Интересно, как работает коммунистическое мировоззрение с искусством, в частности, воплощаясь в социалистическом реализме: «Усвоение марксистско-ленинского мировоззрения раскрывает чудесные перспективы перед деятелями искусства и литературы. Оно направляет их творчество на глубоко идейное и богатое отображение действительности в художественных образах. Без благодатного воздействия ясного прогрессивного миросозерцания творчество современного писателя и художника в лучшем случае страдает малокровием.» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 10.

В соцреализме также значима роль оптимизма, что для большего эффекта авторы вновь показывают через контраст: «В то время как в буржуазной литературе все больше распространяется настроение безнадежности, беспросветный пессимизм, творчество прогрессивных писателей и поэтов пронизано животворным оптимизмом. Это творчество верит в будущее, любит будущее и зовет к счастливому будущему.» Основы Марксизма-Ленинизма. Там же. С. 10. Таким образом, мы можем судить о том, что теоретически проблемы интересующих нас социалистических категорий разрабатывались уже давно, и при этом длительный срок.

Так, более четкое определение научного коммунизма уже позже, в книге 1982 г. «Научный коммунизм: Учебник для вузов» его формулирует П.Н. Федосеев. Он объясняет, что «Научный коммунизм -- это наука о классовой борьбе пролетариата и социалистической революции, о социально-политических закономерностях строительства социализма и коммунизма, о мировом революционном процессе в целом.» Научный коммунизм: Учебник для вузов / П.Н. Федосеев, В.Г. Афанасьев, К.Н. Брутенц и др. М.: Политиздат, 1982. С. 7. Автор также отмечает, что «Научный коммунизм -- неотъемлемая составная часть марксизма-ленинизма. Он изучает закономерности развития мирового революционного процесса, закономерности возникновения н развития коммунистической формации -- высшей ступени прогрессa человечества. Эти закономерности определяют основное содержание социальных изменений в нашу эпоху -- эпоху перехода от капитализма к социализму и коммунизму». Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 3. Важно указать, что «Научный коммунизм рассматривает духовную жизнь общества в тесной связи с общим процессом социально-политических преобразований. В поле его зрения находятся прежде всего такие вопросы, как классовая борьба в сфере идеологии, формирование и воспитание всесторонне развитой личности, осуществление культурной революции как одной из важнейших закономерностей социалистического строительства.» Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 8.

Федосеев указывает, что «Социалистический строй представляет собой реальное воплощение идей марксистско-ленинского гуманизма. Социализм практически решает такие важные гуманистические задачи, как освобождение трудящихся от капиталистической эксплуатации, от политического гнета, от национального порабощения.» Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 252. По мнению автора, «В развитом социалистическом обществе утвердился такой стиль человеческих отношений, который характеризуется уважением, вниманием, заботой и доброжелательностью. <…> Социалистическому гуманизму чужда философия непротивления злу насилием, он предполагает активную борьбу с социальным злом и несправедливостью. Оптимизм, вера в человека, в его способность творить добро, переделывать мир по законам справедливости и красоты -- важная особенность марксистско-ленинского мировоззрения.» Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 253.

Федосеев выделяет особую роль оптимизма для социалистического гуманизма: «Наш оптимизм -- это не оптимизм фанатиков, не желающих принимать в расчет конкретной обстановки с ее трудностями, противоречиями, подчас нелегкими проблемами. Нашему оптимизму чужд дух казенного благополучия и самоуспокоенности. Это оптимизм сугубо реалистический, трезвый и мужественный, органически соединяющий высокую идейность, непоколебимую веру в конечную победу коммунизма с точным научным анализом сильных и слабых сторон развития, нерешенных вопросов, трудностей, уже существующих или могущих появиться в будущем.» Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 254.

Также важно указать на значимость реализма в советской литературе, написанной под влиянием идеалов коммунизма и социализма, что воплощено в системе социалистического реализма. Федосеев отмечает, что «Правдивое и высокохудожественное отображение богатства и многообразия действительности, вдохновенное воспроизведение нового, подлинно коммунистического и обличение всего того, что противодействует движению общества вперед, -- благородные задачи советского искусства» Научный коммунизм: Учебник для вузов. Там же. С. 385..

Советская критика пользуется такими понятиями как гуманизм, оптимизм и реализм, анализируя творчество Брэдбери, и это, безусловно, способ идеологической доместикации: таким образом происходит наложение советской идеологии на иностранный текст. Рассмотрим конкретные случаи.

Е. Добренко и И. Калинин в работе «Литературная критика и идеологическое размежевание эпохи оттепели: 1953--1970» Добренко Е., Калинин И. Литератураня критика и идеологическое размежевание эпохи оттепели: 1953--1970 // История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи сборник статей. М., 2011. С. 417--476. выделяют два тематических комплекса, которые проходили через все жанры советской литературы. Один из них связан с нравственной ситуацией деревни, а другой, смысловым ядром которого было противостояние вокруг понятий «гуманизм» и «внутренняя свобода», включал понятия «доверия», «искренности», «внутренней свободы», «гуманизма» и создавал линию размежевания между «либералами» и «консерваторами». Так, «Новый мир» стремился к гуманизации советской действительности, «повышению инициативы масс», «внутренней свободы советского человека» с опорой на «решения XX и XXII съездов партии».

