Судебное следствие с участием присяжных заседателей

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru По завершении прений, согласно ст. 801 УУС, председательствующий в своем резюме разъяснял присяжным: «1) существенные обстоятельства дела и законы, относящиеся к определению свойства рассматриваемого преступления или проступка, и 2) общие юридические основания к суждению о силе доказательств, приведенных в пользу и против подсудимого». Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 245.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru В случае возникновения затруднений с уяснением обстоятельств дела в совещательной комнате присяжные могли потребовать от председателя объяснений или исследования каких-либо обстоятельств дела (ст. 805 УУС), но письменные материалы в совещательную комнату не передавались.

Обязанность судьи разъяснять присяжным неясные для них вопросы предусмотрена и в ныне действующем УПК РФ (ч. 3 ст. 340). В связи с тем, что присяжные, как правило, доверяют председательствующему судье, и могут даже отождествлять себя с ним, с дачей разъяснений сопряжена возможность оказания влияния на их убеждение. Это влияние может быть незаметным для самих присяжных и тем еще более опасным: так, С. А. Пашин приводит пример, что «иногда достаточно, якобы «для протокола», повторить с нужной интонацией слова подсудимого, и присяжные поймут, что показания отрицающего свою виновность человека не заслуживают доверия». Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 263. С. А. Насонов, в свою очередь, обращает внимание на то обстоятельство, что «В судебной практике сложилась позиция, согласно которой своевременное разъяснение присяжным заседателям определенных обстоятельств… способно устранить практически любое нарушение процессуального законодательства». Насонов С. А. Актуальные проблемы судебного следствия в суде присяжных и подходы к их разрешению.//Актуальные проблемы российского права. №7 от 2014 г. С. 146-147. Таким образом, считается не влекущим существенных последствий, например, доведение до присяжных недопустимых сведений, если им будет разъяснена необходимость не учитывать их во внутреннем убеждении.Тем более странной представляется позиция Верховного Суда, в одном из кассационных определений указывавшего, что «все правовые и процессуальные вопросы входят в исключительную компетенцию председательствующего судьи и разрешаются им без участия присяжных заседателей». Цит. по: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 271.

Относительно обстоятельств, характеризующих личность подсудимого, в том числе фактов прежней судимости, российская модель судебного следствия с участием присяжных также претерпела существенные изменения. Для дореволюционного процесса был характерен «континентальный» вариант решения данной проблемы. Согласно господствовавшим правовым воззрениям того времени, суд имел перед собой, в первую очередь, личность подсудимого, в связи с чем подлежало установлению, насколько эта личность преступна. Факты прежней судимости, как правило, упоминались уже в обвинительном заключении, которое оглашалось секретарем суда в самом начале разбирательства. Составители судебных уставов в комментарии к ним так объясняли причины выбора такого порядка: «Судом всегда судится не отдельный поступок подсудимого, но вся его личность, насколько она проявилась в… противозаконном поступке». Щегловитов И. Г. Судебные Уставы императора Александра Второго с законодательными мотивами и разъяснениями: Устав уголовного судопроизводства. СПб.: 1887. С. 134. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Поэтому сведения о репутации подсудимого имели доказательственное значение, и собирались, в том числе, с помощью процедуры «дознания через окольных людей», своим происхождением близкой к «повальному обыску». Такое дознание производилось по ходатайству следователя или обвиняемого. «Следователем составлялся список «домохозяев и старших в семействе лиц», живших в одном околотке с обвиняемым, стороны отводили неугодных им лиц, а из оставшихся выбирали 12 человек, которых под присягой допрашивали о занятиях, связях, образе жизни подсудимого, о его репутации вообще, безотносительно к совершенному преступлению». Насонов С. А. Модель производства в суде присяжных по Уставу уголовного судопроизводства России 1864 года.//Право: история, теория, практика. Материалы II международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2013 г.). СПб.: Реноме, 2013. С. 96-109.

