Изученные выше примеры становления образа героя-иностранца в русской литературе XIX века, несмотря на обилие своих особенностей и разность поставленных перед ними идейных задач, воплощаемых авторами, объединены специфичной общностью описания. Стирая границы между англичанином и итальянцем, немцем и татарином, писатели оставались приверженцами прямой антитезы человека чуждой, чужой стороны и соотечественника, рассматривая героя иной национальности лишь в сравнении с качествами русского человека. Таким образом, в сознании русского читателя воплощался некий абстрактный портрет персонажа, чьи нравственные ориентиры, нормы поведения, моральные ценности и жизненные взгляды заведомо отличаются от его собственных, лишь исходя из понимания принадлежности героя к другому государству, дрогой стране. Однако такая черта в выбираемых авторами приемах создания образа сохранялась не всегда, и уже в более позднем творчестве классиков XIX века важность индивидуализации каждой национальности стала очевидна. Чтобы проанализировать эту эволюционную тенденцию, обратимся к творчеству знаменитого писателя, романиста, переводчика, а более того истинного путешественника, И.А. Гончарова.

Родившись в весьма состоятельной купеческой семье, Иван Александрович получил достойное образование, давшее толчок его дальнейшей профессиональной и творческой деятельности. Уже с 10 - 12 лет, будучи знакомым с так называемой «правильной литературой» благодаря своему наставнику-священнику, будущий писатель отдавал много времени и анализу зарубежных сентименталистов. В более зрелом возрасте же, И.А. Гончаров уже был знаком с десятками сентиментальных романов, исторической прозой и даже мистическими произведениями. И конечно огромную роль в его становлении, в определении жизненных интересов писателя сыграли романы-путешествия. Под влиянием «рассказов очевидца», а если быть точнее историй своего крестного отца-моряка, И.А. Гончаров совсем в юные годы принял решение совершить кругосветное путешествие уже самостоятельно, которое в дальнейшем и воплотил в жизнь. Литературным же итогом столь яркого события стали очерки путешествия И.А. Гончарова в двух томах «Фрегат «Паллада»», анализ которых мы и произведем в дальнейшем.37

Представленные эпистолярным жанром путевые заметки И.А. Гончарова стали своего рода откликом на нужды русской словесности русского народа в XIX веке, ведь, как замечал А.В. Дружинин, слишком значительно было влияние иностранных авторов на сознание современников. Юношество, светское общество, все чаще увлекающееся модными веяниями чужеземной стороны, будь то костюмы на английский манер или пышность фраз французской речи, видели в авторе соотечественнике лишь весьма узкий творческий потенциал, все чаще обращаясь к иностранцам в поисках ответов на вопросы о мировом пространстве, недоступных странах и других национальностях. Однако столь слепое увлечение чужеземным вело к потере той стройности изображения действительности, того родства писателя и читателя, которое в полной мере может реализоваться толь тогда, когда диалог их ведется на одном языке. И это отнюдь не переводы, не трансформации иноязычной классики, а именно творческая коммуникация двух соотечественников: «Никакой, даже гениальной чужестранец не в силах дать русскому человеку того, что ему может дать просто талантливый русский писатель. На этой аксиоме незыблемо стоит значение нашей словесности, тут ее сила и тут ее великая будущность. Народность и самостоятельность каждой литературы держатся на духовной, таинственной, неуловимой связи между самой словесностью и народом, в котором она создалась. Англичанин пишет для англичан, немец для немца, француз для француза, русский для русского. Лучший ценитель каждому писателю есть его соотечественник; первый наставник каждого читателя есть писатель, ему родной по крови, языку, привычкам, характеру, даже народным недостаткам».38

Более того, И.А. Гончарову в своих очерках удалось воплотить образ того самого туриста, чье путешествие находит отклик в сердце и душе читателя, ведь те мысли и чувства, те переживания, те события, которые описывает нам Гончаров действительно близки русской ментальности. Так, противопоставив великие исторические фигуры (такие как Кук, Лаперуз, Мунго Парк) нашему русскому мореплавателю, можно отметить, сколь сильно описание И.А. Гончарова для нас. Как читатель скорее представит себя сторонним наблюдателем простой бытовой встречи англичан на перекрестке, или в действительности побоится бури, заставшей его во время морского путешествия, посчитав более верным скрыться от стихии в теплой каюте. И пусть здесь не будет мексиканских захватчиков, золотоискателей и охотников за головами. Пусть авантюризм повествования отойдет на второй план. Пусть судьба туриста не будет в постоянной власти фортуны, однако и внутреннего диссонанса между личностью героя и русского человека так же не возникнет, а значит и проживать описываемые события герой и читатель будут вместе, буквально интегрируя между собой.39