Теперь, повторив суждения о значимости гуманизма как для советской идеологии, так и для литературы, обратимся конкретно к его проявлениям в рецепции творчества Брэдбери. С точки зрения Нудельмана, представленной в его предисловии 1965 г., величие гуманизма Брэдбери исходит из его наложения литературных фантастических образов на ужасную действительность: «В бесчеловечном мире американской действительности простые люди низведены до уровня придатков к машинам и потребителей машинной культуры. Они ощущают себя игрушками в руках непонятных, кажущихся им иррациональными жестоких „сил”. Так теряется вера в значение своей личности для других, для мира, для истории, так начинается разобщенность, а за ней -- духовное оскудение, мещанство, обывательщина. Брэдбери заново дарит людям огромный мир чистых и светлых чувств, восстанавливает величайшую ценность неповторимой человеческой жизни, веру в торжество доброты, мечты и справедливости ценой разрушения механизированного „рая”, ценой возвращения к первоосновам жизни -- труду, природе, культуре, человеческой солидарности.» Такой гуманизм имеет глобальные цели, Брэдбери стремится практически спасти мир, начав с уже находящейся в культурном упадке родной Америки. Получается, что творчество Брэдбери -- это вакцина для истерзанных душ. «Он [Брэдбери] пытается заглянуть за перевалы этих катастроф и видит там солнечный край человечности. И дарит его улыбку боящимся поверить в это людям. Дарит им трудную, полную борьбы и испытаний веру в себя, в расцвет их задавленных бесчеловечным строем чувств.» Американцы несчастны не по своей вине, и Брэдбери искренне им сочувствует, верит в них -- здесь проглядываю черты политики «народной дипломатии», согласно которой народ несведущ и несчастен лишь из-за действий беспощадных политических лидеров. И хотя Брэдбери не может дать точных ответов на вопросы о путях к «светлому фантастическому идеалу», он готов бесконечно делиться своей духовной энергией, верой, уверенностью в человеческих возможностях.

В своем предисловии к антологии рассказов советских и зарубежных фантастов, 1973 г. «Время зрелости», М. Емцев, писатель-фантаст, ставит Брэдбери в ряд с И. Ефремовым, Станиславом Лемом, А. Азимовым, А. и Б. Стругацкими, К. Саймаком, Кобо Абэ, Р. Шекли, П. Булем: их объединяет не только неизменность своим таланту и мастерству, но и главная авторская сверхзадача -- преданность «активно-гуманистическому кредо писателя». Согласно этим писателям, человек находится «в неуправляемом море буржуазной действительности» и обречен «на ежеминутную борьбу с вторжением темных, жестоких сил, грозящих разрушить его хрупкий оазис благополучия». Брэдбери уверен в силах и способностях человека не просто бороться, на побеждать любые, самые сложные обстоятельства.

Следующий интересующий нас критик, В. Ревич, в своем предисловии 1981 г. проводит параллель между понятием новейшей физики о том, что пространство и время представляют собой единое целое, и связью любви с ненавистью в творчестве любого настоящего писателя. Так, по его мнению, главной движущей пружиной творчества Брэдбери оказываются человеколюбие и глубокая ненависть ко всему ему враждебному: «к тому, что мешает человеку быть достойным этого гордого звания». Именно благодаря этому неделимому ядру «любовь--ненависть» Брэдбери и создал один из лучших в XX веке «романов-предупреждений»: «451° по Фаренгейту».

Как заявляет В. Ревич, «для Брэдбери книга -- это не просто предмет, вещь, переплетенные бумажки с напечатанными на них значками. Для него книга -- это волшебный символ, принявший осязаемую форму, сгусток мудрости, человечности, доброты, стремления к счастью -- словом, всего того, что делает человека человеком. Но ведь это и есть главная тема всего творчества Брэдбери.» Брэдбери, Рэй. Память человечества Там же. С. 7. Так, по мнению Ревича, между строк книг самого Брэдбери пробивается его оптимизм вкупе с верой в конечное торжество разума, «в то, что все созданные человеком чудеса и диковины будут переданы дальше -- от поколения к поколению, и так без конца.» Брэдбери, Рэй. Память человечества Там же. С. 12. Таким образом, распавшуюся связь времен, согласно Брэдбери, может соединить только книга, так что человечество справится с любыми бедами, не просто выживет, но и станет счастливым. По мысли критика, в отличие от других западных писателей, Брэдбери не прописывает пути к счастью, однако ценность его «гуманистического и разоблачительного пафоса» превосходит все. У него нет идей всесильности фатума, напротив, человек -- во главе всего, он сегодня может и должен делать свое завтра. Так, соответственно реальности коммунистических гуманизма и оптимизма, несомненна вера в человека, способного протестовать против социального зла и в итоге добиться победы коммунизма, счастливой жизни для каждого члена общества -- Брэдбери также не сомневается в человеческих возможностях, способности реализовать себя, высоко подняться над чуждой бездуховной средой капиталистического общества, если оно его поглотило.

По мнению Севера Гансовского (1983 г.), Брэдбери отличает от других авторов «естественная, как трава, как дыхание, вера в высокое предназначение человека, в конечное торжество добра над злом, в прекрасное будущее человечества». Следствие этой веры -- «ненависть к торгашеству, угнетению, шовинизму и войне.» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 19. Таким образом, даже поглощенный «злой» средой человек не обречен, имеет возможность поменять свои идеалы с низких капиталистических, которые в видении Гансовского как раз проявляются в склонности к торгашеству и т.д., и измениться самому, чтобы достигнуть небывалых высот, чему может способствовать следование коммунистическим идеалам.

Далее, Александр Казанцев в предисловии 1983 г. к «451° по Фаренгейту» уделяет значительное внимание роли гуманизма для Брэдбери: «И в этой страстной вере американского писателя в лучшее будущее -- подлинный гуманизм его правдивой и мужественной книги. Гуманизм Рэя Брэдбери -- это его вера в лучшую часть молодежи, показанную на страницах книги в противовес молодым шалопаям, развлекающимся автомобильными катастрофами и убийствами сверстников (это не из мрачного будущего, это из современной хроники США!), той молодежи, которую олицетворяет светлый образ юной Клариссы.» Кларисса Маклеллан -- героиня «451° по Фаренгейту», по мнению общества не просто странная, но даже помешанная. Причина тому в ее любви к природе, непосредственности, противоречащей технократической цивилизации «естественности». Такая интерпретация гуманизма Брэдбери по сравнению с распространенными определениями выглядит довольно необычно: по Казанцеву, Брэдбери верит в то, что человек даже в ужасных условиях, которые стараются сделать его «плохим», сможет остаться или стать хорошим. Гуманизм оказывается не слепым и всепоглощающим, но полным надежды, веры в человеческие способности, умением делать правильный выбор, или, быть может, вернуться с неверного пути -- на верный. Так, по Казанцеву, Брэдбери верит не только в своих персонажей, но и в американцев, которые так наивны и так подвержены пагубному влиянию.

