Третейские суды в Российской Федерации

Различия в регулировании процедуры обеспечения иска при рассмотрении спора третейским судом, существующие в Законе о третейских судах и в АПК РФ представляются более существенными. В ст. 25 Закона о третейских судах предусмотрено, что заявитель обращается в третейский суд и тот выносит определение о принятии обеспечительных мер. Арбитражный суд исполняет контрольные функции в отношении вынесенного третейским судом определения о принятии обеспечительных мер.

Указанное разногласие АПК РФ и Закона о третейских судах по вопросу о введении обеспечительных мер вызвано тем, что есть два способа обеспечения исковых требований: императивный и диспозитивный. При диспозитивном способе обеспечительных мер третейский суд может ввести их самостоятельно, но они распространяют свое действие исключительно на стороны третейского разбирательства, не обеспечиваются принудительной силой государства и добровольно исполняются сторонами. Императивный способ обеспечения иска отличается тем, что он базируется на введении принудительных обеспечительных мер, т.е. введении этих мер при помощи принудительной силы государства. Способ введения обеспечительных мер описанный в АПК РФ, как раз и является императивным: он основан на реализации государством своих властных полномочий по принудительному обеспечению судебных решений и обеспечению для сторон реальной и эффективной защиты своих прав.

В третейском разбирательстве существует принцип конфиденциальности, противоположный принципу гласности, закрепленному в государственном судопроизводстве. Другая особенность проявления этого принципа состоит в том, что возможность нахождения в помещении, где происходит рассмотрение дела, имеют только представители сторон; присутствие любых иных лиц может быть только с согласия сторон. Этот же принцип запрещает третейским судам производить обобщение своей практики, не устранив идентифицирующие стороны признаки.

Принцип конфиденциальности охраняет интерес сторон в неразглашении сущности их правоотношений, если такое разглашение может причинить вред одной из сторон.

Возникновение компетенции третейского суда на основании третейского соглашения, заключенного сторонами, вызывает отличия в возможностях ответчика предъявить встречный иск. Как известно, предъявление встречного иска является одним из способов защиты прав ответчика в судебном процессе. Критерии признания иска встречным хорошо известны процессуальной науке[38,с.119].

Иначе обстоит дело с возможностью предъявления иска в третейском разбирательстве. Предъявление встречного иска в третейском разбирательстве регулируется ст. 24 Закона о третейских судах. Указанная норма несколько изменяет критерии для признания иска встречным. В третейском разбирательстве достаточно лишь оценочного критерия «существования взаимной связи встречного требования с требованием истца». Однако вводится еще дополнительный критерий - допустимость рассмотрения спора в соответствии с третейским соглашением. Соответственно, ключевым предметом исследования третейского суда является его компетенция на рассмотрение встречного иска.

Возможность третейского суда рассматривать любое заявленное требование, неважно, - основное или же встречное, возникает лишь при наличии соглашения сторон, по которому они наделяют третейский суд правом рассмотреть определенный спор или группу споров. Поэтому предъявление встречного иска может базироваться на том же третейском соглашении, на основании которого был заявлен первоначальный иск, или же на основании третейского соглашения, содержащегося в другом документе и, возможно, касающегося иного правоотношения сторон.

Возможность проведения зачета встречных требований во время процедуры третейского разбирательства законодатель урегулировал, используя те же условия о возможности его проведения, что и при встречном иске.

Не меньше проблем возникает при взаимодействии третейского разбирательства с государственной судебной системой. Проблема состоит в том, что законодатель достаточно исчерпывающим образом урегулировал вопросы преюдиции внутри государственной судебной системы, но не урегулировал влияние судебных актов третейского суда на судебный процесс и наоборот. Применительно к возможности одновременного рассмотрения тождественных исков, рассматриваемых в третейском суде и в государственном, в силу ч. 1 ст. 148 АПК РФ арбитражный суд должен оставить иск без рассмотрения, если в производстве третейского суда имеется тождественное дело. Если арбитражный суд в процессе рассмотрения дела установит, что по тождественному делу имеется принятое решение третейского суда, то он должен прекратить производство по делу в силу ч. 1 ст. 150 АПК РФ. Аналогичное правило содержится и в ст. 38 Закона о третейских судах, которое обязывает третейский суд прекратить производство по тождественному делу, по которому уже вынесено судебное решение, вступившее в законную силу.

Ситуация, когда в третейском суде и в государственном суде рассматриваются иски, порождающие близкий или же идентичный правовой результат, но которые, тем не менее, не являются тождественными, получила образное название «проблемы параллельных исков». С некоторой натяжкой эту ситуацию можно распространить и на иски, которые тесно связаны с предметом рассматриваемого иска и которые неизбежно окажут влияние на рассматриваемый спор.

Орган, который будет производить защиту прав и рассматривать возникший спор, - третейский суд или государственный суд - определяется истцом посредством разграничивающего по судебным органам механизма компетенции на рассмотрение конкретного спора. Компетенция третейского суда всегда является исключением спора из его подведомственности государственному суду и происходит посредством заключения третейского соглашения. В силу этого соглашения каждый конкретный спор подведомственен точно определенному суду.

