2

МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Дипломная работа

по кафедре Всемирной литературы

на тему:

«Метафора сна в романе Цао Сюэциня «Сон в красном тереме»

студентки IV курса

Куан Цзиньмяо

Научный руководитель:

к.ф.н., доцент Дудова Л.В.

Рецензент:

д.ф.н., проф. Никола М.И.

Москва

2004

Содержание:

I. Введение

II. Эпоха создания романа «Сон в красном тереме»

II.1. Автор романа «Сон в красном тереме» Цао Сюэцинь

II.2. Роман «Сон в красном тереме»

а) жанр романа «Сон в красном тереме»

б) названия романа «Сон в красном тереме»

в) сюжет романа «Сон в красном тереме»

г) композиция романа «Сон в красном тереме»

д) герои романа «Сон в красном тереме»

е) метафоричность романа «Сон в красном тереме»

II.3. Иносказательность в романе «Сон в красном тереме»

а) аллегорический пролог

б) образ Камня

в) имена

II.4. Изучение романа «Сон в красном тереме» традиционной филологией и современной филологической наукой

II.5. Метафора; её определения

III. Метафора сна в романе «Сон в красном тереме»

III.1. Область Небесных Грез в романе «Сон в красном тереме»

III.2. Образ зеркала в романе «Сон в красном тереме» (сон-зеркало)

III.3. Смерть в романе «Сон в красном тереме» (сон-смерть)

III.4. Пробуждение в романе «Сон в красном тереме»

IV. Заключение

V. Библиография

I. ВВЕДЕНИЕ

Роман «Сон в красном тереме» в китайской литературе -- явление уникальное: эпическая маштабность и широкий охват изображения сочетаются в романе с глубиной поставленных автором проблем (философско-религиозных, этических, социальных), художественная образность -- с психологической точностью и тонкостью раскрытия человеческих характеров. Эстетическое богатство романа и его исключительная сложность приковывает к себе неослабевающий интерес со стороны литературоведов на протяжении столетий. Но хотя роман Цао Сюэциня был в центре внимания литературной мысли с момента своего появления, а сама наука о романе - «хун сюэ» - хунлоумэноведение превратилась в особое направление мировой филологической науки, все еще остается значительное количество проблем, которые ждут своего исследования.

Метафора сна в романе Цао Сюэциня «Сон в красном тереме» подчеркивает иллюзорность бытия и мира, и одновременно позволяет реализовать другую основную идею автора - идею предопределения и пророчества. Тема метафоры сна является ключевой темой в романе, хотя современные исследователи романа не придают ей достаточного значения. В настоящее время эта интереснейшая проблема еще не достаточно освещена в научной литературе и требует к себе пристального внимания со стороны исследователей.

Актуальность настоящей работы заключается в том, что в рос-сийской филологии метафора сна в романе «Сон в красном тереме» все еще не была исследована, а при-нятые в российской синологии интерпретации романа вряд ли можно считать исчерпывающими.

Предметом исследования является метафора сна в романе «Сон в красном тереме», которая рассматривается как мировоззренческий принцип и элемент художественной системы романа.

Цель данной работы - исследовать значение метафоры сна в романе Цао Сюециня «Сон в красном тереме».

II. ЭПОХА СОЗДАНИЯ РОМАНА «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»

Восемнадцатый век в Китае в официальной китайской историографии иногда называли «золотым веком» маньчжурской империи Цин. Действительно, это был апогей в ее развитии, после которого начался постепенный, а затем резкий спад. Маньчжуры установили свое господство в Китае в 1644 году после свержения китайской династии Мин, крах которой был предрешен не только в силу внутренних неурядиц (крестьянские войны, бунты горожан, религиозные распри, придворные интриги и склоки), но и из-за непрерывных войн с соседями -- маньчжурами, японцами. Маньчжуры основали новую династию не без помощи китайской знати. Утвердившись в Китае, они сразу же принялись энергично укреплять подпоры своей власти, используя традиционные китайские институты правления и создавая новые. Первые маньчжурские правители, начиная с Шуньчжи и в особенности Канси, проявили себя достаточно проницательными и дальновидными политиками. Понимая шаткость своего положения (китайским населением они воспринимались как инородцы-захватчики и варвары), они умело прибегали к политике «кнута и пряника»: с одной стороны, выказывали себя приемниками китайских традиций и прошлых китайских династий, а с другой -- прибегали к репрессиям и открытому террору. Вот почему вторая половина XVII и почти весь XVIII век -- это эпоха крайне противоречивая и, отмеченная как достижениями культуры, так и духовным падением.

Маньжурские власти укрепляли государственность, развивали торговлю, ремесла, сельское хозяйство; поощряли гуманитарные науки, философию, совершенствовали систему государственных экзаменов, книгопечатание; способствоали возникновению торговых и культурных связей, Китая с Японией и, Юго-Восточной Азией, со странами Запада. Через миссионеров, живших при маньчжурском дворе, страна узнавала о религии, науке и искусстве других народов. Запад, в свою очередь, получал сведения о загадочном Китае. Не случайно о китайской философии, просвещении, нравственности в это время или несколько позже писали Вольтер, Монтескье, Гольдсмит, Гете. Мода на «китайщину» захватила многие европейские страны, в том числе и Россию. Сравнительно регулярные контакты Китая с Россией установились с открытием в Пекине в 1711 году русской духовной миссии. В 1725 году при китайской Государственной канцелярии была открыта Школа русского языка. Некоторые позитивные стороны развития страны не могли не сказаться на общем состоянии матераальной и духовной жизни Китая.