Таким образом, критики единодушны, что гуманизм Брэдбери выражает его веру в то, что даже будучи жертвой капиталистического строя, подверженный пагубному влиянию обманчивого рая технического прогресса, человек может вернуть свою человечность, духовность, а также передать свои лучшие качества другим людям, в том числе потомкам.

Категория оптимизма, как мы помним, специально разрабатывалась в теории научного коммунизма и параллельно стала требованием соцреализма как основного литературного метода советских авторов. Оптимизм получает соответствующее внимание и в советской критике. Так, по представлениям Нудельмана, описанным в предисловии 1965 г. «Фантастика Рэя Брэдбери» к книге «451° по Фаренгейту. Рассказы», «Он [Брэдбери] не только любит человека -- он верит в него. Верит наперекор отчаянию, верит в победу доброго, светлого, прекрасного над злым, уродливым, темным. Верит в то, что восстановится связь времен, и человеческая история устремится в бесконечность. <…> он жаждет перемен. Он ощущает их разлитыми в воздухе своей эпохи, не знает, какими они будут, но зовет их. Именно поэтому в его фантастике так двойствен лик бытия, в котором сквозь настоящее проступает фантастическое будущее. В бесконечных повторах, возвращениях он страстно ищет все новые и новые обличья перемен, их контуры, пытается угадать лицо будущего, донести до нас его свет, его радость. И в то же время скорбно видит, что перемены и обновления приходят через трагическую гибель старого. И картины этой гибели тоже преследуют его в бесконечных кошмарных вариациях, в ужасном калейдоскопе деталей. Брэдбери -- это поэт возрождения, идущего путем отрицания старого, злобного, человеконенавистнического, обреченного общества. Сознание неизбежности этой трагедии делает его оптимизм героическим.» Таким образом, оптимизм Брэдбери в восприятии Нудельмана оказывается сложнее, чем у других критиков: его стоит назвать не «героическим», а «вопреки всему», воплощающим собой никогда не угасающую надежду. Такая надежда остается даже тогда, когда надеяться уже не на что. Интересно, что Нудельман говорит об отрицании Брэдбери «злобного обреченного общества» -- это очередное предзнаменование-угроза для американского буржуазного строя, над которым, подобно пророку, возвышается Брэдбери. Страшное общество должно погибнуть, чтобы родилось новое и прекрасное: для Нудельмана прекрасно, несомненно, советское социалистическое, которое берет свое начало в революции, то есть резком перевороте всего, а затем переживающее ВОВ со всеми ее страданиями, которые только скрепили его и еще больше прежнего устремили в сторону «светлого социалистического будущего».

Прежде всего, Кирилл Андреев в своем предисловии (1967 г.) подчеркивает удивительное разнообразие, но при этом узнаваемость Брэдбери. Жестокий в своем оптимизме, он часто обращается к жанру произведения-предупреждения, напоминая людям об окружающих их опасностях. Оптимизм его проявляется и в гибели цивилизации в «451° по Фаренгейту», и в рассказе «Будет ласковый дождь», где механический голос продолжает повторять стихи Сары Тисдейл о том, что даже после уничтожения человечества все будет по-старому -- без слез, зато с ласковым дождем. «Слишком велик его [Брэдбери] социальный оптимизм: он только предупреждает, но не верит в черное будущее. Он знает, что человека можно убить, можно его уничтожить, но победить его нельзя!» Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Там же. С. 6. -- констатирует Андреев. Так, идея человека, не по своей вине принадлежащего к обществу с «неправильной» идеологией, но при этом сохраняющим в себе человечное, воплощается еще в политике «народной дипломатии», где американцы сами по себе не виноваты в капитализме США: слом всего дурного общества должен возродить на своем месте то человеческое, что из людей ничем не искоренимо, какими бы бездуховными они ни стали в процессе пагубного воздействия технологий. Светлое будущее возможно, но в первую очередь это касается исключительно общества с коммунистической идеологией.

Нельзя оставить без внимания, что В. Ревич в предисловии 1981 г. «Любовь и ненависть Рэя Брэдбери» к сборнику рассказов «Передай добро по кругу» отмечает, как часто Брэдбери употребляет слова «любовь» и «ненависть» -- на эти слова должно всегда реагировать горящее сердце настоящего писателя. Так и у самого Брэдбери «мы найдем множество мрачных, режущих душу картин, но удивительно: закрываешь его любимую книгу без тоскливого осадка, наоборот, в них есть что-то светлое» Брэдбери, Рэй. Память человечества. Там же. С.12.. Причина тому в оптимизме Брэдбери, его вере в конечное торжество разума, в то, что «все созданные человеком чудеса и диковины будут переданы дальше -- от поколения к поколению, и так без конца» Брэдбери, Рэй. Память человечества. Там же. С.12.. Утопический проект Ревича сводится к поиску и обязательному обнаружению идей прекрасного и возвышенного в ужасном и печальном: при правильном подходе от дурного можно избавиться, добиваясь «торжества разума», которое уже никогда не изменится, передаваясь от отца к сыну. Таким видится Ревичу социалистическое общество: процессом искоренения дурного, ведь ничего не делается сразу, однако истина есть, и это бесспорно, надо лишить ее «шелухи», то есть добиться того самого «торжества разума». Градус утопичности повышается идеей того, что потомки, подобно животным с агамогенезом (однополым размножением, то есть ребенок является копией родителя), будут поколениями клоинировать друг друга, не изменясь и не совершая малейших ошибок. Создание идеального человека и целого общества ему подобных -- утопия, свойственная коммунистической идеологии.

