Современные проблемы общей теории права

Обостренное восприятие обществом, его моральным и правовым сознанием проблем связи права и государственного принуждения обусловлено и тем, что на протяжении многих веков человеческой истории принуждение нередко применялось произвольно, по усмотрению власть имущих, а сами меры государственного принуждения часто были несоразмерно правонарушению предельно жестоки. Произвол, жестокость или слабость власти всегда были наиболее заметны в той сфере общественных отношений, где применяются меры наказания за совершение преступлений. Именно поэтому при массовых опросах населения об основных действующих кодексах и законах чаще других называется уголовный кодекс, хотя жизнь подавляющего большинства опрошенных граждан никак не связана ни с преступлениями, ни с наказаниями.

«Из всех видов права, - писал Пашуканис, - именно уголовное право обладает способностью самым непосредственным и грубым образом задевать отдельную личность. Поэтому оно всегда вызывало к себе наиболее жгучий, и притом практический, интерес. Закон и кара за его нарушение вообще тесно ассоциируются друг с другом, и, таким образом, уголовное право как бы берет на себя роль представителя права вообще, является частью, заменяющей целое» [15, с. 196].

Основными признаками юридической ответственности являются:

1) юридическая ответственность предполагает государственное принуждение;

2) это не принуждение «вообще», а «мера» такого принуждения, чётко очерченный его объём (количественные показатели);

3) юридическая ответственность связана с правонарушением, следует за ним и обращена на правонарушителя;

4) ответственность влечёт за собой негативные последствия (лишения) для правонарушителя: ограничение его прав (административный арест, лишение свободы и др.), возложение на него дополнительных обязанностей (выплата определённой суммы, совершение каких-либо действий и т.д.);

5) характер и объём лишений установлены в санкциях юридической нормы;

6) возложение лишений, применение государственно-принудительных мер осуществляется в ходе правоприменительной деятельности уполномоченными государственными органами в строго определённых законом порядке и формах. Вне процессуальной формы юридическая ответственность невозможна.

Круг норм и общественных отношений, образующих содержание, сферу юридической ответственности, сложился исторически. Современные принципы ответственности стали возникать в сознании общества и в действующем праве в период низвержения феодального строя (XVII-XVIII вв.). В процессе становления гражданского общества и борьбы с феодальным режимом утверждались основные положения современной теории права и практики законотворчества относительно принципов применения мер принуждения за совершение правонарушений. В поле зрения передовых мыслителей были, прежде всего, уголовное право и процесс, определяющие наиболее строгие меры принуждения и порядок их применения.

Основным и главным принципиальным положением, сложившимся в борьбе против феодального произвола и инквизиционного процесса, является то, что принуждение как способ, средство охраны права не должно нарушать само право, а может осуществляться только на основе и в пределах права. Одним из воплощений этого принципиального положения стала известная формула nullum crimen, nulla poena, sine lege (без закона нет ни преступления, ни наказания). Это означает, что правонарушением признается только и исключительно деяние, которое до его совершения было запрещено законом, вступившим в силу и доведенным до всеобщего сведения. Одновременно (в том же или ином законе) должно быть совершенно точно определен предел наказания, применяемого за это (этот вид) правонарушение [16, с. 51].

Признание этого принципа с необходимостью возвело в ранг закона так называемую догму права при осуществлении ответственности. При любом понимании права - нормативном, социологическом, естественно-правовом, психологическом - норма права, как она выражена в тексте закона, является альфой и омегой ответственности за правонарушение. Ни признаки правонарушения, как они описаны в законе, ни санкции, определяющие меры принуждения за него, не подлежат расширительному или распространительному толкованию либо (тем более) применению по аналогии. Кроме того, закону, определяющему санкции за какое-либо деяние либо отягчающему ответственность за него, не должна придаваться обратная сила, ибо член гражданского общества, наказываемый за поступок, который в момент совершения не был запрещен либо наказывался менее строго, с полным основанием заявляет: «Знал бы, что запрещено или, что карается столь строго, - поступил бы иначе».

Другим достижением политико-правовой теории и законодательства об ответственности стало стремление урегулировать правом деятельность государственных органов, применяющих принуждение, подчинить эту деятельность специальному контролю и проверке.

Во-первых, законодательство об ответственности имеет общественное значение лишь в той мере, в какой оно реализуется. Если правоохранительные органы проявляют бессилие в борьбе с правонарушениями, либо попустительствуют правонарушителям, в обществе складывается безотрадное впечатление, что многие запреты можно безнаказанно нарушать, а для защиты своих прав целесообразнее прибегать к самообороне, самосуду и к самоуправству, чем обращаться в официально существующие правоохранительные органы.

Во-вторых, давно замечено, что в сфере, где применяется государственное принуждение, общество и личность нередко сталкиваются с рядом тревожных явлений. Государственные органы и должностные лица, расследующие дела о правонарушениях, уполномоченные привлекать к ответственности и решать дела о применении и реализации санкций, наделены властными полномочиями, необоснованное и незаконное использование которых может причинить существенный урон правам и свободам личности. Специфика деятельности правоохранительных органов, обязанных пресекать правонарушения, порой придает расследованию уголовных и иных дел обвинительный уклон. Стремясь показать свое рвение, недобросовестные работники правоохранительных органов способны искусственно создавать доказательства, вплоть до понуждения подозреваемого признать себя виновным в правонарушении, которого тот, возможно, не совершал. Необходимая для борьбы с правонарушениями тайна дознания и следствия может обернуться отсутствием гласности, попустительством произволу в добывании доказательств и запугиванием лиц, вовлеченных в процесс расследования. Стремление возможно быстрее обосновать обвинение и закончить дело в срок порой ведет к осуждению невиновных. Немалый вред законному и обоснованному осуществлению юридической ответственности может причинить давление дезориентированного общественного мнения, административная ретивость высокопоставленных должностных лиц, а то и просто коррумпированных работников правоохранительных органов.