Но происходило и другое. Маньчжуры пришли в Китай как захватчики, чужеземцы. Поэтому с самого начала они встретили сопротивление со стороны коренного населения, особенно на юге страны. Чтобы удержаться, сломить открытые и скрытые формы неповиновения, правители ходили против бунтовщиков карательными походами, вводили строгие законопорядки, унизительные правила. Для мужчин обязательным стало носить косу и одежду маньчжурского покроя. И «открытость» страны для чужеродных веяний оказалась весьма краткой: маньчжурские власти постепенно свернули внешние связи, и Китай надолго оказался закрытым для внешнего мира. Жизнь писателя при-шлась на ту пору, когда ради укрепления политического режима, пра-вительство организовало кампанию гонений на литераторов и на про-изведения литературы, что сопровож-далось декретами, запрещающими издание книг, в которых были «низкие речи и блудливые фразы» (указы от 1653, 1664, 1710, 1728, 1739 гг.). Запрещались прежде всего пьесы и романы: «Западный фли-гель» Ван Шифу, «Записки о нефритовой заколке», «Пионовая бесед-ка» Тан Сяньцзу, «Речные заводи» Ши Найаня, «Цзинь, Пин, Мэй» и др. Причина запрещения книг была прежде всего политической: эти произведения рассматривались как сочинения, направленные против царствующего дома и возбуждающие в народе проханьские на-строения. Поощрялись лишь благонадежные области знаний: ортодоксальное конфуцианство, толкования древних текстов. В литературе приобрели главенствующую роль произведения, отличавшиеся формальными изысками, изощренностью слога.

Подобная атмосфера вынуждала писателей изобретать приемы, которые бы убедили цензоров, что указанных выше «крамольных ре-чей» в произведении нет. Эзопова манера письма -- одна из характерных черт литературы того времени. Примером может служить творчество Цао Сюэциня и других литераторов.

II.1. АВТОР РОМАНА «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ» ЦАО СЮЕЦИНЬ

Принято считать, что автором «Сна» был Цао Сюэцинь. Имя автора романа представляет собой сочетание фамилии Цао и псевдонима Сюэцинь. Собственное имя (мин) писателя было Чжань, что буквально означает «щедро проливаться под дождем». Второе имя (цзы), которое дается по достижении совершенолетия, было Мэн-юань. Оно составлено из слов «мэн» - «сновидение», «грезы» и «юань», что означает «племянник и одновременно тринадцатую рифму. У писателя было несколько псевдонимов: Сюэцинь (букв. «сельдерей (кресс) под снегом»), Циньпу (букв. «сельдерейный огород»), Циньси (букв. «сельдерейный поток»). От имен и псевдонимов Цао Сюэциня остается впечатление, что писатель хотел ими подчеркнуть свое отношение к жизни (жизнь - сон) и нищету.

Однако некоторые литературоведы (Дай Буфань и др.) оспаривают авторство Сюэциня, считают создателем романа его младшего брата, о котором почти ничего не известно. Существуют также предположения,что роман написал прокоментировавший его Чжияньчжай. Год рождения Цао Сюэцинь (1715) вызывает споры (называется еще 1724). Год смерти (1764) также признается не всеми (называется еще 1763) . Но все исследователи сходятся в том, что писатель прожил менее пятидесяти лет. Годы его жизни пришли на правление трех мньчжурских императоров: Канси, Юнчжена и Цзяньлуна. Особенности каждой из них сказались на положении семьи Цао и судьбе самого писателя.

Предки автора «Сон в красном тереме» принадлежали к древнему роду. Существуют предположения, что он восходит к Цао Цао (155-220), знаменитому полководцу эпохи Троецарствия (220-264), ловкому и умному царедворцу и одаренному поэту. В ХVI веке представители китайского рода Цао коренятся в Цзинь, державе маньчжуров, и, возможно, имеют с ними родственные связи. Поэтому писателя иногда называют маньчжуром. В ХVII веке его предки служили маньчжурским властям, были близки ко двору. Прабабка была кормипицей-мамкой самого Канси, а дед Цао Инь -- соучеником молодого императора. Цао Инь служил в южных городах в нижнем течении Янцзы: в Сучжоу, Янчжоу, Цзяннине. Он управлял ткацкими императорскими мануфактурами в Цзяннине (южнее Нанкина) и одновременно был соляным инспектором в Янчжоу. Он прославился не только как администратор, но и как выдающийся культурный деятель, создатель одной из наиболее обширных частных библиотек и организатор книгопечатания. Имя его и до сих пор входит в число восьми наиболее прославленных ученых и литераторов города Янчжоу. Две тетки писателя, дочери Цао Инь, были замужем за членов императорского дома, а сам Цао Инь не однажды оказывал Канси гостеприимство во время инспекционных поездок императора на юг. Сохранилось послание Канси, в котором тот предостерегает Цао Иня от возможных для него неприятностей в связи с ожидаемым воцарением Юнчжена, четвертого сына Канси. Опасения Канси подтвердились. Став императором, Юнчжень расправился и со своими братьями-соперниками, и с фаворитами отца. Имущество семьи Цао за «упущения по службе» (государево ткацкое дело) было конфисковано при отце писателя Цао Тао.

Цао не были истреблены, но их положение в обществе оказалось поколебленным. Семья переехала в Пекин. С воцарением Цяньлуна (1736), вернувшего монаршую милость опальным подданным, Цао Тяо получил прежнюю должность, но вследствии очередной дворцовой интриги в 1739 году состояние вновь было конфисковано. От этого удара семья уже не оправилась. Будущему автору романа «Сон в красном тереме» в то время было около двадцати пяти лет. Стремительный закат большой семьи, описанный по следам этих драматических событий, нашел в романе правдивое отражение.

Данных о жизни Цао Сюэциня сохранилось немного: выходец из потерпевшего крах семейства, он уже не входил в круг ученой и чиновничьей элиты, и даже краткое его жизнеописание не попало в официальные списки. Известно, что он учился в школе для служивых из Восьмизнаменных войск, потом учительствовал, служил писцом, охранником, держал винную лавку на окраине Пекина, торговал собственными картинами, раскрашивал воздушных змей, писал стихи... Последние десять -- пятнадцать лет жил в деревеньке у подножия гор Сяншань. Сохранилось несколько обращенных к нему, а потом и оплакивающих его стихотворений, написанных его друзьями: братьями-поэтами маньчжурами Дуньчэном (ум. в 1791 г.), Дуньминем (1729-1796) и Чжан Ицюанем, о жизни которого не сохранилось сведений. Из стихов и из надписей на полях рукописей романа известно, что в жизни Цао Сюэциня было три женщины, одна из них рано умерла, две другие были его женами, причем последняя из них принесла ему счастье. В 1763 году была эпидемия оспы, унесшая его сына и детей его друзей, и сам он, видимо, заразившись от больного сына, умер в ночь под новый год (первое февраля 1764 года).

Лу Синь о жизни Цао Сюэциня написал: «Родился в роскоши, окончил жизнь в нищете, половину жизни прожил точно камень». Лу Синь хотел подчеркнуть неизменную сущность личности писателя, не изменившейся в нищете. В метафоре также содержится отсылка на авторское название романа «История камня» и указывается биографическая основа романа.

