Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

В настоящее время продолжает много внимания уделяться дисбалансу мнений по проблеме установления и доказывания вины, в том числе ответственности и наказания за неосторожность. В институте вины многоаспектность делает проблему преступной неосторожности одной из наиболее актуальных, недостаточно изученных, сложных и противоречивых криминологических и социально-правовых проблем.

Совершение преступления в соучастии представляет, как правило, повышенную опасность по сравнению с преступлением, совершенным в одиночку. Это объясняется тем, что объединение усилий соучастников делает совершение преступления более продуманным, появляются большие возможности для сокрытия совершенного преступления. В результате совершение задуманного становится более легким для соучастников и нередко толкает их на самые тяжкие и дерзкие преступления. При совершении преступления в соучастии обычно причиняется больший ущерб и наступают более тяжкие преступные последствия. Предупреждение преступности в целом и преступности организованной в особенности (которая является формой преступности с соучастием) - одна из важнейших задач правоохранительных органов, эффективность деятельности которых базируется на достижениях со-временной науки, в частности уголовного права.

На протяжении всей истории развития российского уголовного права соучастие признается одним из наиболее сложных и дискуссионных институтов. И в настоящее время многие вопросы, особенно относящиеся к сложным формам соучастия, продолжают сохранять свою значимость.

Объектом исследования является практика института неосторожного сопричинения.

Предметом исследования в настоящей работе послужили нормативно-правовые акты, научная литература, периодические издании и материалы судебной практики по теме исследования.

Степень научной разработанности. В отечественной науке уголовного права проблемы института соучастия рассматривались в работах видных дореволюционных ученых: Л.С. Белогриц-Котляревского, А.С. Жиряева, Г.Е. Колоколова, С.В. Познышева, П.П. Пусторослева, Н.Д. Сергеевского, В.Д. Спасовича, Н.С. Таганцева, И.Я. Фойницкого, И.Я. Хейфеца.

Объектом исследования является практика института неосторожного сопричинения вреда в уголовном праве в Российской Федерации.

Предметом исследования является институт правового регулирования неосторожного сопричинения вреда в Российской Федерации.

Целью данной курсовой работы является исследование неосторожного сопричинения вреда в уголовном праве Российской Федерации.

Задачи курсовой работы:

1) рассмотреть особенности неосторожности как формы вины и их проявление в судебной практике;

2) проанализировать понятие и проблемы правовой природы соучастия в преступлениях;

3) исследовать понятие соучастия и признак совместного соучастия;

4) рассмотреть форму и вид соучастия как основание дифференциации уголовной ответственности соучастников преступления;

5) исследовать вопросы квалификации деяний неосторожных сопричинителей;

6) рассмотреть уголовную ответственность сопричинителей вреда по неосторожности.

В данной работе использованы следующие методы исследования - метод системного анализа, методы сравнительного анализа, методы обобщения и систематизации.



1. Характеристика категорий «неосторожность» и «соучастие» в уголовном праве

1.1 Особенности неосторожности как формы вины и их проявление в судебной практике

Понятие неосторожности, ее признаки как формы вины издавна обсуждались в работах многих авторов. И сегодня уголовно-правовая регламентация неосторожности вызывает неподдельный интерес со стороны не только ученых, но и практических работников. Очевидно, причина заключается в самом подходе законодателя к изложению данного института уголовного права. В соответствии со статьей 26 Уголовного кодекса РФ (далее - УК РФ) преступление считается совершенным по неосторожности, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий или если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия.

Как мы видим, главным отграничительным признаком неосторожного преступления от умышленного является отсутствие осознания общественно опасного характера совершаемого деяния. В то же время законодатель прямо на это не указывает, а лишь подразумевает, перечисляя признаки неосторожного преступления. В психологии поведения личности мы находим подтверждение тому, что лицо при совершении неосторожного преступления не осознает общественно опасный характер совершаемого деяния, в противном случае оно не решилось бы на преступление. При осознанном поведении лицо, которым движет желание совершить общественно опасное деяние, в большинстве случаев понимает, к какому результату могут привести определенные действия, оно способно планировать их, продумывая все вплоть до отдельных деталей. Преступлению по неосторожности не предшествует заблаговременная подготовка, так как в действиях лица изначально нет злого умысла. Однако лицо предвидит или в силу презюмируемых психических особенностей способно предвидеть возможность наступления неблагоприятных последствий совершаемого им деяния.

Постараемся обозначить характерные признаки неосторожного преступного деяния. Когда субъект осознает, что его неосторожное преступление вызвало общественно опасные последствия, он испытывает отрицательные эмоции, так как итог действий субъекта становится для него неожиданным и неприятным. Между тем, по мнению А.И. Рарога, «желаемыми являются не только те последствия, которые приятны виновному, доставляют ему внутреннее удовлетворение, но и те, которые при внутреннем отрицательном эмоциональном отношении к ним со стороны виновного представляются ему тем не менее нужными или неизбежными на пути удовлетворения потребности, ставшей побудительной причиной к действию». Сказанное с полным основанием можно отнести ко многим случаям совершения умышленных преступлений, но оно не характеризует психическую деятельность субъекта при неосторожных преступлениях. Для этих деяний характерно именно отрицательное эмоциональное отношение лица к наступившим общественно опасным последствиям. В том случае, если лицо желает наступления определенного общественно опасного последствия, то есть действует умышленно, но для достижения итоговой цели сознательно допускает наступление иных сопутствующих последствий, это лишь подтверждает безразличное отношение лица к иным общественно опасным последствиям.