Следует отметить, что некоторые русские юристы критиковали столь широкое исследование данных о личности подсудимого перед присяжными. Так, K. K. Арсеньев оспаривал целесообразность такого подхода: «Справедливо ли усложнять положение подсудимого без того уже сложное, бросая ему в лицо всю грязь, которую только можно отыскать в его прошлом?» Арсеньев К. К. Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия. СПб.: Тип. В. Демакова, 1870. С. 74. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Напротив, С. К. Гогель указывает, что присяжным было крайне важно составить себе цельное представление о личности подсудимого: «с кем они имеют дело, представляет ли обвиняемый опасность для общества в будущем, насколько в нем сложился отщепенец, насколько он вышел и порвал связи с нормальным строем общественной жизни». Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно: Типография губернского правления, 1894. С. 68. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Моделирование основных черт личности подсудимого было необходимо и для понимания мотива. С. К. Гогель подчеркивает, что присяжными так или иначе формировался цельный образ человека, относительно которого ими неизбежно решался вопрос, насколько он преступен вообще. Более того, по некоторым категориям дел (например, кражи, грабежи, ложные доносы - дела, где важно доверие к показаниям потерпевшего) главным для присяжных было сопоставление характеристик личностей обвиняемого и потерпевшего. По крупицам или же по нескольким ярким деталям, присяжным, по свидетельству С. К. Гогеля, как правило удавалось составить удивительно точный портрет человека. Представляется, что присяжные в большинстве своем обладали достаточной способностью к рефлексии, чтобы воспринять сведения о предыдущих судимостях лица не как указание на его виновность, а лишь как один из фактов его биографии. Бороться же и избегать попыток присяжных сформировать свое мнение о личных качествах подсудимого вряд ли столь необходимо, с учетом того, что это вполне естественное и гуманное стремление. Формирование этого мнения обеспечивалось и тем, что защита также имела право предоставлять присяжным положительно характеризующие подсудимого сведения, что несколько уравновешивало возможность создания у них негативного предубеждения. В настоящее же время, чтобы избежать формирования предубеждения у присяжных, согласно нормам ч. 8 ст. 335 УПК РФ, ограничено их знакомство с данными о личности подсудимого, которые исследуются с участием присяжных заседателей лишь в той мере, в какой они необходимы для установления отдельных признаков состава преступления, в совершении которого он обвиняется. В результате, по мнению некоторых современных авторов, «присяжные заседатели обречены на то, чтобы оценивать подсудимого как некое абстрактное лицо». Прохоров Л. А., Прохорова М. Л. Учет общих начал назначения наказания присяжными заседателями при вынесении вердикта о снисхождении: коллизии уголовного и уголовно-процессуального законодательства.// Российский следователь. №10 от 2014 г. С. 19-22. С участием присяжных заседателей не исследуются факты прежней судимости, характеристики, справки о состоянии здоровья, о семейном положении и другие данные, способные вызвать предубеждение присяжных в отношении подсудимого. Однако на практике судьи ограничивают на этом основании и защиту в предоставлении присяжным сведений, положительно характеризующих подсудимого. В дореволюционное время защита не была стеснена в этом праве. На мой взгляд, современная расширительная трактовка понятия «предубеждение» не вполне соответствует «духу закона». Ведь целью норм, ограничивающих исследование фактов о личности подсудимого, представляется именно избежание негативного ее восприятия присяжными, независимо от доказательств виновности. А сведения о личности, характере, образе жизни подсудимого, которые могут, например, убедить присяжных в невозможности совершения преступления этим конкретным человеком, в определенном смысле могут иметь прямое отношение к обстоятельствам дела, быть «вопросами факта». Кроме того, современными авторами высказываются и такие соображения в пользу исследования присяжными личности подсудимого в некоторых границах: «Отсутствие у присяжных заседателей права исследовать сведения о личности подсудимого представляется странным еще и потому, что присяжные заседатели наделены правом решать: заслуживает ли лицо снисхождения или нет. Между тем, вопрос о снисхождении со стороны присяжных заседателей может быть решен объективно только в случае всесторонней оценки личности подсудимого». Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных.//Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698. С. А. Пашин предлагает следующий способ решения данной проблемы, который представляется наиболее справедливым: «Разрешить сторонам сообщать присяжным заседателям сведения о личности подсудимого, включая данные о его судимости, при условии, что вопрос о характеристике его личности затронула первой сторона защиты». Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 277. Похожее по смыслу предложение высказывалось и В. Д. Спасовичем в 1872 г. - ограничить исследование личности подсудимого теми сведениями, которые «защита решится раскрыть и анатомировать». Спасович В. Д. За много лет. СПб.: Сущинский, 1872. С. 45. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru

Разделение компетенции между профессиональным судьей и присяжными заседателями в современном процессе предполагает, в частности, исключение из круга обстоятельств, исследуемых с участием присяжных, тех, которые влияют на оценку допустимости доказательств. Дореволюционные Судебные Уставы не содержали подобных норм. Согласно нормам ст. 335 УПК РФ, судья по собственной инициативе или по ходатайству сторон исключает из уголовного дела доказательства, недопустимость которых выявилась в ходе судебного разбирательства. При этом вопрос о недопустимости доказательств рассматривается в отсутствие присяжных заседателей. Некоторые современные авторы в связи с этим не без оснований указывают, что «присяжные заседатели могут быть лишены права ознакомиться с доказательством, которое могло бы существенно повлиять на принятие ими решения. При этом присяжные заседатели не просто лишены возможности непосредственно исследовать такое доказательство, они также не получают сведений относительно оснований исключения доказательств из числа допустимых… Опасность в данной ситуации состоит в том, что если у судьи уже выработалась субъективная позиция по делу, то, фактически, он может влиять на присяжных заседателей, посредством определения относимости или допустимости тех или иных доказательств». Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных. // Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698. Практику исследования обстоятельств, способных повлиять на оценку допустимости доказательств, в отсутствие присяжных, по мнению С. А. Насонова, можно считать традиционной. Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 92. В Постановлениях Кассационной палаты Верховного суда по различным делам отразился целый ряд правовых последствий такого подхода, главным из которых является запрет на оспаривание допущенных судьей в процесс доказательств. Так, в качестве основания к отмене приговора рассматривается упоминание защитой при присяжных о пытках подсудимого на предварительном следствии, фальсификаций, иных противоправных действий следователей и дознавателей. Даже сомнение адвоката в правдивости и самостоятельности показаний того или иного свидетеля может стать кассационным поводом, как будто адвокат не вправе оспаривать их достоверность. Таким образом, доказательства, допущенные в процесс судьей, как бы становятся заведомо «выше критики», то есть обретают силу вне зависимости от их качества. Это, к сожалению, напоминает о, казалось бы, давно ушедшей в прошлое формальной системе доказательств. Как отмечает С. А. Пашин, в данном случае мы имеем дело с подменой понятий «допустимость» и «достоверность» доказательств. Пашин С. А. Состязательный уголовный процесс. М., Р.Валент, 2006. С. 32. В то время, как первая из них подлежит юридической оценке судьи, вторая доступна пониманию присяжных, и должна быть ими оценена, чтобы доказательство могло участвовать в формировании их внутреннего убеждения. Оценка этой достоверности представляет собой вовсе не юридическую деятельность, а все возможные неясности подлежат разъяснению председательствующим.

