Готические традиции в изображении романтического героя в русской литературе 20-х – 30-х годов XIX века

«Шагреневой коже», Пушкин в «Пиковой даме» и Гоголь в «Портрете» преобразуют сделку с дьяволом в сделку героя с совестью, перенося этот мотив в сознание героя. Герой сам делает выбор в пользу зла, а искуситель является таковым только лишь в его воображении.

Тема двойничества воплощается в готической литературе так же посредством мотива родового проклятия и родового сходства. Преступление или вина в готическом романе не прерывается со смертью того, кто является источником зла, сам сюжет строится таким образом, что этот груз прошлого воспринимается последующим поколением, постепенно прибавляющиеся обстоятельства действия романа, выявляя ранее скрытое от читателя:

«…именно фактор неумышленного повторения делает жутким то, что в ином случае является безобидным, и навязывает нам идею рокового, неизбежного там, где иначе мы сказали бы только о «случае» <…> появление людей, которые из-за своей одинаковой наружности должны считаться идентичными, усиление данной ситуации благодаря скачку душевных процессов от одной из персон к другой -- что мы назвали бы телепатией, -- так что один персонаж овладевает знаниями, чувствами и переживаниями другого, отождествляется с другим лицом, герои произведения плутают в своем Я или перемещают чужое Я на место собственного, то есть происходит удвоение Я, разделение Я, подмена Я -- и, наконец, постоянное возвращение одного и того же, повторение тех же самых черт лица, характеров, судеб, преступных деяний, даже имен на протяжении нескольких сменяющих друг друга поколений» Фрейд З. Жуткое (1919) Пер. с немец. Р.Додельцев // Проект «Весь Фрейд» [Электронный ресурс] URL: http://freudproject.ru/?p=723 (дата обращения: 30.05.2017)..

Байронический герой -- тип романтического героя, который сформировался на основе героя поэмы Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812--1818) и получивший дальнейшее развитие в романтической литературе. Свойственные героям этого типа демонические черты в полной мере отразились в «Демоне» М.Ю.Лермонтова. Герои А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова представляют собой развитие типа байронического героя в русской литературе, то есть, тип «лишнего человека».

«Жизненная программа» героя часто универсальна и характеризует его как тип, характерный для определенной жанровой принадлежности - это явление иллюстрирует понятие сверхтипа Мелетинский Е.М. О литературных архетипах / Российский государственный гуманитарный университет. - М., 1994. - 136с.

Романтической литературы принадлежит авантюрно-героический сверхтип, для которого характерны стремления к славе, авторитету, власти, познанию, проявляющий себя в активных действиях, борьбе за свои идеалы и цели. Авантюрно-героические персонажи - это часто избранники, наделенные исключительностью и неуязвимостью, их стремления направлены либо на созидание, либо на разрушение, но это всегда какое-либо активное действие (от служения обществу до злодейства). Часто эти два полюса совмещаются, и героические поступки персонажа могут сочетаться со своеволием и гордостью (Прометей).

Авантюрно-героический сверхтип классифицирован В.Хализевым и включает в себя такие типы персонажей как:

- народно-эпические герои ранних мифов и рыцарских романов (Ахилл, Одиссей, Илья Муромец, Тарас Бульба, Дубровский, Ланцелот, Артур, Сирано де Бержерак и т.д.); а также, их современные модификации в фантастической, детективной и приключенческой литературе;

- романтические бунтари (байронические герои) и герои-идеологи в литературе XIX-XX веков, «демонические» персонажи, интеллектуалы, потерявшие нравственные ориентиры: (Гёте «Фауст», Байрон «Каин», Лермонтов «Демон», Заратустра у Ницше; Онегин, Печорин, Раскольников);

- герои-идеалисты, страдающие романтические герои (Вертер, Ленский, герои Стендаля и Бальзака);

Архетипические черты героя сохраняются в приключенческой литературе Нового Времени, герой, как правило, тем или иным образом находится в конфликте с окружающей действительностью, одновременно возникает стремление заглянуть в душу героя, объяснить его психику. В литературе сентиментализма и романтизма возникают герои, находящиеся в конфликте с окружающей средой или обществом в целом, чувствительные или разочарованные, склонные к меланхолической отстраненности или, наоборот, к демоническому бунтарству и богоборчеству. «Элементы демонизма в герое, выражающем «мировую скорбь», «болезнь века», непосредственно связаны с невозможностью эпической реализации (реалистически и рационально это продемонстрировано в «Красном и черном» Стендаля и отчасти в «Герое нашего времени» М.Ю.Лермонтова). Поэтому «неистовый» характер байронических героев одновременно повторяет и отрицает эпический архетип героя Мелетинский Е.М. О литературных архетипах / Российский государственный гуманитарный университет. - М., 1994. С. 35».

Таким образом, герой романтической литературы, сохраняя причастность к авантюрно-героическому сверхтипу, явился симптомом и свидетельством культурно-исторического кризиса Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. С.164.

Глава 2

2.1 Истоки демонических образов предромантической и романтической литературы

Демонизм - явление в литературе, построенное на функциональном перемещении традиционных отрицательных и положительных характеров и введении отрицательного характера в качестве героя, раскрытие положительных черт в образе, традиционно воспринимаемом отрицательно. Для этого литературного явления характерны следующие черты: отрицание мира и миропорядка, неприятие религиозных догматов и этических норм, бунт против традиционных социальных отношений, борьба за неограниченную личную свободу.

Эволюция образа демона в зарубежной литературе проделала путь от Дж. Мильтона («Потерянный рай») к Дж.Г.Байрону («Каин», «Манфред», «Лара», «Корсар») и И.В.Гёте («Фауст»).

Дьявол, как он изображается в иудаизме и христианстве, выступает как дух воплощенного зла, который правит в темном царстве. Этот дух находится в постоянной оппозиции к Богу. Сам термин «Дьявол» происходит от латинского термина Diabolus. Также первейшие упоминания о дьяволе содержатся в вариациях легенды о Фаусте, в котором Сатана обращается к благородным человеческим качествам (например, жажда знаний), которые параллельны его же собственному отчуждению от Бога.

