Образ покинутой возлюбленной: Гипсипила и Дидона

В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой!

Что же, смолчать мне сейчас, ожидая большей обиды?

Разве от слез моих он застонал? Или взоры потупил?

Разве меня пожалел? Разве, тронут любовью, заплакал?»

(IV. 365-370)

Роман Дидоны с Энеем окончен, когда герой отвергает даже просьбу о кратковременной задержке на острове, а царица окончательно теряет все надежды и готовится к самоубийству.

«At regina, pyra penetrali in sede sub auras

erecta ingenti taedis atque ilice secta»

(«Вот посредине дворца под открытым небом высокий

Сложен костер из смолистых ветвей и поленьев дубовых…»)

(IV. 504-505)

Финальный отрезок интересен многими деталями, однако пока упомянем те же проклятия, которые чем ближе смерть, тем конкретнее.



«Пусть войной на него пойдет отважное племя,

Пусть изгнанником он, из объятий Аскания вырван,

Бродит, о помощи всех моля, и жалкую гибель

Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,

Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:

Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый»

(IV. 615-620)

Н. Старостина в комментариях к тексту «Энеиды» насчёт указанного фрагмента пишет, что, по верованиям древних, умирающий обретал дар прорицания Старостина Н. Примечания к изданию. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида - М., 1971. С. 421. Вопрос в том, проклятие это или прорицание? С одной стороны царица произносит «пусть… пусть…», то есть излагает свои пожелания, с другой стороны она сама клятвопреступница по отношению к мужу, а значит проклинай - не проклинай, а боги исполнять эти просьбы не станут. К первому варианту склоняешься охотнее: ответственность за поступки царицы лежит на богах и позаботится задним числом хотя бы о проклятии - святое дело. Большинство обещаний Дидоны подпортит великое будущее Энея, и за несколько строк до эпизода самоубийства мы чувствуем, что влияние Дидоны на судьбу героя становится в один ряд с Гринийским Аполлоном и Ликийским оракулом, чьи слова лидер троянцев незадолго до этого сам приводил в качестве оправдания своего отплытия.

2.5 Развязка. Неожиданная встреча

Если Гипсипила исчезает из поэмы, как только Арго отплывает с Лемноса, то с Дидоной Энею предстоит встретиться в Аиде. Аид - загробный мир, в котором обитают тени умерших; там же скитается и погибшая Дидона. Таинственность расположенного за чертой смерти пространства располагает к изображению его природы при помощи искажения принципов земного существования. События IV главы «Энеиды» переносятся в Аид именно таким образом: всё, что случилось в жизни, тут переигрывается с обратными условиями. Эней не может сдержать слёз и обращается к Дидоне с лаской, а она отвечает молчанием. Царица сравнивается по твёрдости с марпесским мрамором, как незадолго до этого Эней сравнивался с дубом (IV. 441-449). Эней сам взирает на тень царицы, как путник на месяц, сам клянётся в том, что был честен с ней от начала до конца и просит задержаться.

«Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я

Всеми огнями небес, всем, что в царстве подземном священно, --

Я не по воле своей покинул твой берег, царица!»

(VI. 458-460)

Но Дидона отворачивается и убегает, как бежал от неё Эней, не простив возлюбленного и не снимая с него вины за вероломство. Топоров В. Н. пишет, что только тут впервые с момента знакомства с Дидоной Эней оказывается в слабой позиции, только тут в словах Энея начинает звучать искренне чувство. На короткое мгновение в Энее просыпается человеческая жалость, которой ему не хватило, когда он отплывал от берегов Карфагена Топоров В. Н. Эней - человек судьбы. Часть I - М.: Радикс, 1993. С. 31. В этот момент, как верно отмечает С. С. Аверницев, цитируя в своей статье «Две тысячи лет с Вергилием» слова Т. С. Элиота, пожалуй, важно, не то, что Дидона не прощает Энея, а то, что Эней не прощает самого себя, хотя прекрасно знает, что всё содеянное им - следствие послушания року Аверинцев С. С. Две тысячи лет с Вергилием / Аверинцев С. С. Поэты - М., 1996. С. 32-33.

Михаэль фон Альбрехт отметил ещё одну особенность этого эпизода, тоже построенную на приёме инверсии. Описание в VI книге сцены встречи Энея с Дидоной в подземном царстве движется в обратной последовательности по отношению к реальной истории: сначала смертельная рана Дидоны, потом отплытие Энея, затем приказ бога и в самом конце возвращение Дидоны к прежнему мужу Сихею Альбрехт Михаэль Фон. История римской литературы. М., 2004. С. 749-750. События, как плёнка в магнитофоне, после просмотра, отматываются назад в ускоренном темпе.

В заключение, возвращаясь к Аполлонию Родосскому следует отметить, что всё пребывание аргонавтов на Лемносе выглядит весьма скупо и оттого во многих местах натянуто. Например, странно то, что за столь долгий срок сожительства ни одна из женщин в порыве страсти не выдала истинных причин их одинокого пребывания на острове, ведь любовники как правило поверяют друг другу свои тайны и тревоги. Опять-таки не вспыхнуло ни одного по-настоящему сильного и крепкого чувства хотя бы в одной паре, что могло бы помешать аргонавтам отплыть в полном составе. Странно выглядит ничем не мотивированная смена гнева на милость богини Киприды, которая то испытывает страшную ярость по отношению к лемниянкам (I, 610-614), то пробуждает в них любовную страсть ради наполнения нетронутого Лемноса мужами.

Если взглянуть на эпизод с брошенной возлюбленной в масштабе всего произведения, то можно обратить внимание на ещё одну композиционную особенность. Как Калипсо, так и Гипсипила в «Одиссее» и «Аргонавтике» соответственно занимают места ближе к началу повествования и являются первыми молодыми женщинами, с которыми герой встречается во временном отрезке, данном в эпосе. Их отношения с героем служат своего рода прелюдией к предстоящей встрече: в случае Одиссея это тоска по милой отчизне и верной ему Пенелопе, с которой он свидится лишь в песне XVII эпоса, в случае Ясона это грядущее знакомство с Медеей, которого приходится ждать до III книги. Отношения с Калипсо и Гипсипилой, таким образом, служат для контраста, оттеняют настоящее чувство и вычерчивают нравственную характеристику героя. Дидона - центральная фигура в ряду женских образов «Энеиды»: до неё стоит троянская жена Креусса, после - римская жена Лавиния. Эти истории относительно благополучных браков сглаживают яркую вспышку неразделённой любви Дидоны.

