Третейские суды в Российской Федерации

23 июля 1959 г. Совет Министров СССР принял постановление «Об улучшении работы государственного арбитража», согласно которому допускалось третейское разбирательство споров между юридическими лицами[31]. М. И. Клеандров оценивает это постановление в качестве первоначальной правовой основы образования третейских судов по разрешению хозяйственных споров нынешнего этапа правового регулирования организации и деятельности третейских судов по разрешению экономических споров (хотя и оговаривает условность этой периодизации). Оно было нацелено на использование одной «из новых форм привлечения общественности к разрешению хозяйственных споров по отдельным крупным и сложным делам между предприятиями, организациями и учреждениями»[69,с.68].

В развитие указанного постановления Государственным арбитражем при Совете Министров СССР 31 августа 1960 г. были утверждены Временные правила рассмотрения хозяйственных споров третейским судом[23], которые регулировали основные вопросы, связанные с третейским разбирательством споров, возникающих между социалистическими предприятиями и организациями. Была установлена договорная подведомственность рассмотрения споров между организациями.

В соответствии с традициями того времени широко практиковалось открытое рассмотрение споров третейскими судами непосредственно на предприятиях, в организациях и учреждениях (так называемые выездные заседания). Так, П.В. Логинов описывал случай, когда третейское разбирательство спора между Куйбышевской конторой энергосбыта и металлургическим заводом происходило в конференц-зале в присутствии представителей 30 городских предприятий, специально приглашенных в заседание третейского суда[82,с.26].

В 1975 г. Государственным арбитражем СССР было утверждено Положение о третейском суде для разрешения хозяйственных споров между объединениями, предприятиями, организациями и учреждениями[17]. Согласно названному положению хозяйственные споры между хозяйствующими субъектами могли передаваться на разрешение третейских судов в соответствии с взаимным соглашением. Однако предъявлению иска должно было предшествовать предъявление претензии [33,с.214].

Вопросы третейского разбирательства в какой-то степени находились и в поле зрения судебных органов. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 марта 1969 г. №48 «О подготовке гражданских дел к судебному разбирательству» разъяснено, что в тех случаях, когда спор может быть передан на рассмотрение третейского суда в соответствии с Положением о третейском суде, судья обязан разъяснить сторонам их право на заключение договора о передаче спора на разрешение третейского суда, предупредив истца и ответчика о последствиях этого.

Впрочем, в условиях административно-командных методов управления экономикой третейское разбирательство не получило, да и не могло получить широкого распространения. Так, по данным, приводимым Р. Ф. Каллистратовой, в РСФСР в 1969 г. третейскими судами было рассмотрено 183 спора между хозяйствующими субъектами, а в 1970 г. - 94[65,с.25]. Отсутствие широкой практики распространения третейских судов время от времени приводило к постановке в юридической литературе вопроса о целесообразности сохранения третейских судов; из уст авторитетных юристов звучали слова о необходимости «очищения» гражданского процессуального законодательства от норм, регулирующих третейское разбирательство.

Хотя справедливости ради отметим, что высказывалось и прямо противоположное мнение. Так, профессор В. П. Воложанин в 1984 г. отмечал, что «третейское разбирательство хозяйственных споров не получило пока должного распространения. Его дальнейшее совершенствование и развитие несомненно отвечает интересам укрепления законности в сфере хозяйственных отношений»[33,с.216].

Историческое развитие третейских судов свидетельствует о неравномерных периодах развития третейского судопроизводства. В то же время общая тенденция свидетельствует о возрастании роли третейских судов в правовой системе России.

Процесс демократизации, начавшийся в нашей стране в 90-е гг. XX в., убедительно и однозначно показал неспособность разрешения всех правовых споров органами только государственной юстиции, а также необходимость широкого применения выработанного тысячелетиями мирового опыта урегулирования конфликтов в условиях рыночной экономики. В этой связи в настоящее время особенно актуальным и своевременным становится исследование и изучение проблем отечественных третейских судов и третейского судопроизводства, а также встает вопрос о жизненной необходимости подобных судов, представляющих собой общественные образования.

Необходимость проведения в начале 90-х гг. XX в. реформы экономической юриспруденции, одним из направлений которой стало возрождение института третейских судов, была вызвана активным развитием рыночных отношений.

Все это создало объективные предпосылки к реальному, а не по распоряжению «сверху» (как это бывало неоднократно) возрождению института третейского судопроизводства. Институциональные третейские суды стали создаваться при ТПП субъектов РФ, при ассоциациях, объединениях и т. п. В 1993-1996 гг. в Российской Федерации при организациях, по различным оценкам, существовало от 250 до 400 институциональных третейских судов, в списки которых было включено около 1500 третейских судей.

В настоящее время в России происходят коренные перемены как в области политики, так и в сфере общественно-экономических отношений, сопровождающиеся повсеместным образованием товарных бирж, ассоциаций, объединений, предприятий малого и среднего бизнеса различных форм собственности и т.п. Следствием этого является большое число совершаемых ими сделок и, как закономерный результат, увеличение количества споров. Государственные юрисдикционные органы (как суды общей юрисдикции, так и арбитражные суды) были совершенно не готовы к этому, в связи с чем машина государственного судопроизводства «забуксовала». Перегруженность судов РФ большим количеством гражданских дел вызывала серьезные сбои в работе судов всех уровней, что с неизбежностью повлекло за собой нарушение сроков рассмотрения дел, волокиту и медлительность процесса. В совокупности с возросшими затратами на ведение судопроизводства, дороговизной юридических услуг и «бюрократическим отношением к жалобщикам, эти факторы отпугивают граждан от использования судебных процедур, а тем самым сужают поле правовой защищенности личности»[35].

