45

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВВЕДЕНИЕ

ахматова архитектоника текст

Анна Ахматова - одна из знаковых фигур русской литературы. К какой крупной проблеме ни обратим мы взор: поэт - история, и власть, и культура, и классика XIX столетия, и «серебряный век», и советская литература - всюду приложимы биография и творчество великой поэтессы. Она свидетельница самого кровавого и трагического периода русской истории, она испытала на собственной судьбе давление тяжкой десницы советской власти, она органично, как никто другой, соединила в своем творчестве художественные традиции XIX и ХХ веков, реализм и модернизм, и почти без потерь пережила годы свирепствования нормативной литературы. Ахматова по многим «номинациям» была первой: «научила женщин говорить», показала, как можно оставаться русским поэтом в советскую эпоху, соединила женскую эмоциональность со способностью к строгому художественному анализу, довела до совершенства искусство «тайнописи» [8, с. 70].

Новый, удивительно чистый и неповторимый голос Анны Ахматовой буквально сразу был отмечен читателями и критикой. Раннее мастерство Ахматовой, плоды которого - три, без преувеличения, лирических шедевра - книги стихов «Вечер», «Четки» и «Белая стая» - сразу было оценено, запомнилось своей простотой, искренностью, естественностью. Зрелость ее таланта уже в первом сборнике была увязана с характером его мелодики: «Ахматову нельзя не заметить: так странно звучат ее сдержанный и тихий голос, и так загадочно скупы ее слова» [30, с. 275]. Одни только «многочисленные сравнения в области поэтического мастерства не с кем-нибудь, а с самим Пушкиным, звучавшие по адресу столь молодого автора, говорили сами за себя» [20, с. 6].

Неслучайно ахматовские книги «Вечер», «Четки», «Белая стая» были восприняты современниками как единый лирический напев, всколыхнувший души, напомнивший о существовании в запутанном и алогичном мире тонких возвышенных чувств. Благодаря архитектоническому своеобразию этих книг в воображении современников сразу родились необычные ассоциации со смежными искусствами и жанрами.

Архитектоника - строительное искусство - «построение художественного произведения. Чаще употребляется в том же значении термин «композиция», причём в применении не только к произведению в целом, но и к отдельным его элементам: композиция образа, сюжета, строфы и т. п. Близкородственным, хотя и более узким понятием в применении к искусству является также термин тектоника» [2].

Под архитектоникой Т.В. Дорофеева понимает гармоничное «соотношение художественного целого с его составными частями, их внутренняя взаимосвязь, адекватность авторского замысла его образному воплощению» [9, с. 3].

Сборник «Вечер» обнаруживает многие особенности, присущие ранней лирике Ахматовой. Раскрывая тонкие и глубокие переживания любовного чувства, она подчеркивает, что ведет свое «начало» от стихов Анненского (на это обратили внимание и современники А. Ахматовой: Вяч. Иванов, Андрей Белый, Н. Оцуп).

Ахматова в этот период отдает дань и «прекрасной ясности» М. Кузмина, его утонченному изяществу [22, с. 209]. Не случайно именно он предпослал «Вечеру» свое напутственное предисловие, в котором отметил ахматовский психологизм, неповторимое выражение чувства любви, раскрываемого в конкретной ситуации.

Складывающиеся принципы акмеизма получили развитие в сборнике «Четки» (1914). Здесь немало истинных лирических шедевров, например, таких: «Настоящую нежность не спутаешь...», «Я научилась просто, мудро жить..», «Проводила друга до передней...», «Гость».

Но видно, что автор значительно раздвигает рамки акмеизма. Это сказалось в решительном отказе от гедонизма (передачи чувственных наслаждений) и «божественной физиологии» при раскрытии темы любви; в постоянном игнорировании натурализма, экзотики и адамизма; в ощутимом мелодизме стихов, их распевном начале; чутком внимании к живой народной речи; одухотворенности предметного мира и тесной сращенности его со сложной душевной жизнью лирической героини; в угловатости и эмоциональности; в нередком обращении к символу [22, с. 211].

Замечательным достижением Ахматовой стал её третий сборник стихотворений - «Белая стая» (1917). В нём она вышла за пределы личных переживаний, и в ее лирику вошли темы современной жизни.

В стихи Ахматовой вошли «влажный весенний плющ», «тусклый синий цвет неба», «крики журавлей и черные поля», «осенние узкие дороги», «работающие в полях жницы», «моросящий дождик», «липы шумные и вязы», «черные кресты». А вместе с этими скромными деталями ландшафта пришло ощущение родной страны, Родины, появились нежные признания в любви «сладостной земле».

Среди литературоведческих работ, посвященных ранней лирике А. Ахматовой, большой интерес представляют исследования В.М. Жирмунского [12, 13], А.Г. Соколова [26], Л.В. Чижонковой [27].

Предпринятое литературоведами системное изучение всех ранних стихотворений, в единстве их образных, мотивных и тематических связей, проведено в контексте художественных открытий Серебряного века, что позволяет показать внутреннее родство художественных произведений разных родов и жанров искусства этого периода и выявить истинный масштаб художественной ценности ранней поэзии Анны Ахматовой.

Актуальность данного исследования определяется интересом к рассмотрению целостного процесса поиска духовной основы от зарождения, неосознанного переживания, позже самобытного многогранного постижения «предвечных вопросов», до утверждения своего особого пути преображения, выявление обусловленных им несомненных внутренних связей первых книг лирики А.А. Ахматовой, прослеживание его влияния на композиционную организацию, смену состава книг.

Системное рассмотрение стихотворений каждой книги способствует более целостному пониманию замысла автора и убедительно показывает важность и красоту запечатленных в них промежуточных периодов становления личности в потоке развернутой во времени гармонии преображения. Посредством такого восприятия поэтического наследия еще глубже постигается смысл обращения Ахматовой к оттенкам трагических и благостных чувств и состояний, уточнение смысла и ценности бытия.

Объект исследования: книги А.А. Ахматовой «Вечер», «Четки», «Белая стая».

Предмет исследования: является архитектоника книг раннего периода творчества А.А. Ахматовой.

Цель - рассмотреть исследовать архитектонику каждой книги раннего периода творчества Ахматовой и доказать органичную целостность «Вечера», «Четок» и «Белой стаи».