По мнению Севера Гансовского (1983 г.), прозу Брэдбери освещает бесконечно яркий луч веры и надежды, колоссальный оптимизм, пусть и не всегда оправданный и обоснованный. Автор ставит во главу всего такие понятия, как Справедливость, Братство, Достоинство, Совесть. В этом ключ к его популярности среди не менее искусных и талантливых писателей-современников -- открытость, сила, человечность. Также он отмечает, что «по своему историческому оптимизму, пусть не во всем у Брэдбери обоснованному, по своей вовлеченности в драму сегодняшнего бытия он наш союзник.» Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Там же. С. 10. Чрезвычайно интересно употребление Гансовским словосочетания «исторический оптимизм», чьи корни ведут к эпохе Просвещения: его смысл в том, что человек по своей природе обладает только положительными задатками, а все его пороки искоренимы. Логика исторического оптимизма предполагает абсолютную веру в человека: любой, совершивший ошибку, может исправиться. На историческом оптимизме сформировались идеи вечного человеческого совершенствования и даже помыслы «воспитания человеческого рода», то есть глобального преобразования общества. Соответственно, исторический оптимизм переняла и социалистическая культура. Гансовский пишет свое предисловие в 1984 г.: даже в 1980-е гг. в значительной части общества оставалась вера в то, что коммунистическое общество может быть построено, хотя она и весомо ослабла ближе к концу эпохи СССР. Таким образом, Гансовский как бы включает Брэдбери в советскую реальность, собственное «сегодняшнее бытие»: американский писатель, по взгляду Гансовского, если не придерживается коммунистических взглядов, то как минимум отвергает капиталистические, что проявляется в его произведениях. Еще одна интересная деталь состоит в том, что, по Гансовскому, исторический оптимизм Брэдбери «не во всем обоснованный», то есть Брэдбери снова оказывается чуть-чуть, самую малость неидеальным.

Также укажем, что А. П. Казанцев, один из самых крупных советских фантастов, в предисловии 1983 г. к «451° по Фаренгейту» утверждает: «В гневном голосе Брэдбери нет отчаяния. Он не верит в окончательную гибель всего, что дорого сердцу каждого прогрессивного человека. Даже если будут жечь книги, найдутся люди, хранители знаний <…> лучшие сыны народа останутся носителями угнетаемой культуры, останутся для того, чтобы снова поднять высоко светоч знания». Тот оптимизм Брэдбери, который описывает Казанцев, звучит смесью горечи и радости, и в этом видно чрезвычайное искусство Брэдбери -- пробуждать одновременно противоположные эмоции. Этот оптимизм нельзя назвать необдуманным или глупым: даже самый слабый свет сможет помочь в темные времена.

Подводя итог теме оптимизма в рецепции Брэдбери, стоит указать на его перманентность: насколько бы все ни было ужасно, будь то капиталистическое бездуховное общество или апокалипсис с уничтожением всего живого, во тьме всегда есть свет, и он будет не просто гореть, но озарять все, когда возникнет необходимость. Критики используют этот оптимизм в советской идеологии и указывают на его наличие в творчестве Брэдбери для того, чтобы показать, что социалистическая утопия вовсе не утопия, а верный путь в будущее, а капиталистический строй не совсем обречен, поскольку после гибели саморазрушевшееся общество сможет найти в себе силы воскреснуть и идти теперь уже в правильном направлении, с чем знаменитый писатель, конечно, солидарен.

Реализм -- очередная значимая установка советской литературы. И хотя о прозе Брэдбери порой можно говорить, как о реалистичной, в ней определенно нет изучения жизни, так что и в этом проявляется включение Брэдбери в социалистическое поле путем идеологической доместикации.

Анализируя 1950-е гг. в США, Гансовский довольно критично говорит о них так: «Обывательская Америка не желала думать, она радовалась жирным кускам, что отваливали ей могущественные корпорации. Распространился всеобъемлющий конформизм, в цене стали типичность, похожесть, норма.» Отметим, что такое суждение не единично, битники тоже настаивали на засилии конформизма в США и бросали ему вызов.

Брэдбери в 1953 г. публикует «451° по Фаренгейту»: Гансовский называет этот роман символом протеста против американской «вакханалии купли-продажи» как нормы человеческого существования. Так, выходит, что Брэдбери основывает свою фантастику на реализме, на той реальности, которую, по Гансовскому, он видит вокруг себя, литературно развивает, преобразует ее, внося порой аунтиутопические и даже гротескные черты. «Да, писатель резок в своем неприятии официозного „американского образа жизни“, много горького сказано им о своих соотечественниках и в романе „451° по Фаренгейту“, и в рассмотренных выше рассказах. Но сказано для того, чтобы это дурное искоренить, ибо им движет тревога за судьбу своей страны.»

Подводя итог сказанному, судя по суждениям Гансовского, можно говорить о том, что Брэдбери, обращаясь к развлекательному жанру фантастики, чтобы завлечь читателя, живо описывает американские реалии, которые его не удовлетворяют, с благородной целью излечить общество от недугов. Брэдбери остается неизменным оптимистом, уверенный, что его критика, вопрощенная в литературной форме, может преобразовать капиталистическое общество.

Проблема отчуждения беспокоила еще К.Маркса, который представил концепцию бытия и обладания: «Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь... Всю... ту долю жизни и человечности, которую отнимает у тебя политэконом, он возмещает тебе в виде денег и богатства...» Приравнивая отчужденный труд к принудительному, подневольному, Маркс объясняет недостатки капиталистической социальной системы: «Капитализм обусловил такой характер человеческих отношений, который усилил чувство изоляции и беспомощности человека. Таким же безразличием проникнуты и отношения между нанимателем и наемным работником, между производителем и потребителем. Отчуждение между людьми в силу утери человеческого характера отношений между ними привело к тому, что эти отношения выродились в отношения вещей. Но наиболее разрушительные последствия этого процесса связаны с проникновением отчуждения внутрь человека в форме его отношения к самому себе, как к вещи. Человек продает не только товары, он продает самого себя и ощущает себя товаром.» Таким образом, по Марксу, следствием капитализма становится отчуждение человека, которое также фигурирует в советской критике в негативном смысле: отчужденный человек -- жертва, которая стремится покинуть то общество, которое лишило ее человечности. Через обращение к теме отчуждения советские критики стремятся доказать превосходство социалистической системы, в которой не было ни частной собственности, ни предпринимательства, а следовательно отношения между начальником и работником выражали не борьбу личных интересов, а командный труд.

