Символы в драматургии А.П. Чехова

В пьесе «Три сестры» центральное место занимает звук набата во время пожара. Как мы уже говорили выше, огонь выявил разные потаенные черты характера героев. Любопытно, что все их покаяния и раскаяния сопровождаются набатом. Набат, как звуковой маркер пожара, создает атмосферу тревоги, напоминая о бушующей за пределами дома стихии, подталкивает человека к раздумьям не о сиюминутном, а о вечном. Внешний мир начинает восприниматься как тревожный, таящий в себе угрозу разрушения хрупкого пространства дома. Звук набата - это символ пожара, шире - катастрофы, которая приходит из внешнего пространства и внезапно уничтожает мир, созданный человеком.

Т.Г. Ивлева отмечает, что «семантическая значимость звуковой ремарки в последней комедии Чехова становится, пожалуй, наиболее высокой» Там же. - С. 38.. Драма А.П. Чехова наполнена звуками. Свирель, гитара, еврейский оркестр, стук топора, звук лопнувшей струны - звуковые эффекты сопровождают едва ли не каждое значительное событие или образ персонажа, становясь символическим отзвуком в читательской памяти.

Тревогу действующих лиц вызывает неожиданный звук - «точно с неба, звук лопнувшей струны» [634]. Каждый из героев по-своему пытается определить его источник. Лопахин, мысль которого занята одними делами, считает, что это далеко в шахтах сорвалась бадья. Гаев думает, что это крик цапли, Трофимов - филина. Авторский расчет ясен: не важно, что это был за звук, важно, что Раневской стало неприятно, а Фирсу он напомнил времена перед «несчастьем», когда тоже сова кричала, и самовар кричал бесперечь» [634]. Для южнорусского колорита местности, в которой происходит действие «Вишневого сада», эпизод с сорвавшей бадьей вполне уместен. И Чехов ввел его, но лишил бытовой определенности.

И печальный характер звука, и неопределенность его происхождения - все это создает вокруг него какую-то таинственность, которая переводит конкретное явление в ранг символических образов.

Но странный звук появляется в пьесе не один раз. Второй раз «звук лопнувшей струны» упоминается в заключительной ремарке к пьесе. Две сильных позиции, отведенных этому образу: центр и финал - говорят об особом его значении для понимания произведения. Кроме того, повторение образа превращает его в лейтмотив - соответственно смыслу термина: лейтмотив (повторяемый образ, «служащий ключевым для раскрытия замысла писателя» Словарь литературоведческих терминов. - М.; 1974. - С. 172.).

Повторение звука в конце пьесы в тех же выражениях освобождает его даже от предположительной бытовой трактовки. В первый раз ремарка корректирует версии персонажей, но пока еще и сама предстает лишь версией. Во второй раз, в финале, в ремарке об «отдаленном звуке» устраняются все земные мотивировки: ни о какой упавшей «бадье» или крике птицы здесь не может быть даже предположения. «Авторский голос в этом случае не уточняет, а отменяет все иные позиции, кроме собственной, окончательной: звук как будто приходит из неземных сфер и туда же уходит» Головачева, А.Г. «Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть…»: Образ-символ в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» / А.Г. Головачева. // Уроки литературы. - 2007. - №10. - С. 3..

Лопнувшая струна получает в пьесе неоднозначное значение, которое нельзя свести до ясности какого-либо абстрактного понятия или зафиксировать в одном, точно определенном слове. Дурная примета предзнаменует печальный конец, который действующие лица - вопреки своим намерениям - не могут предотвратить. Чехов показывает то, насколько мало возможностей для действия остается у человека в исторической ситуации, когда внешние определяющие силы настолько сокрушительны, что внутренние побуждения вряд ли могут быть приняты во внимание.

Меняющееся значение звука лопнувшей струны в «Вишневом саде», способность его обходиться без бытовой мотивировки разводят его с реальным звуком, который мог слышать Чехов. Многообразие смыслов и превращает звук в пьесе в символ.

В самом конце пьесы звук лопнувшей струны заслоняет звук топора, символизирующий гибель дворянских усадеб, гибель старой России. На смену России старой приходила Россия действующая, динамичная.

