Ономастическое пространство рассказов, с помощью которых создаются образы персонажей произведений

Славка: « Приехал на каникулы двоюродный брат Серегин, Славка» 65, 78;

Минька: «Минька учился в Москве на артиста» 65, 99; «В прошлом году, когда Минька, окончив десятилетку, ни с того ни с сего заявил, что едет учиться на артиста, они поругались» 65, 100;

Мишка: « Перво-наперво: подай на Мишку на алименты» 65, 109;

Петька: « А Петьке чево сказать? - спросила старуха, вытирая слезы» 65, 109; «…Петьку не трогай - он сам едва концы с концами сводит» 65, 110;

Юрка: « За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, квартирант Евстигнеича, учил уроки» 65, 111; «Юрка иногда удивляет его своими познаниями. И он хоть и не сдается, но слушать парнишку любит» 65, 111;

Славка: « Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Славке на колени» 65, 130; «Славку удивляло, что мать, обычно такая крикливая, острая на язык, с дядей Володей во всем тихо соглашалась» 65, 130; «Стараться надо, Славка» 65, 132;

Васятка: «Приземлились. Все в порядке, Васятка» 65, 141;

Петька: « Ах, Петька…сынок…» 65, 185;

Витька: Даже когда он надрывался и, между прочим, оскорблял всех, глаза оставались печальными и умными, точно они смотрели на самого Витьку - безнадежно грустно» 65, 204; « Ты знаешь, что у него персональная «Волга»?! - кричал Рашпиль (Витьку звали «Рашпиль»)» 65, 204;

Васька: « Дебил - это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая» 65, 209;

Колька: « - Имею право, - опять говорил Колька» 65, 344; «Что он, Колька, любит, что ли?» 65, 346; «…Встретив на другой день Кольку губастого, Матвей усмехнулся: - Что, брат, доигрался?» 65, 348;

В использовании этих имён употребляется народно-разговорная традиция. Такое именование помогает читателю характеризовать персонажа - персонаж воспринимается не как официальное, должностное, важное лицо, а как простой человек из народа, который живёт в сибирском селе, неопределённого возраста, принадлежит близкому социально-психологическому кругу. При этом возникает некое родство, близость читателя и персонажа.

Кроме этого, в разговорной речи героев употребляются упрощенные формы имен, как правило, более распространенные в повседневной жизни, нежели их производящие:

Паша: « Дорогой сынок Паша, если ты уж хочешь, чтобы я приехала, то я, конечно, могу, хотя мне на старости лет…» 65, 27;

Гена: « Между прочим, Гена, он тоже из Москвы, - сказала Настя» 65, 40;

Саша: « Саша? Саш! Как ты там!!!» 65, 50;

Володя: « Вошел дядя Володя, большой, носатый, отряхнул о колено фуражку и тогда только сказал: Здравствуйте» 65, 130; «Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, обстоятельно, точно кубики складывал» 65, 130;

Ваня: « Ваня, ты как здесь?» 65, 219;

Филя: «А этот черт, Филя-кузнец, гуляет» 65, 348; «Завтра поговорить надо с Филей» 65, 348.

Женская подсистема именника:

Маланья: « Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась 65, 26;«У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: Зовет Павел-то в Москву погостить» 65, 26;

Клара: « Серега увидел Клару первый раз в больнице (она только что приехала работать медсестрой), увидел и сразу забеспокоился» 65, 74; «Клара засмеялась над самим его ухом…» 65, 75; « Хорошо, я скажу ему, что вы не велите ему стирать, - объявила Клара» 65, 77;

Лариса: « Он вдруг вспомнил, как зовут девушку - Лариса» 65, 150; «Эта Лариса теперь расскажет всем» 65, 150;

Марья: «Жена Ефима, Марья, сразу - по виду мужа - поняла, что обошлось хорошо» 65, 174; «Хватит лакать-то, обрадовался, сердито заметила Марья» 65, 174;

Груша: « - Пап, ничего не купил? - спросила дочь, старшая, Груша» 65, 206; « - Ну, Груша, повезло тебе. - Она протянула сапожок дочери» 65, 209;

Рита: « В общем, поговорили в таком духе, пришли к дому девушки. ( Ее звали Рита)» 65, 240; «Витя прямо тут же, за столом, целовал Риту, подружка смеялась одобрительно, а Рита слабо била рукой Витьку по плечу, вроде отталкивала, а сама льнула, обнимала за шею» 65, 240;

Алена: « Хватит смолить-то! - ворчала сонная Алена, хозяйка» 65, 344; «Он понимал, что есть на свете любовь, он сам, наверно, любил когда-то Алену (она была красивая девка), но чтоб сказать про это больше, нет» 65, 346; « Алена поняла, что муж не «хлебнувши», но опять долго молчала - она тоже не знала, забыла» 65, 346.

Как мужская, так и женская система именника пестрит именами с разнообразными суффиксами, а также именами и в упрощенной форме, которые являются более приемлемыми в разговорном обиходе:

Наташка: « На печке сидела маленькая девочка с большими синими глазами, играла в куклы. Это сестра Ваньки - Наташка» 65, 18; « Нету, сказала Наташка и снова стала наряжать куклу - деревянную ложку - в разноцветные лоскуты» 65, 18;

Эллочка: « В целинщину Эллочку» 65, 67;

Марфонька: «Чего пригорюнилась, Марфонька? - спросил Антип. - Все думаешь, как деньжат побольше скопить?» 305, 65;

Манька: « Маньке напиши, чтоб парнишку учила. Парнишка смышленый, весь «Интернационал»назубок знает» 65, 109;

Агнюша: « Агнюша, - с трудом сказал он…» 65, 110;

Манька: «Пойду Маньке шлык скатаю. Зараза» 65, 176;

Клавдя: «Клавдя и девочки вечеряли» 65, 206; «Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью голенище» 65, 208;

Нинка: «Глянется ему, конечно, Нинка - здоровая, гладкая» 65, 346; «Она тебя возьмет за рога, Нинка-то» 65, 348.