1.4 Проблема пределов судебного познания

С недавних пор, по инициативе руководства некоторых силовых ведомств, в нашей стране стала обсуждаться возможность законодательного закрепления института объективной истины в уголовном процессе. Эта объективная истина, по мысли апологетов предложенной концепции, должна одновременно служить и идеалом, и нормативом судебного познания. Данное предложение вызвало ряд критических замечаний и оживленные дискуссии среди процессуалистов. Впрочем, спорили о стандартах познания в суде и раньше. Так, еще в 1873 году Л. Е. Владимиров, рассуждая о целях уголовного судопроизводства, определял их как «обнаружение так называемой материальной истины относительно происшествия или деяния, признаваемого преступным, и наказание действительно виновного в совершении преступления или проступка» Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 94. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Представляется, однако, что последняя оговорка была сделана Владимировым не случайно. Под «материальной истиной» он имеет в виду не вполне то же, что «объективную истину», как абсолютно полное и точное обладание информацией о событии. Действительно, определение виновности представляет собой функциональную задачу процесса, вполне выполнимую на основании формирующейся в его ходе судебной истины. Данная гносеологическая категория не подразумевает заведомо невыполнимой даже для научных методов познания возможности достижения, а тем более, операционализации объективного знания о мире. В стремлении законодательно закрепить такой идеал судебного познания можно предположить желание усилить столь возвышенными категориями авторитет суда и его выводов. Однако качественное и тщательное отношение к рассмотрению конкретных дел - в пределах максимально возможного приближения к правде, как представляется, в большей степени способно укрепить этот авторитет. Характерно, что еще А. М. Бобрищев-Пушкин выражал опасения ввиду возможного законодательного введения в будущем категории «объективной истины». Вполне справедливо он указывал на целый ряд критических изъянов данной модели, комментируя кассационное Постановление Правительствующего Сената по делу «О мултанском жертвоприношении», в котором метод научного познания был признан за образец для следствия на суде присяжных. Однако в состязательном процессе доказательства представляются сторонами, наукообразность же познания должна предполагать активный поиск информации судьями с целью восполнить пробелы в своем представлении о событиях дела. Таким образом, стремление к «объективизации» продуктов судебного познания неизбежно влечет за собой и признание активной роли суда в собирании доказательств, своеобразное возвращение к инквизиционной модели. Бремя доказывания виновности обвиняемого лежит на стороне обвинения, а будучи возложенным на судью, делает его невольным исполнителем несвойственной функции. Серьезное противоречие в таком случае возникает и с принципом состязательности, подразумевающим право сторон равно участвовать в выстраивании судебной истины, формируемой в ходе процесса и определяющей внутреннее убеждение присяжных. Оригинальная трактовка состязательности в связи со стремлением к истине содержалась в мотиве к статье 690 Устава уголовного судопроизводства, который гласил: «Начало судебного состязания сторон не исключает самодеятельности суда в уголовном судопроизводстве и не обязывает его решать дело только по тем данным, которые предъявлены сторонами, но требует единственно того, чтобы по всем сведениям, относящимся к делу, сторонам была предоставлена возможность судебного состязания. Задача уголовного суда есть открытие в каждом деле безусловной истины». Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 230. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Л. Е. Владимиров, критикуя указанный мотив, обоснованно полагал невозможным достижение безусловной истины в суде. Неясным остается также, каким образом предлагается постановлять приговоры в делах, где достижение объективной истины невозможно в силу объективных же особенностей характера доказательств, а также неустранимых затруднений в определении фактов. Вообще сама возможность установления человеком (и, главное, последующего контроля успешности такого установления) объективной истины встречает возражения, по причине ее противоречия некоторым гносеологическим, когнитивным, герменевтическим, психологическим и юридическим научным данным. Так, например, по справедливому замечанию М. А. Никонова, для достижения истины «субъект должен взять в одну руку «установленные по делу обстоятельства», в другую - «скол» имевшей место в прошлом действительности, и произвести оценку: если они адекватны, то обстоятельства установлены истинно. В таком случае возникает абсурдная ситуация, когда субъект уже должен знать a priori действительность, чтобы сравнить, соответствуют ли ей установленные обстоятельства». Никонов М. А. Объективная истина в УПК РФ в контексте правовых позиций Конституционного Суда.//Уголовный процесс. 2014 г. №7. С. 22.

Ограниченность инструментов познания в суде, а также кардинальное отличие целей правосудия от науки и их места в структуре общества, неизбежно определяют специфическую природу судебного исследования доказательств. Например, относимость и допустимость доказательств влияют на объем и качество исследуемых в ходе судебного следствия данных, следовательно, их характер как важного процессуального института признается приоритетным над полнотой познания. Научное познание лишено подобных принципиальных ограничений, и представляется методом, применение которого не адекватно принципам правосудия.