II.2 РОМАН ЦАО СЮЭЦИНЬ «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»

а) Жанр романа "Сон в красном тереме"»

Анализ любого литературного произведения следует проводить с учетом специфики его жанра. Так при анализе такого произведения как роман «Сон в красном тереме» необходимо принимать во внимание особенности мно-гоглавного романа: связь со сказом, который создал жанр много-главного романа с его бесчисленным количеством героев, предопре-делил особую манеру называть главы, сообщая о содержании заранее, выделил фигуру рассказчика или автора-повествователя. Хотя Цао Сюэцинь воспользовался формой многоглавного романа, он создал новый тип романа, разрушая старые образцы уже тем, что не использует литературные и исторические источники, у него нет героя - исто-рической личности, которому обычно соответствует историческое время, он использует приемы драматургии, а его герой несет признаки символического образа. Его роман - целиком авторское произведение, ориентированное на описание реальных людей. Эту особенность ро-мана отметил Лу Синь, заметив, что «с появлением романа "Сон в красном тереме" традиционная идеология и традиционные писатель-ские приемы были разрушены».

Новые приемы повествования у Цао Сюэциня сочетались с ис-пользованием традиционных мотивов прозы (например, спустившего-ся с небес божества) и традиционных приемов описания (например, описание внешности в стиле пяньли), что не снижало реалистическое содержание романа, не умаляло живую интонацию его героев. Ис-пользуя приемы многоглавного романа, автор следовал законам жанра и сохранял особую эстетику жанра.

Уже в начале династии Цин (1644-1911) возникла литературная теория, специализировавшаяся на многоглавном романе. Коммента-торские работы Мао Цзунгана над романом Ло Гуаньчжуна «Троецарствие», Цзинь Шэнтаня над романом Ши Найаня «Речные заводи» (работа относится к 1661 г.), Чжан Чжупо над романом «Цзинь, Пин, Мэй» (работа относится к периоду между 1684-1695 гг.), а также ком-ментарий «Чжи-янь чжая» в виде особой разметки текста «красными точками», предисловия к романам и самостоятельные сочинения по теории романа, были известны Цао Сюэциню. Литературная критика особо настаивала на создании единого полотна повествования, чтобы из-за обилия героев роман не «рассыпался», чтобы все «тысяча узел-ков и десять тысяч нитей, которые составляют сюжет романа, были бы объединены вокруг главного стержня», чтобы «всякий эпизод был подчинен цели создать желаемый эффект». Цао Сюэцинь следовал этим принципам в своей работе над романом.

Но он нуждался и в новых литературных приемах, достаточно продуктивных для отображения реального мира. Цао Сюэцинь создал сагу о «большой семье». Он не только воссоздал подчас даже этно-графически точные картины жизни и быта знатной семьи XVIII в., не только воссоздал национальное мироощущение и мировоззрение, но и воплотил в слове те художественные приемы, которые из этой нацио-нальной картины мира проистекали, используя, к примеру, символи-ческий образ. Одновременно в романе использованы едва ли не все стихотворные и прозаические жанры традиционной литературы (ши, цы, саньвэнь, фу, цзи вэнь), многие традиционные мотивы прозы (спустившегося божества, посещение иного мира, сна-предсказания).

в) названия романа «Сон в красном тереме»

Роман Цао Сюэциня имел несколько названий, каждое из которых глубоко символично. Первоначальное название «История камня» («Записки о камне», «Записи на камне»), на котором остановился автор, предполагает, что роман -- это «жизне-описание» выброшенного богиней камня, тем более, что это камень «трех жизней», в «жизнеописание» всегда включались сведения о трех поколениях: деде и отце того, кому «жизнеописание» посвящалось. Возможно, таким первоначально видел свой роман сам Цао Сюэцинь, но роман перерос эти рамки. Это название обозначено уже в первой главе. Здесь же говорится, что «Записки» называются «Записками монаха, познавшего чувст-ва» и «Повествованием Драгоценном Зерцале Ветра и Луны» (о «Драгоценном Зерцале любви»: «ветер» - метафора пылкого любовника, «луна» - метафора возлюбленной; одновременно символ бедности: «ветер в мешке да луна в рукаве»). Первое название, вероятно, намекает на историю героя романа, принявшего монашеский постриг, а второе -- в иносказательной форме воспроизводит содержание произведения, в котором рассказывается о «ветре и луне», то есть о любовных («чувствительных») отношениях героев, о их страстях, как бы отраженных в «Драгоценном Зерцале». Автор назвал свой роман еще «Историей двенадцати головных шпилек Цзиньлина» («головная шпилька» - метафора красавицы; Цзиньлин -- Золотой Холм, образное название Нанкина), которая намекает на двенадцать героинь произведения. Образ «двенадцати шпилек» идет от древности и встречается у многих поэтов (например, у знаменитого Бо Цзюйи) как образ мира женщин. Существует еще одно название романа: «Судьба Золота и Яшмы», где под этими образами подразумеваются главные герои -- Баоюй и Баочай. В 1791 г., когда он был впервые издан в 120 главах, на титуле значилось: «Сон в красном тереме». Это название и приобрело наибольшую популярность. Оно также встречается в тексте (в пятой главе) как название цикла арий, которые герой слышит во сне, когда попадает в волшебную страну Грез.

г) сюжет романа «Сон в красном тереме»

Сюжет романа довольно прост, в нем отсутствует развлекательное, авантюрное начало, свойственное старым средневековым романам. Во «Сне в красном тереме» рассказывается довольно ограниченная по времени история двух богатых аристократических домов (Жунго и Нинго), принадлежащих к роду Цзя. В одном из них живет молодой герой Цзя Баоюй, наследник и баловень семьи, вокруг которого в значительной степени строится сюжетное действие. Герой постоянно находится в обществе женщин, и большинство коллизий в романе связано именно с женщинами. Среди них выделяются глава рода и бабушка Баоюя -- старая госпожа Цзя, его мать -- госпожа Ван, представительницы молодого поколения: жена двоюродного брата Ван Сифен (Фенцзе), двоюродные сестры Сюэ Баочай, Линь Дайюй и другие. Постоянно действуют в повествовании отец Баоюя -- Цзя Чжен, дядя Цзя Ше, двоюродный брат Цзя Лянь, родственники из семьи Нинго. Помимо них в романе выступает огромное число действующих лиц.

