Проблема кризиса семейных отношений в новой российской литературе

А вот взаимоотношения скромной селянки Лизы и ее матери (повесть Н.М. Карамзина «Бедная Лиза»), напротив, должны, по мнению авторасентименталиста, вызывать у читателя умиление: мать и дочь нежно привязаны друг к другу, вместе переживают потерю отца и мужа - кормильца. Бедность не мешает героиням сохранять чувство собственного достоинства. Старушка мать радуется искренней любви дочери к молодому дворянину Эрасту, а сама Лиза, решившись на самоубийство, прежде всего думает о матери и просит «любезную подружку» Анюту о ней позаботиться. О тяжкой участи крестьянских семей, где мужчины-кормильцы вынуждены, нарушая христианские правила, работать на пашне по воскресеньям (в остальное время они трудятся на «помещика жестокосердного»), а вечно голодные дети в глаза не видели «барской еды» (сахара), упоминает в «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищев.

Русская литература второй половины XIX века тоже представляет читателю целую череду произведений, которые смело можно назвать «семейными». Вспомним «Грозу» А.Н. Островского: ее главные герои - члены семьи купчихи Кабановой, которая жёстко и властно управляет сыном, невесткой и дочерью. Героиня, фанатично соблюдающая «старые порядки», по верному замечанию Кулигина, настоящая «ханжа»: «нищих оделяет, а домашних своих заела совсем». В страхе держит своё семейство и «ругатель, каких поискать», «пронзительный мужик» Савел Прокофьич Дикой, а его запуганная жена с самого утра умоляет домочадцев: «Голубчики, не рассердите». Именно против такого семейного уклада, где все держится на слепом повиновении и страхе одних перед другими, выступает Катерина, решившаяся на самоубийство, потому что для неё невозможна жизнь в доме деспотичной свекрови и безвольного, нелюбимого мужа.

В пьесах А.П. Чехова «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад» мы не видим благополучных - даже внешне - семей. До крайности напряжены отношения Константина Треплева с матерью - известной провинциальной актрисой Аркадиной («Чайка»). Герои не могут, да и не стараются понять друг друга, а в порыве гнева способны дойти до прямых оскорблений: «скряга», «оборвыш». Мечтают вырваться из омута обывательской жизни провинциального городка сестры Прозоровы («Три сестры»), но суждено ли этой мечте сбыться? «В Москву! В Москву!» - эти слова, как заклинание, звучат в течение всей пьесы, но это лишь слова, а не действия. Действует же в семье только один человек - Наташа, вздорная мещанка, прибравшая к рукам и безвольного мужа, и весь дом - наследственное гнездо Прозоровых. Распадается семья Раневских-Гаевых («Вишневый сад»): уезжает в Париж, забрав у дочери последние деньги (ведь именно Ане прислала пятнадцать тысяч «ярославская бабушка»), Раневская; вынуждена пойти «в экономки» приемная дочь Раневской Варя, так и не дождавшаяся предложения от Лопахина; собирается держать экзамен на учительницу и затем работать Аня. Но, пожалуй, самое драматичное то, что «забыли» в опустевшем доме больного Фирса, несколько десятилетий служившего этой семье верой и правдой, и что гибнет под топором новых хозяев старый вишнёвый сад, который тоже в течение столетий был словно членом семейства, а теперь вот его бросили без помощи, оставили, как и преданного господам Фирса, умирать.

Попытки описать семью и обобщить ее традиции появились уже на заре развития литературы. Это и «Поучение Владимира Мономаха», и проповеднические сборники «Златоуст» и «Измарагд». Тематика сборника «Измарагд» разнообразна: «слова-поучения» о «почитании книжном», христианских добродетелях, пороках (жадности, пьянстве и т.д.), добрых и злых женах, о воспитании детей. Показательно, что именно литература взялась за такое нелегкое дело, именно ее средствами оказалось возможно представить логику отношений мужа, жены, детей. Например, в «Повести о Петре и Февронии Муромских» (XV век) описывается такой эпизод. Героиня повести плыла на судне по реке Оке, к ней начал приставать «некий человек», «искушаемый лукавым бесом». «Она же, разгадав злой помысел его, быстро обличила его» и предложила зачерпнуть воду с одной стороны судна, а потом - с другой и сравнить вкус. Когда он убедился, что вкус воды одинаков, героиня сказала: «И женское естество одинаково. Зачем же ты, свою жену оставив, о другой помышляешь».

Наиболее яркой попыткой обобщения традиций русского семейного быта стала книга, составленная в середине XVI века благовещенским протопопом Сильвестром, политическим деятелем начальных лет правления Ивана Грозного - знаменитый «Домострой». Вот ее полное название: «Книга, называемая Домострой. Имеет в себе вещи весьма полезные. Поучение и наставление каждому христианину, и мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам». Многие десятилетия слово «домострой» было синонимом консервативного уклада жизни. А между тем в этой книге собраны весьма полезные вещи: от правил и основ семейственного регулирования до рецептуры различных блюд. Согласно «Домострою», традиционный глава семьи - отец, муж. Семья «Домостроя» - народная семья, в которой учтено все, вплоть до мелочей внутреннего быта. Домострой отразил нравственный кодекс семьи, которая пропадет без строгости внутреннего быта, без бережливости и умеренности, без рукоделья [2, c. 46].

Наиболее полно семья предстает перед нами со страниц семейных хроник. Жанр семейной хроники в русской литературе оказался незаслуженно забытым, и произведения писателей, работавших в этом жанре, не занимают должного места в школьной программе по литературе. Последние годы наметился определенный интерес к теме семейного воспитания, изображению истории семьи и ее традиций. Предшественниками классических семейных хроник являются хроники в русской мемуарной литературе. Семейные и автобиографические записки конца XVIII-XIX веков - это описание истории рода, прошлого семьи, переложение семейных преданий, воспоминания о детстве, семейном быте, нравах.

Творчество Л.Н. Толстого ярко представляет тему кризиса семейных отношений. В «Воспоминаниях» писатель словно разделяет свою жизнь на четыре периода. Первый период невинного, радостного, поэтического детства длится до 14 лет. За ним следует страшный период в двадцать лет, во время которого он, по его словам, находился в плену амбициозности и тщеславия и, хуже всего, предавался блуду и пороку. Третий период начинается его браком с Софьей Андреевной Берс в 1862 году и заканчивается его «духовным переломом» приблизительно в 1850 году. В течение четвертого периода своей жизни Толстой все больше отходит от чисто писательской деятельности и семьи и посвящает себя в основном решению религиозных и социально-этических вопросов. Если посмотреть внимательнее на эти периоды, можно заметить своего рода маятниковую природу периодизации его жизни. Первый и третий периоды можно назвать «семейными». Сначала как сын и брат, затем как муж и отец он уходил с головой во все важные детали семейной жизни. Второй и четвертый периоды объединяет экстремизм Л.Н. Толстого, сделавший писателя более индивидуалистичным и оттолкнувший его от семьи. Второй период - это буйство плоти, четвертый - буйство души. Этот конфликт между душой и телом представляет для понимания Л.Н. Толстого наибольшую важность. И поскольку многое из его творчества является очень личным, очень автобиографичным, это также важно для оценки его произведений.

Л.Н. Толстой был с самого начала его писательской карьеры всецело поглощен мыслями о семье, и это видно по тому факту, что уже свое первое произведение, «Детство», он посвятил этой теме. В двух других томах трилогии он описывает, как красота и невинность детства постепенно сменяются сомнительными переживаниями отрочества и юности.

Второй период - невинность теряется, и это отражается в таких произведениях, как «Записки маркера». Это время азартных игр, выпивок и женщин. Этот период принес Толстому много боли и стыда и превратился в тяжелое бремя порочных воспоминаний, которые то и дело появлялись на страницах его произведений до конца его жизни. В это время создается и повесть «Семейное счастье», утверждающая неослабевающий характер заветного желания Толстого. Взаимоотношения мужчины и женщины в этой истории поражают своим сходством с супружескими отношениями Л.Н. Толстого и Софьи Андреевны, которые сложились тремя годами позже написания повести. Повесть строилась на личных переживаниях писателя во время увлечения Валерией Владимировной Арсеньевой. Четкий анализ этого эпизода жизни Толстого представляет собой важную предпосылку дня понимания самой повести и будущих шедевров [10; 55].

Третий период, период более или менее стабильной и счастливой семейной жизни, во многом представляет для нас наибольший интерес. Именно в это время создаются два величайших произведения - «Война и мир» и «Анна Каренина». В первом из двух романов Л.Н. Толстой твердо отстаивает ценность семейной жизни. Во втором романе он все еще убежден в верности идеала, но уже выражает сомнения по поводу его достижимости. Во время четвертого периода расхождение между жизненным устройством и философской убежденностью Толстого обостряется и семейная жизнь становится для него все более тяжелой. Это выражается в таких произведениях, как «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Дьявол» и «Отец Сергий».

В трилогии «Детство», «Отрочество» и «Юность» писатель дает очень яркое, художественное описание мира ребенка, в котором важную роль играет любовь ребенка к своим родителям и любовь, которую он получает от них. К произведениям, которые наиболее полно раскрывают различные типы семейных отношений любви, следует отнести роман «Война и мир». В повести «Семейное счастье» и романе «Анна Каренина» разные аспекты любви в семье просто теряются за силой «eros». Именно на эволюционное качество художественных и сопутствующих жизненных перемен мало обратили внимание предыдущие исследователи.

Л.Н. Толстой был человеком, который и как художник, и как мыслитель, и прежде всего как человек, боролся за то, чтобы найти истину, написать о ней и воплотить ее в своей жизни. Очевидна библейская ориентация писателя. Библия, безусловно, относится к ряду величайших антологий вдохновенного творения рук человеческих. Веками она служила парадигмой для людей искусства - художников, поэтов, композиторов. Сила ее в том, что иногда в удивительно поэтичных, а иногда даже в жестоких образах она раскрывает фундаментальные, универсальные принципы духовного и этического поведения человека. Те самые принципы, которые представляют особую важность в наши дни, когда искусство и этика, творчество и нравственность зачастую оказываются диаметрально противоположными и многие так называемые деятели искусства считают, что человек имеет право на свободное самовыражение, не ограниченное никакими рамками и нравственными принципами. Подобные ошибочные суждения способствовали развитию постмодернистской абсурдности и философского нигилизма. Толстой понял, что лишь союз художественных способностей с нравственной правотой может дать рождение подлинно человеческому творчеству [18, c. 89].

Безрадостным было детство М.Е. Салтыкова. Никогда даже своим близким друзьям он не рассказывал о детских годах и о семье. Михаил Евграфович родился в то время, когда в семье полновластно господствовала мать - Ольга Михайловна, - жестокая крепостница, «кулак-баба» (как он позднее ее называл), вышедшая из богатой купеческой семьи. Она не только поставила на ноги оскудевшее, разорившееся поместье мужа, но и в короткий срок удесятерила состояние семьи. Крепостническая жестокость сочеталась в ее характере с умелой хваткой. Впоследствии М.Е. Щедрин очень точно охарактеризовал духовные и деловые качества своих родителей: «Отец был, по тогдашнему времени, порядочно образован; мать - круглая невежда; отец вовсе не имел практического смысла и любил разводить на бобах, мать, напротив того, необыкновенно цепко хваталась за деловую сторону жизни, никогда вслух не загадывала и действовала молча и наверняка… В семействе нашем царствовала не то чтобы скупость, а какое-то упорное скопидомство».

Мать, как и отец - Евграф Васильевич, воспитанием детей не занималась, все ее силы были направлены на приобретательство. «Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернанток, ей приходилось карать. Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижнею губою, решительная на руку, злая», - вспоминал ге-рой «Пошехонской старины».

Дети в семье Салтыковых делились на «постылых» и «любимчиков». В раннем возрасте Михаил был «любимчиком». Но это не мешало матери применять к нему те же методы воспитания, что и к «постылым». «А знаете, с какого момента началась моя память? - говорил М.Е. Щедрин С.Н. Кривенко. - Помню, что меня секут, кто именно, не помню, но секут как следует, розгою, а немка, гувернантка старших моих братьев и сестер, заступается за меня, закрывает ладонью от ударов и говорит, что я слишком еще мал для этого. Было мне тогда, должно быть, года два, не больше».

Братья и сестры не очень любили маленького Мишу за прямоту и резкость суждений о них, за смелость и самостоятельность поведения. Кроме Михаила, в семье Салтыковых было еще четыре брата: Николай - «постылый», которого беспричинно ненавидела мать и трагическую судьбу которого М.Е. Щедрин изобразил в романе «Господа Головлевы», рисуя историю жизни Степана Владимировича - «Степки-балбеса». К «постылым» относился и брат Сергей, умерший в молодости. «Любимчиками» были Дмитрий и Илья. К дочерям (их было две) мать относилась с холодным безразличием и равнодушием, считая их «лишними ртами», нахлебницами.

Михаил любил и жалел «постылых» братьев, особенно Николая. Мать, видя привязанность его к Николаю, боялась вредного влияния последнего на Михаила и старалась поссорить детей, отдалить их друг от друга. Но любовь и жалость к «постылым» и гневное презрение к матери за такое разграничение остались у М.Е. Салтыкова на всю жизнь. Он защищал их интересы уже и взрослым, добиваясь от матери справедливого раздела наследства.

История гибели семейства крепостников Головлевых вначале была частью хроники «Благонамеренные речи», которая в основном посвящена описанию действительности хищника-буржуа Дерунова. Писатель решил выделить из хроники рассказы о семье Головлевых и создал на их основе роман-хронику «Господа Головлевы» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Роман начинается предчувствием смерти одного из героев (Степана), затем на протяжении повествования перед нами предстает целая галерея умирающих, сходящих со сцены жизни людей. «Головлевы - это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву», - писал сатирик. Образы Головлевых старшего и младшего поколения - яркая иллюстрация пагубного воздействия на человеческую личность несовершенного общественного строя, основанного на угнетении. Именно поэтому автор в романе уделяет внимание более моральной, нравственной стороне дела, а не экономическому оскудению крепостников. Хочу отметить, что автору удалось так талантливо изобразить конкретных героев, что в них воплотились все пороки не только одной семьи, но и всего общества. Ярко выписан Иудушка Головлев. Писатель сделал его буквально символом всякого паразитизма, человеконенавистничества и реакции. Все компоненты романа: пейзаж, речь героев, авторские характеристики и отступления - все в романе служит одной цели - раскрытию причин гибели строя крепостников. Особенно поражает речь Иудушки - человеконенавистника и блудослова, сотканная из афоризмов, уменьшительных и ласкательных слов, вздохов, лицемерных обращений к Богу, беспрерывных повторений. Стоит отметить также еще очень важный композиционный момент в романе: автор сознательно исключил подробности крепостнического быта, воспитания нового поколения крепостников и их взаимоотношения с крестьянами. Мне кажется, писатель сделал это для того, чтобы создать еще более безысходный и не гармонирующий с живым миром фон, на котором изживают себя крепостники. Живая, светлая действительность как бы сама не выпускает их из ограниченного пространства, словно страшную заразную болезнь.

Отдельное внимание обратим на тему семейных кризисов в повести Ю.В. Трифонова «Обмен». В центре повести Юрия Трифонова «Обмен» - попытки главного героя, обыкновенного московского интеллигента Виктора Георгиевича Дмитриева, произвести обмен квартиры, улучшить свои жилищные условия. Для этого ему надо съехаться с тяжелобольной матерью, которая догадывается, что ей недолго осталось жить. Сын уверяет ее, что очень хочет жить с ней вместе, чтобы лучше заботиться о ней, но мать догадывается, что его интересует в первую очередь не она, а жилплощадь и что торопится он с обменом из-за боязни, что в случае ее смерти потеряет комнату матери. Материальный интерес заменил у Дмитриева чувство сыновьей любви. И не случайно в финале повести мать говорит ему, что раньше хотела жить с ним вместе, а теперь нет, потому что: «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел… Это было очень давно. И бывает всегда, каждый день, так что ты не удивляйся, Витя. И не сердись. Просто так незаметно.» Дмитриев, человек изначально неплохой, постепенно под влиянием эгоизма жены, да и своего собственного, променял нравственные принципы на мещанское благополучие Правда, успев-таки съехаться с матерью буквально накануне ее смерти, эту смерть, возможно, немного ускоренную поспешным обменом, переживает тяжело: «После смерти Ксении Федоровны у Дмитриева сделался гипертонический криз, и он пролежал три недели дома в строгом постельном режиме». После всего этого сдал и выглядел словно «еще не старик, но уже пожилой».

По ходу повести дед, старый революционер, говорит Виктору: «Ты человек не скверный. Но и не удивительный». В Дмитриеве нет никакой высокой идеи, одухотворяющей его жизнь, нет увлеченности каким-либо делом. Нет того, что оказывается в данном случае очень важным - силы воли. Дмитриев не может противостоять напору жены Лены, стремящейся к получению жизненных благ любой ценой. Временами он протестует, устраивает скандалы, но только для очистки совести, потому что почти всегда в конечном счете капитулирует и делает так, как хочет Лена. Жена Дмитриева давно уже собственное преуспеяние ставит во главу угла. И знает, что муж будет послушным орудием в достижении ее целей: «…Она заговорила так, будто все предрешено и будто ему, Дмитриеву, тоже ясно, что все предрешено, и они понимают друг друга без слов». По поводу таких, как Лена, Трифонов сказал в интервью с критиком А. Бочаровым: «Эгоизм-то в человечестве, что победить труднее всего». И в то же время писатель далеко не уверен, возможно ли в принципе полностью победить человеческий эгоизм, не разумнее ли постараться ввести его в какие-то нравственные пределы, поставить ему определенные границы. Например, такие: стремления каждого человека к удовлетворению собственных потребностей законно и справедливо до тех пор, пока оно не наносит вреда другим людям. Ведь эгоизм является одним из мощнейших факторов развития человека и общества, и не считаться с этим нельзя. Вспомним, что о «разумном эгоизме» с сочувствием и чуть ли не как об идеале поведения писал еще Николай Гаврилович Чернышевский в романе «Что делать?». Беда, однако, в том, что очень трудно в реальной жизни найти ту грань, что отделяет «разумный эгоизм» от «неразумного». Трифонов подчеркивал в упомянутом интервью: «Эгоизм исчезает там, где возникает идея». Такой идеи нет у Дмитриева и Лены, поэтому эгоизм становится для них единственной моральной ценностью. Но нет этой идеи и утех, кто им противостоит, - у Ксении Федоровны, сестры Виктора Лоры, двоюродной сестры главного героя Марины. И не случайно в беседе с другим критиком, Л. Аннинским, писатель возражал ему: «Вы сделали вид, что я Дмитриевых (имеются в виду все представители этого семейства, кроме Виктора Георгиевича) боготворю, а я над ними иронизирую». Дмитриевы, в отличие от семейства Лены, Лукьяновых, к жизни не очень приспособлены, не умеют извлекать для себя выгоду ни на работе, ни в быту. Они не умеют и не хотят жить за счет других. Однако мать Дмитриева и его родные - отнюдь не идеальные люди. Им свойствен один очень беспокоивший Трифонова порок - нетерпимость (не случайно именно так писатель назвал свой роман о народовольце Желябове - «Нетерпимость»). Ксения Федоровна называет Лену мещанкой, та ее - ханжой. Мать Дмитриева на самом деле вряд ли справедливо считать ханжой, но неспособность принять и понять людей с иными поведенческими установками делает ее трудной в общении, а подобный тип людей в долгосрочной перспективе - нежизнеспособен. Дед Дмитриев еще был воодушевлен революционной идеей. Для последующих поколений она сильно потускнела из-за сопоставления с очень далекой от идеала послереволюционной действительностью. И Трифонов понимает, что в конце 60-х, когда писался «Обмен», эта идея уже мертва, а никакой новой у Дмитриевых нет. В этом - трагизм положения. С одной стороны - приобретатели Лукьяновы, которые умеют неплохо работать (что Лену на работе ценят, в повести подчеркивается), умеют обустраивать быт, но ни о чем, кроме этого, не думают. С другой стороны, Дмитриевы, сохраняющие еще инерцию интеллигентской порядочности, но со временем все более ее, не подкрепленную идеей, утрачивающие. Тот же Виктор Георгиевич уже «олукьянился», - вероятно, в новом поколении этот процесс ускорится Надежда только на то, что у главного героя пробудится совесть. Все-таки смерть матери вызвала у него какое-то нравственное потрясение, с чем было связано, по всей видимости, и физическое недомогание Дмитриева. Однако шансов на его нравственное возрождение немного. Червь потребительства уже глубоко источил его душу, а слабоволие мешает предпринять решительные шаги к коренным переменам в жизни. И недаром в последних строках повести автор сообщает, что узнал всю историю от самого Виктора Георгиевича, который теперь выглядит больным, раздавленным жизнью человеком. Обмен нравственных ценностей на материальные, свершившийся в его душе, привел к печальному результату. Обратный обмен для Дмитриева вряд ли возможен.

Среди произведений русских писателей, описывающих семейный быт и нравы XIX века, нужно назвать трилогию С.Т. Аксакова «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания», тетралогию Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», «Инженеры»; трилогию Л.Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность»; роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина»; повесть А.Н. Толстого «Детство Никиты»; лирический дневник И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева». «Семейная хроника» С.Т. Аксакова - одна из самых замечательных русских книг о детстве и отрочестве, о воспитании, добродетелях и семейных ценностях. Семейная хроника состоит из небольших рассказов, героями которых являются члены семьи Багровых. В ней пять эпизодов. Три из них - это детальная, по дням, а то и по часам расписанная история женитьбы Тимофея Степановича Аксакова (отца писателя) на Марье Николаевне Зубовой (его матери). Свидетелем этого сам писатель явиться не мог: «Семейная хроника», написанная в форме семейного предания, кончается историей его (Багрова-внука) рождения и опирается на рассказы родных.

В списке произведений русской литературы XX века, описывающей семейные нравы, «Дело Артамоновых» М. Горького, роман «Белая гвардия» М.А. Булгакова, роман-воспоминание «Лето Господне» И.С. Шмелева, роман «Журбины» В.А. Кочетова, первая часть тетралогии «Братья и сестры» Ф.А. Абрамова. Популярными остаются советские семейные хроники «Строговы» Г.М. Маркова, «Вечный зов» А.С. Иванова и т.д. По многим из них сняты многосерийные кинофильмы.

Произведения современных писателей «Московская сага» В.П. Аксенова, «Медея и ее дети» Л.Е. Улицкой, «Тихие омуты» вологодской писательницы А.Б. Медведской и другие вызывают интерес у читателей и критиков. Несколько слов о большой современной семейной саге «Тихие омуты» А.Б. Медведской. Книга охватывает период в 100 лет. В ней автор рассказала о семье родителей и о собственной семье. Антонина Бернардовна прошла через голод 30-х годов в Белоруссии, войну, немецкий концлагерь, фильтрационный советский лагерь. Войну она встретила в Бресте, где оказалась на гастролях с мужем и маленькой дочерью. Она пишет, как прошла войну бок о бок с ребенком и мужем-актером; сумела не только выжить, но и спасти свою семью, даже организовала побег из концлагеря с мужем, дочерью и двумя актерами.

Сегодня русские семейные хроники зачастую объединяются под обложкой определенной серии. Одна из них - серия «Семейные тайны». В ней вышли книги Стеллы Чирковой. «Два берега» - это первая книга из этой серии, посвященная жизни обычных людей, которые хотят простого семейного счастья. В центре сюжета большая семья Артемьевых. В характерах и судьбах героев многие могут увидеть себя, своих знакомых, друзей, родственников. Автор считает, что самой интересной получилась четвертая книга серии, но начинать читать можно с любой из них: «Книга - не сериал, где каждая последующая серия - продолжение предыдущей, и где один герой. Мои книги можно читать по отдельности, не читая предыдущей, и все будет понятно. Ведь в них речь идет об одной семье». С. Чиркова - самый молодой главный редактор женского журнала в стране, сейчас готовит к выпуску первый номер нового целевого глянцевого журнала [9, c. 83].

Еще одна семейная серия - «Русская семейная сага». В ней вышли пять книг Елены Арсеньевой. Елена Арсеньева (настоящее имя - Елена Арсеньевна Грушко) - нижегородская писательница, автор более 60 авантюрных, любовных, исторических, детективных романов и сборников новелл. Она - профессиональный филолог, сценарист. До того, как целиком посвятить себя писательскому труду, занималась журналистикой, издательской деятельностью. Глобальные события XX века в книгах серии «Русская семейная сага» происходят на фоне истории семейного клана. Начало века. Тихий город Энск на Волге. В дружной семье адвоката Константина Русанова не так уж все, оказывается, мило и спокойно. Вот-вот будет раскрыта тайна, которую респектабельный господин тщательно скрывал: сбежавшая от него жена жива, а не умерла, как он всю жизнь уверял детей и общество. А на пороге - август 1914 года. Скоро жизнь взорвется, и судьбы людей сплетутся в огненных вихрях первой мировой войны. Впереди еще столько событий… Но о них знаем мы, живущие в веке двадцать первом, и совершенно не имеют понятия наши прабабушки и прадедушки, герои романа «Последнее лето» из серии «Русская семейная сага».

Но как бы ни менялись жизнь, нравы, окружающая среда и представления людей о мире, на склоне лет человек все так же задумывается о смысле прожитого и того, «чему свидетелем он в жизни был». Именно в этих записках, дневниках и воспоминаниях нам в подробностях предстает минувшая эпоха, насыщенная множеством мелочей быта, позволяющих воссоздать обстановку и лучше понять поступки, условия жизни, а вместе с тем мысли и чаяния живших тогда людей. К числу драгоценных свидетельств принадлежат мемуары А.М. Гарасевой «Я жила в самой бесчеловечной стране…: Воспоминания анархистки», позволяющие по-новому увидеть российскую жизнь в ушедшем уже XX столетии. А.М. Гарасева была тайным секретарем и ближайшим доверенным лицом А.И. Солженицына во время его работы в Рязани над эпопеей «Архипелаг ГУЛАГ». Ее воспоминания «Я жила в самой бесчеловечной стране…», написанные увлекательно и ярко, рассказывают о неизвестных или забытых людях и событиях российской жизни первых революционных лет, тюрьмах и ссылках 20-х и 30-х годов, о московской зиме 1941-1942 годов, прифронтовой и послевоенной Рязани, о крушении сталинской деспотии и, конечно, дружбе с А.И. Солженицыным. Дружба эта сохранялась вплоть до отъезда его за границу, о чем она рассказывает в заключительной главе своих воспоминаний. А начинается книга с повествования о деде, который управлял хутором, об отце - учителе, земском деятеле и кооператоре. Обстоятельства сложились так, что всю жизнь автор воспоминаний отдала семье - больной сестре, с которой находилась в политизоляторе, затем родителям и семье старшей сестры. Замечательны слова, которыми А.М. Гарасева заканчивает свои воспоминания и которые уместно здесь привести: «Родители учили нас делать добро всегда, когда это возможно, и с этой заповедью я прошла всю свою жизнь».

XX век предстает перед нами и со страниц воспоминаний Ю.М. Унковского «Эда Урусова, актриса из княжеского рода». Эда Юрьевна Урусова была яркой острохарактерной актрисой, звездой театра имени Ермоловой, народной артисткой России. В кино она прославилась в ролях Чарской («Ларец Марии Медичи») и Агнессы Ивановны («Курьер»). Э.Ю. Урусова (1908-1996) происходила из княжеской семьи, восходящей к одному из военачальников и правителей Золотой Орды. В ее генеалогическом древе встречаются самые известные дворянские фамилии России - Долгорукие, Голицыны, Ржевские, Строгановы, Пушкины, Тургеневы и многие другие. Ее мать была дочерью исторического писателя Евгения Салиаса де Турнемир, внучкой писательницы Евгении Тур (Елизаветы Салиас де Турнемир) и внучатой племянницей драматурга А.В. Сухово-Кобылина. За свое происхождение Эда Урусова провела 17 лет в лагерях. Самое удивительное в книге Юрия Унковского - сына известной актрисы Урусовой - не описание унизительных страданий, через которые прошли его мать, близкие и дальние родственники и знакомые, а способность многих из них внутренне противостоять всему этому кошмару, не сломаться, не упасть, не озлобиться, в нечеловеческих обстоятельствах, сохранить человеческий облик, собственное достоинство и благодаря этому выжить самим и помочь выжить другим. В книге использованы рассказы самой Эды Юрьевны, интервью и телевизионные передачи, документы, воспоминания, письма, фрагменты театральных рецензий [2, c. 77].

Главой семьи в православии всегда признавался муж. В русской литературе есть произведения с сильным мужским началом, но их мало. Несмотря на то, что русский мужчина - богатырь, воин и победитель, он не силен в роли отца. Действительно, сколько наши мужчины воевали! Вся история ХХ века - бесконечные революции и войны, на которых погибали лучшие сыны Отечества. Семейный дисбаланс становится определяющим в судьбе страны, так много воевавшей, поэтому, безотцовская семья - частое явление. Исчезает и древнее представление мужчины о себе как об «охотнике» - создателе семьи. Таким образом, нарушилась необходимость быть завоевателем женского сердца, основателем семьи. Эту роль взяли на себя женщины. Они практически стали женщинами-охотницами, они воюют за мужчину или создают неполные семьи. В литературе XX века друг на друга похожи не только счастливые, но и несчастливые семьи (Д.А. Гранин «Картина», О.Н. Михайлов «Час разлуки», В.В. Липатов «Игорь Саввович» и т.д.).

В 1989 году в «Новом мире» (№11) вышла повесть главного редактора журнала С.П. Залыгина «Незабудка». И у А.Б. Медведской, о которой говорилось выше, и у С.П. Залыгина эти цветы символически связаны с памятью, с забвением людей, пропавших в концлагерях, и тех событий, которые были неудобны политолога 70-90-х годов ХХ века. Героиня Залыгина, мечтавшая о семье, вышла замуж за бывшего дворянина, человека, лишенного гражданских прав. Она, по сути дела, спасла его. Казалось - у него появились перспективы. Но начались репрессии, его арестовали. Во имя спасения будущего ребенка молодая женщина отреклась от мужа и постаралась забыть все, что было связано с этой трагедией.

В начале нового века увидела свет книга карельской писательницы Н.Б. Васильевой «Етишкина жизнь». В ней показан современный человек - хозяин земли. На первый взгляд, он - глава семьи. Но так ли это? Вырастают дети, умирает жена, и он надолго замыкается в себе, анализируя пройденный жизненный путь. Сын, ставший предпринимателем, не был готов к бизнесу и трагически ушел из жизни. Отец не помог ему. Что касается общества постсоветского периода то, увы, ему было не до погибающих детей. Здесь трагедия семьи объясняется не столько сменой государственного строя, сколько отсутствием взаимопонимания между представителями разных поколений. Если семьи нет - надо ее создать; если потерян дом - надо его построить. У Н.Б. Васильевой в «Етишкиной жизни» есть образ будущего. Это мост, который должны построить сельчане, чтобы соединить деревню с большой Русской Землей - страной-семьей.

Совершенно противоположным произведением, описывающим образцовые семейные отношения, стала книга петрозаводского профессора И.П. Лупановой «Минувшее проходит предо мною». Автор передает атмосферу по-настоящему интеллигентной семьи - достойных семейных отношений, основанных на уважении друг к другу, терпимости, сердечности. Книга посвящена родителям автора, известным в Карелии людям. Для читателя эта семья - идеал внутрисемейных и человеческих отношений, к которому стоит стремиться. Известно, что книга, получившая престижную награду, приобретает особый статус: увеличивается тираж, появляются экранизации, писатель становится знаменитостью. В 2005 году обладателем молодежной премии «Триумф» стал П.В. Санаев с книгой «Похороните меня за плинтусом». Павел Санаев в основном известен благодаря своей кинематографической фамилии (он - внук Всеволода Санаева и сын Елены Санаевой). В его повести «Похороните меня за плинтусом», посвященной отчиму Ролану Быкову, прослеживаются автобиографические сюжеты. В 2007 году лауреатом национальной литературной премии «Большая книга» стала Д.И. Рубина с романом «На солнечной стороне улицы».

Современная женская проза активно заявила о себе в конце 1980-х начале 90-х гг. И до сих пор дискуссии о ней не умолкают. Существуют разные точки зрения на вопрос о том, имеют ли право тексты, написанные женщинами, рассматриваться как самостоятельная область словесности. Для осмысления явления женской прозы с середины 90-х годов в литературоведении начинает использоваться термин «гендер». «Гендерные исследования в различных областях показали, что тот набор поведенческих и психологических характеристик, который традиционно расценивался как исконно женский или исконно мужской, зачастую являет собой не что иное, как поло-ролевой стереотип, социокультурный конструкт. Употребление этого понятия переносило акцент на взаимодействия между полами с учетом всей сложности их биологических, психологических, социальных и культурных особенностей».

Выделение «женской прозы» в контексте современной литературы обусловлено несколькими факторами: автор - женщина, центральная героиня - женщина, проблематика так или иначе связана с женской судьбой. Немаловажную роль играет и взгляд на окружающую действительность с женской точки зрения, с учетом особенностей женской психологии. «Женская проза» официально была признана литературным явлением в конце ХХ века и сегодня выделяется как устойчивый феномен отечественной литературы. Творчество писательниц анализируется, публикуются спецальные исследования, рассматривающие различные аспекты женской прозы, проходят дискуссии, собираются конференции. Явление исследуется филологами, историками и социологами. Решаются вопросы о том, существуют ли особые женская эстетика, женский язык, женская способность письма. Но, в основном, исследователи приходят к выводу о том, что в «женской прозе» происходят те же самые процессы, что и в остальной литературе, процессы, направленные на поиск новых отношений в искусстве и новых приемов их фиксации. Сегодняшний расцвет женской прозы свидетельствует о том, что литература в стране есть и будет: «Почему возникновение женской прозы… противоречит концу литературы? Потому что женщина никогда не идет на нежилое место. В женской генетической программе не заложено быть расходным материалом эволюции. В экстремальной ситуации, когда мужчина обязан погибнуть, женщина обязана выжить».

Стоит отметить и то, что отдельной линией в раскрытии проблемы отношений является тема мезальянса. Поэма «Цыганы» была написана А.С. Пушкиным в 1824 году, а опубликована - в 1827 году. Данное произведение является завершением спора с Байроном, который наметился в первой южной поэме Пушкина «Кавказский пленник».

Пребывая в Кишиневе, А.С. Пушкин несколько недель провел в цыганском таборе. В «Цыганах» Пушкин осудил прихоть как слабость, как самодовольство и эгоизм. Алеко, утверждающий свободу для себя среди нетронутых цивилизацией «естественных» людей в цыганском таборе, не терпит никаких ограничений этой свободы и тем самым становится деспотом по отношению к Земфире, а также молодому цыгану, ее любовнику. Алеко представлен в поэме А.С. Пушкиным в качестве преследуемого «законом» беглеца от цивилизации с ее «несвободой», героем последней из цикла «байронических» поэм автора, в которой до предела сгущены все (и без того заведомо неразрешимые) проблемы, какие ставит этот жанр. Алеко хочет стать частью «дикого», естественного мира. Когда цыганка Земфира находит его среди пустынной степи, он следует за нею в табор, чтобы стать цыганом. Цыгане не против этого, поскольку их воля не знает запрета (здесь цепи предназначены исключительно для медведя), как не знает и постоянства. Мудрый старик, отец Земфиры, объясняет это новичку (»… не всегда мила свобода/ Тому, кто к неге приучен») [82, c. 34]. Но все-таки Алеко согласен со всеми этими условиями: он любит Земфиру, желает быть всегда с ней и стать «вольным жителем мира», как «птичка Божия» не знать заботы и труда. К сожалению, он не догадывается о том, что цыгане свободны до конца; что при всей своей страстности они не ведают продолжительной, жаркой страсти, а значит, не знают и верности; что ему нужна свобода от чужого диктата, но он никогда не признает чужую свободу от себя самого, а также свободу Земфиры любить того, кого она захочет.

Пространствовав с любимой Земфирой два года, Алеко однажды услышал ее песню, в которой звучал намек: «Старый муж, грозный муж <…> Я другого люблю…» [82, c. 55]. Это было саморазоблачением, которое сочетало последовательно-свободный ответ Земфиры: «ты сердиться волен» [82, c. 45].

Земфира, в свою очередь, представлена в поэме молодой придунайской цыганкой, полюбившей русского полудобровольного изгнанника Алеко и приведшей его в табор. Земфира принципиально отличается от всех остальных героинь «байронических» поэм А.С. Пушкина. В результате встречи с чужим культурно-историческим опытом она не меняется сама и не меняет своего избранника, «русского европейца». Какой читатель встречает Земфиру в начале поэмы - вольной, страстной, беспечной, - именно такой провожает в могилу, когда двухлетняя связь с Алеко ей изрядно надоела, она открыто предпочитает ему цыгана, вследствие чего гибнет от кинжала русского ревнивца [82, c. 44].

Земфира призвана олицетворять исключительно неизменное беззаконие, изменчивую беспечность «дикой» свободы. Алеко является «изгнанником перелетным, он «гнезда надежного не знал и ни к чему не привыкал». Земфира, в свою очередь, отдает предпочтение комфортному образу жизни, в которой присутствуют «огромные палаты», «разноцветные ковры», «игры, шумные пиры». Алеко глубоко убежден в том, что «где нет любви, там нет веселий», однако Земфира отличается легкомыслием, что говорит об отличиях между характерами молодых людей. Наличие явления мезальянса в исследуемом литературном произведении подтверждает также осуждение старого цыгана, которое он произносит Алеко после смерти своей дочери и ее любовника:

Оставь нас, гордый человек!

Мы дики, нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним,

Не нужно крови нам и стонов;

Но жить с убийцей не хотим.

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли… [82, c. 78]

Таким образом, отношения между Земфирой, которая «привыкла к резвой воле» и Алеко, который, в свою очередь, хотел стать цыганом, был готов идти за молодой цыганкой всюду и которого угнетала «неволя душных городов», где «люди, в кучах за оградой, не дышут утренней прохладой, ни вешним запахом лугов; любви стыдятся, мысли гонят, торгуют волею своей, главы пред идолами клонят и просят денег да цепей» [82, c. 89], нельзя было назвать гармоничными и основанными на равенстве.

Алеко, как человек светский и образованный, воспринимает свободу сквозь призму своего цивилизованного воспитания, а Земфире, живущей в своем маленьком мирке, чужда цивилизация. Она живет по законам диким, поступает по велению сердца, ей чужды законы общества, представителем которого и является Алеко. Здесь мы наблюдаем столкновение двух социально разных личностей, для которых понимание свободы является разным. Для Алеко измена Земфиры - это предательство по отношению к нему, для Земфиры жизнь с нелюбимым - предательство по отношению к себе самой и даже по отношению к Алеко. Полюбив когда-то, они так и не смогли понять ментальность друг друга, так и остались чужими и далекими друг другу. Алеко стремится к свободе, но законы общественные, привитые ему с детства, взяли верх над ним, вследствие чего он так и не смог понять «свободу» цыган. Вместе с тем кочевая жизнь не удовлетворяла интеллектуальные потребности Алеко, он начал томиться, а простота и непосредственность Земфиры начала раздражать его («Я диких песен не люблю»). Его непонимание отталкивает от него Земфиру, она влюбляется в цыгана, человека, близкого ей по духу. Совокупность всех перечисленных выше несоответствий между Алеко и Земфирой, и является мезальянсом, представленным А.С. Пушкиным в поэме «Цыганы».

Читая первую главу романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», мы захвачены драматической историей любви Печорина к черкешенке Бэле. Нельзя ответить однозначно, почему Печорин полюбил Бэлу, и любил ли он ее на самом деле. Может быть, он «от скуки» (как признается сам) выбрал ее, потому что надоело «кокетство светских барынь» [79, c. 34]. А возможно, Печорин ищет чего-то нового, доселе ему неведомого. Именно это он находит в сфере горцев, чье обаяние, смелость и гордость подчиняют себе главного героя. Он сам в минуту откровенности признается в том, что подражание чужому обычаю - страсть для него привычная.

В повести «Бэла» любовь Печорина к юной красавице является не капризом избалованного сердца, а попыткой вернуться в мир искренних чувств «детей природы» [79, c. 45]. Однако сделать это Печорин все-таки не смог, поскольку ему очень быстро надоела наивность и искренность Бэлы, вследствие чего он понял то, что «примитивность одной женщины надоедает также быстро, как и кокетство светских красавиц» Бэла является черкесской княжной, дочерью мирного князя и сестрой юного Азамата, который похищает ее для русского офицера Печорина. Именем Бэлы, как главной героини, названа первая повесть романа. Об этой женщине рассказывает простодушный Максим Максимыч: «И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу» [79, c. 26].

Максим Максимыч сравнивает скакуна с Бэлой. Это традиционный восточный мотив - сопоставление лошади и женщины. Печорин и сам не знает, любит ли он Бэлу. Однако настоящая любовь - это забота о том, кого любишь, волнение за другого, - желание принести радость. Но, как мы видим, Печорин не умеет думать о Бэле, поскольку он занят собой и своими переживаниями, ему грустно, одиноко, он нуждается в любви молодого, чистого существа - и добивается этой любви. Печорин понимает, что разделяет его и Бэлу принадлежность к разным культурам, обычаям, разным религиям, то есть к разным человеческим мирам. И в разговоре с ней он воздействует на ее сознание, устраняя все преграды, обращается к той идее, которая лежит в ее воспитании и жизни. Печорин развивает здесь идею неизбежности судьбы: «ведь ты знаешь, что рано или поздно должна быть моею». Бэла, пораженная этой, как бы вновь открытой, но знакомой истиной, покоряется. Печорин стремится походить на горца в отношениях с Бэлой. Он хвалит ее красоту, дарит подарки, хитростью завоевывает ее доверие. Печорин играет, но делает это так искренне, что его игра становится реальностью. При этом он сам забывает о первоначальном намерении в отношении Бэлы, которая, в свою очередь, полюбила по-настоящему. Бэла призналась в том, что «он часто ей грезился во сне, и что ни один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления». Печорин не различает зла в выборе своих поступков. Похищение Бэлы, которое повлекло за собой гибель ее семьи, вовсе не осознается им как зло. Он разрушает судьбу и жизнь пленительной горянки. В предсмертных сценах она показана не просто как экзотическая красавица, а как красавица, а как существо, глубоко любящее Печорина. В свои последние минуты она задается не свойственными для нее вопросами о вере и душе, трогательно заботится о Григории Александровиче. Смерть ее не бессознательна, она умирает как глубоко думающий и чувствующий человек, осознавая свой близкий конец, но сохраняя при этом достоинство, ведь она - «княжеская дочь, а не раба». Умирая, мучаясь от боли, Бэла ни на минуту не забывает о Печорине, оставаясь преданной ему до последней минуты. Она печалится из-за того, что «она не христианка, и что на том свете душа ее никогда не встретится с душою Григория Александровича, и что иная женщина будет в раю его подругой» [79, c. 59].

Живя одной любовью, Бэла оказалась перед смертью гордой женщиной, полной человеческого достоинства. Ее душевная жизнь ограничивалась только верой, и эту веру Бэла нарушила во имя любви, но перед смертью она победила свою любовь. На предложение Максима Максимыча окрестить ее, она ответила, что «умрет в той вере, в какой родилась». Именно таким образом состоялась своеобразная душевная победа Бэлы над Печориным.

Образ девушки-горянки вызван не только авторским желанием показать равнодушного губителя женских сердец. Женский образ подчеркивает противоречивый душевный мир главного героя, выявляет мотивы поступков и побуждений Печорина. Изображение короткой жизни героини дает возможность читателю понять скрытые мотивы и ее поведения, ощутить психологический склад ее личности. Стоит вспомнить о том, что Бэла - горянка; в ней сохранились природная простота чувств, непосредственность любви, живое стремление к свободе, а также внутреннее достоинство. Будучи оскорбленной похищением, она замкнулась в себе, не отвечая на знаки внимания со стороны Печорина. Однако в ней постепенно начала пробуждаться любовь, и, как цельная натура, Бэла отдается ей со всей силой страсти. Автор обращает внимание на то, что «Григорий Александрович наряжал ее, как куколку, холил и лелеял; и она у так похорошела, что чудо; с лица и с рук сошел загар, румянец разыгрался на щеках…» [79, c. 45]. Однако, когда Бэла все-таки наскучила Печорину и он насытился любовью «дикарки», она смиряется со своей участью («Я его не принуждаю») и мечтает лишь о свободе, гордо говоря: «Я сама уйду: я не раба его, - я княжна, княжеская дочь!» [79, c. 126].

Традиционную ситуацию романтической поэмы - «бегство» интеллектуального героя в чуждое ему «простое» общество - М.Ю. Лермонтов видоизменяет: нецивилизованная героиня насильно помещается в чуждую ей среду и испытывает на себе воздействие интеллектуального героя. Любовь на короткое время приносит им счастье, но в конечном итоге завершается гибелью героини. Любовная история построена на противоречиях в проявлении героями романа их чувств: пылкий Печорин («Послушай, милая, добрая Бэла!. Ты видишь, как я тебя люблю; я все готов отдать, чтоб тебя развеселить: я хочу, чтоб ты была счастлива; а если ты снова будешь грустить, то я умру») - равнодушная Бэла, скучающий и охладевший Печорин - горячо любящая Бэла [79, c. 184].

Именно столкновение двух несходных миров, которое лежит в основе темы мезальянса в данном литературном произведении, заканчивается трагически. Человек, наделенный более развитым сознанием, навязывает свою волю, однако его победа оборачивается нравственным поражением. В результате он смущается перед цельностью «простой» натуры и вынужден признать свою моральную вину. Исцеление его больной души оказывается мнимым.

Печорин Григорий Александрович является главным героем романа. Именно история его души есть главным компонентом содержания произведения: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление». Эта самая история разочарованной и гибнущей души Печорина изложена в исповедальных записках героя со всей беспощадностью самоанализа. Будучи одновременно и автором, и героем «журнала», Печорин бесстрашно говорит и об их идеальных порывах, и о темных сторонах своей души, и о противоречиях сознания. Однако этого мало для создания объемного образа; Лермонтов вводит в повествование других рассказчиков не «печоринского» типа - Максима Максимыча, странствующего офицера. Кроме того, в дневнике Печорина приведены и другие отзывы о нем, в частности, Веры, княжны Мери, Грушницкого, доктора Вернера. Все описания внешности героя главным образом направлены на отображение души (через лицо, глаза, фигуру и детали одежды).

Характер Печорина представлен читателю с самого начала литературного произведения и остается неизменным; духовно он не растет, но от эпизода к эпизоду читатель все глубже погружается в психологию героя. Печорин постоянно испытывает «скуку», неудовлетворенность, чувствует над собой безличную власть судьбы, которая ставит предел его душевной деятельности, ведет его от катастрофы к катастрофе, угрожающей как самому герою («Тамань»), так и другим персонажам («Бэла», «Княжна Мери»).

Принимая жизнь как банальность, Печорин все-таки постоянно надеется на то, что очередное любовное приключение освежит его чувства и обогатит его ум. Однако разъедающий, скептический разум Печорина уничтожает непосредственность чувств. Любовь к горянке Бэле и княгине Вере взаимна, но непродолжительна; влюбленность в «ундину» является безответной, а влюбленную в него княжну Мери Печорин не любит сам. В итоге власть над женщиной оказывается для него важнее, чем искренность чувства. Любовь превращается в игру, направляемую рассудком, и в конечном счете - в игру судьбами женщин, которые должны жертвовать собой, испытывать «преданность и страх» и тем доставлять «пищу нашей гордости». Герой тоже готов жертвовать собой (он пускается в опасное для его жизни приключение в «Тамани», стреляется с Грушницким, защищая честь Мери, рискуя, захватывает казака), но отказывается жертвовать своей свободой ради чужого счастья. Именно по этой причине он не способен к дружбе, вследствие чего он невольно и бессознательно становится эгоистом.