Рядом с реальными ударами топора по вишневым деревьям символический звук «точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный» венчает собой конец жизни в имении и конец целой полосы русской жизни. И предвестие беды, и оценка исторического момента слились воедино в «Вишневом саде» - в отдаленном звуке лопнувшей струны и стуке топора.

Звук играет важную роль в драматургии Чехова. С его помощью раскрываются те грани сценического действия, которые не могут быть переданы словесно. Ощущение тревоги передается с помощью крика совы («Иванов») и воя ветра в трубах («Чайка»). Звуки музыки в пьесах, как правило, служат воплощением одиночества героев, их тоски и потерянности, становятся символом несбывшихся надежд. В пласт вечности переводит обыденные проблемы звук набата в «Трех сестрах». А воплощению надвигающейся беды и неотвратимости гибели служат сразу два звука из последней комедии Чехова: звук лопнувшей струны и стук топора.

5.2 Символика цвета в пьесах Чехова

К цветовым обозначениям как неким символам в художественном пространстве драмы Чехов прибегает уже в пьесе «Чайка». Здесь прослеживается противопоставление двух цветов: черного и белого.

При этом белый цвет в драме неизменно связан с образом Нины Заречной. Она и в образе Мировой Души в первом действии - «вся в белом» [435]. О «белой чайке» вспоминает Тригорин в третьем действии комедии:

«Тригорин. Я буду вспоминать. Я буду вспоминать вас, какою вы были в тот ясный день - помните? - неделю назад, когда вы были в светлом платье… Мы разговаривали… еще тогда на скамье лежала белая чайка.

Нина (задумчиво). Да, чайка…» [455-456].

Так, именно на уровне цветообозначения здесь происходит объединение двух этих образов: Нина - чайка.

Черным цветовым пятно в пьесе становится Маша:

«Медведенко. Отчего вы всегда ходите в черном?

Маша. Это траур по моей жизни. Я несчастна» [427].

В этих двух образах Чехов воплощает свою веру в будущее. Нина живет будущим. Она никогда не теряет веру в себя, в людей. Эта вера помогает ей преодолевать все трудности: «Завтра меня уже не будет здесь, я ухожу от отца, покидаю все, начинаю новую жизнь…» [464]; «Когда я стану большою актрисой, приезжайте взглянуть на меня» [479].

У Маши нет никаких надежд, она устала от жизни:

«Маша. А у меня такое чувство, как будто я родилась уже давно-давно; жизнь свою я тащу волоком, как бесконечный шлейф… И часто не бывает никакой охоты жить» [443].

Именно противопоставление этих двух подходов к жизни и жизнестроительству лежит в основе антитезы цветов: белого и черного.

Ведущую роль символика цвета начинает играть в «Трех сестрах». Драма Чехова отделена от предшествующих ей пьес, появившихся почти одновременно, довольно значительным промежутком времени (комедия «Чайка» была напечатана в 1896 году, «Дядя Ваня» - в 1897, «Три сестры» - в 1901). Вероятно, именно это обстоятельство объясняет столь значительные изменения, которые произошли в художественной системе драматургии Чехова, в том числе и на уровне авторского слова. Символизация же цвета подготовлена в ремарке, открывающей драму, не только троекратным повтором именно цветовой детали костюма персонажей, но и фольклорно-поэтическим контекстом, который подключает к пьесе ее заглавие - «Три сестры».

Цветообозначение проявляет себя в этой пьесе главным образом как цветовая деталь его портрета. Т.Г. Ивлева отмечает очевидную закономерность чеховской драмы: «именно авторское слово, а не слово персонажа, фиксирует ее цветовую картину» Ивлева, Т.Г. Автор в драматургии А.П. Чехова. - С. 101..

Традиционно в пьесе «Три сестры» рассматривается характеризующая функция цвета как признак бытовой безвкусицы. Например, цветовую гамму одежды Наташи предвосхищает и одновременно негативно оценивает реплика Маши:

«Маша. Ах, как она одевается! Не то чтобы некрасиво, не модно, а просто жалко. Какая-то странная, яркая, желтоватая юбка с этакой пошленькой бахромой и красная кофточка» [542].