Глава 3. Сравнение образов Гипсипилы и Дидоны

3.1 «Я ль на свете всех милее?» Сопоставление художественно-выразительных средств

Если попытаться отыскать в тексте хоть какие-нибудь описание внешности Гипсипиллы, её одежды или особенностей поведения, переданных при помощи выразительных тропов и других словесных фигур, то опять останешься разочарован. Как и в предыдущих категориях сравнения, художественная сила созданного образа покинутой возлюбленной в «Аргонавтике» заметно слабее, чем в «Энеиде» а, если честно, то она практически вовсе отсутствует. То небольшое количество эпитетов и сравнений, которыми крайне бережливый автор наделил Гипсипиллу, можно перечесть по пальцам одной руки. И даже в этих немногочисленных случаях говорится обо всех лемносских женщинах сразу, а не конкретно о Гипсипилле. Вот, например.

одиссея гомер гипсипила дидона

«Страшная ярость богини Киприды

Их посетила за то, что ей в дарах отказали

Жены несчастные, неукротимые в ревности злобной»

(I. 610-612)

С единственным сравнением (да и то откровенно заимствованным из «Илиады») та же самая история.

«Словно пчелы жужжат, летая вкруг лилий прекрасных,

Улей покинув в горах, и вокруг росистый и светлый

Луг улыбается им, а они одна за другою,

Сладкий сок собирая повсюду, гудят непрестанно --

Так эти женщины с криком печальным мужчин окружали…»

(I. 870-874)

Ясон, торжественно обращаясь с речью к царице, называет её банально Гипсипилой, тогда как страницей раньше его самого автор сравнивает со звездой блестящей.

Образ Гипсипилы и с этой точки зрения оказывается бедным и пустым. Мы абсолютно ничего не знаем о том, как она выглядит, и можем только предполагать, что она чувствует. Всё богатство своей фантазии автор вложит в Медею: там любовь будет безжалостно пылать, как пламя от вспыхнувшего в очаге хвороста, и сердце затрепещет, как солнечный зайчик. Этой героиней завладеет неустанная печаль и нестерпимые муки, Гипсипилла же как была, так и останется «дочерью Фоанта» и только.

Уже привычно отмечать, что образ Дидоны создан как будто в упрёк Аполлонию Родосскому. Царица Карфагена нарисована яркими экспрессивными красками, отражающими её темперамент.

Эпитетов у Дидоны достаточно много, чтобы можно было классифицировать их по признаку авторства. Проделав кропотливую работу с текстом, мы получим следующую картину.

Таблица 1

Автор	Дидона	Венера	Юнона	Меркурий
прекрасная x2 бедная x2 больная иступленная безумная несчастная x2	несчастная обреченная смерти соблазненная покинутая безумная всем ненавистная неотмщенная	злосчастная тосковавшая влюбленная	безумная несчастная	оскорбленная

Сразу бросается в глаза, что для описания внешних данных Вергилий ограничился одним единственным, притом максимально абстрактным, словом «прекрасная», одновременно уделив пристальное внимание психологии.

Ключевые внутренние эпитеты образа: «бедная», «безумная» и «несчастная». Первый сообщает читателю сочувствие; второй даёт понять, что Дидона не владеет сама собой; третий создаёт атмосферу обречённости. Остальные употребляются скорее применительно к конкретным ситуациям.

Кроме того, обращает на себя внимание тот факт, что самой плодовитой на эпитеты оказалась сама Дидона, однако в этом нет ничего странного, если вспомнить обилие её монологов. Эти определения самые экспансивные. Боги же, напротив, дают холодный анализ ситуации, при этом часто как бы подчёркивая следствия собственных решений. Единственный эпитет от Энея «безумная» слишком неоригинален, чтобы можно было его рассматривать отдельно.

Помимо множества эпитетов, в создании образа Дидоны задействованы красочные оригинальные сравнения.

Жжет Дидону огонь, по всему исступленная бродит

Городу, словно стрелой уязвленная дикая серна;

В рощах Критских пастух, за ней, беспечной, гоняясь,

Издали ранил ее и оставил в ране железо,

Сам не зная о том; по лесам и ущельям Диктейским

Мечется серна, неся в боку роковую тростинку.

(IV. 68-73)

Этому фрагменту свойственно некоторые из уже упомянутых особенностей. А кроме того оно предвосхищает сцену охоты, в которой Эней как раз будет выступать в роли охотника и первыми ему на глаза попадутся те самые серны.

«Только лишь в дебрях лесных на горах они появились, --

Прянув с высокой скалы, помчались дикие козы

Вниз по хребту…»

(IV. 151-153)

Сравнения Дидоны, вообще, носят оттенок природной дикости, и в них как бы повторяется тема происхождения царицы. Но если это сравнение отсылает нас к греческой фауне, то другое имеет мифологическую природу. Взаимоотношения образов богов, использованных для сравнения Дидоны и Энея, вызывает отдельный интерес. В вышеупомянутой сцене охоты к Энею подобрано сравнение c Аполлоном, почти точно повторяющее соотнесение Дидоны и Дианы, использованное чуть раньше.