Мощная характеристика у Мильтона гордого и почти трагического сатаны в «Paradise Lost»(«Потерянный рай») глубоко повлияла на эволюцию готического героя-злодея: «…мятежный Властелин, Осанкой статной всех превосходя, Как башня высится. Нет, не совсем Он прежнее величье потерял! Хоть блеск его небесный омрачен, Но виден в нем Архангел. Так, едва Взошедшее на утренней заре, Проглядывает солнце сквозь туман Иль, при затменье скрытое Луной, На пол-Земли зловещий полусвет Бросает, заставляя трепетать Монархов призраком переворотов, И сходственно, померкнув, излучал Архангел часть былого света. Скорбь Мрачила побледневшее лицо, Исхлестанное молниями; взор, Сверкающий из-под густых бровей, Отвагу безграничную таил, Несломленную гордость, волю ждать Отмщенья вожделенного. Глаза Его свирепы, но мелькнули в них И жалость и сознание вины При виде соучастников преступных, Верней - последователей, навек Погибших; тех, которых прежде он Знавал блаженными Милтон Дж. Потерянный рай // БВЛ Серия первая. Средние Века. Возрождение. XVII век. № 45. Перевод с англ. Штейнберг Арк. Советский Союз.: Художественная литература, 1976. [Электронный ресурс]. URL: http://lib.ru/POEZIQ/MILTON/milton.txt (дата обращения: 30.05.2017)».

«Сатана (евр. satan, арам. satana, «противник в суде, в споре или на войне, препятствующий, противоречащий, обвинитель, наушник, подстрекатель», ср. араб. шайтан; греч. перевод дйЬвплпт, откуда рус. Дьявол, нем. Teufel, «чёрт», и араб. Иблис), в религиозно-мифологических представлениях иудаизма и христианства главный антагонист бога и всех верных ему сил на небесах и на земле, враг человеческого рода, царь ада и повелитель бесов Мифы народов мира. Энциклопедия. Гл. ред. Токарев С.А. М.: 2008. С.897».

В Ветхом завете слово сатана -- ещё имя нарицательное, употреблявшееся во всех перечисленных выше смыслах, в специальном применении к С. оно воспринимается как прозвище безымянного врага, у которого могут быть и другие прозвища, например, как в апокрифе 2 в. до н. э. «Книга Юбилеев» (17, 18), Мастема (евр. masetemah, «вражда»); в евангельских текстах «Лукавый» (Матф. 6, 13; 12, 19 и 38), «Враг» и т. п.

Поздняя иудейская литература развивает и систематизирует эти черты. Поведение сатаны как провокатора, подстрекателя и соблазнителя окончательно отождествляется с образом змия из истории Адама и Евы (Прем. Сол. 2, 23-24 и др.).

Упоминание сатаны встречается и в новозаветных текстах:

Сатана был низвергнут с небес за то, что восстал против Создателя из-за своей гордости, он потерпел поражение в битве и был низвержен в преисподнюю, где был обречен на бесконечные муки: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Отк. 12, 9); «Он же сказал: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лук. 10, 18). Затем он покинул преисподнюю и появился в райском саду в облике змия, обольстившего первых людей из зависти к ним (зооморфное обличье в христианстве сохраняется как аллегория). Сатане свойственна вездесущность - оставаясь узником преисподней, он становится одновременно и ее властелином, приобретающим власть над душами грешников, попадающих туда. Он источник зла и вместе с тем - кара. Однако его власть не ограничена только преисподней, он способен нести зло и в мир людей, «Уже немного Мне говорить с вами, ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Иоан. 14, 30). Расширяя сферу своего могущества, Сатана продолжает бунт против Создателя и сотворенного им мира - отрицание и уничтожение - суть всей его деятельности. В Откровении (Апокалипсисе) Иоанна Богослова сказано о том, что Сатана также начнет новую войну, но снова будет разгромлен «И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Отк. 12, 7-10).

В готической традиции активно использовался иудео-христианский комплекс идей и образов: демонические персонажи, ведущие свою родословную от «злого духа». Дьявол - мифологический персонаж, олицетворение сил зла («нечистая сила»), противостоящий «доброму началу» -- богу. В христианстве дьявол - сложный образ, корни которого имеют различное и очень древнее происхождение (различные божества мрака и тьмы древневосточных религий, духи зла, боги загробного мира) Мифы народов мира. Энциклопедия. Гл. ред. Токарев С.А. М.: 2008. С.344.

Фигура Сатаны в литературе содержала в себе несколько готовых сюжетных мотивов, используемых либо вместе, либо по отдельности: скорбящий ангел, отлученный от неба; бунтарь-богоборец; соблазнитель невинной жертвы. Порой, как в «Демоне» Лермонтова они смешивались между собой Вайскопф, М. Влюбленный демиург: Метафизика и эротика русского романтизма / Михаил Вайскопф. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. - 696с.

Часто граница между страдающим и жестоко мстящим «демоном» трудно различима, так как всеми порывами героя изначально движет гордыня и жажда мести и разрушения.

Демоническим героем может считаться и вампир. Тематика вампиризма получила развитие под влиянием повести «Вампир» (1819) Джона Полидори, которая была опубликована в русском переводе в 1828 году. Ее принято считать первым в истории художественной литературы произведением, описывающим вампира. Полидори превратил вампира из чудовища в аристократа, сделав популярным этот образ в романтической литературе как в европейской у Дж.Ш. Ле Фаню «Кармилла», Теофиль Готье «Любовь мертвой красавицы» 1836 («Влюбленная покойница»), а также в русской литературе (В.Олин «Вампир», А.К.Толстой «Упырь», «Семья вурдалака»).