Ни общество, ни личность не могут обойтись без защиты от правонарушителей, а тем самым без деятельности специального аппарата, охраняющего право от нарушений. Но при осуществлении юридической ответственности сталкиваются две неравносильные стороны: лицо, обвиняемое (подозреваемое) в совершении правонарушения, и организация должностных лиц, облеченных властью и полномочиями применять принуждение от имени государства. По указанным причинам это принуждение может быть применено произвольно, в противоречии с действительными обстоятельствами дела, с нарушением закона. Для предупреждения и пресечения необоснованных и незаконных актов и решений об ответственности практика, законодательство и теория эпохи становления гражданского общества определили два средства.

Во-первых, лицо, обвиняемое (подозреваемое, упрекаемое) в правонарушении, по закону наделяется комплексом прав, дающих ему возможность участвовать в исследовании обстоятельств 'дела, оспаривать квалификацию правонарушения, сам факт его совершения, представлять доказательства, пользоваться услугами адвоката, добиваться с помощью юридических средств освобождения от ответственности либо ее смягчения. Комплекс этих прав называется «право на защиту». Это право призвано в какой-то мере уравновесить фактически неравное положение сторон в отношениях ответственности (с одной стороны - лицо, обвиняемое в совершении правонарушении, с другой - облеченные властными полномочиями сотрудники правоохранительных органов, наделенные правом применять принуждение). В отношениях штрафной, карательной ответственности (уголовной, административной, дисциплинарной) использование права на защиту дает возможность предупредить, пресечь или хотя бы как-то парализовать обвинительный и обличительный уклон, часто присущий должностным лицам и государственным органам, расследующим и (или) решающим дела о соответствующих правонарушениях. В отношениях правовосстановительной (гражданско-правовой и др.) ответственности право на защиту в равной мере принадлежит сторонам гражданского процесса и состоит в равной возможности сторон доказывать или опровергать факт причинения вреда или нарушения договора, обосновывать и оспаривать размер спорного возмещения и т.п. Реализация права на защиту придает юридической ответственности (особенно на стадии подготовки решения по делу о правонарушении) состязательный характер. Первостепенная задача состязательности - не только особенная защита прав лица, оказавшегося во власти правоохранительных органов, но и достижение истины по делу о правонарушении. Еще русский юрист XVIII в., профессор Московского университета С.Е. Десницкий справедливо замечал: «Во многих государствах опытом дознано, что без споров в суде справедливости доходить иного средства другого никакого нет» [17, с. 305].

Состязательность процесса исследования и решения дела о правонарушении - не идеальная, но пока единственная предпосылка обоснованности решения дела, учитывающего все наличные доказательства и обстоятельства совершенного правонарушения.

Вторым средством обеспечения законности и обоснованности юридической ответственности является совершенствование процедуры ее осуществления. При наличном уровне развития науки, существующие способы установления истины по делу о правонарушении не вполне совершенны. Официальным признанием неизбежности ошибок при решении таких дел является законодательное определение права и порядка обжалования решений о юридической ответственности, а также актов правоохранительных органов, принимаемых в процессе ее осуществления. Необходимой предпосылкой и способом предупреждения и исправления этих ошибок является формализация процесса осуществления ответственности, разделение его на этапы, завершающиеся документально оформленными актами, доступными последующей проверке и оценке (Исключение составляют штрафы, взимаемые на месте правонарушения (безбилетный проезд, нарушение правил дорожного движения и т.п.). Но и в этих случаях выдается квитанция, дающая возможность оспорить размер штрафа, правомерность его наложения и др. Кроме того, нарушитель имеет право отказаться от уплаты штрафа, потребовав составления протокола для рассмотрения и решения дела в административном порядке). Этот процессуальный порядок дает возможность выявить слабые звенья в системе государственных органов, осуществляющих ответственность, укрепить кадровый состав этих звеньев, освободить их от недостаточно компетентных или недобросовестных работников. Процессуальная регламентация юридической ответственности - необходимая предпосылка последующего контроля и объективной проверки возбуждения, рассмотрения и решения дел о правонарушениях; при обнаружении ошибок, допущенных на том или ином этапе ответственности, существует возможность вернуть дело на этот этап, рассмотреть его заново либо вообще прекратить. Не менее важны процессуальные гарантии прав личности, привлеченной к ответственности. Состязательность и право на защиту воплощены именно в процессуальных нормах, через которые реализуются нормы материального права, определяющие составы правонарушений и санкции за их совершение.

Многие принципы юридической ответственности закреплены в современных конституциях, в законодательстве, в международных пактах о правах.

В современном государстве бытие юридической ответственности возможно лишь в рамках законов, определяющих составы правонарушений и санкции за их совершение, а также порядок (процедуру) исследования обстоятельств правонарушения, принятие обоснованного решения о правонарушении и (если оно действительно было) применении санкции, порядок исполнения принятого решения.

Основная и главная проблема ответственности - обеспечение законности, предупреждение и пресечение правонарушений, максимально возможное устранение ущерба, причиняемого ими обществу и правопорядку. В этой теме концентрируются две крайне важные социальные задачи: во-первых, общество и каждый гражданин должны быть уверены, что правонарушения пресекаются с помощью соразмерных им мер государственного принуждения, что права и охраняемые законом интересы защищены от противоправных посягательств; во-вторых, что борьба с правонарушениями ведется строго на основе закона, обеспечивающего неприкосновенность, права и свободы гражданина, не совершившего ничего противоправного.