Дидона - Диана	Эней - Аполлон
«К храму царица сама, прекрасная видом Дидона, Шла, многолюдной толпой окруженная юношей тирских. Так на Эврота брегах или Кинфа хребтах хороводы Водит Диана, и к ней собираются горные нимфы: Тысячи их отовсюду идут за нею, -- она же Носит колчан за спиной и ростом их всех превосходит (Сердце Латоны тогда наполняет безмолвная радость), -- Так же, веселья полна, средь толпы выступала Дидона, Думы трудам посвятив и заботам о будущем царстве»	«Сам Эней впереди, смыкая оба отряда, Шествует, спутников всех красотой лица затмевая, Словно бог Аполлон, когда он, холодный покинув Край Ликийский и Ксанф, на родной возвращается Делос, Вновь хороводы ведет, и с шумом алтарь окружают Толпы дриопов, критян, агатирсов с раскрашенным телом; Шествует бог по Кинфским хребтам, волнистые кудри Мягкой листвой увенчав и стянув золотою повязкой; Стрелы в колчане звенят… Такой же силы исполнен, Шел Эней, и сияло лицо красотой несказанной»
I. 496-504	IV. 141-150

Таблица 2

Во-первых, оба примера показательны с точки зрения обнаружения влияния александрийского стиля на творчество автора. Вергилий искусно вплетает в текст наименования реальных географические объектов: горы на острове Делос, рек в Лаконии и Ликии, а также ряд связанных с ними мифологических подробностей и деталей обрядов среди разных народов.

Во-вторых, фрагменты чрезвычайно схожи. Но это не та характерная формула повтора, которой пользовался Гомер. Второй фрагмент слишком перефразирован относительно первого, одни детали в нём заменены другими, да и использованы они для сравнения разных героев. Но всё же слишком они похожи. Можно предположить, что Вергилий, чтобы привлечь внимание к главному, намеренно выводит его на фоне очевидного сходства. А главное - это подобранные образы богов. Тут Вергилий убивает сразу двух зайцев. Диана и Аполлон - близнецы. Этот работает на отмеченную выше параллель в их судьбах. Но близнецы они единоутробные, то есть брат и сестра. Таким оригинальным способом подана мысль о предопределённом неблагополучии их будущего союза. Это очень тонкое и красивое противоречие, таким изящным художественным приёмом не пользовались ни Гомер, ни Аполлоний Родосский.

3.2 «Нас, женщин, нет несчастней». Сравнительная характеристика образов

а) «Государство - это я». Функции правительницы

Как было сказано выше, из Гипсипилы вышла неважная царица. И даже на небольшом объёме текста заметны её ошибки и неумелое поведение. Вот например сцена, когда лемниянки во всеоружии встречают подплывающий Арго.

«Вышли на берег Мирины, надев боевые доспехи,

На кровожадных вакханок похожи. Все говорили,

Будто фракийцы идут. А с ними сама Гипсипила,

Дочь Фоанта, доспехи отцовы скорее надела.

Всех охватило отчаянье, молча в страхе метались»

(I. 630-634)

За фразой «доспехи отцовы скорее надела» стоит поспешность и дилетантство Гипсипилы в предпринятой попытке руководить обороной острова. Доспехи-то, положим, надела, а что ж тогда все, охваченные отчаянием, мечутся в страхе? К сожалению, нет никаких оснований для предположения, что всех так устрашает вид разряженной Гипсипилы. Очевидно, мужеством она никаким не обладает, а по рассказу о спасении отца кажется, наоборот, скорее самой жалостливой. Другой пример, это уже упомянутая сцена с её недальновидностью относительно будущего попавшего в её руки государства, когда кормилица оказалась умней царской дочери.

Как правительница в отличие от Гипсипилы Дидона волне состоятельна и умела, и пользуется высоким авторитетом среди граждан.

«Так же, веселья полна, средь толпы выступала Дидона,

Думы трудам посвятив и заботам о будущем царстве.

В храма преддверье вступив, под сводчатой кровлей царица

Тотчас садится на трон, и стражи ее окружают;

Суд вершит и законы дает мужам и работы

Поровну делит она иль по жребию их назначает»

(I. 503-508)

В руках Дидоны законодательная и исполнительная власть. И, надо сказать, что у жителей Карфагена есть все основания доверять своей царице. Достаточно вспомнить, какой хитростью она воспользовалась при выкупе земли для строительства городской крепости. Согласно легенде, купив участок африканской земли, который можно охватить шкурой быка, она приказала разрезать шкуру на тонкие ремни и ими окружила внушительную площадь. Смекалистая.

б) Любит - не любит. Женское начало в любви и быту

Есть две ключевые сцены, выдающие принципиальное различие в характерах героинь: первая - это минута, когда они принимают решение оставить героя у себя в городе и стать его женой; вторая - сцена прощания.

Если на государственном поприще Гипсипила не снискала больших успехов, то в жизни она весьма изобретательна. Вот, что об этом пишет А. Боннар в книге «Греческая цивилизация»: «Гипсипила - ловкая женщина. Она придумывает правдоподобную ложь, чтобы объяснить грекам отсутствие мужчин на Лемносе. Она умеет также краснеть и опускать глаза» Боннар А. Греческая цивилизация - М., 1994.. Нельзя не согласиться со второй частью данного утверждения. В тексте говорится об этом прямо.

«Она же, очи потупив,

Хоть и смутилась немало и щеки румянцем зарделись,

Все же приветную речь с улыбкой к нему обратила…»

(I. 784-786)

Однако с правдоподобностью её рассказа я бы поспорил. Выдуманная ей история, на мой взгляд, не выглядит слишком достоверно. Именно для того она и заигрывает с Ясоном, чтобы тот не заметил очевидных логических нестыковок в её интерпретации исчезновения с острова мужчин. Расчёт сработал. Ясона, по-видимому, больше волнует вид молодой привлекательной женщины и возможность скоротать денёк другой в приятной компании, нежели рассказ хозяйки. Иначе просто невозможно объяснить, почему он не испытывает ни тени сомнения относительно некоторых фактов. Вот, например, более чем странный фрагмент:

«Так вот и шло, пока бог не вложил в нас безмерную смелость,

В город назад не впускать ушедших к фракийцам с набегом,

Чтоб они в разум вошли иль, пленниц забравши, уплыли»

(I. 814-816)

Интересно, как это лемниянки сподобились на сопротивление мужьям, пусть даже и бог (кстати, даже не сообщается какой именно бог - явный признак вымысла) вложил в них безмерную смелость? И эти отважные, облачённые в доспехи, женщины только что метались в страхе при приближении одного единственного Арго? А ещё любопытно, откуда, собственно, они взяли эти свои доспехи? Мужья оставили на память, не иначе. В общем, Гипсипила и Ясон стоят друг друга: одна отчаянно врёт, а другой - слушает, развесив уши. «Влюбился!» - думает Гипсипила и начинает воплощать в жизнь совет Поликсо и в заключение своего рассказа как бы между делом замечает:

«И я полагаю,

Что не осудишь ты нашу страну, ведь она плодородней

Всех иных островов, что в Эгейском рассеяны море»

(I. 822-824)

Ну, вот тут, наконец, обнажаются её приоритеты. Страна-то плодородна - знай себе, паши да сей.