Персонаж, называемый роковым или демоническим, так же может быть представлен в женском обличье. Однако в русской литературе тип роковой женщины (femme fatale) выражен неявно - чаще всего они получают иноземное происхождение (Пушкин «Цыганы»), либо являются нечистой силой (колдунья в «Вие»). Прообразом всех роковых героинь в литературе являлись Лилит, первая жена Адама, позднее воспринимавшаяся как женское воплощением демонизма, или орудие сатаны; Ева, соблазненная змеем, «вавилонская блудница» из «Апокалипсиса». Лилит в еврейском фольклоре описывается как первая жена Адама, которая бежала от него вместо того, чтобы быть его слугой. После, Бог послал трех ангелов, чтобы вернуть ее к Адаму, с условием, что в случае ее отказа ее дети будут убиты. Лилит отказалась и поклялась, что она принесет вред будущим младенцам других матерей. Вера в Лилит все еще сохраняется, в некоторых культурах. В готическом романе достаточно сильно развит тип роковой женщины. В романе М.Г.Льюиса «Монах» Матильда является примером демона суккуба, намеревавшейся пробудить в Амбросио заложенные в нем пороки, которые в конечном итоге приведут его к гибели.

Часто в образе демонического героя соединяются сразу несколько персонажей: сам падший ангел Люцифер, библейский Змий и славянский фольклорный Огненный Змей. Огненный змей является демоном-оборотнем, принимающим облик человека, чтобы вступить в любовные отношения с женщиной. При этом он часто принимает обличье умершего мужа или жениха, но сохраняет физический недостаток (демоническая примета). Миф об Огненном Змее перекликается с тематикой баллад о женихе-мертвеце (Бюргер «Ленора»). У В.Я. Проппа змей предстает как похититель «каждый месяц молодую девушку брал и пожирал» Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки // Собрание трудов В. Я. Проппа / Сост. И. В. Пешков. М., «Лабиринт», 1998. - 512с..

Часто он может иметь какой-либо изъян или увечье, как своеобразную отметину нечистых сил, часто это подчеркнутая асимметрия тела (хромота, следы оспы, косоглазие и т.д), или же «каинова печать» (шрам, родимое пятно, буква). Клеймо на нем - это отметина посланника Рока и одновременно «печать судьбы», ее жертвы. Кроме того, возникает ассоциация с печатью Антихриста:

«И он сделает то, что всем - малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам - положено будет начертание на правую руку их или на чело их, И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его». (Отк. 14: 16, 17)

Агасфер также известен как Артаксеркс, Cartaphilus, Малхут. Термин происходит от легенды о еврее, который высмеял Иисуса или отказался позволить ему отдохнуть в его доме на пути к кресту. В результате, Иисус осудил его бродить по земле до судного дня. Некоторые варианты легенды соединить эту легенду с фигурой Каина. Бог осудил Каина за убийство Авеля и проклял его скитаться по земле с отметкой на лбу. В готических произведениях, Агасфер часто символизирует проклятие бессмертия. Его характеристики включают в себя большие, черные, сверкающие глаза; взгляд глубокой меланхолии; черная бархатная полоса на лбу; медленные шаги; обширное знание далеких стран и событий из давнего прошлого.

В книге «Тысячеликий герой» Дж.Кэмпбэлл объясняет мифологические истоки образа тирана-монстра. Его характерные черты одинаковы в народных легендах, сказках и преданиях: это желание разрушения или присвоения себе общих благ, неукротимое стремление к обладанию тем, что ему не принадлежит, разрушить жизни людей, с которыми он связан Кэмпбелл Д. Герой с тысячью лицами: Миф. Архетип. Бессознательное. Пер. с англ. К. Семёнов. СПб.: София, 1997. -- 336с..

В образе демонического героя подчеркивается его бесприютность, подобно Сатане или Каину (изгнание, бегство или скитальчество), как последствие совершенного в прошлом преступления. Но часто они ощущают отверженность с самого детства, еще тогда подвергаясь насмешкам или непониманию:

«Прежними друзьями Я был отвергнут; как Эдем, Мир для меня стал глух и нем» Лермонтов М.Ю. Демон // Сочинения в 2-х томах. Т. 1. М.: Правда, 1988. С. 573.

Всем инфернальным героям свойственно такое качество как гордость или гордыня, потому что именно этот грех, считающийся тяжелейшим, побудил Люцифера восстать против Бога: «И дик и чуден был вокруг Весь божий мир; но гордый дух Презрительным окинул оком Творенье бога своего, И на челе его высоком Не отразилось ничего» Там же. С. 556.

Михаил Вайскопф определяет три роли рокового или демонического героя в собственно романтических сюжетах: а) владетель или узурпатор субъекта (героини-жертвы); б) разлучник; в) соблазнитель (тип библейского змея- искусителя или Огненного змея в славянском фольклоре) Вайскопф, М. Влюбленный демиург: Метафизика и эротика русского романтизма / Михаил Вайскопф. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. - 696с.. Однако они объединены одной целью, которая движет всеми поступками демонического героя - нести гибель и разрушение.

Под фигурой владетеля подразумевается человек, встающий на пути героя/героини и мешающий достижению его цели (любви, счастья, свободы) или просто враждебно настроенный к нему/к ней. Как правило, это либо старший по возрасту член семьи (мать, отец, старшие братья/сестры), либо посторонний человек, заявивший на него свои права (навязанный муж, вынужденный опекун). На вопрос Эмилии, по какому праву он распоряжаетя ее судьбой, героини романа Анны Рэдклиф, ее тиран Монтони (муж тетки, после ее смерти решивший использовать власть над племянницей в своих корыстных целях) отвечает: « - По какому праву! <…> да просто потому, что я так хочу!». Этот персонаж - носитель типовых черт готического героя-злодея, движущей силой которых являются желание и воля36. По контрасту с ним всентиментальной готике вводится положительная героиня ричардсоновского типа (Эмилия «Удольфские тайны», Эллена «Итальянец»). Часто в случае с насильственным браком, фигура демонического/рокового героя становится сразу и владетелем и разлучником - как уолполовский Манфред по отношению к Изабелле и Теодору. Также возможно и слияние всех трех функций: в «Страшной мести» колдун разлучает Катерину с мужем, испытывая к ней романтические чувства и при этом считаясь ее отцом. Мотив инцеста, зародившийся в готической и сентиментальной литературе, переходит в романтизм (Шатобриан «Рене»), сохраняя характерную для готики, но не для сентиментализма, оценку кровосмешения как греха Вацуро В.Э. Готический роман в России. М.: «Новое литературное обозрение», 2002. - 544с.

2.2 Герой-злодей готического романа. Классификация и общая характеристика

В готическом романе перевернута прежняя структура литературного произведения - главным героем является злодей, и все сюжетные образы и мотивы готического романа сливаются к фигуре злодея.

