Джейм Огастин Джойс и его роман "Улисс"

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

КРАМАТОРСКИЙ ЭКОНОМИКО-ГУМАНИТАРНЫЙ ИНСТИТУТ

РЕФЕРАТ

НА ТЕМУ

ДЖЕЙМС ОГАСТИН ДЖОЙС И ЕГО РОМАН «УЛИСС»

выполнила студентка группы ИЯ-08-3а

Василенко О.И.

роман улисс сюжет авангардный

Краматорск, 2012

Об авторе Джеймс Джойс покинул родную Ирландию в 1902 г. и жил изгнанником в разных европейских городах. Получивший католическое воспитание, он с особой силой ощущал фальшь современной жизни, искажение гуманистических норм в культуре XX века. Первый сборник рассказов Джойса «Дублинцы» (1914) ставит его в один ряд с Чеховым и Мопассаном. Писатель рисует столицу Ирландии Дублин как город, охваченный духовным параличом, город мертвых, где люди только притворяются живыми. Он хотел закончить сборник рассказом «Улисс», замысел которого позже разросся в его главный роман. В том же году в журнале «Эгоист» увидел свет первый роман Джойса «Портрет художника в юности», где из завершителя реалистическо-натуралистической традиции он начинает превращаться в ее главного ниспровергателя.

Тот же Эзра Паунд, который способствовал публикации поэзии Элиота, нашел Джойса в австрийском городе Триесте, где он тогда работал учителем иностранных языков, и попросил для своего журнала «Литтл ревью» роман, над которым Джойс работал с 1914 года. Публикация «Улисса» началась в 1918-м и оборвалась в 1920 году, когда цензура запретила роман как «непристойный». В1921 г. Джойс поставил в рукописи последнюю точку, а в 1922-м году роман вышел отдельной книгой в парижском издательстве «Шекспир и компания». Немедленно наложенный на него запрет создал вокруг сложного авангардного текста атмосферу скандальной известности, и к концу двадцатых годов «Улисс» наряду с опубликованной в том же 1922 г. поэмой Элиота «Бесплодная земля» стал восприниматься как знамя модернистской литературы.

Джойс шутил, что «Улиссом» он задал работу университетам на сто лет вперед, и шутка его сбылась. Уже с начала 1930-х годов начали появляться специальные монографии о романе, «путеводители» и «комментарии» к «Улиссу». Снятие судебного запрета с романа в 1933 году и истечение срока авторских прав на роман в 1992 году (авторское право действует в течение восьмидесяти лет со времени первой публикации) стали двумя заметными вехами на пути развития критической литературы о романе.

Столь тяжкая история публикации романа привела к многочисленным искажениям текста, и по сей день литературоведы выпускают «правильные» версии «Улисса», которые вызывают шумные споры. Так или иначе, общепринятой, окончательной версии оригинального текста не существует. Первый полный перевод на русский язык В. Хинкиса и С. Хоружего, опубликованный в журнале «Иностранная литература» в 1989 году (с обстоятельными комментариями Е.Л. Гелиевой; в каждом номере журнала в течение года были опубликованы все 18 глав семисотстраничного романа), стал, пусть с опозданием в 70 лет, событием русской культурной жизни.

О произведении. Действие романа занимает один день -- 16 июня 1904 года, с восьми утра до трех часов ночи. Таким образом, в этом самом длинном дне мировой литературы Джойс увековечил день, когда познакомился со своей женой Норой Барнакль. Место действия, как и во всех остальных произведениях Джойса, -- его родной Дублин. Его улицы, магазины, рестораны, библиотеки, кладбища и больницы, скверы и частные дома, церкви и увеселительные заведения изображены здесь со всевозможной точностью. Дублин у Джойса -- образ многослойный: это и чувственно-осязаемая материальная среда, которую по-разному воспринимают герои романа, и древняя стоящая на берегу моря столица одной из старейших стран Европы. Столичный лоск город утратил, превратившись вместе со всей Ирландией в европейское захолустье. Ощущение местечковости создается тем, как часто на улицах герои встречают своих знакомых, сталкиваются друг с другом, сколько мест успевают посетить за один день, описаниями быта дублинцев, их мелких повседневных забот, иронией автора по отношению к их политическим страстям.