Помимо познавательных ограничений, статьей 252 УПК РФ закреплены пределы судебного исследования - только в отношении обвиняемого и только по предъявленному обвинению, которое может быть изменено, лишь если этим не ухудшится положение подсудимого. Хотя данная норма представляется вполне обоснованной, при ее реализации возникает следующая проблема - на ее основании защита лишена возможности указывать в судебном заседании, что преступление совершено не подсудимым, а другим человеком. Вместе с тем следует иметь в виду, что суд с участием присяжных заседателей не связан мнением сторон о пределах исследования доказательств в случае, когда у присяжных заседателей во время совещания возникнут сомнения по поводу каких-либо фактических обстоятельств уголовного дела, имеющих существенное значение для ответов на поставленные вопросы и требующих дополнительного исследования. По просьбе старшины присяжных заседателей, возвратившихся из совещательной комнаты в зал судебного заседания, председательствующий возобновляет судебное следствие (части 5 и 6 статьи 344 УПК РФ). Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).

1.5 Проблемы допустимости и относимости доказательств

Недопустимыми доказательствами согласно статье 75 УПК РФ признаются показания, полученные с нарушением требований Кодекса, в частности досудебные показания подсудимого, данные в отсутствие защитника, а также показания, основанные на «догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности». Порядок дореволюционного судопроизводства допускал прочтение досудебных показаний обвиняемого как исключение, в случае, если подсудимый противоречил им в судебном заседании, при этом о защитнике и его участии при допросе вопрос не ставился. Прогресс, достигнутый по данному вопросу с тех пор, обусловлен, среди прочего, широким распространением международных стандартов справедливого правосудия, предполагающим широкое участие защитника на всех этапах. Что касается показаний, имеющих сомнительное происхождение - и в дореволюционный период имело место представление об их ущербности. Лишь отголосок некогда принятого «повального обыска» позволял использовать «дознание через окольных людей», которые в суд не вызывались (их показания отбирались под присягой на месте и затем зачитывались в суде), в качестве экстраординарного доказательства.

В настоящее время судья по ходатайству сторон либо по собственной инициативе, как на предварительном слушании, так и в судебном разбирательстве исключает из уголовного дела доказательства, недопустимость которых выявилась в ходе указанных стадий судебного процесса, с обязательным указанием мотивов принятого решения. Одним из оснований отмены приговора суда с участием присяжных заседателей является ошибочное исключение из разбирательства допустимых доказательств, поскольку такое нарушение ограничивает гарантированные законом права участников уголовного судопроизводства на предоставление доказательств и может повлиять на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них, а в дальнейшем на постановление законного и справедливого приговора.

При судебном разбирательстве вопрос о допустимости доказательств разрешается в отсутствие присяжных заседателей. При рассмотрении дела с участием присяжных заседателей стороны не вправе сообщать присяжным заседателям о наличии в деле доказательства, исключенного ранее по решению суда. Председательствующий судья обязан принимать необходимые меры, исключающие возможность ознакомления присяжных заседателей с недопустимыми доказательствами, а также возможность исследования вопросов, не входящих в их компетенцию. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»). Если исследование недопустимых доказательств состоялось, то обсуждение вопроса о признании их не имеющими юридической силы производится в отсутствие присяжных заседателей с последующим разъяснением им существа принятого решения.

Кроме того, при произнесении напутственного слова судья должен обратить внимание присяжных заседателей на то, что их выводы о виновности подсудимого не могут основываться на доказательствах, признанных недопустимыми. Аналогичным образом председательствующий судья должен поступить и в случае, когда до присяжных заседателей доведена информация, не относящаяся к фактическим обстоятельствам дела, например сведения о судимости подсудимого либо о применении незаконных методов следствия. Там же.

Глава 2. Исследование доказательств в ходе судебного следствия по Уставу уголовного судопроизводства и в современном российском законодательстве