Гипсипилла хоть и стала царицей, но это место её не слишком-то прельщает. Она рада использовать любую возможность для обретения защиты и наследников, которые снимут с неё тяжкое бремя управления островом, но добиться этого можно, естественно, только с помощью мужчин.

Могла ли и Дидона размышлять, как Гипсипила? Кажется, да. Когда Венера в «Энеиде» объясняет Купидону свой замысел, как сберечь его брата, она говорит следующее.

«Ныне Дидона его задержать стремится словами

Льстивыми. Я же боюсь Юнонина гостеприимства:

Чем обернется оно? Ужель она случай упустит?»

(III. 670-672)

Венера предупреждает такой расклад, при котором её сын может быть использован в корыстных целях. Похоже, Вергилий правильно понял характер Гипсипилы и отдал Венере всю власть над Дидоной, чтобы сделать свою героиню отличной от греческой. Эта разница сохраняется и в таких деталях, как, например, зачатие героиней ребенка. Гипсипила прощаясь с Ясоном уверена, что носит под сердцем его сына, тогда как Дидона только в самый последний момент спохватывается о том, что раньше ей казалось мелочью.

«Если бы я от тебя хоть зачать ребенка успела,

Прежде чем скроешься ты! Если б рядом со мною в чертогах

Маленький бегал Эней и тебя он мог мне напомнить, --

То соблазненной себе и покинутой я б не казалась»

(IV. 327-330)

Гиписипила задержала Ясона с заданной целью, и она её реализовала. Дидона живёт ради любви, она отдана ей целиком и полностью, и любой её шаг, любой поступок движим любовью и только ей. Не стоит забывать, что огонь в её сердце зажжён от сговора Венеры и Юноны, как от удара кремния о кресало. Какое пламя может быть сильнее и яростнее?

Да, среди действий, к которым Дидону побуждает любовь, затронут и государственный аспект.

То Энея вдоль стен царица водит, чтоб видел

Город отстроенный он и сидонских богатств изобилье.

(IV. 74-75)

Но в эти строки включены в цепочку других поступков, которые абсолютно иррациональны: царица неустанно просит повторить ей рассказ о падении Трои, тешит себя общением с Аскнием, а после пира ложится на место, с которого только что поднялся Эней. Дидона использует любой случай для того, чтобы свидеться с Энеем.

Чувство Гипсипилы - это скорее прикрытие для обретения защиты острова и создания потомства. Вопрос наследника для Дидоны, наоборот, достойный предлог, чтобы дать волю своей страсти. В литературной плоскости Гипсипила - реалист, Дидона - романтик. В жизненной сфере Гипсипилой движет прагматика, Дидоной - рок.

в) История в деталях. Другие параллели и новшества

Вообще, в античной литературе не сложилась практики портретной характеристики. Каждый персонаж изначально выглядит, как будто Чичиков Гоголя, «не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так чтобы слишком молод». Таковы и Гипсипила, и Дидона. В женщине, конечно, обязательно должна быть какая-то загадка, однако тут всё чрезмерно таинственно. Не задан, к примеру, возраст героинь, хотя это, безусловно, важно для создания образа. Гипсипиле может быть и 16 и 26, что, согласитесь, не одно и то же: разный возраст подразумевает разную оценку поступков. Дидона скорее чуть старше, но точно назвать, сколько лет ей, также нельзя. Внешних данных опять же практически никаких: то ли мешает пример Гомера, то ли жанр эпоса. Вот и получается, что прочитывать и трактовать их поступки каждый читатель в какой-то мере волен по собственному желанию, поэтому данная работа и все сделанные по ходу неё выводы подразумевают разумную полемику.

Напоследок, скажем несколько слов о дополнительных деталях, обогативших произведение Вергилия по сравнению с его предшественниками.

· Мотив сна, до сих пор не игравший роли в отношениях героев, в «Энеиде» используется на каждом шагу: Дидона видит во сне супруга (I. 353-359); она же сообщает сестре о пугающих сновидениях (IV. 9); на явления во сне старца Анхиза ссылается, оправдываясь, Эней (IV. 352-353); сам Эней преследует Дидону в её кошмарах (IV. 465-473); и наконец, во сне Энею является Меркурий (IV. 465-473) с приказанием покинуть Карфаген.

· Молва становится божеством, двигающим сюжет IV главы: первым делом она летит к вспыльчивому Ярбе (IV. 173-197), затем возвращается к Дидоне (IV. 298-299), и, оставляя её умирать, разносится по городу (IV. 666)

· Жертвоприношения, гадания и колдовство играют существенную роль в действии: сначала Дидона закалывает ярок, и изучает внутренности жертв (IV. 57-64), потом вино у неё на глазах обращается в кровь (IV. 453-455), а на костер царица возлагает образ возлюбленного, отлитый из воска (IV. 507-509).

Новые образы, детали и мотивы обогащают «Энеиду» свежими красками и отражают современную Вергилию литературную ситуацию.