Роман воспроизводит все события одного дня из жизни трех центральных героев. Первым в романе появляется Стивен Дедал, герой романа «Портрет художника в юности», которого мы видим два года спустя после окончания действия в «Портрете». Стивен - это ироничный автопортрет молодого Джойса, интеллектуал, испытывающий трудности в общении с людьми. Больше года назад отец вызвал его из Парижа телеграммой, чтобы он мог попрощаться с матерью перед ее смертью, и год спустя после похорон он все еще в Дублине и все еще носит траур. Стивен преподает историю в школе для мальчиков, и его гнетет все вокруг - его жилье, приятели, работа, он чувствует склонность к творчеству, но как личность и как художник он еще не сформировался, и его внутренние конфликты вращаются главным образом вокруг его взаимоотношений с родителями. Его отец Саймон постоянно критикует сына и лишает его веры в себя. Для Стивена родной отец - «отец по плоти» и только, но ему нужен такой отец, который был бы духовной опорой, пробудил бы в нем творческое начало. А история с матерью тяжким грузом лежит на совести Стивена -- его преследуют воспоминания о том, как он отказал матери в ее предсмертной просьбе помолиться. Образ матери сливается для него с представлением о церкви, от которой он отрекся, о родине, которую покинул. Стивену нужна духовная поддержка, чтобы преодолеть этот кризис роста, ему нужны символические родители. О Стивене подробно рассказано в трех первых главах романа, где он ведет урок в школе, беседует с ее директором, потом он появляется в нем все реже.

В четвертой главе читатель знакомится с мистером Леопольдом Блумом и его женой, миссис Мэрион (Молли) Блум. Блуму 38 лет, он рекламный агент, самый обыкновенный человек; она - певица, исполняющая классические арии и народные ирландские песни в концертах. У них есть пятнадцатилетняя дочь Милли и был сын Руди, который умер одиннадцать лет назад сразу после рождения.

Оба супруга не вполне «свои» в Дублине. Блум - сын ирландки и венгерского еврея, покончившего с собой, и в зараженной национализмом Ирландии Блуму не дают забыть о его еврейской крови. Молли - дочь военного, росла без матери в гарнизоне в Гибралтаре, и в ней сохранилось что-то теплое, испанское, что согревает ее в сырой Ирландии. Смерть сына нарушила их супружеское счастье - Молли изменяет Блуму со своим импресарио, Буяном Бойланом, а муж, зная об этом и любя ее. флиртует с другими женщинами.

В описываемый день Блум с утра облачается в черное, потому что ему предстоит принять участие в похоронах знакомого, и в этот погожий летний день траурная одежда выделяет их со Стивеном из толпы, одетой в светлое. После похорон Блум обедает, ходит по делам, посещает знакомую в родильном доме. Так же как Дедал подсознательно ищет отца, Блум подсознательно ищет утраченного сына, и когда в конце долгого, наполненного разными хлопотами и событиями дня их пути пересекаются, Блум спасает пьяного Стивена от неприятностей с полицией и приглашает к себе. Здесь на кухне Блумов они беседуют за чашкой какао, причем в ходе разговора Стивен принимает важные решения насчет своего будущего, а Молли спит наверху и грезит во сне. Этим погружением в сознание Молли - главой на сорок пять страниц без знаков препинания - и ее финальным «да» роман завершается. Блум - центральная фигура в книге, Молли и Стивен - боковые: книга начинается со Стивена и заканчивается на Мэрион.