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

1) выявить архитектонические принципы, по которым построена книга «Вечер»;

2) проследить композиционные изменения состава книги «Четки», вызванные смещением архитектонических акцентов;

3) определить способы и средства художественной реализации архитектоники книги «Белая стая».

Методы исследования: содержательно-структурный, сравнительно-типологический, историко-функциональный, биографический.

Научная значимость: в работе системно рассмотрена архитектоника первых трех книг А.А. Ахматовой, что способствует более целостному пониманию замысла автора и убедительно показывает важность и красоту запечатленных в них промежуточных периодов становления личности в потоке времени.

Практическая значимость результатов исследования определяется возможностью использования основных положений работы в учебном процессе преподавания курса истории русской литературы XX века, в практике вузовского и школьного преподавания литературы Серебряного века, при разработке спецкурсов, спецсеминаров по творчеству А.А. Ахматовой.

Структура и объем работы. Цель и конкретные задачи работы обусловили ее структуру. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников. В первой главе определяется своеобразие архитектоники дебютной книги Ахматовой, указаны особенности построения текстов. Во второй главе исследуется композиция «Четок», дана оценка архитектоники книги «Четки». В третьей главе рассмотрены вопросы: смысловой стержень книги «Белая стая», художественная организация стихотворений сборника. В заключении представлены основные выводы. Количество страниц - . Список источников составляет наименования использованной литературы.

ГЛАВА 1. СВОЕОБРАЗИЕ АРХИТЕКТОНИКИ ДЕБЮТНОЙ КНИГИ А.А. АХМАТОВОЙ

1.1 «Вечер»: изображение внутренних стимулов поисков Истины

Славу Ахматовой принесли уже первые сборники стихов. Своими дореволюционными книгами «Вечер» (1912), «Четки» (1914) и «Белая стая» (1917) А. Ахматова добилась совершенно исключительного признания в литературе.

Анне Андреевне Ахматовой (настоящая фамилия Горенко) в 1912 году, когда вышел ее первый сборник «Вечер» (тиражом в 300 экз.), было 23 года. Выдающиеся поэты-современники сразу же отметили: подражания другим, робкой неопытности раннего периода у нее как бы и не было.

Поэтическое слово Ахматовой было легким, хрупким, трепетным, ломким и одновременно царственным, величавым. Вспомним ее понимание царственности Слова:

Ржавеет золото, и истлевает сталь,

Крошится мрамор. К смерти все готово.

Всего прочнее на земле - печаль

И долговечней - царственное слово. [33].

Сложное единство хрупкости, интимности и царственности, державности, прочности сразу же подчеркнули многие в лирике Ахматовой. Как-то изначально чувствовалось, что эта поэтесса выросла в великой стране [28, с. 232] .В лирике «Вечера», «Четок», «Белой стаи» нет, конечно, столь отчетливого понимания времени, какое мы видим в «Поэме без героя», но общий мятущийся, тревожный облик эпохи, ее драматически противоречивый характер запечатлен с большой выразительностью субъективной правды.

Уже в ранних стихах Анны Ахматовой можно увидеть все, чем жила поэтесса. Ее внутренний мир был удивительно богат. В нем находилось место всему: любви, восхищению красотой окружающего мира и удивительной мудрости, свойственной поэтессе.

Ранняя лирика Ахматовой - лирика грустного упоения конечным, преходящим, даже минутным, мгновенным. Стихи, вошедшие в первый сборник под названием «Вечер», создавались между 1909 и 1912 годами. Они выражают и исследуют ее собственную внутреннюю жизнь. Трагедии, с которыми Ахматова сталкивается, «являются результатом ее собственного характера, а не вызванными силами истории трагедиями личности» [31, с. 309].

Название первого сборника «Вечер» ассоциативно связано с концом жизни перед вечной «ночью». На первый взгляд, название мало подходит для первой книги, так как вечер - это время суток, наступающее в конце дня, перед ночью. Вечер - символ завершенности, конца. А в 1909 - 1912 годы Ахматова только начинает свой творческий путь.

Почему в начале творческого пути она дает заглавие своей первой книге, символичное завершенности, концу?

Одно из центральных мест в этот период творчества поэтессы занимает религия. И если обратиться к канонам православного церковного богослужения, то можно увидеть, что служение Богу в храме начинается именно вечером. Поэтому в контексте анализа данной книги символ «вечер» следует понимать как начало, точку отсчета всего творческого пути А. Ахматовой. Ассоциативно заглавие «Вечер» также связано с концом жизни перед «вечной ночью». Но для поэта физическая смерть - ничто по сравнению с вечной жизнью, которая для нее символизирует встречу с Всевышним. Для земной жизни, для людей Ахматова будет жива памятью о себе, завоеванной благодаря творчеству. Если проследить за творчеством поэтессы данного периода, можно заметить, что символ смерти присутствует достаточно часто.

В первом из трех стихотворений, составляющих цикл «В Царском Селе», душа лирической героини «тосковала, / Задыхаясь в предсмертном бреду», во втором она обращалась к упавшей статуе, своему «мраморному двойнику»: «Холодный, белый, подожди, / Я тоже мраморною стану». Прямо или косвенно о смерти говорится и в других стихотворениях. Когда героиню бросает любимый человек, это наводит на мысль о гибели: «Высоко в небе облачко серело, / Как беличья расстеленная шкурка. / Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело / Растает в мае, хрупкая Снегурка!» [1, c. 29].

Стихотворение, начинающееся этой строфой, написано весной 1911 года. Но весна здесь не вызывает представления о возрождении жизни, наоборот:

«В пушистой муфте руки холодели» - не потому, что погода холодная.

«О, как вернуть вас, быстрые недели / Его любви, воздушной и минутной!» [1, c. 29] - счет идет на недели и даже минуты.

«Снегурке» отпущен лишь краткий срок, одна зима: «Пускай умру с последней белой вьюгой. / О нем гадала я в канун Крещенья. / Я в январе была его подругой» [1, c. 29] - такова связь пейзажной детали со словами возлюбленного.

Мотив жертвенности также присутствует в книге Ахматовой «Вечер». Он связан с творчеством как высшим поэтическим служением Богу. В жертву творчеству лирическая героиня Ахматовой приносит порой свою любовь, семейное счастье, дом и многое другое, что может быть дорогим женщине:

Муза-сестра заглянула в лицо,

Взгляд ее ясен и ярок.

И отняла золотое кольцо,

Первый весенний подарок.