Существует три близкородственных героя-злодея:

Сатанинский герой. Происхождение этого героя от романтического Люцифера из Мильтоновского «Потерянного рая». В готической литературе примерами такого героя являются «Ватек», Амбросио («Монах»). Другой тип героя -

Прометей, это персонаж, также решившийся на мятеж, как и Люцифер. Герой древнегреческой мифологии спас человечество, но только посредством кражи огня и игнорируя приказ Зевса о том, что человечество должно храниться в состоянии порабощения. Пример: Мэри Шелли «Франкенштейн», повесть имеет подзаголовок «Современный Прометей». Байронический герой - более поздняя вариация героя-злодея, это тип аристократа, одинокого и пресыщенного жизнью, часто о его прошлом ничего не известно. Пример: у Байрона это более всего Манфред и Чайльд Гарольд.

Готические злодеи чаще всего классифицируются по их сюжетной функции и психологическому типажу, раскрывающим изменения, постепенно происходящие в них.

Б.Напцок выделяет следующие типы: амбивалентный злодей, стоящий перед выбором между добром и злом (Амбросио «Монах»); демонический злодей (халиф Ватек); психологически немотивированный, однолинейный злодей (Уолтер Ловелл «Старый английский барон»), Демон, Сатана и демонические силы (Матильда «Монах») Напцок Б.Р. Традиция литературной готики: генезис, эстетика, жанровая типология и поэтика: на материале английской литературы: автореф. дисс на соискание ученой степени д-ра филологических наук: 10. 01. 08. Краснодар, 2016. Готический персонаж всегда дается в развитии, несмотря на изначальную сюжетную заданность. Образы положительных героев, как и злодеев с течением времени трансформировали созданные Уолполом канонические образцы.

Общие черты характера готического героя-злодея: аморализм, жестокость, высокомерие, своеволие и гиперболизированная страстность (жажда любви и власти). В портретной характеристике подчеркиваются инфернальные и звериные черты, которые отражают внутреннюю сущность (порывистые движения, пронзительный взгляд, несоразмерность частей тела и т.д.). Готического злодея имеет не просто человеческое лицо - это лицо зла.

И в Амбросио и в Скедони подчеркнута чрезмерная бледность:

«Ученые занятия и долгие бдения придавали его щекам мертвенную бледность Льюис М.Г. Монах: Роман / Пер. с англ. И.Гуровой. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. С. 19». Однако у Скедони бледность приобретает еще более зловещий оттенок: «Опущенный капюшон, бросая тень на мертвенную бледность лица, подчеркивал суровость застывшего на нем выражения и угрюмую, почти ужасающую безотрадность его взора 40Рэдклиф А. Итальянец, или исповедальня кающихся, облаченных в черное: Роман / Пер. с англ. Л.Бриловой, С.Сухарева. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. С.49».

Эта портретная доминанта объясняется все той же принадлежностью к иному миру, так же как худоба и деформация тела. Также, бледность (внешняя мертвенность) отражает мертвенность внутреннюю - духовный холод и бесстрастность.

В романе «Итальянец» Анна Рэдклиф дает обширную характеристику образа монаха Скедони, ставшую канонической, постоянно подчеркивая и утрируя демонические черты Скедони: происхождение его было неизвестно, и сам Скедони тщательно старался скрывать свое прошлое «…сам он желал окутать свое прошлое непроницаемым покровом тайны…», однако все в его поведении указывало на то, что его мрачность, суровость и склонность к уединению были

«…следствием прошлых несчастий, до сих пор гнетущих надменный, но сломленный дух…», «…мрачной гордыней разочарованной души». Во внешнем облике Скедони настолько гиперболизированы нечеловеческие признаки, что он почти напоминает чудовище: «…высок ростом, но очень худ…», «руки и ноги его были огромны и неуклюжи», «Взгляд Скедони, казалось, неожиданно обрел разрушительную силу, приписываемую василиску». Писательница неоднократно подчеркивает иную природу монаха: «…весь облик его имел в себе нечто зловещее, нечто почти сверхчеловеческое». Гиперболизирует Рэдклиф и внутренний мир своих отрицательных героев, при всей своей внешней благообразности, характер Монтони также характеризуется как

«сверхчеловеческий»: «Она [Эмилия] с трудом могла представить, чтобы такие сильные, необузданные страсти, как те, что бушевали в душе Монтони, могли уместиться в одном человеке…».

В описании склонностей готического злодея часто подчеркивается животность: в Скедони это звериная жестокость, беспощадность и свирепость. Амбросио наделен неукротимой страстностьюью, которая толкает его сначала в объятья демона, а потом вынуждает заключить сделку с самим дьяволом, ради обладания предметом своей страсти. Готический злодей ведом непреодолимой силой своих безнравственных желаний, он обречен на вечные беспокойные блуждания, от чего он не сможет избавиться до самой смерти. Для вампиров жажда крови никогда не будет удовлетворена до конца, такие персонажи как Монтони или Ватек могут сравниться с ними по своей жадности к богатствам и власти.

Судьба готического героя-злодея - цепь преступлений, заканчивающаяся возмездием, смерть чаще всего мучительна и жестока и на этом всегда акцентируется внимание - гибель Амбросио, сброшенного дьяволом с «неизмеримой высоты» (аллегория падения Люцифера с небес в преисподнюю:

«монах камнем упал сквозь воздушную пустоту») описана в ужасающих подробностях. Не менее подробно описывает и Рэдклиф сцену гибели Скедони от яда, снова акцентируя внимание на нечеловеческих чертах героя, еще более очевидных с приближением кончины: «…Скедони издал вопль столь дикий и ужасный <…> и, однако, столь мало похожий на человеческий возглас…».

Какая-либо страсть всецело завладевает героем, разрушая его личность: «он (Монтони) совершенно отрешался от всего окружающего, и лицо его делалось мрачным, даже страшным <…> и все силы его души, казалось, сосредотачивались на одной какой-то заветной мысли Рэдклиф А. Тайны Удольфского замка. В 2-х т. Перевод: Л.Гей. М.: Лорис, 1993. Т.1. [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/r/radklif_a/text_0020.shtml (дата обращения: 30.05.2017)».