Таким образом, на поверхности перед читателем - сугубо натуралистический, изобилующий мельчайшими подробностями текст, в котором повествование ведется в каждой главе разными способами (от третьего лица, от лица рассказчиков безымянных и названных, от лица основных героев). Это роман, с неслыханной тщательностью воспроизводящий все мысли и впечатления героев на протяжении одного дня их жизни. Однако все в романе приобретает иной смысл, если читать его под углом истинного замысла Джойса.

Роман как доминирующий в современной литературе жанр, Джойс возвращает к его эпическим истокам. Он создает эпос современной жизни, эпос масштаба гомеровской «Одиссеи» (ведь «Улисс» - вариант имени «Одиссей»), он вступает в творческое соревнование с Гомером, Данте, Сервантесом. В основу романа положен гомеровский миф о приключениях Одиссея. Каждая глава романа соотносится с тем или иным эпизодом странствий Одиссея, и в критической литературе их так и принято называть по эпизодам «Одиссеи»: глава 1 - «Телемак», глава 2 - «Нестор», глава 3 - «Протей», глава 4 - «Калипсо» и т.д., до 18-й главы - «Пенелопа». Все три главных героя романа имеют прототипами персонажей мифа об Одиссее.

Архетип Одиссея Джойс считал самым «закругленным» образом всей мировой литературы. В самом деле, Одиссей - первый из античных героев, чьим оружием была не только физическая сила, но ум, хитрость, разнообразные умения; Одиссей у Гомера показан во всех жизненных ролях, которые могут выпасть на долю мужчине - он сын, муж, возлюбленный, отец, вождь и нищий, дипломат и хвастун. То есть в Одиссее сконцентрирована вся полнота жизненного опыта, и такого «универсального человека», «любого и каждого», Джойс создает в образе Блума, антигероического героя современности, который показан под тем же углом зрения, что Пруфрок у Элиота. Молли - это современная Пенелопа, а Стивен Дедал соответственно - параллель сыну Одиссея Телемаку.

Замысел Джойса в «Улиссе» - «увидеть все во всем». Один обычный день превращается в эпическое повествование об истории древнейшей из европейских столиц -- Дублина, о двух расах ирландской и иудейской, и одновременно в изображение всей истории человечества, в своего рода энциклопедию человеческого знания, и в конспект истории английской литературы. Реалистическую определенность времени и пространства Джойс сохраняет на поверхности повествования. Поскольку основное действие разыгрывается в сознании героев, время и пространство в романе приобретают универсальный характер: все происходит одновременно и все проницает друг друга. Для этого и нужен Джойсу миф - в мифе модернисты находят точку опоры, способ противостоять разорванной, фрагментарной современности. Миф придает целостность роману как вместилище универсальных свойств человеческой природы, и мифологизирование становится характерной приметой литературы модернизма.

Когда Джойс писал по поводу «Улисса»: «Я хочу транспонировать миф при свете современности», он вовсе не имел в виду один конкретный миф об Одиссее. Это структурообразующий миф в романе, но в нем присутствует еще целый ряд античных и христианских мифов, культурных мифов европейской истории. В отдельных эпизодах романа в Блуме начинает проглядывать то Вергилий, то Христос, то Шекспир; в Стивене - Фома Ак- винский, Гамлет. Высочайшая степень насыщенности культурными аллюзиями предполагает читателя, свободно ориентирующегося в истории мировой культуры. Это объясняет, почему «Улисса» называют романом-мифом: Джойс не только использует здесь многочисленные мифы разных культурных эпох, но и создает свой собственный миф о Дублине как модели современной европейской столицы, миф о его обитателях как типичных современных европейцах.

Кроме того, «Улисс» - это роман-шифр. Имеется в виду крайний рационализм романной структуры, жесткая выверенность каждого слова. В 1930 году Джойс принял участие в создании книги С. Гилберта «"Улисс" Джеймса Джойса. Путеводитель по роману», где раскрыл некоторые из имевшихся им в виду смыслов в перекличках отдельных образов, эпизодов, фрагментов романа. И все-таки далеко не все смыслы романа разгаданы комментаторами, и одним из удовольствий для читателя-интеллектуала при чтении «Улисса» остается его намеренная таинственность, взгляд на него как на некий шифр, как на роман-ребус, не подлежащий окончательной разгадке.

