Причины, обусловившие падение и гибель "династии Будденброков", были не понятны молодому романисту, он так пытливо вчитывался в семейную хронику ничем, по сути, не примечательного рода любекских оптовых торговцев пшеницей. Рожью и овсом. Ни одна из этих причин, отдельно взятая, не обладала столь уж очевидно разрушительной силой. Досадные убытки, почти неизбежные в большом торговом деле, уравновешивались немалыми прибылями. Но с некоторых пор капитал старинной фирмы "Иоганн Будденброк" хоть и не убывал, однако прирост его был ничтожен - в пугающем несоответствии со стремительно преумножавшимся богатством господ Хагенштремов и им подобных разбогатевших "выскочек". Беда - то есть возраставшее преобладание убытков над прибылями - складывалась постепенно из сотен малых просчетов и упущенных "счастливых возможностей" в часы хандры, телесной и душевной усталости.

Когда прадед и дед маленького Ганно - Иоганн Будденброк-старший и его сын, консул Иоганн Будденброк, - "вернулись домой к обеду злые и расстроенные". Фирма "Штрунк и Хагенштрем" перехватила выгодную поставку большой партии ржи в Голандию… "Ну и лиса же этот Хинрих Хагенштрем!. Пакосник, каких свет не видывал…" [1; 16]

Иоганн Будденброк так настаивал на мнимовыгодном браке своей дочери. И Тони смирилась: из дочернего пиетета вышла за нелюбимого человека, поступилась мечтой о "браке по любви" с сыном старого лоцмана, Мортеном Шварцкопфом, студентом-медиком, геттингенским вольнолюбцем, умным и довольно красивым малым. Но такой брак, по мнению ее семьи и всех ""правящих семейств" славного города, был бы недопустимым мезальянсом… "Это ненадолго, Тони! Время свое возьмет… Все забудется…" Так пытался ее утешить старший брат - Томас Будденброк. "Но я как раз и не хочу забыть! - в отчаянии крикнула Тони. - Забыть… Да разве это утешение?" [1; 16] Но вскоре обанкротился зять консула, господин Бендикс Грюнлих.

Она и не забыла, не забыла и после двух неудачных браков и скандальных разводов с пройдохой Грюнлихом и добродушным, ленивым обывателем Перманедером. Словечки и рассуждения Мортена сохранились в памяти ее бесхитростного сердца. Его "сидеть на камнях"; его резкие отзывы о ничтожестве немецкой прессы; его: "Сотовый мед вы можете кушать спокойно, фрейлейн Будденброк… Тут, по крайней мере, известно, что вводишь в организм…"; даже ученое его объяснение отека легких: "При этом заболевании легочные пузырьки наполняются такой водянистой жидкостью… Если болезнь принимает дурной оборот, человеку невозможно дышать, и он умирает…" - все это не позабылось, время от времени всплывало из бездонной глуби ее ранних впечатлений, стало в романе "лейтмотивом", неразрывно связанным с образом Тони Будденброк, вернее: с трагическим пластом ее подсознания, о котором и не догадывался ее инфантильный рассудок. [1; 17]

Если говорить об уроне, нанесенном фирме "Иоганн Будденброк" банкротством Бендикса Грюнлиха. Он был не так уж и велик, этот урон… Консул Будденброк не стал вызволять из беды своего негодяя зятя. Ему без труда удалось получить согласие дочери на развод с "этим Грюнлихом", оказавшимся низким обманщиком, а теперь "ко всему ее и банкротом": "Ах, папа, если ты возьмешь меня и Эрику домой… с радостью!". "Недоставало, чтобы еще ты обанкротился! Хватит! Никогда!" [1; 17]

Когда, в след за Иоганном Будденброком-старшим, покинул землю и младший носитель этого имени, главою фирмы стал Томас Будденброк; и сразу же в старинном торговом доме "повеяло свежим духом" более смелой предприимчивости. Благодаря уверенным светским манерам, своей покоряющей любезности и такту, новому шефу удалось заключить не одну выгонную сделку; при консуле Иоганне такие связанные с риском блестящие успехи не замечались… Но что-то уже и тогда, на заре его деятельности, угнетало Томаса Будденброка: он частенько жаловался Стефану Кистенмакеру, своему неизменному другу и почитателю, на то, что "личное вмешательство коммерсанта во все дела, увы, выходит из моды", что "в наше время" курсы узнаются все скорее, благодаря чему уменьшается риск, а тем самым снижаются и барышни. [3; 244]