При неосторожном преступлении индивид не осознает, что его поведение в данной конкретной ситуации является общественно опасным, потому что он: 1) или неверно представляет себе развитие причинно-следственных связей, которые приводят к общественно опасным последствиям (преступная небрежность); 2) или самонадеянно рассчитывает на предотвращение наступления неблагоприятных общественно опасных последствий, опять же заблуждаясь в своем представлении о действительном характере в развитии причинности (преступная самонадеянность). В обоих возможных случаях лицо не осознает, что в складывающейся ситуации в его поведении заложена общественная опасность.

Проиллюстрируем вышесказанное на примере из судебной практики. Так, приговором Петропавловск-Камчатского городского суда от 24 августа 2010 г. К. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 3 ст. 264 УК РФ. К., нарушив правила дорожного движения, не подав сигнал световым указателем поворота соответствующего направления (п. 8.1 Правил дорожного движения РФ), а также нарушив требования части 1 п. 1.5 упомянутых Правил, согласно которому участники дорожного движения должны действовать таким образом, чтобы не создавать опасности для движения и не причинять вреда, совершил наезд на пешехода Ш., которая скончалась. Вследствие дорожно-транспортного происшествия потерпевшей были причинены телесные повреждения в виде закрытой черепно-мозговой травмы, осложнившейся отеком и набуханием головного мозга с вклиниванием стволовой его части в большое (затылочное) отверстие.

Из приведенного примера видно, что виновное лицо, нарушая правила дорожного движения, надеялось на водительский опыт или на «случай», лишь отдаленно представляя себе возможность наступления общественно опасного последствия в виде причинения вреда здоровью или причинения смерти потерпевшему. Немаловажным при анализе совершенного неосторожного преступления является учет эмоционального состояния лица. В данном случае было установлено, что эмоциональное отношение виновного к наступившему общественно опасному последствию является отрицательным, поскольку для него указанное последствие оказалось неожиданным, несмотря на потенциальную возможность его предвидения.

Исследуя особенности неосторожных преступлений, следует обратиться к разъяснениям Н.С. Таганцева, содержащимся в его известных лекциях по курсу уголовного права. Там он указывает, что в российском уголовном праве под несомненным влиянием Австрийского уложения появилось понятие неосторожности как формы виновности субъекта в совершенном общественно опасном деянии. Н.С. Таганцев выделяет главные признаки неосторожности, позволяющие отграничить ее от умышленной формы вины и невиновного причинения вреда, к которым он относит прежде всего возможность предвидения запрещенного результата, степень надлежащей предусмотрительности лица. Н.С. Таганцев также замечает, что «не вполне единодушно разрешается вопрос о масштабе предвидимости результата, хотя большинство склоняется к определению его субъективным масштабом, то есть с точки зрения действующего субъекта, с принятием в расчет его индивидуальных свойств и способностей: деяние признается неосторожным, когда именно совершившее его лицо могло предвидеть запрещенный результат, если бы оно сделало большее напряжение своих духовных сил».

Другой известный российский криминалист того времени Э.Я. Немировский полагает, что неосторожная вина служит дополнением вины умышленной и может сопровождаться следующими нюансами: 1) когда у действующего лица было сознание совершаемого, но не было хотения - преступная самонадеянность и 2) когда отсутствовало само осознание - преступная небрежность. В первом случае действующий сознает, что последствием его деятельности может быть посягательство на правоохраняемый интерес. К примеру, от производимого им химического опыта может произойти взрыв здания. Но субъект не относится безразлично к этому последствию, старается не допустить его, предполагает, что благодаря принятым им мерам предосторожности или другим обстоятельствам преступные последствия не наступят. Действующий, если можно так выразиться, осознает возможность учинения преступного деяния in abstracto, но не осознает возможности наступления его in concreto. Во втором случае действующий не осознает, что он учиняет преступное деяние, хотя и мог бы это предвидеть при надлежащей внимательности; только с исчезновением возможности предвидения устраняется всякая субъективная виновность и начинается господство случая. Уложение о наказаниях 1845 г. не давало точного определения неосторожности, указывая только на элементы этого понятия. Так, Уголовное уложение постановляет: преступное деяние почитается неосторожным, когда виновный: 1) не предвидел оного, хотя мог или должен был предвидеть, или 2) когда он предвидел наступление обусловливающего преступность деяния последствия, но предполагал предотвратить таковое.

Таким образом, отграничивая неосторожное преступление от умышленного, необходимо определить, предвидело ли лицо возможность наступления общественно опасных последствий своей деятельности или могло ли оно при достаточной внимательности предвидеть наступление подобных общественно опасных последствий. Однако правоприменители не всегда правильно применяют указанную конструкцию неосторожного преступления. На наш взгляд, это подтверждает вывод, что понятие неосторожности имеет ряд недостатков, существенно затрудняющих его применение. Сложившееся положение требует, чтобы понятие неосторожности содержало признаки, более отчетливо отграничивающие неосторожное преступное деяние от умышленного.