Глава 4. Образы Гипсипилы и Дидоны в контексте истории, мифологии и литературы

4.1 Назначение образов в сюжетах произведений: мифологическое, общественно-политическое

Гипсипила, как и другие второстепенные персонажи «Аргонавтики» работают в поэме, как экспонаты в музее. «Вот посмотрите, такие женщины жили раньше на Лемносе», - примерно так говорит с нами автор, пока его произведение превращается в путеводитель античного мореплавателя. Фрагменты эпоса, как картинки с выставки, зачастую абсолютно невзаимосвязаны, и встреча с лемниянками в их числе, однако каждую такую зарисовку путешественника Аполлоний Родосский обязательно совмещает с географической, мифологической или этиологической основой.

В статье о женщинах Лемноса П. Войнович со ссылкой на Роберта Грейвса пишет, что у древнейших жителей Греции пеласгов отсутствовал институт брака. Женщины в далёкую пору не искали себе постоянных партнеров, однако для продолжения обрядов плодородия с целью получения богатого урожая они по праздникам встречались с мужчинами и устраивали оргии в честь некой Богини Войнович П. В. Бессонница. Гомер. Тугие паруса - М.: 2008. С. 20-22. Лемниянки умертвили всех мужчин на острове, и им ничего не остаётся делать, кроме как вовлекать в свои игры проплывающих мимо путешественников.

Упоминание о судьбе спасённого Гипсипилой Фоанта, который был посажен дочерью в полый ларец и пущен по морю, так же использовано, чтобы рассказать нечто любопытное с точки зрения автора об одном из островов Эгеиды.

«Остров Сикином назвали потом по сыну Фоанта;

Нимфа Энойя его родила здесь, назвавши Сикином»

(I. 62-621)

В общем-то, ничего интересного, но Аполлоний Родосский думал иначе. П. Войнович трактует этот эпизод, снова опираясь на обычаи греков периода матриархата, когда царя-жреца сбрасывали со скалы в море, где его поджидала лодка, на которой он должен был уплыть и забрать с собой все несчастия Войнович П. В. Бессонница. Гомер. Тугие паруса - М.: 2008. С. 20-22.

Геродот в своём труде «История», вообще, пишет, что «все … ужасные злодеяния в Элладе называют лемносскими» (VI, 138). Но с приходом патриархата дикие обычаи стали исчезать, и пребывание на острове аргонавтов отражает традицию олимпийской мифологии, в которой мужчины неизменно доминируют в отношениях со слабым полом. Иначе говоря, аргонавты причалили, чтобы утвердить мужское превосходство в древнегреческом мире.

Очевидно, что весь эпизод не имеет никакого значения для развития сюжета. У автора нет нужды возвращаться к покинутым по ходу действия героям, поэтому логично, что Гипсипила навсегда оставляет страницы книги сразу после отплытия аргонавтов с острова.

В соответствии со своими задачами Вергилий насыщает эпос множеством общественно-политических аллюзий из современного ему времени и минувших периодов истории Рима.

М. Л. Гаспаров говоря о сюжете «Энеиды», замечает исключительно удачный выбор Вергилия. Августа считали спасителем Рима, поэтому очень кстати пришлась миссия Энея, заодно Август вел свой род от Юлия, то есть являлся прямым наследником основателя Рима. А описывая роман Энея и Дидоны, Вергилий отсылает нас к истории увлечения Марком Антонием египетской царицей Клеопатрой, в чём автор видел несомненную угрозу римской государственности, которая была устранена благодаря тому же великому Августу Гаспаров М. Л. Вергилий, или Поэт будущего / Гаспаров М. Л. Об античной поэзии - СПб.: 2000. С. 136. Вергилий очень верил в своего покровителя.

Пожалуй, самый яркий монолог Дидоны, когда она предвещает страшную войну между тирийцами и фригийцами, вне всяких сомнений служил современникам напоминанием о серии тяжёлых пунических войн, совсем недавно поднявших на уши весь Рим.

«Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть

Вечно должны: моему приношеньем праху да будет

Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!

О, приди же, восстань из праха нашего, мститель,

Чтобы огнем и мечом теснить поселенцев дарданских

Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.

Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море --

Морю и меч -- мечу: пусть и внуки мира не знают!»

(IV. 622-629)

«Враг номер один» Рима Ганнибал Барка - именно его Дидона призывает как «мстителя» за свою обиду, и именно он посеет панику на Апеннинах, когда в 210-е годы до н. э. несколько раз разобьёт римскую армию и пройдёт без поражений через весь полуостров. Никогда до тех пор Рим не был в таком критическом положении и слова «Hannibal ante portas» надолго поселили страх в сердцах жителей вечного города.

Упомянутое в п. 2.2 сравнение Дидоны с богиней Дианой очень характерно для эпоса Вергилия. Богиня Диана - изначально древнеримская богиня растительности, которая затем была отождествлена с греческой Артемидой и переняла от неё функции богини охоты и деторождения. Но помимо этого Диана считалась в Риме защитницей малоимущих слоёв населения, а годовщина основания её храма на Авентинском холме была праздником рабов Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. Токарев С. А. - М.: Сов. энциклопедия, 1992. С. 376. Такое покровительство привносит в это сравнение социальный характер: Дидона первая царица карфагенян, большинство из которых в 146 г. до н. э. погибли в пламени пожара в последние дни Третьей пунической войны, а остальные были обращены в рабство Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1890-1907. Статья «Карфаген».. Приоритеты расставлены в духе римской политики: судьба жителей Карфагена - подчинение величию Римской Республики.

Постоянный эпитет Энея «благочестивый» в словаре трактуется, как соблюдающий божественные предписания, а самое главное предписание Энею - это основание Рима. В отличие от Одиссея или Ясона, которые заняты личными заботам, на Энея возложена общественная миссия мирового масштаба. Череда предсказаний и повелений гонят Энея к неотвратимой цели и плавание героя от начала до конца подневольное. Эней слаб, и многие фрагменты книги выдают безынициативность, чувства нерешительности и смятение, потому препятствия на его пути - это «вода, огонь и медные трубы», пройдя через которые он должен стать достойным отцом великого римского народа. Очень кстати тут сравнение Энея с дубом, когда герой отказывает принесшей ему просьбы Дидоны об отсрочке отплытия. Дуб растёт и с возрастом крепнет и твердеет, таков и Эней, неотступный от своего решения.