Все случаи предъявления параллельных исков объединены одним общим признаком: указанный иск предъявляет субъект, который не подписывал третейское соглашение, а, соответственно, соглашение об исключении данного спора из юрисдикции государственного суда на него не распространяется. В то же время непосредственные стороны спорного правоотношения, которые вступили в соответствующие права и приняли на себя обязанности, своей волей наделили компетенцией по урегулированию спора третейский суд. Все это приводит к тому, что одно и то же правоотношение будет предметом судебного рассмотрения в разных судебных органах, каждый из которых вправе принять по спору свое решение, которые могут быть прямо противоположны друг другу.

Возможность для субъектов права самим выбирать форму защиты своих прав привела к возникновению по сути аналогичного конфликта. И в том, и в другом случаях закон относит разрешение данного спора к ведению обоих судов в зависимости от обратившегося за защитой субъекта.

На наш взгляд предпочтительнее было бы законодательное регулирование, разрешающее двойственность ситуации с параллельными исками. Подход к урегулированию названной проблемы должен опираться на необходимость наиболее эффективной защиты гражданских прав субъектов спора, не допускающей ущемления прав иных лиц, интересы которых связаны с интересами спорящих сторон.

Возможно, решение обозначенной проблемы стоит искать, используя механизм, установленный в ч. 4 ст. 194 АПК РФ для рассмотрения споров об оспаривании нормативных актов, устанавливающий, что дело подлежит прекращению, если есть вступившее в законную силу решение суда по ранее рассмотренному делу, проверившего тот же нормативный акт по тем же основаниям. Представляется, что установление подобного механизма сняло бы значительную часть проблем и привело к существенной процессуальной экономии.

Однако на сегодняшний момент какое-либо однозначное регулирование проблемы параллельных исков отсутствует, а потому следует разрешать возникающие коллизии, исходя из существующего регулирования и руководствуясь общими началами регулирования процессуальной деятельности и деятельности третейских судов. К таким началам следует отнести окончательность разрешения спора путем соответствующей правовой квалификации отношений сторон.

В качестве ключевых особенностей производства по делу в третейском суде следует выделить: возможность влияния сторон на правила рассмотрения спора; регулирование третейского разбирательства преимущественно диспозитивным методом; низкую степень властных проявлений в отношениях между судом и сторонами; усеченное использование процессуальной формы; более узкий состав участников третейского разбирательства.

2.3 Решение третейского суда. Исполнительное производство

третейский судопроизводство правовой нормативный

В статье 31 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации» фиксируется одна из наиболее важных особенностей третейского судопроизводства - принцип добровольного исполнения решения, принятого третейским судом. Это и понятно, ибо принцип добровольности исполнения решения третейского суда «вытекает из самой сущности третейского разбирательства: обращаясь в третейский суд по обоюдному согласию и доверяя избранным ими третейским судьям, спорящие стороны провозглашают тем самым свое полное доверие третейскому разбирательству и заявляют о своих обязательствах исполнить принимаемое судом решение, в чью бы пользу оно ни было вынесено, добровольно без какого-либо принуждения»[73,с.608].

Следует отметить, что диспозиция упомянутой нормы несколько противоречива: принцип добровольного исполнения рассматривается как обязанность; однако обязанность не может основываться исключительно на добровольном усмотрении стороны. И в случае с исполнением решения третейского суда такое исполнение подкрепляется санкцией - возможностью принудительно исполнить его, прибегнув к помощи государственных судов. Таким образом, декларирование принципа добровольного исполнения в качестве обязанности сторон неточно. Правильнее говорить в данном случае не о юридической обязанности добровольно исполнять решение третейского суда, а о моральном обязательстве.

В то же время было бы неправильным игнорировать значимость моральной обязанности добровольно исполнять решение третейского суда. Стимулирование добровольного исполнения решений третейских судов является важным признаком высокой правовой культуры общества и, как следствие, значительного укрепления института третейского разбирательства. Как отмечает профессор Е.А. Суханов, решение третейского суда «может быть оспорено участвующей в деле стороной лишь при отсутствии в третейском соглашении упоминания о том, что решение третейского суда является для сторон окончательным. Ведь третейская процедура в принципе рассчитана на добровольное исполнение принятого решения под страхом потери доброго имени в связи с общественным осуждением со стороны предпринимательского сообщества»[120,с.75].

Таким образом, необходимо отличать моральную обязанность по исполнению решения третейского суда, которая базируется на принципе добровольности исполнения, и юридическую обязанность исполнения соответствующего акта, которая обеспечивается наличием механизмов принудительного исполнения.

Помимо прочего стороны и сам третейский суд должны приложить усилия к тому, чтобы решение третейского суда было юридически исполнимо. В литературе справедливо обращается внимание на то, что третейский суд и стороны должны прилагать все усилия к юридической исполнимости решения как при добровольном его исполнении, так и в том случае, если заинтересованная сторона была вынуждена обратиться за его принудительным исполнением в компетентный государственный суд[39,с.14].

Представляется важным отметить и то обстоятельство, что решение третейского суда является правоприменительным актом, который содержит властное предписание, адресованное сторонам третейского разбирательства.

Несмотря на схожесть между решением третейского суда и решением государственного суда как актами юрисдикционных органов, разница между этими правовыми явлениями вряд ли будет подвергнута сомнению.

Решение третейского суда является актом юрисдикционного органа, разрешающего гражданско-правовой спор. Будучи актом правоприменения, решение третейского суда должно быть законным и обоснованным.

Решение по делу является актом, которым завершается третейское разбирательство по существу. Путем принятия решения осуществляется защита нарушенного права либо устраняется неопределенность в материальных правоотношениях, переданных на рассмотрение третейского суда. В этом заключается схожесть между решением, принимаемым третейским судом, и решением, принимаемым компетентным государственным судом.