2.1 Общая структура судебного следствия

Само судебное следствие начиналось, согласно нормам дореволюционного законодательства, после совершения всех процессуальных действий, сопровождающих открытие судебного заседания, с оглашения обвинительного акта или жалобы частного обвинителя (статья 678 Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. Здесь и далее - нормы Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. приведены по изданию: Судебные Уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. СПб.: Издание Государственной Канцелярии, 1866. Репринт издания размещен по адресу: http://civil.consultant.ru/sudeb_ustav/ ). Л. Е. Владимиров следующим образом характеризовал этот этап судебного разбирательства: «Наши обвинительные акты… представляют выписку из дела, написанную языком канцелярским, без ясной и точной системы. Обвинительный акт слишком подробен, многословен и сложен для того, чтобы присяжный мог его сразу усвоить; читается обыкновенно очень дурно, монотонно, казенным образом, без всякого желания дать возможность присяжным вникнуть в чтение». Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 238.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru В настоящее время, согласно статье 335 УПК РФ, судебное следствие в суде присяжных также начинается с оглашения государственным обвинителем вступительного заявления, раскрывающего сущность обвинения, а также своих предложений о порядке исследования доказательств. Однако в настоящее время право сделать свое вступительное заявление после прокурора предоставлено и защитнику. В нем, как правило, формулируется согласованная с подсудимым позиция защиты относительно обвинения, а также мнение относительно порядка исследования доказательств. Е. Л. Трубачева в связи с этим справедливо отмечает: «В таком подходе усматривается не только механическое объединение последовательных действий стороны. Логика доказывания по уголовному делу требует, чтобы в сознании присяжных тезис обвинения изначально сочетался с конкретным комплексом обвинительных доказательства. Важно также, чтобы были обозначены исходные пункты построения защиты». Трубачева Е. Л. Порядок исследования доказательств государственным обвинителем и защитником в суде с участием присяжных заседателей. //Молодой ученый. 2014. №17. С. 406-408. При этом вступительные заявления сторон не должны содержать сведений, не предназначенных для присяжных заседателей (например, о личности подсудимого); нарушение этого правила является основанием к отмене приговора. См.: Кассационное определение Верховного Суда РФ от 19.12.2011 г. №5-о11-266сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»). По нормам же УУС, непосредственно после прочтения обвинительного акта председательствующий, кратко сформулировав суть обвинения, спрашивал у подсудимого, признает ли тот себя виновным (ст. 679 УУС). В случае признания вины, если это признание не вызывало сомнений, суд был вправе сразу перейти к прениям сторон. Однако судьи, присяжные и лица, участвующие в деле, были вправе потребовать проведения судебного следствия и исследования любых доказательств, и в таком случае оно обязательно проводилось (ст. 682 УУС). Таким образом, без судебного следствия можно было обойтись лишь в том случае, когда никто не считал его необходимым и не требовал. Неисполнение такой просьбы составляло существенное нарушение, что было признано решением Правительствующего Сената по делу Ястребова (1869 г. №534). Другим решением, по делу Матова и других (1868 г. №534) высший судебный орган разъяснял, что если сознающиеся подсудимые оговаривают несознающихся, судебное следствие должно быть произведено в отношении и тех, и других. См.: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 166. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru

В ходе судебного следствия порядок исследования доказательств не был жестко закреплен и определялся председательствующим, исходя из интересов дела (ст. 611, 613 УУС). Стороны имели право просить председательствующего о том или ином порядке производства следственных действий. Ст. 630 УУС было закреплено право сторон в ходе судебного следствия обращаться к присяжным, как с разъяснением представленного доказательства, так и с возражениями и объяснениями по поводу доказательства, представленного противоположной стороной. Однако впоследствии Правительствующий Сенат, своим Кассационным Решением №533 от 1867 г. по делу Хотева, фактически запретил сторонам использовать это право, сославшись на то, что этим «смешиваются прения и следствие» Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 156. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Высказывания сторон ограничивались тем, что не должны были содержать сопоставление разных доказательств или действий между собой или какие-либо оценки доказательств.

Присяжные в дореволюционной России имели по закону право принимать участие в допросе свидетелей, подсудимого, задавая вопросы через председательствующего; в исследовании вещественных доказательств, а также требовать мер к разъяснению всего неясного для себя на процессе. Однако Н. Л. Тимофеев отмечает, что «присяжные заседатели почти что никогда не пользуются этим правом своим, и в редких только случаях приходится наблюдать, чтобы присяжные заседатели принимали непосредственное участие в допросе свидетелей. Точно также никогда почти не приходится видеть и слышать, чтобы присяжные заседатели предъявляли суду ходатайства свои о том или другом дополнении судебного следствия». Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 464. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru В числе причин тому он указывает, что иногда «сами присяжные заседатели относятся иногда как-то безучастно к исполнению своих обязанностей на суде, а иногда по апатии к делу, частью же просто от нежелания сталкиваться с судьями и встречать их недовольные физиономии, ограничиваются тем, что дает им судебное следствие, стараясь по возможности не возбуждать никаких вопросов и не затягивать дела никакими дополнениями и разъяснениями, лишь бы только не наводить на себя неудовольствия суда». Там же. При этом активнее во время судебного следствия ведут себя присяжные из числа купцов, привилегированных лиц, вообще горожан, чем из простолюдинов. Однако, робость присяжных перед коронными судьями, а часто и перед прокурором, облаченным в начальственный мундир, сопутствовала деятельности суда практически повсеместно.

Говоря об участии запасных присяжных заседателей в судебном следствии, Тимофеев высказывался за их равноправие с членами основного состава, указывая на возможные в противном случае затруднения при подаче голоса запасным присяжным в случае его призыва в состав коллегии. Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 466. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Действительно, будучи лишенным возможности получить разъяснения по тому или иному вопросу в ходе судебного следствия, запасной присяжный заседатель оказывается в более сложной ситуации, чем присяжные основного состава. Следует отметить, что практикой Правительствующего Сената (кассационные Решения №2010 от 1869 года по делу Суконцева и Пащенкова и №389 от 1870 года по делу Горского) было признано право запасных наравне с основными присяжными предлагать вопросы допрашиваемым лицам и вообще уяснять себе обстоятельства дела. Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 360. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru

Порядок допроса свидетелей, установленный в ст. 700 УУС, предусматривал, что сначала допрашиваются потерпевшие, затем - свидетели обвинения, а потом - свидетели защиты. Однако председательствующий, в силу ст. 701 УУС, мог изменить этот порядок по «особенным уважениям, принятым им во внимание» Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. - Харьков, Университетская типография, 1873. С. 229.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru , в то же время, стараясь сохранить возможность поочередного и равного воздействия сторон на присяжных.