Муза! ты видишь, как счастливы все -

Девушки, женщины, вдовы…

Лучше погибну на колесе,

Только не эти оковы [1, c. 39].

Муза, отняв у героини «золотое кольцо» - символ любовных и семейных уз - лишает ее счастья женщины, матери, жены. Но лирическая героиня готова принести все эти блага в жертву творчеству, готова к проклятиям окружающих ее за то, что она живет не как все, что ее стремления направлены гораздо дальше, нежели те, что носят в сознании другие женщины [14, с. 54].

Стихи книги «Вечер» представляют героиню как парадокс. Она охвачена стремлением к близости, с одной стороны, и к тихой обособленности - с другой. Героиня загнана между двумя ее несовместимыми «я» и падает жертвой тревоги, страха и отчаяния:

Между кленов шепот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый!

И я тоже. Умру с тобой…»[1, c. 30 - 31].

Биография молодой Ахматовой имеет много общего с образом, созданным в стихах. Оба болезненно колеблются между желанием быть близким с другими и желанием оставаться независимой и одинокой. Они изолированы и ищут способ преодолеть эту изоляцию, находя, что близость может быть невыносимой. Их жизни кажутся бесполезными, и смерть приветствует их [31, с. 312].

Большинство стихотворений «Вечера» непосредственно выражает сознание современной женщины из хорошего общества, с глубоким, утонченным внутренним миром, независимой, свободной в своем поведении, но свободной без вызова нормам и внешним приличиям. В «Песне последней встречи» (1911) речь идет не просто о встрече, а о том, о чем публично не рассказывают, тем более женщины. Встреча - это явствует из концовки - была интимной. Героиня уходит от человека, ставшего, как она поняла, к ней равнодушным. В стихотворении о «Снегурке» у нее холодели руки. Здесь «так беспомощно грудь холодела» [1, c. 29]. Женщина держится, пытается не выдать своего состояния, хотя, скорее всего, ее никто не видит: «Но шаги мои были легки» [1, c. 29]. А может быть, так констатируется контраст между нормальным физическим состоянием молодой женщины и ее душевным состоянием. Другая точная деталь показывает, что и идти героине не так уж легко, но это опять-таки ее ощущение:

Показалось, что много ступеней,.

А я знала - их только три! [1, c. 30]

Любовная тема, безусловно, доминирует и в «Вечере», и в последующих книгах молодой Ахматовой. Это чувство у нее никогда не предстает спокойным. Что отличает стихи Ахматовой о любви? Напряженность любовного чувства, пристальное вглядывание в различные психологические состояния лирической героини. Из ранних стихов поэта «встает образ провинциальной девушки, подобно чеховской героине протестующей против душного, безрадостного существования среди чужих по духу людей» [18, с. 112]. Лирика Анны Ахматовой ассоциативна, она избегает говорить о чувствах прямо, предпочитая намеки. Мир Ахматовой чувственно реален - видим, слышен, осязаем. Ее мир веществен: «и пейзаж, и интерьер, и переживания она передает через тонкую выразительную деталь» [29, с. 17].

Сжала руки под темной вуалью…

«Отчего ты сегодня бледна?»

- От того, что терпкой печалью

Напоила его допьяна [1, c. 28].

Чувство любви, само по себе уникальное, получает у поэтессы дополнительную остроту и необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении - взлета или падения, первой пробуждающей встречи или совершившегося разрыва, смертельной опасности или смертельной тоски. Поэт все время стремится занять позицию, которая бы позволяла предельно раскрыть чувство, до конца обострить коллизию, найти последнюю правду. Вот почему у Ахматовой появляются стихи, будто произнесенные даже из-за смертной черты. Но никаких загробных, мистических тайн они не несут. Любовь у нее почти всегда драматична, часто трагична.

Уже в самых первых стихах Ахматовой живет не только любовь любовников. Она часто переходит в другую, любовь-жалость, или даже ей противопоставляется, или даже ею вытесняется: «О нет, я не тебя любила, / Палима сладостным огнем, / Так объясни, какая сила / В печальном имени твоем» [1, c. 8]. Вот это сочувствие, сопереживание, сострадание в любви-жалости делает многие стихи Ахматовой подлинно народными, эпичными.

Разрыв с любимым гибелен для обоих.

Это песня последней встречи.

Я взглянула на темный дом [1, c. 31].

Эпитет «темный» в народно-поэтической символике связывается с изначальным хаосом, означает невезение и несчастье.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-желтым огнем [1, c. 31].

Образ свечи имеет разветвленную символику. Здесь наиболее актуальны значения «свеча-судьба» и «свеча-любовь» [29, с. 18]. Эпитет «желтый» означает враждебность, ревность, «незаконную» связь.

Черта многообразия, хаотичности мира ранней Ахматовой проявляется и в наличии различных художественных ипостасей автора. Героинь в «Вечере» много (канатная плясунья, русалка, крестьянка), в их образах, бесспорно, проявляется ахматовский:

Меня покинул в новолунье

Мой друг любимый. Ну так что ж!

Шутил: «Канатная плясунья!

Как ты до мая доживешь?»

Ему ответила, как брату,

Я, не ревнуя, не ропща,

Но не заменят мне утрату

Четыре новые плаща [1, c. 42 - 43].

Или:

Над засохшей повиликою

Мягко плавает пчела;

У пруда русалку кликаю,

А русалка умерла …

Замечаю все как новое.

Влажно пахнут тополя.

Я молчу. Молчу готовая

Снова стать тобой, земля. [1, c. 37].

Стихи Ахматовой удивительны, они просты и безыскусны, на первый взгляд. Но если вдуматься, то открывается их истинный смысл, и читатель понимает, что оказывается перед бездной чувств, эмоций, мыслей. Анна Ахматова сумела выразить в стихах все глубинные устремления человеческой души, все оттенки чувств и эмоций. И каждый, кто читает ее бессмертные произведения, удивляется, насколько близко и понятно ему все, о чем говорила поэтесса [31, с. 313].

Период творческого становления у Ахматовой, к счастью для нее и русской литературы, завершился успешно: сохранив собственный уникальный голос, поэтесса освоила широчайший культурологический контекст.

