Дореформенная и пореформенная Россия в изображении А.И.Гончарова

72

Содержание

Введение

Глава 1. Отображение русской действительности в произведениях И.А. Гончарова

1.1.Старая и новая Россия в творчестве И.А. Гончарова

Глава 2. Уклад жизни дореформенной России

2.1.Дворянская усадьба как символ патриархальной России

2.2.Народ в изображении И.А.Гончарова

Глава 3 Пореформенная Россия в романе И.А.Гончарова «Обрыв»

3.1.Отношение И.А. Гончарова к пореформенной России

3.2.Новая Россия на страницах романа И.А.Гончарова «Обрыв»

Заключение

Литература

Введение

«...Напрасно было бы отыскивать в моих лицах и событиях то или иное происшествие, то или другое лицо, к чему читатели бывают наклонны вообще, и при этом редко попада-ют на правду. Всегда больше ошибаются», -- писал автор «Обломова». Однако же и чита-тели, и исследователи упорно продолжают поиск прообразов тех или иных героев. Дело в том, что ни один писатель так тесно не был связан реально с родной почвой, как Гонча-ров. И сам он достаточно четко и часто это подчеркивал: "То, что не выросло и не созре-ло во мне самом, чего я не видел, не наблю-дал, чем не жил, -- то недоступно моему пе-ру! У меня есть (или была) своя нива, свой грунт, как есть своя родина, свой родной воз-дух, друзья и недруги, свой мир наблюдений, впечатлений, воспоминаний, и я писал только то, что переживал, что мыслил, что любил, что близко видел и знал...» -- пишет он в ста-тье «Лучше поздно, чем никогда»[3,67].

Познакомившись с произведениями И.А.Гончарова, мы с полной уверенностью можем сказать, что познакомились с жизненным укладом дореформенной и пореформенной России. Именно в произведениях «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» отображена реальная действительность России.

Так Симбиряне часто узнавали в произведе-ниях Гончарова тех или иных своих знакомых и родных. Иногда сам писатель указывал, с кого он срисовывал своего героя, и объяснял, как он творит из жизненных реалий художест-венный мир. В предисловии к статье «На ро-дине» Гончаров описывает особенность сво-его «магического кристалла»: «Кто-то верно заметил, что археолог по каким-нибудь уце-левшим от здания воротам, обломку колонны дорисовывает и самое здание, в стиле этих ворот или колонны. И у меня тоже, по одной какой-нибудь выдающейся черте в характере той или другой личности или события, фантазия старается угадывать и дорисовывает ос-тальное...»[7,89] В этом, возможно, причина того, что иногда несколько жителей Симбирска претендовало на одного и того же героя. Но вернее всего в том, что, как писал Д.С.Ме-режковский, "каждый из характеров, создан-ных Гончаровым -- идеальное обобщение че-ловеческой природы..»[6,107].

Гончаров желал, чтобы в его героях «иска-ли не голой правды, а правдоподобия": «Меня кто-то в печати укорял в привычке обобщать мои лица: это, помнится, было замечено с не-которой иронией, а между тем выходит как будто комплимент. Ведь обобщение ведет к типичности, а обобщение у меня -- не привыч-ка, а натура...»[9,183]Гончаров слишком скромен, его образы гораздо выше типов. Мережковским было за-мечено, что он создает их на уровне символов.

Так, например, обломовщина -- символ состояния души человека, потерявшего цель-ность и пытающегося ее вернуть, обрести всевозможными способами, или даже сконст-руировать. Этот символ своим рождением прежде всего обязан Симбирску. Он связан с жизнью крестного отца писателя Николая Ни-колаевича Трегубова. Трегубов -- помещик Симбирской и Владимирской губерний, ари-стократ по рождению, но главное -- по духу; капитан-лейтенант в отставке, определенный на службу к Ф.Ф.Ушакову Потемкиным: участ-ник сражений на Черном море конца XVIII ве-ка и вдобавок ко всему еще и масон.

Гончаров в воспоминаниях рассказывает о помещиках, приятелях крестного, которые приезжали в губернский город на выборы с одной целью, чтоб их не выбрали: «Когда оба старика приезжали в город на выборы, они обыкновенно жили у Якубова... (в городской усадьбе Гончаровых). С утра, бывало, они все трое лежат в постелях, куда им подавали чай или кофе. В полдень они завтракали, После снова забирались в постели. Так их заставали гости. Редко, только в дни выборов, они натя-гивали на себя допотопные фраки или екате-рининских времен мундиры и панталоны, спрятанные в высокие сапоги с кисточками, надевали парики, чтобы ехать в дворянское собрание на выборы. Какие смешные были все трое! Они хохотали, оглядывая друг друга, а мы, дети, глядя на них... Мне кажется, у ме-ня, очень зоркого, впечатлительного мальчика, уже тогда, при виде всех этих фигур, этого беззаботного житья-бытья, безделья и лежа-нья, и зародилось неясное представление об обломовщине...» -- пишет Гончаров[3,184].

Из черновика текста воспоминаний стано-вится ясно, почему Трегубов вынужден был проводить свое время на диване: "Отзывы его (Трегубова -- о способах обогащения чинов-ников) проникнуты были брезгливостью... У своих сослуживцев он был как бельмо на глазу... От этого он бросил свою гражданскую губернскую службу...»[3,78] Поэтому в нашем исследовании мы хотим увидеть ту русскую действительность, которую видел автор и отобразил в своих произведениях.

Точно в “маленьком зеркале”, в романах И. А. Гончарова нашла свое отражение “историческая ломка” -- переход от феодального общества с его патриархально-семейным бытом и соответствующими идеалами к буржуазному укладу. Крепостная деревня, барское поместье рисуются как идеальное в своей неподвижности, раз навсегда отлившееся воплощение феодальных отношений. Петербург -- как образ нового, европеизированного, но по своим формам характерного для русской государственности буржуазного общества. Три романа И.А.Гончарова как метко выразился сам писатель - "одно огромное здание, одно зеркало, где в миниатюре отразились три эпохи - старой жизни, сна и пробуждения".

Теоретической базой нашей работы явились использовались работы Рыбасова А., который в течение многих лет занимался изучением наследия романиста. В своих работах исследователь, анализируя творчество писателя, показал, как мастерски свои наблюдения над действительностью И.А.Гончаров переносил на страницы произведений.