Резюмируя вышесказанное, можно прийти к выводу, что понятие неосторожности с учетом ее социального проявления должно выглядеть примерно следующим образом:

«Преступление признается совершенным по неосторожности, если лицо не осознавало общественной опасности своего деяния, поскольку:

1) или без достаточных на то оснований самонадеянно (легкомысленно) рассчитывало, что общественно опасные последствия в результате совершаемого деяния не наступят;

2) или вообще не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при достаточной внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия».

1.2 Понятие и проблема правовой природы соучастия в преступлении

Проблема соучастия - одна из самых сложных в теории уголовного права. В связи с этим, естественно, возникает вопрос о необходимости института соучастия. Разве нельзя сформулировать каждую статью Особенной части УК РФ так, чтобы она охватывала одновременно и деяния исполнителя преступления, и деяния соучастников? Можно, но в соучастии совершается практически лишь каждое шестое преступление, поэтому вряд ли целесообразно так «нагружать» каждую статью Особенной части УК РФ.

Гораздо удобнее и эффективнее закрепить институт соучастия в Общей части УК РФ и каждый раз в случае совершения преступления несколькими лицами его использовать. Есть еще один путь - квалифицировать деяния соучастников как самостоятельно наказуемые, что сейчас имеет место, например, в отношении лиц, содействующих террористической деятельности (ст. 205.1 УК РФ).

Думается, что и это теоретически возможно, но тогда придется в несколько раз увеличить количество статей Особенной части УК РФ, что также нецелесообразно. Кроме того, возникают еще вопросы, связанные с конкуренцией общей и специальной норм УК РФ, но об этом речь пойдет в другой главе работы. В этой связи законодатель и сконструировал институт соучастия в Общей части. Однако его существование обусловлено не только наличием указанных трудностей при конструировании Особенной части. В конце концов, вообще существование института соучастия не может зависеть от места расположения в законе. Дело в другом. Соучастники (в том числе исполнитель) совершают преступление совместно, поэтому и нельзя оценивать их деяния в качестве самостоятельных. В этом и состоит необходимость института соучастия.

В свое время М.Д. Шаргородскому существование института соучастия представлялось необходимым для того, чтобы «разрешить вопрос о наказуемости деяний, которые не предусмотрены статьями Особенной части, но представляют общественную опасность в связи с тем, что деяние лица, непосредственно совершившего такое преступление, находится в причинной связи с этими виновными действиями и предусматривается как наказуемое статьями Общей и Особенной части». Прежде всего, нельзя согласиться с тем, что исполнитель непосредственно совершает преступление, поскольку это означает, что он обошелся без помощи соучастников. Далее, действия исполнителя не могут находиться в причинной связи с действиями соучастников, потому что если, например, действия подстрекателя являются причиной действий исполнителя, то привлечение последнего к уголовной ответственности невозможно. М.Д. Шаргородский также утверждал: «Институт соучастия определяет круг лиц, ответственных за совершение преступного деяния, - в этом и только в этом его смысл и значение». Здесь необходимо принципиальное уточнение.

Институт соучастия позволяет определить круг лиц, ответственных за совместное, а не самостоятельное совершение преступления. По этой причине нельзя согласиться, в частности, с позицией уважаемого ученого, что, когда в действиях каждого из лиц, совершивших совместно преступление, имеется состав, предусмотренный статьей Особенной части, для квалификации их деяний в институте соучастия нет надобности. Указанные лица в любом случае совершают преступление совместно, а не самостоятельно и являются соучастниками. В целом предложенное М.Д. Шаргородским обоснование необходимости существования института соучастия следует оценивать исключительно положительно. Учитывая, что»… пожалуй, нет в Общей части уголовного права института, содержащего в себе большего количества фикций и презумпций, чем институт соучастия», представляется, что уважаемый ученый успешно «похоронил» презумпцию соучастия, согласно которой лицо, имевшее определенное отношение к совершению преступления, признавалось а priori соучастником независимо от наличия причинной связи.

В России первое определение понятия соучастия дал профессор А.С. Жиряев. Он понимал под соучастием «стечение нескольких преступников при одном и том же преступлении», выделяя два признака соучастия: 1) участие нескольких лиц и 2) их участие в одном преступлении.

Позднее профессор Н.С. Таганцев выделил в соучастии субъективный признак: «Соучастием в техническом смысле может быть названо только такое совпадение нескольких лиц в преступлении, при котором, благодаря общности их вины, каждый отвечает за все деяние в полном объеме. Такая общая виновность предполагает не только наличность преступного умысла у действующих, но и однородное направление воли. Внешним признаком, без которого немыслимо соучастие, является соглашение на преступление».

Наконец, нельзя не упомянуть предложенное профессором С.В. Познышевым определение соучастия, в котором четко выделены объективные и субъективные признаки соучастия: «Соучастие можно определить как виновное совершение одного преступления совместной деятельностью нескольких лиц».

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. впервые оформили общее понятие соучастия, и, соответственно, УК РСФСР 1960 г. под соучастием понимал умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления. Указанное определение соучастия вызывало разногласия по поводу того, распространяется ли умышленность помимо характеристики совместности еще и на характеристику самого преступления. Так, М.Д. Шаргородский считал, что спорность вопроса о возможности соучастия в неосторожном преступлении была окончательно разрешена формулировкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик: «Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления» (ст. 17), а преступление ведь может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности (ст. ст. 8 и 9 Основ). Представляется очевидным по этому поводу, что умышленно совершить неосторожное преступление невозможно. Противники же признания возможности соучастия в неосторожном преступлении уже тогда предлагали определение: «Соучастие есть умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления». Можно только сожалеть, что в то время указанное предложение не было принято.