Из сквозных тем романа только одна, поиски отца и отцовства, может быть непосредственно возведена к «Одиссее». Остальные темы - угрызений совести за прошлые ошибки, сострадания как единственно возможного пути к людям, обретения новой точки зрения на себя и свою жизнь в результате духовного роста через страдание - принадлежат литературе XX века. Способностью к состраданию и раскаянию измеряет Джойс человечность своих персонажей, и те, кто не сожалеет о прошлых грехах (Саймон Дедал, Бак Маллиган), противопоставлены центральным героям, каждый из которых наделен этой способностью.

Антибуржуазные и сатирические стороны содержания «Улисса», столь явные при его выходе в свет, сегодня несколько померкли, но не изменилось читательское восприятие стиля романа.

Для большинства читателей имя Джойса навсегда связано с приемом «потока сознания», с первым последовательным использованием принципа внутреннего монолога. Нельзя сказать, чтобы это было открытием Джойса. В реалистической литературе XIX века этот прием уже использовался, например, у Льва Толстого в сцене поездки Анны Карениной накануне самоубийства. В английской литературе его впервые последовательно применила Дороти Ричардсон совсем незадолго до Джойса. Но заслуга ирландского писателя в том, что он придал этому приему новый масштаб, сделав его основой повествования в своем романе, и тем самым вскрыл все заложенные во внутреннем монологе возможности и с блеском их использовал.

Благодаря «потоку сознания» читатель знает о героях Джойса не просто больше, чем о любых других героях мировой литературы, но знает их интимнее, непосредственней. «Поток сознания» позволяет фиксировать не только осознанные, артикулированные в слове мысли персонажа; Джойс достигает новой ступени психологической достоверности, когда показывает перебивы в работе человеческой мысли, ее ассоциативность, роль внешних впечатлений. Утром, пока сознание героев еще не загружено копящимися в течение дня впечатлениями, они мыслят достаточно ясно, законченными предложениями, относительно логично. По мере того как разворачивается их день, сознание все больше утомляется, в нем все меньше формальной логики и все больше индивидуальных, причудливых ходов, отступлений от грамматики, и оборванных фраз, и недописанных слов.

Стиль Джойса в целом несложен - простые, не слишком длинные предложения, достаточно простая лексика, но при этом в «потоке сознания» происходит отказ от принципа логического развертывания текста. Причинно-следственные связи в нем могут быть намеренно оборваны, либо перепутаны так, что восприятие текста максимально затрудняется. Наиболее полно продемонстрированы возможности «потока сознания» в знаменитом сорокапятистраничном внутреннем монологе Молли в финале романа. Женщина погружается в сон; в ее сознании мелькают обрывки впечатлений и забот прошедшего дня, воспоминания о поре ее девичества, о ее разных любовниках. Это очень откровенные страницы, ставшие главной причиной запрета книги в Англии в 1922 году, но столь же раздражающе действовала на критиков форма внутреннего монолога -- в нем нет ни единого знака препинания, это именно поток вырвавшегося наружу подсознания. Весьма распространенный упрек Джойсу состоит в том, что при таком укрупненном масштабе изображения выясняется, что любая человеческая жизнь состоит из весьма сходных элементарных кирпичиков; личность атомизируется, и индивидуальные различия стираются. Этот упрек всего лишь констатирует, что Джойсу в «Улиссе» удалось поставить точку в истории реалистического романа: все его тенденции, в том числе к психологизму, доведены в «Улиссе» до логического конца.

Анализ 4-й главы. Познакомимся с джойсовской техникой «потока сознания» на примере четвертой главы романа, «Калипсо». Это относительно простой пример утренней ясности сознания Блума. Повествование идет от третьего лица, но традиционный прием всеведущего автора сильно преображается, поскольку постепенно автор отказывается от выражений типа «он смотрел», «он слушал» и переходит к фразам, которые прямо выражают содержание сознания героя.