Переходя же конкретнее к образам героев-иностранцев, которые встречаем мы на страницах «Фрегата «Паллады», хотелось бы начать с описания натуралистичности изображения автором своих чужеземцем и в то же время подчеркнуть их содержательную простоту. Как отмечают исследователи, данный труд можно сравнить с огромной этнологической работой, в которой даже самый простой читатель сможет найти мельчайше подробности быта и традиций разных наций.40 Подходя к описаниям Голландцев, Англичан, Малайцев и Готтентотов, И.А. Гончаров представляет нам калейдоскоп верований и традиций, мировоззрений и культурных обычаев. От приема пищи до торговых переговоров, от «церемониальных свиданий» до встречи на перекресте, все передает писатель-наблюдатель, скорее созерцая происходящее с ним со стороны, чем являясь движущей силой тех или иных событий.

Так в одном из отелей мыса Доброй Надежды, И.А. Гончаров отмечает юную англичанку Каролину, которая порезала палец за обедом. Казалось бы, мимолетная деталь, однако автор становится свидетелем того, как, несмотря на боль, застилающую слезами глаза, девушка не позволяет улыбке покинуть ее уста, дабы избежать ожидаемого осуждения о нарушении этикета. И здесь же буквально через несколько дней старуха-негритянка приветствует его, показав язык, что происходит с каждым последующим гостем, входящим в дом ее хозяйки. Сколь различны, сколь противоположны представления этих двух женщин о мире вокруг них. Однако И.А. Гончаров не дополняет увиденное собственными размышлениями, не сравнивает, не осуждает. Он лишь рассказывает нам, лишь передает пережитое им, практически не акцентируя внимание читателя на столь ярких дифференциальных признаках наций. Похожее происходит и в Японии, при разговоре с Баба- Городзаймоном. На простой вопрос о численности населения города Нагасаки, иностранец после совещания с сотоварищами, говорит столь абстрактную фразу, смысл которой лежит где-то в понимании мира как непостоянной переменной, а значит и жителей может быть в данном городе то больше, то меньше. Отказывается он и назвать имя своего сиогуна (государя), что опять-таки совсем не типично для того же голландца или француза. И здесь глубоко в сознании чужеземца лежит воспитанный поколениями страх перед высшими силами своей страны. Здесь лежат запреты его государства, лежит судебный аппарат. И здесь же описывает нам И.А. Гончаров привычный и совершенно нормальный мир японца.

Том за томом наполняет писатель свои письма подобными героями. Каждый из них словно отличительная черта, визитная карточка своей страны представляет нам некий особенный мир, оказавшись под прицелом наблюдательности автора, при этом, практически не подвергшись его критическому анализу. А значит, на данном этапе можно выделить, что основным средством создания образа-иностранца для И.А. Гончарова в этих заметках путешественника стала прямая номинация чужеземца таковым, дополненная его поведенческими характеристиками, описанием традиций, обычаев, быта и нравов его страны.

Однако не все столь просто и прозрачно описывает труд И.А. Гончарова, и заслужено именно «Фрегат «Паллада»» признается столь достойным памятником своего времени. Уходя от деталей, от повседневности И.А. Гончаров стремиться показать нам сколь «всюден» человек. И в жарких тропиках, и на экваторе и в суровой Сибири, человек существует, человек живет. Он создает социум, создает нормы проживания в нем. Говорит о культуре и искусстве, или же танцует ритуальные танцы у

костра. Однако везде он есть. И везде он жив.41 А значит приходит автор к мысли и о единстве человеческого начала. О сближении наций как понимания универсальности земли и людей как ее жителей. Неважно сколь широко шагнул технический прогресс в Англии, сколь отважен испанский воин, или сколь бескультурна арабка. Главное то целое, то единое ядро, которое объединяет нас всех. Пусть и путь свой выбираем мы все по- разному.