Для на важно, что Е. Романова задается вопросом (1965 г.) о том, к чему ведет одиночество в «Марсианских хрониках»: «В этом [одиночестве], с одной стороны, признание того, что окружающее общество чуждо человеческой личности, враждебно благородным и тонким устремлениям ее души, а с другой -- неумение, неспособность приложить огромную потенцию своего протеста к живой борьбе за переустройство этого общества во имя Человека и его счастья.» Опасность одиночества состоит в том, что человек может ожесточиться -- так уничтожаются земляне, прибывшие на Марс, участником экспедиции Джеффом Спендером. Но, с другой стороны, одиночество -- это освобождение, отделение от того общества, что тормозит и ограничивает, выставляет правила, это право выбора.

Продолжая раскрывать тему, отметим, что Нудельман рассматривает катастрофы романа «451° по Фаренгейту» и рассказов у Брэдбери (1965 г.): у них нет первоисточников, есть только ужасная реальность. Проблема такого мира в том, что он настолько бесчеловечен, что не просто обречен на погибель, но иного варианта нет вовсе. Что же остается персонажу? «Единственный выход, который может подсказать Брэдбери, это бегство. Герои Брэдбери бегут из механизированного, равнодушного мира к природе, красоте, к людям. <…> В камере для сумасшедших прячется от механизированного безумия окружающей действительности герой рассказа „Убийца“. Бегство и погоня -- таков круг, в котором видит Брэдбери мечущегося, затравленного человека, пытающегося в мире отчужденности, насилия и равнодушия сохранить свое человеческое достоинство.» «Механизированное безумие» звучит как страшный образ последствий капиталистической идеологии, которая только и может быть в этом ужасном мире, соответсвенно, проглядывает очередная параллель на реальные США. В частности, интересно вспомнить такой факт биографии Брэдбери, как его нелюбовь к техническим новаторствам -- самолетам, мобильным телефонам, электронным книгам. Его личная неприязнь переплетается с образами пагубного влияния научно-технического прогресса на человека вообще, например, происходит смена книги -- телевизором. Также продуктивно вспомнить о таком традиционном противопоставлении, как «природа--цивилизация», которое в вышеупомянутом романе Брэдбери воплощает «естественная» Кларисса против зацикленного на технологиях бездуховного общества, которое ее окружает: образы полностью контрастны, показывая все чудовищные недостатки бездумного обращения с плодами прогресса. Советская идеология поощряет прогресс, однако осмысленный, по четкому плану коммунистической теории, тогда как стихийный поиск выгоды от технологий ведет к разрушению личности, ее духовному оскудению за счет того, что технологии позволяют меньше думать и меньше работать. Итог тому -- «механизированное безумие». Так, открытым остается вопрос, сможет ли беглец, который от «безумия» прячется, справиться, не надломиться под тяжестью новой жизни, такой непривычной и сложной -- и Брэдбери рад описать каждого персонажа изнутри. Таким образом, чтобы оставаться или вообще стать человеком в бесчеловечном мире, надо мир оставить за спиной: отвергнув уже погибшую, очевидно бесперспективную реальность, человек получает возможность жить в своей собственной реальности, делать ее такой, какой он хочет сам, что подчеркивает его свободу и независимость от общества «ужасной реальности» и общества как такового.

Несомненно, ценно мнение В. Ревича, который в «Любви и ненависти Рэя Брэдбери» 1981 г. отмечает, что «во всех его сочинениях всегда присутствуют герои, которые выступают против. Быть может, их нельзя назвать революционерами, потому что революционер -- это нечто большее, это убежденный и сознательный борец за переустройство общества, а персонажи Р. Брэдбери -- одиночки, бросающиеся в безнадежную схватку, стремясь не столько победить, сколько утвердить свое человеческое достоинство.» Образ персонажа борца, и при этом одиночки, полон упрямства и некоего злого отчаяния, которые побуждают его идти против всех, чтобы показать и доказать «свою личность», «свое Я», не привязанное намертво к коллективу с уже сложившимися устоями. Ревич полагает, что «настоящий писатель, в понимании Брэдбери, не может так легко отказаться от своего призвания, как это проделывает персонаж рассказа „Удивительная кончина Дэдли Стоуна“. Писатель должен быть готов к испытаниям и борьбе, но не имеет права предать свои убеждения.» В такой ситуации предстает сам Брэдбери, находясь в капиталистическом государстве: выступая оппозиционером, обличителем грехов американского общества, он выглядит одиночкой, отчужденным, который сам выбрал путь отвержения и упрямого изъявления своих идей, какая бы критика только ни звучала в ответ. В свою очередь, так должны поступать советские граждане, верящие в идеалы коммунизма: отстаивать свои идеи, не отклоняться от них ни при каких условиях, даже самых тяжелых и способствующих отречению, быть преданными своим убеждениям и прививать их другим.

Завершая подраздел, посвященный теме отчуждения, отмеченной у Брэдбери советскими критиками, укажем, что образ отчужденного человека делится на литературный и реальный, однако их проблемы близки: человек отвергается обществом или сам его отвергает. В обоих случаях он становится борцом-одиночкой, который должен доказать, что он прав, а общество - нет. Интересно, что, хотя советской критике и свойственно осуждать одиночку, в случае с Брэдбери идея поворачивается на 180°, потому что Брэдбери рассматривает априори плохое капиталистическое общество, и, соответственно, всякий борец с капитализмом автоматически становится другом носителя социалистических идей.

Говоря об идеологической доместикации, также рассмотрим тему космоса в СССР, отметим несколько важных моментов, обратившись к работе Катерины Уль «Поколение между „Героическим прошлым“ и „Светлым будущим“: роль молодежи во время „оттепели“»: космос занимает особое место в советской пропаганде. Как объясняет Уль, Юрии? Гагарин и Герман Титов осуществили первые космические полеты и таким образом продемонстрировали, что советская молодежь способна совершать подвиги, которые ранее считались невозможными и даже фантастическими. Космонавт стал «новым человеком», воплощением качеств новых людей коммунизма. В соответствии с репрезентациеи? в СМИ космонавты любили свою профессию, выказывая, таким образом, новое отношение к труду, они жили согласно моральному кодексу и воплощали качества «нового человека» коммунистического общества, при этом очень скромно отзываясь о своих успехах.