1.2 Особенности построения текстов

Пошаговое постижение и переживание трагедии жизни и в частности любви, характерное для первого издания «Вечера», в результате многолетних доработок книги, отраженных в композиционном изменении, особенно в выборе открывающих и заключительных стихотворений, сменяется емкими обобщениями, оценкой ситуации с высоты опыта ее преодоления. Цель столь кропотливых уточнений видится в стремлении автора со временем не столько передать конкретные страдания и боль, сколько отразить степень внутренней дисгармонии лирического субъекта, ставшей отправной точкой поиска новых жизненных ориентиров. «Вечер», тем самым, мыслится не только как первая поэтическая книга Ахматовой, но представляется первым этапом сложнейшего внутреннего «делания» героини, неразрывно воссозданного во всех трех книгах.

Сборник «Вечер» - это «лирический роман» Ахматовой, развернутый в серии блестящих, эпических по весомости миниатюр в 12 - 20 строк, повествует на первый взгляд о традиционном, неизбежном во всех любовных историях: о встречах и расставаниях героини с любимым, о конфликтах чуткости и черствости, беззащитности и косности, о неизменных обманах и разочарованиях [28, с. 236].

Неповторимо было слишком многое в ситуациях любовного романа в ее лирике. Прежде всего - сценичность конфликтов, драм, кратких диалогов, обмена репликами, драматизм без мелодрам: «Сжала руки под темной вуалью... / «Отчего ты сегодня бледна?» [1, c. 28]; «Как соломинкой пьешь мою душу. / Знаю, вкус ее горек и хмелен»; «Моя рука, закапанная воском, / Дрожала, принимая поцелуй» [1, c. 28].

Он увлекателен, этот роман, прежде всего своей стыдливостью, возвышенностью. Элементы сюжетности, смены масок, игры есть в этом романе. Но еще важнее - разнообразие нюансов эмоций, радостей, тревог, подозрений, заклинаний. Излюбленный стихотворный размер Ахматовой - дольник (с его запинками, сбоями, пропусками логических звеньев, явной неплавностью) - лучше всего подходил для передачи устной речи.

Стихи сборника «Вечер», складываясь в биографию лирической героини, «отстаивали достоинство, глубину любовного чувства, свободу волеизъявления творческой личности, открытость и полноту доверия читателю, вписываясь в контексты споров эпохи о назначении человека, смысле и свободе творчества» [15, с. 2].

Самая характерная особенность поэзии Ахматовой - строгость, сдержанность в выражении чувства, обнаруживающие душевную стойкость, внутреннюю силу, достоинство. Чувство редко выражается прямо, «обычно оно передается косвенно, через деталь мира внешнего» [4, с. 102].

Время действия анализируемого сборника «Вечер» (вечер) характерно для всей ахматовской лирики.

В.М. Жирмунский отмечает «разговорный стих (прозаический рассказ с возгласами), преобладание сравнений над метафорами, переживание огромных душевных событий на фоне повседневности и передачу этих переживаний через предметы внешнего мира» [12, c. 9].

Для Ахматовой характерны короткие фразы, объем стихотворений в 3 - 4 строфы, значительная роль союзов - лаконизм, энергия выражения. Три главные семантические сферы, очень плотные, часто взаимосвязанные, с центрами «песня», «молитва», «любовь» [27, с. 77].

Так, молчание у Ахматовой часто бывает следствием любовной муки и предвестником песни. Песенный дар часто становится предметом молитвы. Героиня молится не только за себя, но и за других. Ее жертвенная молитва 1915 г. - за родную страну.

В стихотворении «Молюсь оконному лучу…» (1909) у ее молитвы необычный адресат:

Молюсь оконному лучу -

Он бледен, тонок, прям.

Сегодня я с утра молчу.

А сердце - пополам.

На рукомойнике моем

Позеленела медь.

Но так играет луч на нем,

Что весело глядеть.

Такой невинный и простой

В вечерней тишине,

Но в этой храмине пустой

Он словно праздник золотой

В утешенье мне [1, с. 23] .

О душевном состоянии ничего не сказано, только «сердце - пополам». Остальное чудесным образом понятно без объяснений. Простая бытовая вещь, рукомойник, преображается игрой солнечного луча воображением лирической героини в «праздник золотой» и даже «в утешенье». Обыденная деталь становится значимой. Звонкий слог, легкий ритм, простая лексика оттеняют? заговаривают горе, первое слово и последняя строка как будто закольцовывают композицию стихотворения, лечат отчаянье [10, с. 129].

Луч солнца в дальнейшем варьируется: это может быть луч солнца, зари, луны, звезды. Луч солнца определяется по времени, цвету, объему (первый, последний, желтый, тонкий, тяжелый) и воспринимается как «благословенье Бога». Лучи луны связаны с иными настроениями: с грустью, безнадежностью, страхом; зеленые лучи луны обладают колдовской силой. В сравнениях с лучом овеществляется состояние и действия героини. Героиня и сама может становиться лучом:

Я к нему влетаю только песней

И ласкаюсь солнечным лучом. [1, c. 24].

Луч у Ахматовой получает и такие определения: бледен, тонок, прям. Или: «Первый луч - благословенье Бога» [1, c. 23].

Определения аналогичны портретным характеристикам героини:

Щеки бледны, руки слабы…[1, c. 41].

Для ахматовской героини характерна способность молчать. Это и обычная сдержанность, это и способ стойко переносить боль разлуки с героем и Музой.

Тема будущей вины контрастирует с определениями луча - двойника героини. Такой невинный и простой в вечерней тишине. Простой - вечерней и полночной, по эмоциональной окраске - тревожной, жуткой. Горчайшей, по времени появления - девственной великой, пустой, с серебряным звоном, узорной острота чувств необходимое условие поэтического творчества для Ахматовой.

Простота - условие честности и верности по отношению к родной стране. Тишина, в которой происходит действие первых стихов, у Ахматовой характеризуется по времени. Иногда определения бывают более сложными. Эпитет в той тишине, почти что виноградной может обозначать пьянящую вечернюю тишину. Узорная тишина может быть связана с природой, с обстановкой Царского Села. У Ахматовой тишина наделена даром речи: она говорит, слышит, отвечает, спорит, поет, пророчит [27, с. 78].

Драматургическое начало входит в лирику Ахматовой, придавая ей особенную напряженность и выразительность звучания, приближая ее к живой жизни. Судьбы лирических героев решаются в ходе движения сюжета. Ощущается внутренний ритм, с каждой строкой повышается интонация. Драматизм содержания влечет за собой и драматическую форму: в стихотворениях чередуются монолог и диалог, что придает зримость совершающейся на наших глазах драме. Финал лирического сюжета напоминает последний акт трагедии. Изобразительные средства «отличаются лаконизмом и известной скупостью, глубина переживаний героев и сложность их отношений вложены поэтессой в жест и действие» [5, c. 18].