Возвращаясь к эволюционным процессам развития образа героя- иностранца в русской литературе XIX века, можно выделить анализируемый нами двухтомный очерк как пример произведения, в строках которого уже отразились определенные вариативные подходы к прочтению чужеземца. Начиная с прямого описания, реалист И.А. Гончаров представил нам вместе с тем и уже знакомые по фольклорной традиции средства создания образа и дал весьма сильный толчок будущему новаторскому осмыслению героев- иностранцев. Так, опираясь на генезис персонажа другой стороны, автор создал уникальное пространство привычных, казалось бы, царств, дорога между которыми на этот раз воплотилась в образе разнообразной системы мировых вод. Где океан стал путем сближения недоступного и родного, стал проводником в совершенно неведомые ранее реалии и земли. Однако, что обращает на себя особое внимание, будь то анализ известного критика или любительский взгляд читателя-соотечественника, познакомившегося с «Фрегатом «Паллада»», так это динамическая подвижность и территориальное непостоянство родины, знакомого нам по сказкам русского царства. И.А. Гончаров перенес эту плодородную землю в пространство корабля, создавая тем самым некий островок своей родины, который сопровождает героя всюду. Писатель изобразил нам мир морского судна, как самостоятельное, автономное существо, способное организовать собственный быт по определенным ранее правилам и нормам, создать внутреннюю иерархию социума, разделить сферу практической деятельности.42 Впервые за долгое время родина оказалась там, где был сам герой, словно сопровождала его в нелегком пути странствий. И впервые все, что соприкасалось с кораблем, было чужим. Как берега Сибири, так и устье Лены. От Якутска до Киренска. Реальная, географическая территория России все равно оказалась неизведанной, незнакомой и отличной в принятых нормах и нравах. Вспоминая обед, где удивленный ранее не слышанным словом «Джукджур» И.А. Гончаров решил уточнить новое для себя определение, рассказчик описывает нам сколь нравоучительно, надменно и «свысока» был подан разъяснительный ответ писателю. Ведь не знать подобное было весьма нелестным. Или же встреча со станционным смотрителем в Якутске, чье поведение так и осталось для автора загадкой. Не имея на это особых поводов, герой зачем-то приветствовал И.А. Гончарова «торжественно, в шпаге, руку под козырек».43 Таким образом, говоря о новом взгляде на художественное пространство произведения, можно выделить «Фрегат «Палладу»» как одну из первых проб автора изобразить иностранца не через его национальную принадлежность, а через понимание чужеземного как чуждого, непонятного, непривычного. А значит, И.А. Гончаров впервые наталкивает нас на мысль, что не столь в этнических особенностях пролегает граница этих дифференциальных представлений о земном пространстве, сколько и в нашей ментальности, образе жизни есть весомая часть подобных убеждений. Однако на данном этапе анализа запомним эту идею как гипотетическое зерно рассуждения, которое в дальнейшем сможет принести свои плоды при более детальном рассмотрении. А пока перейдем ко второй особенности произведения И.А. Гончарова.

Кругосветное путешествие по своей сути - это не иссекаемый источник как научного, так и некоего субъективного анализа туристом встретившейся ему совершенно новой картины мира. И конечно сравнительный, сопоставительный аспект этого процесса, размышления над спецификой собственного «я», своего природного начала, отпечатков воспитания и традиций своей родины и увиденного являются отличительной чертой любого странствия. Возможность классика за два года в пути охватить столь широкое поле идейных начал не вызывает сомнений. Благодаря чему, в строках «Фрегата «Паллады»» читатель видит еще одну весьма новаторскую мысль писателя о движении человеческого прогресса, разнообразии его развития и предполагаемых причинах того или иного результата. Так, вспоминая то общее, единое начало, отмеченное И.А. Гончаровым и рассмотренное нами выше, автор задается весьма понятным вопросом о возможных истоках отличия уровня развития цивилизаций в XIX веке, учитывая их схожее, по временным рамкам, создание. Ярчайшей антитезой выступает рациональный, техничный Запад, а в частности Англия как ведущая держава революционных процессов развития, и таинственный, загадочный Восток, где не менее богатые ресурсы под влиянием определенных внутренних особенностей не смогли показать себя столь же эффективно. Как отмечает Ю.М. Лотман, именно эти два года должны были сыграть решающую роль в творчестве И.А. Гончарова, помогая автору сформулировать идею для последующих литературных работ.44 Так сравнение деспотизма и тоталитаризма властвующего аппарата Японии, нежелание принимать все новое, каким бы полезным оно не было для страны. Обособленность, а порой и боязнь всего чужеземного привили к определенному роду застоя в данных государствах, не позволяя стране расширить свои горизонты. Интересный случай описывает И.А Гончаров в подобном ключе, прогуливаясь по кварталам Сингапура. Познакомившись с единственным франкоговорящим выходцем из Индии, герой очерков захотел всего лишь уточнить какие-то детали окружающей его действительности. Однако столь недолгий диалог свелся к тому, что только по различности веры не может причислить себя описанный выше чужестранец к индийцам, и буквально указывая пальцем на человека, похожего на него самого, иностранец принялся яро описывать невозможность их сходства, ведь один из них приверженец ислама, а второй - браминской веры. Насколько тяжело же формировать хоть какие-то зачатки цивилизации, прогресса, когда лишь на противоположности взглядов на религию, люди не готовы признавать единство своей нации, будучи родом при этом из одного города.45 Или что говорить о мануфактурах, промышленности в целом или хотя бы интернационализации своей страны, когда встреченный в Порто-Прайя чиновник-негр, с огромным трудом смог объясниться с героями на иностранном для него языке, а уже делая записи о численности команды и цели прибытия, «корявым почерком» выводил в своей тетради слова, явно демонстрируя весьма невысокий уровень грамотности.