Изучение проблем юридической ответственности должно вестись строго на основе изучения норм и принципов права, за пределами которого нет, ни правонарушений, ни санкций, а потому не должно быть ни ответственности, ни принуждения. Поэтому при теоретическом исследовании проблем ответственности попытки выйти за пределы права, а то и вообще уйти от права как предмета исследования, подменить ту часть права, которая определяет основания и порядок осуществления ответственности, чем-то другим, посторонним праву, не могут дать положительного результата.

К сожалению, при исследовании проблем ответственности выявился тупиковый путь семантических изысканий, основанных не на изучении права, его общих принципов, практики применения, а на чтении толковых словарей и на размышлениях о разных значениях слова «ответственность». Одним из проявлений примитивного мышления в период застоя явилось определение: «Ответственность - это обязанность отвечать» Дальнейшие попытки умозрительно вывести содержание понятия ответственности из ее терминологического обозначения породили определения: «Отвечать - значит дать отчет, отчитаться в содеянном».

«Общее понятие юридической ответственности может быть дано как регулируемой правом обязанности дать отчет в своих действиях, - рассуждали некоторые авторы. - Все становится на свое место, если понимать ответственность как обязанность дать отчет в своих действиях» [18, с. 269]. Неоднократно указывалось, что такие рассуждения логически упречны (определение дается через определяемое), теоретически несостоятельны и практически бесплодны. Применительно к гражданско-правовой ответственности предполагаемая «обязанность дать отчет» выглядит нелепо, поскольку нарушитель договорных обязательств или причинитель имущественного вреда юридически обязан возместить вред или ущерб, уплатить неустойку (штраф, пеню), а не отчитываться в содеянном перед потерпевшим. В самом деле, неужели же нормальна ситуация, если в ответ на обоснованную претензию нарушитель договора или причинитель вреда посылает потерпевшему отчет о своей деятельности, достижениях, трудностях, недостатках, об обстоятельствах допущенного нарушения и т.д., а потерпевший ограничивается изучением этого отчета, вместо того, чтобы обратиться в суд или арбитраж для взыскания убытков или неустоек?

Особенно тревожно, что аналогичное определение ответственности применялось (и применяется) к штрафной, в том числе к уголовной, ответственности. Утверждалось, например, что «в конкретных отношениях ответственности государственные органы и некоторые должностные лица имеют право применять принуждение, а именно принудительно требовать отчета в совершенном правонарушении». Между тем именно это (выделенное курсивом) современным законодательством и международными пактами о правах специально и категорически запрещено [19, с. 42]. Тем не менее, некоторые философы-социологи даже предлагали изменить действующее законодательство нашей страны в духе инквизиционного процесса средних веков, обязав подозреваемого и обвиняемого в уголовном процессе под страхом принуждения давать правдивые показания. «Какое право обвиняемого было бы тем самым нарушено? Никакого, кроме «права» искать всевозможные лазейки для уклонения от ответственности. В целом обязанность отчитаться в содеянном перед государством можно считать компонентом ответственности…» [20, с. 133-134.].

К сожалению, такие рассуждения не относятся к пройденным этапам отечественной науки. В юридической литературе, особенно в учебной, еще не изжито пренебрежение правом на защиту лица, привлеченного к ответственности. «Юридическая ответственность, - пишет С.Н. Кожевников, - это обязанность лица претерпевать определенные лишения государственно-властного характера за совершенное правонарушение» [21, с. 462.]. Несовместимость такого понятия ответственности с действующим процессуальным правом доходит до того, что содержание ответственности раскрывается через средневековые правовые институты, возлагавшие на обвиняемого обязанность доказывать свою невиновность, отчитываться в содеянном. «Возложение юридической ответственности, - подчеркивает С.Н. Кожевников, - предполагает отчет за свои действия виновного субъекта (объяснение причин, мотивов совершения действия, влекущего ответственность)» [21, с. 461.].

Распространенность «семантических» определений ответственности не столь безобидна, как может показаться на первый взгляд. Жизненность и обоснованность любой теоретической модели проверяется практикой. Для правоведения существенно важны такие критерии истинности теоретического построения, как, во-первых, возможность воплотить его в законодательстве, во-вторых, влияние на практику применения закона. Выше процитировано суждение, содержащее порицание права на защиту и предложение заменить его «обязанностью отвечать»; к сожалению, с поддержкой предложения изменить наше законодательство в духе инквизиционного процесса выступают даже некоторые юристы [22, с. 15-16.]. Такие предложения радикально противоречат не только принципам отечественного законодательства, выраженным в Конституции Российской Федерации (ст. 49, 51 и др.), но и общепризнанным нормам международного права (ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и др.).

В течение ряда последних лет студентам и слушателям юридических вузов, а также практическим работникам нередко внушается неверная мысль, что сущность ответственности в том и состоит, что лицо, совершившее правонарушение, юридически обязано отвечать, давать отчет. Воспринимаемое в общем контексте понятий и категорий теории государства и права, где понятие юридической обязанности имеет вполне определенный и точный смысл, предположение о таких обязанностях правонарушителя способно направить практику применения закона на неверный путь.