Главное в ранней поэзии Ахматовой - ощущение неспокойности мира, предчувствие грядущих бурь и катастроф. Все это определяет глубинную трагичность ее лрики, ощущение хрупкости счастья и человеческой жизни [6, с. 15].

В предреволюционную поэзию лирика Ахматовой вошла свежей струей искреннего чувства. Верная заветам Пушкина, Ахматова с самого начала творческого пути стремилась к простым и точным образам [19, с. 39].

Вот ее стихи о Пушкине-лицеисте. В них всего восемь строк, но и из них образ юного поэта выступает необыкновенно живо:

Смуглый отрок бродил по аллеям,

У озерных грустил берегов,

И столетие мы лелеем

Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко

Устилают низкие пни…

Здесь лежала его треуголка

И растрепанный том Парни.

(1911) [1, c. 26].

Как удачно выбрано слово «лелеем». Не слышим, не помним, а именно лелеем, т.е. любовно бережем в своей памяти. Аллеи, озеро, сосны - живые приметы Царскосельского парка. Глубокое раздумье Пушкина выражено двумя деталями: он отбросил от себя недочитанную книгу и она рядом с лицейской треуголкой лежит на земле. Фраза «Еле слышный шелест шагов» подбором самих звуков передает шелест опавшей листвы.

Прием контраста, нередко используемый молодой поэтессой, свидетельствует о растущем мастерстве психологизма [7, с. 20].

Итак, в первом сборнике поэзии Ахматовой часто совмещаются противоположные начала: прихотливые изгибы чувства, тончайшие психологические переживания, обостренное внимание к оттенкам красок, состояниям человеческой души. Стремление запечатлеть, «остановить» мгновение». За пределами тесного круга ахматовских строф вырастает обширный мир переживаний и событий, поэтесса раскрывает движение чел души в небольшом лирическом стихотворении, иногда даже в отдельной строфе. Чаще всего Анну Ахматову привлекают изменения, совершающиеся в глубинах человеческого сердца, еще не определившиеся, а только наметившиеся, едва уловимые сочетания противоположностей.

Выводы:

В стихах первого сборника «Вечер» А.Ахматовой присутствует нечто похожее на большой роман. Действительно, там есть герои Она и Он, их психологические портреты, история отношений, сюжеты чувств. И неизменно - неразделенность чувства, разлука, «невстреча» [11, с. 130].

Содержание жизни героини - любовь, все ее оттенки - от предчувствия любви до «страсти, раскаленной добела». «Вечер» - книга сожалений, предчувствий заката (характерно само название сборника), душевных диссонансов. Здесь нет ни самоуспокоенности, ни умиротворенного, радостного и бездумного приятия жизни. Это - лирика несбывшихся надежд, разочарований, «изящной печали», как сказал Городецкий [26, с. 326].

Своеобразие архитектоники дебютной книги Ахматовой проявляется в том, что от стихотворения к стихотворению улавливаются тонкие оттенки чувств и эмоций, определяется их внутриличностная подоплека. Композиция сборника выстраивается в соответствии с сюжетной линией - стремлением поэтессы отразить мир душевных переживаний лирической героини.

Таким образом, «Вечер» - это сборник, в котором устойчивые черты лирической героини только определяются. От первой, еще робкой пробы пера к устойчивой и уверенной поэтической манере - вот тот путь, который преодолела Ахматова в первом сборнике стихов. В «Вечере» она намечает те основные темы своего творчества, которые сопутствуют ей в течение десятилетий ее поэтического труда.

ГЛАВА 2. «ЧЕТКИ»: ЕДИНСТВО АРХИТЕКТОНИКИ И КОМПОЗИЦИИ В ИЗОБРАЖЕНИИ МИРА ДУШИ

2.1 Композиция «Четок»

Определенный в предыдущей книге «Вечер» внутренний мир героини в «Четках» стимулирует невозможное ранее разграничение личности и окружающей реальности. Поиск Истины приобретает бытийную направленность. Сложная, объединяющая многие разновекторные устремления архитектоника «Четок» воплощается в особой композиции книги. Первые три главы логично следуют друг за другом, раскрывая последовательность развития взаимосвязей личностной и внеличностной действительности. Две последние главы (третья и четвертая), отражающие различные, но одинаково важные направления свершений души, видятся выстроенными не последовательно, а параллельно, сама же книга мыслится как следующий этап уже осознанных, волевых, поисков мудрости и смысла жизни.

А. Ахматова преодолела смысловую замкнутость отдельных стихотворений, свойственную поэзии XIX века. Она стала объединять стихи в циклы, в которых они подсвечивали и дополняли друг друга новыми смысловыми нюансами. Некоторая фрагментарность ее произведений, вначале имитированная, а потом и подлинная, стала для А. Ахматовой нормой. Это признак открытости текста, его начала и концовки, по отношению к другим стихотворениям, входящим в цикл или поэтическую книгу. Это требует от читателя домысливания. Смысловые «разрывы» и «возникновения», когда соседствуют будто бы не связанные друг с другом строки, - это не частная индивидуальная особенность стиля А. Ахматовой и не нарушение художественного единства стихотворения, а новое, характерное для поэзии XX века более сложное единство с тонкими и неоднозначными смысловыми перекличками и противопоставлениями [25, с.230]. Сборник «Четки» открывался стихотворением «Смятение», в котором заданы основные мотивы книги:

Было душно от жгучего света,

Я только вздрогнула

А взгляды его - как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился - он что-то скажет…

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь [1, с. 45].

От И.Ф. Анненского Ахматова воспринимает искусство передачи душевных состояний, оттенков психологических переживаний через бытовое и обыденное. Образ в лирике Ахматовой развертывается в конкретно-чувственных деталях, через них раскрывается основная психологическая тема стихотворений, психологические конфликты. Так возникает характерная ахматовская «вещная» символика [26, с. 327]. Стихи Ахматовой избегают экзотичности и романтической «всеобщности» в описании примет действительности, заменяя их конкретностью описаний, теснейшим образом связанных с повседневной жизнью. Чувствуется связь поэзии Ахматовой с поэтическими принципами крупнейших поэтов символизма, особенно Блока, что было подчеркнуто поэтессой в дарственной надписи на сборнике «Четки», поднесенной Блоку:

От тебя приходила ко мне тревога

И уменье писать стихи [1, с. 72].