На сегодняшний день в России третейское разбирательство в целом урегулировано. Два федеральных закона - «О международном коммерческом арбитраже» и «О третейских судах в Российской Федерации», а также согласованные изменения в процессуальных кодексах (Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации и Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации) регламентируют все основные вопросы статуса, деятельности третейских судов, как международных, так и «внутренних», а также вопросы оспаривания и исполнения принятых ими решений.

Однако принятие вышеуказанного законодательства, конечно же, не исключает всех тех проблем третейского разбирательства, которые реально существуют сегодня в России. Многие положения законодательства и внутренние институты третейского суда и судопроизводства нуждаются в теоретическом осмыслении, и будут рассмотрены нами далее в рамках работы.

ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ ТРЕТЕЙСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

2.1 Подсудность третейских судов. Третейское соглашение

В юридической науке идут давние споры о содержании понятия «подведомственность» и его соотношении со смежным понятием «компетенция», а применительно к третейским судам - также понятием «арбитрабельность». На наш взгляд определение круга дел, отнесенных к ведению того или иного органа, все-таки правильнее определять через термин "подведомственность", как это и сделано, например, в главе 3 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации.

Компетенция - это все-таки сфера властных полномочий публичных органов, включая государственные суды. Следовательно, через понятие компетенции можно описывать сферу возможностей органов, осуществляющих властную деятельность.

Таким образом, термины «компетенция третейских судов», «компетенция споров третейским судам» не вполне удачны. В настоящее время, характеризуя круг дел, отнесенных законом к ведению третейского суда, предпочтение следует отдать терминам «подведомственность третейских судов», «подведомственность споров третейским судам».

Термин «арбитрабельность», который означает предметную подведомственность споров третейским судам, в принципе может быть использован и активно используется как в российской, так и зарубежной литературе[42,с.1]. Так, О. Ю. Скворцов поддерживает внедрение термина «арбитрабельность» как понятия, отражающего способ определения категорий споров, подведомственных рассмотрению третейскими судами, но также отмечает, что «утверждение данного понятия в юридической теории и практике есть не что иное, как терминологическое усовершенствование» [116,с.385].

В литературе отмечается, что «нет и не может быть один раз и навсегда зафиксированной сферы общественных отношений, в которой может выступать в качестве юрисдикционного органа третейский суд. Конкретная сфера спорных правоотношений, которые могут передаваться на рассмотрение третейского суда, определяется законодателем с учетом множества социально-экономических и политических факторов»[116,с.391]. Это действительно так, но все же остается вопрос: как определить подведомственность споров третейским судам? Есть два возможных пути.

Первый путь - установление исчерпывающего перечня дел, подведомственных третейскому суду, что чрезвычайно важно, как полагает О.Ю. Скворцов, с точки зрения придания устойчивости этому правовому институту. Этот путь, хотя и возможен, на наш взгляд, менее предпочтителен, так как в условиях многообразия возможных споров и отсутствия общего критерия отнесения их к ведению третейских судов всегда сохраняется риск правильного определения подведомственности дел третейскому суду.

Второй путь определения подведомственности споров третейским судам более предпочтителен - это путь поиска общего критерия (общих критериев) отнесения споров к подведомственности третейских судов. Так, например, в соответствии с ГПК Австрии предметом арбитражного (третейского) разбирательства могут быть любые споры, по которым стороны способны заключить мировое соглашение (§ 577)[124,с.50].

Общий критерий отнесения споров к ведению третейских судов важен как гарантия прав лиц на альтернативную форму разрешения споров. Необходимость поиска такого критерия находит все большее понимание среди исследователей института третейского разбирательства.

Российское законодательство о подведомственности третейских судов представлено множеством законодательных актов, что само по себе вряд ли правильно, поскольку ведет к дублированию норм, часто приводит к разночтениям, ошибочному усмотрению различий соответствующих правил и ошибочному их применению, как это было показано выше на примере определения подведомственности споров, связанных с недвижимым имуществом, третейским судам.

Сравнение ГПК РФ и АПК РФ вообще показывает, что многие их положения дублируют друг друга. В процессуальной науке давно ставится вопрос о систематизации гражданского процессуального законодательства в едином Гражданском процессуальном кодексе РФ, включающем как общие процессуальные нормы, так и специальные нормы, рассчитанные на регулирование отношений в сфере предпринимательства[139,с.139-140].

Было бы правильно также иметь один закон о коммерческом арбитраже, с отражением в нем особенностей международного коммерческого арбитража, как того требует типовой закон ЮНСИТРАЛ, на основе которого принят действующий Закон РФ «О международном коммерческом арбитраже».

Так, в части третьей статьи 3 ГПК РФ указано, что «по соглашению сторон подведомственный суду спор, возникающий из гражданских правоотношений, до принятия судом первой инстанции судебного постановления, которым заканчивается рассмотрение гражданского дела по существу, может быть передан сторонами на рассмотрение третейского суда, если иное не установлено федеральным законом»[7]. В АПК РФ также установлено, что «по соглашению сторон подведомственный арбитражному суду спор, возникающий из гражданских правоотношений, до принятия арбитражным судом первой инстанции судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, может быть передан сторонами на рассмотрение третейского суда, если иное не установлено федеральным законом»[4]. По Федеральному закону «О третейских судах в Российской Федерации» в третейский суд может по соглашению сторон третейского разбирательства передаваться любой спор, вытекающий из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом (пункт 2 статьи 1)[9]. Аналогичным образом определяется круг дел, которые могут быть подведомственны международному коммерческому арбитражу по Закону РФ «О международном коммерческом арбитраже»[10].

