Дьявол и демон: образ персонажа в трактате Бартоло да Сассоферрато "Процесс сатаны против человеческого рода"

Для средневекового человека Дева Мария являлась главной защитницей перед лицом Господа, источником милосердия и любви. Её образ не имел себе аналогов в дьявольской иерархии, которая являлась отражением иерархии небесной. Её полномочия выходили за рамки «дозволенного» божественной справедливостью - А.Е.Махов отмечает, что Богородица могла спасти даже безнадёжного преступника, при условии, что тот свято почитал её. Бытовало представление о том, что Мария рассматривала каждого грешника как личность со своими пороками и добродетелями, ее симпатия к провинившемуся была необъяснима с точки зрения разума. Это отличало ее от дьявола, который стремился сухо и немилосердно судить каждого, кто свернул с праведного пути (Махов, 2014, 83). Таким образом, Дева Мария выполняла важную роль в богословии, беря на себя функцию «иррационально» милостивой помощницы и защитницы. Бог был создателем мира и устанавливал божественную справедливость, его образ был грозным и устрашающим. В такой ситуации человечеству требовался некий посредник между ним и Богом, который мог бы смягчить строгость Христа. Закрепление такой функции за Девой Марией давало возможность богословам, к примеру, Святому Бернарду Клервосскому, сохранить статус распорядителя высшей справедливостью, во многом жестокой и карающей, за самим Богом или Иисусом Христом, в то время как милосердие оставалось за Богородицей (Taylor, 2005a, 19). В «Процессе сатаны» Мария привязана к человеческому роду и относится к людям как к своим детям, она эмоционально реагирует на любой выпад сатаны против него. Именно в связи с Девой Марией читатель единственный раз встречается с голосом самого человечества, которое взывает к Царице небесной в своих молитвах: «Матерь милосердия, защити нас, то есть человеческий род, от злобного врага» Processus, p.7.: Mater misericordie nos que sumus humanum genus ab hoste maligno protegas.. Стоит также уточнить, что в ходе процесса и сам Христос проявляет милосердие, давая отсрочку человеческому роду и мотивируя это тем, что на суде справедливость должна предпочитаться строгости закона Processus, p.6.: Et equitas sepius prefertur rigori placuit…. Но именно Мария становится главным проводником милосердия.

Хотя слёзы Марии и могут выглядеть нелепо на небесном суде, но они играют довольно важную роль в развитии процесса. Богородица падает на колени перед своим сыном и разражается слезами в страхе, что человечество достанется сатане. Ее слезы трогают все небесное войско, которое тоже начинает плакать Processus, p.14.: Et advocata humani generis non obstantibus allegatis supradictis sequens mulierum sexum fragilem semper timens subversionem humani generis fatiem suam mutavit lacrimis et singultibus infinitis adeo quod tota celestis militia eam videns ita acerbarissime lacrimantem et fortiter condolentem una secum non cessabat aliquantenus lacrimari.. В случае Марии такое эмоциональное поведение не является уловкой, но становится ещё одним способом заступничества и проявления милосердия, показывает её нескончаемую заботу о судьбе человечества. Для средневековых богословов слёзы, выступающие на глазах святых в почти экстатическом состоянии, являлись ещё одним атрибутом святости (Shoemaker, 2012, 274). Эпизод с плачем Марии расположен в композиционном центре сюжета и играет важную роль для его развития: своими слезами Богородица склоняет судью на свою сторону. Этот «приём» не может использовать демон, который вместе со своим господином является врагом человеческого рода и никак не связан ни с ним, ни с судьей личной приязнью и заботой. Более того, демон всячески порицает судью, который поддался увещеваниям «плоти и крови» и свернул с пути справедливости. Здесь перед читателем возникает интересный парадокс: Дева Мария действительно использует довод «плоти», напоминая Христу, что она является его матерью, родившей и вскормившей его, оберегавшей от всех опасностей во младенчестве Processus, p.15.: Ego vero vestra mater dulcissime novem mensibus in utero vos portavi et lactavi Et Herodis regis furiam fugere volens vos nunquam de meis manibus relaxavi., в то время как демон, хоть он и является представителем князя мира сего, сам не может повлиять на решение судьи с помощью слёз или изменившись в лице от злости. Слёзы Марии являются и очистительными и человечными, так плачет мать за своих детей, за род, к которому принадлежит сама. Она готова решиться на самый отчаянный поступок, чтобы защитить человечество, требуя, чтобы ее имя было вычеркнуто из «книги славы небесной», если дьявол выиграет дело Processus, p.15.: Quare predicta postulo mota immensa tristitia et magno dolore perterrita Quod si magis hosti favetis quam matri vestre et libro celestis glorie debetis me cancellare.. Милосердие Марии связывается с её образом матери, именно так и зовёт её человечество в своих молитвах. Обильные слёзы, экспрессивность, воспоминания о её заботе о младенце Иисусе выстраивают образ заступницы, который сливается с образом адвоката на настоящем суде.