Это приводит его к гибели (неосознанное влечение к смерти), часто и к гибели преследуемого персонажа. У Манфреда это желание оставить наследника мужского пола (что влечет за собой гибель дочери от его собственной руки), у Амбросио это сначала честолюбие, но впоследствии, страсть к женщине (что приводит к насилию над ней и к убийству ее матери), у Монтони и Скедони - властолюбие (обоих приводит к смерти).

Герои-злодеи делятся на несколько типов: тиран-феодал, преследующий и мучающий жертву (Манфред, Монтони); падший священник, под маской благочестия скрывающий грехи и пороки (Скедони, Амбросио), демонический герой (Ватек), отверженный/проклятый герой (Мельмот).

Однако демонический герой необязательно имеет отталкивающую уродливую внешность, очень часто он, наоборот, обладает совершенной неземной красотой, привлекательностью и обаянием, что характерно для сюжета с соблазнением жертвы: «Его отличал высокий рост, а лицо было необыкновенно красивым - орлиный нос, большие темные сверкающие глаза, черные, почти сходящиеся у переносья брови Льюис М.Г. Монах: Роман / Пер. с англ. И.Гуровой. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. С. 19».

В личности Aмбросио присутствует еще один аспект, что роднит его с демоническим соблазнителем - красноречие. Библейский дьявол, который в виде змеи прельстил Еву, обладал этим качеством, потому что он говорил на всех языках, и его слова являлись основным способом обольщения: «…ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44).

В частности, в Матильде, которая в романе одно из нескольких воплощений дьявола, это усиливается очарованием привлекательного внешнего вида. Амбросио оказался не в состоянии справиться с ней в споре, и что невольно вынудило его признать превосходство ее ума. В своей роли настоятеля монашеского ордена он пользуется в своих проповедях теми же приемами манипуляции: «…все слушали его внимательно и растроганно»; «Даже те, кому религиозный жар был чужд, не оставались равнодушны к красноречию Амбросио. Говоря, он полностью подчинял их себе, и в переполненной церкви царила глубокая тишина»; «…голос его, низкий и звучный, внушал ужас, как грозные раскаты бури»; «его слушатели ощущали, как к ним возвращаются их упования». В ходе дальнейших событий монах, его ум и красноречие, насыщенное туманной философией и двойной моралью, было адресовано уже непосредственно его жертве, Антонии, которую он намеревался расположить к себе: «Антония глядела на него как зачарованная…»; «…звук его голоса словно проник ей в самую душу», «…он прибегал к помощи красноречия, и ошеломлял ее потоком философских парадоксов, опровергнуть которые она не могла…». Эта умственная острота и хитрость являются отличительной чертой злодея, которая также находит свое отражение в их глазах и взгляде.

Красноречие имеет отношение также к силе обаяния этих персонажей, обеспечивая сильный контраст с остальными персонажами, и делает их более интересными для изучения и анализа.

Таким образом, готический злодей - олицетворение эстетических и этических противоположностей (красота и уродство, добро и зло). Образ рокового героя составлен из контрастных психологических качеств, кажущихся несовместимыми друг с другом. Например, чрезмерная общительность и веселость внезапно сменяются молчаливостью, нелюдимостью и замкнутостью. В образе Скедони Рэдклиф указывает на это свойство характера: «Старейшины монастыря признавали за ним дарования, но отказывали ему в учености; они хвалили его за тонкость, которую он проявлял в спорах, однако замечали, что он редко улавливал очевидное; он мог следовать за истиной по всем лабиринтам сложнейших изысков, но пренебрегал ею, когда она представала перед ним в безыскусной наготе» Рэдклиф А. Итальянец, или исповедальня кающихся, облаченных в черное: Роман / Пер. с англ. Л.Бриловой, С.Сухарева. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. С.48.

Особенно стоит выделить тип героя, тяготеющего к демоническому образу, однако до конца не отождествимому с ним. Он может сочетать в себе как положительные, так и отрицательные черты и явно превосходить других в интеллектуальной и волевой сферах: «Этот сеньор Монтони поражал видом сознательного превосходства и несокрушимым апломбом; все невольно ему подчинялись. Острый, проницательный ум сквозил в его чертах… Рэдклиф А. Тайны Удольфского замка. В 2-х т. Перевод: Л.Гей. М.: Лорис, 1993. Т.1. [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/r/radklif_a/text_0020.shtml (дата обращения: 30.05.2017)».

Это роковой герой, а в готическом романе тип феодала-тирана, который, следуя своим темным склонностям или же под действием предопределения, совершал преступления, тем самым превращаясь в героя демонического. «Обстоятельства его жизни привели к тому, что он очерствел, но от природы он был человечен; и добрые начала в его душе тотчас давали себя знать, когда страсти не затмевали его разума Уолпол Г. Замок Отранто // Комната с гобеленами: Пер. с англ. и фр. / Сост., вступ. ст. и коммент. Н.Соловьевой. - М.: Правда, 1991. С. 54».

Жажда власти над людьми - основное стремление Монтони («Удольфские тайны»): «А так как власть была главной целью его жизни, то он больше гордился этой ненавистью [к нему], чем гордился бы любовью окружающих 47Рэдклиф А. Тайны Удольфского замка. В 2-х т. Перевод: Л.Гей. М.: Лорис, 1993. Т.1. [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/r/radklif_a/text_0020.shtml (дата обращения: 30.05.2017)». Монтони принимает в романе ряд ролей, вызывая или обостряя страх своей жертвы. Эмили знает, что они находятся в уединенном замке чужой страны «в окружении порока и насилия». Однажды ночью она слышит, что Монтони и его банда воров вернулись в замок, и разбойники представляются Эмили в ее воображении демонами с фигурой Монтони-дьявола в роли их лидера. «Когда всадники въехали во двор, Эмилия из своей отдаленной комнаты слышала их грубые возгласы, пьяные песни и ликование, похожее на шабаш фурий по случаю какого-нибудь отвратительного жертвоприношения».