Из всех приведенных выше законодательных положений видно, что для определения подведомственности споров третейским судам используется формулировка «споры, возникающие из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом». Иначе говоря, критерии отнесения споров к ведению третейского суда, закрепленные в российском законодательстве, нельзя признать вполне определенными и достаточными. В связи с этим в юридической науке предпринимаются дальнейшие попытки поиска более определенных критериев отнесения споров к ведению третейских судов.

Однако нередко при этом некоторыми авторами за критерии отнесения споров к ведению третейского суда выдаются условия передачи спора на разрешение третейского суда. Так, В.А. Копылов, говоря о критериях отнесения споров к ведению третейских судов, выдает за них, по существу, условия передачи споров на разрешение третейского суда: наличие третейского соглашения; непринадлежность спора к исключительной компетенции государственных судов; отсутствие решения государственного суда по спорному правоотношению[74,с.60].

То же замечание следует сделать и в отношении предложения С. А. Курочкина, который выдает за критерии отнесения споров к ведению третейских судов следующие условия передачи спора на разрешение третейского суда: наличие третейского соглашения; характер спорного правоотношения; субъектный состав участников спора; критерий спорности или бесспорности права[78,с.326-328].

Под критерием отнесения споров к ведению третейского суда следует понимать не условия передачи спора на разрешение третейского суда, а те содержательные признаки, которые характеризуют спор как подведомственный третейскому суду.

Особенно важно определиться с критериями отнесения споров к ведению третейских судов в тех случаях, когда спор, возникающий из гражданских правоотношений, прямо законодателем не изъят из ведения третейского суда, а в практике деятельности третейских судов возникают проблемы, связанные с признанием и исполнением их решений, например решений по делам о признании права собственности на недвижимое имущество.

Обратимся еще раз к критериям подведомственности дел третейским судам, как их определяет российский законодатель. Он исходит из трех критериев.

Во-первых, из характера дела, т.е. это спор, возникающий из гражданского правоотношения. Следовательно, на рассмотрение третейского суда не могут быть переданы споры по делам, возникающим из административных и иных публично-правовых отношений.

Теоретически правы те авторы, которые полагают, что дела об установлении фактов, имеющих юридическое значение, могли бы рассматриваться третейским судом[111]. Однако такие дела не рассматриваются третейскими судами, потому что они носят бесспорный характер и «обладают своего рода публично значимым эффектом». Действительным препятствием для отнесения указанных дел к ведению третейских судов является их публично значимый эффект.

Таким образом, освещая первый критерий - характер дел, передаваемых на рассмотрение третейского суда, видно, какая широкая палитра законодательных подходов и научных мнений характеризуют его.

Во-вторых, при определении подведомственности дел третейским судам российский законодатель исходит из критерия состава участников третейского разбирательства - как частных лиц, как участников спорного гражданского правоотношения.

Частные лица - это физические и юридические лица. Публичные органы, являясь субъектами права, выступают в разного рода отношениях (выступают вовне в разных правовых масках): как публичных (основное назначение), так и частных (вспомогательное назначение). Этим определяются особенности их правового положения.

С одной стороны, публичные органы (министерства, службы, агентства и т.п.) - это субъекты публичного права, участники публичных правоотношений. Для осуществления этой основной своей деятельности они наделяются компетенцией, т.е. определенными властными полномочиями. С другой стороны, публичные органы - это субъекты гражданского (частного) права. Государственные органы наделяются правами юридического лица, т.е. гражданской правосубъектностью, что обеспечивает им участие в гражданских правоотношениях. В этих случаях публичные органы действуют не как властные органы, а как рядовые участники экономического оборота со всеми вытекающими отсюда последствиями. Следовательно, с теоретической точки зрения нет препятствий для участия в третейском разбирательстве государственных органов как участников спорных гражданских правоотношений[5].

Требует уяснения и термин «гражданское правоотношение». Гражданские правоотношения - это имущественно-стоимостные и личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников (ст. 2 ГК РФ). С теоретической точки зрения нет препятствий к тому, чтобы частные жилищные, трудовые, семейные, земельные, экологические, корпоративные, инвестиционные и т.д. правоотношения были отнесены к ведению третейских судов. Такой подход соответствует позиции Европейского суда по правам человека, в практике которого термин «спор о гражданских правах и обязанностях» трактуется широко[118,с.84].

В-третьих, при определении подведомственности дел третейским судам российский законодатель исходит из критерия отсутствия прямо предусмотренных федеральным законом исключений из подведомственности дел третейским судам. Например, по Федеральному закону от 26 октября 2002 г. «О несостоятельности (банкротстве)» дела о банкротстве прямо исключены из подведомственности дел третейским судам. Как уже отмечалось, такие исключения - прерогатива усмотрения законодателя. Задача юридической науки - показать законодателю возможные варианты решения нормотворческой задачи, показать, как исторически развивалось решение соответствующей задачи, как решается эта задача законодателями зарубежных стран, - все то, что может повлиять на решение законодателя.