В то же время ряд признаков отличает третейское решение от акта, принимаемого государственным судом. Во-первых, в отличие от решения государственного суда решение третейского суда не является общеобязательным актом. Во-вторых, принудительное исполнение решения третейского суда не может быть осуществлено без процедуры его признания со стороны государственного суда. В-третьих, решение третейского суда не обладает преюдициальным эффектом (в том смысле, как это понимается действующим процессуальным законодательством). В-четвертых, по формально-юридическим признакам решение третейского суда в отличие от решения государственного суда не может быть пересмотрено в апелляционном, кассационном или надзорном порядке.

Решение принимается большинством голосов третейских судей, которые входят в состав третейского суда, разрешающего спор. Форма, в которой происходит принятие решения, заключается в составлении и подписании третейскими судьями соответствующего текста. Решение подлежит объявлению в заседании третейского суда. Однако данная норма оставляет на усмотрение третейского суда, объявить решение полностью или ограничиться объявлением только резолютивной части решения. При этом законодатель не ограничивает третейский суд какими-либо критериями при выборе формы объявления решения.

В соответствии с п. 2 ст. 33 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации» под резолютивной частью решения понимается та часть решения третейского суда, которая должна содержать выводы третейского суда об удовлетворении или отказе в удовлетворении каждого заявленного искового требования. Кроме того, в резолютивной части указываются сумма расходов, связанных с разрешением спора в третейском суде, распределение указанных расходов между сторонами, а при необходимости - срок и порядок исполнения принятого решения[79,с.218].

Ранее действовавшее законодательство не предусматривало срока, в течение которого третейский суд должен был направить сторонам мотивированное решение в том случае, если в судебном заседании была объявлена только резолютивная часть. Отныне такой срок составляет 15 дней со дня объявления резолютивной части решения, если только стороны не согласовали иной срок для направления решения.

Закон предоставляет третейскому суду право отложить принятие решения, если он признает это необходимым, и вызвать стороны на дополнительное заседание. Речь в данном случае, по сути, идет о возобновлении третейского разбирательства уже после того, как закончилось исследование материалов дела и доказательств, представленных сторонами, но до принятия решения третейского суда. Установление подобной нормы представляется оправданным, поскольку исключает формальный подход к разрешению спора.

Днем принятия решения третейского суда считается день его подписания третейскими судьями. Закон не оговаривает, какой момент необходимо рассматривать в качестве момента подписания решения - подписание резолютивной части решения или подписание всего текста судебного решения.

От того, каким образом будет оценена данная норма, зависит и определение момента вступления в законную силу решения третейского суда. Федеральный закон «О третейских судах в Российской Федерации» не содержит положений, которые бы регламентировали момент вступления решения третейского суда в законную силу. Между тем решение данного вопроса весьма значимо, особенно для исполнения решения третейского суда, в частности для принудительного исполнения, а также для оспаривания соответствующего акта, принимаемого третейским судом. Действительно, с одной стороны, Федеральный закон «О третейских судах в Российской Федерации» говорит о добровольности его исполнения обязанной стороной (ст. 31).

С другой стороны, как Федеральный закон «О третейских судах в Российской Федерации», так и процессуальное законодательство предоставляют стороне возможность обратиться в трехмесячный срок в компетентный государственный суд с заявлением об отмене решения третейского суда (ст. 40 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации»; ст. 230 АПК РФ; ст. 418 ГПК РФ). Таким образом, если в третейском соглашении не предусмотрено, что решение третейского суда является окончательным, то в течение трех месяцев остается, казалось бы, правовая неопределенность в отношении его законной силы. Это дает основания некоторым исследователям утверждать, что в том случае, если стороны не оговорили, что решение третейского суда является окончательным, оно вступает в законную силу по истечении трехмесячного срока, предоставленного законом на его оспаривание[77,с.81].

В юридической литературе отмечается, что при определенных условиях определение этого момента может оказаться невозможным и, следовательно, неисполнимым[59,с.7]. Законодатель возложил своего рода бремя ответственности на сторону, которая оспаривает решение третейского суда, за предоставление доказательств по определению момента истечения срока оспаривания (получение решения третейского суда). Однако при этом в законодательстве отсутствуют механизмы, которые позволяли бы разрешать эту ситуацию в том случае, если соответствующие доказательства утрачены. Представляется, что для исключения подобного рода ситуаций было бы целесообразно установить правило, аналогичное правилу в процессуальном законодательстве, регулирующем деятельность государственных судов, и определяющее начало истечения срока путем истечения определенного количества дней с момента принятия оспаривания судебного решения.

Ранее действовавшее российское законодательство допускало возможность проверки компетентными государственными судами законности и обоснованности решения третейского суда при его исполнении. Соответствующие законоположения в подавляющем большинстве случаев вызывали резкую критику в юридической литературе, поскольку создавали легитимные основы для беспредельного вмешательства государственных судов в деятельность третейских судов.

В настоящее время положение исправлено. Действующее законодательство существенным образом ограничивает возможность вмешательства компетентных государственных судов в пересмотр актов третейских судов. Это касается и такой стадии процесса, как стадия выдачи исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.

Судебное производство по приведению третейского решения к принудительному исполнению по своему характеру является дополнительным производством. Если в рамках основного производства рассматриваются и разрешаются вопросы материально-правовых взаимоотношений сторон, то в рамках дополнительного производства рассматриваются вопросы процессуального характера. Именно этим обстоятельством и объясняется запрет компетентным государственным судам пересматривать решения третейского суда по существу дела.