Маруся: « Я ей, например: « Здорово, Маруся!» 65, 36;

Настя: «Настя вышла из-за перегородки и подсела к ним» 65, 41; «Пока Настя записывала все это, Пашка незаметно, искоса разглядывал ее» 65, 40;

Соня: « - Да ну что тут!.. Да ладно… Сонь…Ладно уж…» 65, 144;

Валя: « - Да в чем же вы увидели нашу нескромность? - не вытерпела Валя» 65, 165;

Клава: « Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209;

Номинация как конкретное соотнесение имени собственного с личностью героя в творчестве В. Шукшина нередко служит своеобразным ключом саморегуляции образа. Можно сказать, что стратегия образа в произведениях мастера в определенной степени связана с конкретным именем, которое носит тот или иной герой. Однако в отличие от приема «говорящих» имен и фамилий, который использовали и используют многие писатели, В.Шукшин в своем творчестве идет по пути обыгрывания имен некоторых своих героев и антропонимов, функционирующих в мифологических, фольклорных текстах, посредством создания ассоциативных или контрастивных связей.

Нередко Шукшин выносил в заголовок имя или прозвище героя: «Гринька Малюгин», «Артист Федор Грай», «Степка», «Дядя Ермолай», «Мужик Дерябин», «Алеша Бесконвойный», «Свояк Сергей Сергеевич».

Несомненно, такой прием является средством выделения героя из числа других действующих лиц. А выделение - это, как правило, обособление. Автор как будто хочет подчеркнуть «непохожесть» своих героев, их чудаковатость.

Выбор имен в произведениях Шукшина и форма их подачи не случайны. Флоренский считал, что характер человека и его судьба заключены в имени. Через имя Шукшин выходит на мифопоэтический и литературный контекст.

Рассказ «Беспалый» назван по прозвищу героя. Так его назвали односельчане после того, когда он отрубил себе пальцы.

По определению Ожегова, прозвище - «название человеку, даваемое по какой-нибудь характерной черте, свойству»37, 561. В первом предложении рассказа узнаем настоящее имя героя - Серега Безменов. Беспалый и Безменов - фамилия героя и его прозвище созвучны не случайно. Они указывают на отсутствие чего-либо. Можно предположить, что это отсутствие пальцев и еще какого-то качества у героя. Имя «Сергей» в переводе с греческого - «высокий, высочайший». Имя «Клара» восходит к латинскому «claudus - хромой». Шукшин тем самым включает в характеристику героини эту дьявольскую черту.

Еще более очевидной природа героини становится в сцене преследования Клары: «Прическа у Клары сбилась, волосы растрепались: когда она махнула через прясла, ее рыжая грива вздыбилась над головой.

Этакий огонь метнулся. И этот-то летящий момент намертво схватила память. И когда потом Серега вспоминал бывшую свою жену, то всяческий раз в глазах вставала эта картина - полет, и было смешно и больно»65, 81. «Полет» и «вздыбленные волосы» - это элементы дьявольского.

До встречи с Кларой автор называет героя Серегой, затем он обретает новое имя - Серый. Серый - это цвет безликости, так Серега из высокочтимого» становится никаким. Он явно одержим дьявольским наваждением после встречи с Кларой.

Вода, баня, стирка, слезы в мифопоэтическом мире Шукшиy символизируют очищение. Чтобы очиститься от дьявольского, Серега «бросил совсем выпивать, купил стиральную машину, а по субботам крутил бельишко в предбаннике, чтобы никто из зубоскалов не видел» 65, 76.

Сцену, где по одну сторону перегородки находится Славка и Клара, а по другую - Серега, можно представить в форме весов. Сначала перевесила чаша, где были Славка и Клара, а затем перевесила чаша Сереги, так как Славка и Клара убежали.

Имя Клары претерпевает свои изменения. Сначала - это просто жена. С точки зрения односельчан, она «злая, капризная и дура». С точки зрения Сереги, она «самостоятельная и начитанна», он считает ее «подарком судьбы».

Существует такое выражение: «несчастье свалилось на голову». Автор перефразировал: «по праву ли свалилось на его голову такое счастье», так возникает подтекст: Клара для Сереги принесет несчастье. На протяжении рассказа имя ее варьируется: Клара, Кларнетик, затем Клавдия Никаноровна. Неприятие Клары жителями села заявлено уже в первых фразах: «Все вокруг говорили, что у Сереги Безменова злая жена. Злая, капризная и дура». Клавдией Никаноровной ее называют гости за столом после того, когда она одержала победу в словесной дуэли со Славкой. Никанор (в переводе с греческого) - «победитель», т. е. Клара здесь победительница. Кларнетиком ее называет Серега. Кларнет - это духовой музыкальный инструмент. «Дух» и «душа» - однокоренные слова. Серега хочет увидеть в Кларе душу. Он играет с ней в доктора. Просит надеть белый халатик. Переодевание у Шукшина непосредственно связано с темой игры, театральностью. Серега зачастую не в состоянии провести четкую грань между реальностью и игрой. Но только в игре ему удается увидеть душу жены. Рождается мотив игры, неискренности, что указывает на отсутствие души у Клары. Кларнет - это еще и искусственный звук, внешний блеск. В описаниях Клары автор использует детали внешности, в которых обилие металлических вещей: медальон, часы. Волосы отливают дорогой медью, блестят очки. Клара получает статус музыкального инструмента. Так художественная деталь в поэтике Шукшина является ключом к раскрытию внутреннего мира героя. У Клары его просто нет.