Следует особо подчеркнуть, что случаи исключения дел из подведомственности третейских судов могут быть установлены исключительно федеральным законом. Подзаконными нормативными актами такие исключения установлены быть не могут.

Можно по-разному оценивать российское законодательство, определяющее подведомственность споров третейским судам. На наш взгляд, в настоящее время это законодательство не вполне совершенно. Но как бы мы ни оценивали это законодательство, хотелось бы, чтобы государственные органы и должностные лица соблюдали его в практике своей деятельности.

Ярким примером неоднородности правоприменительной практики являются дела о признании права собственности на недвижимое имущество. В соответствии со статьями 11 , 12 ГК РФ, приведенными выше статьями федеральных законов, устанавливающих подведомственность третейских судов, статьей 28 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» решение третейского суда рассматривается как одно из возможных оснований государственной регистрации прав на недвижимое имущество. Однако в условиях действия одного для всех законодательства государственные органы даже одной системы выражают разные позиции, а главное, по-разному осуществляют свои функции, что, безусловно, неприемлемо, поскольку подрывает гарантии прав граждан и организаций.

Например, по мнению Главного управления Федеральной регистрационной службы по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, выдача исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда о государственной регистрации права собственности на нежилые помещения затрагивает публичные правоотношения: такие дела неподведомственны третейским судам[99,с.90].

Прямо противоположную позицию по этому вопросу занимает Учреждение юстиции по государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним на территории города Москвы: решение третейского суда может и должно являться основанием для регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество. Указанный государственный орган, руководствуясь нормами действующего законодательства, зарегистрировал переход права собственности на недвижимое имущество на основании решения третейского суда[30,с.90].

Еще более удручает разнобой судебной практики. Так, Верховный Суд Российской Федерации, следуя букве закона, исходит из того, что «решение третейского суда является основанием для регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» [16].

Высший Арбитражный Суд Российской Федерации занял иную позицию: «Арбитражный суд отказывает в удовлетворении заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, которое обязывает регистрирующий орган зарегистрировать право собственности на недвижимое имущество за стороной третейского разбирательства, так как вопросы публично-правового характера (регистрация недвижимости) не могут быть предметом рассмотрения в третейском суде»[24].

Такой несогласованный подход к решению одного и того же вопроса двумя ветвями судебной власти лишний раз свидетельствует о целесообразности их объединения в единую судебную систему. Как минимум в интересах обеспечения стабильности и единообразия судебной практики.

На наш взгляд, определяя подведомственность дел третейским судам, необходимо правильно понимать и применять установленные законодательством критерии отнесения споров к ведению третейского суда.

Необходимо понимать, что институт третейского разбирательства в России, как и во всем мире, представляет собой не что иное, как один из элементов гражданского общества, его экономической сферы. Институт третейского разбирательства в России нуждается в поддержке и дальнейшем развитии.

Согласно статье 5 Федерального закона от 24.07.02 №102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» гражданско-правовой спор может быть передан на разрешение третейского суда при наличии заключенного между сторонами третейского соглашения. Иными словами, заключение контрагентами третейского соглашения является правообразующим юридическим фактом, порождающим право (устанавливающим компетенцию) третейского суда на рассмотрение конкретных споров между сторонами.

Заключая третейское соглашение, стороны предоставляют определенному ими третейскому суду приоритетное право на рассмотрение конкретных споров между ними. Это право выражается в том, что иные третейские суды не вправе рассматривать соответствующие споры, не вправе рассматривать такие споры и государственные суды (суды общей юрисдикции, арбитражные суды), но только при условии, что хотя бы одна из сторон будет возражать против рассмотрения спора государственным судом. Отсутствие третейского соглашения или признание его недействительным, напротив, лишает третейский суд права рассмотреть спор между сторонами, а также является основанием для отмены решения третейского суда или отказа в выдаче исполнительного листа.

Согласно пункту 1 статьи 432 ГК РФ договор считается заключенным, если между сторонами в требуемой для подлежащих случаев форме достигнуто соглашение по всем существенным условиям договора. Единственным существенным условием третейского соглашения является его предмет. Определенным предмет третейского соглашения можно считать только в случае, если указано полное наименование конкретного третейского суда и указано какие споры (все или какие-то определенные) стороны обязуются передать на рассмотрение третейского суда. В противном случае третейское соглашение не будет считаться заключенным[6].

Так, Федеральный арбитражный суд Восточно-Сибирского округа признал обоснованным вывод Арбитражного суда Красноярского края об отсутствии заключенного третейского соглашения между сторонами, поскольку в соответствующем разделе договора не было определено наименование конкретного третейского суда.

На практике также имеют место случаи, когда в третейском соглашении указывается неточное название третейского суда. Например, «Третейский суд при Торгово-промышленной палате Томской области» вместо «Третейский суд при Томской Торгово-промышленной палате». С одной стороны, в приведенном примере волеизъявление сторон очевидно, поскольку Торгово-промышленной палаты Томской области не существует, а территория деятельности Томской ТПП в соответствии с ее уставом охватывает всю область. С другой стороны, формально указан другой суд, и вполне возможно, что он существует. Это тем более вероятно, если третейский суд создан, скажем, при юридической фирме.