Совершенство в изображении Рэдклиф воли и решительности злодея проявляется в том, то, что и героиня Эмили испытывает противоречивые эмоции, и почти невротическое любопытство, с которым она изучает личность Монтони: «… Эмили думалось, что в его взгляде светится скорее злорадство, а не пламя отваги, что, однако, было бы под стать его величественной рыцарской осанке …».

Человек, который берет то, что он хочет, «способен на любые поступки», вызывает у Эмили интерес, даже в осуществление его преступлений воспринимается ей как показатель силы и целеустремленности, кроме того, Монтони наделен внешней красотой, которую также отмечает Эмили: «… может быть, энергия и сила его духа, отражавшаяся в его чертах, составляли его главное обаяние. Он произвел сильное впечатление на Эмилию, но она осознавала, что не может уважать этого человека, и к этому чувству примешивалась некоторая доля страха …».

Рэдклифф описывает угрожающую природу гор Апеннин, символически отражающую страхи Эмили о своем будущем под властью Mонтони. Этот прием способствует нарастанию напряжения и страха, предвосхищая близость трагических перемен: «...она видела только образы мрачного величия или ужасные возвышенности вокруг нее, другие образы, не менее мрачные и не менее страшные, вспыхивали в ее воображении». Эта связь между зверствами злодеев и угрожающей природой присутствует во всех готических произведениях. «Вдобавок и характер его [Монтони] - неустрашимый, жестокий, безнравственный, предприимчивый - как будто делал его способным для такой роли. Ему нравились треволнения и жизненная борьба; он одинаково был чужд и жалости и страха. Самая храбрость его имела зверский оттенок; это был не тот благородный порыв, который воодушевляет человека против притеснителя в защиту притесняемого, а врожденная зачерствелость нервов, которая неспособна чувствовать и, следовательно, неспособна к страху». Можно сказать, что существует корреляция между аморальностью злодея с одной стороны и суровостью природных сил. Английский готический роман положил начало импрессионистическому изображению природы.

Особенно выделяется всеми авторами, практически без исключений, несколько внешних доминант такого героя: «огненный» взор, темные, сверкающие глаза, приводящие в трепет: «Взгляд, казалось, в одно мгновение проникал в сердца окружающих, читая в них самые сокровенные помыслы; не многие могли выдержать это испытание, и никто не в силах был подвергнуться ему дважды» Рэдклиф А. Итальянец, или исповедальня кающихся, облаченных в черное: Роман / Пер. с англ. Л.Бриловой, С.Сухарева. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. С.49.

Практически идентичный портрет дает Льюис, описывая Амбросио: «…в его глазах и манерах чудилась суровость, внушавшая всем благоговейный страх, и мало кто мог выдержать его взор - огненный и пронзительный Льюис М.Г. Монах: Роман / Пер. с англ. И.Гуровой. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. С. 19»; и Рэдклиф, описывая Монтони: «…главной особенностью его лица была какая-то надменная властность и острый, пронизывающий взглядРэдклиф А. Тайны Удольфского замка. В 2-х т. Перевод: Л.Гей. М.: Лорис, 1993. Т.1. [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/r/radklif_a/text_0020.shtml (дата обращения: 30.05.2017)».

Существуют два различных варианта того, как демонический персонаж может проявиться в готических работах: или он выбирает невиновного в качестве своей жертвы, и тогда автор изображает темную, пессимистическую сторону зла, где оно случайно губит человека. Если же, с другой стороны, жертва заслуживает наказания (Амбросио в «Монахе»), что свидетельствует о более традиционной христианской нравственной позиции, согласно которой грешники получают должное наказание.

В русской готической новелле начала века (Марлинский) большее распространение получает тип тирана-феодала, это объясняется социальным неравенством крепостного права, но затем в романтической литературе он трансформируется в рокового/демонического персонажа.

Герой-злодей с его тираническим и аморальными чертами личности, которые всегда были табуированы в обществе, является еще одним аспектом в психологических исследованиях XVIII-го века. Готический злодей является источником для противоречивых эмоций, восхищения и отвращения, уважения и страха. Франц Месмер был одним из первых провел анализ подсознательной сферы человека. Гипноз использовался в качестве основного подхода к расшифровке подсознания. Это показало модель человеческого подсознания, которое содержит ряд присущих каждому человеку «субличностей», которые не контролируются сознанием. Эта двойственность сознательных и подсознательных уровней особенно проявляется в мотиве двойничества, что будет особенно актуально в литературе романтизма и впоследствии («Странная история Доктора Джекила и мистера Хайда»). Она отражает проблемы внутренней жизни человека, в котором человек и его собственный страх проецируются в мир литературы ужаса. Герои становятся персонифицированным злом, которое является собственным внутренним миром читателя.

2.3 Отрицательный герой в русской литературе конца XVIII - начала XIX века (на примере произведений Бестужева-Марлинского, Лермонтова, Титова, Гоголя)

Готическое произведение подчиненио опрределенному канону (риторичесому, мотивно-образному, символическому). Нормативными в нем видятся следующие пресонажи: мифологический (Прометей); библейский (Вечный Жид, Сатана); типовой образ жизнеподобного или инфернально- мистического свойства (падшего монаха, роковой женщины, демона, призрака, «оборотня», двойника) и др. В русской литературе 20-х - 30-х годов были использованы различные типы героев, сложившиеся в литературе предромантизма.

В рассмотренных произведениях Марлинский, создавая героя, опирался прежде всего, на готическую традицию, воплощая характерный для раннего английского готического романа/повести тип феодала-тирана и раннего байронического героя (повесть «Латник»), а также, используя распространенный сюжет о Вечном Жиде, тип отверженного героя, героя- скитальца, родственный Мельмоту (повесть «Вечер на Кавказских водах»).

В творчестве Лермонтова окончательно сформировался тип байронического и рокового героя (Печорин, Арбенин), который вызывает сочувствие, впервые наметившийся у А.А. Бестужева-Марлинского. Был впервые в русской литературе создан романтический образ богоборца («Демон»). В повести

«Штосс» в изображении мистического героя-призрака отразилось знакомство Лермонтова с готической литературой.