В рассказе «Упорный» имя главного героя Дмитрия еще в начале произведения употребляется в разных вариациях, при этом автор тут же объясняет такое варьирование: «Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий, ласково Мотька, Мотя. А уж дружки переделали в Моню - так проще» 65, 185.

2.2 Номинации героев по имени и фамилии

Не менее многочисленную группу становят наименования героев по имени и фамилии. Как правило, Шукшин так называет своих героев при знакомстве их с читателем в начале произведения и лишь один раз, при этом указывает на некоторые черты характера персонажей или внешнего вида.

Мужская система именника:

Егор Лизунов: «Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов - сосед, школьный заводила» 65, 28, само одно слово «заводила» свидетельствует о человеке полном энергии и стремлении к движении;

Ермолай Прохоров: «Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из города на колхозном «газике» » 65, 34;

Федор Грай: «Сельский кузнец Федор Грай играл в драмкружке «простых» людей» 65, 62;

Глеб Капустин: «Глеб Капустин, толстогубый, белобрысый мужик лет сорока, деревенский краснобай, начитанный и ехидный» 65, 159;

Степан Емельянов: «Весной, в апреле, Степан Емельянов влюбился» 65, 67;

Кондрат Лютаев: «В общежитии его ждал отец, Кондрат Лютаев» 65, 99;

Степан Воробьев: « А Степана-то Воробьева помнишь?» 65, 142;

Илья Максимов: « А Максимов Илья? Мы ж вместе ходили» 65, 143;

Бронислав Пупков: «Бронька (Бронислав ) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово» 65, 151;

Сергей Духанин: «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201;

Анатолий Яковлев: «Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем - «Дебил»» 65, 209;

Максим Волокитин: «Максиму Волокитину пришло в общежитие письмо» 65, 334;

Ефим Валиков: «Но Ефиму Валикову особенно жалко было баню: новенькая баня, год не стояла, он в ней зимой пимы катал» 65, 170;

Андрей Ерин: «С неделю Андрей Ерин, столяр маленькой мастерской «Заготзерна», что в девяти километрах от села, чувствовал себя скверно» 65, 178;

Игнат Байкалов: «Вам к кому? К Байкалову Игнату» 65, 339;

Сергей Куликов: «И тут-то во время ужина нанесло неурочного: зашел Сергей Куликов, который работал вместе с Андреем в «Заготзерне»» 65, 183;

Матвей Рязанцев: «Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Колька выходил из переулка и заворачивал в улицу» 65, 344.

Номинируя героев по имени и фамилии, В.Шукшин кроме официального имени употребляет разговорную форму имени, например с суффиксом -к-:

Мишка Босовило: «Обыгрывает всех знаменитый Мишка Босовило - коренастый малый в огромной шапке» 65, 16, после этого представляется человек рослый, с немалой физической силой;

Пашка Холманский: «Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер Пашка Холманский» 65, 34;

Васька Семенов: «Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод» 65, 68;

Ванька Колокольников: «Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах» 65, 17;

Гришка Коновалов: «Под конец, когда у него осталась одна бабка, он хотел словчить: заспорил с Гришкой Коноваловым, что сейчас его, Ванькина очередь бить» 65, 17;

Гришка Новоселов: «Знаешь человека вот с таких лет, приходишь в клуб, глядь - тот же Гришка Новоселов, скажем, бегает на сцене с бородой по пояс и орет дурным голосом: «Живьем тебя сгною, такой-сякой!..»» 65, 68;

Колька Завьялов: «Вон у Кольки Завьялова тоже права отбирали, сходил парень-то, поговорил» 65, 128;

Колька Скалкин: «Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет» 65, 166;

Митька Трифонов: «Вспомнил чего-то, как один раз, в войну, он, демобилизованный инвалид, без ноги, пьяный, возил костылем тогдашнего предсельсовета Митьку Трифонова и предлагал ему свои ордена, а взамен себе - его ногу» 65, 171;

Витька Кибяков: «Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами» 65, 204;

Пронька Лагутин: «У Проньки Лагутина в городе Н-ске училась сестра» 65, 215;

Витька Борзенков: «Витька Борзенков поехал на базар в районный городок. Продал сала на сто рублей (он собирался жениться, позарез нужны были деньги), пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой красного» 65, 237;

Колька Малашкин: «Сам Колька Малашкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазами и заявил: - Имею право» 65, 344;

Костя Бобиков: «Воли им дали много! - с сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82;

Володя Прохоров: «Студент медицинского института Прохоров Володя ехал домой на каникулы» 65, 145;

Серега Безменов: «Все кругом говорили, что у Сереги Безменова злая жена» 65, 74;

И совсем не большую группу составляют двухкомпонентные наименования женского именника: официальное имя и фамилия и имена в разговорных формах с фамилиями:

Агафья Журавлева: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159;

Зоя Ерина: «Зое Ериной, хоть она тоже не выносила пьяных, тем не менее лестно было, что по селу говорят про ее мужа - ученый» 65, 184;

Настя Платонова: «… он увидел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37;

Нинка Кречетова: «Нинке Кречетовой советовали: - Да выходи ты скорей за него» 65, 343;

Из выше приведенных примеров можно еще раз убедиться, что номинация по имени и фамилии, как правило, знакомит читателя с героями, определяя в некоторых случаях наиболее привлекаемые черты характера персонажей..

2.3 Номинации героев по имени и отчеству

Знакомя читателя со своими героями, В.Шукшин называет действующих лиц и по имени и отчеству, что говорит об уважительном или официальном отношении к называемым героям, что, несомненно, при чтении произведения передается и читателю.

Мужская подсистема именника.