«Так нападают порой на столетний дуб узловатый

Ветры с альпийских вершин: то оттуда мча, то отсюда,

Спорят они, кто скорей повалить великана сумеет,

Ствол скрипит, но, хоть лист облетает с колеблемых веток,

Дуб на скале нерушимо стоит: настолько же в недра

Корни уходят его, насколько возносится крона.

Так же со всех сторон подступают с речами к герою,

Тяжкие душу томят заботы и думы, но все же

Дух непреклонен его, и напрасно катятся слезы»

(IV. 441-449)

Роман с Дидоной - испытание героя любовью, и это чувство должно быть преодолено со свойственным каждому римлянину virtus (лат. - мужество, сила, доблесть). Если взглянуть на «Энеиду» под углом романоцентризма, то все, кто встают на пути Энея, - потенциальные жертвы в пользу величия Рима. И Дидона - первая из них.

Как видно, образы работают в одном направлении с общим вектором произведения. Назначение книг Аполлония Родосского и Вергилия можно проследить даже в названиях посвящённых им исследовательских статей. Если статья А. А. Тахо-Годи называется «Стилистический смысл хтонической мифологии в "Аргонавтике" Аполлония Родосского» Тахо-Годи А. А. Стилистический смысл хтонической мифологии в "Аргонавтике" Аполлония Родосского / Тахо-Годи А. А., Лосев А. Ф. Греческая культура в мифах, символах и терминах - СПб., 1999. С. 592, то М. Л. Гаспаров об «Энеиде» пишет «Вергилий, или Поэт будущего» Гаспаров М. Л. Вергилий, или Поэт будущего / Гаспаров М. Л. Об античной поэзии - СПб.: 2000. С. 110. Авторитетные филологи безошибочно определяют ключевые вопросы.

Сравнение исследуемых авторов по указанной категории удобно представимо в виде бога Януса, который одним ликом обращён в прошлое, другим же смотрит в будущее. И один и второй авторы пишут героический эпос, но Аполлоний Родосский связывает события с мифологией, Вергилий, напротив, насыщает «Энеиду» отсылками к современной ему действительности, стараясь вложить в них урок для будущих поколений.

4.2 Дидона как одна из вершин мастерства создания женского образа в античной литературе

Чтобы понять, чем так хороша Дидона, требуется сказать ещё пару важных слов о её литературной предшественнице. Гипсипила - типичный персонаж, то есть одна из многих подобных ей лемниянок. Как все вместе они вырезали мужчин, вместе принимают в свои объятия аргонавтов и вместе же с ними расстаются. Посещение Лемноса выглядит как рядовой эпизод как для всех его участников, так и для читателя.

Мотивация с обеих сторон чисто бытовая, а Ясона на продолжение пути толкает не воля и не гнев богов, а упёки Геракла. Мнение спутника для Ясона важнее Гипсипилы, но здесь дело не в пророчествах и не в ответственности перед товарищами, а в банальном честолюбии. Ясон - герой, которому очень хочется быть героем, как мальчишке, который увидел приключенческий фильм, но как только дело доходит до подвигов и серьёзных действий, он пугается и просится в укромный дворец, где нет нужды плыть за тридевять земель за золотой бараньей шкурой. Вот тут-то и требуется взрослый товарищ, который говорит: «Что? Слабо?!»

«Разойдемся-ка к нашим делам! А Ясона оставим

Целые дни пребывать с Гипсипилой на ложе, пока он

Лемнос детьми не наполнит, и этим себя воспрославит»

(I. 862-865)

Ясону надо плыть, чтобы не прослыть среди старших сопляком. Вообще, Ясон принадлежит к поколению героев, поколением старше участников Троянской войны, однако впечатление складывается прямо противоположное: Ахилл, Одиссей или Гектор - это образцы для подражания (галерея славы в каюте Арго), а Ясон - воплощение распада героической личности.

Аргонавты Аполлония Родосского в душе все немножко Ясоны.

«Сам Эсонид направился в царственный дом Гипсипилы.

Все остальные пошли, куда кого случай направил»

(I. 845-846)

Действительно, неизвестно, на какое время решил их лидер задержаться в гостях на острове. Что ж им тогда терять время? Герои разбредаются по домам Мирины в поисках временных подружек безо всякого смущения. Эта спокойная бесцеремонность ведёт к полному омертвлению представления об искренности любовного чувства, и потому сцена прощания Гипсипилы и Ясона выглядит, как один экземпляр из множества копий.

Дидона - персонаж уникальный. Для описания её страсти у Вергилия оказались в избытке и сила воображения, и психологическая наблюдательность. Вергилий возвел свою африканскую царицу в ранг мировых образов женщин, охваченных пламенем любви, ее героинь и жертв, - таких, как Медея или Федра у отца психологической любовной драмы Еврипида. Книга IV считается по праву шедевром Вергилия, она была излюбленной книгой и крупнейшего по поэтическим возможностям, но неудачливого переводчика «Энеиды» - Валерия Брюсова Шервинский С. В. Вергилий и его произведения. / В.: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида - М., 1971. С. 20.

Дидона в отличие от своих жанровых предшественниц фигура героического масштаба Альбрехт Михаэль Фон. История римской литературы. М., 2004. С. 748. Психологизм героини, метания души в любовных перипетиях выглядят по-настоящему ярко и трепетно, а вмешательство олимпийских богинь приводит к тому, что в апогее развития сюжета описание безумства царицы доходит до высшей точки, а её поведение достигает экзальтации.

«Замысел страшный меж тем несчастную гонит Дидону:

Мчится она, не помня себя, с блуждающим взором

Кровью налитых очей; на щеках ее бледные пятна --

Близкой гибели знак…»

(IV. 642-645)

Образ Дидоны очень динамичен. Следить за развитием сюжета в IV книге чрезвычайно интересно, хотя пересказать его можно было бы в паре строк. Интерес достигается благодаря тому, что сюжет в большей мере построен на развитии характера главной героини, которое достигается частым использованием глаголов и глагольных форм: причастий и деепричастий в повествовательной части и риторических вопросов и восклицаний в монологах.