Согласно другой точке зрения, «положение закона о том, что соучастие - это умышленное совместное совершение преступления, делает ненужной ссылку на то, что и сами преступления, совершаемые в соучастии, должны быть умышленными». В принципе это правильно, но, как видим, такая ссылка необходима хотя бы для того, чтобы избежать утверждений о возможности соучастия в неосторожном преступлении.

В УК РФ законодательное определение соучастия было дополнено, и умышленность была распространена и на характеристику совместности, и на характеристику преступления. Закрепленное в ст. 32 УК РФ определение соучастия: «Соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления» является правильным и полным, исключающим и неосторожное участие в умышленном преступлении, и умышленное участие в неосторожных действиях другого лица, и, наконец, совместное неосторожное участие. По верному замечанию Д.А. Безбородова, вопрос в данном случае носит терминологический характер, который не является искусственным или надуманным, а имеет практическое значение. Дело в самом термине «соучастие», которому пытаются придать неосторожный характер.

Термин «умышленно», полагает В.А. Нерсесян, использованный в тексте ст. 32 УК РФ дважды, исключает его распространение на случаи неосторожного поведения. Причем невозможно соучастие в неосторожном причинении вреда при выполнении сложных (с двумя формами вины) составов преступлений. Институт соучастия применим лишь в рамках основного состава преступления. Неосторожный производный (дополнительный) результат не будет результатом соучастия. Заметим, справедливости ради, что последнее утверждение было высказано уже достаточно давно.

Таким образом, предложенная системная конструкция соучастия и понимание соучастия как феномена социального взаимодействия снимают вопросы о придаточном или, наоборот, самостоятельном характере ответственности соучастников.



2. Проблемы понятия и признаков соучастия в преступлении

2.1 Понятие соучастия и признак совместного участия

Статья 32 УК РФ соучастием в преступлении признает умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. На основании этого определения в юридической литературе выделяют в соучастии две группы признаков. К первой относят объективные признаки, обычно говорят о количественном (совершение деяние двумя или более лицами) и качественном (совместность участия в совершении единого преступления) признаках. По поводу второй группы (субъективных признаков) мнения авторов расходятся: одни ограничиваются указанием на признак умышленности совершаемого преступления, другие вслед за законодателем различают в качестве отдельных признаков «умышленность совершаемого преступления» и «умышленность участия» в совершении такого преступления.

Разные точки зрения высказываются и при характеристике признака совместности: в узком смысле он отражает особенности лишь объективной стороны преступления, совершаемого в соучастии, а в широком - еще и специфику субъективной стороны совершенного в соучастии преступления. Примечательно, что эти подходы объединяет не только то, что совместность в них наделяется статусом признака понятия соучастия и рассматривается в одном ряду с другими признаками, но и то, что в обоих случаях остается открытым вопрос о родовой специфике понятия соучастия. Между тем правила конструирования дефиниции любого понятия (если она состоит из указания на род и видовые отличия) требуют определенности первоначально в родовой принадлежности понятия и только затем - в его видовых отличиях (признаках).

Существование нерешаемых или трудно решаемых в рамках учения о соучастии проблем, возникающих при рассмотрении преступления, совершенного с участием нескольких лиц, сомнений не вызывает. На наш взгляд, вряд ли правильно в качестве более общего, чем соучастие, понятия в настоящее время рассматривать устаревший термин «стечение» или понятие множественности субъектов преступления (многосубъектность преступления). Конечно, с некоторой долей условности все преступления можно подразделить на две группы: совершенные в одиночку, одним субъектом и совершенные несколькими лицами, множеством субъектов. Однако о совершении преступления несколькими лицами или субъектами речь может идти лишь при условии совершения ими преступления совместно. Поскольку и иные выделяемые ныне в понятии соучастия признаки не могут рассматриваться вне связи с совместностью участия в совершении преступления, то напрашивается вывод: соучастие есть только одна из разновидностей (форм) совместного совершения преступления. Но если это так, то вопреки сложившемуся мнению совместность совершения преступления следует рассматривать как родовое понятие, по отношению к которому соучастие выступает как видовое понятие, имеющее, с одной стороны, общие, а с другой - специфические по сравнению с иными видами совместного совершения преступления признаки.

Действительно, характеризуя понятие соучастия как вид (форму) совместного совершения преступления, нужно принять во внимание прежде всего то, что любая совместная деятельность мыслится лишь постольку, поскольку она, в отличие от действий одиночки, осуществляется не одним, а несколькими лицами. В связи с этим часто декларируемый в юридической литературе тезис о самостоятельной значимости признаков «совершение преступления двумя или более лицами» и «совместность участия» не может считаться обоснованным, поскольку логически допускает возможность участия в совершении преступления двух или более лиц при отсутствии совместности их деятельности, а также совместной деятельности без признака участия в ней двух или более лиц. Между тем одно без другого не существует: отсутствие совместности дает основание говорить о совершении одного преступления не двумя или более лицами, а отдельно действующими лицами, что далеко не одно и то же; отсутствие двух или более лиц исключает возможность признания преступления совместно совершенным.