Ермолай Григорьевич: «Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай… вечный был труженик, добрый, честный» 65, 16;

Павел Сергеевич: «Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31;

Николай Васильевич: «Нам Николай Васильевич рассказывал» 65, 33;

Иван Петрович: «Первые слова Федора в пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович»» 65, 65;

Владимир Николаевич: « - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать» 65, 130;

Константин Иванович: «Деревня Новая небольшая, и, когда Константин Иванович подкатил на такси, сразу вся деревня узнала: к Агафье приехал сын с семьей, средний, Костя, ученый» 65, 159;

Александр Иванович: «Знаешь что, - прервала Моню учительница, - чего мы гадаем тут: это нам легко объяснит учитель физики Александр Иванович такой…» 65, 196;

Николай Петрович: « А жить где будешь? - сполз с «радостного» тона Николай Петрович» 65, 219;

Вадим Петрович: «Вот поэтому адресу…спросите Вадима Петровича» 65, 342.

Еще одной важной деталью, которая привлекает внимание в этом именнике является то, что отчества подаются в усеченной форме, то есть выпадают определенные суффиксы, например суффикс -ов-:

Павел Егорыч: « Тебя как зовут-то? Меня-то? Павлом. Павел Егорыч» 65, 35;

Емельян Спиридоныч: «Отец Федора, Емельян Спиридоныч, один раз пришел в клуб посмотреть сына» 65, 63;

Егор Северьяныч: « Ну? Кого хочешь брать? - поинтересовался Егор Северьяныч, отец Степана» 65, 70;

Степан Егорыч: « Левачков, значит подбрасываем, Степан Егорыч?» 65, 72;

Александр Семеныч: «А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: «Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию?» 65, 137;

Владимир Семеныч: «Владимир Семеныч побаивался жены, и его очень устраивало, что дело уже передано в суд, и, стало быть, чего тут еще говорить» 65, 171;

Для женской подсистемы этого именника, в отличие от мужской, это не характерно:

Маланья Васильевна: «Хорошее у тебя пиво, Маланья Васильевна» 65, 29;

Клавдия Никаноровна: « Клавдия Никаноровна? - забасил дядя Егор, расталкивая своим голосом другие голоса» 65, 79;

Софья Ивановна: «Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло: А можно не орать?» 65, 141; « Чтоб завтра этого дурака не было здесь! - кричала Софья Ивановна» 65, 144;

Клавдия Николаевна: « Раз нужен, значит, дадим. А, Клавдия Николаевна» 65, 338;

2.4 Номинация героев по имени, отчеству и фамилии

Немного меньшее количество в рассказах В.М.Шукшина занимают трехкомпонентные номинации героев: по имени, отчеству и фамилии, которым свойственны как официальные имена, так и их формы:

Любавин Павел Игнатьевич: «Герою Советского Союза Любавину Павлу Игнатьевичу. От матери его из Сибири» 65, 33;

Малюгин Григорий Степанович: «…Вас зовут Григорий? - Малюгин Григорий Степанович…» 65, 59;

Василий Егорыч Князев: «…Звали его - Василий Егорыч Князев» 65, 145;

Официально автор обращается к героям не только тем, которые заслуживают уважения, а и к ограниченным людям, формалистам, бюрократам, демагогам, при присутствии так называемого иронического, сатирического «официоза»: «некто Синельников Вячеслав Михайлович», «А.Сильченко», «читатель», «мужчина», «некто Кузовников Николай Григорьевич»:

Синельников Вячеслав Михайлович: «Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович» 65, 166;

Гребенщикова Анна Кузьминична: «Гребенщикова Анна Кузьминична, молодая, гладкая дура, погожим весенним днем заложила у баньки пимоката, стена которой выходила в огород Гребенщиковых, парниковую грядку» 65, 170.

Или же автор называет анкетное имя героя для знакомства с персонажем:

Андрей Николаевич Голубев: «Но по дороге решил зайти к инженеру РТС Андрею Николаевичу Голубеву, молодому специалисту» 65, 191;

Андрей Иванович Козулин: «Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин» 65, 330.

2.5 Номинация героев по фамилии

Никак нельзя оставить без внимания группу персонажей, которых автор именует только по фамилии. В этом случае такая номинация применяется к названию определенных семей или одиночных лиц:

Платоновы: «Сейчас Пашку волновал один вопрос: есть у Платоновых собака или нет?» 65, 45;

Куксины: «дошел до ворот (она жила у стариков Куксиных), постоял, повернулся и пошел прочь» 65, 69; «У Куксиных огромный домина выстроен» 65, 71;

Емельяновы: «Смотрит на Емельяновых ласково и глупо» 65, 71;

Журавлев: «У Игнахи вон Журавлева тоже: напилась дура, опозорила мужика - вел ее через всю деревню» 65, 82;

Чаплины: «И гонорар на пятерых Чаплиных» 65, 165;

Гребенщиковы: «Пимокат Валиков подал в суд на новых соседей своих, Гребенщиковых» 65, 170; «Объяснение с Гребенщиковой вышло бестолковое: Гребенщикова навесила занавески на глаза и стала уверять страхового агента, что навоз загорелся сам» 65, 170;

Павлов: «Юрка подал старику книгу и показал Павлова» 65, 119; «С похмелья, я без Павлова знаю» 65, 119;

Мельников: « Мельников, проводи ее до прокурора, - сказал начальник» 65, 245; «Милиционер Мельников задумчиво молчал» 65, 245; «Милиционер Мельников ответил туманно: Вот когда украшают могилы: оградки ставят, столбики, венки кладут…» 65, 245.