Личное обаяние Томаса Будденброка, его умение "дирижировать ходом событий - глазами, словом, любезным жестом", пожинало немалые плоды, но не столько на коммерческом, сколько на гражданском и светском поприще. Он женился на блестящей и умной женщине, дочери миллионера Герде Арнольдсен, женился "по любви", но и на "очень большом приданном"; вдобавок она превосходно играла на скрипке, как, впрочем, и ее отец, "крупный коммерсант и, быть может. Еще более крупный скрипач". Блистательны были успехи Томаса Будденброка и в качестве общественного, можно даже сказать, государственного деятеля - конечно, лишь в малых масштабах ганзейского города-республики. Его, а не Германа Хагенштрема (сына старого Хинриха) избрали в сенаторы; более того, он стал "правой рукой" правящего бургомистра. [3; 18]

Но все эти успехи имели и обратную сторону. Болезненная потребность Томаса Будденброка в постоянном "взбадривании" своих легко иссякающих сил (он переодевался три раза на дню, и это "обновление" действовало на него, как морфий на наркомана) на сей раз привела к неразумной затее воздвигнуть новый дом, затмивший роскошью современного комфорта почтенное родовое гнездо на Менгштрассе, - затее, вполне отвечавшей высокому званию сенатора, но никак не скромным результатам его коммерческой деятельности.

Это дорогостоящее "обновление" подорвало благосостояние старинной фирмы, но именно с той поры один удар судьбы следовал за другим: то нежданный град побил пшеницу, купленную на корню Томасом Будденброком; то старая консульша, без ведома Томаса, пошла навстречу предсмертной просьбе младшей дочери и завещала "наследственную долю Клары" ее мужу, пастору Тибуртиусу; то зять Тони, один из директоров страхового сообщества, Гуго Вейншенк, присуждался к трем с половиною годам тюремного заключения за тяжкий должностной проступок.

Томас Будденброк и утраченная им "воля к успеху", он все же был "счастливым исключением", гордостью семьи, тогда как о его брате христьяне старик Иоганн Будденброк-старший однажды сказал: "Обезьяна он! Может, ему стать поэтом?! - а на смертном одре обратился к нему с настоятельным призывом: "Постарайся стать человеком!"

Ни "человеком", пригодным к какой-либо деятельности, ни, тем менее, "поэтом" Христиан Будденброк так и не стал, но "обезьяной", виртуозным имитатором и пересмешником, он остался. Члены купеческого клуба умирали со смеху, когда он с бесподобным комизмом воспроизводил голоса и гениальные повадки известных артистов и музыкантов, а также знаменитого берлинского адвоката Бреслауэра, блистательно, но безуспешно выступившего защитником на процессе Гуго Вейншенка, как-нибудь причастного семейству Будденброков… Судьба Христиана Будденброка кончилась плачевно: постоянное копание в собственных телесных и психических изъянах вконец расшатало его нервную систему, и это дало основание гамбургской кокотке (на которой женился Христьян, усыновил ее "сборное" потомство) заточить своего супруга в психиатрическую лечебницу, хотя по состоянию здоровья он мог бы жить и дома. [3; 19]

В силу своенравных биологических процессов, последний Будденброк, маленький Ганно, унаследовал от матери ее "одержимость музыкой"; на то, чтобы, подобно деду Арнольдсену, стать крупным коммерсантом и, быть может, еще более крупным музыкантом, его ущербных жизненных сил уже не хватало. А Ганно был единственным наследником сенатора Будденброка: после первых трудных родов Герда Будденброк, по совету врачей, отказалась от деторождения. Здесь действовал с убеждающей наглядностью пресловутый "закон вырождения", о котором так много толковали на стыке минувшего и нынешнего века. [3; 19]

Роман, повествующий о гибели одного семейства, рассказал о крахе патриархальной бюргерской добропорядочности, о бесчеловечности воцарявшегося империализма, о глубоком кризисе и смене эпох. Каждое новое поколение этой семьи все менее и менее способно продолжать дело своих отцов в силу отсутствия присущих им бюргерских качеств, как то бережливость, усердие и обязательность и все больше и больше уходит от реального мира в религию, философию, музыку, пороки, роскошь и разврат. Итогом этого становится не только постепенная утрата интереса к коммерции и престижу рода Будденброкков, но и утрата не только смысла жизни, но и воли к жизни, оборачивающаяся нелепыми и трагическими смертями последних представителей этого рода.

Заключение