Дидона благодаря чарам Венеры приобретает истерический характер, однако в ней непрерывно сохраняется высокое благородство и возвышенность. Героиня со встречи героя и до погибели на костре держится с неизменной величественностью.

Эней на протяжении всей IV книги не любит, а жалеет Дидону и жалеет не лицемерно, потому сам-то он прекрасно понимает, что она не является его жертвой, вот только ей доказать это не способен. В жестком решении Энея нет убедительности, лишним доказательством чему служит эпизод встречи в Аиде, и оттого в пространстве книги оставлено место для сочувствия героине.

В то же время в поступках Дидоны не прячется никакого жестокости по отношению к герою, в её намерениях нет открытой мести, как у Федры, а наказывает она исключительно саму себя, в отличие от Медеи. В рамках «Энеиды» не сбывается самое страшное из адресованных Энею проклятий Дидоны.

«Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый»

(IV. 620)

Есть тут уже отмеченное выше влияния Калипсо и Цирцеи, но Гомер снова используется, как материал, требующий полной переработки и переосмысления. Так последние секунды жизни Дидоны описаны в лучших традициях сцен гибели героев на страницах «Илиады».

«Темную кровь одеждой своей утирала, стеная.

Тяжкие веки поднять попыталась Дидона -- но тщетно;

Воздух, свистя, выходил из груди сквозь зиявшую рану.

Трижды старалась она, опершись на локоть, подняться,

Трижды падала вновь и блуждающим взором искала

Свет зари в небесах -- и стонала, увидев сиянье»

(IV. 687-692)

А вот героини греческих трагедий, такие, как Медея или Федра Еврипида, прочитываются в образе Дидоны гораздо яснее, в первую очередь за счёт обилия ярких монологов, подходящих для постановки, многие из которых отягчены страстными проклятиями.

«Верю: найдешь ты конец средь диких скал, если только

Благочестивых богов не свергнута власть, -- и Дидоны

Имя не раз назовешь. А я преследовать буду

С факелом черным тебя; когда же тело с душою

Хладная смерть разлучит, -- с тобою тень моя будет,

К манам моим молва долетит о каре Энея!»

(IV. 382-387)

Elizabeth Vandiver говорит о том, что IV книга расценивалась критиками, как реминисценция греческих трагедий, где определяющими эмоциями были боль, гнев и суицид Elizabeth Vandiver. Указанный курс лекций. Lecture 6. «Unhappy Dido»..

В последствие образ Дидоны пользовался большой популярностью и часто использовался в новом и новейшем искусстве. В 16 веке с первыми переводами эпоса Вергилия были созданы трагедии «Дидона» Дж. Джиральди Чинтио в Италии, «Дидона, приносящая себя в жертву» Э. Жоделя во Франции и «Дидона, царица Карфагенская» К. Марло в Англии, а 17 веке «Дидона» Ж. де Скюдери. В 18 веке, когда эта история добралась до России, Я. Б. Княжнин и М. Н. Муравьёв написали своих «Дидон».

Миф о Дидоне пользовался особым успехом в европейском музыкально-драматическом искусстве, начиная с сер. 17 века: «Дидона и Эней» Г. Пёрселла и по сей день считается лучшей барочной оперой.

Кроме того до нас дошло немного произведений античного искусства, связанных с мифом: фреска в Помпеях, мозаика из Галикарнаса, ряд статуэток Дидоны. Европейская живопись обращается к мифу в 15 веке. Наиболее распространённым был сюжет «самоубийство Дидоны», который попал на полотна таких знаменитых художников как А. Мантеньи, Ан. Карраччи, П. П. Рубенса, Дж. Б. Тьеполо Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. Токарев С. А. - М.: Сов. энциклопедия, 1992. Картину последнего «Смерть Дидоны» можно увидеть в государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Заключение

Итак, под процессом исследования можно и нужно подвести черту. Настало время сделать итоговые выводы по проделанной работе.

По итогам первой главы курсовой работы можно с уверенностью сказать о том, что такие персонажи как Калипсо и Цирцея из «Одиссеи» Гомера хотя и не являются прямыми источниками образа покинутой возлюбленной, но достаточно чётко сформировали принцип его расположения в композиционном и временном пространстве текста. Заимствования, производимые Аполлонием Родосским и Вергилием, не всегда были прямыми - тот или иной поворот внутри повествования мог видоизменяться (взаимоотношения героя со спутниками). Но за этим искажением часто могло следовать нелогичное продолжение (занятия спутников на острове), от которого было сложно избавиться, следуя устойчивой традиции. Кроме примеров заимствования структуры эпизодов эпоса, поздние авторы переняли у Гомера некоторые детали и второстепенные образы (богиня-покровительница) с сохранением характерных черт их поведения, а так же сохранили настроение монологов главных героинь. Вергилий и Аполлоний Родосский закрепили и типичные мотивы, впервые введённые Гомером (мотив клятвы) и утвердили статус успеха героя на любовной стезе. Однако когда перенятые авторами детали сводятся к предметной области, это может смотреться смешно (детали внешнего облика героини, преподнесённые подарки). Помимо заимствований намеренных, некоторые детали эпизодов «Одиссеи» могут неосознанно переноситься на поздние эпосы самим читателем ввиду общей схожести. Среди очевидных различий стоит отметить уточнение художественного пространства (локализация героини) и нарастание элемента драматизма в поведении обоих сторон конфликта с каждым следующим автором. В целом, же ощущения слепого подражания Гомеру в поэмах Вергилия и Аполлония Родосского нет, и эти произведения выглядят вполне самостоятельно благодаря индивидуальности стилей, художественных задач и влиянию исторического контекста.