Если говорить о количественной характеристике участников совместно совершаемого преступления и преступления, совершаемого в соучастии, то применительно к последнему ни о какой специфике речь идти не должна, поскольку согласно ст. 32 УК РФ соучастие предполагает участие двух или более лиц, т.е. любое множество участников. Сложнее решается вопрос об их качественной специфике. К сожалению, законодатель не уточняет, кого он подразумевает под термином «лица»: только вменяемых, достигших к моменту совершения преступления требуемого для привлечения к уголовной ответственности возраста, одним словом, субъектов преступления, либо и тех, кто в силу невменяемости или недостижения требуемого минимального возраста не может нести уголовную ответственность, потому что не может быть субъектом преступления.

Большинство представителей теории уголовного права на этот вопрос отвечают однозначно: соучастие невозможно тогда, когда одно из участвующих в преступлении лиц обладает, а другое не обладает всеми обязательными признаками субъекта преступления. В связи с этим в уголовно-правовой науке не признается наличие соучастия при так называемом посредственном причинении вреда: если преступный замысел осуществляется чужими руками, т.е. «подговоривший ребенка поджечь дом, давший умалишенному нож, которым тот учинил убийство, являются с точки зрения уголовного права единственными виновниками поджога или убийства» (Н.С. Таганцев). Аналогично решается вопрос и применительно к преступлениям, совершаемым лицом, способным нести уголовную ответственность, совместно с невменяемым или малолетним.

Еще в период действия прежнего уголовного законодательства в теории и судебной практике возник также вопрос об уголовно-правовой оценке совместного совершения несколькими лицами преступления, состав которого содержит признак специального субъекта, если при этом в преступлении принимали участие лица, обладающие и не обладающие таким признаком (например, хищение имущества совместно с лицом, которому оно было вверено). Выработанное в тот период правило квалификации не исключало признания преступлений такого рода совершенными в соучастии, но подчеркивалось, что объективная сторона в них могла быть выполнена только специальным субъектом. Данное правило впервые было нормативно закреплено в ч. 4 ст. 34 УК РФ, которая гласит: лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части настоящего Кодекса, участвовавшее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за преступление в качестве организатора, подстрекателя либо пособника.

Как и всякий иной вид совместного совершения преступления, соучастие возможно только тогда, когда имеет место сопричинение вреда двумя или более лицами. В сущности, именно это в основном и имеется в виду в юридической литературе, когда совместность признается одним из объективных признаков соучастия и когда ее проявление усматривается в наличии: 1) определенной взаимообусловленности (взаимозависимости) между действиями соучастников; 2) единого преступного результата, вменяемого каждому соучастнику; 3) причинной связи между деянием соучастника и общим преступным результатом.

Первое и второе положения серьезных разногласий среди ученых не вызывают. Иначе обстоит дело с третьей позицией. Решая вопрос о причинной связи между действиями отдельного соучастника и общим преступным результатом, большинство авторов исходят из тезиса о том, что деяния каждого соучастника должны не просто служить условием наступления общих преступных последствий, а быть с ними в причинной связи. Однако особенности этой связи раскрываются по-разному.

Несмотря на различия в понимании специфики причинной связи при соучастии, бесспорно, что данный вопрос не может решаться за рамками понятия совместного совершения преступления и что именно этим соучастие должно отличаться от иных форм (видов) прикосновенности к преступлению.

Как следует из ст. 32 УК РФ, соучастие возможно только при совершении умышленного преступления. Ранее действовавшее уголовное законодательство в этом отношении не было столь однозначным, в связи с чем в теории уголовного права высказывались мнения о возможности признания соучастием неосторожного сопричинения вреда. В настоящее время законодатель не дает оснований для такого предположения. Однако УК РФ по-прежнему оставляет открытым вопрос о виде умысла, с которым могут действовать соучастники. В юридической литературе есть немало сторонников точки зрения, согласно которой соучастие признается только в преступлениях, совершаемых с прямым умыслом (Ф.Г. Бурчак, М.И. Ковалев, А.И. Рарог, Н.К. Семернева и др.). В обоснование приводятся разные аргументы, в том числе ссылка на то, что при соучастии всегда предполагается определенного рода соглашение, которое не обязательно должно быть предварительным.

Мы согласны с данной позицией, но отметим, что у нее есть оппоненты. Поскольку ст. 32 УК РФ не содержит каких-либо ограничений относительно вида умысла, отдельные авторы не исключают возможности соучастия при совершении преступления с косвенным умыслом, когда лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, не желает, но сознательно допускает эти последствия либо относится к ним безразлично. При этом одни ученые (Т.А. Смолина, А.В. Шеслер) считают, что только у организатора преступления должен быть прямой умысел, а действия иных соучастников могут совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом; другие (А.В. Наумов, Л.И. Романова и др.) исходят из того, что вид умысла при соучастии следует определять отдельно применительно к совершаемым исполнителем действиям (они могут совершаться только с прямым умыслом) и наступившим в результате этих действий преступным последствиям, отношение к которым может характеризоваться как прямым, так и косвенным умыслом.