Раннее утро в доме Блумов на Экклз-стрит, 7, на северо-востоке Дублина. Он готовит завтрак для себя, Молли и их кошки; выходит из дому за почками к завтраку, по дороге перебрасываясь словцом со знакомыми, у мясника Длугача покупает за тр_и пенса последнюю почку с витрины; вернувшись домой, подбирает с полу в прихожей почту (письмо от дочери и адресованные Молли открытку и письмо от Бойлана), относит Молли наверх в спальню поднос с завтраком. Пока они разговаривают наверху, подгорает оставленная на сковороде в кухне почка; Блум бросается вниз и, поедая сочное мясо, внимательно читает письмо от дочери. Закончив, читает в туалете журнал «Осколки» и думает, что тоже мог бы подзаработать таким сочинительством, и, облегчившись, без четверти девять выходит из дому, не взяв ключа и думая о предстоящих похоронах Дигнама.

Каждой главе «Улисса» соответствует какой-либо орган человеческого тела - здесь это почка, орган, отвечающий за очистку организма, и Джойс впервые в литературе показывает своего героя в процессе очищения кишечника, предельно натуралистично. Также каждая глава посвящена какому-либо искусству, науке или практической области - здесь это экономика, точнее, домоводство. Сквозной символ этого эпизода - нимфа. Над кроватью Блумов висит «Купанье нимфы». Приложение к пасхальному номеру «Фотокартинок»: «роскошный шедевр, великолепные краски. Как чай, до того, как налили молока. Похожа на нее с распущенными волосами, только потоньше. За рамку отдано три и шесть. Она сказала: над кроватью будет красиво». Калипсо, что околдовала Одиссея и отпустила его только по прямому повелению Зевса, прямо не названа, но нимфа на картинке похожа на Молли, которая так же крепко привязала к себе Блума, «она» в его потоке сознания чаще всего относится к жене.

Блум в этом эпизоде сначала предстает в ироническом освещении: «Мистер Леопольд Блум с удовольствием ел внутренние органы животных и птиц... Всего же больше любил он бараньи почки на углях, которые оставляли во рту тонкий привкус с ароматом мочи». Первый абзац строится на контрасте романтически-возвышенного имени героя (Леопольд означает «владыка мира, царь земной», Блум - это переведенная на английский версия фамилии его отца, Вираг, обе фамилии означают «цветок») и его «низменного» вкуса к потрохам и субпродуктам. Но этот вкус свидетельствует о том, что Блум не боится плоти, которая так пугает Стивена Дедала, его влечет вкус и запах всего живого, он с аппетитом ест и пьет, его отличает зрелая, развитая сексуальность.

В сцене с кошкой Блум демонстрирует дар эмпатии, умения поставить себя на место другого -- его искренне интересуют животные, он смотрит на себя глазами голодной кошки: «Интересно, каким я ей кажусь? Вышиной с башню? Нет, она ведь может на меня вспрыгнуть». Его разговор с кошкой и первый диалог с Молли, когда он спрашивает ее, полусонную, не захватить ли ей чего-нибудь к завтраку, не напрягают читательского понимания. А вот абзац, описывающий звяканье пружин матраца под ворочающейся Молли, уже характерней для техники «потока сознания», поскольку требует от читателя активной работы мысли по заполнению смысловых лакун.

Автор незаметно вводит множество новой информации и дозирует ее так, что читателю приходится догадываться о возможных связках между отдельными предложениями, так сказать, квантами информации. «Жаль. Из Гибралтара, неблизкий путь. Совсем забыла испанский, и ту малость, что знала. Интересно, сколько папаша за нее заплатил. Фасон старинный. На губернаторской распродаже. Пошептался с аукционщиком. По части денег старина Твиди кремень», - Блум припоминает, что старинная кровать, его супружеское ложе - часть приданого Молли, и фантазирует историю приобретения кровати прижимистым тестем.