Что касается сравнения образов Дидоны и Гипсипилы, предложенного во второй главе, то, исходя из него, можно сделать следующие выводы. Композиционно фрагменты произведений, отведённые раскрытию образов Дидона и Гипсиплы, схожи, но фрагмент «Эениды», намного более объёмный и подробный в каждом из включённых в него эпизодов. В экспозиции сообщается о несчастье героини и потере мужа, тем самым задаётся вектор развития сюжета. В завязке, связанной с обстоятельствами прибытия героя, авторы рисуют атмосферу знакомства, и уже здесь прочитывается мотивация и качество того чувства, которое испытывают друг к другу потенциальные влюбленные. Очень большое преимущество у «Энеиды» в описании развития действия, которое в «Аргонавтике» походит скорее на пересказ сюжета. Здесь Вергилий максимально усложняет унаследованный мотив клятвы, схему отношений и вводит уникальный эпизод охоты. Но просто колоссальное превосходство у «Энеиды» в эпизоде расставания героев: живые душевные муки Дидоны, изображённые Вергилием, на голову выше жалосливо-сентиментальных слёз Гипсипилы; развёрнутый в «Энеиде» конфликт широк и сложен, а пламенные диалоги обладают большой экспрессией. Помимо прочего, отношения Дидоны и Энея дополнены встречей в Аиде, которая по-новому расставляет акценты в чувствах героев. Сюжет от встречи до прощания Дидоны и Энея выстроен по чёткой схеме, насыщен, но прозрачен, тогда как фрагмент «Аргонавтики» бледен и тускл.

Проведённое в третьей главе работы, сравнение образов, позволяет утверждать следующее. Художественно-выразительные средства, использованные в образе Гипсипилы, ограничиваются групповыми сравнениями вместе с остальными лемниянками, к тому же на неё не затрачено ни одного личного эпитета. Дидона, напротив, обрисована со всех сторон: эпитетами её наделяют она сама, боги, люди и автор, а сами эпитеты описывают её психологические черты в развитие на протяжении всей книги IV. Так же использованы оригинальные личные сравнения, которые вступают в диалог со сравнениями Энея. Сами образы раскрыты многопланово: функции царицы сочетаются с любовным чувством и влияют одно на другое. Тут Гипсипила и Дидона предстают, как антиподы: если Гипсипила использует любовь с практическими намерениями защиты острова и создания потомства, то Дидона те же прикладные задачи использует как предлог для своей любви и саму себя таким образом пытается оправдать.

Книга IV «Энеиды» обогащена деталями, такими как сны героев, жертвоприношения, гадания, колдовство, а также новыми персонажами (богиня Молва), которые создают новую палитру оттенков. В изученном фрагменте «Аргонавтики» нет ничего подобного.

Все приведённые факты, на самом деле, являются следствием тех задач, которые должен быть выполнить в поэме образ покинутой возлюбленной - эта мысль подробно рассмотрена в четвертой главе данного исспледования. Эпизод на Лемносе не важен для развития сюжета «Аргонавтики» и является, как и многие другие эпизоды, декоративным элементом, назначение которого - украшение страниц поэмы, как его понимал Аполлоний Родосский, то есть за счёт насыщения мифологическим, географическими и прочими подробностями. Задачи Вергилия был во многом связаны с общественно-политической жизнью, которая в отличие от мифа является живой подвижной материей. Таким образом, заданные в начале цели сыграли на результат. Из Гипсипилы вышел индивид, из Дидоны - индивидуальность. Образ Дидоны поглотил лучшее, что было в Гипсипиле, и практически лишил её всякого очарования. Покинутая Ясоном Гипсипила на фоне царицы Карфагена выглядит слишком примитивной и поверхностной, тогда как в героическом образе Дидоны воплощена страсть, доведённая до отчаянного безумия, так что погибельный костёр кажется зажжённым от её сердца. Трагическая любовь Дидоны и Энея навсегда осталась самой человеческой во всей античной поэзии.

IV. Список использованной литературы

Источники:

1. Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского - М.: Наука, 2000. - («Литературные памятники»)

2. Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Пер. Н. А. Чистяковой - М.: Ладомир; Наука, 2001. - («Литературные памятники»)

3. Публий Вергилий Марон. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. С. Ошерова - М.: Художественная литература, 1971 - («Библиотека всемирной литературы»)

Научные тексты:

1. Курс лекций «The Great Courses: Aeneid of Virgil». Taught By Professor Elizabeth Vandiver, Ph.D., The University of Texas at Austin, Whitman College. Lecture 6. «Unhappy Dido»

2. Аверинцев С. С. Две тысячи лет с Вергилием / Аверинцев С. С. Поэты - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996

3. Альбрехт Михаэль Фон. История римской литературы / Пер. А. И. Любжина - М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2004

4. Боннар А. Греческая цивилизация - М.: Искусство, 1994

5. Войнович П. В. Бессонница. Гомер. Тугие паруса - М.: Современная экономика и право, 2008

6. Гаспаров М. Л. Вергилий, или Поэт будущего / Гаспаров М. Л. Об античной поэзии - СПб.: Азбука, 2000

7. Ошеров С. А. История, судьба и человек в «Энеиде» Вергилия / Античность и современность - М.: Наука, 1972

8. Покровский М. М. История римской литературы - М. - Л.: Издательство академии наук СССР, 1942

9. Старостина Н. Примечания к изданию. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида - М.: Художественная литература, 1971 - («Библиотека всемирной литературы»)

10. Тахо-Годи А. А. Стилистический смысл хтонической мифологии в "Аргонавтике" Аполлония Родосского / Тахо-Годи А. А., Лосев А. Ф. Греческая культура в мифах, символах и терминах - СПб.: Алетейя, 1999

11. Топоров В. Н. Эней - человек судьбы. Часть I - М.: Радикс, 1993

12. Чистякова Н. А. Аполлоний Родосский и эллинистический эпос / Эллинистическая поэзия - Л.: Издательство ленинградского университета, 1988

13. Шервинский С. В. Вергилий и его произведения. / В.: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида - М.: Художественная литература, 1971 - («Библиотека всемирной литературы»)

Словари:

1. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. Токарев С. А. - М.: Сов. энциклопедия, 1992. - Т. 1, 2

2. Современный словарь-справочник: Античный мир / Cост. Умнов М. И. - М., 2000.

3. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона - СПб., 1890-1907.

Размещено на Allbest.ru