Значимо, что Хрущев, как отмечает Уль, лично проявлял сильный интерес к теме космоса. Он принял на себя роль отцовскои? фигуры по отношению к молодым космонавтам и открыто демонстрировал тревогу за их благополучие во время космических полетов; в свою очередь, коммунистическая партия была представлена заботливои? матерью космических героев, вдохновлявшеи? их смелость и стремление к деи?ствию.

Важно также отметить, что космос стал синонимом коммунизма в идее осуществления невозможного: так как завоевание космоса больше не является мечтои? или фантазиеи?, коммунизм тоже становится достижимым и близким. Наравне с тем, что революция принесла бесклассовое общество социализма, результатом космических успехов неизбежно станет коммунистическое общество. Кроме того, Уль подчеркивает, что достижения советских технологий в космосе были символом превосходства социализма над капитализмом, ведь, по мнению пропаганды, темпы экономического развития в Советском Союзе намного выше западных.

«Оттепельныи?» дискурс подавал космос как символ коммунистического будущего, которое должно быть завоевано молодым поколением. В этом отношении для некоторых групп молодежи могла играть свою роль фантастическая литература, которую можно рассматривать как «медиатор образов коммунизма», поскольку она отчетливо указывала на возможность завоевания космоса и в то же самое время построения коммунизма.

Рассмотрев подробно «космический контекст», обратимся к практическому выражению идеологических ориентиров в рецепции творчества Брэдбери. Сборник 1982 г. «Передай добро по кругу» Брэдбери, Рэй. Передай добро по кругу. Рассказы, повесть. Послесл. Е. Вансловой. М.: Мол. гвардия, 1982. начинается заметкой Алексея Архиповича Леонова, наиболее известного как космонавта, который первым вышел в открытый космос. Тем не менее, его труды есть не только над Землей, но и на Земле: он успешно писал о космосе, причем в совершенно разных жанрах. Например, научная книга «Восприятие пространства и времени в космосе», написанная в соавторстве с В.И. Лебедевым, посвящена психофизиологическим проблемам, с которыми сталкивается космонавт во время полета, и детский рассказ «Я выхожу в космос». Таким образом, его заметка на страницах сборника переведенных на русский рассказов Брэдбери не выглядит случайно: малая проза иностранного писателя о космосе воспринимается иначе, когда рядом с ними появляются слова советского космонавта. При этом интересно, что в 1975 г. был организован советско-американский космический проект, в котором А. Леонов, В. Кубасов с советской стороны, и Т. Стаффорд, Д. Слейтон, В. Бранд с американской, проводили совместные эксперименты и наблюдения, значимые для научно-технического развития: организация проекта положительно сказалась на советско-американских отношениях. Как читатель, Леонов отмечает, как много пишет Брэдбери о сложном и чрезвычайно хрупком мире ребенка. Он также считает, что Брэдбери сравнивает каждого человека с «космосом», а помогать юному поколению «отыскивать пути к новым рубежам» -- смысл и радость существования. Именно поэтому, по мнению Леонова, так любят Брэдбери советские читатели, находя в его творчестве «отклик своим мыслям и чувствам». Чрезвычайно важно, что в таком прочтении творчества Брэдбери очевидно сказывается проекция советской утопии на фантастическую литературу: для советского читателя проводится ассоциативная связь между образами «Леонова, который первым вышел в открытый космос» (здесь заметна параллель между Гагариным-«героем», который первым совершил полет в космос), «Созданного советской пропагандой Человека, который, раз уж побывал в космосе, точно может все» (в том числе построить коммунизм) и «Вымышленным космонавтом у Брэдбери». Также здесь заметна ориентация советской идеологии на молодое поколение, которому, как известно, суждено построить коммунизм. При этом интересно, что Леонов затрагивает проблему семейных ценностей, отношений родителей с детьми -- в СССР всем была известна фраза «семья -- ячейка общества» («Проводится такая демографическая политика, которая способствует упрочению семьи как важнейшей ячейки социалистического общества.» Научный коммунизм: Учебник для вузов / П.Н. Федосеев, В.Г. Афанасьев, К.Н. Брутенц и др. М.: Политиздат, 1982. С. 255. -- указывает Федосеев в учебнике для вузов «Научный коммунизм», изданном в 1982 г.). Таким образом, происходит сложный процесс: идеологическая государственная риторика «поглощает», присваивает себе произведение зарубежного фантаста. Это прочтение Леоновым Брэдбери -- не просто личный отклик на публикацию сборника на космическую тематику, -- это поиск эквивалентности между советским проектом и творчеством Брэдбери.

Так, как отмечала Ванслова в послесловии «Добро по кругу», обособленность Брэдбери, проявляется в его «проникновенной, взволнованной интонации, особой, лишь ему присущей тоске по доброму, чистому, сильному человеку» Брэдбери, Рэй. Передай добро по кругу. Там же. С. 406.. Идея «поиска человека» звучит очень размыто, однако интересно, что перечисленные три качества прекрасно соответствуют образу идеального советского человека: он духовно богат, морально чист и физически совершенен.

Продолжая тему, обратим внимание на Севера Гансовского, который, анализируя содержание сборника рассказов Брэдбери «Холодный ветер, теплый ветер» 1983 г., отмечает рассказ «Кошки-мышки»: «Небрежное прочтение его [рассказа] может привести к ошибочной мысли, будто, по мнению автора, человечество и через полтораста-двести лет будет жить под угрозой катастрофического мирового конфликта. Но ведь такие произведения пишутся как раз во имя безопасного, светлого будущего!» Используя образ «светлого будущего», который является неотъемлемым для коммунистической идеологии, Гансовский «встраивает» идеи Брэдбери в советский контекст, когда многие надеялись на победу истинного коммунизма, ленинского. Так же происходит, когда Гансовский комментирует давший название сборнику рассказ «Холодный ветер, теплый ветер» и приходит к выводу, что главная мысль -- «все мы, люди, хоть из северных краев, хоть из южных, -- братья на этой Земле.» Библейская идея о том, что все мы братья и сестры, так успешно перекочевавшая в социалистические тезисы, не случайно используется Гансовским -- так он позволяет чужеродным идеям Брэдбери «встроиться» в советский оттепельный контекст.