Если лицо, совершившее преступление, обязано отвечать и отчитаться в содеянном, но на вопросы следователя не отвечает или меняет показания, отрицает вину, оспаривает обвинение, заявляет ходатайства, то почему бы на одном, лишь этом основании не изменить ему меру пресечения на более строгую? К сожалению, такой и другие способы подкрепления незаконной санкцией несуществующей обязанности отвечать на практике имеют место (например, допрос виновного как свидетеля, т.е. под угрозой уголовной ответственности за дачу ложных показаний). С этими нарушениями законности ведется борьба, но их трудно искоренить, если приписывать правонарушителю обязанности, не предусмотренные законом.

Аналогичные ошибки существуют и в судебной практике. Верховный Суд не раз отмечал недопустимость расширительного толкования судами обстоятельств, отягчающих ответственность, в частности ссылок отдельных судов при избрании более строгой меры наказания на отрицание подсудимым своей вины или на попытку скрыться с места совершения преступления. С другой стороны, порой допускается ограничительное толкование обстоятельств, смягчающих ответственность. Верховный Суд неоднократно отменял или изменял приговоры нижестоящих судов по той причине, что при определении наказания они не учли явку с повинной. Но не коренится ли причина всех этих ошибок в том, что некоторые судьи психологически воспринимают явку преступника с повинной лишь как выполнение им элементарной, во многих учебниках названной обязанности отвечать, дать отчет в содеянном, что не должно влечь никаких льгот и послаблений, а отрицание вины или попытку скрыться с места преступления, наоборот, как нарушение этой обязанности, отягчающее ответственность?

Наконец, произвольно выведенное из термина «семантическое» определение ответственности продолжает негативно влиять на развитие науки и подготовку научных кадров. Например, в автореферате одной из недавно защищенных кандидатских диссертаций административная ответственность определяется как «обязанность правонарушителя отвечать за свое противоправное и виновное деяние, которая реализуется посредством применения мер государственного принуждения, предусмотренного законодательством». Кто кому отвечает и как можно отвечать посредством применения (кем и к кому?) мер государственного принуждения, мы, как ни старались, понять не смогли [23, с. 7].

Одним из порождений семантических изысканий стала также идея так называемой правовой позитивной ответственности, под которой понимается не ответственность лица, совершившего правонарушение, а, наоборот, правомерное поведение лица, не совершающего правонарушений. Это понятие появилось и получило распространение в конце 60-х годов; его сторонники ссылались на многозначность слова «ответственность» и на необходимость повышения философской оснащенности общей теории права.

В литературе по философии, социологии, этике социальная ответственность обычно рассматривается в качестве единства внутренних побуждений личности и велений долга (перед другими людьми, обществом, коллективом), форм внешнего и внутреннего контроля или соотношения способности и возможности человека предвидеть результаты своих действий, признавать их своими. Попытки применить эти понятия в правоведении породили представление о так называемой двухаспектной правовой ответственности, согласно которому кроме юридической ответственности за правонарушение и в неразрывной связи с ней существует правовая позитивная ответственность - осознание долга, обязанность совершать действия, соответствующие природе общественного строя.

Идея «двухаспектной юридической ответственности» неоднократно подвергалась критике. Указывалось, что в принципе недопустимо объединять в одном определении сознательное отношение честного человека к исполнению своего социального долга и противоправное поведение правонарушителя. Справедливо отмечалось также, что правоведение, как и все общественные науки, не может просто использовать «в готовом виде» философские понятия и категории без учета специфики предмета своей науки. К сожалению, ряд рассуждений сторонников идеи правовой позитивной ответственности основан именно на чисто терминологическом использовании философских понятий без проверки сферы их действительной применимости: «Ответственность - одна из многих категорий, разработанных философией. В частных, в том числе и юридических, науках все категории, поскольку они имеют универсальный характер, должны сохранять свое первоначальное значение. Уголовное право может использовать их в том смысле, в каком они употребляются философами». Однако философы настойчиво предостерегают именно от механического перенесения общефилософских понятий и категорий в частные науки без учета специфики объекта и предмета разных наук.

Немалую методологическую опасность представляет также неправильное использование терминологии, имеющей в разных науках различное содержание. При исследовании проблем позитивной ответственности попытки философского и социологического подхода нередко сводились к переименованию правовых явлений, к произвольному использованию философских и иных терминов. Давно замечено, что терминологическое «переодевание» хорошо известных явлений в новые словесные одежды не может привести к какому-либо приращению научного знания. Много раз указывалось, что большая часть рассуждений сторонников правовой позитивной ответственности основана на смешении и отождествлении обязанности и ответственности. В самом деле, если сторонниками этой идеи ответственность определяется как «объективно обусловленная необходимость осознанного и добровольного соблюдения правовых предписаний всеми субъектами права», «общее требование для всех субъектов права, как руководство к действию, к правильному выполнению правовых норм», если утверждается, что «правомерные юридически значимые поступки оцениваются как ответственные» [23, с 10.], то спрашивается: почему это - ответственность, а не законность, общеобязательность права, правомерное поведение, как утверждают другие правоведы [24, с. 49].

Наиболее уязвимым звеном идеи правовой позитивной ответственности является невозможность определить ее юридические свойства и качества, чем-либо отличающиеся от известных понятий «обязанность», «правомерное поведение», «правосубъектность», «деликтоспособность», «выполнение обязательств» и др. Многолетние призывы разработать понятие правовой позитивной ответственности, раскрыв свойственное ей юридическое содержание, не пошли далее декларативных рассуждений, и, наоборот, углубленное исследование проблем социальной ответственности с позиций правоведения неизбежно приводит к выводу о том, что ее позитивный аспект «не обладает признаками, качествами, особенностями правового явления, характеризующегося связью с государством, с правом… Признание юридического характера позитивной ответственности не только не соответствует природе явления, но и усложняет решение многих проблем в юридической науке, ибо означает ликвидацию юридической ответственности, как специфического правового явления» [25, с. 15].