К сожалению, далеко не все судьи понимают природу третейского разбирательства и, как следствие, не понимают характера такой стадии процесса, как производство о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда. В литературе отмечается, что не редки случаи, когда государственные судьи рассматривают заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда как исковое заявление[112,с.173].

Сущностные признаки третейского судопроизводства отражены в ст. 44 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации». Прежде всего это связано с добровольностью подчинения юрисдикции третейского суда и, как следствие, с добровольностью исполнения решения, принимаемого третейским судом.

В то же время необходимо отметить, что третейский суд вправе установить порядок и сроки исполнения принятого им решения. Это подразумевает в том числе и возможность отсрочки исполнения решения третейского суда. В Федеральном законе «О третейских судах в Российской Федерации» предусмотрено, что в том случае, если срок исполнения решения третейского суда не установлен, то это решение подлежит немедленному исполнению. Как показывает анализ практики деятельности третейских судов, в нашей стране в добровольном порядке исполняется около 90% их решений.

В том случае, если решение третейского суда добровольно не исполняется в установленные сроки, оно может быть исполнено в принудительном порядке. С этого момента, т.е. с момента, когда становится очевидным нежелание обязанной стороны добровольно исполнять решение третейского суда, государство в лице компетентных судебных органов включается в процесс реализации решений, принимаемых в третейском судопроизводстве.

До 2002 г. механизм выдачи исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов не имел подробного законодательного закрепления, а существовавшие по этому вопросу нормативные указания были противоречивыми и неоднозначными. В настоящее время приведение решений третейских судов к принудительному исполнению детально и унифицированно регулируется нормами Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» и Закона о третейских судах, а также соответствующими главами ГПК РФ и АПК РФ.

В связи с тем, что третейские суды являются негосударственными, альтернативными юрисдикционными органами, механизм принудительного исполнения их решений существенным образом отличается от приведения в исполнение решений государственных судов. Для получения исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда следует выполнить ряд процессуальных действий.

В соответствии с требованием ч. 2 ст. 423 ГПК РФ сторона, в пользу которой принято неисполненное добровольно решение третейского суда, - заявитель обращается с заявлением в компетентный суд по месту жительства или месту нахождения должника, а в случае их неизвестности - по месту нахождения имущества должника.

В ГПК РФ и АПК РФ не определен срок, в течение которого возможна подача заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, и момент, с которого следует его исчислять. Данный пробел компенсируется ч. 4 ст. 45 Закона о третейских судах, предусматривающей, что подобное заявление может быть подано не позднее трех лет со дня окончания срока для добровольного исполнения решения третейского суда.

Пропуск указанного трехлетнего срока влечет за собой возвращение компетентным судом заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда без рассмотрения (ч. 5 ст. 45 Закона о третейских судах). Однако в случае уважительности причин пропуска срока на подачу заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда возможно его восстановление компетентным судом по общим правилам гражданского судопроизводства.

Заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда подается в письменной форме и подписывается заявителем либо его надлежаще на то уполномоченным представителем. Требования к содержанию заявления и обязательных к нему приложений закреплены в ст. 424 ГПК РФ и ст. 237 АПК РФ и фактически соответствуют требованиям к заявлению об отмене решения третейского суда (ст. 419 ГПК РФ и ст. 231 АПК РФ). В случае подачи заявления с нарушением законодательных требований оно оставляется без движения либо возвращается по правилам ст. 135 или ст. 136 ГПК РФ (ст. 128 или ст. 129 АПК РФ соответственно).

Заявление в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда рассматривается судьей компетентного суда единолично по общим правилам гражданского или арбитражного процессуального законодательства в срок, не превышающий одного месяца со дня его поступления в суд.

Порядок рассмотрения заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда (ст. 425 ГПК РФ, ст. 238 АПК РФ) в большей своей части аналогичен процедуре рассмотрения заявления об отмене решения третейского суда (ст. 420 ГПК РФ, ст. 232 АПК РФ). Единственным существенным отличием является предусмотренная в ч. 5 ст. 425 ГПК РФ и ч. 5 ст. 238 АПК РФ ситуация, когда параллельно на рассмотрении в компетентном суде (судах) находятся и заявление об отмене решения третейского суда, и заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда. Подобное возможно в силу следующих причин:

- во-первых, обе стороны третейского судопроизводство вправе в одни и те же сроки обратиться с заявлениями в суд: одна - оспаривая решение третейского суда, а вторая - испрашивая на него исполнительный лист;

- во-вторых, названные заявления могут рассматриваться в разных судах, так как оспаривание решения третейского суда производится в суде, на территории которого оно принято (ч. 2 ст. 418 ГПК РФ, ч. 3 ст. 230 АПК РФ), а заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда подается в суд по месту жительства или месту нахождения должника, либо, если они неизвестны, по месту нахождения имущества должника (ч. 3 ст. 423 ГПК РФ, ч. 3 ст. 236 АПК РФ).

В подобной ситуации судья компетентного суда, если признает это целесообразным, может, в соответствии с ч. 5 ст. 425 ГПК РФ и ч. 5 ст. 238 АПК РФ, отложить рассмотрение заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.

Предвидя это, Президиум ВАС РФ указал, что «арбитражный суд вправе вынести определение об объединении дел по заявлениям об отмене решения третейского суда и о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда», если оба заявления поданы в один арбитражный суд[24].