Гансовский считает, что Брэдбери отличает от других авторов «естественная, как трава, как дыхание, вера в высокое предназначение человека, в конечное торжество добра над злом, в прекрасное будущее человечества»: эти известные словосочетания, быстро ставшие клишированными, «высокое предназначение человека» и «конечное торжество добра над злом», легко могут оказаться в любой пропагандистской книге СССР. В свою очередь, «прекрасное будущее человечества» -- эвфемизм коммунизма, и его употребимость, можно предположить, в разы больше. Презентация Брэдбери в таком ключе -- попытка заставить читателей забыть о его национальности или же способ видеть его как уникального в своем роде замечательного писателя-американца.

Интересен для нашего исследования сборник «Спасительница браков» 1983 г., который предваряется лаконичной характеристикой американского фантаста: отмечая, что творчество Брэдбери пользуется колоссальной популярностью у советских читателей, и каждая книга неоднократно переиздается, автор вступления ставит акцент на «свойственных Брэдбери уважению к человеческой жизни и достоинству, глубокой симпатии к труженику», что интересно при том, что подобранные для сборника рассказы не просто написаны в разные периоды жизни автора, но и на разные темы, в разных творческих манерах. Автор вступления использует значимую для советской литературы лексику, где особенно выделяется понятие «труженик» -- этот образ присущ советскому деревенскому жителю, колхознику, который идет трудиться с восходом солнца, или же работнику завода, вытачивающего одну за другой машинные детали. Интересно, что включенные в сборник рассказы со вступлением соотносятся мало: ни один из них не поднимает тему «симпатии к тружнику». Например, в «Идеальном убийстве» речь идет о знаменитом писателе, который, решив, что в 48 лет он уже добился почти всего, отправляется отомстить за обиды детства такому же 48-летнему человеку. Убийство во имя мести заменяется шестикратно произнесенным вслух словом «бах», потому что обидчик детства сейчас выглядит как измученный болезнями старик, и писатель решает, что природа уже отомстила вместо него. В другом рассказе, под заглавием «Душка Адольф», режиссер и продюсер, которые нашли сумасшедшего актера, уверенного, что он Гитлер, и очень похожего на настоящего Гитлера, теперь снимают фильм. В итоге «Гитлер», чья «нюрнбергская речь» обращается не меньшей чепухой, чем весь образ «вождя», с печалью признает абсурдность своих идей и сумасшествие. Остается только предположить, что для автора предисловия понятия «человек» и «труженик» имеют синонимичное значение.

Нам также важен и Александр Казанцев, который в предисловии 1983 г. к «451° по Фаренгейту», говоря о гуманизме Брэдбери, указывает, что «в этой страстной вере американского писателя в лучшее будущее -- подлинный гуманизм его правдивой и мужественной книги»: «лучшее будущее» -- аналог «светлого будущего», все того же коммунизма. Однако все выглядит интереснее с «правдивой и мужественной книгой» -- на образ книги наносится образ человека будущего, причем не случайного, а, несомненно, советского, который обладает всеми возможными достоинствами, среди которых обязательно есть искренность и мужество.

Подводя итог сказанному, отметим важность для критиков обращения Брэдбери к темам космоса и детства, которые занимали важное место в советской пропаганде социалистических взглядов, а также выражение у Брэдбери образов трудолюбивого старательного человека и его веры в счастливое будущее, что также отражено в коммунистических воззрениях, соответствуя концептам человека-труженика и «прекрасного будущего человечества» как эвфемизма для коммунизма.

Заключение

Наша работа включила две части: первую главу, посвященную биографии Брэдбери на основе англоязычных источников, и вторую, начавшуюся обращением к воспоминаниям советских писателей о том, как они воспринимали Брэдбери в детстве, и продолженную в ориентированной на заявленную в названии тему, а именно советскую рецепцию Брэдбери в 1964--1984 гг. Вторая глава была разделена на три раздела: культурную, политическую и идеологическую доместикации как три основных метода презентации его творчества, использованных критиками. В случае культурной доместикации, критики называют Брэдбери «сказочником», сближая его с фольклором, способствуя знакомству советского читателя с американским фантастом через обращение к известному. Описывая в рамках политической доместикации творческую обособленность Брэдбери, критики обратили внимание на непривычную для жанра научной фантастики глубину и сложность произведений, ориентацию Брэдбери на вневременные философские, нравственные и социальные проблемы, а также осуждение им капиталистического общества современной ему Америки. Подспудно в таком наделении фантастики Брэдбери особым статусом философской и этической литературы, сказывается и отношение к этому жанру как несерьезному, легковесному. За осуждением следует стремление писателя направить ошибающихся американцев на верный путь, остановить страшный процесс духовного оскудения вследствие власти над ними капиталистического режима и актуального для второй половины XX века роста роли технологий в человеческой жизни. Также, по мнению советских критиков, Брэдбери протестует против войны, будучи великим гуманистом, и это особенно важно в связи с напряженными советско-американскими отношениями периода Холодной войны. В свою очердь, идеологическая доместикация важна как способ перенести идеологию на текст Брэдбери, создать его особое советское прочтение, заложив идеи, о которых сам автор и не подозревал. Для нас важна, прежде всего, космическая тема, популяризированная в СССР после полета Гагарина в космос с ее ориентацией на идею о бесконечных человеческих возможностях: раз человек, смог полететь в космос, построить коммунизм ему тоже по плечу. Также для советской идеологии важна роль подрастающего поколения, которому предназначено быть строителями коммунизма. брэдбери писатель культурный политический

Итак, эти идеи обнаруживаются советскими критиками у Брэдбери, и он сам выглядит популяризатором образов человека, не ограниченного в своих возможностях, и ребенка, за которым стоит великое будущее. Совершенно особенная ситуация оказывается в случае с понятиями из научного коммунизма. Так, в оптике советской публицистики Брэдбери становится гуманистом, оптимистом и реалистом, который, отображая в своем творчестве трагизм реальности, в частности, американской, не отчаивается, напротив, верит в победу человека над самим собой и парализующим его пагубным влиянием общества. Советские критики обращают внимание на то, что персонажи у Брэдбери сходны с образом идеального советского человека за счет набора высокоморальных качеств, стремления к труду и т.д., а также писатель верит в то, что светлое будущее обязательно наступит, что ведет к параллели между книгами Брэдбери и коммунистическими образами труженика и стремлению к счастливому социалистическому будущему.