В большой части рассуждений о правовой позитивной ответственности правовые явления теоретически объединяются с такими категориями правосознания и морали, как «осознание необходимости правомерного поведения», «добросовестное отношение к своим обязанностям», «чувство ответственности» и т.п. В связи с этим сторонники идеи правовой позитивной ответственности личности высказывали предположения о большой воспитательной роли этой идеи. Однако этот оптимистический прогноз на практике не привел к заметным результатам.

Суть дела в том, что уважение к праву является не правовой, а моральной категорией, подвластной не столько юридическим, сколько иным способам воздействия на личность и ее духовный мир.

Правовое воспитание - сложная и важная задача, требующая проведения многих мер: от распространения знаний о праве до поднятия общего уровня правовой культуры, от преодоления правового нигилизма до налаживания безотказной системы гарантий незыблемости правопорядка, от изживания скептического отношения к праву до воспитания непримиримости к нарушениям законов. В теории правовой позитивной ответственности все эти задачи решаются крайне упрощенно и схематично; по мысли многих ее сторонников, достаточно определить законом запреты и обязанности, как сразу же (теоретически) возникает всеобщее ответственное к ним отношение (правовая позитивная ответственность). К сожалению, это далеко не так. Скажем прямо: распространение идеи правовой позитивной ответственности пока что не вышло за пределы относительно узкого круга специалистов-теоретиков и практически выглядит как уговаривание одних правоведов другими правоведами относиться к запретам, обязанностям и правопорядку с уважением. В обыденном правосознании идея правовой позитивной ответственности, насколько известно, не нашла понимания [26, с. 2].

Кроме того, вызывает тревогу, что с распространением идеи правовой позитивной ответственности нередко связаны теоретические рекомендации, крайне сомнительные именно с точки зрения эффективности правовой пропаганды, воздействия юриспруденции на массовое правосознание. Взгляд на правовую позитивную ответственность как на «другой аспект», оборотную сторону, зеркальное отражение традиционной ответственности за правонарушение с самого начала основывался на предположениях, что источником правовой позитивной ответственности являются санкции за правонарушения, в том числе уголовные наказания. При «двухаспектном» понимании ответственности легкость замены в термине «ответственность» одного смысла (правомерное поведение) другим (наказание за правонарушение) породила соблазн вести правовую пропаганду, угрожая санкциями. Теоретическим результатом этого явились рассуждения ряда сторонников указанной идеи о том, что все граждане несут уголовную ответственность безотносительно к тому, совершают они преступления или нет [27, с. 78]. Предположение об уголовной ответственности граждан, не нарушающих закон, радикально противоречит ясному определению уголовного законодательства, согласно которому уголовной ответственности подлежит только лицо, виновное в совершении преступления.

Попытки определить правовое положение граждан через санкции («позитивная ответственность - другой аспект ответственности за правонарушение») связаны с явно преувеличенным представлением некоторых авторов о роли принуждения и наказания в регулировании общественных отношений: «Устанавливая уголовную ответственность за определенные виды деяний, уголовное право направляет поведение людей в русло социалистического и коммунистического строительства» [28, с. 14.].

Понятие правовой позитивной ответственности тем или иным образом связано с предположением, что правом регулируется не только поведение, но и внутренний духовный мир человека: «Позитивная правовая ответственность предполагает такое отношение лица к обществу, государству, другим лицам, которое включает эмоционально-психологическое осмысление и рациональное осознание лицом своего гражданского долга перед обществом, государством и другими лицами, а также готовность действовать в соответствии с этой личностной установкой» [29, с. 10.]. Очевидно, однако, что эмоционально-психологическое осмысление и рациональное осознание своего гражданского долга даже у лиц, лишенных свободы (о которых высказано приведенное суждение), никак не может быть ни обнаружено и проверено, ни отрегулировано с помощью правовых средств. Знаменательно, что сторонники идей «правовой позитивной ответственности» никогда не ссылались на противоречащее их идеям известное суждение Маркса: «Помимо своих действий, - подчеркивал Маркс, - я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом».

По тем же причинам оказались неудачными попытки раскрыть традиционное понятие юридической ответственности не только через особенности правового положения лица, привлеченного к ней, но и через «состояние воли» привлеченного к ответственности, его «способности отдавать отчет в своем противоправном деянии» и другие интеллектуально-волевые, психологические качества личности [30, с. 82]. Эти попытки потерпели неудачу именно по той причине, что состояние воли привлеченного к ответственности, процессы, протекающие в его сознании, не являются предметом правовой оценки и регулирования. Привлечение к ответственности за правонарушение имеет целью создать необходимые для исправления и перевоспитания правонарушителя интeллeктyaльные и психологические процессы в его сознании, но включение этих процессов в само понятие юридической ответственности ведет к неприемлемому положению: «если нет осознания, то не должно быть ответственности» [31, с. 46]. И наоборот, если психологические, интеллектуально-волевые и иные процессы, протекающие в сознании правонарушителя, заложены в самом понятии юридической ответственности, то достаточно привлечь его к ответственности и применить санкцию, чтобы предполагать осознающим долг, вставшим на путь перевоспитания и исправления. К сожалению, это не так. Многие санкции и меры ответственности потому и остаются безрезультатными, что эффект их воздействия на сознание правонарушителя либо недостаточен, либо ужесточающе чрезмерен. Один из путей повышения эффективности санкций и ответственности в том и состоит, чтобы их система была максимально приспособлена к задачам выработки мотивов правомерного поведения, осознания долга, добросовестного выполнения обязанностей. Но для этого сама ответственность (в соответствии с ее правовой природой) должна рассматриваться как нечто внешнее по отношению к этим мотивам, осознанию, отношению, а не включающее интеллектуально-волевой и психологический результат в готовом виде.