Однако, на наш взгляд, данный подход будет грубо противоречить общей концепции цивилистического процессуального законодательства. Действительно, согласно п. 4 ч. 1 ст. 150 и ч. 4 ст. 151 ГПК РФ, а также ч. 2 ст. 130 АПК РФ судья государственного суда, установив, что в производстве данного суда имеется несколько однородных дел, в которых участвуют одни и те же стороны, вправе объединить эти дела в одно производство для совместного рассмотрения и разрешения, если признает, что такое объединение будет способствовать правильному и своевременному рассмотрению и разрешению дела. Однако указанные нормы относятся исключительно к исковым категориям дел (ГПК) либо закреплены в специальной главе АПК, распространяющейся только на исковые категории дел. Дела же рассматриваемых категорий не могут быть отнесены к исковым категориям, а действующие ГПК и АПК не допускают возможности применения в данной ситуации аналогии закона.

Решая вопрос о приостановлении производства по делу, компетентный суд по ходатайству заявителя может обязать должника в соответствии с правилами гражданского процессуального законодательства предоставить надлежащее обеспечение.

Нормами Закона о третейских судах предусматривается возможность заключения сторонами рассматриваемого в третейском суде дела мирового соглашения. В соответствии с ч. 3 ст. 32 указанного Закона третейский суд по ходатайству сторон принимает решение об утверждении мирового соглашения. Если условия мирового соглашения не выполняются стороной добровольно, то оно может быть приведено к принудительному исполнению на основании исполнительного листа, выдаваемого компетентным государственным судом - как общей, так и арбитражной юрисдикции (ч. 1 ст. 45 Закона о третейских судах, ст. 423 ГПК РФ, ст. 236 АПК РФ).

Необходимо отметить, что все указанные нормативные акты закрепляют единообразный подход: если решение третейского суда добровольно не исполнено, то, во-первых, заинтересованная сторона третейского судопроизводства имеет право обратиться в государственный суд с заявлением о выдаче исполнительного листа и, во-вторых, компетентный государственный суд может отказать в этом только по основаниям, исчерпывающий перечень которых содержится в ГПК и АПК РФ.

На первый взгляд в этом вопросе все предельно ясно и конкретно закреплено нормами действующего законодательства. Однако это не всегда соответствует реалиям правоприменительной практики.

Основания для отказа в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда (ст. 426 ГПК РФ, ст. 239 АПК РФ) в большей части аналогичны основаниям отмены решения третейского суда (ст. 421 ГПК РФ, ст. 233 АПК РФ), в связи с чем отдельными авторами делается поспешный вывод об их полной идентичности[31,с.25]. Однако между этими статьями существуют и значительные отличия. Так, в указанных статьях различно решается вопрос о распределении бремени доказывания между заявителем с одной стороны и стороной третейского судопроизводства либо должником с другой стороны. Если в соответствии с ч. 2 ст. 421 ГПК РФ (ч. 2 ст. 233 АПК РФ) доказывать наличие оснований для отмены решения третейского суда должен заявитель, то при решении вопроса о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда те же самые основания должен доказывать должник. Кроме того, в ст. 426 ГПК РФ и в ст. 239 АПК РФ в числе оснований, требующих обязательного доказывания, содержится дополнительное основание: решение третейского суда еще не стало обязательным или было отменено судом в соответствии с федеральным законом, на основании которого оно было принято.

Необходимо учитывать, что содержащийся в ст. 426 ГПК РФ и в ст. 239 АПК РФ перечень оснований отказа в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда является исчерпывающим и не подлежащим расширительному толкованию.

На данное обстоятельство обращалось внимание Президиумом ВС РФ в Постановлении от 9 августа 2000 г. по делу №66/2000, в котором, в частности, было указано, что законодательство о третейских судах содержит исчерпывающий, не подлежащий расширительному толкованию перечень оснований к отмене государственным судом решения третейского суда. Кроме того, в нем отмечено, что возможность ссылки на нарушение конкретных норм прямо исключается нормами законодательства о третейских судах, поскольку ни одно из содержащихся в нем оснований не связано с неправильным применением конкретной нормы законодательства РФ.

Если компетентным судом в процессе рассмотрения дела по заявлению о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда не будет установлено оснований для отказа, то выносится определение о выдаче исполнительного листа, которое, в соответствии с абз. 2 п. 8 ч. 3 ст. 45 Закона о третейских судах подлежит немедленному исполнению. В противном случае выносится определение об отказе в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.

Правовые последствия отказа в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда (ч. 3 и ч. 4 ст. 427 ГПК РФ, ч. 3 и ч. 4 ст. 240 АПК РФ) такие же, как и последствия отмены решения третейского суда (ч. 3 и ч. 4 ст. 422 ГПК РФ, ч. 3 и ч. 4 ст. 234 АПК РФ).

Принятое компетентным судом по результатам рассмотрения заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда определение в соответствии с ч. 5 ст. 427 ГПК РФ и ч. 5 ст. 240 АПК РФ может быть обжаловано как заявителем, так и должником в десятидневный срок в вышестоящий суд по общим правилам ГПК РФ и АПК РФ.

Исполнительный лист, выданный на принудительное исполнение решения третейского суда, подлежит исполнению по общим правилам исполнительного производства.

ГЛАВА 3. ПРОБЛЕМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ТРЕТЕЙСКИХ СУДОВ И ТРЕТЕЙСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

3.1 Проблемы правового регулирования деятельности третейских судов

Понятие третейского суда соединяет в себе различные правовые явления. В постоянно действующем третейском суде оно включает в себя как организацию, при которой функционирует третейский суд, так и состав суда, рассматривающего спор. В третейском суде, созданном для разрешения конкретного спора, это понятие охватывает только третейского судью или состав суда. Поэтому среди специалистов в данной области существует точка зрения, которая рассматривает третейский суд не как юрисдикционный орган, а как деятельность или метод разрешения споров. Здесь третейский суд является не институциональным образованием, а частноправовой процедурой по защите прав.

Разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную призвано гарантировать право человека осуществлять свою власть. В частности, принят ряд законов, направленных на реформирование судебной системы. Но обеспечивает ли существование самой судебной системы и судебной власти защиту прав? Можно ли утверждать, что государственная судебная система может решить поставленную задачу наиболее эффективным способом? Формы защиты не должны исчерпываться только возможностями государственного правосудия. Субъекты права могут выбирать легитимные формы защиты права исходя из их эффективности. Одной из таких форм является третейский суд, эффективность которого зависит в первую очередь от уровня правосознания общества и от отношения государства к данному институту.

Основополагающие правовые акты - Европейская конвенция о защите прав человека, Декларация прав человека, Конституция Российской Федерации - не упоминают о третейском суде. Поэтому резонно возникает вопрос, насколько легитимен третейский суд и может ли он осуществлять защиту гражданских прав, каково его место в ряду правозащитных органов и не является ли само его существование нарушением права граждан на обращение к правосудию? Данная позиция уже не раз находила своих последователей. Так, Н. А. Чечина пишет: «Отказ принципа осуществления правосудия только судом есть отход от монополии гражданской юстиции, то есть практически не что иное, как ограничение конституционного права на судебную защиту»[129,c.43]. Соответственно, если исходить из доминирования государства в судебной сфере, то третейский суд является здесь лишним элементом.

В соответствии со ст. 118 Конституции правосудие в России осуществляется только судом посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Законодательство исчерпывающе определяет систему судов: конституционные суды, федеральные суды общей юрисдикции и арбитражные суды. Третейские суды не входят в судебную систему России[21].

Этот вывод опирается на действующее законодательство и существующее определение правосудия как рассмотрения споров и осуществления судебной власти в особом порядке от имени государства. Правосудие выступает высшей, но не единственной формой защиты гражданских прав. Мировой суд не выносит решение именем государства, но ему не отказывают в праве на отправление правосудия.

Исходя из этого, Е. А. Суханов считает, что деятельность третейского суда является правосудием, поскольку третейские суды есть юрисдикционные органы по защите гражданских прав[71,c.7]. Близкой позиции придерживается Е. М. Цыганова, считая третейское судопроизводство правоохранительной деятельностью в форме негосударственной судебной власти[126,c.40]. А. С. Мямин прямо указывает на то, что третейские суды осуществляют правосудие[91,c.17]. Третейский суд органично вписывается в систему защиты прав. Он выносит решения не именем государства, но в порядке, им предусмотренном и обеспечивающем возможность принудительного исполнения государством принятых третейским судом решений.

В рамках данной проблемы остается такой вопрос, как правомерность использования терминов «судопроизводство» и «правоприменение» в отношении третейского разбирательства. Оба этих термина используются в отношении государственных судов. Возможность их применения к третейским судам неизбежно ведет к выявлению признаков, позволяющих отнести третейское разбирательство к судопроизводству. А. И. Зайцев пришел к выводу, что третейские суды осуществляют судопроизводство. Его вывод основан на общности признаков функционирования судов, процессуальных институтов, нормативных актов, основ и целей деятельности [58,c.13].

Сущность судопроизводства с достаточной ясностью вытекает из самого понятия. Подвергнув анализу понятие судопроизводства трудно не увидеть существенных отличий между государственным судопроизводством и третейским разбирательством. Является ли деятельность третейского суда правоприменением, так же зависит от его признаков. Третейскому разбирательству присущи все признаки правоприменения за исключением того, что это функция государственного органа. Ю. К. Осипов считал, что «под применением права следует понимать не только издание компетентным органом властного акта, обязывающего участников спорного правоотношения к определенному поведению, а всю деятельность органов государства по реализации конкретной нормы права». Так же он отметил: «Привлечение негосударственных органов к правоприменению происходит в той мере, в какой государство это считает необходимым»[96,c.26].

Развитие третейского разбирательства привело к формированию различных подходов к определению его места в системе органов по защите прав. Являясь юрисдикционным органом, третейский суд не утрачивает своей частноправовой природы. Эта двойственность положения приводит к тому, что третейский суд наделяется компетенцией на разрешение спора самими сторонами, но государство легитимизирует его решения, встраивая их в существующий механизм защиты прав. Сила этих решений может быть различна в зависимости от применяемого государством подхода к регулированию третейского разбирательства, но при этом третейский суд остается вполне эффективным механизмом разрешения правовых конфликтов.

Говоря о начале третейского разбирательства, необходимо еще раз отметить, что оно возникает благодаря третейскому соглашению. Но можно ли говорить о том, что эта компетенция носит сугубо частный характер и не затрагивает публичной сферы? Только ли стороны третейского судопроизводства, а не само государство, наделяют третейский суд компетенцией по разрешению правового спора?