В целях исключения подобных недоразумений в Регламенте Третейского суда при Санкт-Петербургской ТПП содержится следующее положение: «Если в третейской оговорке (соглашении) в названии «Третейский суд при Санкт-Петербургской торгово-промышленной палате» вместо слов «Третейский суд» используются синонимы указанных слов, заимствованные из иностранных языков, либо иные синонимы, то в этом случае Третейский суд вправе принять дело к своему производству».

Такой подход вполне оправдан при рассмотрении споров с участием иностранных лиц, поскольку позволяет снять недоразумения при переводе названия суда на другой язык.

Согласно действующему российскому законодательству на рассмотрение третейского суда могут быть переданы все или определенные споры, которые возникли или могут возникнуть между сторонами в связи с каким-либо конкретным правоотношением. Другими словами, в современных условиях невозможно заключение генерального третейского соглашения, предусматривающего правило о рассмотрении всех споров, которые могут возникнуть в будущем между сторонами в рамках их длительных партнерских взаимоотношений. Кроме того, в третейский суд может быть передан спор, вытекающий только из гражданских правоотношений.

В соответствии с пунктом 3 статьи 7 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации» в качестве неотъемлемой части третейского соглашения рассматриваются правила постоянно действующего третейского суда. Однако указанная правовая норма носит диспозитивный характер, то есть стороны могут предусмотреть в третейском соглашении иные правила третейского разбирательства. В содержание третейского соглашения могут быть включены и иные условия, позволяющие упростить и ускорить процедуру рассмотрения спора.

Требования к форме третейского соглашения установлены в статье 7 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации». Третейское соглашение заключается в письменной форме. Оно может быть оформлено в виде отдельного документа, подписанного сторонами. В договоре может быть сделана ссылка на документ, содержащий условие о передаче спора на разрешение третейского суда, но она будет считаться третейским соглашением при условии, что договор заключен в письменной форме и данная ссылка такова, что делает третейское соглашение частью договора. Кроме того, третейское соглашение может быть заключено путем обмена письмами, сообщениями по телетайпу, телеграфу или с использованием других средств электронной или иной связи, обеспечивающих фиксацию такого соглашения.

При заключении договора (контракта) стороны могут включить в него третейскую оговорку. Наличие третейской оговорки свидетельствует том, что стороны разрешили вопрос о подведомственности спора третейскому суду. Это наиболее оптимальный вариант, при котором стороны изначально определяют порядок своих взаимоотношений, что позволяет им в дальнейшем при возникновении конфликта не тратить время и силы на переговоры. Кроме того, в случае окончания срока действия договора третейская оговорка сохраняет свою силу и служит правовым основанием для обращения в соответствующий третейский суд.

Однако в данном случае в силу пункта 1 статьи 452 Гражданского кодекса РФ к третейскому соглашению должны предъявляться такие же требования, как и к договору, в том числе нотариальное удостоверение, государственная регистрация.

Существенную помощь сторонам в составлении третейского соглашения призваны оказать сами третейские суды.

Включение в договор такой третейской оговорки позволит сторонам не только определить подведомственность третейскому суду споров, которые могут возникнуть между ними в будущем, но и решить ряд процессуальных вопросов, что в свою очередь даст возможность заметно сократить время рассмотрения дела. В приведенном варианте третейской оговорки стороны точно высказываются в отношении правил третейского разбирательства.

Одним из достоинств третейского разбирательства является возможность сторон определять судью (судей) для разрешения спора между ними. Однако при обращении в постоянно действующий третейский суд стороны, как правило, не знают третейских судей и доверяют в первую очередь авторитету самого суда, а не отдельных судей.

Согласно статье 30 Закона «О третейских судах в Российской Федерации» стороны вправе договориться не вести протокол в заседании третейского суда. Такое взаимное решение сторон упрощает процедуру рассмотрения дела. Указание в третейской оговорке на окончательный характер решения третейского суда исключает в соответствии со статьей 40 Закона «О третейских судах в Российской Федерации» возможность его оспаривания в государственном суде.

2.2 Особенности производства по делу и рассмотрения спора в третейском суде

Как и любая деятельность по разрешению споров, в том числе и судопроизводство, третейское разбирательство подчиняется определенным закономерностям и происходит в соответствии с особой процедурой. Яркой особенностью регулирования процедуры третейского разбирательства является превалирование частных способов регулирования (в регламенте третейского суда и в соглашении сторон) над законодательным регулированием. То обстоятельство, что третейский суд не входит в судебную систему России, а правоприменение осуществляется частным порядком без участия государства, обусловило значительные отличия третейского разбирательства от государственного судопроизводства.

Первым существенным отличием третейского разбирательства от гражданского процесса выступает иной статус самого третейского суда и усеченный состав участников третейского разбирательства. Общее правило состоит в том, что участниками третейского разбирательства являются его стороны. Участие иных лиц должно быть обосновано прямым указанием в законе или соглашением сторон.

Субъектами третейского разбирательства могут быть:

- третейские судьи (состав суда);

- стороны и третьи лица, при определенных условиях;

- свидетели, эксперты, переводчики.

Сходство состава участников третейского процесса с составом участников гражданского процесса не означает тождества их правового положения и характера их отношений. Влияние соглашения сторон на третейское разбирательство является настолько определяющим, что это делает невозможным участие в нем так называемых процессуальных истцов и лиц, выступающих в чужих интересах. Сторонами по делу всегда будут лишь лица, заключившие третейское соглашение.