Герой повести В.П.Титова «Уединенный домик на Васильевском», принадлежит к типу демонического героя с ярко выраженной бесовской природой, что подтверждает его способность воздействовать на разум и душу персонажей, завладевать их мыслями. Его внешний облик, не имеющий определенных возрастных признаков, лицо-маска, не отражающая жизни души, свидетельствуют о его инфернальной сущности, как и способность менять человеческий облик на сатанинское обличье. Герой также является родственным типом демона-искусителя, характерного для готического романа (Матильда «Монах»).

Образ колдуна в повести «Страшная месть» - созданное Гоголем воплощение Сатаны. Череда грехов и преступлений колдуна включает в себя самые страшные: клятвопреступление, инцест, убийство дочери, убийство святого схимника. Гоголь Эпизод в пещере схимника (налившиеся кровью буквы священной книги) свидетельствует о том, что колдун не может когда бы то ни было надеяться на прощение бога. Неслучайно в повести не однажды упоминается слово «антихрист», а также значимо то, что у героя нет имени. Это единственный герой Гоголя, воплощающий абсолютное зло.

2.4 А.А. Тип готического тирана и проклятого героя-скитальца в произведениях А.А.Бестужева-Марлинского «Латник», «Вечер на Кавказских водах»)

В повестях А.Бестужева-Марлинского распространен тип феодала- тирана, характерный для готической литературы (Манфред из «Замка Отранто» Уолпола). Как отмечает В.Вацуро, «в этом сказывалась антифеодальная. Просветительская направленность декабристской прозы Вацуро В.Э. Готический роман в России. М.: «Новое литературное обозрение», 2002.С. 364».

Обращение к готике прослеживается в творчестве Марлинского еще с ливонских повестей («Замок Венден», «Замок Нейгаузен», «Кровь за кровь» и д.р.), а также в более поздних повестях тридцатых годов («Латник» 1831,

«Вечер на Кавказских водах» 1830). Принадлежность творчества Марлинского к готической традиции выражается в элементах фантастики и ужаса, использовании средневекового колорита, также заметно влияние романов А.Рэдклиф.

В ранних ливонских повестях И Ромуальд фон Мей из «Замка Нейгаузен» и Гуго Фон Брахт («Кровь за кровь» или «Замок Эйзен») наделены теми же чертами характера и внешности, что и готические злодеи (Манфред, Монтони, Амбросио, Скедони и т.д). Все они имеют общую черту: необузданные страсти и своеволие, пренебрежение общественной моралью.

Как отмечает Жирмундский, подобный облик и психология присущи и более позднему байроническому герою Жирмундский В.М.Байрон и Пушкин. Л., Наука, 1978. - 408с. Связь бестужевской повести с байронической поэмой выражается в близости портретных характеристик героев поэм Байрона (Лара, Гяур, Каин, Корсар) героям готического романа, следовательно, он продолжил именно готическую традицию.

В повести «Латник» отрицательный герой князь Х - ий, имеет свой прототип, характерный для крепостного быта России XVIII века. Это помещик Нармацкий. В повести князь описан как типичный герой готического романа, он имел «темную суровую физиогномию», «высокий рост», «жесткий голос». Его характер также отражает характерные для данного типа героя черты, которые роднят его с героем Уолпола: «Князь был, можно сказать, неистового нрава - горд своим родом и богатством в обществе, невыразимый деспот в семействе <…> он людей считал средствами для своих выгод, детей - куклами для забавы; сохрани бог, чтоб они осмелились думать, не только поступать, иначе, как по его воле, то есть по его прихоти». Повесть создавалась с опорой на легенды о Шуранском замке на берегу Камы в Казанской губернии, владельцем которого был жестокий помещик Андрей Нармацкий, своими преступлениями наводивший ужас на окрестных жителей. За издевательства над крестьянами, которых он заточал в подвалах и подвергал пыткам, а также за похищения женщин он был сослан в Сибирь, где и погиб.

Для повести характерен традиционный готический сюжет - преследование женщины. В рассказе две параллельные сюжетные линии - рассказ Зарницкого o поместье Шуран и рассказ Латника о своей погибшей невесте. В обеих историях женщина погибает от рук тирана, владельца замка, после чего он становится проклятым местом. Из этого следует, что повесть Марлинского построена по образцу готического романа с объясненным сверхъестественным (повествовательный прием, характерный для А.Рэдклиф). Приведение оказывается дочерью погибшей Лизы, как две капли воды похожей на нее (мотив родового сходства). Однако не князь Х - ий составляет сюжетный центр повести, главным героем является фигура Латника, который сопоставим по своим силе воли и страстям, сопоставим с центральным героем готического романа. «Он с какою-то завистью смотрел на пылкие уголья, которые меркли, угасали, распадались в пепел, будто он в них видел свое подобие. Потом вдруг, сложив руки на стальной груди своей, он опрокидывался назад и шептал невнятные слова… грозно скрежетал зубами, глаза его наливались кровью, ноздри вздувались, как у льва, - он был страшен Бестужев-Марлинский А.А. Латник // Сочинения. В 2-х т. - М.: Худож. лит., 1981. - Т. 1. Повести; Рассказы / Сост.; подгот. текста; вступ. статья и коммент. В.И.Кулешова. С. 450».

Его чувства гиперболизированы - увидев фамильный портрет своей погибшей невесты он «рассматривал его с диким наслаждением». И даже смерть возлюбленной не может положить им конец, он пренебрегает жизнью ради возможной встречи с Фелицией за гробом: «Ты явилась мне, не убегай, не улетай от меня, скажи мне, буду ли я твоим супругом в царстве смерти? Любят ли там? Я не хочу рая, когда в нем не найду тебя!».

Он обуреваем ненавистью к человеку, погубившему его невесту Фелицию и желанием мести ему: «Пена била у него клубом, лицо горело кровью, - он выхватил палаш свой, наступил мертвецу на грудь, так, что у него затрещали кости, и, подняв обеими руками клинок, вонзил его в давно оледенелое сердце и дважды поворотил в ране…».

«В характере Латника неистовство любви сочетается с титаническим, гиперболически подчеркнутым страданием. Это концепция уже байронического героя-злодея».