И так было повсеместно, девушка из Европы, не выходившая в свет во вчерашнем туалете, всегда с веером и перчатками, в шляпке и корсете, и полуголые женщины Африки, босые дети, китайцы в торговых кварталах, принимающие пишу на грязных полах между продаваемой ими же продукцией. Вот та разность переосмысления возможностей, вот тот застой. Вот та идея. И не зря данная мысль стала началом будущего творческого вдохновения И.А. Гончарова, ведь воплощая в жизнь образы описываемых выше чужеземцев, автор пусть и неосознанно открыл для читателя еще одно средство создания образа героя-иностранца. Он затронул весьма интересную антитезу туземца и иностранца, о которой и хотелось бы повести наше рассуждение дальше.

2.2 Антитеза образов туземца и иностранца как средство создания персонажа в романе И.А. Гончарова«Обломов»

Для того чтобы продолжить наше дальнейшее исследование столь интересно отмеченной И.А. Гончаровым сопоставительной детали, рассмотрим уже существующие представления и понимания туземца и иностранца как понятий.

Проанализировав статьи различных толковых словарей, можно сделать вывод, что термин «туземец» практически всеми редакторами понимается едино, как «уроженец и коренной житель какой-либо местности или страны, в противопоставление приезжему, иностранцу».46 Однако давайте обратимся к той внутренней, порой неосознанной коннотации, которая возникает у нас при употреблении данного слова. Практически не представляется возможным в современной нам действительности, да и в изучаемом нами XIX веке, встретить диалог, переписку, монологическую речь и иные способы выражение мыслей людьми, где описываемое путешествие в Англию, Германию, Голландию, Грецию будет пестрить определениями местных жителей как туземцев. Рассказывая о чужой стороне, где развитие социума, образ жизни, культурные и моральные традиции весьма схожи с наши собственными, мы не отметим, что познакомились в Лондоне с туземцами. Скорее же назовем жителей Англии иностранцами.

Здесь и проявляется особенность термина туземец, которая лишь в некоторых толковых словарях находит свое отражение, когда в состав словарной статьи к его определению добавляется (чаще всего как вводная конструкция) информация о специфике расположения и развития родины такого жителя. Так обычно употребляются авторами эпитеты: малоцивилизованный, далекий, малоразвитый. Местоположение же называют «удаленным от центра цивилизации». Из чего мы можем сделать вывод, что туземец противопоставляется иностранцу не только на антитезе местный житель и приезжий, но так же в этих двух понятиях сравнивается и уровень развития стран, нравственный и культурный уровни, порядки и нравы. Обратимся же к толкованию «иностранца» для анализа, возникшей выше гипотезы.