Кроме того с момента своего появления в суде Мария становится агрессивной по отношению к представителю истца, осыпает его оскорблениями, не даёт ему вставить слово. Такой жёсткий образ совсем не соотносится с доброй и милосердной Богородицей, которая только что в слезах умоляла Господа пощадить людей. Она называет демона-представителя и дьявола в его лице проклятым и позорным и просит Господа прекратить выслушивать его доводы Processus, p.15.: Ego sum amica fili mi ipse vero damnatus et infamis et a coronatione celestis glorie exclusus quomodo ergo est audiendus certe nullatenus. . А.Я.Гуревич указывает на чрезмерную жестокость и «телесность» святых в народном фольклоре, которая объясняется переплетением мира небесного и мира земного в представлении человека Средневековья, а также тем, что такое поведение нисколько не умаляет святости небожителей, но является частым свойством средневекового гротеска (Гуревич, 1981, 317).

Демон же, напротив, всячески пытается воззвать к справедливости верховного судьи, ссылаясь на его авторитет, а также своды законов. Он несколько раз повторяет, что Христос может прогнать его, даже не выслушав его до конца, но в таком случае под вопросом будет божественная компетентность судьи. Демон пытается шантажировать Христа, указывая на его огрехи и чрезмерную приверженность доводам плоти и крови Processus, p.15.: Demon autem iracundia motus dixit ad iudice: Domine Hiesu Criste vos non estis iustus iudex bene video et clare cognosco quod caro et sanguis uter facit vos a iustitie tramite deviare…. Он последовательно доказывает, что Мария не может выступать в суде в качестве защитника ответчика, так как является женщиной и матерью Христа. Демон хорошо знает, что может проиграть Богородице, которой будет легко склонить сына на свою сторону: «Отвечает демон: Святой Отец, пусть не движет Вами ни плоть, ни кровь, ни даже любовь Вашей матери, как говорится в X.3.5.29, но вершите лишь правосудие, т.к. Вы есть правосудие, а также любовь, справедливость и истина, ибо (как) Вы говорите через вас идет путь истины и жизнь во всяком месте, и вы говорите: «Я есмь благодать» Processus, p.7.: Respondet demon: Sancte pater non moveat vos caro et sanguis utrum nec etiam amor matris vestris arguit extra de praebendis.c.Grave ibi carnalitatis sequentes affectum et cetera sed solam iustitiam fatiatis quia vos estis iustitia vos etiam estis caritas equitas et veritas ut per vos dicitis via veritatis et vita ubique locorum (est) ego sum gratia…. Уже под самый конец судебного разбирательства, когда демон понимает, что дело проиграно, он вновь возвращается к своим прежним словам и говорит, что знал, что с появлением Марии ход суда будет идти на пользу адвокату и защищаемому ей человеческому роду.

Таким образом, в ходе прений сторон становится ясно, что демон может пользоваться лишь буквой закона, писаными правилами, в то время как Мария использует и доводы христианского милосердия, не гнушается взывать к плоти и крови, чем разрушает стандартный ход принятого на земле юридического процесса и выводит дело на новый, священный уровень. Интересно, что такое поведение Марии на процессе идёт вразрез с теорией А.Я.Гуревича о стандартном ходе средневекового судебного разбирательства, где ритуал и следование традиции имели особенную важность для каждого из участников прений, ведь истина доказывалась путем клятв и присяг, соблюдения всех обычаев и этапов судопроизводства (Гуревич, 1972, 188). Тем не менее, именно Дева Мария, нарушающая множество формальностей процесса, побеждает на суде. Но как развивается эта тема, мы увидим чуть позже, когда будем говорить о культурных функциях, заложенный в самом трактате.

3. Дьявол и земное право: Секуляризованный персонаж или герой священной истории

В заключение данной контрольной работы нам стоит сказать о восприятии образов сатаны и его помощника, складывающихся в трактате Бартоло да Сассоферрато. При беглом прочтении создаётся впечатление, на которое указал в своей работе Карл Шумейкер - сам трактат кажется насмешкой над священными образами Иисуса Христа и Девы Марии, а образ дьявола лишается присущего ему ужаса и становится секуляризованным (Shoemaker, 2012, 268). Демон становится связан с земным миром, во многом ведёт себя так, как должен был бы вести себя настоящий представитель истца на судебном разбирательстве, при этом сам он теряет многие атрибуты персонажа священной истории.