В. Жирмунский отмечал, что стихи Ахматовой душевно строги и целомудренны, она не говорит больше того, что «говорят самые вещи, она ничего не навязывает, не объясняет от своего имени» [13, с. 62].

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко…

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый…

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты,

Я не понимаю… [1, с. 29 - 30].

Слово «душный» встречается у Ахматовой так часто, словно это постоянный эпитет, неотрывный от самого мира, воспроизведенного в стихах. Надо сказать, что мотив замкнутости, отъединенности и даже как бы тюремности является одним из самых громких в ее дореволюционной лирике.

Навсегда забиты окошки

Что там - изморозь иль гроз? [1, с. 53] -

читаем мы в одном из стихотворения «Четок». А в другом снова:

Ты пришел меня утешить, милый,

Самый нежный, самый кроткий…

От подушки приподняться нету силы,

А на окнах частые решетки [1, с. 54] .

Она сравнивала себя с кукушкой в деревянных старинных часах: «заведут - кукую».

Знаешь, долю такую

Лишь врагу

Пожелать я могу [1, с. 32].

Интересен и многое объясняет автопортрет, нарисованный поэтессой в одном из стихотворений 1913 г.:

На шее мелких четок ряд,

В широкой муфте руки прячу,

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней

От лиловеющего шелка,

Почти доходит до бровей

Моя незавитая челка.

И не похожа на полет

Походка медленная эта,

Как будто под ногами плот,

А не квадратики паркета.

А бледный рот слегка разжат

Неровно трудное дыханье,

И на груди моей дрожат

Цветы несбывшегося свиданья.

Внутренняя доминанта этого рисунка - неустойчивость не только самого человека, напрягающего всю волю, чтобы удержать равновесие, а - самой жизни. Мир колеблется, как плот, он куда-то неотвратимо движется, куда - неизвестно. Остановить это фатально безостановочное движение, а тем более понять его или выйти на твердую родительскую землю, невозможно. Оттого-то так поэт безмерно испуган и потрясен столь неверной, столь колеблющейся, ужасающе шаткой и уплывающей куда-то вместе с ним скорлупкой обжитого мира, переполненного обреченными людьми. И вот он судорожно хватается за предметы, за вещи, за акмеистическую шероховатость грубой и прочной материи [21, с. 44].

Итак, лирические произведения книги «Четки» Анны Ахматовой при кажущейся ясности и простоте нередко отличаются сложностью: это и безадресное лирическое описание, и диалог, и обращение к отсутствующему, не названному в произведении персонажу, и обращение лирической героини к собственному «я».

2.2 Архитектоника книги

В книгах «Четки» и «Белая стая» любовь захватывала весь мир, была властелином, но постепенно это понятие в творчестве А.Ахматовой становится объемнее, захватывая и Родину, и время, и города, глее жила поэтесса [3, с. 231]. Второй сборник «Четки» (1914) укрепил успех ахматовской поэзии.

Здесь «роман» развивается, часто переплетаясь с урбанистической темой. Героем лирики Ахматовой становится Петербург, «город, горькой любовью любимый». Для акмеистов северная столица не только тема, образ, но и стилеобразующее начало: строгость Петербурга, его «классичность» требовали соответствующей поэтики [10, с. 130].

Углубляется мотив непонимания, отчуждения:

Он говорил о лете и том,

Чтоб быть поэтом женщине - нелепость.

Как я запомнила высокий царский дом

И Петропавловскую крепость! [1, c. 69]

Глубина психологизма достигается с помощью высвеченной памятью детали, которая становится знаком обостренного чувства. Соединение обыденной детали петербургского пейзажа с глубиной переживаний придает стихам необычную художественную и психологическую убедительность. Приметы Петербурга здесь - знак разлуки.

В стихотворении, посвященном Александру Блоку, - рассказ о встрече с ним в петербургской квартире:

Но запомнится беседа,

Дымный полдень, воскресенье

В доме сером и высоком

У морских ворот Невы [1, c. 72].

«Блок разбудил Музу Ахматовой, - писал В. Жирмунский, - но дальше она пошла своими путями, преодолевая наследие блоковского символизма» [13, с. 60]. Образы героя и города неразрывно слиты, затянуты дымкой восторженного и почтительного воспоминания.

В этой книге было видно, что автор значительно раздвигает рамки акмеизма. Это сказалось в решительном отказе от гедонизма (передачи чувственных наслаждений) и «божественной физиологии» при раскрытии темы любви; в постоянном игнорировании натурализма, экзотики и адамизма; в ощутимом мелодизме стихов, их распевном начале; чутком внимании к живой народной речи; одухотворенности предметного мира и тесной сращенности его со сложной душевной жизнью лирической героини; в угловатости и эмоциональности; в нередком обращении к символу.

Ахматова часто расширяет смысловые границы слова, оперирует психологической деталью, носящей знаковый характер. В её стихах мы встречаем символы, зависящие от контекста, и символы устойчивые, которым она привержена постоянно (луч, кольцо, зеркало, звуки, окно, четки, бездна). Но эти словесные «сигналы» у неё далеки от выражения потустороннего, лишены мистического начала, часто замещаются предметными образами. И, как правило, она идет к общему от частного, конкретного.

Припомним стихотворение «Проводила друга до передней...» [1, c. 54 - 55]. В пределах восьмистрочного стихотворения возникает соразмерность разных сторон бытия, единство в многообразии, «согласие несогласного». Символ приобретает бытовую окрашенность. Мы убеждаемся в высокой одухотворенности всего того, что окружает лирическую героиню, в её готовности сопереживать неживым вещам и эмоционально откликаться на их бытие, преодолевая душевные невзгоды. Эти черты стихотворения становятся выражением неповторимого, индивидуального почерка Ахматовой. Сама поэтесса была убеждена, что «Четки» ничего общего с символизмом уже не имеют, она оставалась верной акмеистическим вкусам и даже о более поздних стихах говорила, что в них звучит «акмеистическое слово». А в одном из поздних интервью Ахматова провозгласила: пока она жива, акмеизм не умер.