Так же при исследовании были изучены лекции П.А.Кропоткина, напечатанные в книге «Идеал и действительность». Князь являлся знатоком русской литературы, а материал по литературе очень интересен и увлекателен.

В. Туниманов в своих работах о творчестве Гончарова И.А. отмечает, что его романная «трилогия», «писана одним и тем же умом, воображением и пером».

Исследователь пишет, что в «Обыкновенной истории» и «Обломове» «замысел» со знаком известных идейно-эстетических предпочтений 40-х годов, заявленный в начале, постепенно преодолевался и, как доказывалось, уходил, в конце концов, на второй план, оставляя все пространство «сверхзамыслу» (перепады внутри повествования ощущаются, но не до такой степени, чтобы подорвать цельность). В 60-е годы, в обстановке усиленной политизации русской жизни и острого размежевания в среде интеллигенции, давление общества на писателя (с исконными интересами и органическими пристрастиями) оказывается беспрецедентным. В. Туниманов обращает внимание на то, с какими трудностями Гончаров столкнулся еще раньше, вводя в мир русской литературы с ее антибуржуазным (антимещанским) духом Штольца -- «образ положительного героя на новых и, если можно так выразиться, буржуазно-европейских путях». Эти пути в равной мере противоречили «радикальным и почвенническим интенциям» (естественно, что герой был не принят критиками самых разных лагерей). «Инерция общественного мнения -- сила могущественная и косная, а иногда и разрушительная. Это консерватизм или радикализм (все равно)... Думаю, что в какой-то степени общественно-психологическая и эстетическая инерция не могла не оказать влияния и на Гончарова»[6,183][

Интересны наблюдения Л. С. Гейро. Ее незначительные казалось бы пометки очень любопытны. Так она показала, что «история включения в роман «Обрыв» перевода из Гейне принципиально важна для понимания и оценки не только образа Райского, но и анализа всего «сложного механизма жизни» (слова Гончаровав «Обрыве»). По первоначальному замыслу (1858) стихотворение Гейне в оригинале должно было стать эпиграфом к роману самого Гончарова. Но когда первый лист уже был набран, Гончаров обратился с просьбой к Стасюлевичу поместить эти стихи в «уста Райского». Гончаров отверг перевод Ап. Григорьева, в котором «были резко подчеркнуты романтические настроения героя и отчетливо прозвучала авторская ирония» (еще более сильная, чем в оригинале), поскольку опасался обнаружения параллели с его собственным отношением к герою -- Райскому. Отверг романист и подчеркнуто бесстрастный перевод Ап. Майкова. «В стихотворении Гейне Гончаров увидел нечто большее, чем критику романтического миросозерцания: он обнаружил там то близкое ему самому ощущение внутреннего трагизма человеческого бытия, которым пронизаны заключительные части «Обрыва». Соответствие этой мысли Гончаров нашел в переводе, специально сделанном по его просьбе А. К. Толстым».

В ходе исследования мы обращались к трудам, книгам, монографиям таких исследователей творчества И.А.Гончарова, как Пиксанов Н.К., Переверзев В.Ф. др.

Пиксанов Н.К. в своих исследованиях ставит своей задачей отбор и анализ неко-торых существенных особенностей в творчестве писателя и осмысление их социально-исторических закономерностей. При этом первоочеред-ным являлось осмысление и уточнение состава участников социальной борьбы на том этапе русской истории, когда зарожда-лись, росли и завершались произведения Гончарова. Для исследователя представлялась неприемлемой обычная литературоведческая кон-цепция, когда литературный процесс понимается и излагается как «битва идей», как «парламент мнений», мнений личных, при-надлежащих отдельным писателям. Не отрицая большей или меньшей доли «личной собственности», он выдвигает примат социального сотворчества. Порою это сотворчество весьма явст-венно, как, к примеру, круг Белинского и «натуралистов» в соро-ковых годах или как группа Тургенева, Анненкова, Боткина в шестидесятых. Иногда такое единение группы и отдельного писа-теля определить труднее, как например у Гончарова, однако оно раскрывается при внимательном изучении.

Также исследователь отмечает, что в 60-е годы социально-политические позиции Гончарова меня-лись, сдвигались вправо, и это ясно отражалось в идеологи-ческой перестройке творчества, которые показывает в трудах ученый. Автор стремится воссоздать с доступной четкостью эти борения, социальные и идейные, и их отражение в произведениях писателя .«Обрыве».

Он стремился определить социальный субстрат литературно-художественного произведения. Для этого необходимо было охарактеризовать, по возможности точнее, тот период социальной истории России, когда роман создавались произведения писателя, и те социальные клас-совые группы, в борьбу которых включался сам .Гончаров И.А..

Книга Пиксанова Н.К. « Роман Гончарова «Обрыв» в свете социальной истории «является частью целостной монографии о романе «Обрыв», а монография эта в свою очередь составляет часть серии-трилогии о романах Гончарова, которая призвана согласно ее специальному заданию -- охарактеризовать и оценить роман в свете социальной истории.

Здесь по тесной связи с Гончаровым в книге затрагиваются многие выдающиеся его современники-писатели: Тургенев, Некрасов, В. Слепцов, Салтыков, Л. Толстой, Достоевский.

В ходе изложения даются точные ссылки на многие исследова-ния по литературному процессу и по социальной истории.

Автор трилогии о творчестве И.А.Гончарова Переверзев В.Ф. пишет, что выступление воинствующего разночинства в политической жизни отобразилось и в литературе возникновением особого периода. Все шестидесятые годы, а за ними и семидесятые полны изображением, защитой или обличением разночинцев, быстро получивших острое наименование--«нигилисты». В этой обиль-ной литературе, под тем или иным углом зрения, трактовался целостный комплекс общетеоретических, философских, эстетиче-ских, моральных, политических, социальных проблем.

Литература эта возникла раньше, чем обычно думают, -- еще с конца 50-х годов, со времени возникновения революционной ситуации. Революционная ситуация локализируется между 1859 и 1861 годами. Но это только в области политической борьбы. Не прекращается, а даже усиливается борьба социально-идеологи-ческая.

В течение 60-х годов Гончаров, вышедший из «натуральной школы» времен Белинского, правеет. Это проявляется в его сближении с умеренными либералами круга «Вестника Европы» Стасюлевича. И то же сказывается в творческой истории «Обрыва» -- в обличении нигилиста Волохова, в переосмысле-нии образа Веры, в возвышении образа Бабушки, в выдвижении помещика-предпринимателя Тушина, в появлении религиозного мотива.