Для квалификации содеянного в качестве соучастия в преступлении не обязательно наличие определенных целей или мотивов совместной деятельности. Однако на практике нередко совершаются несколькими лицами такие преступления, вменение которых требует установления целей или мотивов, указанных в статье Особенной части УК РФ. При их совпадении с внутренними побуждениями каждого из соучастников (например, при хищении) сложностей в уголовно-правовой оценке содеянного не возникает. Но каким образом должно квалифицироваться совместное причинение вреда лицами, цели и мотивы которых не совпадают? В юридической литературе решение данного вопроса ставится в зависимость от осведомленности соучастников относительно целей и мотивов преступления, совершению которого они содействовали. При отсутствии такой осведомленности действия соучастников квалифицируются исходя из целей и мотивов каждого.

Предусмотрев в ст. 32 УК РФ в понятии соучастия признак «совершение умышленного преступления», законодатель сохранил и такой ранее выделявшийся признак, как «умышленное участие». Иное решение вопроса в конце 80-х гг. прошлого века предлагалось разработчиками научной концепции перспективного развития уголовного права. Отмечая некорректность конструирования умысла на основе лишь психического отношения к деянию, они пришли к выводу о целесообразности замены признака «умышленное участие» на признак «совершение умышленного преступления».

Завершая характеристику соучастия как одного из видов совместного причинения вреда, можно констатировать, что сопричинение вреда несколькими лицами свойственно любому виду совместного совершения преступления; от других видов совместного совершения преступления соучастие отличается, во-первых, умышленным совершением совместного преступления и, во-вторых, умышленным участием в таком преступлении.

2.2 Форма и вид соучастия как основание дифференциации уголовной ответственности соучастников преступления

Современная динамика преступности, изощренность и активное проявление ее организованных форм заставляют специалистов и законодательные органы активизировать работу по усилению уголовно-правовой борьбы прежде всего с групповой и организованной преступной деятельностью. Известно, что преступление, совершенное группой лиц, когда в нем участвуют несколько исполнителей, а тем более если такая группа отличается устойчивостью и организованностью, всегда считалось наиболее опасным и влекущим повышенную уголовную ответственность.

Необходимость дифференцировать ответственность в зависимости от формы объединения преступников, и в частности от степени организованности и устойчивости преступных групп, была вызвана степенью «концентрации» организованной преступности. Если до начала реформ организованных преступных проявлений насчитывались всего лишь единицы, а создание организованной преступной группы считалось исследователями как «редко отмечаемое явление, не оказывающее заметного влияния на судебную практику», то уже в 1995 г. на учете в МВД России состояло свыше 150 преступных сообществ. В дальнейшем наблюдалась тенденция к росту. Так, по данным МВД России, в стране на начало 2008 г. действовало 400 крупных и устойчивых преступных сообществ.

В сравнении с предшествующими редакциями действующий уголовный закон существенно дифференцировал ответственность соучастников в зависимости от способа соединения их преступных действий в совершаемом преступлении. Так, применительно к организованным формам преступной деятельности определен и дифференцирован объем уголовной ответственности для организаторов и руководителей: они помимо повышенной ответственности за организаторскую деятельность отвечают также за все совершенные организованной группой или преступным сообществом преступления, если они охватывались их умыслом. В связи с этим представляется важным, что и последние новеллы гл. 7 «Соучастие в преступлении» УК РФ вплотную касаются групповых и организованных форм преступности, уголовно-правовой борьбе с которыми законодатель придает первостепенное значение.

На этом фоне остроту проблеме дифференциации уголовной ответственности придает динамика групповой и организованной преступной деятельности, ее качественных показателей. Практика подтвердила весьма значительный систематический рост групповой преступности и обоснованность тревоги ученых.

Но дело не только в том, что за период начавшихся в стране реформ преступные посягательства стали более чем в полтора раза чаще совершаться в групповой их форме. Наблюдается опасная тенденция качественного роста данного показателя. Так, согласно статистическим данным управления Судебного департамента в Краснодарском крае доля преступлений, совершенных групповым способом, категории небольшой тяжести составила всего 2,7%, средней тяжести - 15,3%. В то же время тяжкие и особо тяжкие преступления совершались в группе соответственно 28,4 и 53,6%.

Заслуживает внимания также тот факт, что наиболее часто стали совершаться групповым и организованным способом преступления, представляющие повышенную общественную опасность. Например, похищение человека и незаконное лишение свободы совершены в группе в 85 случаях из 100, разбои - 77,8%, вымогательство - 71,2%, мошенничество - 51,7%, изнасилование - 47,2%. Если показатель групповой преступности оценивать по возрастным категориям, то наивысший его уровень наблюдается среди лиц, совершивших преступления в несовершеннолетнем возрасте, - 76,5%.

Приведенные данные в достаточной мере определяют контуры групповой преступности и могут служить ориентирами для правоприменительной и законодательной практики, а также для уголовно-правовых и криминологических исследований. Однако как при научных исследованиях, так и в правоприменительной практике специалисты постоянно сталкиваются с трудностями, связанными с отсутствием четких критериев дифференциации, разграничения составов сложного соучастия и таких его видов, как групповое и организованное преступление. Именно последнее представляет особый научный и практический интерес.

Актуальность проблем реального применения закона, направленного против организованной преступности, обусловлена явно недостаточной научно обоснованной разработкой вопросов, связанных с дифференциацией уголовной ответственности соучастников при различных формах и видах соучастия в преступлении. Причем весьма сложно выделить из разновидности деяний совместной преступной деятельности не только средства, но и, что более важно, основания дифференциации ответственности лиц, признанных виновными в соучастии в преступлении.

