Место действия повести "Собачье сердце" - Москва, время - 1924 год. Основа повествования - внутренний монолог Шарика, вечно голодного, горемычного уличного пса. Он очень неглуп, по-своему оценивает жизнь улицы, быт, нравы, характеры Москвы времён нэпа.

Представителями "старой" Москвы, то есть дворян, в повести являются Преображенский, повар графов Толстых Влас, Дарья Петровна, Зина, доктор Борменталь, сахарозаводчик Базаров, буржуй Саблин. Им противостоят образы Швондера и его команды, состоящей из Вяземской, Пеструхина и Жаровкина, Шарикова, пролетарского повара.

В повести "Собачье сердце" особое место занимает тема еды. С ней и начинаются размышления Шарика.

Собственно, пса Шариком сперва окрестила прохожая барышня, во второй раз так его назвал профессор Преображенский. В этом явном несоответствии клички и облика собаки просматривается ирония автора. В самом деле, какой же он Шарик? Ведь "Шарик - это круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он - лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес".

Шарик любит вкусно поесть. Живя на улице, он месяцами голодает; к нему плохо относятся: один раз его даже ошпарили кипятком. Виновник происшествия - некий повар столовой нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства, которого пес называет "Негодяй в грязном колпаке", "Вор с медной головой", "Какая гадина, а еще пролетарий!" Вместе с тем Шарик вспоминает прежнего барского повара графов Толстых, Власа, который давал собакам кость, а на ней с осьмушку мяса. Шарик благодарен ему за то, что он спас жизни многим собакам: "Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых…"

Сатира автора выражается и в названиях учреждений: Шарик также сетует на столовую нормального питания. Она так и называется - НОРМАЛЬНОГО ПИТАНИЯ. По названию становится ясно, что там плохо кормят, подают некачественную пищу: "… из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего не знают", "Это солонина, это солонина! И когда же все это кончится?" Можно найти названия тех предприятий, где продавалась и покупалась пища в дореволюционное время: "Охотный ряд", "Славянский базар".

"Этот ест обильно и не ворует. Этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт…" - такого Шарик мнения о Преображенском в первые минуты встречи с ним. Кажется, что он внутренне симпатизирует профессору, а после того, как тот дает ему кусок колбасы, Шарик начинает считать Преображенского отличным человеком, с широкой душой, благодетелем бродячих собак.

Он учится читать по различным названиям магазинов, предприятий, где продается еда: букву "М" он узнает на зелено-голубых вывесках с надписью " М. С.П.О. Мясная торговля", "А" выучил в "Главрыбе", а затем и букву "Б" оттуда же; дальше Шарик научился читать слова "Гастрономия", "Вина", а там, где пахнет сосисками и играют на гармонике - "Неприличными словами не выражаться и на чай не давать".

Жизнь дворянской интеллигенции показана нам образом жизни Преображенского, его роскошным домом, его привычками. Он ест раков, ростбиф, осетрину, индейку, телячьи отбивные, рубленую кобылу с чесноком и перцем. В течение недели, проведенной Шариком в доме Преображенского, он съедает столько же, сколько за полтора месяца голодной уличной жизни. Для него каждый день покупается груда обрезков за 18 коп. на Смоленском рынке, он ест за шестерых.

Преображенский придает еде большое значение. За обедом он произносит речь о том, как нужно есть: "Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. … Нужно не только знать, что съесть, но и когда и как. Если вы заботитесь о своем пищеварении, не говорите за обедом о большевизме и о медицине".

Есть - это не жрать, а получать эстетическое и гастрономическое удовольствие. Именно против культуры, традиции, а значит, целого ряда правил и запретов будет восставать Шариков за обедом во второй части повести.

Филипп Филиппович говорит скорее для себя. Он рассуждает вслух, резко высказываясь о вреде чтения газет, которые нарушают пищеварение. Чтобы доказать это, он провел тридцать наблюдений. Оказалось, что пациенты, не читающие газет, чувствуют себя хорошо, а те, которые читали "Правду", теряли в весе, у них появлялись пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетенное состояние духа.

Профессор может себе позволить быть гурманом, он обучает Борменталя искусству еды, чтобы она была не просто необходимостью, а удовольствием. Это уже и повод поговорить о советской водке. Борменталь замечает, что "новоблагословенная" очень приличная. Тридцать градусов”. Филипп Филиппович возражает: "Водка должна быть в сорок градусов, а не в тридцать”, потом он пророчески добавляет: "они туда что угодно могут плеснуть”.

Все эти саркастические замечания, казалось бы, по мелочам, на самом деле создают целостную картину жизни Москвы в двадцатые годы.

Обед у Преображенского роскошен, как и подобает быть обеду богатого человека, в столовой царит атмосфера чистоты, гармонии и утонченного вкуса: "На разрисованных райскими цветами тарелках с черной широкой каймою лежала тонкими ломтиками нарезанная семга, маринованные угри. На тяжелой доске - кусок сыру в слезах и в серебряной кадушке, обложенной снегом, - икра. Меж тарелками - несколько тоненьких рюмочек и три хрустальных графинчика с разноцветными водками. Все эти предметы помещались на маленьком мраморном столике, уютно присоседившемся у громадного резного дуба буфета, изрыгавшего пучки стеклянного и серебряного света. Посредине комнаты тяжелый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свернутые в виде папских тиар, и три темных бутылки".