Рассмотренные нами уже прежде словари снова проявляют общую тенденцию при определении слова иностранец, говоря, что это «гражданин какой-нибудь страны по отношению к другой стране».47 И, конечно же, первое, что будет замечено любым, даже совсем не подготовленным исследователем, так это вопрос гражданства в целом. Невозможно представить себе, что в отсутствии цивилизации, письменности, при застое развития в каком-либо населенном пункте будет существовать гражданство. А значит, никогда не встретим мы «иностранца» из племени Масаи, Пираха, Караваи, ведь вплоть до настоящего времени никакой цивилизованной организации в их жизни нет. Как нет и гражданства. Таким образом, можно сделать вывод, что в этих двух понятиях действительно заложена ярчайшая антитеза, однако не только место проживания разделяет таких людей, но и уровень развития.

Возвращаясь же к вопросам прогрессивного движения стран и государств, затронутым И.А. Гончаровым в строках своего произведения, мы видим, сколь точен был автор при создании образов своих героев. Ведь в письмах писателя, можно встретить и описание туземцев, проплывающих полуголыми на лодках мимо фрегата, и иностранцев из Англии, с которыми провели совместный обед члены команды в одном из отелей. Как в дальнейшем и отмечал Ю.М. Лотман, столкнувшись со столь пестрой картиной окружающего мира, И.А. Гончаров, будучи приверженцем и поклонником западных взглядов в отношении пути развития государств, представил персонажей путешествия через призму своих собственных мыслей. Так, открыто выступает автор за промышленное развитие как будущее благо всего мира. Видит в технических революциях, инновациях, укреплении межгосударственных связей, просвещении путь к совершенному обществу, где высок уровень нравственности и культуры, где должный социальный строй, где нет финансовых трудностей и безработицы, где люди живут поистине в эволюционном движении. Где человек уходит от статуса туземца, переходя к видению себя как иностранца.48 Обращает внимание писатель и на патриархальный строй как разрушающий, деструктивный элемент всеобщей системы. Строгость правил, ограничения, запреты. Излишний романтизм, мечтания, слепая оглядка на весьма надуманный пласт традиций и верований. Все мешает современнику И.А. Гончарова прогрессивно двигаться на пути к новым достижениям. Так образ героя чужой страны создается в творчестве классика через градацию уровней развития цивилизации на просторах его родины. Даже не говоря о принадлежности персонажа к тому или иному государству, не говоря о месте его проживания, опустив эти описательные детали, И.А. Гончарову удалось показать, как рассказ о развитии человека через его поведение, отношение к закону, через понимание им негласных правил существования мира вокруг него, взгляды на прогресс и будущее, смог разделить образы «Фрегата

«Паллады»» на иностранные и нет.

Конечно, как и любой литературный творец XIX века И.А. Гончаров видел свой труд как отклик на происходящие в его реалии исторические, социальные и культурные события. Поэтому данный подход к средствам создания образа героя иностранца крайне ярко отражает собой и мысли писателя по поводу разразившегося в XIX веке спора Западников и Славянофилов о дальнейшей судьбе России. Начавшаяся еще в 30-х годах XIX века дискуссия о возможных, а что самое главное эффективных и действенных вариантах пути России в будущем, на долгое время захватила умы современников. В попытке понять, какую же дорогу стоит выбрать для себя, весь свет русского общества разделился на два противоборствующих лагеря. Славянофилы в лице А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, Ю.Ф. Самарина выступали в защиту той самой неповторимой русской самобытности, видели прогрессивное будущее именно в сохранении исконно русских традиций и особенностей. Общность культурного наследия, языка, религии - все должно было объединить государство в дальнейшем будущем, и лишь индивидуальность, не типичность, неповторимость русского человека в его взглядах, привычках, представлениях о мире вокруг вела страну к успеху. Западники видели же в этих «неповторимых особенностях» причину многих невзгод России. Не желание двигаться вперед, выходить за рамки, расширять горизонты, относиться к просвещению как к опасной тенденции исказить действительность в умах соотечественников - вот что замедляло и даже лишало страну возможности выйти на передовую мировой арены во всех общественных сферах. Взгляды Западников были направлены на Европу. И даже больше, сторонники таких нововведений видели своей целью становление родины частью всемирной истории. Свобода личности, уход от деспотизма, внедрение гражданства были одними из основных идей.49 К представителям сторонников западной траектории развития общества можно отнести и И.А. Гончарова, конечно не столь яро выступающего на сцене развернувшегося спора, при этом разделяющего взгляды главных героев действия: П.В. Анненкова, В.П. Боткина, И.С. Тургенева, П.А. Чаадаева. Отсюда и столько размышлений, отступлений автора мы встречаем в строках «Фрегата «Паллады» на тему прогресса общества. Однако кульминационной литературной работой, отразившей обе противоборствующие стороны, стал самый знаменитый роман И.А. Гончарова «Обломов».