2.6 Номинация героев по отчеству

И вовсе небольшую группу составляют наименования героев по отчеству. Как правило, по отчеству именуются герои мужского и женского пола в разговорах друг с другом приблизительно одного возраста, в основном старшего поколения, а также одного социального уровня. При этом употребляются опять же формы отчеств с выпавшим суффиксом:

Егорыч: «Я тоже по батьке Егорыч. Поехали ко мне, Егорыч?» 65, 35; « - Правильно, Егорыч, - поддакивал Ермолай, согнувшись пополам, стаскивая с ноги теплый сапог» 65, 36;

Евстигнеич: «Раз в месяц - с пенсии - Евстигнеич аккуратно напивался и после этого три дня лежал в лежку» 65, 111; «За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, квартирант Евстигнеича, учил уроки» 65, 111;

Петрович: « Алле? - заговорил заведующий. - Петрович? Здоров. Я это, да. Слушай, у тебя нет…» 65, 341;

Михеевна: « - Я позову Михеевну - пособорует?» 65, 110; «Курку своей Михеевне задарма сунешь…» 65, 110.

2.7 Прозвища как особый тип номинации в рассказах В.М. Шукшина

Для создания определённого образа героя, а также правдивости сюжета, для того, чтобы показать в своём произведении быт и нравы эпохи, автор давал своим персонажам не только подходящие имена и фамилии, но и прозвища.

Прозвища в рассказах В.М.Шукшина можно разделить на несколько групп, а именно:

А) Прозвища, основанием для которых стали особенности внешнего вида:

Анфас: «Анна Афанасьевна (Анфас - называл её Солодников в письмах к бывшим сокурсникам своим, которых судьба тоже растолкала по таким же углам; они ещё писали друг другу, жаловались и острили) приходила в мелкое движение, смеялась» 65, 272; «…Хучь меня бей, хучь режь меня - я актер. А моя драгоценная Анфас - не аудитория. Нет» 65, 272;

Беспалый: «Положил на жердину левую руку и тяпнул топором по пальцам. Два пальца - большой и средний - отпали…С тех пор его прозвали на селе - Беспалый» 65, 81;

Б) Прозвища, основанием для которых стали особенности характера героев:

Чудик: «Жена звала его - Чудик, иногда ласково. Чудик обладал удивительной способностью: с ним постоянно что - нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие - нибудь истории - мелкие, впрочем, но досадные» 65, 136; «Да почему же я такой есть-то? - вслух горько рассуждал Чудик» 65, 138;

Дебил: «Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем - «Дебил». Дебил - это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая. А потом это слово пристало и к отцу. И ничего с этим не поделаешь - Дебил и Дебил» 65, 209;

Рашпиль: «Ты знаешь, что у него персональная «Волга»?! - кричал Рашпиль (Витьку звали «Рашпиль») 65, 204; «Сергей взял сапожок у Рашпиля» 65, 205;

В) Прозвища, возникшие как вариация имени героя:

Кларнетик: «Я прошу, Кларнетик. - Он ее называл Кларнетик. Или Кларнет, когда надо громко позвать» 65, 77; « Кларнети-ик, это я, Серый, вдруг пропел Серега, как будто он рассказывал сказку и подступил к моменту, когда лисичка-сестричка подошла к домику петушка, и так вот пропела: Ау-у! - еще спел Серега» 65, 81; от имени Клара;

Таля: « - Ну, как вы тут?..Таля?(она так зовет Наташку» 65, 21;

Серьга: «Говорили тебе, Серьга, злая она…» 65, 82, « Серьга, - поинтересовались, - а вот ты же это… любил ее…» 65, 82; « Во! - воскликнул Рашпиль. - Серьга…дал! Зачем ей такие?» 65, 205 от имени Сергей;

Моня: «Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий,… . А уж дружки переделали в Моню - так проще, кроме того, непоседливому Митьке имя это, Моня, как-то больше шло, выделяло среди других. Подчеркивало его непоседливость и строптивый характер» 65, 185.

Г) Прозвища, которым автор не даёт объяснения:

Алеша Бесконвойный: «Его и звали-то - не Алёша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алёшей Бесконвойным» 65, 130;

Таким образом, прозвища - активное и действенное средство создания выразительности и эмоциональности в произведениях.

Создавая национальный характер В.М.Шукшин сосредоточил свое внимание на неповторимости, своеобразии человеческой личности. Отражением авторского поиска универсального национального характера является приверженность В.М.Шукшина к особому человеческому типу - обычному человеку с необычным складом души, «чудику». Создавая такой образ автор употребляет номинации персонажей, которые не были бы такими продуктивными, если б употреблялись отдельно от поэтики Шукшина.

Бронька Пупков, Андрей Ерин, Сергей Духанин, Монька Квасов, Василий Евгеньевич Князев, по меткому выражению критиков, «странные люди», «традиционные дурачки», «вечные шуты», «баламуты», «болтуны», «острословы», «мечтатели». Поступки «чудаков» противоречат «здравому смыслу», благоразумию. Герои Шукшина действуют в силу внутренних понятий. Чудик (герой одноименного рассказа) или Василий Евгеньевич Князев находит в магазине пятьдесят рублей и отдает их продавщице. Разобравшись, что деньги обронил он сам, стесняется попросить их обратно. Желая угодить снохе, Чудик раскрашивает коляску своего племянника: « … пустил журавликов - стайку уголком, по низу - цветочки разные, травку - муравку, пару петушков, цыпляток…» 65, 143.

Андрей Ерин («Микроскоп») приобретает микроскоп и, убедившись, что вокруг миллионы микробов, решает спасти человечество, уничтожив их раскаленной иглой или током.

Монька Квасов мечтает построить вечный двигатель («Упорный»). Александр Иванович Козулин («Даешь сердце») неожиданно потревожил ночную тишину села Николаевки, выстрелив два раза из ружья. Козулин в ту ночь салютовав в честь пересадки сердца в Кейптауне.