Можно найти такие строки: "Набравшись сил после сытного обеда, гремел он (Преображенский), подобно древнему пророку, и голова его сверкала серебром". Опять же тут просматривается ирония автора: легко быть пророком на сытый желудок!

Кухня - святая святых, царство поварихи Дарьи Петровны, "главное отделение рая", как называет ее Шарик. В кухне есть облицованная кафелем плита, белые занавески, золотые кастрюли. Каждый день там все шумит, стреляет и бушует пламя. Шарик считает, что "Вся квартира не стоила и двух пядей Дарьиного царства".

Царица всего этого великолепия - Дарья Петровна. Весь ее облик свидетельствует тому жару, исходящему из кухни, благосостоянию, сытости, которой полна атмосфера дома: " В багровых столбах горело вечной огненной мукой и неутоленной страстью лицо Дарьи Петровны. Оно лоснилось и отливало жиром. В модной прическе на уши и с корзинкой светлых волос на затылке - светились двадцать два поддельных бриллианта".

В описании кухни использованы такие средства художественной выразительности, как метафоры (метафоры второго вида), в которых использованы глаголы: "стреляло и бушевало пламя", "духовой шкаф потрескивал", "кухня громыхала запахами, клокотала и шипела"; эпитеты: "духовой шкаф", "золотые кастрюли".

Становится интересно, каков же в этом "раю" процесс приготовления пищи? Он описан таким образом: "Острым и узким ножом она отрубала беспомощным рябчикам головы и лапки, затем, как яростный палач, с костей сдирала мякоть, из кур вырывала внутренности, что-то вертела в мясорубке. Из миски с молоком Дарья Петровна вытаскивала куски размокшей булки, смешивала их на доске с мясной кашицею, заливала все это сливками, посыпала солью и на доске лепила котлеты. В плите гудело, как на пожаре, а на сковороде ворчало, пузырилось и прыгало. Заслонка с громом отпрыгивала, обнаруживала страшный ад. Клокотало, лилось…"

Тут использованы метафоры, опять же с употреблением глаголов: "заслонка отпрыгивала, обнаруживала ад"; эпитеты: "острый и узкий нож", "беспомощные рябчики", "яростный палач", "страшный ад"; сравнения: "как яростный палач, с костей сдирала мякоть", "в плите гудело, как на пожаре".

Основной прием автора в повести - это антитеза. Например, присутствует мотив сытости и противоположный тому мотив голода: уличная собака, Шарик, недоедает, а порой и вообще не ест, а поселившись в доме Преображенского, он употребляет ту же еду, что и представители высшей интеллигенции: ростбиф, на завтрак - овсянку.

Проблема "нового человека” и устройства "нового общества” была одной из центральных проблем литературы 20-х годов.

Размышления собаки об еде являются одним средств выражения авторской позиции, его отношения к пролетариату: например, Шарика ошпарил кипятком повар - пролетарий, которого пес пренебрежительно-презрительно называет "колпаком", "вором с медной головой", а повар графов Толстых, Влас, наоборот, был щедр по отношению к бездомным собакам, давал им кость, многим спас жизни; показаны различия между жизнью "старой" и жизнью "новой" Москвы - это роскошная квартира Преображенского и уличная жизнь Шарика, Швондер и его команда.

Таким образом, центральной проблемой повести "Собачье сердце” становится изображение состояния культуры, быта и нравов человека и мира в сложную переходную эпоху, эпоху всеобщей разрухи.

Преображенский видит Москву глазами потомственного интеллигента. Его возмущает, что с лестниц пришлось убрать ковры, потому что по этим лестницам начали ходить люди в грязных калошах. Но самое главное - он не понимает, почему все в Москве говорят о разрухе, а при этом лишь поют революционные песни да смотрят, как бы сделать плохо тому, кто живет лучше. Ему не нравятся бескультурье, грязь, разруха, агрессивное хамство, самодовольство новых хозяев жизни. А профессора как раз больше всего тревожит крушение культуры, проявляющееся в быту (история Калабуховского дома), в труде и ведущее к разрухе. Разруха - в головах, что, когда каждый займется своим делом, "разруха исчезнет сама собой".

"Это - мираж, дым, фикция" - так оценивает профессор новую Москву. В связи с профессором в повести начинает звучать одна из ведущих, сквозных тем творчества Булгакова - тема Дома как средоточии человеческой жизни. Большевики уничтожили Дом как основу семьи, как основу общества, повсюду идёт яростная борьба за жилплощадь, за квадратные метры. Может быть, поэтому в булгаковских повестях и пьесах устойчивая сатирическая фигура - председатель домкома? Он, преддомкома, - истинный центр малого мира, средоточие власти и прошлого, хищного быта. Таким уверенным в своей вседозволенности администратором является в повести "Собачье сердце" Швондер, человек в кожаной тужурке, чёрный человек.

Словарик названий рецептов блюд, встречающихся в повести