Компетенция третейского суда возникает вследствие юридического факта - действий сторон по выбору формы защиты права, и как следствие - выражения их волеизъявления в третейском соглашении. Однако она имеет совершенно иной характер, чем компетенция государственного суда. Вообще, базовым признаком процессуальной отрасли являются отношения власти-подчинения». По мнению Н. А. Чечиной, «властный характер процессуальных отношений определяется тем, что их обязательным субъектом является суд, который занимает положение руководящего субъекта в процессе»[128,c.11]. С. А. Курочкин считает, что отношения между третейским судом и сторонами аналогичны отношениям в государственных судах и характеризуются как отношения власти-подчинения[77].

Другие специалисты в области третейского разбирательства, в частности М. Э. Морозов, категорически не согласны с данной точкой зрения. Характер отношений третейского суда и участников третейского судопроизводства нельзя описать через отношения власти-подчинения, характерные для государственного судопроизводства. Признаки, указывающие на существование этих отношений, проявляются крайне слабо, в то же время ярко проявляются в этих взаимоотношениях принципиально иные методы регулирования[89,c.48]. Третейский суд не вправе давать сторонам обязательные для них указания, за исключением случаев налагать на них меры ответственности на ненадлежащее поведение в процессе. Полномочия третейского суда производны от полномочий сторон, которые наделили его компетенцией, в силу этого у третейского суда отсутствует возможность принуждения.

Вполне естественно проявление властных отношений в конечной фазе третейского судопроизводства - решении третейского суда, поскольку оно волевым образом изменяет правоотношения сторон. В то же время правовой статус решения не является доказательством наличия отношений власти-подчинения между судом и сторонами в течение судебного процесса в силу того, что такие отношения возникают по воле самих сторон.

Возможно ли существование отношений власти-подчинения без участия государства, непосредственно между частными лицами? Обоснованием возможности власти одного частного лица над другим может быть делегирование ему этого правомочия государством или результатом взаимной договоренности этих лиц. В третейском судопроизводстве государство не делегирует третейскому суду своих властных полномочий, а только допускает возможность частного судопроизводства без участия государства.

Спорный правовой статус решения третейского суда не дает оснований утверждать, что его принятие - выражение господства суда над сторонами. Возможность его принудительного исполнения возникает лишь вследствие судебного акта, вынесенного государственным судом. Это так же указывает на то, что властный эффект проявляется не в силу наделения третейского суда полномочиями от сторон, а через волю государства посредством реализации им судебной власти.

В этом свете вполне справедливы вопросы, которые задает профессор И. С. Зыкин: «До какой степени должна идти юридизация арбитража, идет ли она ему во благо? Что есть совершенствование регулирования? Не оборачивается ли оно излишней формализацией арбитража? Если арбитраж становится все большим подобием государственных судебных органов, не потеряет ли он свою привлекательность в глазах сторон: гибкость, оперативность, меньший формализм?»

Солидаризируясь с точкой зрения профессора Зыкина, отметим, что одна из самых больших опасностей, которая подстерегает систему третейских судов, - это попытка инкорпорироваться их в государственную юрисдикционную систему, в систему государственного правосудия.

С другой стороны, огромная проблема, связанная с контролем государства над третейскими судами, состоит в том, что в 1990-е годы было создано много лжесудов и «карманных» третейских судов, связанных, как правило, с банками. Подобные суды, как отметил Председатель ВАС РФ А. А. Иванов, создаются недобросовестными участниками экономического оборота для самих себя, дискредитируют репутацию системы третейских судов и подрывают доверие к ним. В качестве примера Иванов привел дело, в котором ВАС усмотрел чуть ли не мошенническую схему. Суд рассмотрел дело без участия стороны, которая даже не была уведомлена о заседании. Когда дело дошло до государственного суда, то выяснилось, что все материалы разбирательства уничтожены: по регламенту этого третейского суда срок хранения документов составлял три месяца. Арбитражные суды первой и кассационной инстанций тогда отменили решение третейского суда, уничтожившего материалы дела. Дело попало в президиум ВАС, который признал отмену законной.

«Сейчас необходимо принять меры для их упразднения», - заявил Антон Иванов, - «третейские суды должны остаться только при торгово-промышленных палатах, которых должно быть всего по одной на каждый субъект федерации».

Однако практикующие юристы и теоретики в данной области расходятся во мнениях с Председателя ВАС. «В России известны третейские суды при крупных коммерческих организациях: такой суд, например, существовал при РАО ЕЭС. «Третейский суд при "Газпроме», действующий уже более 15 лет, себя ни разу не дискредитировал», - комментирует управляющий партнер адвокатского бюро «Бартолиус» Юлий Тай.

Начальник управления судебной защиты Промсвязьбанка Алена Антонова поддерживает инициативу главы ВАС: «Она позволит устранить ситуации с "карманными" судами, к которым прибегают недобросовестные участники рынка для поглощения активов должников». Вице-президент, начальник юридического управления Новикомбанка Дмитрий Исаев опасается, что наличие только одного третейского суда в регионе уничтожит конкуренцию и приведет к снижению качества рассмотрения споров. Руководитель судебно-арбитражной практики юридической компании «Яковлев и партнеры» Кира Корума отмечает, что не все третейские суды «карманные», а их большое количество позволяет разгрузить государственные суды. По мнению Юлия Тая, проблему лжесудов можно решить, введя «качественный порог»: например, если более 10% третейских решений отменяется потом государственными судами, то такой третейский суд расформировывается.