Сюжет романа распадается на несколько частей. Отчетливо выделяется первая глава -- своего рода аллегорический пролог. Подобный иносказательный пролог часто встречался в предшествующей китайской прозе и содержал в себе важную метафору, аллегорию, раскрывающиеся в последующем тексте. Далее, со второй по восемнадцатую главы писатель посвятил изображению быта дома Жунго, дал характеристику главных героев. В последующих главах (с девятнадцатой по сорок первую) он показал зарождение чувств между главными героями и появление первых кофликтов, в последующих тридцати главах (с сорок второй по семидесятую) изображены сложные взаимоотношения в обоих домах. В последней части «оригинального варианта» (каковыми считаются первые восемьдесят глав романа) автор, продолжая нить предшедствующего повествования, сделал заметные намеки на будущее падение семьи. На восьмидесятой главе писатель оборвал повествование.

В основной части романа не происходит каких-то исключительных событий, ведущих к резким поворотам в повествовании. Роман заполнен достаточно мелкими эпизодами (в традиционной теории жанра это называлось чжанфа лаочу - «застаревшие места композиции»), каждо-дневными бытовыми действиями. Действие течет неторопливо и мерно, однако уже в этой части романа завязываются сюжетные узлы, способствующие ускорению сюжетного материала, появляются очертания последующих коллизий, здесь лишь намеченных и пока плохо видимых. Такими сюжетными узлами являются, например, приезд в дом Цзя двоюродной сестры героя Линь Дайюй, а также другой сестры Баочай (впоследствии ставшей его женой). К ним можно отнести визит «государевой жены» Юаньчунь и другие эпизоды движения (например, свершение важных ритуалов: похороны Цинь Кецинь и др.), имеющие большой символический смысл. В последних главах основного варианта узловыми эпизодами являются ночное пиршество в доме Цзя, которое проходит в атмосфере грядущей беды, обыск в доме в связи с пропажей мешочка для благовоний, а также скандал в доме Нинго. Одним из главных сюжетных узлов надо считать конфликт Баоюя с отцом.

В конце правления Цяньлуна появился «полный» вариант «Сна в красном тереме» в 120 главах с двумя предисловиями: издателя Чэн Вэйюаня и литератора Гао Э, который по черновикам Цао Сюэциня, «подрезая длинное и надставляя короткое», завершил повествование.

Гао Э решил сюжетную загадку по-своему, построив конфликт вокруг Баоюя. Родня юноши втайне от него (герой в это время был болен и находился в состоянии умопомрачения) обручила его с Баочай, более подходящей на роль супруги. Болезненная Дайюй, не в состоянии пережить удар, умирает. Обманутый родственниками Баоюй вынужден покориться родительской воле. Он даже вступает на ученую стезю и получает степень цзюйжэня, которая открывает перед ним карьеру, однако неожиданно уходит куда-то с бродячими монахами. Дальнейшая судьба героя неизвестна, сюжетная линия на этом обрывается. Можно заметить, что Гао Э остался верен логике развития событий, хотя сочинил концовку сам.

Действие романа протекает в довольно замкнутом мире одного родственного клана. Мир Большой Семьи писатель изобразил подробно и тщательно. Изображение внешнего облика аристократического рода, его внутренней жизни в романе имеет особое значение. Бросается в глаза подчеркнутая ритуальная помпезность и показная торжественность семейной жизни, носящей почти театральный характер. Читатель видит самые разнообразные семейные ритуалы: торжественные молебны в родовом храме, роскошные пиршества по случаю важных событий, велколепные выходы в свет - в гости, ко двору. Пышно и торжественно обставляются даже обычные дела и занятия: застолья и чаепития, стихотворческие собрания, театральные представления, разнообразные игры. Все они составляют неотъемлемую часть семейного быта, в них принимают участие все члены рода. Картины блистательного бытия аристократического клана в их торжественном великолепии как будто подчеркивают вечное могущество и всесилие семьи.

Однако истинное отношение писателя ко всему этому блеску проявляется не сразу. В блистательной величественности семьи чувствуется какая-то неустойчивость и искусственность, в ней заложена изначальная конфликтность, которая расшатывает ее устои. Эта конфликтность проявляется во взаимоотношениях между старшими и младшими, между мужской и женской половинами дома, между хозяевами и слугами и т. д. За внешней благопристойностью и величественной этикетностью часто скрываются самые прозаические чувства и устремления: зависть и злоба, лицемерие и подлость, обычная человеческая глупость. Между обитателями Дома постоянно происходят трения, вспыхивают скандалы, там и тут рождаются слухи и сплетни.

д) композиция романа «Сон в красном тереме»

На композиционную структуру романа оказали влияние и традицион-ные законы жанра. Цао Сюэцинь пользуется приемом сопоставления разных по статусу героев, сопряжения однотипных героев, используя прием «парных жизнеописаний», он «привозит», «увозит», «переме-щает» своих героев в художественном пространстве романа, чтобы мотивировать ситуацию. На прозрачность подобных мотивировок указывали традиционные комментаторы романа.

Жизнь героев протекает во времени и пространстве как череда разговоров, приемов гостей и ответных визитов, завтраков, обедов, переодеваний, прогулок, игр, празднеств, похорон. В этой череде обыденности воплощаются представления автора об эстетике жизни. Особенно ярко эта тема звучит в главах, где есть поэтические соревнования героев (пирушка, на которой сочиняют стихи на заданную тему; прогулка, на которой придумывают названия для частей сада и сочиняют к ним парные надписи). Иногда в романе описывается один день, час за часом; иногда следует праздник за праздником. Роман заполнен достаточно мелкими эпизодами (в традиционной теории жанра это называлось чжанфа лаочу - «застаревшие места композиции»), каждо-дневными бытовыми действиями. Автор уже с самого начала романа вводит эпизоды (их называли «спрятанные ростки»), которые «про-растут» в серьезную проблему в будущем. Так, уже в 5-ой главе, опи-сывая детскую дружбу Баоюя и Дайюй, автор роняет фразу, что «чувство симпатии к Дайюй могло привести к печальной развязке и вызвать незаслуженные нарекания».