Как утверждает Д.Кокс, даже несмотря на столь яркий образ демона, обладающего полномочиями представителя на суде, без труда предоставляющего по просьбе Марии своё поручительство, скреплённое земными свидетелями, он отвечает защитнице человеческого рода, обращаясь к к римскому и каноническому праву. Он ведёт себя как серьёзный юрист. Более того, сам ход процесса вписан в земную историю - демон получает свой документ в 1301 году, и суд завершается уже в 1350 году. Возможно, таким образом начинается медленный процесс десакрализации образа сатаны, и, в связи с ним, самих Христа и Марии в период Позднего Средневековья. Здесь мы вновь можем сослаться на А.Я.Гуревича, который видел причину секуляризации повседневного времени и пространства в росте городов и их эмансипации от власти Церкви (особенно это касается территории Италии). И если в Средние века повседневное время находилось под контролем церкви, которая устанавливала течение времени и его опорные точки (Гуревич, 1972, 159), то ближе к началу Нового времени в городском пространстве появляется новый отсчёт времени, не связанный с распорядком дня земледельца, впервые появляются часы, которые точно отсчитывают городское время. Такой процесс секуляризации времени наблюдается и в тексте трактата, ведь читатель знает точные даты скрепления наиболее важных документов процесса, которые становятся маркерами начала и конца суда.

Но с такой трактовкой образов священной истории не согласен Д.Кокс, который критикует позиции своих предшественников в изучении образа дьявола в средневековых театральных постановках. Первоначально исследователь Чэмберс считал, что вывод дьявола на театральную сцену в начале XIV века являлся показателем исчезновения религиозного страха перед властителем преисподней. Но Д.Кокс опровергает такую позицию, и для начала даёт определения религиозному и секулярному обществам, которые использует впоследствии. В религиозном обществе религиозный ритуал пронизывает повседневную жизнь человека, так что становится невозможно отделить религию от их ежедневных трудов, в то время как секулярном обществе религия становится осознанным актом верования, во многом связанным с индивидуальным усилием (Cox, 2004, 10). Вслед за Соммервиллем Кокс утверждает, что профанирование священных образов не было для средневекового человека чем-то из ряда вон выходящим, сценическое действие пользовалось сакральным языком (Cox, 2004, 11). Дьявол на сцене не воспринимался как отдельный персонаж некой драмы, этот образ был напрямую связан с библейским дьяволом. Здесь также стоит вспомнить и теорию Бахтина о включении священных образов в народные представления и карнавалы, на которых данные образы отнюдь не теряли свой священный статус ( Бахтин, 2014 [1965], 122).

Важную роль в создании образа юридически подкованного дьявола и его приспешника, осведомленного во всех тонкостях земного права, играло разделение понятия справедливости средневековыми богословами. Как мы уже убедились ранее, методы ведения процесса демона и Девы Марии сильно отличаются друг от друга, и в этом отличии состоит вторая причина, почему нельзя считать образ сатаны секуляризованным. В то время как Мария и Христос прибегают к доводам милосердия, misericordia, и высшей справедливости, aequitas, то демон пользуется аргументами justitia или юридической справедливости. Такое разделение появляется уже в работах Св.Августина и особенно разрабатывается в его трактате «О Троице» (Августин Аврелий, 2004, 302). Aequitas является справедливостью, присущей Богу и исходящей от него, без неё justitia земного права теряет всякую силу. Таким образом, даже в таком шутливом трактате, как «Процесс сатаны», появляются серьёзные богословские идеи, которые раскрываются на примере противостояния демона и Бога, именно нехваткой милосердия и истинной справедливости будет объясняться его проигрыш на небесном суде.

трактат сатана люцифер дьявол

Литература

1. Бахтин, М.М. (2014) [1965] Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. Москва: Эксмо

2. Виноградов, П.Г. (2010) [1909] Очерки по теории права. Римское право в средневековои? Европе. М.:Зерцало

3. Гуревич, А.Я. (1972) Категории средневековой культуры. М.: Искусство

4. Гуревич, А.Я. (1981) Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство

5. Даркевич, В.П. (1988) Народная культура Средневековья. Светская праздничная жизнь в искусстве IX-XVI вв. Москва: «Наука»

6. Дождев, Д.В. (1996) Римское частное право. М.: ИНФРА-М - НОРМА

Размещено на Allbest.ru