На характер взаимоотношений субъектов третейского разбирательства важное влияние оказывает природа происхождения полномочий третейского суда. Определяющим фактором возникновения компетенции третейского суда является воля сторон. Государство определяет лишь рамки, в которых может проявляться эта воля.

Отношения сторон третейского разбирательства строятся на началах равенства и диспозитивности. Эти принципы присущи третейскому процессу в той же степени, что и гражданскому процессу. Особенностью гражданских процессуальных отношений является то, что они возникают с судом, а не между субъектами. Хотя наличие процессуальных отношений между сторонами не отрицалось правоведами, признается, что они протекают с ведома суда или под его контролем.

В третейском разбирательстве взаимоотношения между сторонами не просто присутствуют, а определяют процессуальное поведение сторон и суда, поскольку стороны наделяют третейский суд компетенцией и определяют правила рассмотрения спора, которыми руководствуется суд. Эти отношения в процессуальном плане опосредуются соглашениями сторон по процедурным вопросам, но они могут существовать вне третейского разбирательства и не опосредуются третейским судом.

Стороны изначально связаны между собой договорными отношениями не только материального характера, но и процедурного, а компетенция третейского суда строго ограничена рамками третейского соглашения и возникает из него. Последнее обстоятельство делает положение суда в третейском процессе в корне отличным от положения государственного суда. Если полномочия последнего определяются законом и его отношения с участниками процесса на нем и базируются, то для третейского суда закон играет роль общего дозволения, позволяя сторонам самим формировать отношения по рассмотрению спора в третейском суде, исключив его из сферы государственного судопроизводства. Компетенция третейского суда имеет совершенно иной характер, чем компетенция государственного суда. Было бы ошибкой утверждать, что стороны, обращаясь в третейский суд, передали третейскому суду все полномочия государственного суда. Это невозможно уже в силу того, что подобное действие лежит в сфере публичного права, а потому не может определяться частной волей сторон. В первую очередь это относится к властным полномочиям, присущим органам правосудия.

Базовым признаком процессуальной отрасли являются отношения субъектов процесса, построенные на основе модели власти-подчинения. Это устоявшееся положение процессуальной доктрины разделяют большинство процессуалистов. Характер отношений третейского суда и участников третейского разбирательства нельзя описать через отношения власти-подчинения, характерные для государственного правосудия. Признаки, указывающие на существование этих отношений, проявляются крайне слабо, в то же время ярко проявляются в этих взаимоотношениях принципиально иные методы регулирования.

Полномочия третейского суда производны от полномочий сторон, которые наделили его компетенцией, в силу этого у третейского суда отсутствует возможность принуждения. Его полномочия не просто являются более ограниченными, чем полномочия государственного суда, но имеют иную правовую природу. Стороны третейского разбирательства вправе не только устанавливать компетенцию третейского суда и его полномочия путем заключения третейского соглашения, но и могут изменять их по ходу процесса. Поэтому не стороны находятся в подчинении суда, который вправе давать им обязательные указания, а, напротив, сами стороны определяют круг полномочий суда и порядок его действий.

Вполне естественно проявление властных отношений в конечной фазе третейского разбирательства - решении третейского суда, поскольку оно волевым образом изменяет правоотношения сторон. В то же время правовой статус решения третейского суда не является доказательством наличия отношений власти-подчинения между судом и сторонами в течение судебного процесса в силу того, что такие отношения возникают по воле самих сторон. Существование элементов власти-подчинения в третейском разбирательстве представляет собой пример исключения из частноправового метода регулирования. Наличие властных элементов в третейском разбирательстве возникает скорее как делегирование части этих полномочий государством в строго определенных сферах, именно в силу того, что без их наличия третейское разбирательство было бы лишено реальной возможности эффективно производить защиту прав.

То, что это право может быть обеспечено силой государства, свидетельствует скорее о том, что государство придает публичный характер соглашению сторон о третейском суде. Из этого можно заключить: возможность принятия третейским судом обязательного для сторон решения не доказывает существование отношений власти-подчинения между судом и сторонами. Вывод о полном подчинении третейского суда сторонам также не будет правильным. Стороны действительно могут определять компетенцию третейского суда и процедуру рассмотрения спора. Но в ходе третейского разбирательства третейский суд руководствуется императивными нормами закона и компетенцией, установленной сторонами. Диспозитивность закон устанавливает не во всех процедурных вопросах, а лишь в некоторых, соответственно, и возможность регулирования третейского разбирательства волей сторон допускается лишь в очерченных законом пределах.

На первый взгляд, действие третейского соглашения распространяется исключительно на тех лиц, между которыми оно заключено, а соответственно, не действует в отношении третьих лиц, поэтому их участие в третейском процессе кажется невозможным. Законодательство о третейском разбирательстве не регулирует возможности вступления в третейский процесс третьего лица, поэтому характер отношений третьих лиц и сторон третейского разбирательства имеет существенные отличия от их отношений в государственном суде.

Потребность привлечения в третейское разбирательство третьих лиц возникает как у третейского суда, так и у сторон. Их вступлению в процесс препятствуют два обстоятельства: это конфиденциальность третейского разбирательства и возможность участия в третейском процессе только лиц, заключивших третейское соглашение, - его сторон. Третейский процесс порожден волей сторон и является их частным делом, поэтому именно с волей сторон и связана возможность участия в процессе третьих лиц.