Этим в значительной степени объясняются трудности определения понятия организованной преступности, ее реальных масштабов и динамики. И если указанные трудности относятся в основном к проблемам криминологии, то отсутствие четких критериев определения организованной преступной деятельности как уголовно-правового понятия выявило насущную проблему уголовного права, проблему основания дифференциации ответственности лиц, участвующих в такой деятельности, в ее организации либо в руководстве ею.

Отсутствие законодательного определения такой формы соучастия, как организованная преступная деятельность, которая по степени общественной опасности на порядок выше степени опасности обычных групповых преступлений, позволяет оставаться актуальными проблемам групповой, организованной и профессиональной преступности. К тому же организованная преступность государственной статистикой не регистрируется. Можно по-разному относиться к этому, но такова реальность. Поэтому понятие организованной преступности сейчас не поддается операционному анализу и не может быть раскрыто через регистрацию отдельных преступных групп. Также необходимо учитывать, как уже отмечалось в литературе, что группы имеют самый различный характер: от действительно организованных до фактически случайного совершения преступлений соисполнителями.

Не влияют на вывод о невозможности операционного объективного анализа групповой и организованной преступности периодически появляющиеся сообщения о выборочных данных, характеризующих указанные криминологические категории. Хотя они, несомненно, представляют научный и практический интерес. Однако оперировать указанными данными допустимо лишь с учетом постоянно меняющейся разницы между зарегистрированным и фактическим количеством таких деяний, подтвержденным судебно-следственной статистикой. Эта разница, как показали проведенные обобщения, по разным регионам соответствует от 5 - до 14-кратным пропорциям. Поэтому специалистами все настойчивее обращается внимание на проблему законодательного определения понятия организованной преступной деятельности и кардинального упорядочения отечественной уголовной статистики.

Совершенно очевидно, что если законодатель четко разграничит формы совместной преступной деятельности, а также закрепит единые критерии определения группового преступления и организованной преступной деятельности, то он тем самым создаст предпосылки оптимальной дифференциации и безошибочной индивидуализации уголовной ответственности различных видов соучастников преступления.

Вопрос о формах и видах соучастия в преступлении теория уголовного права относит к числу дискуссионных. Из множества классификационных формулировок наиболее предпочтительной является точка зрения, согласно которой «классификация на формы представляет собой единый стержень, объединяющий все факты совершения преступления несколькими лицами. Классификация на виды отражает различные по степени общественной опасности проявления совместного совершения преступления несколькими лицами в рамках одной конкретной формы соучастия».

Таким образом, представляется возможным определить, что формами и видами соучастия в преступлении по возрастающей степени общественной опасности являются: сложное соучастие с распределением ролей по видам соучастников; соисполнительство в виде группы без предварительного сговора, по предварительному сговору, организованной группы; организованная преступная деятельность в виде преступного сообщества (преступной организации). Такая классификация форм и видов соучастия в достаточной мере сориентирована на уже закрепленную законом классификацию видов соучастников (ст. ст. 33 и 35 УК РФ).

При этом важно отметить, что собственно формы соучастия не могут служить основанием дифференциации уголовной ответственности. Исходя из широко распространенного мнения, основанием дифференциации уголовной ответственности признается «типовая степень общественной опасности преступления и личности виновного». Поэтому классификация форм соучастия, подобно категоризации преступлений, может служить лишь необходимой предпосылкой дифференциации уголовной ответственности соучастников, устанавливаемой уголовным законом, поскольку собственно форма соучастия не отражает типовой степени общественной опасности ни преступления, ни личности виновного. Невозможно, например, дифференцировать, разграничить ответственность пособника, подстрекателя или организатора преступления, оперируя лишь понятием формы соучастия - «сложное соучастие (с распределением ролей)».

Решить это возможно лишь с помощью видов соучастия - «пособничество» при наличии «исполнительских функций», «организаторские или подстрекательские действия». А с такой формой соучастия, как «соисполнительство в составе группы», корреспондируют виды соучастия «группа лиц без предварительного сговора», «группа лиц по предварительному сговору» и «организованная группа». Наконец, с последней в трехзвенной классификации форм соучастия, наиболее опасной формой совместной преступной деятельности, а именно «организованной преступной деятельностью», корреспондирует, соответственно, такой вид соучастия, как «преступное сообщество (преступная организация)».

Таким образом, с помощью не форм, а видов соучастия законодатель дифференцирует уголовную ответственность путем существенного изменения объема уголовно-правовых последствий (относительно типовой санкции основного состава) для лиц, чьи действия подпадают под признаки того или иного вида соучастия. При непосредственной дифференциации ответственности вид соучастия используется в качестве квалифицирующего признака, являясь одновременно основанием дифференциации уголовной ответственности соучастников преступления.



3. Виды и проблемы ответственности соучастников преступления

3.1 Вопросы квалификации деяний неосторожных сопричинителей

Для неосторожных преступлений, связанных с профессиональной деятельностью или с выполнением должностных обязанностей, характерна следующая частная особенность причинной связи: общественно опасные последствия могут стать (и обычно являются) следствием упущений нескольких лиц, вовлеченных в управление и обслуживание сложных технических систем и процессов.

Правоприменительная практика на данный момент сложилась так, что к уголовной ответственности привлекают лишь работника (работников), отвечающего за безопасность в соответствии с ведомственными нормативными актами, с чьим деянием общественно опасные последствия находятся в ближайшей причинно-следственной связи.