Действие течет неторопливо и мерно, однако завязываются сюжетные узлы, способствующие ускорению сюжетного материала, появляются очертания последующих коллизий, здесь лишь намеченных и пока плохо видимых. Такими сюжетными узлами являются, например, приезд в дом Цзя двоюродной сестры героя Линь Дайюй, а также другой сестры Баочай (впоследствии ставшей его женой). К ним можно отнести визит «государевой жены» Юаньчунь и другие эпизоды движения (например, свершение важных ритуалов: похороны Цинь Кецинь и др.), имеющие большой символический смысл. В последних главах основного варианта узловыми эпизодами являются ночное пиршество в доме Цзя, которое проходит в атмосфере грядущей беды, обыск в доме в связи с пропажей мешочка для благовоний, а также скандал в доме Нинго. Одним из главных сюжетных узлов надо считать конфликт Баоюя с отцом.

Продуманность компози-ционных приемов, показывает колоссальный объем работы, проде-ланный автором.

е) герои романа «Сон в красном тереме»

Цзя Баоюй - главный герой повествования и как характер весьма противоречив. Именно с ним связан образ чудесного Камня в первой главе, что и определяет основную линию сюжета. В самом Баоюе, в его взаимоотношениях с другими персонажами особенно отчетливо выражена идея конфликтности, которую старался подчеркнуть автор. Как наследник и продолжатель родовых традиций, юноша должен охранять и почитать законы клана, поддерживать сложившиеся порядки. Но по образу его мыслей и по поступкам видно, как далек он от этой роли. На мировосприятие Цзя Баоюя глубокое влияние оказывает философия Лаоцзы и Чжуанцзы, что идет в разрез с конфуцианским образованием, которое стремится дать ему отец. Баоюй испытывает нестерпимую скуку и отвращение к изучению конфуцианских книг, с радостью воспринимая такие даосские принципы, как возвращение к естественности, безразличие к деньгам и карьере, недеяние («у вэй»). Глубокое влияние на сознание Цзя Баоюя оказывает и философия буддизма, в особенности чань-буддизм. Интуитивно (или вполне осознанно) герой старается отдалиться от домостроевских порядков, ему претят идеалы и интересы многих членов семьи. Отчуждение героя проявляется в необычности и даже странности поведения, в необычных симпатиях и пристрастиях, что обостряет конфликты Баоюя со старшими. Ссоры с отцом возникают из-а его «сомнительных» знакомств с актерами (т.е. низкимии людьми), его слишком вольных взамоотношений со служанками. Дружба Баоюя с Дайюй и стремительно развивающаяся любовь - также форма самоутверждения, своеобразного протеста против семейных порядков. В конце романа Баоюй изби-рает путь буддийского монаха. Такой поступок вовсе не кажется странным (герой несколько раз намекает на свое желание уйти из дома), и концовка представляется достаточно логичной.

В «Похвале Баоюю» (Баоюй цзань) Ту Ин писал: «Чувства Баоюя - это человеческие чувства. Эти чувства неисчерпаемы». Автор высказывает мысль, что дой-дя до предела чувств и испытав пагубу страстей, Баоюй, как достой-ный человек должен порвать с миром «красного праха». Цао Сюэцинь создает достаточно неоднозначный образ Баоюя.

Баоюй - «душа, воплотившаяся в камне», он не принадлежит целиком к миру людей. Как выходец из надформенного космоса, согласно буддизму, он не должен иметь мать. Цао Сюэцинь отмечает, что «отец с матерью Баоюя не любят», не только из-за его выходок и необычности характера, но и потому, что он «чужой».

Характер Баоюя раскрывает фея, которая говорит ему: «Ты раб своих чувств, я полагаю тебя за того, у которого все помыслы о блуде, только то, что таит твое сердце, ты не позволяешь себе высказать вслух, однако позволяешь себе воспарять духом, и при том великая благодать прозрения не посещает тебя» (Хунлоу мэн, 1982, т.1, с.9).

Традиция самоунижения характерна для китайской культуры. Автор подчеркивает глупость героя, среди сестер Баоюй является мишенью для насмешек, для служанок «он глуп», «странен». Тема «глупости» достойного человека присутствует в китайской литературе. Глупость героев (Баочай «кажется глупой») - синоним естественности характера, когда на личности героя не отра-зились ухищрения культуры общения, подчас требующей лицемерия.

Значительная часть сюжетного действия происходит в женском кругу Большой Семьи. Сад Рскошных зрелищ, где живут герои, - это мир женщин, своеобразный дамский Эдем. Жизнь Баоюя также протекает на женской половине дома, и сам он как образ отчетливо феминизирован.

Женские образы в романе разнообразны и содержательны. Доброжелательно, даже с симпатией изображает писатель старую госпожу Цзя, ее естественность и доброту. Сметлива и деловита Фэнцзе, обаятельна сирота Дайюй, автор находит оправдание ее чувствительности и вспыльчивости. Выделяется обхождением с людьми и рассудительностью Баочай. Самоотверженность - заметная черта служанки Сижень. Сестры Баоюя начитаны, отмечены печатью высокой духовности и благородства. Все это говорит о глубоком уважении автора к женщинам и о любви к своим героиням. Характерно, что параллелью таким возвышенным описаниям нередко являются иронические, а порой уничижительные характеристики мужчин (невежественность, грубость чувств и т.п.) .

Однако писатель далек от слепой идеализации женского мира. В женских образах также отражена глубокая конфликтность жизни Большой Семьи. Комментатор Ван Силянь писал, что в человеческой жизни особое значение имеют четыре качества: счастье (фу), долголетие (шоу), талант (цай) и добродетель (дэ). Лишь они определяют подлинное достоинство личности. По мнению комментатора, этими качествами из героев романа обладает лишь один человек: старая госпожа Цзя. Вот как литератор характеризует качества других женских персонажей. У госпожи Ван, матери Баоюя, есть вроде бы добродетели, но они «не настоящие», так как эта женщина лишена своего мнения и крайне подозрительна. Что касается ее талантов, то они самые ординарные. У Фэнцзе нет добродетелей, поэтому она талантлива, однако «талант ее ложный». Ван Силянь считает, что у Дайюй «поле души очень узкое», а сама она находится во власти безрассудных чувств, и потому ее добродетели «на самом деле являются призрачными».