Важно также отметить последний подраздел, тему отчуждения - Брэдбери показан как одиночка-борец, восстающий против капиталистического общества, упорно отстаивающий свои идеи и уверенный в том, что его услышат. Таким образом, советская критика интересна своим специфическим подходом к иностранным произведениям и конкретно к творчеству Брэдбери. Она не только вводит специальную терминологию, которая употребляется исключительно в русском языке, но, следуя советским идеологическим ориентирам, создает новый, советский, социалистически-ориентированный способ прочтения произведений Брэдбери. Рецепция творчества американского писателя в СССР оказывается зависящей от нестабильных советско-американских отношений, их «взлетов» и «падений», а также политики «народной дипломатии» и идеологически популяризированных тенденций, что, в частности, прямо относится к космической тематике. Одним из главных методов становится обращение к терминам, разрабатывавшимся в теории научного коммунизма, и их применение в рецепции. Мы едва ли можем судить о том, что эта критика оказывала значительное влияние на советского читателя, и тем не менее она чрезвычайно интересна своим нестандартным подходом к вопросу рецепции творчества известного иностранного писателя, ныне требующим особого комментария, который мы и предложили в нашей работе.

Библиографический список

1. Бредбери, Рэй. 451° по Фаренгейту. Рассказы. Пер. с англ. Н. Галь, Т. Шинкарь; предисл. Р. Нудельмана. Москва: Мол. гвардия, 1965.

2. Бредбери, Рэй. Марсианские хроники. Предисл. Е. Романовой. Москва: Мир, 1965.

3. Брэдбери, Рэй. Вино из одуванчиков. Повести, рассказы. Под ред. Н. Галь; Предисл. Кирилла Андреева. М.: Мир, 1967.

4. Бредбери, Рэй. Р - значит ракета: Фантаст. рассказы. Пер. с англ. Н. Галь и Э. Кабалевской; Послесл. Р. Подольного. Москва: Дет. лит., 1973.

5. Брэдбери, Рэй. Память человечества [Повесть и рассказы. Переводы] / Рэй Брэдбери; Вступит. статья В. Ревича. М.: Книга, 1981.

6. Брэдбери, Рэй. В дни вечной весны Рассказы. Пер. с англ. / Рэй Брэдбери; Сост. Р. Рыбкина. М.: Известия, 1982.

7. Брэдбери, Рэй. Передай добро по кругу. Рассказы, повесть. Послесл. Е. Вансловой. М.: Мол. гвардия, 1982.

8. Брэдбери, Рэй. 451° по Фаренгейту. Фантаст. повесть. Пер. с англ. Т. Шинкарь. М.: Дет. лит., 1983.

9. Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер. Сб. науч.-фантаст. рассказов. Пер. с англ.; Сост. Р. Рыбкин; предисл. С. Гансовский. М.: Мир, 1983.

10. Брэдбери, Рэй. Рассказы (По Р. Брэдбери). Кн. для чтения на англ. яз. для студентов IV курса. Обраб. и коммент. М. К. Ивановой. М.: Просвещение, 1983.

11. Брэдбери, Рэй. 451° по Фаренгейту. Фантаст. повесть. Пер. с англ. Т. Шинкарь. М.: Дет. лит., 1983.

12. Брэдбери, Рэй. Холодный ветер, теплый ветер Сб. науч.-фантаст. рассказов. Сост. Р. Рыбкин. М.: Мир, 1983.

13. Брэдбери, Рэй. Спасительница браков. Рассказы. Перевод с англ. Р. Рыбкина. М.: Правда, 1983.

14. Брандис Е., Дмитревский Вл. Тема «предупреждения» в научной фантастике // Вахта «Арамиса». Л., 1967.

15. Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман. Л., 1970. С. 141. Цит. по: Рягузова Г.М. Современный французский роман-«предупреждение». Киев: Наукова думка, 1984.

16. Голдуотер Барри Моррис -- Биография. URL: http://pomnipro.ru/memorypage13811/biography (дата обращения: 20.04.17)?

17. Добренко Е., Калинин И. Литератураня критика и идеологическое размежевание эпохи оттепели: 1953--1970 // История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи сборник статей. М., 2011.

18. Дорынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962-1986 гг. М., 1997.

19. Емцев, Михаил Тихонович, Составитель. Антология [Текст] / Сост. и авт. предисл. М. Емцев/ Москва: Мол. гвардия, 1973.

20. История отечественнои? публичнои? дипломатии [Электронныи? ресурс]. URL: http://85let.rs.gov.ru/node/198 (дата обращения: 18.09.2014). Цит. по И.Н. Лопаткин Особенности освещения США советскими СМИ в рамках политики „народной дипломатии“ в период оттепели.

21. Лопаткин И.Н. Особенности освещения политического аспекта советско-американских отношений в советских СМИ в период Оттепели // Современная наука. Новые перспективы. Сборник научных докладов. Варшава: изд-во Общество с ограниченной ответственностью Диаманд Трейдинг тур, 2014.

22. Лопаткин И.Н. Особенности освещения США советскими СМИ в рамках политики «народной дипломатии» в период Оттепели // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. No 11 (49): в 2-х ч. Ч. II.

23. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. /2-е изд. Т. 42. Молодая гвардия, 1969, № 1, с. 16. Цит. по: Рягузова Г.М. Современный французский роман-«предупреждение». Киев: Наукова думка, 1984.