Бронька Пупков («Миль пардон, мадам!») любил рассказывать всякие охотничьи истории, особенно «насчет покушения на Гитлера». Рассказывал ярко, сочно, вплоть до гиперболического заострения и ловкого привирания. Однако жена Броньки Пупкова грозилась сельсоветом «за искажение истории». И его действительно «несколько раз вызывали в сельсовет, совестили, грозили принять меры…»

Как видим, герои шукшинских рассказов не поняты окружающими, в том числе и близкими людьми; в бытовых ситуациях они, как правило, терпят поражение. Не понят Василий Князев: не станет гулять сноха с разрисованной коляской, не принято; остановился «вечный двигатель» у Моньки Квасова; не смогла надеть красивые сапожки Клавдя: не полезли они «на крепкую крестьянскую ногу».

Нет понимания среди односельчан поступка Козулина. Для них он - «с приветом», «ненормальный», «контуженный пыльным мешком из-за угла».

Чудаковатость героев Шукшина - это, прежде всего, проявление их духовности. Это неповторимый строй их души, ума, судьбы, а также неповторимость его ответа обстоятельствам. Это стремление вырваться из заколдованного круга ежедневных забот и обязанностей. Это стремление что-то противопоставить заведенному раз и навсегда ходу событий. Это стремление показать себя, доказать что-то себе и окружающим - словом, подняться, восторжествовать над обыденностью.

Мысли о душе, о совести, о смысле жизни одолевают многих шукшинских героев. Этим привлекает писателя герой одноименного рассказа Алеша Бесконвойный. Алеша - это чудный деревенский человек с необыкновенно тонкой поэтической душой. По правде говоря, Алеша - это Костя Валиков, почему-то так случилось, что все в деревне зовут этого мужика Бесконвойным. Оказывается, зовут потому, что он человек с «особинкой»: «он - бесконвойный: неуправляемый, значит, вовсе человек, не имеющий над собой контроля, конвоя, то есть управы». Ни за что, к примеру, Алеша не соглашается по субботам работать на ферме. С самого утра начинает он в субботу топить свою баньку, а потом парится чуть ли не до ночи. Все это время мысли и воспоминания не покидают его. Тончайший психолог, Шукшин проникает в самую глубину человеческого душевного состояния: «мелкие мысли покинули голову, вселилась в душу некая цельность, крупность, ясность - жизнь стала понятной. То есть она была рядом, за окошком бани, но Алеша стал недосягаем для нее, для ее суетни и злости, он стал большой и снисходительный. Мудрость жизни снова подсказывает герою, что, пока жив, надо жить и что она, сама по себе - просто жизнь, данная человеку, и есть праздник».

Так художественная деталь в неразрывном единстве с именем героя в поэтике Шукшина является ключом к раскрытию внутреннего мира героя. Разные типы номинаций свидетельствуют о разностороннем функционировании русских имен, о мастерстве писателя в обыгрывании имен в разных ситуациях, что каждое имя в рассказах Шукшина имеет свою смысловую наполненность, что очень важно нам, читателям при исследовании шедевров мастера пера.

Глава 3. Типы антропонимической коннотации в рассказах В. Шукшина

Анализ личных имен собственных, отобранных из произведений Василия Шукшина методом сплошной выборки, показал, что писатель весьма реалистично подошел к подбору личных имен собственных для своих героев: все используемые им имена входят в русскую антропонимическую систему. В русском языке этого периода сохранилась прежняя тенденция более широкого разнообразия мужских имен (андронимов) по сравнению с женскими (мезатронимами).

Антропонимы как «совершенно особый класс слов» языка проявляют своеобразие на коннотативном уровне. Антропонимическая коннотация обладает двойственной природой: лингвистической и экстралингвистической. Отражая внеязыковую действительность и психическое восприятие человека, антропонимическая коннотация принадлежит и языку, и речи.

В.И. Говердовский выделяет четыре уровня коннотативного понятия для апеллятивной лексики. А так как граница между коннотациями в языке и речи не является строго установленной, то эти уровни приложимы и для характеристики антропонимической коннотации по этим уровням 15, 65.

3.1 Языковой тип лингвистического уровня (коннотации документальности, разговорности, народности)

Этот тип коннотаций находится в прямой зависимости от распространения имени собственного, освоения его языком и соответствия норме, которая задается системой и характеризуется стабильностью.

На языковом уровне документальная форма антропонима характеризуется коннотацией нормативности, она стилистически нейтральна и определяется самим большим количеством имен собственных однокомпонентных, двухкомпонентных и трехкомпонентных: «Он грузно прошел к двери, надел полушубок, шапку. - Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31; «Первые слова Федора по пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович. А я все насчет клуба, ххе…Поймите, Иван Петрович, молодежь нашего села…» 65, 65; « - Клавдия Никаноровна! - забасил дядя Егор, расталкивая своим голосом другие голоса. - А, Клавдия Никаноровна!..» 65, 79; «Как тебе не стыдно, Степан, - сказал с укоризной один из лежачих» 65, 54; «Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась» 65, 26; «Дед Иван говорил: счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо» 65, 82; «Гребенщикова Анна Кузьминична, молодая, гладкая дура, погожим весенним днем заложила у баньки пимоката, стена которых выходила в огород Гребенщиковых, парниковую грядку» 65, 170; «Но по дороге решил зайти к инженеру РТС Андрею Николаевичу Голубеву, молодому специалисту» 65, 191. Коннотация документальности, таким образом, сопряжена с нормативностью употребления имени.

Однако, как показали примеры, коннотация может становиться стилистически маркированной в речи, содержать положительный оценочный компонент. Например, именование по полной форме имени и отчества, или же просто по имени в речи деревенских жителей может приобретать оттенок уважительности: «Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай… вечный был труженик, добрый, честный» 65, 16; « Вот по этому адресу…Спросите Вадиме Петровича. Не отчаивайтесь, поправится ваша мама» 65, 342; « Здравствуйте, Владимир Николаевич, приветливо откликнулась мать» 65, 130.

Разговорные, народные, просторечные и жаргонные формы имени содержат информацию о стилистически сниженном регистре общения и являются дополнительной характеристикой коммуникантов.