Другой тип романтического героя встречается в повести Марлинского «Вечер на Кавказских водах в 1824 году». Новелла имеет сложную рамочную композицию с обрамляющей новеллой и включает в себя несколько рассказчиков. Все вставные новеллы выдержаны в готических традициях, хотя отчасти пародируя жанр: в рассказе Зарубаева описывается заброшенный замок с приведением, хоть и мнимым, в рассказе гусара - часовня с «ожившим» покойником. Автор использует типовые ситуации готического романа: герой проводит ночь в таинственной комнате, где произошло преступление, ему является призрак женщины в белом (похожий сюжет встречается у В.Скотта в «Комнате с гобеленами»). Сюжет обрамляющей новеллы повествует о загадочном венгерском офицере, который был другом одного из собеседников - героев рассказа. «Никто наверно не знал ни его звания, ни его отчизны, хотя в паспорте он назван был венгерским дворянином. Сказывают, он был странное и непонятное существо. Выговор ни на каком языке не изменял ему, - он на всех европейских говорил как нельзя чище. Жил весьма скромно и между тем сыпал золото бедным. Одевался просто, но одни солитеры его перстней стоили десятков тысяч. Вообще он был нелюдим и молчалив, ни с кем не сближаясь и никому не кланяясь. Однако же некоторые знатные особы говорили всегда с ним и о нем с величайшим уважением. Одним словом, <…> многие считали его одним из двенадцати кадожей Бестужев-Марлинский А.А. Вечер на Кавказских водах в 1824 году // Сочинения. В 2-х т. - М.: Худож. лит., 1981. - Т. 1. Повести; Рассказы / Сост.; подгот. текста; вступ. статья и коммент. В.И.Кулешова.. С. 261».

У каждого из героев своя версия того, кем является венгерец на самом деле, один из рассказчиков называет венгерца «кадожем», то есть, членом масонских лож, принадлежащим к высшей иерархии, посвященным в главную цель братства. Однако в тексте это больше ничем не подтверждается.

Его привычки и занятия говорили о том, что он был чернокнижником: «По ночам <…> венгерец долго и пристально сиживал за какими-то книгами и тщательно запирал их в другое время».

Повесть свидетельствует о том, что Марлинский был знаком с романом Ч.Мэтьюрина «Мельмот-Скиталец» 1820. Марлинский акцентирует внимание на его богатым опыте и широких познаниях: «…он везде бывал, все видел, все постиг». Об этом свидетельствуют и слова Венгерца другу, сказанные незадолго до смерти: «Скоро, скоро свершится в мире мое странствование…». С героями романтического типа венгерца роднит его туманное прошлое, о котором ничего не известно, но следствием преступлений которого становятся муки совести и душевные страдания: «…даже во сне тяжело стонал он, словно совесть его подавлена была каким-нибудь преступлением, и его всегдашняя физиономия, могильная синева его лица, его впалые, почти неподвижные очи, речь прерывистая и рассеянная обличали гораздо более страдания души, чем разрушение телесное Там же.».

Гибель венгерца, как и Мельмота, мучительна и ужасна: «Настала ночь…и ему стало тяжелее…Смертный час, видимо, близился, - и ужасна казалась кончина умирающему. Тьма зияла перед ним, как вечность, блуждающие зрачки его то искали, то избегали чего-то в пространстве. Каждое дыхание его было вздохом тоски неизъяснимой, и хриплые стенания вырывались из уст. Наконец, он дал знак, и все удалились, кроме юного друга его. Сначала разговор их был тих, но постепенно голос больного возникал выше и выше и снова стихал, как замерзающий ключ. <…> В комнате венгерца слышался лишь ропот невнятного разговора, - и вот все притихло, все, кроме последнего дыхания отходящего…. Но вдруг клик ужаса раздался там: он был пронзителен и страшен <…> третий, незнакомый голос, голос могильный, голос нездешнего мира произносил там звуки укора, и тяжкие стенания страдальца служили им страшным отголоском».

Сцена гибели Мельмота, вероятно, служила прообразом сцены, описанной у Марлинского: «Звуки, которые после полуночи стали доноситься из комнаты Скитальца, вначале особенно их не беспокоили, однако вскоре сменились другими, исполненными такого ужаса, что Мельмоту, который предусмотрительно отослал на ночь всю прислугу в соседние службы, стало уже казаться, что люди и там могут их услыхать. <…> Вскоре звуки сделались такими душераздирающими, что даже грозное предостережение Скитальца едва удержало их от того, чтобы не ворваться в комнату. Описать их нет никакой возможности. Казалось, что все самое разнородное соединилось вдруг воедино. Ни тот ни другой не могли понять, были это стоны и мольба - в душе они надеялись, что это именно так, - или же, напротив, - кощунство и брань. Перед рассветом звуки вдруг стихли - произошло это за один миг. Последовавшая затем тишина первое время показалась им даже страшнее всего предыдущего. Переглянувшись, они кинулись к двери, распахнули ее - комната была пуста: страшный гость не оставил после себя никаких следов Метьюрин Ч.Р. Мельмот-скиталец. Перевод А. М. Шадрина. Второе издание. Издание подготовили М. П. Алексеев и А. М. Шадрин. Серия: «Литературные памятники». М., «Наука», 1983».

Однако тайна происхождения венгерца и причина его смерти остаются нераскрытыми - рассказ обрывается на кульминации.

Воздействие популярного в Европе и России романа Ч.Р.Метьюрина «Мельмот Скиталец» также ощутимо в обрисовке центрального героя рассказа Н.А. Мельгунова «Кто же он?».

Снова подробно описана сцена гибели героя: «Срок минул! - к расплате! - кричат они моему другу и влекут его. Я, как змея, обвилась около его тела; но злодеи исторгают у меня свою жертву, и в глазах моих - ужас вспомнить! - начинают щекотать моего супруга. Ужасный смех вырвался из груди его и вскоре превратился в какой-то адский хохот. Злодеи исчезли, и передо мной остался лишь бездыханный труп; пена, полная яда, клубилась у него во рту Мельгунов Н.А. Кто же он?// Русская романтическая повесть. Сост., вступ. ст. и примеч. В.И.Сахарова.М.,1980.[Электронныйресурс].URL:http: http://royallib.com/read/melgunov_n/kto_ge_on.html#0 (дата обращения: 30.05.2017)».