Выводы:

В интимно-«вещной» сфере индивидуальных переживаний в сборнике «Четки» воплощаются «вечные темы» любви, смерти, разлук, встреч, разуверений, которые в этой форме приобрели обостренную, ахматовскую выразительность. Главная тема раннего творчества А.Ахматовой - любовь. Чувство это проявляется драматически. Сама Ахматова говорила: «Стихи - это рыдание над жизнью». Любовь уже в ранних сборниках - чувство абсолютно земное, лишенное мистической потусторонности.

Архитектоника книги проявляется в многокрасочном проявлении во всех своих нюансах и оттенках устремлений, раздумий, чувств и переживаний личности, направленных на изживание тоски, греховности и постижение себя.

ГЛАВА 3. «БЕЛАЯ СТАЯ»: ОЩУЩЕНИЕ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ КАК ЖИЗНИ НАЦИОНАЛЬНОЙ

3.1 Смысловой стержень книги «Белая стая»

Поворотным моментом в творческой биографии Ахматовой стал вышедший в 1917 году сборник «Белая стая». В этой книге резко усилилась религиозность Ахматовой, всегда важная для нее, хотя не во всем ортодоксально православная. Мотив памяти приобрел новый, во многом надличностный характер. Происходит окончательное утверждение женщины не в качестве объекта любовного чувства, а в качестве лирической героини. Современники часто отожествляли Ахматову с ее лирической героиней. Однако на деле лирические героини ее поэзии - различные ипостаси русской женщины [11, с. 58]. Замечательным достижением Ахматовой стал её третий сборник стихотворений - «Белая стая» (1917). В нём она вышла за пределы личных переживаний, и в ее лирику вошли темы современной жизни. Принципиальное отличие стиля «Белой стаи» от манеры «Вечера» и «Четок» проявилось в резком переломе ахматовского творчества, что связано с пристальным вниманием поэтессы к явлениям русской действительности 1914-1917 годов. Поэт оставляет далеко за собой круг интимных переживаний, изменчивых настроений, изысканных эмоций и прихотливых напевов. Он становится строже, суровее и сильнее. Он выходит под открытое небо, и от соленого ветра и степного воздуха растет и крепнет его голос. В его поэтическом репертуаре появляются образы Родины, отдается глухой гул войны, слышится тихий шепот молитвы. Сборники имеют как сходства, так и различия. Сходство состоит в религиозных мотивах и их связи с интимным. А различия в переходе от интимного переживания к общественному, который появляется в «Белой стае». Стихи написаны в Слепнево, что в 15 километрах от Бежецка Тверской губернии, и в них, в «Белой стае», преобразуется и любовная лирика Ахматовой. Целый цикл стихотворений (17 произведений), обращенных к возлюбленному (Б. Анрепу), дышит неподдельной страстью, проникнутой сильной, всепобеждающей любовью. Всплески чувств взметаются до небес, и мы часто ощущаем присутствие в этих стихах космоса. Уже в миниатюре «Чернеет дорога приморского сада...» возникает такой образ возвышенного:

И легкие месяцы будут над нами,

Как снежные звезды, лететь [1, с. 86].

Эти стихи были положены на музыку, и романс в исполнении А. Вертинского приобрел огромную популярность. Нас покоряют строки, где говорится о предощущении счастья, о предназначенности любящих друг другу, о готовности отдаться громадному чувству:

Всё тебе: и молитва дневная,

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар [1, с. 86].

Здесь запечатлены среднерусские пейзажи: распахнутые поля холмистой местности, трясины, мельницы, бесконечные хлеба. В стихи Ахматовой вошли «влажный весенний плющ», тусклый синий цвет неба, «крики журавлей и черные поля», осенние узкие дороги, работающие в полях жницы, моросящий дождик, «липы шумные и вязы», черные кресты. А вместе с этими скромными деталями ландшафта пришло ощущение родной страны, Родины, появились нежные признания в любви «сладостной земле». Автор сумел услышать и передать в стихах чувства народа и свою причастность к ним:

Только нашей земли не разделит

На потеху себе супостат:

Богородица белый расстелет

Над скорбями великими плат [1, с. 89].

Так звучали стихи, содержащие отклик на начавшуюся первую мировую войну. Одно из стихотворений сборника уже в самом заголовке запечатлело скорбную дату начала войны - «Памяти 19 июля 1914». Ахматова, как и все русские люди, тяжело переживает кошмар происходящего на родной земле. Об этом она говорит уже в первых строках своего стихотворения:

Мы на сто лет состарились, и это

Тогда случилось в час один... [1, с. 106].

Поэт прибегает к гиперболе, тем более выразительной, что вторая строка «сжимает» все переживания в один час. Ахматова не стремится к пафосным интонациям, избегает восклицаний. Она избирает тон спокойного рассказа и неторопливого описания открывшегося глазам пейзажа. Тут нет ни одного переноса, интонационного слома, все эпично и просто:

Короткое уже кончалось лето,

Дымилось тело вспаханных равнин [1, с. 107].

Но язык этого рассказа лишен прозаичности, привычной будничности, стертости. Это язык высокой поэзии, значительный, богатый изобразительными средствами: метафорами («дымилось тело... равнин»), эпитетами («тихая дорога»), сравнениями («как груз отныне лишний»). Неожиданно прервав на многоточии свое описание, автор сменяет его на горестно-лирическое признание:

Закрыв лицо, я умоляла Бога

До первой битвы умертвить меня [1, с. 106].

На миг возникает отдаленная ассоциация с пушкинским «Пророком», где шестикрылый серафим «умерщвляет» поэта-пророка, чтобы он обрел слух, зрение и голос. Но у Ахматовой своя вариация. Её героиня сама умоляет Бога умертвить ее, чтобы ничего не видеть и не слышать в пору войны. А затем следует нечто аналогичное тому, что происходит с пророком. Поэт лишается способности творить в привычном духе:

Из памяти, как груз отныне лишний,

Исчезли тени песен и страстей [1, с. 106].

«Изнеженная лира», как у Пушкина, оказывается разбитой. И проделывает такие преобразования в душе героини сам Бог, который велит ее памяти запечатлеть ужасы войны. Пятистопный ямб стихов звучит теперь торжественно и величественно:

Ей - опустевшей - приказал Всевышний

Стать страшной книгой грозовых вестей [1, с. 106].

Обращение к пушкинской традиции помогло автору выразить свою боль в связи с войной и задуматься о новом назначении поэта и поэзии в годы человеческих страданий. В «Молитве» Ахматова признается, что готова пожертвовать всем дорогим в своей жизни, способна вынести годы недуга,

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей. [1, с. 99].