Ст. 2 Закона дает нам понятие правил постоянно действующего третейского суда - уставы, положения и регламенты, содержащие правила третейского разбирательства. Системное изучение норм ст. 2 и ст. 3 позволяет сделать вывод о неравнозначности этих актов. Закон предусматривает, что одним из обязательных условий образования постоянно действующего третейского суда является утверждение положения о постоянно действующем третейском суде. В то же время уставы и регламенты не носят обязательного характера, поскольку правила разбирательства могут полностью содержаться в соответствующем положении.

Вместе с тем данный вывод справедлив только для третейских судов, созданных после вступления в силу соответствующего Закона. Это объясняется тем, что действующие до принятия Закона Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров и Положение о третейском суде (приложение №3 к ГПК РСФСР) аналогичных норм не содержали.

Постоянно действующие третейские суды по-разному подходят к вопросу о наименовании своих локальных актов, например, Третейский суд при ТПП Санкт-Петербурга действует на основании регламента. Локальными актами третейского суда при ТПП Москвы являются Положение и Регламент работы.

Здесь, на наш взгляд, в деятельности тех судов, которые руководствуются регламентами и уставами в своей деятельности, возникает существенное противоречие с Законом. Ст. 3 Закона говорит, что «постоянно действующий третейский суд считается образованным, когда организация - юридическое лицо ... утвердила положение о постоянно действующем третейском суде». Именно положение, а не устав или регламент. Ст. 47 Закона указывает, что вместе с принятием Закона утрачивают свою силу следующие нормативные акты - те самые Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров и Положение о третейском суде - приложение №3 к ГПК РСФСР 1964 г. Поэтому можно говорить о том, что те третейские суды, которые руководствуются в своей деятельности не положением, а уставом или регламентом, не привели свою деятельность в соответствие с Законом.

3.2 Проблемы организации третейского судопроизводства

Правовая природа взаимоотношений сторон третейского судопроизводства и суда диктует необходимость соотнесения природы этих отношений с уже известными правовыми конструкциями: оказывает ли третейский суд услуги сторонам и, соответственно, какова правовая природа этих услуг и можно ли отнести деятельность третейского суда к одному из известных видов гражданско-правовых сделок?

Обращаясь в третейский суд, стороны не заключают с третейским судом договор о рассмотрении спора между ними, а руководствуются нормами, закрепленными в регламенте суда и законе. Никто из них не обладает правами, предоставленными ГК РФ сторонам по договору о возмездном оказании услуг. При обращении в суд цель истца не рассмотрение спора, а удовлетворение исковых требований. Но обязанностью суда является вынесение законного решения, а не удовлетворение требований истца. В этом смысле функция третейского суда принципиально отличная от внешне схожих работ. Еще меньше сходства у третейского судопроизводства с договором подряда, поскольку действия сторон направлены не только на достижение результата, но и на регулирование самого процесса его получения, и при этом отсутствует овеществленный результат выполнения этой работы.

Таким образом, деятельность третейского суда нельзя отнести к известным видам гражданско-правовых сделок. Отличия от них вызваны субъектным составом и целью вступления в данные правоотношения. Возникновение правоотношений инициируется сразу двумя субъектами с одной стороны, при этом их интересы в отношении того, как должен быть разрешен спор, изначально различаются. Цель вступления в эти отношения носит сугубо процедурный характер и связана с имуществом через право на защиту этого интереса.

Еще одним аспектом взаимоотношений сторон третейского судопроизводства является проблема правопреемства в процессе. При этом важно, насколько прочно связаны с собой участники третейского процесса и насколько их соглашение носит личный характер. Допустима ли вообще перемена лиц и правопреемство в третейском судопроизводстве?

Если исходить из ст. 5 ФЗ «О третейских судах в РФ», определяющей. что третейское соглашение заключается между сторонами, можно прийти к выводу о нераспространении действия третейской оговорки на правопреемника, поскольку соглашение здесь отсутствует. Например, И. М. Резниченко считает третейское соглашение строго персонифицированным и основанным на взаимном доверии сторон, а для субъекта небезразличен новый партнер. Поэтому он имеет право принять или не принять нового должника в этом качестве. Аналогичное право имеется и у правопреемника - отказаться от третейского соглашения. По мнению Резниченко, правопреемство как процессуальный институт вообще не существует в третейском разбирательстве ввиду того, что правопреемник оказался бы связанным третейским соглашением, которого не заключал, а соответственно, лишался бы своего конституционного права на судебную защиту[110,c.108].

С другой стороны, в соответствии со ст. 384 ГК РФ право первоначального кредитора переходит к новому в том же объеме и на тех же условиях, которые существовали к моменту перехода права, если иное не предусмотрено законом или договором. Соответственно, если заключенный между сторонами договор уступки прав не устанавливает ограничений, на нового кредитора распространяется весь правовой режим, которому подчиняется договор, в том числе и все права, которыми обладал первоначальный кредитор. Поэтому представляется нелогичным, что вырывается ода из частей правового режима сделки, а остальные следуют ее судьбе. Данная точка зрения подкрепляется разъяснениями Президиума ВАС в Постановлении от 17.06.1997 г. № 1533/97. Аналогичную позицию принимает МКАС при ТПП РФ, который в деле № 174/1997 решением от 25.12.1998 г. указал, что арбитражная оговорка распространяется и на правопреемника стороны контракта, которому переуступлены права и обязательства по контракту[106,c.246].