Переверзев В. Ф.в своих трудах пытается дать общую формулу творчества писателя.

Цель нашего исследования: показать дореформенную и пореформенную Россию в изображении А.И.Гончарова.

Задачи:

- выявить в произведениях характерные черты российской действительности;

- описать уклад жизни дворянской усадьбы;

- показать бытовую сторону русского народа;

- проанализировать черты новой пореформенной России на страницах трилогии И.А.Гончарова.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения, литературы.

Глава 1. Отображение русской действительности в произведениях И.А. Гончарова

1.1.Старая и новая Россия в творчестве И.А. Гончарова

И. А. Гончаров, на наш взгляд, является писателем, который быстрее других понял изменения русской жизни, связанные с проникновением в старый патриархальный уклад западных буржуазных веяний. Писатель много путешествовал, а потому очень хорошо узнавал приметы капиталистического общества, которые появлялись в современной ему России. Автор сознавал, что разрушение феодального уклада является закономерным следствием всего послепетровского периода развития русской истории, что деловитость, предприимчивость отозвались в России, с одной стороны, развитием промышленности и торговли, науки и рационализма, с другой -- гипертрофией бюрократической администрации, тенденцией к “выравниванию” личностей, к маскировке их единообразием мундиров.

Деловой и деятельный административно-промышленный Петербург в романе “Обыкновенная история” противостоит застывшей в феодальной неподвижности деревне. В деревне время помещиков отмечается завтраком, обедом и ужином, сезоны -- полевыми работами, благосостояние -- запасами продовольствия. В Петербурге весь день размечен по часам, и каждому часу соответствуют свои труды: занятия на службе, на фабрике или вечерние “обязательные” развлечения: театр, визиты, игра в карты. И. А. Гончаров сумел понять, что Петербург и провинция, а в особенности деревня, -- это две социально-культурные системы, два органически целостных мира и в то же время две исторические стадии состояния общества. Переезжая из деревни в город, Александр Адуев переходит из одной социальной ситуации в другую, и само значение его личности в новой системе отношений оказывается неожиданно и разительно новым для него. В своем имении, в своих деревнях Адуев -- помещик, “молодой барин” -- независимо от своих личных качеств фигура не только значимая, выдающаяся, но уникальная, единственная. Жизнь в этой сфере внушает красивому, образованному, способному юному дворянину мысль, что он “первый в мире”, избранник. Присущие молодости и неопытности романтическое самосознание, преувеличенное чувство личности, веру в свою избранность Гончаров связал с феодальным укладом, с русским крепостническим провинциальным бытом. Именно разоблачение романтизма особенно высоко ценил в “Обыкновенной истории” Белинский: “А какую пользу принесет она обществу! Какой она страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму!”

И. А. Гончарову очень важно было нарисовать в образе Петра Адуева подобное, хоть еще тогда и редкое, совмещение чиновничьей карьеры и капиталистического предпринимательства. В этом он видел возможность лаконично и выразительно передать суть Петербурга, его историческое значение в социальном и политическом прогрессе. И. А. Гончаров не был склонен к идеализации современного пути развития русского общества, а тем самым и героя, представляющего это развитие. Авторская симпатия в романе заменена другим: исторической и социальной закономерностью, необходимостью позиции героя. Называя свой роман “Обыкновенной историей”, И. А. Гончаров с иронией, сочувствием и грустью констатировал, что приобщение человека, претендовавшего в начале своей жизни на исключительность, к современному стереотипу исторически и социально предопределено. Приобщившийся к требованиям “века” Адуев-дядя объясняет провинциальному племяннику “условия игры”, без соблюдения которых невозможен жизненный успех. Бурно сопротивляясь советам и требованиям дяди, Александр вынужден в конечном счете следовать им, так как в мнениях дяди нет ничего индивидуального -- это веления времени. Подвергая каждый поступок, каждое желание и каждую декларацию племянника суду логики, проверке житейской практикой и критерием пользы, Адуев-старший проявляет нетерпимость к фразе и постоянно рассматривает слова и поступки Александра на фоне опыта других людей. Он приравнивает его ко всем и как бы приглашает принять участие в соревновании между множеством ему подобных жителей Петербурга. Даже от искусства он требует высокой профессиональности и не понимает дилетантизма, занятий литературой, музыкой, сочинения стихов в порядке самовыражения. Александр Адуев потрясен требованиями дяди, он усматривает в них обесценивание личности.

Итак, И. А. Гончаров отмечает прогрессивные черты новой культуры, он указал и на потери, возникающие при подчинении ее законам всех сфер жизни. Тупик, к которому приходит Петр Иванович Адуев, как и у современных деятельных и одаренных людей в буржуазном обществе, возникает отчасти потому, что все личные отношения, в том числе и семейные, оказываются только придатком к “делу” -- службе, карьере, предпринимательству и денежным интересам.

Адуеву-младшему предначертан путь, во всех деталях повторяющий дорогу, пройденную дядей. Рок, который толкает его на этот путь (казалось бы, Александр не честолюбец, не алчен, не жаждет денег и может спокойно без особых усилий иметь все жизненные удобства в своем наследственном имении), -- историческая необходимость. В неосознанном, но непреодолимом стремлении Александра уехать из деревни в неведомый и страшный Петербург и в его втором возвращении в столицу после бегства в деревню, где он хотел укрыться от ударов и разочарований петербургской жизни, отражена историческая неотвратимость изменения жизни. Матери Александра -- “старосветской” помещице -- во сне сын является добровольной жертвой, человеком, бросающимся в омут. Так аллегорически изображается неизбежность, которая должна подвигнуть Россию на вхождение в новые, непривычные и несвойственные ей отношения.

Однако и деревня (дворянское поместье) и столица у Гончарова сразу же перерас-тают свои социально-бытовые границы: уклад первой мать Алек-сандра называет «благодатью»; вторая манит героя как библей-ская «обетованная земля». Усадьба Грачи и Петербург предстают в романе как два полярно противоположных способа, «образа жизни», в такой же мере свойственных России, как и всему чело-вечеству. Первый из них сулит герою единство с издавна привыч-ной природой, «ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства», а также «нежную и розовую любовь» соседки -- девушки «без затей», готовой во всем слу-шаться мужа («да и как можно быть умнее мужа? это грех»), и «полдюжину детей». Это патриархальная идиллия, отличительны-ми чертами которой являются физиологические (еда, сон, про-должение рода, выхаживание детей и т. п.), а не духовные по-требности, повторяемость (цикличность) жизненного круга, све-денного к родинам, свадьбам, похоронам, привязанность людей к одному месту, неподвижность, замкнутость и отгороженность от остального мира. Развернутую картину идиллического сущест-вования Гончаров дает в знаменитом «Сне Обломова»

Совершенно иной способ жить олицетворяет собой Петербург. Если мать героя страшится Петербурга как «омута» и «чужой стороны», то для Александра это -- выход в «не ограниченный тесным деревенским горизонтом» огромный мир, где он, приоб-щившийся в университете ко всемирной культуре, надеется осу-ществить свои «мечты о благородном труде, о высоких стремле-ниях», «о славе». Впрочем, реальное человеческое содержание этого современного неидиллического бытия герою Гончарова пока только предстоит постигать.

Переезд Александра Адуева в Петербург, завязывающий дей-ствие романа, таким образом, не просто смена жизни сельской на городскую, провинциальной на столичную. По мысли Гончаро-ва, его герой тем самым совершает передвижение в историческом времени -- меняет традиционный жизненный строй (или «воз-раст» человечества) на строй грядущий, уже несравненно более привлекательный для ищущего приложения своих сил молодого человека.

В первом романе Гончарова показано перерождение мечтательного романтика в трезвого дельца под влиянием буржуазно-коммерческих отношений, проникавших в русскую жизнь 40-х годов XIX в.

Будничной прозой закончилось знакомство с Тафаевой. Александр в отчаянии. «Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет: все химера -- а живи!»-- восклицает он. Однако страдания героя-романтика, возникшие, как по-казывает Гончаров, на почве столкновения ложной мечты с действительностью, не были глубокими. Покинув Пе-тербург в минуту горестных переживаний, он вскоре воз-вращается в столицу, но уже с другими намерениями. Александр отрекается от «возвышенных чувств», прими-ряется с прозаической действительностью (хочет «дело делать»). «Нельзя же погибнуть здесь!--говорит он о Грачах.-- Все вышли в люди... я только один отстал». В эпилоге мы видим Адуева преуспевающим человеком. Он исправно служит, готовится к женитьбе на невесте с полумиллионным приданым. Этим переменам соответ-ствуют и внешние приметы: Александр пополнел, чуть-чуть оплешивел и уже имеет орден на шее. Произошла, следовательно, «обыкновенная история», практицизм взял верх над юношескими мечтаниями. Родственница Адуева-младшего Лизавета Александровна жалеет об утрате им былых идеалов. Но сам Александр Адуев думает иначе:

«Что делать... век такой. Я иду наравне с веком: нельзя же отставать!» В этих словах можно увидеть скрытую ав-торскую иронию: осудив пустоту дворянского мечтатель-ного романтизма, поэзию, как он сам говорил, «напускных чувств» и «праздности», писатель не принял и сухого практицизма, делячества, убивающего в человеке прояв-ление поэзии.

Ярче всего эта позиция обнаружилась в обрисовке Петра Адуева, дяди Александра. Петр Адуев -- крупный чиновник и фабрикант-предприниматель, знающий толк в людях, в коммерческих делах. Он образован, умен, чи-тает на двух языках, ходит в театр, разбирается в искус-стве. Словом, это человек в духе своего времени -- ценит труд, а не фразы. В отрезвлении Адуева-младшего он сыграл немалую роль. «Твоя глупая восторженность ни-куда не годится: забудь эти священные да небесные чув-ства, да приглядывайся к делу»,-- говорит он племяннику. В спорах с Александром он убедительно показывает оши-бочность романтических экзальтации и приобщает пле-мянника к настоящей жизни. Петр Адуев -- представи-тель новой, европейски образованной чиновно-буржуазной прослойки. Автор на стороне этого делового, энергичного человека. Вместе с тем Гончаров понимал, что развитие новых коммерческих отношений может привести не только к разрушению «дворянских гнезд», но и к затуханию жи-вых человеческих эмоций. Плох Александр Адуев с его слезливой чувствительностью, неумеренными восторгами, но и Адуев-старший не без прорехи в характере. Он слишком прозаичен при всем своем уме, сух и расчетлив. Быть может, это не вина человека: он целиком поглощен своими «делами». Но «дело» его, как выясняется, лишено поэзии, красок. Это сказалось и на семейных отношениях. Лизавета Александровна, жена Петра Адуева, живя в комфорте, угасала с каждым днем, хотя физически была вполне здорова. Причина угасания в том, что женщина ощущала отсутствие одухотворенного труда, возвышенной цели. Изобразив победу деловитости над поэзией и кра-сотой, автор тем самым скептически оценил новые буржуазные отношения, которые с самого Начала были дале-ки от совершенства.

В следующем романе «Обломов» Гончаров обратился к герою, который во многом на-поминает Адуева-младшего. Как и Адуев, Обломов вос-питывался в привольной барской усадьбе, потом учился в пансионе, закончил университет. В Петербурге он стол-кнулся с «черствостью» столичной жизни, с городской сутолкой, где нет места «поэзии». Но дальше линии персо-нажей расходятся. Обломов спасовал перед трудностями жизни. Он не смог влиться ни в один из ее потоков. Убе-дившись в бессилии своего героя, Гончаров пропел над-гробную песнь человеку, которого ничто не может воскре-сить: ни любовь, ни призывы трудиться, ни остатки собст-венных благородных помыслов. Угасание личности, ее духовная и физическая смерть вследствие непригодности к практическому делу -- центральная коллизия романа, она составила основу композиции.

Начинается роман с описания того, как Обломов, по-мещик лет тридцати двух-тридцати трех, лежит у себя в комнате на Гороховой улице в Петербурге, и, хотя уже полдень и к нему вереницей идут знакомые, он не может встать и одеться. Мотив «лежания» проходит через весь роман, символизируя духовное бессилие Обломова.

Когда-то Обломову доступны были высокие помыслы, он мечтал о труде, «хоть безвестном, темном, но непре-рывном». Да и сейчас он не лишен благородных порывов. «Человека, человека давайте мне!.. любите его»,-- говорит он Пенкину, жалуясь на скудость современной массовой литературы. Но все его попытки обратиться к делу кончи-лись крахом. В департаменте он не выдержал и двух лет, тяготясь однотонностью канцелярской работы. На другие, более удовлетворяющие душу занятия не хватило ни тер-пения, ни умений. Жизнь с ее радостями, борьбой и тре-вогами проходила мимо, и Обломов, в сущности, прими-рился со своим мертвящим покоем. Большую часть вре-мени он проводит на диване. Его не привлекает даже чте-ние, а необходимость написать письмо старосте вызывает в нем нервическое беспокойство.

Последняя попытка Обломова вернуться к жизни и труду связана с историей его любви к Ольге. Этому по-священы вторая и третья части романа. Но именно во взаимоотношениях с Ольгой со всей очевидностью обна-ружилась непреодолимая сила обломовщины, т. е. боязнь жизни, неспособность к решительным действиям.

В действительности же отказ Обломова от Ольги продиктован не забо-тами о ее судьбе, а победой обломовщины. И не удиви-тельно, что в конце концов герой перебирается с Горохо-вой улицы еще дальше на окраину, в домик мещанки Пшеницыной, где обретает искомый уют и любовь без «месяца во лбу», т. е. без порывов и внутреннего трепета.

Есть что-то мрачно-символическое в том, как описано сближение Обломова с Пшеницыной. Сначала ему по-нравился в ее доме покой, потом ее работа, затем полные локти. И вот она стоит под его поцелуем «прямо и непод-вижно, как лошадь, на которую надевают хомут». Удоб-ная, без волнений «любовь», вполне соответствовавшая идеалу обломовского существования!

Следует сказать, что не Пшеницына, женщина скром-ная, трудолюбивая, хотя и с неразвитым сознанием, про-изводит тягостное впечатление в конце романа, а сам «барин» Илья Ильич Обломов. Это он растерял связи с живым миром и перенес в дом Пшеницыной колорит липкого, застойного существования. Тем самым автор за-острил свою мысль о тлетворном влиянии обломовщины как разновидности помещичьего паразитизма.

Что же сгубило Обломова, привело его когда-то живую душу в состояние полной апатии и инертности? Наиболее полный ответ на эти вопросы мы находим в главе «Сон Обломова». Здесь рисуется детство Обломова, та усадеб-ная барская среда, которая взрастила его лень и «гнус-ную», как писал Добролюбов, привычку «получать удов-летворение своих желаний не от собственных усилий, а от других...» [2. 117]. С редкой наглядностью воспроизводит Гончаров патриархальный быт Обломовки, жизнь без ум-ственных интересов и труда, жизнь за счет трехсот «За-харов». Черты крепостнической психологии глубоко за-легли в сознании Обломова, определив в конечном счете его отношение к окружающему миру. «...Я барин и де-лать ничего не умею!»-- говорит о себе Обломов. В раз-венчании крепостнической психологии, паразитического бытия помещичьего класса заключен основной пафос романа.

Тип Обломова интересовал Гончарова не только не-достатками. Осуждая Обломова за лень и бездеятельность, автор дал понять читателю, что пропадает, в сущ-ности, неплохой от рождения человек. У него доброе сер-дце, «голубиная» душа; он осуждает стяжательство, карьеризм, чем заражены деловые чиновно-дворянские круги Петербурга. Подспудно в Обломове теплилась меч-та об истинно прекрасной, т. е. лишенной обмана и услов-ностей, жизни. «Обломовцем» он стал еще и потому, что не принял черствости, меркантильности окружающей действительности. Однако беда героя в том, что, подобно многим русским людям дворянского воспитания, он лишь осуждал зло, не умея и не желая с ним бороться, Это привело Обломова к потере интереса к жизни. Элегия об-ломовского угасания волнует автора, патриота своей от-чизны, и его героиню Ольгу Ильинскую.

Гончаров пытался воспроизвести передовые силы вре-мени и в образе Штольца, обрусевшего немца, дельца но-вой, капиталистической формации. В известной мере в романе можно увидеть схему так называемого «прус-ского» пути развития капитализма в России, указание на потерю дворянством своих привилегий. Однако образ Штольца, по мнению князя Петра Кропоткина, выписан Гончаровым неубедительно. Штольц умен, энергичен, труд для него --«образ, содержание, стихия и цель жизни». Но в чем и как проявляется его де-ятельность, каким образом он сумел нажить «тысяч триста капиталу», оставшись при этом честным и благородным человеком, читатель не знает[6,147]. Добролюбов говорил, что Штольц не дорос «до идеала общественного русского де-ятеля» [2, 138]. Вместе с тем нужно учесть, что в компо-зиции романа Штольцу принадлежит важная роль: он оттеняет безволие, неприспособленность Обломова к жизни. Штольц--антипод Обломова. Не случайно к Штольцу постепенно переходит почти все, чем распола-гал Обломов. Он женится на Ольге, берет под опеку име-ние Обломова, после смерти Ильи становится воспитате-лем его сына.

Роман «Обломов»-- классическое произведение кри-тического реализма. Его достоинства получили глубокое истолкование в статье Добролюбова «Что такое обломов-щина?». По мнению критика, значение романа состоит в том, что Гончарову удалось с беспощадной строгостью отчеканить «современный русский тип», высказать «новое слово нашего общественного развития...».; [2, 113]. Слово это --«обломовщина». Оно «служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни» и «придает роману Гон-чарова гораздо более общественного значения, нежели... все наши обличительные повести» [2, 113],

Основные черты обломовского типа порождены кре-постничеством и проявляются в беспробудной лени, неприспособленности личности к жизни и труду. Родовые признаки обломовщины можно найти, как считает Доб-ролюбов, в Онегине, Печорине, Рудине и в других «вари-антах» «лишнего человека». При всей неожиданности та-кая аналогия верна по существу, потому что перечислен-ных героев роднит «бесплодное стремление к деятель-ности, сознание, что из них многое могло бы выйти, но не выйдет ничего...» [2, 127]. Обломов уступает своим со-братьям по уму и темпераменту. Но именно в нем со всей определенностью выражена мысль об исторической ис-черпанности «лишних людей» как деятелей дворянского периода. В лице Обломова, заключает критик, они све-дены «с красивого пьедестала на мягкий диван...» [2, 131].