В настоящее время данный вопрос регламентирован схожим образом, но все же более демократично по отношению к сторонам, а полномочия председателя, напротив, не так широки, как прежде. Исходя из принципа состязательности и равенства процессуальных прав сторон порядок исследования представляемых доказательств определяется сторонами. Во вступительных заявлениях сначала обвинитель, а потом и защитник предлагают порядок исследования представляемых ими доказательств. Исследуются доказательства в том же порядке - начиная с представленных стороной обвинения, а затем - защиты. Такой порядок наиболее соответствует принципу презумпции невиновности, поскольку таким образом присяжные будут воспринимать представленные ими доказательства, исходя из единственно верного критерия - доказывается ли ими предъявленное обвинение или нет. При этом не признающий себя виновным подсудимый всегда является свидетелем защиты, а потому его ни при каких обстоятельствах нельзя вынуждать давать показания первым. Как разъяснил Верховный Суд, отказ сторонам в исследовании доказательств, не признанных судом недопустимыми, следует расценивать как ограничение их прав на представление доказательств, то есть как нарушение уголовно-процессуального закона, влекущее отмену приговора. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).

2.2 Судебный допрос

Во времена господства инквизиционного процесса допрос подсудимого являлся стержнем системы доказывания, ведь подсудимый мыслился объектом познания. Формальная теория доказательств в качестве высшего по качеству, совершенного доказательства утверждала признание подсудимого. Следовательно, все меры следователей и судей направлялись к тому, чтобы это признание исторгнуть у него, доходя вплоть до пыток и различных форм психологического давления. В наиболее мягких вариантах это стремление находило выражение в постановке хитроумных, каверзных вопросов, различных маневров и приемов в ходе допроса. Формальная теория доказательств не содержала в себе привычных для нас представлений об их допустимости, поэтому сделанное сбитым с толку или измученным подсудимым признание нисколько не теряло своей доказательственной ценности для суда.

Провозглашение принципа состязательности, а также отказ от формальной системы доказательств повлекли за собой изменение доказательственной роли допроса подсудимого. Кроме того, Л. Е. Владимиров причисляет собственное сознание подсудимого, добытое на допросе, к тем доказательствам, «которые, хотя иногда и могут приводить к достоверности, однако, по природе своей, способны вводить в заблуждение» Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 185. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru , то есть ставит под сомнение и его гносеологическую ценность. Полный и систематический допрос подсудимого, особенно в начале судебного заседания, не совместим с презумпцией невиновности; в английском уголовном процессе это даже привело к исключению любых вопросов подсудимому. К. К. Арсеньев указывает, что «при составлении нашего устава уголовного судопроизводства предполагалось постановить, что подсудимому, не сознающемуся в преступлении, дальнейшего допроса не производится; но впоследствии было признано, что судьи и присяжные заседатели не могут быть лишены возможности разъяснить себе обстоятельства дела и посредством расспроса самого подсудимого». Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 176. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru При этом подразумевалось право спрашивать не сознавшегося подсудимого в ходе исследования доказательств о тех или иных обстоятельствах, связанных с ними; речь шла о запрещении именно формального, всестороннего допроса, в том числе и о том, что не было предметом исследования. Признавшийся подсудимый сразу же опрашивался по всем обстоятельствам дела, а не сознающемуся, согласно ст. 683 УУС, возможность дать свои объяснения могла предлагаться в ходе рассмотрения доказательств, по мере необходимости. При этом Правительствующим Сенатом в Кассационном Решении №983 от 1869 г. было специально разъяснено, что данная норма не допускает попыток изобличения подсудимого со стороны суда, который «обязан предоставить каждой стороне полную возможность разъяснить дело, а не склоняться на сторону обвинения и противопоставлять себя защите». Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 191. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Вместе с тем, ст. 684 УУС предоставляла право председательствующему и присяжным через него задавать вопросы по недостаточно разъясненным обстоятельствам дела. При этом разница между этими вопросами и формальным допросом весьма значительна: формальный допрос в начале заседания основан на материале предварительного следствия и оставляет значительное впечатление на присяжных, которое может сохраниться, даже если какие-либо данные предварительного следствия будут впоследствии опровергнуты в ходе судебного разбирательства. Главным же отличием является то, что подсудимый имел право не отвечать на предлагаемые в ходе судебного следствия вопросы, и таким образом, удавалось избежать нацеленности формального допроса на получение признания. Более того, ст. 685 УУС было закреплено, что «Молчание подсудимого не должно быть принимаемо за признание им своей вины», и данная норма исключала допрос в традиционном смысле. На этом основании Л. Е. Владимиров, не соглашаясь с К. К. Арсеньевым, «который полагает, что ст. 684 устанавливает что-то вроде допроса, хотя и менее тяжкого, чем формальный», признавал статью 685 УУС «драгоценнейшим перлом нашего устава, гуманнейшим постановлением, какое только можно найти в лучшем кодексе судопроизводства» Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 190. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru .

В настоящее время, согласно действующему в России законодательству, подсудимый также может быть допрошен в суде лишь с его согласия. Если он согласен, вопросы задают сначала сторона защиты, затем - обвинения, лишь после сторон - суд. Статьей 77 УПК РФ установлено, что признание вины может быть положено в основу обвинения, лишь при условии, что оно подтверждается совокупностью других имеющихся в деле доказательств.

Кассационная практика Правительствующего Сената конкретизировала законные гарантии подсудимому при судебном допросе. Так, признано, что не сознающемуся подсудимому председательствующий не вправе задавать вопросов до начала рассмотрения каждого доказательства (Решение по делу Брюшкова, 1867 г. №606); постановка вопросов изобличающего характера запрещена (Решение по делу Матовых, 1868 г. №534); прочтение показаний подсудимого, данных на предварительном следствии, запрещено, за исключением просьбы самого подсудимого (Решение по делу Федулова и Трифонова, 1868 г., №397). См.: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 184. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru В качестве одного из распространенных нарушений этих гарантий Арсеньев указывает на следующий прием, практиковавшийся стороной обвинения. В тех процессах, где она опасалась, что подсудимый, признавшийся на предварительном следствии, в суде откажется от признания, в заседание приглашались свидетели, бывшие понятыми при даче показаний. И Арсеньев, и Владимиров считали такой прием противоречащим намерениям законодателя отступлением от смысла закона. См.: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 192.;

Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 186.

Репринты изданий размещены по адресу: www.jurytrial.ru Хотя Правительствующим Сенатом и было ранее указано на недопустимость допроса судебного следователя о показаниях подсудимого, до поры такие свидетельства принимались как допустимые. Решением Сената по делу Кларка, Блюмберга и Крычевского допрос третьих лиц о показаниях подсудимого, данных им на предварительном следствии, был признан не соответствующим закону. Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 188.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru Данный вопрос является важным, поскольку на предварительном следствии признательные показания могли быть получены в отсутствие гарантий и процедур, а также участия защитника, имеющих место на суде. И хотя статьей 405 УУС и было запрещено следователю «домогаться сознания обвиняемого ни обещаниями, ни ухищрениями, ни угрозами или тому подобными мерами вымогательства», Л. Е. Владимиров вполне справедливо указывал, что «тайное предварительное следствие, на котором подсудимый не может иметь защитника, едва ли представляет ручательство, что эти гарантии не останутся бумажными, не будут зависеть от соизволения следователя» Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 188.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru .

Сейчас, согласно статье 276 УПК РФ, оглашение в судебном заседании показаний подсудимого, полученных на предварительном следствии, допускается в виде исключения в следующих случаях: когда показания, данные в суде, существенно противоречат полученным ранее; по просьбе самого подсудимого; в случае его отказа от дачи показаний или отсутствия. Таким образом, можно констатировать, что в данном отношении нынешние процессуальные нормы существенно уступают дореволюционным. Сейчас могут быть прочитаны признательные или самоизобличающие показания подсудимого, данные на предварительном следствии, если на суде подсудимый от них отказывается; по нормам УУС это не допускалось. Однако и в то время была возможность донести эти признательные показания до присяжных - в начале заседания зачитывался обширный обвинительный акт, который содержал сведения и о ранее данных показаниях. Против подробного изложения обвинительного акта высказывались многие дореволюционные юристы, например, К. К. Арсеньев и Л. Е. Владимиров. Последний справедливо замечал: «Эти акты не доказательства, а воззрения обвинительной власти на связь и силу имеющихся в деле обвинительных данных. Понятно, что присяжным, прежде всего, нужны доказательства, а не воззрения, которые они и сами могут себе выработать…» Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 217. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru

К допросу потерпевшего в дореволюционном процессе было несколько особое отношение по ряду причин. Российский Устав уголовного судопроизводства статьей 107 закреплял возможность отвода от присяги сторонами потерпевшего от преступления лица и его близких родственников. Более того, статья 707 устанавливала, что отводу в качестве свидетелей они подлежат и тогда, когда не участвуют в деле (не являются частным обвинителем или гражданским истцом). Это означало, что данное доказательство представлялось столь важным (особенно по некоторым категориям дел, основанных практически исключительно на показаниях потерпевшего), что законодатель данной нормой ограждал его от влияния факторов, способных повлиять на его достоверность. Главным из них, очевидно, является невозможность гарантировать, да и вообще требовать беспристрастности от показаний потерпевшего. Право заявить отвод от присяги было основано на том, что «показание под присягой имеет для присяжных заседателей большее значение, чем показание, данное без присяги, и что, поэтому, в случае основательного сомнения в беспристрастии свидетеля, стороны должны иметь возможность уменьшить авторитет его в глазах присяжных, устранив свидетеля от присяги» Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 230. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Однако Правительствующий Сенат не признавал кассационным поводом состоявшееся приведение к присяге свидетеля, несмотря на признанный впоследствии обоснованным отвод стороной, обосновывая свои выводы тем, что это «не лишает подсудимого средств защиты, которыми пользуется каждый обвиняемый на суде, так как… с устранением теории формальных доказательств, оценка доказательной силы как присяжных, так и бесприсяжных показаний вполне зависит от суда, и стороны нисколько не стеснены в опровержении свидетельских показаний, данных под присягой» Кассационное Решение Правительствующего Сената №535 от 1869 г. (по делу Короткова). Цит. по: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 242. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Таким образом, Правительствующим Сенатом для утверждения широких пределов внутреннего судейского убеждения было даже несколько редуцировано значение присяги как института. Вместе с тем, в пояснительной записке к проекту Устава уголовного судопроизводства указывалось, что «причины недоверия к показанию потерпевшего только общие, а не конкретные, и могут быть совершенно устранены личными качествами свидетеля» Терновский Н. А. Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам. Тула: Типография В. Н. Соколова, 1901. С. 45. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Инициатива отвода от присяги по данным основаниям принадлежала исключительно сторонам и не могла исходить от суда, поскольку возможные мотивы для заявления или незаявления отвода не исчерпывались доверием стороны к показаниям свидетеля. В силу того, что показания потерпевшего по делам о грабежах и некоторых других являлись основой обвинения и едва ли не единственным доказательством, присяжные в таких случаях уделяли особое внимание исследованию морально-психологического облика потерпевшего.