Теоретическое исследование проблем юридической ответственности будет успешным и плодотворным при непременном учете объема этого понятия. Юридической ответственности нет и не может быть за пределами действующего права. Как и правовое регулирование в целом, юридическая ответственность возможна лишь там, где объективно существует доказуемость и исполнимость правоотношений средствами юридического процесса, причем ее реализация требует специального аппарата, способного применять правовые нормы и при необходимости принуждать к их исполнению и соблюдению.

Представляется достаточно очевидным, что определение и понятие ответственности бесполезно искать в толковых словарях.

Для определения юридической ответственности за правонарушения нельзя покидать почву права, обращаясь к понятиям и категориям других социальных и философских наук. Так, попытки соединить в одном понятии правовое регулирование действий людей с психологическими процессами, протекающими в их сознании, породили антиномии и подтвердили точность афористического суждения великого писателя, что в судебных процессах «психология - палка о двух концах» [32, с. 47.]. Стремление философски развить правоведение на основе омонимии привело к безотрадным выводам, что все мы несем уголовную ответственность - одни позитивную, другие негативную. Попытки терминологически преобразовать философское понятие свободы как познанной необходимости в юридическое понятие свободы как «сознательного подчинения закону» с неизбежностью породили софизм, согласно которому лишенный свободы преступник, добросовестно отбывающий наказание, на самом деле свободен.

Изучение юридической ответственности, в соответствии с объемом этого понятия основанное строго на почве права, не состоит в комментировании текстов нормативных актов и практики их применения. Напротив, именно в сфере абстракций, отвлекающихся от случайного и временного, конструируются понятия и категории, выражающие существенное и необходимое в изучаемой реальности. В юридической науке достаточно много дельных абстракций, отражающих действительные качества ответственности как правовой реальности. Ряд споров о понятии ответственности посвящен соотношению именно таких абстракций, т.е. понятий, основанных на изучении права (а не слов, терминологии других наук и т.п.). Причина этих споров коренится нередко в том, что смежные отраслевые юридические науки одну и ту же ответственность иногда видят по-разному. Так, если ряд теоретиков уголовного права усматривают суть уголовной ответственности в обязанности преступника отвечать и подвергнуться наказанию, то процессуалисты единодушно признают право на защиту обвиняемого коренным принципом уголовного процесса, в рамках которого осуществляется та же самая ответственность. С точки зрения общей теории права эти позиции никак не могут быть суммированы, поскольку предполагаемая материально-правовая обязанность теоретически и практически несовместима с процессуальным правом. Такого рода коллизии для общей теории должны являться не столько предлогом для суждений о каких-либо специфических проблемах отраслевых наук, сколько стимулом для разработки теоретических моделей, снимающих выявившиеся противоречия на более высоком уровне обобщения. Иными словами - общая теория права может взять на себя роль арбитра, только совершенствуя собственный понятийно-категориальный аппарат, разрабатывая методологию и обращаясь к непосредственному исследованию действующего права и практики его применения.

Основная и главная проблема ответственности - обеспечение законности, предупреждение и пресечение правонарушений, максимально возможное устранение ущерба, причиняемого ими обществу и правопорядку. В этой связи концентрируются две крайне важные социальные задачи: во-первых, общество и каждый гражданин должны быть уверены, что правонарушения пресекаются с помощью соразмерных им мер государственного принуждения, что права и охраняемые законом интересы защищены от противоправных посягательств; во-вторых, что борьба с правонарушениями ведётся строго на основе закона, обеспечивающего неприкосновенность, права и свободы гражданина, не совершившего ничего противоправного.

Конституционная ответственность - специфический вид юридической ответственности и выступает как одна из форм, разновидностей общесоциальной ответственности. Конституционно-правовая ответственность - одна из малоизученных правовых категорий. Иногда конституционно-правовую ответственность рассматривают как политическую ответственность. Для конституционно-правовой ответственности характерны общие черты и признаки, как и для любого другого вида юридической ответственности, и она предполагает неблагоприятные правовые последствия для правонарушителя. Конституционно-правовая ответственность наступает за конституционный деликт, который предусматривается в нормах конституционного законодательства. Субъекты конституционно-правовой ответственности указываются в нормах конституции и в иных актах конституционного значения. Ими выступают государственные органы центральных и местных органов в сфере законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти, а также должностные лица этих органов, включая главу государства. Формами (санкциями) конституционно-правовой ответственности выступают: отмена или приостановление действия антиконституционного акта, отрешение от должности (импичмент), роспуск парламента, отставка правительства, признание выборов или результатов референдума недействительными, официальное признание работы государственных органов, должностных лиц неудовлетворительной.