Это наиболее популярный из романов Гончарова. «Обломов»-- глубоко на-циональный роман, настолько национальный, что лишь русский может вполне оценить его. Обломов -- русский помещик среднего достатка -- владе-лец шести или семи сот крепостных душ, и время действия романа относится к пятидесятым годам девятнадцатого века. Все раннее детство Обломова вело лишь к уничтожению в нем всякого зачатка инициативы, личного почина. Вообрази-те себе обширное, хорошо устроенное помещичье имение в центре России, где-нибудь на живописном берегу Волги, при-чем действие происходит в такое время, когда в этой местно-сти еще нет железных дорог, разрушающих мирную патриар-хальную жизнь, и не возникает никаких «вопросов», могущих обеспокоить умы обитателей этого уголка. Как для владель-цев имения, так и для десятков их слуг и всякого рода прижи-валок жизнь в имении была своего рода «царством доволь-ства». Няньки, слуги, сенные девушки, казачки окружают ре-бенка с самого раннего возраста, причем все их помыслы направлены на то, как его получше накормить, заставить ра-сти, укрепить и в то же время не обременять его учением, а в особенности избавить его от какого бы то ни было труда. «Я ни разу не натянул сам себе чулок на ногу, как живу, слава Богу», -- говорит Обломов. Утром весь дом занимается воп-росом о том, что будет на обед, а вслед за обедом, который бывает сравнительно рано, наступает царство сна -- сна, дос-тигающего эпических размеров и повергающего в полное заб-вение всех обитателей барского дома; глубокий сон охватыва-ет на несколько часов всех, начиная со спальни помещика и кончая отдаленнейшими уголками девичьей и лакейской.

В такой обстановке проходит детство и юность Обломова. Позднее он поступает в университет, но за ним в столицу следуют его верные слуги, и ленивая сонная атмосфера род-ной Обломовки держит его даже там в своих заколдованных объятиях. Какая-нибудь лекция в университете, разговор воз-вышенного характера с молодым другом, какие-то неясные порывы к идеалу иногда волнуют сердце юноши, и пред его глазами начинают носиться волшебные видения -- Обломов не мог совершенно избежать этих впечатлений университетс-кой жизни, но убаюкивающее снотворное влияние Обломов-ки, навеваемые ею покой и лень, чувство вполне обеспечен-ного, ничем не тревожимого существования умерщвляют даже эти слабые впечатления университетских годов. Другие сту-денты горячатся в спорах, вступают в кружки, -- Обломов смотрит спокойно вокруг себя и задает себе вопрос: «Зачем все это?» А когда по окончании университета он возвращает-ся домой, его охватывает та же знакомая атмосфера. «Зачем думать и беспокоить себя тем или иным вопросом?» Подоб-ное беспокойство можно предоставить «другим». Разве нет старой няньки, непрестанно думающей о комфорте барина?

«Домашние не дают пожелать чего-нибудь, -- говорит Гон-чаров в своей краткой автобиографии, из которой можно усмотреть его близость к изображаемому им герою, -- все давно готово, предусмотрено. Кроме семьи, старые слуги, с нянь-кой во главе, смотрят в глаза, припоминают мои вкусы, при-вычки: где стоял мой письменный стол, на каком кресле я всегда сидел, как постлать мне постель. Повар припоминает мои любимые блюда -- и все не наглядятся на меня»[5,67].

Такова была юность Обломова и таковой же, в значитель-ной степени, была юность самого Гончарова, -- что не могло не отразиться на его характере.

Обломов -- хорошо образованный и воспитанный чело-век, обладающий утонченным вкусом, благодаря которому он является хорошим судьей в вопросах искусства. Он никогда не совершит бесчестного поступка, потому что он органичес-ки на то не способен. Он всецело разделяет самые благород-ные и высокие чаяния своих современников. Подобно мно-гим «идеалистам» того времени, он стыдится быть рабовла-дельцем, и в голове его сложился смутный план насчет его крестьян, который он все собирается изложить письменно; план этот, когда он будет приведен в исполнение, должен улуч-шить положение его крепостных и в конце концов способ-ствовать их полному освобождению.

«Ему доступны были наслаждения высоких помыслов, -- говорит Гончаров об Обломове, -- он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько, в глубине души, плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвест-ные, безымянные страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц. «Сладкие слезы потекут по щекам его...»[5,172]

Таким образом, Гончаров описывает то состояние бездей-ствия, в которое впал Обломов в тридцатилетнем возрасте. Это высшая поэзия лени -- лени, созданной целой жизнью старого крепостничества.

Впечатление, которое этот роман при своем появлении (1859) произвел в России, не поддается описанию. Это было более крупное литературное событие, чем появление новой повести Тургенева. Вся образованная Россия читала «Обломова» и обсуждала «обломовщину». Каждый читатель нахо-дил нечто родственное в типе Обломова, чувствуя себя в боль-шей или меньшей степени пораженным той же болезнью. Обломовы не исчезли до сих пор, изменилась лишь обстановка[6,154].

Во время появления романа слово «обломовщина» упот-реблялось всеми для характеристики положения России. Вся русская жизнь, вся русская история носят на себе следы этой болезни -- той лености ума и сердца, лености, почти возве-денной в добродетель, того консерватизма и инерции, того презрения к энергичной деятельности, которые характеризу-ют Обломова и которые так усиленно культивировались во времена крепостного права, даже среди лучших людей Рос-сии, даже среди тогдашних «недовольных». «Печальное след-ствие рабства», -- говорили. Но по мере того как эпоха крепостного права уходит все далее в область истории, мы начинаем сознавать, что Обломовы продолжают жить и в на-шей среде: крепостное право не было, стало быть, единствен-ным фактором, создавшим этот тип людей; и мы приходим к заключению, что сами условия жизни обеспеченных классов, рутина цивилизованной жизни содействуют развитию и под-держанию этого типа.