Важное место в сюжете романа занимают образы Линь Дайюй и Сюэ Баочай. Линь Дай-юй, как самая неземная и одухо-творенная девушка из «сада Роскошных зрелищ», вобрала в себя луч-шие черты знаменитых китайских красавиц различных исторических эпох. Она - первая из классических женских образов в Китае, кому присущи яркая чувственность, независимость характера и душевная свобода. Ей приходится противостоять окружающему ее миру и угро-зам, иногда мнимым, но порой и вполне реальным. Отсюда берет свое начало ее знаменитый «острый язычок» и ее постоянные слезы. Ост-роумие и даже язвительность Линь Дайюй есть всего лишь защитная реакция юной девушки. Линь Дайюй одинока на протяжении всего романа, даже среди сестер и ровесниц. Она не сумела до конца стать своей во дворце Жунго, она сохранила свою душевную автономию, но была вынуждена расстаться с мечтами, а вместе с ними потеряла и саму жизнь.

Потустороннюю природу Дайюй прекрасно понял Л.П. Сычев, который писал о Дайюй: «Это - неземное существо, Трава бессмертия, Пурпурная жемчужина, обитавшая до начала действия романа в царстве Вспугнутой мечты, а затем воплотившаяся в девушку и посланная на землю как бы для того, чтобы напомнить Баоюю о его неземной сущности. Их духовная связь началась еще до перождения Баоюя в земное существо». Неземная природа Дайюй проявляется и в том, что ее наряд нигде не описывается, т.к. она сродни бесплотным феям.

В прологе даос рассказывает историю Дайюй:

«Гуляя по западному берегу реки Душ, на самом краю прибрежного обрыва Хрустально-блещущий служитель (Камень) увидел среди Камней трех жизней траву бессмертия -- Пурпурную жемчужину, прелестную и милую. День за днем он орошал ее сладкой росой, и только благодаря этому травка смогла прожить долгие годы и месяцы. Вобрав в себя все лучшее, что могут дать Небо и Земля, эта травка, окропленная сладкой росой, покинула свою растительную оболочку и, воплотившись в девичье тело, целыми днями бродит за пределами той небесной сферы, где не существует ненависти, вкушает «плоды сокровенного чувства», пьет «вливающую печаль воду». Но она бесконечно скорбит, что до сих пор не смогла отблагодарить камень за ту влагу, которую он когда-то дал ей. Она часто восклицает: «Он осыпал меня милостями, орошая дождем и росой,а мне нечем вернуть ему эту влагу. Если он явится в бренный мир в человеческом облике, я вместе с ним пройду период грез и отдам ему слезы всей моей жизни». И вот собрали множество прелюбодеев, чтобы послать их в бренный мир. Трава бассмертия тоже находится среди них».

Цао Сюэцинь особо выделяет один присущий герою жест, который приобретает значение символа.

Большинству читателей непонятны постоянные и беспричинные слезы Линь Дайюй, и персонажам романа невдомек, что сестрица Линь вынуждена отмывать от грязи окружающей ее жизни свой трудный и упрямый характер. Даже Баоюй то пленен изысканностью и умом Дайюй, то благоговеет перед Баочай. Так, услышав печальные стихи, прочитанные Дайюй на похороны цветов, Баоюй понял, «что настанет время, когда увянет несравненная красота Дайюй, а она сама навсегда уйдет из этого мира…», «следом за ней должны уйти Баочай, Сянлин, Сижень». Но в этот самый момент слезы Дайюй словно очистили темное небо от туч, смыли тоску и печаль, явились глотком свежего воздуха и обновили все вокруг. Когда же поток слез барышни Линь остановиля навсегда, жизнь Баоюя потеряла смысл. Любовь Баоюя и Дайюй питалась слезами девушки, словно омывавшими и очищавшими драгоценную яшму от грязи. Если мужской характер Баоюя уподоблен камню, не меняющему своих свойств, то женский эмоциональный характер Дайюй - вечно льющимся слезам. Слезы Дайюй - символ ее тонкой души и ранимости.

Образ Сюэ Баочай противоположен образу Линь Дайюй, хотя обе девушки в результате оказываются жертвами конфуци-анской морали. Даже в стихотворении, которое дала прочитать Баоюю бессмертная фея Цзиньхуань, их судьбы оказываются сплетен-ными в один клубок: «Нефритовый пояс в лесу на деревьях повис, Из золота шпилька под снежным сугробом пропала». Иероглиф «юй» (нефрит) входит в имя барышни Линь (что означает «лес»), а «чай» (шпилька) является частью имени Баочай, к тому же ее фамилия Сюэ созвучна иероглифу «сюэ» (снег). Баоюй не смог понять зловещего предзнаменования, но проницательному и образованному китайскому читателю суть его, несомненно, была ясна с самого начала.

Уже в пятой главе, описывая первое появление Сюэ Баочай, автор дает четкое противопоставление двух девушек: «…Матушка Цзя нежно полюбила Линь Дайюй, поселившуюся в дворце Жунго, заботилась о ней также, как о Баоюе, а трем остальным внучкам, Инчунь, Таньчунь, Сичунь, она стала уделять меньше внимания. Тесная дружба Баоюя и Дайюй тоже была необычной, совсем не такой как у других детей. Целые дни они проводили вместе, вечером одновременно ложились спать, слова и мысли их всегда гармонизировали - поистине, они были неразделимы, как лак с клеем. И вот неожиданно приехала Баочай. Хотя она была немного старше Дайюй, но обладала прямым характером и очаровательной внешностью, и все стали поговаривать, что Дайюй во всех отношениях далеко до нее. Баочай была великодушна, по мере сил старалась проспосабливаться к обстановке, не была такой замкнутой и гордой как Дайюй, благодаря чему снискала глубокую симпатию всех без исключения служанок».

В романе образ Сюэ Баочай нарисован холодными красками. На протяжении всего романа романа Цао Сюэцинь подчеркивает способности и эрудицию Баочай. Баочай рассудительна, не часто любуется цветами, равнодушна к косметике и украшениям. Однако ее поведение, определяемое традиционным воспитанием, вступает в противоречие с ее женской сутью. Многозначен эпизод с «пилюлями холодного аромата», которыми она пытается излечить «болезнь горячего сердца», унаследованную с самого рождения. Горячее сердце - это естество Баочай, но она вынуждена себя сдерживать. Ван Сифын дает ей следующую оценку: «Себе на уме, никогда не раскроет рта, если дело не касается ее лично, будет мотать головой и сто раз повторит, чтоничего не знает».