Разговорная форма представлена множеством примеров как однокомпонентных (имя), так и двухкомпонентных (имя и фамилия): « Перво-наперво: подай на Мишку на алименты» 65, 109; « А Петьке чево сказать? - спросила старуха, вытирая слезы; она тоже настроилась говорить серьезно и без слез» 65, 109; « Юрка взял было учебник химии, но старик застонал, обхватил руками голову» 65, 112; «Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах» 65, 17; «Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод» 65, 68; «Воли им дали много! - сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82 и многие другие.

Изменения, происходящие с именем при образовании разговорной формы, сравнительно небольшие. Общая тенденция - упрощение имени для удобства произношения, быстроты названия: Валентина - Валя: «А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла» 65, 165;, Анастасия - Настя: «… он видел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37;, Владимир - Володя: «Студент медицинского института Прохоров Володя ехал домой на каникулы» 65, 145;, Николай - Колька: «Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет» 65, 166;, Константин - Костя: «Воли им дали много! - сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82; Виктор - Витька: «Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами» 65, 204;, Павел - Пашка: «Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер Пашка Холманский» 65, 34.

Народная форма представлена несколькими примерами, например, Алена от Елена: «Всю жизнь Матвей делал то, что надо было делать: сказали, надо идти в колхоз, - пошел, пришла пора жениться, - женился, рожал с Аленой детей, они выростали…» 65, 345; Маланья от Мелания: «Бабка Маланья Прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась» 65, 26; Рита от Маргарита: «В общем, поговорили в таком духе, пришли к дому девушки. (Ее звали Рита) » 65, 240; Прокопий от Прокофий: «Помните только, что вы не Прокопий, Пронька, а тот самый деревенский парень» 65, 217; Егор от Георгий: «Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов - сосед, школьный завхоз» 65, 28 и др.

Коннотации разговорности, народности соответственно закреплены за разговорными и народными формами имен. Граница между выделенными типами коннотаций проницаема. Некоторые народные и разговорные формы проникли в литературный язык, зафиксировались в нем и утвердились в употреблении как паспортные, документальные имена. К таким именам относятся народные Егор и Юрий от Георгий, Алена от Елена, Рита от Маргарита и т.д.

Особенность коннотаций второго типа состоит в потенциальной референтной тождественности всех производных форм имени на уровне речи по отношению к документальной форме. Дополнительные созначения появляются в имени, являющемся стилистическим инвариантом своей документальной формы.

3.2 Историко-языковой тип пост-лингвистического уровня (коннотации заимствованности, архаичности и новизны)

В произведениях Шукшина в основном преобладают традиционные имена, такие как Николай, Вадим, Сергей, Павел, Степан и многие другие, но им всем можно противопоставить новые имена - Элла: «Он узнал, что девушку зовут Элла, что она из города Воронежа, работает учетчицей в тракторной бригаде» 65, 69; Майя: «Была на их курсе Майя Якутина, гордая девушка с точеным лицом» 65, 257 и др.

Коннотация заимствованности характеризуется подвижностью и может полностью исчезать, о чем свидетельствует процесс адаптации христианских имен в русском языке: русский антропонимикон представлен в основном именами еврейского, греческого и латинского происхождения, проникшим из Византии через южнославянское посредничество вместе с принятием христианства, пройдя морфолого-фонетическую адаптацию 21, 69.

Из греческого языка были заимствованы имена Александр: «Знаете что, - прервала Моню учительница, - чего мы гадаем тут: это нам легко объяснит учитель физики Александр Иванович такой» 65, 196; Анастасия (в рассказах разговорная форма Настя): «Настя хотела засмеяться, но, увидев строгие Пашкины глаза, сдержала смех» 65, 39; Николай: « А тебя как зовут? - Ну, допустим…Николай Петрович» 65, 219 и др.

Из латинского - Константин: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159; Сергей: «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201; Наталия (разговорная форма Наташка): «Наташка старается, прикусив язык; вся выпачкалась в муке» 65, 22 и др.

Отмечаются также имена славянского происхождения, такие как Бронислав: « Бронька (Бронислав) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово» 65, 151; Вячеслав: «Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович» 65, 166 и др.

Анализ показал, что главной отличительной особенностью рассмотренных заимствованных имен является отсутствие понятной носителям русского языка характеристической информации в связи с потерей этимологических значений, обусловленной процессом заимствования, их мотивировка утрачивается, то есть значение исходного апеллятива как бы отчуждается от звукового комплекса имени. Носители языка могут оценить лишь их благозвучность, хотя выделяются примеры с именами Сергей, Мария, Вячеслав, когда актуализируется этимологическое значение имени в языковом сознании русских людей.

Коннотация архаичности отмечается у устаревших имен, выбывших из активного употребления, но зафиксированных в русских антропонимических словарях. Например, такие имена как Агафья: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159; Северьян: «Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора» 65, 70; Игнаха: «У Игнахи вон Журавлева тоже: напилась дура, опозорила мужика - вел ее через всю деревню» 65, 82; Игнатий: «Игнатий боролся с каким-то монголом. Монгол был устрашающих размеров. - Игнат! - позвал Максим» 65, 339, Маланья: «У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать:…» 65, 26, вышли из употребления, и, как видим из примеров, принадлежат в основном пожилым людям, при этом сопровождаются аппелятивами, указывающими на возраст носителя имени: «старуха Агафья», «дед Северьян», «бабка Маланья».

Ликвидации образовавшейся «семантической пустоты» заимствованных имен в сознании носителей русского языка стали содействовать следующие факторы: накопление индивидуальной и групповой ассоциативной информации, в том числе связанной с утверждением святцев, и вовлечение заимствованных имен в процессы фонетических, грамматических и формообразовательных модификаций, привносивших социальные оценки, дополнительные оттенки чувств и эмоций, способствовавших приобретению именами национально-культурного своеобразия.