Другие говорят по поводу Обломова: «расовые черты, харак-терные для русской расы», -- и в этом они в значительной сте-пени правы. Отсутствие любви к борьбе -- «моя хата с краю» -- в отношении к общественным вопросам; отсутствие «агрессив-ных» добродетелей; непротивление и пассивное подчинение -- все эти черты характера в значительной степени присущи рус-ской расе. Может быть, благодаря этому русскому писателю и удалось с такой яркостью очертить этот тип. Обломов -- кон-сервативный тип; консервативный не в политическом смысле этого слова, но в смысле консерватизма благосостояния. Чело-век, достигший известной степени обеспеченности или унасле-довавший более или менее крупное состояние, избегает пред-принимать что-либо новое, потому что это «новое» может вне-сти нечто неприятное и беспокойное в его спокойное беспечальное существование; он предпочитает коснеть, ведя жизнь, лишенную истинных импульсов действительной жизни, из боязни, как бы подобные импульсы не нарушили спокой-ствие его чисто растительного существования.

Обломов знает истинную цену искусства и его импульсов; он знает высший энтузиазм поэтической любви; он знаком с этими ощущениями по опыту. Но -- «Зачем?» -- спрашивает он снова и снова. Зачем все это «беспокойство»? Зачем выхо-дить и сталкиваться с людьми? Он вовсе не Диоген, отрешив-шийся от всех потребностей, -- совсем напротив: если жар-кое, поданное ему, пересохло или дичь пережарена, он очень близко принимает это к сердцу. «Беспокойством» он считает лишь высшие интересы жизни, думая, что они не стоят «хло-пот». В молодости Обломов мечтал освободить своих крепос-тных крестьян, но таким образом, чтобы это освобождение не принесло значительного ущерба его доходам. Постепенно он забыл об этих юношеских планах и теперь заботится лишь о том, чтобы управление имением приносило ему возможно меньше «хлопот». По словам самого Обломова, он «не знает, что такое -- барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый; не знает, что значит четверть ржи или овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают». Когда Обломов мечтает о жизни в деревне в собственном имении, жизнь эта представляется ему как ряд пикников и идиллических прогулок в сообществе добродушной, покорной и дородной жены, которая с обожа-нием глядит ему в глаза. Вопрос о том, каким образом доста-ется ему вся эта обеспеченность, чего ради люди должны ра-ботать на него, никогда не приходит ему в голову. Но разве мало найдется разбросанных по всему миру владельцев фаб-рик, хлебных полей и каменноугольных шахт или акционеров

различных предприятий, которые смотрят на свою собствен-ность точно так же, как Обломов смотрел на свое имение, т.е. идиллически наслаждаясь работой других и не принимая са-мим ни малейшего участия в этой работе?

На место выросшего в деревне Обломова можно поста-вить Обломова городского -- сущность типа от этого не изме-нится. Всякий внимательный наблюдатель найдет значитель-ное количество представителей обломовского типа в интел-лектуальной, социальной и даже личной жизни. Всякая новизна и интеллектуальной сфере причиняет Обломовым бес-покойство; они хотели бы, чтобы все люди обладали одина-ковыми идеями. Они относятся подозрительно к социальным реформам, так как даже намек на какую-либо перемену пуга-ет их. Обломов любим Ольгой и любит ее, но такой реши-тельный поступок, как брак, пугает его. Ольга чересчур бес-покойна для него. Она заставляет его идти смотреть картины, читать и обсуждать прочитанное, спорить, -- словом, она втя-гивает его в вихрь жизни. Она любит его настолько горячо, что готова следовать за ним, даже не венчаясь. Но самая сила ее любви, самая напряженная жизненность Ольги пугают Обломова.

Он пытается найти всевозможные предлоги, чтобы оградить свое растительное существование от этого притока жизни; он настолько высоко ценит мелкие материальные удобства своей жизни, что не осмеливается любить -- боится любви со всеми ее последствиями, «ее слезами, ее импульсами, ее жизнью» -- и вскоре снова впадает в удобную «обломовщину».

Помимо «обломовщины», столь ярко обри-сованной Гончаровым, имеется помещичья «обломовщина», чиновничья «обломовщина» -- откладывать в долгий ящик, научная «обломовщина», которой все мы охотно платим щед-рую дань.

Вывод к первой главе

Итак, из выше изложенного мы можем сделать небольшое обобщение о том, что особенность показа старой и новой России у Гончарова И.А. состоит в преодолении романтического идеала, приобщении к суровой деловой жизни. История его героев оказывается отражением исторически необходимых изменений общества.

Рационализм, утилитаризм, уважение к труду, стремление к успеху, чувство долга по отношению к делу, избранному в качестве профессии, самодисциплина и организованность, подчинение рассудку, а мысли -- конкретным и ближайшим целям, чаще всего интересам службы или другой трудовой деятельности, -- таков идейный, нравственный и бытовой комплекс, характеризующий типическую личность петербургского периода, а также уклад жизни и нравы Петербурга, наиболее “современного” и европеизированного города России середины XIX в.

Потеря героями трилогии многих неоценимых душевных качеств -- простодушия, искренности, свежести чувства -- сопровождается их ростом, прогрессом, перемещением в высшие слои общества и не просто карьерным, но и умственным усовершенствованием, закалкой воли, расширением опыта, подлинным, а не мнимым повышением его социальной ценности. Это, по- мнению автора, несет в себе Новая Россия. Этого - то и хочет избежать писатель и показать, чем грозит для нее потеря истинно русских национальных традиций и душевных качеств.

Глава 2. Уклад жизни дореформенной России

2.1.Дворянская усадьба как символ патриархальной России

Казалось бы, Гончаров просто мастерски описал дворянскую усадьбу, одну из тысяч подобных в дореформенной России. В об-стоятельных очерках воспроизведены природа этого «уголка-нравы и понятия обитателей, круговорот их обычного дня и все жизни в целом. Все и всякие проявления обломовского житья-бытья (повседневный обычай, воспитание и образование, верова-ния и «идеалы»), однако, интегрируются писателем в «один-образ» посредством проникающего всю картину «главного мотива» [8, 105] тишины и неподвижности, или сна, под «обаятельно властью» которого пребывают в Обломовке и баре, и крепостные мужики, и слуги, и, наконец, сама здешняя природа. «Как все тихо... сонно в деревеньках, составляющих этот участок»,-- заме чает Гончаров в начале главы, повторяя затем: «Та же глубокая тишина и мир лежат и на полях...»; «...Тишина и невозмутимое спокойствие царствуют и в нравах людей в том краю» [_4, 106]. Своей кульминации этот мотив достигает в сцене послеобеденного «всепоглощающего, ничем непобедимого сна, истинного подобия смерти» [4, 114]

В итоге разные грани изображенного «чудного края» не только объединяются, но и обобщаются, обретая сверхбытовой смысл одного из устойчивых -- национальных и всемирных -- типа, жизни. Именно жизни патриархально-идиллической, уже знакомой нам по «Обыкновенной истории» (вспомним «благодать» Грачей), но обрисованной намного обстоятельнее и шире. Впрочем, ее главными приметами и в «Обломове» остаются физиологические (еда, сон, продолжение рода и т. п.), а не духовные потребности, цикличность жизненного круга в его основных биологических проявлениях «родин, свадеб, похорон» [4, 125], при-вязанность людей к одному месту, замкнутость и равнодушие к остальному миру. Идиллическим обломовцам вместе с тем прису-щи мягкость, сердечность и благодаря этому человечность.

Не лишена гончаровская «обломовщина» и своих социально-бытовых примет (крепостная зависимость крестьян от помещи-ков). Однако у Гончарова они не то что приглушены, но подчи-нены бытийно-типологическому содержанию понятия. Настой-чивое стремление и умение акцентировать в «местных» и «част-ных» обстоятельствах и типах какие-то «коренные» [8, 319] для всего человечества мотивы и характеры -- вообще отличи-тельная особенность гончаровского искусства типизации.

В Обломовке буквально все находится в запустении. Лень и жадность--отличительные черты ее оби-тателей. «Не для всякого зажгут и свечи: свечка поку-палась в городе на деньги и береглась, как все покуп-ные вещи, под ключом самой хозяйки. Огарки бережно считались и прятались. ...Диван в гостиной... весь в пятнах, ... и кожаное кресло Ильи Ивановича только называется кожаным, а в самом-то деле оно--не то мочальное, не то веревочное». Обломовцы берегли тепло, поэтому в комнатах «угар случался частенько».

В Обломовке ведется натуральное хозяйство -- каждая копейка на счету. Как говорит автор, они знали лишь «единственное употребление капиталов-- держать их в сундуке».

Гончаров показывает жизнь обломовцев, текущую, «как покойная река». Внешне картина их жизни вы-глядит идиллической. Но за этим внешним благополучием писатель сумел показать надвигающуюся гибель такого крепостнического хозяйства.

Описанием Обломовки Гончаров, как и Тургенев, сказал надгробное слово «дворянским гнездам» (ро-маны появились в печати почти одновременно). В обоих имениях господствуют патриархальные порядки, накла-дывающие неизгладимую печать на их обитателей. Много общего у героев романа -- Обломова и Лаврецкого. Им свойственны мягкость, добродушие, простота. Но есть и существенное различие: Лаврецкий, в жилах которого текла крестьянская кровь, осуждающе отно-сится к крепостническим порядкам, он более образован, умен.

Имение Лаврецких существенно отличается от Об-ломовки. В нем все поэтично, там все свидетельствова-ло о высокой культуре. Ничего этого нет в Обломовке.

В описании быта Обломовки, детства Илюши, в об-рисовке дальнейшей жизни Ильи Ильича Гончаров не-тороплив и обстоятелен. От его внимательного взгляда не ускользают и мелкие детали, используемые им для более полной обрисовки образа. «В этом уменье охва-тить полный образ предмета, отчеканить, изваять его--заключается сильнейшая сторона таланта Гон-чарова»,--так определил своеобразие писателя До-бролюбов. «У него есть изумительная способность-- во всякий данный момент остановить летучее явление жизни, во всей его полноте и свежести, и держать его перед собою до тех пор, пока оно не сделается полной принадлежностью художника»[12,7].

Добролюбов отмечал далее, что на все явления -жизни писатель обращал внимание. «Он (Гончаров) ничем не увлекается исключительно, или увле-кается всем одинаково. Он не поражается одной стороною предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон, выжидает совершения всех моментов явления, и тогда уже приступает к их худо-жественной переработке»[12,9].

В Обломовке господствовала полная неподвижность мысли. «Норма жизни была готова и преподана им ро-дителями, а те приняли ее, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки, с заветом блюсти ее це-лость и неприкосновенность, как огонь Весты. Как что делалось при дедах и отцах, так делалось при отце Ильи Ильича, так, может быть, делается еще и теперь в Обломовке» [4, 126].

Никаких идейных запросов, никакой пищи уму, никаких забот даже о материальной стороне сущест-вования -- вот что характеризовало быт обломовцев. А это в свою очередь приводило к отсутствию всякого желания трудиться. Безделье и скука -- этими слова-ми можно охарактеризовать быт обломовцев-господ.

В детстве Илюша был живым, наблюдательным мальчиком, любившим порезвиться, поиграть. Он уходит к крестьянским домам, к оврагу, взбирается на крышу, на шаткую галерею, чтобы взглянуть оттуда а речку. В пытливом уме мальчика возникают раз-ные вопросы. «Отчего это, няня, тут темно, а там свет-ло, а ужо будет и там светло?»--спрашивает он, глядя на длинные тени от голубятни и деревьев. Но ответ получает неожиданный: «Оттого, батюшка, что солнце {идет навстречу месяцу и не видит его, так и хмурится; а ужо, как завидит издали, так и просветлеет» [4, 113]. И других случаях няня и мать Илюши вместо того, чтобы дать правильные ответы, рисовали маль-чику фантастические картины.

Впечатлительный ум ребенка впитывал в себя все отрицательное, что окружало его.

Если бы Илюша, живой и впечатлительный, был по-ставлен в другие условия жизни, если бы ему дали другое воспитание, из него вышел бы полноценный человек, его душевные силы получили бы высокое развитие и он мог бы сделать в жизни очень многое.

2.2.Народ в изображении И.А.Гончарова

В смелости и остроте суждений о крестьянстве в русской бел-летристике и поэзии 60-х годов роман Гончарова «Обрыв», ко-нечно, не может стать в один уровень с лучшими произведениями демократической литературы того времени. Многого Гончаров недодумывал и не хотел додумывать, хотя часто и знал то, что было напечатано до «Обрыва», а также одновременно с ним или вскоре после его выхода. (Так, роман Слепцова «Трудное время» был напечатан четырьмя годами раньше «Обрыва»--в 1865 г.). И передовая публицистика ставила эту недоговоренность в вину Гончарову и стремилась обесценить социальное содержание его романа. Но историческая справедливость требует указать, что в круге крестьянского вопроса в «Обрыве» находим ценные, про-грессивные суждения. /