В зависимости от наступления тех или иных правовых последствий конституционно-правовые санкции условно подразделяют на два вида: санкции, которые после своей реализации не влекут другой юридической ответственности (например, административной или уголовной), т.е. санкции «чисто» конституционного характера, и санкции, после реализации, которой наступает или может наступить другой вид юридической ответственности, например, административная или уголовная. В первом случае речь идёт о таких конституционных санкциях, как отмена противоречащего конституции закона, признание выборов или результатов референдума недействительными и т.д. Во втором случае конституционная санкция связана с отрешением от должности, лишением депутатского или судейского иммунитета, после которого может наступить административная или уголовная ответственность. В Республике Казахстан вопросы конституционно-правовой ответственности регулируются Конституцией, конституционными законами, обычными законами и иными нормативными правовыми актами, в которых содержатся нормы конституционного права.

2.4 Правосознание и правовая культура как проблема в реализации права

Одной из немаловажных проблем в теории права является правосознание и правовая культура. Данные вопросы наиболее актуальны в связи с тем, что в настоящее время, во-первых, законодательство не является примером совершенства, имеет многочисленные пробелы и противоречия вследствие чего у граждан создается негативное впечатление о законодателе, и соответственно о результатах его труда, требует множество доработок, во-вторых, существует проблема правовой неграмотности населения. Поэтому мы решили рассмотреть среди прочих проблем теории права и правосознание граждан и их правовую культуру.

В общей теории права выделяют различные формы общественного сознания, посредством которых люди осознают (отражают) окружающий мир. Это политическое, нравственное, национальное, эстетическое, религиозное сознание. К формам общественного сознания относится и правосознание. Правосознание - это, по существу, оценка права, существующая в обществе, выражающая критику действующего права и формулирующая определенные надежды и пожелания к правовой сфере, ее изменениям, определяющая, что считать правомерным, а что неправомерным. Это еще и новый этап состояния общественного сознания.

Основными особенностями правосознания является:

1. В правосознании отражаются лишь те явления, которые составляют правовую сторону жизни общества. Оно охватывает процесс создания правовых норм, реализацию их требований в общественной жизни. Политические, нравственные и другие идеи и представления тоже активно воздействуют на формирование и реализацию норм права. Но прежде чем получить выражения в правовых нормах, в практике их применения, они должны пройти через правосознание, то есть получить правовую форму в виде правовых идей и представлений.

2. Особенность правосознания выражается также в способе отражения явлений общественной жизни. Осознание правовых явлений жизни общества осуществляется посредством специальных юридических понятий и категорий. К их числу относятся такие понятия, как правомерность, неправомерность, правоотношение, юридическая ответственность, законность. Нравственное же сознание оценивает окружающий мир с помощью собственных понятий: добра, зла, справедливости, чести, достоинства. Особенности правосознания могут быть выявлены лишь посредством конкретных исследований. Такие исследования, безусловно, необходимы: исторический опыт неопровержимо свидетельствует, что любые политические решения, законы, указы, судебные решения и так далее оказываются неэффективными, если они противоречат культуре масс, выраженной, в частности, в правосознании. Наряду с общетеоретическими подходами к правовому сознанию как одной из важнейших форм общественного сознания и даже мировоззрения, теория права выделяет и изучает структуру правосознания. В соответствии с концепцией А.Б. Венгерова эту структуру характеризует два пласта - правовая идеология и правовая психология [32, с. 321].

Система взглядов и представлений, которые в теоретической форме отражают правовые явления общественной жизни являются правовой идеологией. Это осознанное отношение к праву, выражаемое в обоснованной, аргументированной критике или критике или одобрении всей правовой системы, правовых учреждений, судов, отдельных законов. Теоретическое отражение правовых идей и взглядов содержится в научных исследованиях по вопросам государства и права, их сущности и роли в общественной жизни. Поскольку в них содержатся объективные выводы и обобщения, это позволяет государству и его органам эффективно использовать их в правотворческой и правоприменительной деятельности.

Совокупность чувств, привычек, настроений, традиций, в которых выражается отношение различных социальных групп, профессиональных коллективов, отдельных индивидов к праву, законности, системе правовых учреждений, функционирующих в обществе - это правовая психология. Правовая психология характеризует те переживания, чувства, мысли людей, которые возникают в связи с изданием норм права, состоянием действующего законодательства и практическим осуществлением его требований. Радость или огорчение после принятия нового закона, чувство, удовлетворения или неудовлетворения при реализации конкретных норм, нетерпимое или равнодушное отношение к нарушениям правовых предписаний - все это относится к области правовой психологии.

Для формирования и реализации правовых норм значительную роль играет психологическая структура. Который проявляется или как мощный фактор правового развития, прогресса в демократических преобразованиях, или тормоз, сопротивление преобразованиям, реформам. Причем психологическую структуру в решающей степени формирует национальная психология. Сложившиеся за многие столетия национальные привычки, обычаи, особенно на бытовом уровне, диктуют эмоциональное отношение у этносов к тем или иным правовым нововведениям, модернизациям. Прежде всего, это касается установившихся форм брачно-семейных, имущественных отношений, положительное отношение к которым сохраняется, как бы те или иные «революционные» правовые решения ни старались их разрушить.

В теории права правосознание делится на обыденное, научное и профессиональное.

Если в профессиональном и научном правосознании еще можно надеяться на объективность, то в обыденном правосознании, выделяется эмоциональная область. Это - психологическое отношение к фактам юридической действительности, проявляющееся в эмоциях, психических переживаниях, установках. Обыденное сознание очень ограничено. Его ограниченность обусловлена узостью своего источника - индивидуального опыта, по общему правилу не выходящего за пределы сиюминутных вопросов каждодневной жизни. Поэтому правосознание не может остаться в рамках обыденных представлений об окружающем социальном мире и неминуемо в своем развитии выходит на уровень более широких обобщений, выявления объективных общественных закономерностей, то есть становиться теоретическим. Теоретический уровень правосознания включает систему научных знаний общечеловеческого характера, более или менее объективно отражающих юридическую действительность. Теоретический уровень правосознания в свою очередь многослоен. В нем выделяется профессиональное правосознание юристов, собственно юридическая теория и правовая идеология.