Так, науке уголовного права неосторожное сопричинение известно уже давно: «Судебная практика свидетельствует о возрастающей актуальности проблемы неосторожного сопричинения… невозможность соучастия в неосторожных преступлениях не снимает вопроса об уголовно-правовой оценке действий лиц, совместно причинивших преступное последствие по неосторожности». Этот институт определен как единое неосторожное преступление, в котором участвуют несколько субъектов ответственности; где характер поведения, обусловившего наступление результата, взаимосвязан и взаимообусловлен, создается угроза наступления или наступает единое для всех субъектов преступное последствие, предусмотренное конкретным составом, и где имеется причинная связь между допреступным поведением субъектов и наступившим последствием . Относительно неосторожного сопричинения в научных работах обязательно делается вывод о необходимости, во-первых, его законодательной регламентации, а во-вторых, учета при назначении наказания степени и характера участия каждого лица в причинении последствий: «Категория неосторожного участия - это не категория далекого или не очень прошлого, это явление повседневное, широко представленное и требующее своего решения, но настоящего, а не фиктивного. Существующее реально количество таких случаев переходит в качество и свидетельствует об ущербности и закона, и практики, и теории».

Но показательно, что в учебной литературе неосторожному сопричинению до сих пор практически не уделяется внимания. О неосторожном внешне совместном совершении преступления в лучшем случае упоминается в рамках темы соучастия - с указанием на необходимость квалифицировать действия каждого из сопричинителей отдельно по соответствующей статье Особенной части УК РФ.

В то же время вопросам установления причинной связи уделяется достаточно внимания в уголовно-правовой литературе, и большинство авторов в ее определении указывают на признак неизбежности, т.е. наступивший преступный результат должен являться необходимым последствием совершенного деяния. Но причинная связь в преступлениях, совершаемых по неосторожности, часто состоит из ряда звеньев, и в неизбежной (прямой) связи с общественно опасными последствиями может находиться лишь ограниченное их число.

Здесь интересно отметить утверждение В.А. Нерсесяна о том, что «возложение обязанности принимать меры для предотвращения преступного результата на двух или более лиц ведет к вменению им этого результата в вину в случае нарушения такой обязанности», который в той же работе, но говоря уже о важности правильного решения вопроса о причинной связи, приводит пример верной квалификации, который отрицает такое вменение. А именно: 17 октября 1983 г. в 5 час. 35 мин. на станцию прибыл грузовой поезд. Поездной диспетчер Мориков, получив отказ в продлении времени работы локомотивной бригады, дал указание дежурной станции Клячиной оставить поезд на пути, при этом (в нарушение приказа заместителя министра путей сообщения СССР №Н-120033) не потребовал от нее последующего доклада о закреплении оставленного поезда и не проверил правильность его закрепления. Клячина, не выяснив технических характеристик поезда, поручила оператору-сигналисту Свешниковой закрепить состав не шестью, а двумя тормозными башмаками.

Свешникова при закреплении поезда, в свою очередь, тоже допустила нарушение, поставив оба тормозных башмака на внешний рельс. Спустя шесть часов, по истощении запаса сжатого воздуха в системах автотормозов, поезд вследствие его недостаточного закрепления пришел в самопроизвольное движение и столкнулся с другим поездом. Генеральный прокурор СССР внес в Пленум Верховного Суда СССР протест, в котором поставил вопрос об отмене приговора за отсутствием в действиях Морикова состава преступления. Пленум протест удовлетворил. В данном случае непосредственной причиной крушения явилось неправильное закрепление поезда тормозными башмаками, а не отсутствие у Морикова информации об исполнении его указания.

Итак, критерий неизбежности делает невозможным «вертикальное» неосторожное сопричинение, т.е. привлечение к ответственности всех лиц, чьи деяния составляют единую причинно-следственную цепь в неосторожном преступлении. Однако привлечение к уголовной ответственности должно касаться и низовых работников, непосредственно совершивших нарушение, и руководителей всех уровней, если они, например, не разработали надлежащих инструкций и правил, допустили к производству работ некомпетентных лиц, не выполнили необходимых организационных мероприятий по технике безопасности. Как нам представляется, в первую очередь отсутствие контроля и должного уважения к безопасности со стороны вышестоящих руководителей, вызванное безнаказанностью их действий, влечет нежелание, а иногда и невозможность надлежащего исполнения своих обязанностей подчиненными лицами. В результате нормы Уголовного кодекса, касающиеся нарушения безопасности профессиональной деятельности, имеют слабое превентивное воздействие и не в состоянии обеспечить поддержание режима общественной безопасности.

Второй серьезной трудностью для установления неосторожного сопричинения являются объективный критерий небрежности - «должен предвидеть» - и признак легкомыслия - предвидение, если оно является нормативным по своему характеру. Применительно к неосторожным преступлениям, связанным с невыполнением специальных правил предосторожности, наличие нормативно установленной обязанности предвидеть связывается с содержанием соответствующего нормативного акта: «Среди правил безопасности движения или эксплуатации транспорта одни имеют более общий характер, другие - более конкретный. Суд должен сослаться в приговоре на те и другие правила. По каждому делу должно быть точно установлено: какое правило нарушено, и в чем конкретно выразилось нарушение; лежала ли на работнике транспорта обязанность выполнять эти правила».