Идея романа сформировалась в сознании классика именно в период его странствий по свету. Наблюдая за разностью развития наций и государств, анализируя этот маленький островок своей родины, который, как отмечалось нами выше, был представлен писателем в пространстве корабля и его команды, И.А. Гончаров создал своего Илью Обломова, чья жизнь стала квинтэссенцией всевозможных заблуждений современников автора о должном образе жизни. Как пишет Д.Н. Овсянико-Куликовский в своем труде «Из истории русской интеллигенции», именно данный герой романа обеспечил бессмертие имени автора, так как помимо определенной исторической основы в нем отразилась и особая психологическая черта, присущая людям и по сей день. Тот подход к пониманию действительности, те взгляды, то ощущение собственного «я» как части высшего света, не влекущее при этом никаких должных усилий со стороны обладателя столь заветной эксклюзивности положения, стали выражением целого психологического типа людей. Не стремящиеся к развитию, опасающиеся наук и просвещения, видящие прогресс как неминуемую гибель всего созданного, эти туземцы своего времени продолжают быть частью любого общества и уже в глазах даже собственных соотечественников становятся будто иностранцами, людьми чуждого царства, чуждого мира с необъяснимым, непонятным мировоззрением.50

Однако в рамках рассматриваемой нами темы, изучение образа Ильи Ильича будет неполным без представлений о его друге, наполовину немце, Андрее Ивановиче Штольце. Несмотря на свое отчасти русское происхождение, А.И. Штольц становиться отражением полной противоположности Обломова, а если быть точнее именно того подхода к жизни, который присущ туземцам отдаленных от цивилизации местностей. В роли своего героя-иностранца в романе «Обломов» И.А. Гончаров представляет нам те новаторские западные взгляды, приверженцем которых он и был сам. И снова, вспоминая героев «Фрегата «Паллады», для создания образа автор выбирает отношение персонажа к развитию, прогрессу, наукам как средство дифференциации между русским, национальным и чужеземным. На примере отношения к просвещению, ярко выделенному в эпизоде с книгой, где Андрей с явным осуждением видит не тронутый роман-путешествие на столе Ильи Ильича и констатирует отсутствие иных видов обучающей, развивающей, да и просто осведомляющей о происходящем в мире литературы.51 На примере понимания Штольцем важности деятельности, труда, движения как единственно верному пути для осуществления благородных подвигов человечества, заложенных природой в каждом из нас. На примере тех диалогов, которые описывает нам автор в строках романа, где Андрей с нескрываемым энтузиазмом рассуждает о техническом прогрессе, путях сообщения, архитектуре, промышленности, путешествиях. Все рознит внутренние миры главных героев «Обломова». Сколь авантюрны, опасны, а иногда и бесполезны идеи наполовину немца в глазах национального опыта России, в глазах Ильи Ильича. Покой, спокойствие и никакого лишнего движения - вот утопичный идеал крепостной Руси, вот что характеризует сам герой-иностранец как «обломовщину», вот тот критерий, по которому с легкостью отличим мы патриархального русского барина от новатора-иностранца Штольца.

Конечно, встречаем мы и в описание Андрея традиционные национальные черты выходца Европы. Ему интересна торговля, воспитание свое он получил в строгих рамках немецкой дисциплинарной системы и на всю жизнь впитал любовь к четкости, структурности любой деятельности жизни. Поведенческая характеристика, да и внешний вид - все опосредованно становится признаками иной, чуждой русскому человеку картины мира. Однако автор практически не уделяет внимание прямой номинации персонажа иностранцем. Несомненно, свою весомую роль здесь играет и некое пограничное положение героя, в то же время, обращаясь к завершенному, полному образу Штольца, не остается сомнений в его принадлежности, предрасположенности к Западу. И.А. Гончаров стремился изобразить те прогрессивные черты, которых как раз не хватает современной ему России, а значит, и, не называя прямо Андрея «иным», выстроить эту антитезу образов крайне наглядно, чтобы в восприятии читателя Штольц был все же больше немцем, иностранцем, чем соотечественником.52