3.3 Историко-культурный тип экстралингвистического уровня (коннотации социальности, популярности, иноязычности и национально-культурной специфики)

Имена способны выходить из общенациональной сферы употребления и приобретать социальные коннотации, которые не характеризуются стабильностью, как отражение социального расслоения общества, примером чего являются «княжеские» и «дворянские» имена из прошлого России.

Отсутствие социальной дифференциации общества проявилось в нивелировании социального компонента в современной антропонимике. Однако отмечается, что городские жители быстрее, чем сельские, реагируют на социально-политические и экономические изменения в обществе, мода на новые имена приходит в села позднее, что подтверждают примеры из анализируемых произведений: новые имена принадлежат городским жителям, тогда как такие традиционные имена Агафья, Ермолай, Маланья, Прокопий, Северьян, Кондрат, носят сельские жители: «Дядя Ермолай ушел за скирду…Опять, наверно, всплакнул» 65, 16; «Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из города на Колхозном «газике»» 65, 34; «Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы бабки Агафьи Журавлевой» 65, 160; «У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: - Зовет Павел-то в Москву погостить. Прямо не знаю, что делать» 65, 26; « Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора» 65, 70; «Сам ты отсталый, Егор, - опять встрял Северьян. - Сейчас не глядят на это» 65, 70.

Популярность имени прямо пропорциональна его распространенности и употребительности, чему способствуют такие факторы, как национальные и семейные традиции и предпочтения, благозвучность имени; немалую роль играют прецедентные имена и церковные календари.

Используя полевую модель, мы выделили в анализируемых произведениях наиболее употребительные имена, составляющие ядро антропонимикона писателя. Это такие мужские имена:

Александр: «Ну, пока до свиданья. С приветом - Александр» 65, 33; «Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин» 65, 330;

Сергей: «И тут-то во время ужина нанесло неурочного: зашел Сергей Куликов, который работал вместе с Андреем в «Заготзерне»» 65, 183; «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201;

Николай: « Славка учился в большом городе в техническом вузе, родня им хвасталась, и, когда он приезжал на каникулы, дядя Николай, отец Славин, собирал вечер» 65, 78;

Павел: «Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31; « Тебя как зовут-то? Меня-то? Павлом. Павел Егорыч» 65, 35;

Иван: «Дед Иван говорил: Счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо» 65, 82; «Первые слова Федора в пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович»» 65, 65;

Степан: «Погоди, дядя Степан, маленько обогреюсь, тогда уж полезу к тебе» 65, 107;

Егор: « Сходить нешто за Егором» 65, 107; «Пришел Егор, соседский мужик» 65, 107;

Василий: «…Звали его - Василий Егорыч Князев» 65, 145;

Андрей: «С неделю Андрей Ерин, столяр маленькой мастерской «Заготзерна», что в девяти километрах от села, чувствовал себя скверно» 65, 178;

Владимир: « - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать» 65, 130 и др.

Ядро женских имен представлено следующими именами:

Маланья: «Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась 65, 26;«У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: - Зовет Павел-то в Москву погостить» 65, 26;

Клара: «Серега увидел Клару первый раз в больнице (она только что приехала работать медсестрой), увидел и сразу забеспокоился» 65, 74; «Клара засмеялась над самим его ухом…» 65, 75; « - Хорошо, я скажу ему, что вы не велите ему стирать, - объявила Клара» 65, 77;

Клавдия: «Клавдя и девочки вечеряли» 65, 206; «Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью голенище» 65, 208; « Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209;

Анастасия: «… он увидел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37; «Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно» 65, 37;

Нина: «Нинке Кречетовой советовали: - Да выходи ты скорей за него» 65, 343; «Глянется ему, конечно, Нинка, - здоровая, гладкая» 65, 347, а также Лариса, Валентина, Наталья, Софья, Анна и др.

Как одна из универсалий языка и культуры личное имя собственное выполняет функцию хранения и трансляции национальных традиций, в том числе традиций именования, а также культуры русского народа и, как отмечает Ф.А.Литвин, несет информацию о «национальной локализации номинантов» 68, 63.

Отсутствие в анализируемых произведениях иноязычных имен типа Серж, Джордж, Кэт и другие свидетельствуют о том, что русский народ ценит свои традиции и культурные достоинства.

Личные имена собственные, следовательно, несут информацию о национальной принадлежности референта. Коннотации популярности и иноязычности, как и коннотации социальности, подвижны, изменчивы.

Своеобразие антропонимической коннотации заключается в том, что она всегда национально маркирована. Национально-культурная окраска как бы обрамляет эмоциональные, оценочные, экспрессивные и стилистические компоненты, обусловленные национально-культурной сферой, и сопровождает имя постоянно, то есть служит семантическим признаком смысловой структуры русского личного имени собственного (в отличие от апеллятива) на фонетическом, морфологическом, деривационном, стилистическом и прагматическом уровнях и проявляется при сопоставлении с именами, принадлежащими иной языковой системе 21, 71. Например, звуковая форм имени Александр не совпадает с его словарным английским Aleksander и тем более не содержит того многообразия форм, которым богато русское имя для выражения целого спектра стилистических и прагматических значений: Саша, Шурка, Сашка, Сашуня, Сашенька и т.д.: « - Я представляю, что там сейчас будет! - кричал из кузова Саша» 65, 50; « А у Шурки тревожно и радостно сжалось сердце» 65, 26; или русской Сергей с английским Sergej - Серега, Серьга, Серый, Сергунь, Сережа: «Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209; «Говорили тебе, Серьга, злая она…» 65, 82; «Серега от растерянности снова качнул головой - что не больно» 65, 75; «Клара стала называть его Серый. Ласково» 65, 75 и др.