Он надевает шляпу и выходит на крыльцо дома. Вновь в пределах одного абзаца и даже одного предложения повествование колеблется между третьим и первым лицом: «На крыльце он ощупал брючный карман: тут ли ключ. Нету. В тех, что оставил. Надо бы взять. Картофелина на месте. Гардероб скрипит. Не стоит ее тревожить. Он притянул дверь к себе, осторожно, еще чуть - чуть, пока защитная полоска внизу не прикрыла порожек усталым веком. На вид закрыто. Сойдет до моего прихода». Загадочная «картофелина» получает объяснение в другом месте романа -- это талисман, подаренный Блуму матерью, память о страшном голоде в Ирландии сороковых годов; картофелина должна предохранить его от голода. Кроме того, здесь налицо перекдичка с эпизодом из начала романа, когда Бак Маллиган требует у Стивена ключ от Башни Мартелло, в которой они живут вместе с третьим приятелем. Это жилье целиком оплачивает Стивея; отдавая ключ Мадлигану, он символически перестает бшъ шгнппюм в доме, на который имеет право.

У Блума ключи от дома оказываются в повседневных брюках, он так и провезет целый день без ключей, что символизирует, что и он не хозяин в своем доме - в нем хозяйничает Буян Бойкая, приходящий к Молли в удобное ему время и спящий с ней на той самой кровати из Гибралтара. Разумеется, это хозяйничанье чужих в доме, по праву принадлежащем другому, - повтор ситуации на Итаке в отсутствие Одиссея, когда женихи осаждают Пенелопу.

Направляясь в мясную лавку по солнечной стороне улицы, Блум фантазирует о прекрасной восточной стране, где можно слоняться целый день, утолять жажду шербетом, повстречать парочку грабителей и любоваться девушками, играющими на «этом инструменте, как же он там называется, цимбалы». Здесь появляется чрезвычайно важная для культурного контекста романа тема Востока. Восток контрастирует с европейской цивилизацией, и только в снах, действие которых происходит на Востоке, все три героя по-настоящему встречаются Восток в этой главе связан для Блума с его еврейскими корнями, с рекламой «образцовой фермы на берегу Тивериадского озера», которая напечатана на оберточном листке в мясной лавке, с Агендат Негаим - товариществом плантаторов в Палестине, с образами маслин, апельсинов, лимонов - и с библейскими образами Содома, Гоморры, Едома. Закончив утренние домашние дела, в ярком свете солнечного дня, Блум в конце главы отправляется в свою дублинскую одиссею.

Чтение литературного произведения превращается у Джойса в интеллектуальное упражнение, по определению, привлекательное для самого узкого круга читателей, потому что в «Улиссе» Джойс пошел по пути преодоления всех условностей классического романа нарушением привычных повествовательных норм и создания новой целостности за счет обращения к древнему мифу. Миф - его главный способ возврата к целостности, к эпосу в мире, который, как свидетельствует техника каждой отдельной главы, фрагментарен, хаотичен, случаен, постижим только при наложении множественных точек зрения. Недаром в романе Блум несколько раз повторяет астрономический термин «параллакс», слово явно не из его лексикона, которое обозначает, что координаты объекта могут быть точно установлены при совмещении нескольких точек зрения на объект наблюдения. « Улисс» доводит до высшей точки все тенденции, которые наметились на ранних этапах развития модернистской литературы от Джеймса до Элиота, и разворачивает их в грандиозном масштабе единственно возможного современного эпоса -- эпоса антигероического.

Последний роман Джойса, «Поминки по Финнегану» (1939), еще дальше заходит по пути отрыва от традиционной романной формы. Но хотя прямых последователей в жанре романа у Джойса не было и быть не могло, поскольку его эксперимент исчерпал традиционное представление о жанре, без этого эксперимента невозможно представить культуру XX века.

Размещено на Allbest.ru