Замысел романа «Обломов», определенный Д.И. Писаревым, как общечеловеческая психологическая задача, действительно был воплощен писателем и через созданные им образы героев-иностранцев. Словно повторяя свою историю путешественника на страницах произведения, И.А. Гончаров снова выступил в роли наблюдателя, художника пейзажиста, рисующего свои полотна с тончайшими подробностями и не смеющего тронуть это природное начало, дабы не исказить естественную картину, представшую перед ним. Эта неприкосновенная действительность стала разрешением извечного спора о правильности пути человека, о его должных взглядах на окружающий нас необъятный мир. Как мастерски удалось описать классику всю уничтожающую силу человеческого бездействия, умственной апатии, боязни труда и нетривиального подхода.53 И конечно, что особенно интересно нам в тенденции повествования данной работы, так это столь инновационно выбранные И.А. Гончаровым средства создания образа героя-иностранца, которые стали воплощением главной мысли автора. Через отношение героя-немца к прогрессивному развитию как высшему благу, через критический склад ума, стойкость нравов, силу моральных и этических ценностей, через восхищенное преклонение перед науками и технологиями противопоставил классик иностранца нашей русской национальной ментальности. И практически впервые выступил данный полуиностранный персонаж как некий положительный стимул, впервые пусть и не одержал победу над соотечественником, при этом был наделен должным дидактизмом. Характеристика Штольца отразила в себе черты человека будущего, человека завтрашнего дня, оставляя монолитную фигуру Ильи Ильича на обломках его мнимой цивилизации, оставляя его туземцем современной ему России.

Стоит отметить и еще одну особенность произведения И.А. Гончарова, с которой мы лишь мимолетно соприкоснулись выше. Взгляд на антитезу туземца и иностранца в «Обломове» лег не только в пласт межнациональных особенностей героев, но и одним из первых дал почву для понимания соотечественника как чужеземца. В данном случае речь идет об Илье Ильиче, чей жизненный уклад был отвергнут даже людьми единой с ним национальности. Словно за невиданным зверем, за милым созданием наблюдает Ольга Ильинская за поведением патриархального барина, в силу своего характера ставя перед собой в буквальном смысле неразрешимую задачу изменить его к лучшему. Однако, столкнувшись с жестокими реалиями, пустотой, бездействием и невозможность бороться с собственным аморфным «я» в лице Обломова, Ольга оставляет героя в его неприемлемом для нее самой мире.54 Разрывает их романтические связи. В прощальном диалоге Ольги и Ильи кульминационной точкой, точкой невозврата становится признание героини, что именно тот образ жизни, те взгляды и желания, стремления и мечты, которые присуще Обломову, не могут идти рядом с ее неугасающей жаждой постоянного развития, движения вперед. С ее стремлением совершать деяния общечеловеческого значения.

Практически, лишь украшая свою речь более этичными оборотами, Ольга Ильинская признается и себе, и Илье Ильичу, что он был ее провалившейся попыткой привнести в этот мир что-то масштабное, важное, стать учителем личности, перевоспитать ее и сотворить заново. Словно Робинзон Крузо со своим Пятницей, Ольга с Ильей позволили учению найти место в течение их взаимоотношений, позволили перейти их роману не только в чувственное, но и некое просвещающее, а временами и жертвенное со стороны Ильинской действо. Где неразумное, беспечное дитя эпохи с добродушным и честным сердцем, туземец, должно было стать достойным членом цивилизованного, современного общества.55

Как мы видим в «Обломове», И.А. Гончаров представляет нам жизненный уклад человека, стремления и желания которого выступают как необъятное поле для изображения его принадлежности к той или иной национальной ментальности, изображения его исключительной натуры. Однако на примере Ильи, можно отметить и тот опосредованный подход к характеристике героя, выбранный классиком. Когда писатель не причисляет даже в рамках фабулы романа своего персонажа к иностранцам, в тоже время этот нестираемый отпечаток недопонимания, эта пропасть между его собственными идеалами и обществом, придают неосязаемую чуждость герою, не давая возможность поставить его в один ряд с остальными участниками развернувшихся событий. Такой подход можно выделить как еще одну тенденцию в эволюционном развитии образов-иностранцев, которую мы рассмотрим ниже.

2.3 Опосредованная характеристика образа героя-иностранца как этап в эволюционном развитии персонажа на примере романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» и комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума».