Творческая обособленность Р. Брэдбери

Важно заметить, что тенденция определять произведение Брэдбери как «предупреждение» встречается повсеместно. Поскольку общая идея везде сохраняется, приведем лишь один пример, обратившись к предисловию 1967 г. Кирилла Андреева, литературоведа, прозаика и критика, автора биографической книги «Три жизни Жюля Верна», в которой он рассмотрел предысторию научной фантастики, труды авторов этого жанра в СССР. Так, в своем предисловии «Один из Брэдбери» к «Вину из одуванчиков» он отмечает, что «Мы хорошо знаем жестокого в своем оптимизме Бредбери, автора романа „451° по Фаренгейту“, рассказов „Детская комната“, „И грянул гром“, „Улыбка“, „Будет ласковый дождь“. Но все это произведения-предупреждения: смотрите, люди, что вас ждет, говорит он, если вы не одумаетесь! И с великим, почти библейским гневом он разрушает ненавистный ему мир капитализма - в его проекции на будущее, мир, гибнущий в неугасимом огне водородных бомб.» Таким образом, Брэдбери показан как идеологически «свой среди чужих» в капиталистическом обществе, борец с его воззрениями.

Переходя к другим методам советской критики, которые она применяла в анализе творчества Брэдбери, поясним структуру главы. Так, ее основными разделами будут политическая и идеологическая доместикация; менее объемный, но не менее важный раздел, которым мы начнем -- культурная доместикация, которая в случае Брэдбери отличается обращением критиков к фольклору, а именно к жанру сказки. Культурная доместикация воплощает объяснение неизвестного через известное: так, «писатель-фантаст» превращается в «сказочника».

2.1 Культурная доместикация

Первым представленным в нашей работе критиком, работающим с использованием стратегии культурной доместикации, является Рафаил Ильич Нудельман -- писатель, литературный критик, переводчик, автор предисловия 1965 г. «Фантастика Рэя Брэдбери» к сборнику рассказов «451° по Фаренгейту». Говоря о «Марсианских хрониках», он называет их «поэмой о человеке и его борьбе за подлинно человеческий мир больших чувств, против всего злобного, равнодушного, жестокого.» Игра с жанровыми терминами свойственна русской культуре: роман в стихах «Евгений Онегин», поэма «Мертвые души». Так, Нудельман вводит в ряд подобных произведений «Марсианские хроники», официально называемые романом, по композиции выглядящие как сборник рассказов, и теперь названные поэмой.

Нудельман уделяет внимание сказочности Брэдбери: «Все в мире Брэдбери словно прислушивается к чему-то приближающемуся, готовому совершиться. Этот мир пронизан настроением тревожного ожидания чуда, и герои Брэдбери тоже ждут чуда или беды со всей силой надежд и отчаяния, на которую способны только люди.» Однако Нудельман не считает, что рассказы Брэдбери можно называть обычными сказками, даже напротив, они необычные: «в сказочном мире Брэдбери нет самого характерного для сказки -- нет тех потусторонних сил, которые порождают чудо или беду. Судьба героев Брэдбери -- это не слепой рок. Перемены, превращения, чудеса вызваны к жизни мечтой или страхом, любовью, добротой или равнодушием, отчужденностью людей, то есть человеческими чувствами, поступками.» Бредбери, Рэй. 451° по Фаренгейту. Рассказы. Там же. С. 8.

Обратим внимание, что Нудельман использует интересную технику: он обращается к «сказочной» лексике, но при этом ставит акценты на том, что Брэдбери не вписывается в жанровые рамки сказки, его творчество сложнее. По его мнению, для писателя важнее всего человек как таковой и все с ним связанное, все, что он переживает, а не сверхъестественное вмешательство в его судьбу. Так, оказывается, что персонаж Брэдбери -- сам творец своей «сказки», в которой он находится, он не ограничен системой фольклорных ходов, и преодоление возникающих препятствий, которые как раз жанру сказки свойственны -- его выбор, а не обязанность. Эта «несказочная» возможность выбора показывает, по видению Нудельмана, идею гуманизма и веры в человека у Брэдбери, который решит сделать правильный выбор не потому, что так предопределено жанром или роком, а потому, что он всегда способен, как бы ни был неправ изначально, исправить ошибки и вырасти духовно.

Кроме того, Нудельман отмечает, что сила фантастики Брэдбери заключается «в страстности отрицания главного зла современности -- механизированного, буржуазно-мещанского „рая” и его порождения -- войны; в удивительной поэтичности человеческих чувств, мечты, мысли; в остром, пронзительном ощущении идущих перемен и их неповторимом фантастическом выражении; в утверждении величия человека-труженика, творца.» Бредбери, Рэй. 451° по Фаренгейту. Рассказы. Пер. с англ. Н. Галь, Т. Шинкарь; Предисл. Р. Нудельмана. Москва: Мол. гвардия, 1965. С. 12. За образом «мещанского рая» видится рай капиталистический с его, по мнению Нудельмана, смещенными в неверную сторону ценностями. Так, сказочным образам свойственно деление на черное и белое, злое и доброе: Нудельман противопоставляет «буржуазно-мещанский „рай”» -- человеку-труженику. Кроме того, Нудельман открыто выражает приписываемые Брэдбери антикапиталистическую направленность, пацифизм и гуманизм творчества: политический строй предстает как источник всевозможных бед, которому все же готов дать отпор персоанж. С помощью таких «приемов» Нудельман ловко включает фантастическую прозу Брэдбери в советский культурный контекст.

Кирилл Андреев в своем предисловии к сборнику рассказов «Вино из одуванчиков», а именно «Один из Бредбери» (1967 г.), он отмечает, что Брэдбери -- «великий сказочник и визионер, с которым мы еще мало знакомы» Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Там же. С. 11.. Андреев рассказывает историю из детства Брэдбери, когда тот ездил с семьей на машине по Америке, и однажды увидел в Аризонской пустыне мираж -- сказочный город, который был в мерцающем озере. «И этот мираж стал как бы эпиграфом к одной из граней творчества Бредбери, той сказкой, которую он захотел воскресить в Америке.» Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Там же. С. 12. Андреев многократно упоминает слово «сказка», делая текст ближе для восприятия советского читателя, еще не привыкшего к «заморской», так сильно отличающейся от советской, фантастике. Кроме того, фантастика -- это иносказательное измерение, очередной способ поднять проблемы современного общества. А, собственно, аллегория, сказка, утопия и антиутопия -- общий набор иносказательных видов литературы. Так, получается, что у Брэдбери «чудеса превращения американской обыденности в фантастическую сказку не потому возможны, что все можно осуществить с помощью науки или машин, а потому, что воображение человека безгранично» Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Там же. С. 11.. Таким образом, хотя наука и дает множество возможностей, она сама не способна решать социальные проблемы: люди сами должны создавать свои чудеса. И чудеса, и волшебство рассказов Бредбери, по самой глубокой сути своей очень человечны: все потому, что Брэдбери -- великий гуманист. Брэдбери своими трудами доказывает, что «чудеса тоже могут быть возведены в ранг фантастики, если они введены в литературу вдохновенным пером» Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Там же. С. 14.. Сама по себе идея чуда -- явно сказочная черта, однако новая ее интерпретация делает обычного человека волшебником, который способен на все.

В своем послесловии к одноименному сборнику рассказов «Р - значит Ракета» 1973 г. писатель В. Подольный объясняет, что «Пишет Брэдбери и сказочную фантастику. Но и она насыщена реальностью. Его дядюшка Эйнар крылат -- и сушит, летая, белье, выстиранное его женой. Из страха перед людьми не смеет Эйнар взлететь в воздух среди бела дня. Но потом придумывает, как ему быть. Он притворяется воздушным змеем. Да, для того чтобы летать, живые герои сказки принимают теперь облик изобретений человека. Миф древних стал сказкой, когда в него перестали верить. Теперь наука воплощает сказки в жизнь -- и мы верим даже тем из них, которые еще не осуществлены, и называем такие сказки научно-фантастическими рассказами. Наука берет на себя обязанность осуществлять фантастику, фантастика пытается предсказывать науке ее путь. Отличный союз!» Так, Подольный прямо заявляет о новой связи сказки с научно-фантастическими рассказами, и здесь можно отметить сходство между брэдберианской верой в сказку как в науку с советской верой в коммунизм как в космический полет. По Подольному, жанровые рамки стираются, и воплощение «сказочной фантастики» наяву -- не абсурд и нелепость. Так, Эйнар как сказочный образ, при столкновении с реальностью не борется с ней, а встраивается в нее, сохраняя при этом свою «сказочность»: общество не видит, что он может летать, но он может, и эту параллель можно обратить как на самого Брэдбери, так и на условного американца, который, живя в капиталистическом государстве, на самом деле искренне привержен совершенно противоположной идеологии, однако вынужден подстраиваться, притворяться.

В предисловии В.А. Ревича 1981 г., ведущего советского критика произведений жанра фантастики, детектива, приключений, «Любовь и ненависть Рэя Брэдбери» к сборнику «Память человечества» отдается честь мастерству Брэдбери: «Брэдбери -- выдающийся мастер слова, признанный стилист, тонкий психолог, проникновенный лирик, но лучше всего его назвать мудрым сказочником, соединившим в себе проницательность старейшины, знающего цену людским словам и делам, с восторженным взглядом ребенка, впервые увидевшего нежные и ясные краски рассвета.» Упоминание «мудрого сказочника» и «старейшины» -- обращение Ревича к фольклору, что позволяет «подтянуть» к себе поближе далекого американского писателя. Кроме того, Ревич признает, что Брэдбери в ряду крупнейших современных американских писателей уступает разве что таким гигантам, как Хемингуэй, Стейнбек, Фолкнер, но только в их основательности и глубине исследования западного общества. Важно отметить, что Ревич отходит от идеологизированного набора американских писателей, Драйзера и Синклера: Хемингуэй и Фолкнер, с одной стороны, являются подлинными открытиями периода «оттепели», кроме того, нельзя не учитывать колоссальную популярность Хемингуэя -- всюду висели его портреты. Именно на этих основаниях, идеях «открытия» и популярности, Брэдбери включается включается в ряд «гигантов».

Подводя итог разделу, отметим, что, возможно, присвоение писателю статуса «сказочника» способствует снижению интенсивности идеологических требований к его творчеству: от сказки сложно ожидать реализма в интерпретации действительности. Кроме того, «сказочность», которую обнаруживают советские критики в творчестве Брэдбери вкупе с другими фольклорными мотивами, выглядит знакомой советскому читателю, и потому легко срабатывает метод доместикации. Брэдбери представляется давно знакомым, привычным, хотя в его рассказах и описываются реалии, значительно удаленные от советских.

2.2 Политическая доместикация

Говоря о советской политической доместикации, необходимо обосновать причину ее появления. Она заключается в том, что Рэй Брэдбери -- американец. Конечно же, критике нельзя упустить возможность затронуть тему советско-американских отношений, вообще образа США, разницы между социалистическим и капиталистическим строем в очевидную пользу первого и т.д. Таким образом, раздел состоит из трех подразделов. Первый подраздел, творческая обособленность Брэдбери, демонстирурет писателя в положительном свете, показывает его замечательным и исключительным, что соответствует курсу «народной дипломатии», согласно которому в США, пусть это и капиталистическая страна, есть прекрасные талантливые умные люди. Второй подраздел, посвященный философским, нравственным и социальным проблемам, продолжает первый, все более возвышает Брэдбери и его творчество. В третьем подразделе, ориентированном на советско-американские отношения, представлен мотив борьбы за мир, который включает в себя борьбу с ядерной угрозой (гонка вооружений), борьбу за разоружение и идеи стремительного прогресса.

Автор-американец, заслуживший всенародную любовь в стране «за железным занавесом», априори заслуживает внимания. Так, рассмотрим в разделе те достоинства, которые выделяет в его творчестве советская критика.

Для начала, в предисловии 1965 г. к «Марсианским хроникам» «Рэй Бредбери предостерегает» переводчица Елена Романова наделяет Брэдбери особым статусом, потому что он -- писатель, которому не пришлось медленно и долго добиваться признания, ведь уже первая переведенная на русский язык в 1956 г. книга «451° по Фаренгейту» принесла американскому фантасту всесоветскую известность. Тем не менее, суждение переводчицы о быстром признании как причине «особого статуса» не стоит слепо принимать на веру: первые американские публикации Брэдбери были как раз массовой литературой, публиковавшейся в дешевых журналах. То, что его не самые удачные «пробы пера» не стоили перевода -- закономерно. Таким образом, советский читатель получил сразу лучшие рассказы и романы Брэдбери, в то время как по публикациям в США можно проследить медленный рост его популярности и одновременно литературного мастерства.

Нудельман в своем предисловии 1965 г. обращает внимание на размах аудитории Брэдбери и на ее деление в зависимости от отношения к писателю: одним «дорого его волнение, волнение современника великой эпохи перемен», другие «видят в нем лишь рассказчика удивительных фантастических историй.» Брэдбери, по мнению Нудельмана, всегда узнаваем -- он удивительный и великий поэт мира превращений, тревог и надежд. От других авторов его отличает то, что он видит необычное в обычном, заставляет читателя посмотреть на это своими глазами, но при этом в его прозе нет власти рока или чудес, зато есть человеческие чувства и поступки. Сила Брэдбери как фантаста, в чем он вновь отличается от пишущих в этом жанре, заключается «в удивительной поэтичности человеческих чувств, мечты, мысли; в остром, пронзительном ощущении идущих перемен и и неповторимом фантастическом выражении».

Одной из причин его популярности, как считает Нудельман, служит то, что «трагические конфликты окружающей действительности, исторические сдвиги, судьбы людей -- все это Брэдбери воспринимает лирически, эмоционально». Так, даже разрозненные новеллы в «Марсианских хрониках» становятся единым романом благодаря объединяющему их единому чувству, настроению, мысли о горести утрат и сложности пути и всепобеждающей радости, человечности. Нудельман называет «Марсианские хроники» «поэмой о человеке и его борьбе за подлинно человеческий мир больших чувств, против всего злобного, равнодушного, жестокого.»

Еще один повод для массового интереса, по мнению Нудельмана, заключается в том, что Брэдбери самобытно пишет обо всем, не создавая границ своему творчеству: об исторических событиях будущего -- не как историк, статично и холодно, а как очевидец, видевший все своими глазами и задыхающийся от эмоций во время рассказа. Для Брэдбери нет ничего важнее, чем описать самые простые жизненные радости и горести, ведь главный герой его фантастики -- не технологии, а живой человек, который находится в нашем спешно меняющемся и непредсказуемом мире. Нудельман особенно выделяет то, как «удивительно пишет Брэдбери о человеке и о том, что его окружает, -- будь то Земля, или космос, или холмы Марса, -- с такой бережной чистотой, с такой пронзительной нежностью или печалью, что рассказы его кажутся плывущими в памяти строчками стихов или идущей неизвестно откуда музыкой.»

В послесловии 1982 г. к сборнику рассказов «Передай добро по кругу» переводчица Елена Ванслова отмечает, что жители СССР любят и ценят труды американского фантаста. Это суждение легко подтверждается практикой, то есть не только колоссальным количеством публикаций переведенных рассказов Брэдбери в самых разных советских журналах, причем не только литературных, но и регулярными телепередачами, посвященными его творчеству. Ванслова отдельно указывает на то, что счастливый обладатель книги Брэдбери еще долго после окончания чтения «находится под впечатлением от его удивительной прозы, под обаянием его незаурядной личности». Обособленность Брэдбери, согласно Вансловой, проявляется в его «проникновенной, взволнованной интонации, особой, лишь ему присущей тоске по доброму, чистому, сильному человеку». Также она подчеркивает, что Брэдбери «обладает особым очарованием прежде всего потому, что дает простор одному из самых удивительных человеческих свойств -- воображению, фантазии». С другой стороны, Ванслова уделяет внимание его биографии, «чудачествам», например, что он настолько боялся летать на самолете, что всегда стремился избежать этой участи, зато один раз все же взошел на борт дирижабля.

Кроме того, как отмечает Ванслова, Брэдбери «сегодня возвышается над несчетной толпой американских фантастов, символизируя собой идеалы добра и гуманизма в стране, где зло приобретает все большую силу»: он ярый противник войны и реакции, что подтверждается написанным им в 1952 г. гневным письмом республиканской партии, связанным с президентскими выборами, и выступлением против Трумана, корейской войны, маккартизма и войны во Вьетнаме. Так, Ванслова проводит довольно резкие параллели между образами американских политиков и фантастов как полюсом зла, а Брэдбери как полюсом добра. Образ Брэдбери на фоне его американских политических и литературных оппонентов в представлении Вансловой можно сравнить с «лучом света в темном царстве» в лице Катерины, однако этот луч светит на весь мир.

Такой критический взгляд объясним политикой «народной дипломатии», которая представляет собой «политику, в основе которои? лежит взаимодействие с общественностью зарубежнои? страны с целью косвенного влияния на общественное мнение и принятия внешнеполитических решении?». И.Н. Лопаткин в работе «Особенности освещения политического аспекта советско-американских отношений в советских СМИ в период Оттепели» отмечает изменения, произошедшие в советских СМИ в связи с введением политики «народной дипломатии». Прежде всего, это означало, что больше не проводились параллели между США и фашистской Германией: критиковались только конкретные политические деятели, представители крупных монополий США и американские госструктуры, в частности, ЦРУ. По мнению советских СМИ, американский народ не поддерживал большинство правительственных мероприятий США. В целом, надо заметить, рядовые американские граждане характеризовались положительно, поскольку в условиях «публичной дипломатии» народ -- адресат, поэтому он не может оцениваться критично. Интересно, что в связи с тем, что теперь вина возлагалась на действия отдельных политиков, которые работали на благо «капиталистов-монополистов» и противоречили мнениям «миролюбивых» политиков и интересам граждан западных стран, изменился характер употребления политических штампов «империализм», «монополизм», «колониализм» и т.д. Более того, появились отсылки на положительные, по мнению СССР, элементы политики США как современной, так и в прошлом, зачастую в статьях, чья тема вообще далека от политики. Также, был взят курс на политику сокращения гонки ядерных вооружений. СМИ обращались к образу Ленина, его политике как торжеству миролюбивых взглядов, хотя сам Ленин от такой политики был далек.

В частности, Лопаткин говорит о трактовке вопросов экономической сферы в другой своей работе, а именно «Особенности освещения США советскими СМИ в рамках политики „народной дипломатии“ в период Оттепели» Лопаткин И.Н. Особенности освещения США советскими СМИ в рамках политики «народной дипломатии» в период Оттепели // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. No 11 (49): в 2-х ч. Ч. II. C. 112-114.. Он указывет, что в советских СМИ подчеркивается мощь американскои? экономики, являющеи?ся временным примером для СССР, и при этом идет пропаганда мирного экономического соревнования, способствующая взаимовыгодному сотрудничеству. Советские СМИ, по Лопаткину, часто используют свидетельства представителеи? общественнои? и политическои? сферы США о высоком уровне развития советскои? промышленности. При всем этом ставится акцент на кризисных явленииях в экономике США.

Лопаткин отмечает полностью аналогичные указанным выше особенности освещения США в научной и культурной сферах: в советских СМИ появлялись сообщения о необходимости тесного сотрудничества, высоком уровне американскои? науки, но в то же время ее кризисных явлений. Советская пресса писала, что ведущие советские ученые в своих публикациях делают вывод о том, что в ряде отраслеи? СССР начинает обгонять США. Помимо того, появилось большое количество сообщении? о выступлениях представителеи? советского искусства в США и их успехе у американских граждан.

Тем не менее, даже при таких «теплых» отношениях между государствами на разных уровнях, как констатирует Лопаткин Лопаткин И.Н. Особенности освещения политического аспекта советско-американских отношений в советских СМИ в период оттепели. Там же. С. 66., вопреки объявлению политики «народной дипломатии» США оставались врагом для Советского Союза, хотя советская критика и стала мягче: американское правительство стало часто обвиняться не в намеренных действиях, а в заблуждениях. Интересно, что в советской прессе множественно публиковались критичные мнения зарубежных авторов в отношении агрессивной и «империалистической» политики США, чьи объективность и достоверность объяснялись «нейтральностью», а следовательно, непредвзятостью СССР.

Я.Н. Засурский, советский и российский литературовед-американист, в предисловии 1982 г. «О Рэе Брэдбери -- человеке и писателе» к сборнику «В дни вечной весны» описывает встречу советских и американских писателей в Лос-Анджелесе в 1980 г., где Брэдбери привлек внимание Засурского по нескольким причинам. Интересно, что это описание встречи соответствует политике «народной демократии» за счет обособления Брэдбери, уделения внимания его достоинствам на фоне уступающих ему по разным --творческим, культурным, индивидуальным, -- чертам коллегам. Итак, сначала Брэдбери вступил в яростный конфликт с Франсин Грей, американской писательницей, которая попробовала сравнить русский и американский характеры -- он не пытался скрыть эмоций, что так радикально отличало его от других участников встречи, которые, будучи решительно недовольными последними выборами президента, а именно Рейгана, позволяли себе лишь тихие кулуарные разговоры. Засурский пишет: «После перерыва Брэдбери, успокоившись, разъяснил, что выступал не против Франсин Грей, а против того, что он считает негативистским подходом к жизни, за приносящие результаты, позитивные действия. Эта откровенная активность и решительность существенным образом отличали Рэя Брэдбери от других американских писателей стремившихся говорить ровным и спокойным голосом, как бы усмиряя себя, даже о самых острых и больных вопросах своего существования и творчества.» Брэдбери, Рэй. В дни вечной весны. Там же. С. 5.

Еще одной отличительной от коллег чертой Брэдбери является «большая определённость суждений» Брэдбери, Рэй. В дни вечной весны. Там же. С. 6. и то, как он «высоко ценит воспитательную миссию искусства» Брэдбери, Рэй. В дни вечной весны. Там же. С. 6.. Прежде всего он хочет осуществить эту миссию на благо тех, кто рядом с ним, живет с ним в одной стране: «Приблизить современного человека к жизни, от которой его отгораживают в США телевидение, школа, общество, -- в этом видит Брэдбери свою миссию художника.» Брэдбери, Рэй. В дни вечной весны. Там же. С. 6. Брэдбери оказывается обособленным от других фантастов за счет высоких требований к себе как к писателю и одновременно излишней горячностью не к месту, что нередко усложняет существование в социуме.

Политику «народной дипломатии» учитывает и Север Феликсович Гансовский, один из ведущих писателей СССР в жанре фантастики, в своей статье «Друг рядом» 1983 г. к сборнику научно-фантастических рассказов «Холодный ветер, теплый ветер», где он отмечает, что Брэдбери «свойственна творческая обособленность» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 5--6. : он выделяется из массы других американских фантастов, которых, по его мнению, можно было бы объединять в тематические и идейные группы. То есть Брэдбери в интерпретации Гансовского показан прекрасным американским писателем на фоне других дурных -- соответственно «народной дипломатии», США остаются «дурными», но при этом осчастливленными бесценным самородком в лице Брэдбери, что дает повод надеяться на лучшее будущее для страны. Еще одно его отличие от американских писателей в жанре фантастики, согласно Гансовскому, состоит в том, что «он лишен той поддержки привычного, которая позволяет другим фантастам легче пробиться в издательство, в журнал» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 6--7.: интересно, что именно автором может подразумеваться под «привычным». По мнению Гансовского, Брэдбери писал, не подстраиваясь под тенденции американской массовой литературы, которая всегда легко шла в печать, потому что была предельно проста и обладала изрядной долей увлекательности, и тем самым премного популярна. Тем не менее, бульварная, низкопробная литература рассчитана на развлечение, а не на глубокое осмысление читателем сущностных проблем произведения, и в ней никак не могут подниматься серьезные темы. Гансовский также не учитывает, что Брэдбери начинал с дешевых журналов и вырос как писатель именно на них, то есть работал он именно с «привычным» для американского читателя родом литературы, что позволяло будущему фантасту параллельно объемной писательской практике получать доход, пусть и незначительный.

Другой чертой творческой обособленности, по мнению Гансовского, является то, что «именно он [Брэдбери] первым переступил невидимую черту, что в сознании тех, кто безразличен к научной фантастике, отделяет этот жанр от „настоящей литературы“». Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 7. Таким образом, «451° по Фаренгейту» и «Марсианские хроники» обретают популярность не только как произведения, написанные в жанре научной фантастики, но и понимаются, как важные этапы в развитии интеллектуальной и культурной жизни США.

Интересно, что, описывая рассказы и повести Брэдбери, Гансовский называет его «скромным» и «литературно застенчивым», а затем отмечает, что «негромкий голос писателя отчетливо слышен в литературе Соединенных Штатов Америки. Он заговорил, и умолкла даже медная глотка коммерческой фантастики» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 7.: Гансовский акцентируется на обособленности Брэдбери на фоне американской бульварной литературы, всячески восхваляя его и принижая массовые журналы. Однако критика американской массовой литературы -- не новаторство Гансовского. Так, Федосеев в книге «Научный коммунизм» объясняет, что «К снижению художественного уровня культуры при капитализме ведет не распространение ес достижений в массах, а тлетворное влияние коммерции, разрушительных сил реакционной идеологии, отказ от прогрессивных духовных задач. Широкое распространение в странах капитала получила так называемая „массовая культура“, рассчитанная на возбуждение у трудящихся самых низменных инстинктов.» Научный коммунизм: Учебник для вузов / П.Н. Федосеев, В.Г. Афанасьев, К.Н. Брутенц и др. М.: Политиздат, 1982. С. 384. И все же остается интересен ответ на вопрос: попадал ли в руки Гансовского хотя бы один массовый журнал? Имел ли он возможность наблюдать тенденции популярности в США журналов, посвященных научной фантастике, которые едва ли стали бы переводиться на русский язык именно из-за своего низкого качества или же как-либо попасть в СССР? Или же он говорит красиво только ради того, чтобы доказать, почему Брэдбери настолько исключительный писатель, а заодно и показать, что именно благодаря ему у американцев, не слишком счастливых и поверхностных не по своей вине, только и читающих низкопробные журналы, есть шанс «стать лучше»? Кроме того, Гансовский использует довольно яркий образ «медной глотки» -- сразу же припоминается «американская мечта» и якобы вечное стремление американцев заработать и разбогатеть, которое в нашем случае относится к литературе, что, по мнению Гансовского, недопустимо. Литература нужна не для прибыли, а для пробуждения в читателях лучших качеств, наставления их на правильный путь, просвещения и обучения их.

Сравнивая Брэдбери с другими однозначно великими писателями, разделившими «Олимп фантастики США», Гансовский продолжает настаивать на его творческой обособленности, однако находит некоторые изъяны: «Юмор, например, не самое сильное его место, здесь ему далеко до Уильяма Тонна. Роберт Шекли более энергичен и напряжен в своей прозе, разносторонний Айзек Азимов, „и физик и лирик“ в одном лице, куда масштабнее, а Урсуле ле Гуин не у кого занимать философичности. В сравнении с этими писателями Брэдбери иногда даже простоват и наивен.» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 10. Тем не менее эти явно раздутые изъяны не мешают Брэдбери не только быть «на волне» жанра научной фантастики, который стремительно развивается с 50-х гг., но и быть признанным «коллегами по цеху»: «на своих симпозиумах и конгрессах другие фантасты независтливо отдают ему первенство» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 10..

И все же, утверждает Гансовский, на «Олимпе фантастики США» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 10--11. Брэдбери не одинок, и в некоторых чертах даже уступает своим коллегам. При этом, хотя Брэдбери и публикует огромное количество работ разных жанров, публицистика, поэзия, проза «реальная» и «фантастическая», сценарии, очерки, -- он не склонен к «профессиональной деформации» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 12., которая портит многих авторов, ограничивая их в узкой сфере собственных ремесленных интересов и ослепляя в отношении к каким-либо другим. Рэй Брэдбери отличается тем, что его произведения начинаются и растут «от жизни, от насущных сторон бытия», а нет от изящества фантастической выдумки или алчного желания «протолкнуть» личные концепции и гипотезы, и хотя Брэдбери и долго находится в списке лучших, он не проявляет тщеславие и не опускает планку требований к своему творчеству. Его труды ценны тем, что заставляют читателя думать, подниматься на новую ступень «нравственного осознания действительности» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 12.: нередко простые по форме, рассказы Брэдбери невероятно насыщены и сложны содержательно. Что важно, в каждом его творении полностью отражается его собственное мировоззрение

М.К. Иванова в аннотации 1983 г. к сборнику рассказов Брэдбери выделяет среди его достоинств не только занимательность сюжета, но и актуализацию вечных социальных и нравственных проблем, кроме того, тонкий психологизм. Легкость чтения иллюзорна, что повышает ценность творчества Брэдбери. После мнения Ивановой плавно перейдем к следующему подразделу, напрямую связанному с этой «иллюзорностью».

В итоге, Брэдбери оказывается в глазах советской критики самым что ни на есть особенным как американцем, так и писателем. Он направляет свои литературные таланты на благо, стремясь воспитать неразумных соотечественников, подверженных влиянию капиталистической идеологии, а также значительно повышает цену жанра научной фантастики, который до него был наполнен исключительно направленными на развлекательные цели произведениями. Любопытно, что все эти суждения идут на волне политики «народной дипломатии», которая указывает, что даже в государстве со вражеской идеологией можно найти истинные перлы среди писательского сообщества.

Выделение советской критикой в творчестве Брэдбери проблем, имеющих вневременной статус, подчеркивает его ценность: его книги будут всегда актуальны, это не бульварная литература на один раз, а, напротив, глубокие произведения, где под вуалью динамичного сюжета сокрыт анализ серьезных вопросов, занимающих человечество. А это значит, что и советскому читателю они могут показаться чрезвычайно полезными, потому что в поисках удовольствия от книги он обретет и понимание, осознание важных культурных проблем, наверняка касающихся не только всего человечества, но и его, одного советского человека в частности.

Так, В. Скурлатов в предисловии «Странник в пустыне звезд» 1975 г. к сборнику рассказов Брэдбери указывает, что в январе 1938 г. журнале «Воображение!» «был опубликован первый и сразу вполне зрелый рассказ Брэдбери „Дилемма Холлербохена “, в котором наметились, в сущности, все главнейшие темы его творчества: и могущество человеческого разума, и победа над временем, и проблема смерти, и необходимость морального выбора.» Бредбери, Рэй. Рассказы. Там же. С. 214. Скурлатов не упоминает ни слова о том, какой был долгий путь Брэдбери как писателя, сколько рассказов были плохи. Для него важны найденные в раннем рассказе вневременные проблемы, которые, несомненно, отражены в более позднем творчестве, однако в раннем рассказе кажутся не более, чем случайным метким попаданием.

Отметим также, что Е. Ванслова в послесловии 1982 г. «Добро по кругу» обращает внимание на такую вневременную проблему в рассказах Брэдбери, как взросление: «писатель рисует здесь не столько внутренний мир ребенка, сколько мир, увиденный его глазами». Отличие образа ребенка у Брэдбери в том, что он взрослеет не постепенно, а «толчками», резко осознавая и понимая что-то новое: сперва ребенок даже не может осознать времени, ни своего, ни чужого, имея одно бесконечное «сегодня». Так, интересно, как переходит Брэдбери от одной проблемы к другой, как они перетекают друг в друга: взросление, время, добро и зло, отношения между людьми, счастье, жизненные ценности -- и все одновременно.

Критике представляется, что бедой второй половины XX века становится научно-техническая революция, которая меняет мировоззрение многих людей, ставит их в зависимость от технического прогресса, делает их бездуховными. При этом, к сожалению, никуда не уходят классические социальные проблемы, например, неоправданная жестокость. Особенностью воплощения Брэдбери всех этих проблем на бумаге является выбор развлекательного жанра фантастики и ориентации на американское общество. Север Гансовский утверждает (1983 г.), что «Нравственный призыв проносится над пустынями Марса и полями Земли, проникает в ущелья городских улиц, в комфортабельные, но нередко пахнущие бедой домики американских пригородов. Рэй Брэдбери мягок и вместе с тем непримирим. В его рассказах торжествует поэзия, одухотворена природа, так что понятия „красота“, „справедливость“, „гордость“ становятся атрибутами самой реальности; но там же порой клокочет ненависть, и к наказанию взывает преступленье.» Анализируя жанр научной фантастики, Гансовский отмечает, что «хорошая, добротная фантастика, как и любой другой вид искусства, -- про нас, людей. Не киберы, путешествия в прошлое или будущее, не трехглазые чудовища и таинственные лучи главное в ней, а современный человек и его отношения с миром». Труды Брэдбери, как продолжает писатель, идеально соответствуют этому определению: «Да, это фантастика, но если (пожалуй, точнее «и если») мы зададимся вопросом, о чем эта книга, ответ будет: о людях, о проблемах, перед которыми мы оказались во второй половине, третьей трети и четвертой четверти XX века.» Людям свойственно сталкиваться с различными социальными проблемами, которые могут сменяться друг другом и возвращаться вновь с очередным молодым поколением -- аморальность, деградация, жестокость, ограничение в правах и т.д. Так, для нас важно, что Брэдбери работает с научной фантастикой, популярным и читаемым жанром, чем оказывает читателю неоценимую службу: социальные проблемы оказываются «упакованы» во что-то интересное и захватывающее.

Итак, Брэдбери оказывается не просто фантастом, автором забавных и страшных историй, но умным и чутким проводником, который указывает читателю на действительно важные проблемы, о которых легко забыть в череде одинаковых будней. Завлекающие своей иллюзорной простотой за счет жанра книги не уступают в ценности каноничным классическим произведениям.

Нельзя сказать, что 1960-е гг. были простыми для советско-американских отношений. Хотя в сентябре 1959 г. Хрущев и благополучно посещает США, что, казалось бы, оптимистично, но в том же и следующем году он грозится «Показать Кузькину мать»: сначала Никсону, прибышему в СССР на открытие первой выставки США, а потом на 15-й Ассамблее ООН. Далее последовали демонстративные испытания «Царь-бомбы» 30 октября 1961 г. и Карибский кризис 1962 г., поставивший СССР и США на грань ядерной войны. 1965 г. ознаменовался началом военных действий США во Вьетнаме.

Необходимо обратить внимание на утверждение Елены Романовой, которая утверждает (1965 г.), что Брэдбери «предостерегает человечество середины XX века от безумия атомной войны и вместе с тем от всепожирающей погони за наживой во имя мертвечины механизированного комфорта.» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Предисл. Е. Романовой. Москва: Мир, 1965. С. 8. Интересно обращение Романовой к биографическому контексту: она указывает, что нет ни одного утверждения личной неприязни Брэдбери к машинам и технике, а значит едва ли можно считать, что корень зла лежит именно в развитии технической мысли и совершенствовании машин. «Брэдбери трезв в своих наблюдениях над историей человечества, в своем анализе поведения человека» -- считает Романова. Человек, черты его характера изменяются с развитием цивилизации, и писатель должен успеть открыть ему глаза, пока тот в своей слепой небрежности не разрушил «несметные богатства, созданные разумом человека». На примере «451° по Фаренгейту» Романова объясняет, что «с огромной силой звучит в этой повести твердая, неискоренимая вера в победу человеческого разума над мощными, но злыми силами разрушениями». Аналогичное мнение она высказывает насчет рассказа «Улыбка», где после атомной катастрофы остаются мальчишки, которые бережно хранят кусок холста с улыбкой Монны-Лизы: «Брэдбери <…> не хочет мириться с обесчеловечечиванием людского существования, с уничтожением духовных ценностей, со звериными законами современных джунглей». Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 12. Таким образом, культивируя человечность, Брэдбери поддерживает миролюбивые взгляды, отказ от войны, в частности, ядерной.

Отмечая, что Брэдбери использует эзопов язык, а его фантастика зачастую становится «социальной» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 13., Романова указывает, что «50-е годы, явившиеся преддверием первых космических полетов и первых попыток засылки летательных аппаратов на другие планеты, не пробудили в Рэе Брэдбери ни малейшего интереса к научно-техническим перспективам этих проблем» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 14 --15. Таким образом, использование популярной темы космоса -- лишь способ донести до читателей свои взгляды: в частности, «об удивительной и несносной способности землян разрушать, отравлять, губить все красивое и привлекательное в жизни» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 18.. Романова отмечает значимость роли Джеффа Спендера, который переживает за судьбы древней культуры марсиан после вторжения землян. Спендер уже пережил такую гибель культурных ценностей на Земле, и, не желая повторения на Марсе, он решает убить своих спутников, а также всех последующих гостей с Земли.

Брэдбери, по мнению Романовой, не пишет революционную программу, а его простест «носит скорее стихийный, интуитивный характер» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 22.-- это предостережение всему человечеству, которое рискует забыть о том, что на самом деле нужно для счастья. Интересно то, что Романова критикует Брэдбери за то, что у него «нет ни ясного понимания, ни даже попытки по-настоящему понять, как же нужно жить сегодня, чтобы не исковеркать человеческого завтра, а, напротив, сделать его светлее. В этом --главная слабость Рэя Брэдбери, в этом -- очень уязвимая черта его творчества <…> [в его книгах] все светлое, озаренное солнцем или теплым планем костра в лесу, уводит человека назад, в давно прошедшую эру создания непреходящих ценностей искусства и интеллекта» Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Там же. С. 24.. То есть, предлагая путь из ужасного настоящего, Брэдбери ошибочно предлагает прошлое, а не будущее. Борьба за мир необходима, но, по суждению Романовой, ее все-таки нужно вести правильно.

Переходя к следующему критику, обратимся к Андрееву, который отмечает (1967 г.), что «Бредбери всегда на стороне своих любимых героев Стоит отметить, что такие обобщенные утверждения К. Андреева довольно субъективны, и достаточно обратиться к творчеству Брэдбери, чтобы признать если не неправоту критика, то чрезмерный его оптимизм: например, в рассказе «Будет ласковый дождь» ядерный смерч уничтожает все живое, и едва ли можно судить о том, что автор «на стороне своих любимых героев». -- простых людей Америки, людей смелой мысли, непобедимых в своем труде и своей борьбе. И бёрчисты в отместку за его резкие выступления против сенатора Голдуотера, кандидата в президенты, ставленника самых реакционных кругов, сожгли красивый дом Бредбери с прозрачными чистыми стеклами, стоявший на холме в Лос-Анжелесе. Что ж, ничто хорошее не приходит само, без борьбы, его нужно завоевать. И Бредбери продолжает улыбаться и говорить о грядущем американском Возрождении!» Брэдбери недалеко уходит от своих персонажей: он ведет себя так, как ведут себя они, и они явно не боятся бороться за свое слово, пусть и с риском чего-то лишиться. Они, как и сам автор, верят в свои убеждения и готовы их отстаивать. Андреев убежден в том, что Брэдбери -- тот, кто знает «цвет и запах времени» и то, что единственное направление времени -- вперед, к будущему, обреченному на победу. Будучи гуманистом, он уверен в победе света над тьмой, добра над злом, восстании подлинной науки против изувером, которые готовят «термоядерную смерть всему человечеству».

Интересно, что в статье «Роль пропаганды в Советском Союзе по проблеме формирования общественного мнения по вопросам советско-американских отношений в 1970-е годы» Д.В. Ложков указывает центральными вопросами в переговорах СССР и США -- именно мира и разоружения, что объяснимо сильным влиянием событий ВОВ на общественное мнение в послевоенной советской истории, стойким образом разрушений и бедствий, которые несут войны. Эта политика получила название Разрядки международной напряженности. Так, в 1971 г. авторы 37 писем газеты «Правда» выражали негодование по поводу агрессии капиталистических стран во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже. В свою очередь, советские журналисты и репортеры не только освещали антигуманные деи?ствия Соединенных Штатов во Вьетнаме, но также часто обращались к темам милитаризации экономики капиталистических стран и произвола внутри них. При этом важно отметить, что главным виновником вои?н и расстрелов демонстрации?, по мнению советскои? прессы, выступало «лицемерие американскои? дипломатии», тогда как американский народ -- против вои?н и насилия и поддерживает мирные инициативы Советского Союза. Образ вои?ны в СМИ отождествлялся с капитализмом и его «загниванием», а СССР выступал поборником мира и разоружения.

Как указывает Ложков, на XXIV съезде КПСС (30.03 -- 9.04.1971) была принята внешнеполитическая «Программа мира». Задачами программы были:

1. отказаться от применения силы и угрозы ее? применения для решения спорных вопросов;

2. исходить из окончательного признания территориальных изменении?, происшедших в Европе в результате Второи? мировои? вои?ны, осуществить кореннои? поворот к разрядке и миру на континенте;

3. заключить договоры, ставящие под запрет ядерное, химическое и бактериологическое оружие;

4. активизировать борьбу против гонки вооружении? всех видов.

В первую половину 1970-х гг. программа работала успешно: были подписаны несколько документов между СССР и США с взаимными обязательствами строить взаимоотношения на принципах мирного сосуществования, признавать интересы безопасности сторон, отказываться от применения силы или угрозы применения.

В частности, в «Правде» акцентировалось внимание на «решимости США и СССР прилагать совместные усилия к устранению опасности вои?ны, и особенно вои?ны, влекущеи? применение ядерного и других видов оружия массового уничтожения, к ограничению и, в конечном счете, прекращению гонки вооружении?, особенно стратегических, упрочнению разрядки напряженности и распространению ее на весь мир».

Тем не менее, проблемы разоружения интересовали исключительно интеллигенцию, тогда как основную массу беспокоили экономико-хозяи?ственные проблемы, а к середине десятилетия и вовсе возникли дополнительные препятствия: успешная реализация «программы мира» была приторможена положениями «третьеи? корзины» Заключительного акта совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (30.07. -- 1.08.1975) и начавшеи?ся американскои? кампании борьбы за права человека в США после 1975 г. Капиталистические страны перенесли основнои? упор борьбы в область идеологии, стремясь посеять неуверенность среди советского народа в осуществлении коммунистических идеалов. В свою очередь, ответными контрпропагандистскими мерами были лекции о методах и средствах западнои? пропаганды, которыми пользовались носители идей капитализма в борьбе против СССР.

1 августа 1975 г., активизировалась работа по политико-идеологическому воспитанию молодежи со стороны ЦК КПСС, был проведен семинар «КПСС об актуальных вопросах борьбы с буржуазнои?, реформистскои? и ревизионистскои? идеологиеи?». В комсомольскои? и молодежнои? печати усилилась пропаганда преимуществ социализма, критика концепции? западных идеологов. Шла активная пропаганда успехов внешней политики КПСС по материализации разрядки, по закреплению принципов мирного сосуществования и налаживанию международных отношении?. «Известия» писали о необходимости дальнеи?ших шагов, направленных на материализацию разрядки, на прекращение гонки вооружении? и достижение реальных мер по разоружению, а 18 июня 1979 был заключен очередной советско-американский договор -- об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-II). Таким образом, в 1970-е гг. проблемы мира и разоружения находили поддержку среди населения СССР, и акцент на них в советской критике творчества Брэдбери не случаен.

Стоит обратить внимание на то, что довольно скоро дружеские отношения СССР и США дали трещину. Так, в советско-американских отношениях сыграл большую роль и Афганский конфликт: 25 декабря 1979 г. СССР ввел войска в Афганистан, незамедлительно получив негативную реакцию западных стран и, несомненно, США. В Доктрине Картера (23.01.1980) Джимми Картер отмечал недопустимость вмешательства СССР в дела стран региона Персидского залива, угрожая использованием военной силы. Следом был бойкот со стороны США и ряда западных стран Олимпиады в Москве. Еще одним способом обострить международные отношения стала секретная президентская директива № 59 Джимми Картера, «новая ядерная стратегия». Как отмечает А. Добрынин в своей книге «Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962-1986 гг.», эта стратегия «исходила из возможности не обязательно скоротечной ядерной войны с использованием всех ядерных арсеналов конфликтующими державами, а из продолжительной ядерной войны, когда ядерные удары сначала могут наноситься по военным объектам СССР, в то время как ракеты будут по-прежнему нацелены на его города.» Дорынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962-1986 гг. М., 1997. С. 485. Таким образом, фактически подтверждалась концепция ядерной войны с СССР, несмотря на декларацию, взаимно принятую во время президентства Никсона. Тогда же (в конце 1979 г.) НАТО решило разместить 672 ракеты на европейской территории, на что СССР отреагировал операцией РЯН (Ракетно-Ядерное Нападение) 1981-1984 гг., чьей целью был сбор разведданных о предполагаемом ядерном ударе.

Именно в таком историческом и политическом контексте следует рассматривать советскую рецепцию Брэдбери, поскольку на нее проецируется реальность нестабильных советско-американских отношений 1960-64 гг.

Возвращаясь к конкретным примерам рецепции, укажем, что Елена Ванслова отмечает (1982 г.), что Брэдбери -- «давний активный противник войны и реакции. В 1952 году он пишет сердитое открытое письмо республиканской партии, связанное с президентскими выборами, выступает против Трумэна, против корейской войны, против маккартизма, позднее -- против войны во Вьетнаме. <…> И сейчас политические позиции Брэдбери очень четки: он всегда на страже идеалов мира и гуманности. В ноябре 1980 года на двусторонней встрече советских и американских писателей в Лос-Анджелесе он с пафосом читал свои стихи, призывающие к миру». Описанные им самим в рассказах идеи -- его собственные убеждения, которым он лишь придает форму в лице самых разных сюжетов и персонажей, их мыслей и решений. Ориентация Брэдбери на «идеалы мира и гуманности», выделенная Вансловой -- возможный ответ на размещение ракет НАТО в 1979 г., его протест против политики вооружения и ее осуждение.

Заметим, что советско-американские отношения продолжали ухудшаться, чему послужила авиакатастрофа 1 сентября 1983г. над Сахалином, где разбился южнокорейский «Боинг». На ранних этапах расследования информации было слишком мало, что стало поводом для подозрений в адрес СССР, однако они были напрасны, что позже показало вскрытие «черных ящиков». Тем не менее, даже несмотря на это оправдание, взаимная советско-американская паранойя только усилилась.

2.3 Идеологическая доместикация: гуманизм, оптимизм, реализм

Творчество Брэдбери анализируется критиками в категориях, характерных для советского идеологического поля. Так, прежде всего обратимся к понятиям, которые в нем использовались, начав с теории научного коммунизма, у истоков которой стояли К.Маркс и Ф.Энгельс, развенчав в «Манифесте коммунистической партии» предшествующие социалистические учения. В СССР утверждалось, что отличие их подхода к социализму заключается как раз в научности, лишенности утопичного взгляда, ориентации на объективные законы развития общества. Так, авторы книги «Основы Марксизма-Ленинизма» Основы Марксизма-Ленинизма / Ред. Ф. Вейнберг, Г. Курбатова. М.: Гослитиздат, 1960. 1960 г. указывают, что в основе научного коммунизма лежит суждение Маркса и Энегельса о том, что «путь к созданию коммунистического изобилия -- дальнейшее быстрое развитие крупной машинной индустрии социалистического общества» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 736., он «видит цель общественного производства в полном удовлетворении материальных и духовных запросов всех членов общества» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 742.. Выделяя значимые черты марксистского мировозрения, авторы часто обращаются к контрасту с капиталистической социальной системой: «В этих романах [утопические романы О. Хаксли, Э. М. Форстера и др.] не найти и следа веры в будущее, светлых надежд, жизнеутверждающего оптимизма Подчеркивание мое., пронизывавших большинство утопических произведений прошлого. Лучшее, что предвещают миру авторы современных буржуазных утопий, -- это общество, где известное материальное благополучие достигнуто ценой полного отказа от демократии, культуры и человеческого достоинства, общество, населенное людьми, в которых нет ничего человеческого, людьми, ставшими бездумным придатком машины, ее рабами.» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 203. Также авторы отмечают, что «Реальность коммунистического гуманизма состоит не только в том, что создание интересной, счастливой и радостной жизни для всех людей становится могучим, всепобеждающим движущим мотивом человеческой деятельности. Решающее значение имеет то, что при коммунизме общество получит наконец полную возможность добиться осуществления такой цели.» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 750.