Чуть позже Ольга скажет о невозможности сочетания зеленого и розового в одежде Наташи:

«Ольга. На вас зеленый пояс! Милая, это не хорошо! <…> просто не идет… и как-то странно…» [550].

А.Г. Шалюгин обращает внимание на фразу «как-то странно». Странность в костюме Наташи он замечает в следующем: «Знакомство с этикетом, а дамский костюм девятнадцатого столетия даже на его излете был чрезвычайно этикетен, показывает, что незамужние девицы могли надевать платья только голубого и розового цвета, а зеленый поясок могла надевать разве замужняя женщина, ибо он символизирует... добродетельность, супружескую верность!» Шалюгин, А.Г. «Угрюмый мост», или быт и бытие дома Прозоровых. - С. 177..

Такое несоответствие требованиям этикета подчеркивают не только мещанство Натальи, но и символизируют ее чужеродность в обществе сестер, враждебность их миру.

По мнению Т.Г. Ивлевой, «“цветовая ситуация” пьесы выглядит несколько сложнее и, как и все элементы художественной системы Чехова, лишается однозначной интерпретации. Важным для автора здесь, вероятно, является и само несоответствие цветов друг другу, различные принципы создания цветообозначений, которые маркируют принадлежность трех сестер и Наташи различным уровням бытия» Ивлева, Т.Г. Автор в драматургии А.П. Чехова. - С. 101..

Три сестры - это, с одной стороны, три героини с конкретными, индивидуальными судьбами, более или менее ясно очерченными характерами, но в то же время и некие условные, символические фигуры, соотносимые с мифологическими триадами. С первой же ремарки писатель фиксирует конкретные детали, сиюминутные позы и жесты героинь, а с другой стороны, ставит их в условный символический контекст. Это передано, например, через цвета одежды:

«Ольга в синем форменном учительницы женской гимназии, все время поправляет ученические тетрадки, стоя и на ходу; Маша в черном платье, со шляпкой на коленях сидит и читает книжку, Ирина в белом платье стоит, задумавшись» [534], - в этой ремарке, открывающей драму, подготовлена символизация цвета. Мы видим, что «оппозиция черное - белое уравновешивается синим цветом» Одесская М.М. Мотивы, образы, интертекст. «Три сестры»: символико-мифологический подтекст. - С. 154..

Антитеза черный - белый всегда, и даже вне конкретной культурно-исторической наполненности, маркирует два полюса практически любой идеологии: верхнее - нижнее; хорошее - дурное; божественное - дьявольское, полнота бытия - хаос Белый, А. Символизм как миропонимание. - С. 201-210. и т.д.

Семантика же синего цвета в мифологической и особенно фольклорной традиции, с одной стороны, связана с разбушевавшейся, неподвластной человеку и непостижимой его разумом стихией мироздания (синее море). С другой стороны, синий цвет в этой традиции можно рассматривать и как промежуточный цвет между черным и белым; скажем, считать его ступенью в движении человека от черного - к белому или - наоборот. И в таком случае, цветовая триада, подключаясь к заглавию, выводит изображаемую в пьесе ситуацию на уровень если не вечной, то, по крайней мере, обобщающей модели. Специфика символа, по мнению Т.Г. Ивлевой, как раз и связана с тем, что «“план его содержания” всегда разомкнут в бесконечность» Ивлева, Т.Г. Автор в драматургии А.П. Чехова. - С. 104..

Из всего многообразия цветов, заявленных в драме «Три сестры», в следующей пьесе «Вишневый сад» Чехов использует только один, по-разному применяя его на всем протяжении первого действия.

«Гаев (отворяет другое окно). Сад весь белый» [620].

При этом сад в пьесе еще только назван, показан лишь за окнами, как намечена, но не конкретизирована потенциальная возможность его гибели. Белый цвет - предощущение визуального образа. О нем неоднократно говорят герои произведения:

«Любовь Андреевна. Весь, весь белый! О сад мой! <…> Направо, на повороте к беседке, белое деревцо склонилось, похоже на женщину... <…> Какой изумительный сад! Белые массы цветов» [620].

При том, что сам сад практически скрыт от нас, его белый цвет проявляется на протяжении всего первого действия в виде цветовых пятен - деталей костюмов персонажей, которые с ним непосредственно связаны и судьба которых полностью зависит от судьбы сада: «Лопахин. Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белой жилетке» [608]; «Входит Фирс; он в пиджаке и белом жилете» [613]; «Фирс <…> надевает белые перчатки» [614]; «Шарлотта Ивановна в белом платье, очень худая, стянутая, с лорнеткой на поясе проходит через сцену» [618].

Т.Г. Ивлева, ссылаясь на письма писателя К.С. Станиславскому, приходит к выводу, что «Эту особенность сценической реализации образа сада - цветовой игры - предполагал, вероятно, и сам Чехов» Там же. - С. 13.. Через цветовые пятна показано единение героев с садом и зависимость от него.

В своих пьесах Чехов преимущественно пользуется двумя цветами: черный и белый. С их помощью он не только раскрывает разные грани восприятия жизни (как Нина и Маша в «Чайке»). Введение в эту художественную систему других цветов (с которыми ассоциируется образ Наташи из «Трех сестер») становится инородным в устоявшейся традиции. Через цветовую символику Чехов показывает зависимость судьбы героев от судьбы вишневого сада.

Таким образом, в своих пьесах Чехов создает особый мир, наполненный звуками, которые создают общее настроение, атмосферу какой-либо отдельной сцены или действия в целом. За редким исключение (звуки свирели в пьесе «Вишневый сад»), эти символы несут в себе негативную окраску. В цветовой палитре Чехова преобладают белый и черный цвет, противопоставленные друг другу. Эта антитеза смягчается синим цветом драме «Три сестры». Введение же других красочных пятен в произведение способствует проявлению дисгармонии в мире персонажей.

Заключение

Чехов - один из самых любимых и читаемых классиков русской литературы. Писатель, который наиболее других соответствовал динамичности своего времени. Явление Чехова-классика было неожиданным и каким-то, на первый взгляд, необычным, все в нем противоречило накопленному опыту русской литературы.

Драматургия Чехова формировалась в обстановке безвременья, когда вместе с наступившей реакцией и крушением революционного народничества интеллигенция оказалась в состоянии бездорожья. Общественные интересы этой среды не поднимались выше задач частичного улучшения жизни и нравственного самоусовершенствования. В этот период общественного застоя наиболее ярко проявлялась никчемность и беспросветность существования.

Чехов открыл этот конфликт в жизни людей известной ему среды. Стремясь к наиболее верному выражению этого конфликта, писатель создает новые формы драматургии. Он показывает, что не события, не исключительно сложившиеся обстоятельства, а обычное повседневное бытовое состояние человека внутренне конфликтно.

Зачастую, в пьесах Чехова нет событий, в его драмах главенствует так называемое «подводное течение». Большую роль при этом играют образы-символы.

Структурообразующими в драматических произведениях Чехова становятся символы природы, такие как птицы, сад, озеро. Заявленная в «Иванове» тема развивается в последующем творчестве драматурга, углубляя и расширяя свое семантическое поле. Именно вокруг сложного образа Чайки строятся события одноименной пьесы, а в «Трех сестрах» символ птицы проходит через все произведение, затрагивая самые разные сферы жизни героев. В тоже время природная символика вносит мотив предопределенности жизни.

Другим символом природы, вокруг которого стоится произведение, становится многогранный образ сада в пьесе «Вишневый сад», вбирающий в себя как судьбу России, так и судьбы всех героев произведения. Этот образ подготавливался предшествующими драмами Чехова, в том числе и пьесой «Три сестры», где также вырубание аллеи становится для героев символом отрыва от корней, разрыва с прошлым. Мы видим усложнение символики от одной пьесы к другой. Образ сада неизменно связан с прошлым героев, но если в «Трех сестрах» это личная драма Прозоровых, то в «Вишневом саде» этот символ выводится на общечеловеческий уровень, на уровень вечности и неразрывной связи судьбы одной семьи с судьбой России.

Неизменно с образом смерти и гибели в драматургии Чехова ассоциируется другой символ природы - образы озера и реки. Если в пьесе «Иванов» только намечено восприятие реки как несущей смерть, то в последующих пьесах он раскрывается в полную силу. В комедии «Чайка» образ озера еще не несет в себе этой возможности гибели - оно показано как обитель гармонии, пусть и призрачной. В последующих драматических произведениях река становится место гибели героев, воплощая тем самым мотив трагичности.

Совершенно особую группу символов в драматургии Чехова составляют вещественная символика. Незначительные детали в художественном мире Чехова, неоднократно повторяясь, приобретают характер вещественных символов. Соединяясь с другими образами в произведении, они выходят за рамки конкретной пьесы и возвышаются до общечеловеческого уровня.

Главная особенность образов, связанных с образом дома, заключается в том, что их традиционное символическое значение реализуется в пьесах Чехова с противоположным значением утраты связи между людьми, разобщением и разъединением. Так для героев «Дяди Вани» и «Трех сестер» самовар не связан с домашним очагом и единением семьи. Не собираются действующие лица пьес за одним столом, хотя этот предмет мебели присутствует во всех драматических произведениях Чехова, хотя он и воплощает идею главного места в доме. Утрата духовных связей с семьей и домом воплощается писателем в образе-символе ключей, которые оказываются или не нужными, или теряются. Эволюция образа заключается в осознанности этого действия. Если Андрей Прозоров в «Трех сестрах» ищет потерянный ключи, то Варя в «Вишневом саде» сама бросает их на пол, узнав о продаже имения.

Вещественные символы не связанные с образом дома, прежде всего, подчеркивают особенности характера того или иного персонажа. Примечательно, что от пьесе к пьесе идет усложнение этих символов. Значительно расширяется и круг используемых деталей. Тем не менее, мы можем выделить ряд символов, характерных для всех пьес Чехова. Это книги как символ ухода героев от действительности; часы как символ хода времени, неизменно связывающий прошлое, настоящее и будущее, определяющее место того или иного персонажа в этой системе времени; огонь как символ разрушения, обнажающий лучшие и худшие качества героев.

Географические символы в драматургии Чехова малочисленны. Они не связаны с реальным местом проживание героев, и тем самым расширяют географическое пространство пьес. Образ Африки в пьесе «Дядя Ваня» и образ Москвы в драме «Три сестры» становятся символов мечты героев о другой жизни, которые так и останутся нереализованными.

Звуковые и цветовые символы в драмах Чехова создают атмосферу пьесы, расставляют акценты с учетом видения героев автором. Звуки в драматургии реализуют две основные функции: становясь символами надвигающейся, беды, они усиливают тревогу и беспокойство героев; в тоже время музыка служит выражением тоски и одиночества персонажей. Ряд звуков, сопровождающих действие (таких как набат, звук лопнувшей струны и стук топора), позволяют возвысить проблемы обыденности до уровня вечности. Цветообозначение в пьесах строится на антитезе белого и черного как воплощения разных полюсов бытия. Развитие звуковых и цветовых символов происходит в драматургии Чехова постепенно, полностью раскрываясь в двух последних пьесах.

Так происходит обогащение сюжета у Чехова: на место голой событийности - принцип ожидания действия; пьеса скрепляется изнутри центральным образом-символом («Чайка», «Вишневый сад»), скрытыми мотивами («Три сестры»).

Таким образом, мы видим усложнение символики на протяжении всего творческого пути Чехова. Образы, заявленные в его ранних пьесах, развиваются в последующих произведениях, подключая новые смыслы и вбирая в себя все многообразие отношений между людьми.

Список использованной литературы

1. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахтин. - М.: Искусство, 1979 с. - 424 с.

2. Белый, А. Символизм как миропонимание [Текст] / А.Белый. - М.: Республика, 1994. - 528 с.

3. Бердников, Г.П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии Чехова [Текст] / Г.П. Бердников. - Л.-М.: Искусство, 1957. - 246 с.

4. Вахтел, Э. Пародийность «Чайки»: символы и ожидания [Текст] / Э. Вахтел. // Вестник Московского государственного университета; Серия 9: Филология. - 2002. - №1. - С. 72-90.

5. Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины: учебное пособие [Текст] / Л.В. Чернец, В.Е. Хализев: под ред. Л.В. Чернец. - М.: Высшая школа; издательский центр «Академия», 2004. - 680 с.

6. Волчкевич, М. Как изучать Чехова? Чеховедение в вопросах, восклицаниях, союзах и предлогах… [Текст] / М. Волчкевич. // Молодые исследователи Чехова. 4: Материалы международной научной конференции (Москва, 14-18 мая 2001 г.). - М.: Изд-во МГУ, 2001. - С.4-12.

7. Выготский, Л.С. Психология искусства [Текст] / Л.С. Выготский. - М.: Искусство, 1968. - 576 с.

8. Генри, П. Чехов и Андрей Белый (эмблиматика, символы, языковое новаторство) [Текст] / П. Генри. // Чеховиана. Чехов и «серебряный сек». - М.: Наука, 1996. - С. 80-90.

9. Гегель, Г.В.Ф. Эстетика: в 4 т. Т. 2. [Текст] / Г.В.Ф. Гегель. - М.: Искусство, 1969. - 493 с.

10. Головачева, А.Г. «Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть…»: Образ-символ в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» [Текст] / А.Г. Головачева. // Уроки литературы. - 2007. - №10. - С. 1-5.

11. Грачева, И.В. Чехов и художественные искания его эпохи [Текст] / И.В. Грачева. - Рязань: Рязанский гос.пед.ин-т им. С.А.Есенина, 1991. - 88 с.

12. Грачева, И.В. Человек и природа в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» [Текст] / И.В. Грачева. // Литература в школе. - 2005. - №10. - С. 18-21.

13. Гульченко, В. Сколько чаек в Чеховской «Чайке» [Текст] / В. Гульченко. // Нева. - 2009. - №12. - С. 175-185.

14. Гусарова, К. «Вишневый сад» - образы, символы, персонажи… [Текст] / К. Гусарова. // Литература. - 2002. - №12. - С. 4-5.

15. Добин, Е.С. Сюжет и действительность. Искусство детали [Текст] / Е.С. Добин. - Л.: Советский писатель, 1981. - 432 с.

16. Жирмунский, В.М. Поэтика русской поэзии [Текст] / В.М. Жирмунский. - СПб.: Азбука-классика. - 2001. - 486 с.

17. Ивлева, Т.Г. Автор в драматургии А.П. Чехова [Текст] / Т.Г. Ивлева. - Тверь: Твер.гос.ун-т, 2001. - 131 с.

18. Иезуитова, Л.А. Комедия А.П. Чехова «Чайка» как тип новой драмы [Текст] / Л.А. Иезуитова. // Анализ драматического произведения. - Л.: Издательство ленинградского университета, 1988. - С. 323-347.

19. Камянов, В.И. Время против безвременья: Чехов и современность [Текст] / В.И. Камянов. - М.: Советский писатель, 1989. - 384 с.

20. Катаев, В.Б. Спор о Чехове: конец или начало? [Текст] / В.Б. Катаев. // Чеховиана: Мелиховские труды и дни. - М.: Наука, 1995. - С. 3-9.

21. Катаев, В.Б. Сложность простоты: Рассказы и пьесы Чехова [Текст] / В.Б. Катаев. - 2-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. - 108 с.

22. Кассирер, Э. Опыт о человеке: Введение в философию человеческой культуры. Что такое человек? [Текст] / Э. Кассирер // Проблема человека в западной философии: Сб. переводов с англ., нем., франц. [Текст] / Сост. и посл. П.С. Гуревича. М.: Прогресс, 1988. - С. 3 - 30.

23. Кошелев, В.А. Мифология «сада» в последней комедии Чехова [Текст] / В.А. Кошелев. // Русская литература. - 2005. - №1. - С. 40-52.

24. Кулешов, В.И. Жизнь и творчество А.П. Чехова: Очерк [Текст] / В.И. Кулешов. - М.: Детская литература, 1982. - 175 с.

25. Литературная энциклопедия терминов и понятий [Текст] / под ред. А.Н. Николюкина. - М.: НПК «Интелвак», 2003. - 1600 ст.

26. Литературный энциклопедический словарь [Текст] / под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

27. Лосев, А.Ф. Словарь античной философии: избранные статьи [Текст] / А.Ф. Лосев. - М.: Мир идей, 1995. - 232 с.

28. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство [Текст] / А.Ф. Лосев. - 2-е изд., испр. - М.: Искусство, 1995. - 320 с.

29. Лотман, Ю.М. Избранные статьи. В 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры [Текст] / Ю.М. Лотман. - Таллинн: Александра, 1992. - 480 с.

30. Мамардашвили, М.К. Символ и сознание. Метафизические размышления о сознании, символике и языке. [Текст] / М.К. Мамардашвили, А.М Пятигорский. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - 224с.

31. Минералова, И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма [Текст] / И.Г. Минералова. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 272 с.

32. Минкин, А. Нежная душа [Текст] / А. Минкин. // Русское искусство. - 2006. - №2. - С. 147-153.

33. Мирский, Д.П. Чехов [Текст] / Д.П. Мирский. // Мирский Д.П. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года [Текст] / Пер. с англ. Р. Зерновой. - Лондон: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. - С. 551-570.

34. Мифы народов мира: В 2 т. - Т. 1: А-К [Текст] / Гл. ред. С.А. Токарев. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - 671 с.

35. Ничипоров, И. А.П. Чехов в оценке русских символистов [Текст] / И. Ничипоров. // Молодые исследователи Чехова. 4: Материалы международной научной конференции (Москва, 14-18 мая 2001 г.). - М.: Изд-во МГУ, 2001.С.40-54.

36. Одесская, М.М. Мотивы, образы, интертекст. «Три сестры»: символико-мифологический подтекст [Текст] / М.М. Одесская. // Чеховиана: «Три сестры» - 100 лет. - М.: Наука, 2002. - С. 150-158.

37. Паперный, З.С. «Вопреки всем правилам…»: пьесы и водевили Чехова [Текст] / З.С. Паперный. - М.: Искусство, 1982. - 285 с.

38. Паперный, З.С. «Чайка» А.П. Чехова [Текст] / З.С. Паперный. - М.: Художественная литература, 1980. - 160 с.

39. Паперный, З.С. А.П. Чехов: очерк творчества [Текст] / З.С. Паперный. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960. - 304 с.

40. Подольская, О. «Три сестры». Ключевые темы, образы и мотивы в пьесе А.П. Чехова [Текст] / О. Подольская. // Литература. - 2003. - №16. - С. 9-12.

41. Полоцкая, Э.А. А.П. Чехов: движение художественной мысли [Текст] / Э.А. Полоцкая. - М.: Советский писатель, 1979. - 340 с.

42. Путешествие к Чехову: Повести. Рассказы. Пьесы [Текст] / Вступ. статья, сост. В.Б. Коробова. - М.: Школа-пресс. 1996. - 672 с.

43. Ревякин, А.И. «Вишневый сад» А.П. Чехова: пособие для учителей [Текст] / А.И. Ревякин. - М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1960. - 256 с.

44. Роскин, А.И. А.П. Чехов [Текст] / А.И. Роскин. - М.: Художественная литература, 1959. - 432 с.

45. Свасьян, К.А. Проблема символа в современной философии: Критика и анализ [Текст] / К.А. Свасьян. - Ереван: Издательство АН АрмССР, 1980. - 226 с.

46. Семанова, М.Л. «Вишневый сад» А.П. Чехова [Текст] / М.Л. Семанова. - Л.: Общество по распространению политических и научных знаний РСФСР, 1958. - 46 с.

47. Семанова, М.Л. Чехов-художник [Текст] / М.Л. Семанова. - М.: Просвещение, 1976. - 196 с.

48. Сендерович, С. «Вишневый сад» - последняя шутка Чехова [Текст] / С. Сендерович. // Вопросы литературы. - 2007. - №1. - С. 290-317.

49. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ. [Текст]/ Э. Сепир. - М.: Прогресс, 1993. - 656 с.

50. Скафтымов, А.П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках [Текст] / А.П. Скафтымов. - М.: Художественная литература, 1972. - 544 с.

51. Словарь литературоведческих терминов [Текст] / ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. - М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

52. Созина, Е.К. Теория символа и практика художественного анализа [Текст]: Учебное пособие по спецкурсу. - Екатеринбург: Издательство Уральского ун-та, 1998. - 128 с.