Вполне может быть высказана точка зрения, согласно которой допускается возможность привлечения в процесс третьих лиц без их согласия, но в исключительных случаях (например, если они являются участниками полного товарищества или при солидарной ответственности). С этой позицией нельзя согласиться, так как это входит в противоречие с частной природой третейского разбирательства.

Препятствием к участию в третейском процессе третьих лиц является то, что их правовое положение не определено, поскольку в законе не указано, что они имеют те же права, что и стороны. В то же время законом императивно определено, что права в процессе принадлежат только сторонам. Третьи лица с формальной точки зрения лишены возможности совершать какие-либо значимые процессуальные действия.

Из изложенного можно сделать вывод: участие в третейском процессе третьих лиц возможно, но их вступление в процесс обусловлено согласием на это как сторон третейского разбирательства, так и самих третьих лиц.

Еще одним аспектом взаимоотношений сторон третейского разбирательства является проблема правопреемства в третейском разбирательстве, связанная с переменой лиц в гражданском обязательстве. Процессуальное правопреемство вызывается переменой лиц в материальном правоотношении, произошедшем в результате сделки или в силу закона.

Если исходить из ст. 5 Закона о третейских судах, определяющей, что третейское соглашение заключается между сторонами, можно прийти к выводу о нераспространении действия третейской оговорки на нового кредитора, поскольку соглашение между этими сторонами отсутствует.

В соответствии со ст. 384 ГК РФ право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том же объеме и на тех же условиях, которые существовали к моменту перехода права, если иное не предусмотрено законом или договором. Соответственно, если заключенный между сторонами договор уступки прав не устанавливает ограничений, на нового кредитора распространяется весь правовой режим, которому подчиняется договор, в том числе все права, которыми обладал первоначальный кредитор.

Противники указанной точки зрения считают, что третейское соглашение имеет персонифицированный характер и основано на взаимном доверии сторон, а для субъекта третейского соглашения небезразличен новый партнер. Соглашаясь на передачу спора с конкретным лицом третейскому суду, сторона могла предполагать, что сведения о судебном процессе с этим лицом в силу его личных особенностей останутся неразглашенными. Поэтому стороны вправе не считать друг друга связанными третейским соглашением.

В основе позиции о недопустимости правопреемства в третейском разбирательстве лежат аргументы о неприменимости норм гражданского права к третейскому соглашению в силу его процессуальной, а не гражданско-правовой природы. Тогда к третейскому соглашению не должны применяться и нормы ст. 384 ГК РФ, допускающей уступку прав с сохранением в силе всех условий гражданско-правового обязательства.

Третейское соглашение следует судьбе основного обязательства, поскольку третейское соглашение сопровождает материальные правоотношения сторон. Статья 384 ГК РФ регулирует все условия договора безотносительно к тому, нормами каких отраслей права они регулируются. При цессии к новому кредитору переходят такие элементы режима сделки, как: претензионный порядок, способы фиксации нарушений договора, порядок и формы оплаты, налоговые таможенные и валютные обязательства. Поэтому представляется не логичным, что вырывается одна из частей правового режима сделки, а остальные следуют ее судьбе. Аналогичную позицию занимает МКАС при ТПП РФ, считая, что арбитражная оговорка распространяется и на правопреемника стороны контракта, которому переуступлены права и обязательства по контракту.

За исключением редких случаев, когда исполнение третейского соглашения явно связано с личностью сторон (в биржевых, корпоративных спорах), перемена лиц в основном обязательстве влечет за собой перемену и в третейском соглашении.

Подводя итог анализу взаимоотношений субъектов третейского разбирательства, можно сделать вывод, что внутренние отношения сторон третейского разбирательства базируются на частном соглашении сторон и регулируются частноправовым методом, хотя, исходя из предмета гражданского права, такие отношения не могут в полной мере относиться к гражданско-правовым. Скорее в данном случае может идти речь о возможном применении аналогии в регулировании этих отношений, чем о распространении на них норм гражданского права. При этом метод регулирования этих отношений, безусловно, диспозитивный, поскольку эти отношения появляются исключительно после заключения сторонами соглашения, которое по своей сути можно свести к процессуальному договору.

Частноправовая природа третейского суда ставит проблему возможности третейского суда рассматривать спор, если документы по спору содержат сведения, относящиеся к государственной тайне. В силу ст. 21 Закона от 21 июля 1993 г. №5485-1 «О государственной тайне» получить доступ к таким сведениям может только лицо, оформившее соответствующий допуск к ознакомлению с такими сведениями. Оформление допуска - достаточно долгая процедура, которая слабо согласуется с процессуальными нормами о сроках рассмотрения спора в третейском суде [95].

Важной особенностью третейского разбирательства является необходимость определиться с источником процедурных норм, на которые третейский суд будет опираться в ходе рассмотрения спора. Нормы регламента регулируют лишь часть процедурных вопросов, не затрагивая некоторого количества императивных предписаний, содержащихся в законе. Между тем регулирование негосударственной формы разрешения споров содержится в двух законах: о третейских судах и о международном коммерческом арбитраже. Следующей особенностью третейского разбирательства, до сих пор плохо осознаваемой юристами, назовем порядок оформления процессуальных действий и документов субъектами третейского разбирательства. Иными словами речь идет об использовании в третейском разбирательстве процессуальной формы.