Судья относится и оценивает правовую реальность иначе, чем прокурор, прокурор - иначе, чем адвокат, следователь - иначе, чем эксперт-криминалист, юрисконсульт банка - иначе, чем преподаватель юридического факультета и так далее, хотя все они получили высшее юридическое образование. Многочисленные эмпирические исследования показывают, что различные профессиональные группы правоведов неодинаково воспринимают юридическую действительность [32, с. 322]. Столь пестрое многообразие правосознаний объясняется тем, что, казалось бы, единый теоретический взгляд на право преломляется через функционально различные виды практической деятельности, включая законодательную и правоприменительную. Собственно теоретический уровень правосознания по идее должен быть тождествен системе научных понятий, духовно воспроизводящих функционирующую и развивающуюся юридическую систему. В действительности теория не является единой, включая в себя борьбу взглядов, различные научные школы и так далее.

Наконец, теоретический уровень предстает в виде идеологии. Она не есть обязательный элемент правосознания и является, как правило, лишь в тоталитарных политических режимах, когда требуется поставить теорию на службу захватившей власть социально-политической группировке. Обладание властью требует ее легитимации, в том числе и в духовной сфере. Выполняя эту задачу, идеология приспосабливает теорию, деформируя и подгоняя ее к непосредственным нуждам господствующей клики, и превращает ее в орудие идеологической обработки массового сознания

Таким образом правосознание формируется на основе права. Если право отвечает социальным потребностям общества, соответствует его идеалам, целям, тогда правосознание служит опорой правоприменительной деятельности, основой правотворчества. Право - структурообразующий фактор для правосознания. Дефекты правосознания зачастую возникают из-за массового незнания и непонимания закона. Особенно опасно, когда такая ситуация возникает в среде работников СМИ, тиражирующих свое нневежество. Так, в одной из солидных газет недавно утверждалось, что уже само судебное разбирательство бросает тень на участников разбирательства «и должно побуждать их уйти с высоких должностей», игнорируется приговор суда, презумпция невиновности - все это для таких журналистов «темный лес». Раз разбирательство - значит, виноват. Но так ведь и в 30-е годы считалось - «органы не ошибаются», арестован - значит, виноват. Теперь уже достаточно одного разбирательства.

Одной из основных проблем связанных с правосознанием и правовой культурой остается правовой нигилизм. Нигилистическое отношение, то есть абсолютное отрицание, формулируется в правовой психологии определенных социальных групп, индивидов, когда, например, все стражи порядка - это «менты», когда тюремная жизнь овевается романтикой, ореолом из блатных песен, когда появляются герои - «воры в законе», авторитеты преступного мира. Правосознание может формироваться еще в детстве, когда, например, мать пугает расшалившегося ребенка милиционеров, вместо того чтобы внушить ему мысль, что милиционер - это его защитник, помощник. Поэтому так важно формировать, использую и искусство, и СМИ, и иные способы, положительный образ защитника правопорядка, а не опускаться до массовой дискредитации фигуры полицейского. Во многих кинокартинах герои-полицейские - это лица негритянского происхождения, и этим также снимаются нелепые расовые, националистические, шовинистические представления. Таким образом, правовой нигилизм - это во-первых, характеристика определенных негативных, деформированных сторон правосознания, которая резко критически, отрицательно относится к требованиям уважения и соблюдения права. Правовой нигилизм противостоит в правосознании требованиям законности, своему антиподу. Законность в правосознании как раз и реализуется в идеалах соблюдения и уважения права, в укреплении правопорядка, в понимании культурной и духовной ценности права. Во-вторых, правовой нигилизм и его антипод - законность - это не только сфера духовной жизни общества, сфера правового сознания. Это еще и характеристика определенного реального состояния общества. Это состояние общества - уже не психологическая, а социальная характеристика. Причины правового нигилизма самые разные. От вполне обоснованных протестов тех или иных законов до искусственно созданного неприятия права вообще, как не нужного социального института. Противостоит правовому нигилизму, иным деформациям правосознания такой сложный социальный феномен, как правовая культура [32, с. 327].

На основе вышеизложенного сичтаю возможным рассмотреть и правовую культуру как состаляющую правосознания. Правовая культура - многозначная характеристика одной из важнейших сторон жизни общества. Это более высокая и емкая форма правосознания. Правовая культура характеризует уровень правосознания, включает степень сознания права, на которую опираются исполнительная власть, должностные лица, характеризуется она и интенсивностью убеждений в ценности права. Правовая культура также имеет свою структуру: профессиональный и традиционно-бытовой пласты. Высокий уровень правовой культуры - один из признаков правового государства. Если правосознание охватывает только духовную жизнь общества, является только частью общественного сознания, то правовая культура включает в себя как духовные характеристики, так и «материальные придатки» права - юридические учреждения, их организацию, отношения; как роль в обществе права, судебной, нотариальной, арбитражной и иных систем, так и стиль, культуру их работы, отношения с гражданами, защиту законных интересов, знание и соблюдение законных интересов в обществе; как соотношение правовой культуры с другими системами общей культуры - политической, научной, художественной, так формы рассмотрения споров в суде, работу законодательных органов и тому подобное. Правовая культура складывается синергетически, отражая, впрочем, уровень, условия существования различных обществ, этапы цивилизованного развития человечества.