Общаясь с Баоюй и Дайюй, Баочай вольно или невольно оказалась в любовном треугольнике, но старается быть в стороне от всевозможных слухов и сплетен, избегает вмешательства в отношения Баоюя и Дайюй, хотя ревнует и старается не оставить их наедине.

Образы Дайюй и Баочай задуманы как противоположные женские характеры, один задан природой и космичен, другой создан культурой и отчасти искусственен.

ж) метафоричность романа «Сон в красном тереме»

Метафоричность романа проявляется в иносказаниях и символах, которые являются неотъемлемой частью метафоры сна, создает атмосферу условности, неопределенности, формирует глубокий философский подтекст романа.

Символика, насыщенность сложными образами определяет специфику художественной структуры произведения. Еще в 1868 г. Хун Цюфань отметил, что «в Поднебесной с древности и поныне нет такой книги, как в искусстве расположения событий, красоты слов, ясности рассуждений, а также и странности зачина романа в самом начале».В композиции романа отражены буд-дийские идеи бытия и представления о надформенном космосе, которые лежат в основе мотивов посещения людьми мира небожителей, снов и предсказаний. Зачин первой главы (история камня) как воплощение рас-пространенной буддийской идеи о трех космологических сферах кос-моса - чувственного мира, мира форм и мира «не форм».

Мир форм - это не уровень людей, это сфера, схожая с раем, место пребывания небожителей и праведников. Мир людей - это чувственный мир, в который могут попасть обитатели мира форм. Обитатели промежуточных сфер (духи), по буддийской концепции бытия, обладают сверхнормальной способностью к передвижению, являются носителями кармической информации, рождаются в мире людей в разных образах, человеком или, например, цветком. Эти существа питаются запахом, большинство из них тяготеют к приятному и реализуют себя в мире людей благодаря страстному желанию обрести рождение среди них. При этом они не рождаются матерью, хотя рождаются из лона, т.е. душа помещается в матку и рождается («Классическая буддийская философия», С-П, 1999, с.219). В какой-то мере эти идеи отражены в образах Баоюя и Дайюй.

Камень, брошенный богиней Нюй-ва, как и «Трава бессмертия», «Пурпурная жемчужина» принадлежат к миру форм. В сфере форм - это кармические прообразы героев романа Цзя Баоюя и Линь Дайюй, которые в человеческом образе проходят свой земной путь, чтобы затем освободиться от бремени земного существования. В сфере форм эти две кармические души воплощают Ян и Инь, мужское и женское на-чало.

Предчувствие драматических событий в многочисленных намеках и иносказаниях заостряет идею предопределенности финала. Автор уже с самого начала романа вводит эпизоды (их называли «спрятанные ростки»), которые «про-растут» в серьезную проблему в будущем. Так, уже в 5-ой главе, опи-сывая детскую дружбу Баоюя и Дайюй, автор роняет фразу, что «чувство симпатии к Дайюй могло привести к печальной развязке и вызвать незаслуженные нарекания».

Особым смыслом наполнен эпизод приезда в дом Цзя старшей дочери, супруги государя. В ее честь устраивают театральное представление, однако содержание пьес содержит намек на печальные события - кончину гуйфэй и грядущий закат семьи. Первый акт «Веселый пир» символизирует разорение рода Цзя, второй «Моление о ниспослании искусства в шитье» - ранюю смерть Юаньчунь, третий «Судьба бессмертного» - уход Баоюя из дому, четвертый «Отлетевшая душа» - смерть Дайюй. В радостном событии таится предчувствие горестного финала. Вот почему вся сцена встречи дочери с отцом и с другими родственниками проникнута тоскливым чувством.

Символичен эпизод «рокового сна» Цинь Кецин, которой уготована скорбная судьба.

Иносказательным смыслом наполнены встречающиеся в этой сцене фразеологизмы-намеки: «Выше поднимешься - больнее падать», «Даже самый роскошный пир не может длиться вечно», «Когда дерево падает, обезьяны разбегаются».

Трагические предсказания неминуемой гибели четырех аристократических семейств из Цзиньлина встречаются на всем протяжении романа. Автор показывает, как на хозяев дворцов Жунго и Нинго одно за другим начинают сыпаться несчастья: понижается в должности Цзя Чжэн, конфискуют часть имущества семьи, ссылают в северные провинции Цзя Шэ, а также его племянника Цзя Чжэня.

Символичен также эпизод смерти Цзя Жуя, который перед кончиной видит скелет. Вообще смерти в романе (от болезни, от старости, самоубийства, также и другие события драматического характера - исчезновения из дома, уход в монахи) наполнены глубоким потаенным смыслом.

Еще в XVII веке говорили, что Цао Сюецинь был вынужден использовать «изогнутую кисть», что он был вынужден «утаивать истинные дела» (имя героя романа Чжень Шиинь переводится как Скрывающий подлинные события). К этой эзоповой манере вынуждены были прибегать многие его современники, например, замечательный сатирик У Цзиньцзы, который в иносказательной форме изобразил нравы «ученых конфуцианцев», т.е. чиновной элиты Китая. Современный литературовед Чжоу Жучан справедливо указывает, что в произведении «скрываются реальные имена, факты, смещаются даты, местоположения, география и т.д.». Действтельно, Цао Сюэцинь избегает открыто называть даже очевидное.

При помощи метафоры автор переплетает два плана романа: реальный и условный. Действие романа происходит в «Большой столице» (Даду), т.е. Пекине, но прямо он ни разу не называется. Поэтому сад Роскошных зрелищ можно искать не только в Пекине, но и в Нанкине, который также упоминается в романе. Цао Сюэцинь многими приемами и средствами пытается соз-дать впечатление, что его роман - не о современности. Он нигде не упоминает такой непременной детали прозы, как указание на истори-ческое время в виде годов правления: «хотя жизнь главного героя записана на камне, годы и название династии стерлись бесслед-но». Чжоу Жучан замечает, что реальность у писателя приобретает вид условного, нереального мира, «мира во сне». Такая неопределенность и недоговоренность является важной особенностью художественного метода автора.

II.3. ИНОСКАЗАТЕЛЬНОСТЬ В РОМАНЕ «СОН В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»

а) аллегорический пролог

В основе зачина романа лежит буддийская концепция бытия - идея кармического рождения человека в том или ином образе. «Душа должна испытать «сон жизни» со всеми его горестями и страданиями» (Сычев Л.П., Сычев В.Л., с. 81).

Чтобы обозначить временные рамки романа, он использовал миф о богине Нюйва (которая «плавила пятицветные камни, чтобы зачи-нить дыру в небе») и создал его новую трактовку, введя сведения о количестве камней (36501 камень) и сведения об их размерах (12;24), чего, конечно, нет в записях мифа в древней «Книге гор и морей» («Шаньхай цзин»), к которой писатель обращается как к источнику, хотя прямо об этом не говорит. Миф о мироустроительной деятельности богини Нюйва в романе превращен в притчу о камне, выброшенном богиней, так как ей понадобилось только 36500 камней. Числа, запи-санные в притче о починке небосвода, рассматриваются в диссертации как символические календарные числа (36500 --это 100 лет), а сам ка-мень - как символический образ стелы, на которой в Китае в обычае было записывать «жизнеописания» и свидетельствовать о важных со-бытиях. По первоначальному замыслу роман Цао Сюэциня мог быть притчей, но он стал сагой, «жизнеописанием» аристократического ро-да в трех его поколениях (в этом смысл названия камня - «камень трех жизней»).

Чтобы обозначить временные рамки романа, автор использовал миф о богине Нюйва (которая «плавила пятицветные камни, чтобы зачи-нить дыру в небе») и создал его новую трактовку, введя сведения о количестве камней (36501 камень) и сведения об их размерах (12;24), чего, конечно, нет в записях мифа в древней «Книге гор и морей» (Шаньхай цзин), к которой писатель обращается как к источнику, хотя прямо об этом не говорит. Миф о мироустроительной деятельности богини Нюйва в романе превращен в притчу о камне, выброшенном богиней, так как ей понадобилось только 36500 камней. Числа, запи-санные в притче о починке небосвода, рассматриваются в диссертации как символические календарные числа (36500 --это 100 лет), а сам ка-мень - как символический образ стелы, на которой в Китае в обычае было записывать «жизнеописания» и свидетельствовать о важных со-бытиях. По первоначальному замыслу роман Цао Сюэциня мог быть притчей, но он стал сагой, «жизнеописанием» аристократического ро-да в трех его поколениях (в этом смысл названия камня - «камень трех жизней»).

Возможно, в аллегорическом прологе содержится также метафориче-ский образ камня-стелы, как бы водруженной по случаю первого пе-чатного издания романа в 1791 г. Тогда параметры камня, указанные в романе, должны быть вставлены Гао Э, вторым автором романа, до-писавшим оставшиеся 40 глав. Предположение основывается на том, что если иероглиф «камень» имеет два чтения («ши» и «дань»- мера объема), то и иероглиф «чжан», мера длины, указанная в параметрах камня («12 чжанов в высоту и 24 чжана в ширину и длину»), может быть понята как календарная, временная мера («чжан» - основная счетная мера календарных циклов, равная 19 годам). Работу над рома-ном Цао Сюэцинь начал где-то около 1750-1755 года. Она была окон-чательно завершена через 36 лет (цифра взята как сумма 12+24) в 1791 г. Можно предположить, что и даты жизни писателя также были впи-саны в притчу о камне. Если мироустроительная деятельность богини Нюй-ва символически относит читателя к 1644 г., началу новой дина-стии, то год смерти писателя отстоит от этой даты на 120 лет. В знак Цао, которым записывается фамилия писателя, входит знак «трава», это древнее начертание цифры 20. 120 лет от основания династии -это 1764 год, год смерти писателя.

б) образ Камня

Огромную символическую роль играет образ Камня (авторское название романа - «История камня»). Еще в древней летописи «Цзочжуань» описывается вещий камень, умевший разговаривать и разоблачавший ложь. Образ Камня, имеющий иносказательный смысл, отразился в названии многих литературных произведений (сборники повестей XVII века «Камень Склони-голову», «Камень отрезвления»), а также в именах литературных героев. Так, герой романа Ли Юя «Подстилка из плоти» называл себя «Строптивым» или «Упрямым камнем», такой же образ использует Цао Сюэцинь: Баоюй - воплощение «строптивого камня».

Баоюй-«Драгоценный нефрит» - это чудесный ка-мень, брошенный за ненадобностью богиней Нюй-ва и оказавшийся на земле, где ему суждено было испытать «сон жизни» со всеми его радостями и горестями. Фольклорный мотив Цао Сюэцинь превраща-ет в притчу, его герой, «проходя пус-тыню мира», был странником, и хотя был одарен качествами, точно редкостный волшебный пятицветный камень, в конце концов покида-ет мирскую жизнь, уйдя в монастырь. В романе фея однажды говорит Бао-юю, что он «вечный», вечный как камень. Камень или узорный камень или камень с письменами - метафора неизменной природы в буддизме, о Будде сказано, к примеру, «постоянное тело Будды по-добно узорному камню». Камень в романе имеет космическое значение. Камень - это творение Небес, частица мироздания (является материалом богини Нюйва для латания Неба). Камень - это часть бытия природы. Камень - это человек, Баоюй, который носит камень на груди и является его воплощением. Причастность Камня к Природе, его способность ощущать, чувствовать и мыслить исходит от даосских идей о связи живой и неживой природы, взаимосвязи жизни и смерти, идеи вовлеченности человека в орбиту вселенского бытия. Камень (и Баоюй) - это путник, бредущий по дороге жизни, пытающийся понять ее смысл.

Камень как творение Небес - символ необычности, поэтому его судьба удивительна, а человек, являющийся его воплощением, - не от мира сего. Необычные черты Баоюя писатель подчеркивает неоднократно, говоря о его странном характере, о противоречивости поведения, о непредсказуемости поступков. Он поражает одаренностью и невежеством (камень упоминается и как «невежественная тварь»), добротой и озлобленностью, робостью и необузданной смелостью, но больше всего - неожиданностью и силой проявления своих чувств. Судьба камня и героя символична: она указывает на путь познания мира, который является и горестным путем ошибок.

«… Камень утратит природою данный

начальный и подлинный облик,

И новый зловонный из кожи мешок

как в сказке его облачит».