Третейский процесс построен с ориентацией на процессуальные кодексы, что находит свое закрепление в регламентах третейских судов. Поэтому порядок действий субъектов третейского разбирательства чаще всего подчинен достаточно четким правилам. Это дает основание утверждать, что существует третейская процессуальная форма, которая не обладает значительными отличиями от гражданской процессуальной формы. Однако фактическое наличие элементов процессуальной формы в третейском разбирательстве не позволяет сделать вывод о том, что она является необходимым элементом третейского процесса.

К признакам процессуальной формы относятся: нормативность, непререкаемость, системность и универсальность. Если использовать термин «третейская процессуальная форма», то следует предположить, что это частный случай общего понятия «процессуальная форма». Можно сказать, что третейская процессуальная форма - это урегулированный законом порядок деятельности субъектов третейского разбирательства. Данное определение должно вытекать из общего понятия процессуальной формы, но очевидно и то, что источником ее закон не является.

Нормативность процессуальной формы подразумевает ее закрепление на уровне закона. Для третейского суда таким нормативным актом является Закон о третейских судах. При этом источником третейского разбирательства являются и локальные акты третейских судов - их регламенты, а также соглашение сторон.

Анализ закона позволяет установить, что для третейского суда установлено два вида обязательных к использованию судебных актов: это решение и определение. При этом закон не устанавливает, что этот список судебных актов третейского суда является исчерпывающим.

Несколько иначе обстоит дело с вынесением определений суда. Третейский суд обязан совершать процессуальные действия в форме определения в случаях, прямо указанных в законе. К случаям обязательного вынесения определения третейским судом закон относит:

- устранение дефектов решения третейского суда: дополнительное решение, разъяснение решения, исправление описок, арифметических ошибок и опечаток в решении (ст. 34-36 Закона о третейских судах);

- прекращение третейского разбирательства (ст. 38 Закона о третейских судах);

- разрешение вопроса о компетенции (ст. 17 Закона о третейских судах);

- принятие обеспечительных мер (ст. 25 Закона о третейских судах).

Требование о следовании третейским судом определенной процессуальной форме вызвано скорее своеобразной процессуальной традицией, чем необходимостью. Когда отсутствует законодательное или локальное регулирование, третейский суд не связан какой-либо определенной формой реагирования и по своему усмотрению выбирает форму совершения процессуального действия.

Есть еще одно важное отличие, касающееся третейской процессуальной формы, - возможность влияния сторон третейского разбирательства не только на наличие процессуальной формы, но и на ее содержание: например, в отношении ведения протокола судебного заседания, способов уведомления сторон, исследования доказательств. В третейском разбирательстве существует влияние сторон и самого состава третейского суда на процессуальную форму, в то время как для государственного суда подобное влияние исключено - процессуальная форма устанавливается только законом. Указанные отличия приводят к выводу об отсутствии в третейском разбирательстве процессуальной формы в ее классическом понимании.

В отношении решения третейского суда закон ограничивается только требованием о недопустимости нарушения основополагающих принципов права.

Процессуальное право призвано обеспечить реализацию права путем возможности его судебной защиты. В этом состоит так называемая процедурная справедливость - устройство правил выработки решений, способное обеспечить справедливый результат.

В третейском суде не процедура обеспечивает достижение приемлемого для сторон результата разрешения спора, а доверие к составу суда и правилам рассмотрения дела. Отсутствие процессуальной формы означает не то, что вынесенное решение будет незаконным, а только то, что закон допускает такую возможность и при этом не делает данное решение нелегитимным. Именно это отличие позволяет третейскому суду в большей степени ориентироваться на требования справедливости и сложившиеся в данной среде обычаи и обыкновения, нежели на требования формальных предписаний закона.

Можно выделить следующие основные признаки третейской процессуальной формы:

- устанавливается не только законом, но и локальными правовыми актами, усмотрением сторон и состава суда;

- не является всеобъемлющей (допускается осуществление процессуальных действий в иных, не запрещенных формах);

- закон не всегда содержит требования к ее внутреннему содержанию.

Столь существенная разница в содержании понятия третейской процессуальной формы возникает не только в силу различий в законодательном регулировании, но в силу особенностей правовой природы третейского суда, ее использующей.

Защита гражданских прав эффективна лишь в том случае, если истец имеет возможность в результате разрешения спора получить реальное исполнение решения суда. Третейское разбирательство хотя и основано на согласовании взаимной воли сторон, в момент своего начала все равно имеет своей целью защиту прав, а не является примирительной процедурой, такой, как посредничество.

Принципиальным отличием обеспечения иска в третейском разбирательстве служит то, что третейский суд не имеет возможности принудительно исполнить вынесенное определение об обеспечительных мерах. В силу негосударственного характера у третейского суда нет властных полномочий, позволяющих использовать органы исполнения судебных актов, как нет и собственного механизма принудительного исполнения. Это обстоятельство приводит к тому, что обеспечение иска становится одной из форм содействия государственной судебной системы третейскому разбирательству.

Второе отличие вытекает из договорного характера возникновения компетенции третейского суда. Статья 25 Закона о третейских судах носит диспозитивный характер и предусматривает возможность для третейского суда распорядиться о введении обеспечительных мер, только если иное не установлено в третейском соглашении.

Поскольку обеспечительные меры направлены на регулирование и обеспечение процесса исполнения решения, то они в большей степени влияют на исполнительное производство, а не на процесс разрешения спора. Исполнительное производство относится к сфере публичного права и является исключительной компетенцией государства. Поэтому рассмотрение государственным судом заявления о принятии обеспечительных мер третейским судом не является вмешательством в его компетенцию.