53. Сухих, И.Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова [Текст] / И.Н. Сухих. - Л.: Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1987. -- 180, с.

54. Тамарченко, Н.Д. Теоретическая поэтика: Введение в курс [Текст] / Н.Д. Тамарченко. - М.: РГГУ, 2006. - 212 с.

55. Тиме, Г.А. У истоков новой драматургии в России (1880-1890-е гг.) / Г.А. Тиме. - Л.: Наука, 1991. - 154 с.

56. Тодоров, Ц. Теории символа. Пер. с фр. Б. Нарумова [Текст] / Ц. Тодоров. - М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. - 408 с.

57. Турков А.М. Чехов и его время [Текст] / А.М. Турков. - М.: Geleos, 2003. -- 461 с.

58. Фадеева, И.Е. Художественный текст как феномен культуры. Введение в литературоведение [Текст]: учебное пособие / И.Е. Фадеева. - Сыктывкар: Изд-во Коми пед. ин-та, 2006. - 164 с.

59. Фесенко, Э.Я. Теория литературы [Текст]: учебное пособие для вузов / Э.Я. Фесенко. - М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2008. - 780 с.

60. Хайнади, З. Подтекст: «Три сестры» Чехова [Текст] / З. Хайнади. // Литература. - 2004. - №11. - С. 25-28.

61. Хайнади, З. Архетипический топос [Текст] / З. Хайнади. // Литература. - 2004. - №29. - С. 7-13.

62. Хализев, В.Е. Теория литературы [Текст]: Учебник для студентов вузов / В.Е. Хализев. - М.: Высшая школа, 2005. - 405 с.

63. Халфин, Ю. Тайна и гармония священная: О поэтике Чехова [Текст] / Ю. Халфин. // Литература. - 2009. - №3. - С. 30-32.

64. Чехов, А.П. Собрание сочинений в 12 т. Т. 9: Пьесы 1880-1904 [Текст] / А.П. Чехов. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960. - 712 с.

65. А. П. Чехов: (Проблемы жанра и стиля) [Текст]: Межвуз. сб. науч. тр. - Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1986. - 119 с.

66. А.П.Чехов: pro et contra: Творчество А.П.Чехова в рус. мысли конца XIX - нач. XX в.: Антология [Текст] / Сост., предисл., общ. ред. Сухих И.Н. - СПб.: РХГИ, 2002. - 1072 с.

67. Чеховиана: Статьи, публикации, эссе. [Текст] / Акад. наук СССР. Науч. совет по истории мировой культуры. Чехов. комис.; Отв. ред. В.Я. Лакшин. - М.: Наука, 1990. - 276 с.

68. Чеховиана: Чехов в культуре ХХ века. [Текст] / Рос. акад. наук. Науч. совет по истории мировой культуры. Чехов. комис.; Отв. ред. В.Я. Лакшин. - М.: Наука, 1993. - 286 с.

69. Чеховиана: Мелеховские труды и дни: Статьи, публикации, эссе. [Текст] / Рос. акад. наук. Науч. совет по истории мировой культуры. Чехов. комис.; Отв. ред. Е.И. Стрельцова. - М.: Наука, 1995. - 392 с.

70. Чеховиана: Чехов и «серебряный век». [Текст] / Рос. акад. наук. Науч. совет по истории мировой культуры. Чехов. комис.; Отв. ред. А.П. Чудаков. - М.: Наука, 1996. - 319 с.

71. Чеховские чтения в Ялте: Чехов и театр [Текст]. - М.: Книга, 1976. - 216 с.

72. Чудаков, А.П. Поэтика Чехова [Текст] / А.П. Чудаков. - М.: Наука, 1971. - 292 с.

73. Чудаков, А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение [Текст] / А.П. Чудаков. - М.: Советский писатель, 1986. - 354 с.

74. Шалюгин, А.Г. «Угрюмый мост», или быт и бытие дома Прозоровых [Текст] / А.Г. Шалюгин // Чеховиана: «Три сестры» - 100 лет. - М.: Наука, 2002. - С. 174-185.

75. Шейнина, Е.Я. Энциклопедия символов [Текст] / Е.Я. Шейнина. - М. АСТ, 2001. - 591 с.