В современном процессе, согласно ч. 2 ст. 277 УПК РФ, потерпевший наделен правом с разрешения председательствующего давать показания в любой момент судебного следствия, в том числе в ходе исследования других доказательств.

Что касается допроса свидетелей, то и сегодня, и в прошлом свидетели допрашивались раздельно и в отсутствие недопрошенных свидетелей. Одним из существенных отличий дореволюционного порядка было наличие присяги для свидетелей перед дачей показаний, что влекло за собой определенные правовые последствия. Перед приведением к присяге свидетелю предлагались предварительные вопросы - для определения его личности, отношения к участвующим в деле лицам, судимостях. Ответы на эти вопросы могли повлиять на возможность отвода его от присяги - статьей 630 УУС было закреплено право сторон заявлять возражения против допуска свидетеля к подприсяжному допросу, а статьей 703 - обязанность председательствующего спросить об их наличии. Впрочем, и бесприсяжные показания таких свидетелей могли быть использованы в качестве доказательств. Хотя они теоретически уступали по силе данным под присягой, на практике все же участвовали в формировании внутреннего убеждения, возможно и не без пользы для дела. Согласно позиции Правительствующего Сената, присяжные, узнав о мотивах отвода, смогут учесть полученные сведения при оценке показаний, данных без присяги. Свою роль, возможно, играла и торжественность доверия, оказанного внутреннему убеждению коронных и присяжных судей отказом от формальных доказательств, и постепенное уменьшение юридического значения присяги как средства обеспечения достоверности показаний. В судебном заседании не отведенные от присяги свидетели принимали присягу по обряду своего вероисповедания. Непосредственно процедура допроса начиналась с предложения председателя свидетелю рассказать «все, что ему известно по делу, не примешивая обстоятельств посторонних и не повторяя слухов, неизвестно от кого исходящих», Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 251.

Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru в форме свободного монолога; лишь после этого допускались вопросы свидетелю - сначала от вызвавшей, затем и от противной сторон, а также от присяжных и судей. Присяжные задавали свои вопросы сами, по сигналу председательствующего (по нынешнему законодательству они оказались лишены этого права). Такой порядок был направлен на обеспечение когнитивной доступности свидетельских показаний для присяжных, а также недопущение введения их в заблуждение ответами свидетеля на вопросы, которые могут пробрести «сомнительную сбивчивость» Чебышев-Дмитриев А. П. Русское уголовное судопроизводство по судебным уставам 20 ноября 1864 года. СПб.: Воен. тип., 1875. С 58. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . Согласно нормам УУС стороны были наделены равными правами производить прямой, перекрестный и «вторичный» допросы, однако никаких различий в правилах производства этих допросов установлено не было. Согласно ст. 723 УУС каждая из сторон была вправе предложить свидетелю вторичные вопросы в разъяснение ответов, данных на вопросы противной стороны. Как такового, перекрестного допроса, в понимании англосаксонской модели, в российском судебном следствии не применялось - под «перекрестным» понималась поочередная постановка вопросов сторонами. Не могли быть заданы свидетелям вопросы провокационного характера, направленные на получение компрометирующей их показания информации, оскорбительные, подталкивающие к определенному ответу и т. д. Однако свидетели были обязаны отвечать на вопросы, направленные на выявление противоречий в показаниях свидетелей, или несоответствий между показаниями и известными обстоятельствами; освобождался свидетель лишь от ответов на вопросы, прямо уличающие его в каком-либо преступлении (ст. 722 УУС). Умеренной позиции в отношении перекрестного допроса придерживался Правительствующий Сенат, полагая, что перекрестный допрос «может принести действительную пользу только тогда, когда употребляется дополнительным средством к изложению свидетелем своего показания» Кассационное Решение Правительствующего Сената №147 от 1870 г. по делу Васильева. Цит. по: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 252. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru . И все же возможности, которые дает сторонам перекрестный допрос, были реализованы многими оценившими их обвинителями и защитниками, приобретавшими опыт и искусство использования этого процессуального инструмента. Это дало основания К. К. Арсеньеву констатировать: «Мы едва ли ошибемся, если скажем, что нигде, кроме Англии и Северной Америки, перекрестный допрос свидетелей не играет такой важной роли в уголовном процессе, как у нас, в тех местностях, где введены в действие новые судебные уставы» Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 266.