В «Белой стае» происходят значительные изменения и в сфере элегической лирики. Она обретает философское наполнение. В этом можно убедиться, остановившись на стихотворении «Уединение». В нём можно увидеть несколько планов, как бы наложенных один на другой. Первый план - автобиографический. Он заявлен в самом начале стихотворения и обнаруживает себя в отдельных скупых деталях:

Так много камней брошено в меня,

Что ни один из них уже не страшен... [1, с. 73] -

так начинает свой монолог Ахматова. За этими строчками открывается человеческая судьба, уже само начало которой отмечено суровым драматизмом. Это и расхождение с близкими, и «брошенность» другом, и клеветнические домыслы, и многое другое... В упомянутой далее усадьбе, ставшей «западней», лирическая героиня предстает как узница, тоскующая о свободе. Тут невольно возникает ассоциация с пушкинским «Узником», вступающим в диалог с вольной птицей, зовущей улететь. В стихотворении Ахматовой родственную функцию собеседника выполняет голубь («И голубь ест из рук моих пшеницу...»).

Но за этим автобиографическим планом скрывается второй: раскрытие темы поэта, способного своим творчеством преобразовывать действительность. Силою своего воображения и вдохновения Ахматова перестроила свою «западню» в «стройную башню»:

И стройной башней стала западня,

Высокою среди высоких башен [1, с. 74].

Поразительно это умение увидеть «низменную» действительность как мир возвышенного. Дважды повторяет автор слово «высокая» и передает преувеличенную вытянутость своей башни и ее устремлённость вверх. Но это вовсе не «башня из слоновой кости», где творец отъединен от мира глухими стенами. И эта «башня» не похожа на ту, что была у Вяч. Иванова. Тут мир творческого уединения и одновременно - место для принятия всех ветров и красок жизни, чтобы дать им отклик:

Отсюда раньше вижу я зарю,

Здесь солнца луч последний торжествует [1, с. 74].

Возникает новая ассоциация - со стихотворением сборника «Вечер» «Молюсь оконному лучу» [1, с. 23] и с образом из «Вечера» В.А. Жуковского - «последний луч зари на башне умирает...». Но если у поэта XIX века в его элегии луч «умирает», то у Ахматовой он «торжествует», что характерно для жизнеутверждающего мироощущения автора. Вдохновенный труд подготавливает встречу с музой, которая сама должна продолжить начатое поэтом творение. За вторым планом приоткрывается ещё один - мифологический. Возникает ассоциация с Данаей, заключенной в башню ее отцом Акрисием. И Ахматова делает свою героиню затворницей именно башни. Теперь по-новому раскрывается смысл того, почему плодоносный «солнца луч» в стихотворении не гаснет, а торжествует. Это жизнь, любовь и творчество утверждают себя вопреки плену.

Есть в шедевре Ахматовой и ещё один план - начало сюжета о евангельской грешнице, побиваемой камнями. Мотив этот не развит, он обрывается, чтобы уступить место другим, но гордое торжество героини в стихотворении очевидно. Наложение всех этих планов и сплетение их в едином тексте сделало произведение удивительно многослойным.

Итак, внешние и внутренние диссонансы, ставшие в «Вечере» и «Четках» катализатором самосовершенствования, в «Белой стае» предстают как показатели духовного роста лирической героини - постигшей в них Промысел Божий. Все основные мотивы, постепенно видоизменяющиеся от книги к книге, отныне получают сугубо духовную интерпретацию. «Белая стая» является своеобразной панорамой многогранного самопроявления окрепшего духа личности.

3.2 Художественная организация стихотворений

В сборнике «Белая стая» намечается переход от описательности к философским обобщениям («Нам свежесть чувств и чувства простоту…», 1915); любовное чувство передается в более сдержанных тонах («Все обещало мне его…» 1916), акцент с факта, художественной детали бытового колорита переносится на психологию («Как белый камень в глубине колодца…», 1916 г.). Стихотворениям Ахматовой присуща сюжетность, дифференцированность и тонкость лирических переживаний. Любовь главенствует в цикле, но лирическая героиня внутренне изменилась, она независима от диктата жестокой юности» [11, с. 59].

Третий сборник стихов Ахматовой «Белая стая» отличается расширением тематического репертуара поэтессы. В этой книге заметное место стали занимать темы, касающиеся не только личных переживаний, но и «теснейшим способом связанных с событиями войны и приближающейся революции» [17, с. 21]. В стихотворениях происходит решительное изменение поэтической манеры Ахматовой, на смену интонациям живого разговора приходят интонации одические, пророческие, что влечет и смену в стиховом плане.

Многоаспектная архитектоника книги слагается из противоречивых, нелинейно развивающихся внутренних процессов, организующих каждую главу.

В первой главе при явно просматриваемой устремленности личности к гармонии, мудрости, преодолению боли и благодарности обидчикам, процесс внутреннего поиска и становления лирической героини крайне разнонаправлен: состояние умиротворения и ощущение могущественной силы; сменяется страданиями прошлого, смирение - разочарованием; возвышенно-творческое - обыденно-женским. Подобная антиномичность чувств оттеняет объективность душевного противоборства, его трудность, актуализирует мотив внутренней борьбы. В главе сохраняются два пути преображения, намеченные в «Четках»: духовное развитие и творчество. Усиление стремления к внутреннему совершенству увеличивает значимость и актуальность этих аспектов бытия. Разведенные в предыдущей книге по двум главам, здесь, они тесно взаимодействуют в одной главе и даже в одном произведении. Принципиальное отличие соотношения основных мотивов в первой главе «Белой стаи» от «Четок» в том, что над их ярко и разнообразно представленным взаимным переплетением неизменно довлеет мотив духовного, убежденно христианского понимания всего происходящего [9, c. 21].

Наверно, поэтому книга «Белая стая» открывается именно таким стихотворением:

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,

А как стали одно за другим терять,

Так, что сделался каждый день

Поминальным днем, -

Начали песни слагать

О великой щедрости Божьей

Да о нашем бывшем богатстве [1, с. 73].

Во второй главе запечатлен важный этап сложного процесса духовного перерождения лирической героини. Настойчивое, но неопределенное состояние безысходности порождает уже в самом начале главы ощущение плена, уникальным воплощением, которого в итоге станет образ «затвора тесного».