовой определенности (res judicata) и гарантией права на судебную защиту, в настоящее время неуклонно сводится в законодательстве к абсолютизации второго, что, фактически, реанимирует действовавший до реформы Закона № 433-ФЗ, известный советскому законодательству, механизм «неограниченной» проверки вступившего в силу судебного решения, тем самым аннулируя смысл реформ;

3. усматривается отсутствие последовательности законодателя в вопросе создания необходимых механизмов (гарантий) действия принципа правовой определенности (resjudicata)в уголовно-процессуальном законодательстве, таких как, предмет исследования экстраординарных судебных производств, пресекательные сроки обжалования вступивших в силу судебных решений, процессуальный порядок и основания отмены вступивших в законную силу судебных решений.

Основной вывод. Реформированная Федеральным законом от 29 декабря 2010 № 433-ФЗпроцессуальная форма уголовных кассации и надзора всё ещё не оптимизирована под декларируемые Конвенцией о защите прав человека и основных свобод международно-правовые стандарты правовой определенности(res judicata). Безусловно, сложившаяся правовая ситуация создаёт дополнительные перспективы для решения серьёзных законотворческих задач, главной целью которых должно являться совершенствование порядка производства по вступившим в законную силу актам правосудия, посредством последовательной имплементации институтов справедливого судопроизводства европейского образца.

Список использованных источников

НОРМАТИВНО-ПРАВОВЫЕ АКТЫ

1. Конституция РФ, принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30 декабря 2008 г. №6-ФКЗ, от 30 декабря 2008 г. №7-ФКЗ, от 5 февраля 2014 г. №2-ФКЗ, от 21 июля 2014 г. №11-ФКЗ) // Собрание законодательства РФ. - 2014. - №31. - Ст.4398.

2. Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. - 1994. - №12. - С.5-11.

3. Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.) и Протоколы к ней // Собрание законодательства РФ. - 2001. - №2. -Ст.163.

4. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. №174-ФЗ // Собрание законодательства РФ. - 2001. - №52 (ч. I). - Ст. 4921.

5. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 №63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. -1996. - N 25. - Ст. 2954.

6. Федеральный закон от 29 декабря 2010 № 433-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. - 2011. - N 1. - Cт. 45.

7. Федеральный закон от 31 декабря 2014 г. № 518-ФЗ «О внесении изменений в статьи 401.2 и 412.2 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации»//Собрание законодательства РФ. - 2015. - N 1 (часть I). - Ст. 71.

8. Федеральный закон от 03.07.2016 N 322-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросу совершенствования порядка судопроизводства при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве» // Собрание законодательства РФ. - 2016. - N 27 (часть II). - Ст. 4255.

РЕШЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА, ПОСТАНОВЛЕНИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ; ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПЛЕНУМА ВЕРХОВНОГО СУДА; ИНАЯ СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА

9. Постановление ЕСПЧ от 26.04.1979 «Санди Таймс против Соединенного Королевства» (жалоба N 6538/74) [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правой системы «КонсультантПлюс».

10. Постановление ЕСПЧ от 28.10.1999 «Дело «Брумареску (Brumarescu) против Румынии» (жалоба №28342/95) [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правой системы «КонсультантПлюс».

11. Постановление ЕСПЧ от 24.07.2003 «Дело «Рябых (Ryabykh) против Российской Федерации» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2003. - N 12.

12. Постановление ЕСПЧ от 20.07.2004 «Дело «Никитин (Nikitin) против Российской Федерации» (жалоба № 50178/99) [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правой системы «КонсультантПлюс».

13. Постановление ЕСПЧ от 25.04.2006«Дело «Засурцев (Zasurtsev) против Российской Федерации» (жалоба N 67051/01) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека, 2007, N 3.

14. Постановление ЕСПЧ от 24.05.2007 «Дело «Радчиков (Radchikov) против Российской Федерации» (жалоба N 65582/01) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2007. - N 10.

15. Постановление ЕСПЧ от 27.06.2013 «Дело «Плетменцев (Pletmentsev) против России» (жалоба N 4157/04) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2013. - N 7.

16. Постановление ЕСПЧ от 18.11.2004 «Дело «Праведная (Pravednaya) против Российской Федерации» (жалоба N 69529/01) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2005. - N 5.

17. Постановление ЕСПЧ от 06.12.2007 «Дело «Беян (Beian) против Румынии»// Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2008. - N 2.

18. Постановление ЕСПЧ от 12.07.2007 г. «Дело «Ведерникова (Vedernikova) против Российской Федерации» (жалоба N 25580/02) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2009. - N 1.

19. Постановление ЕСПЧ от 23.07.2009 «Дело «Сутяжник» (Sutyazhnik) против Российской Федерации» (жалоба N 8269/02)// Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2010. - N 3.

20. Решение ЕСПЧ от 09.03.2006 «По вопросу приемлемости жалобы № 72776/01 «Афанасий Семенович Братякин против Российской Федерации» (Afanasy Semenovich Bratyakin v. Russia) // Российская юстиция. - 2006. - № 11.

21. Решение ЕСПЧ от 12.05.2015 «По вопросу приемлемости жалобы N 38951/13 «Роберт Михайлович Абрамян (Robert Mikhaylovich Abramyan) против Российской Федерации», жалобы N 59611/13 «Сергей Владимирович Якубовский (Sergey Vladimirovich Yakubovskiy) и Алексей Владимирович Якубовский (Aleksey Vladimirovich Yakubovskiy) против Российской Федерации» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. Российское издание. - 2015. - N 12(162).

22. Постановление Конституционного Суда РФ от 19.03.2003 № 3-П «По делу о проверке конституционности положений Уголовного кодекса Российской Федерации, регламентирующих правовые последствия судимости лица, неоднократности и рецидива преступлений, а также пунктов 1 - 8 Постановления Государственной Думы от 26 мая 2000 года «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 годов» в связи с запросом Останкинского межмуниципального (районного) суда города Москвы и жалобами ряда граждан» // Собрание законодательства РФ. - 2003. - N 14. - Ст.1302.

23. Постановление Конституционного Суда от 5 февраля 2007 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан»// Собрание законодательства РФ. - 2007. - N 7. - Ст.932.

24. Определение Конституционного Суда РФ от 25.01.2012 № 39-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Непомнящего Александра Николаевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 412 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»[Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правой системы «КонсультантПлюс».

25. Постановление Пленума Верховного Суда от 28 января 2014 г. №2 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции»// Бюллетень Верховного Суда РФ. - N 4. - Апрель. - 2014.

26. Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 03.03.2015 № 9 «О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ. - N 5. - Май. - 2015.

27. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22.09.2015 № 38 «О внесении в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекта федерального закона «О внесении изменений в Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации и отдельные федеральные законы» [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правой системы «КонсультантПлюс».