«Грязь -- родная стихия для чиновничества» - пишет Беньямин.

«Нечистоплотность до такой степени неотгоржима от чиновников, что сами они начинают казаться какими-то гигантскими паразитами». Характерен эпизод, в котором К. подвергается допросу. Секретарь Мом ужинает и стряхивает крошки прямо на «важные» документы.

Помощники, приставленные к Землемеру, тоже мало похожи на людей:

«Они все время, правда с хихиканьем и сюсюканьем, пробовали пристроиться потеснее, сплетаясь руками и ногами, скорчившись так, что в сумерках в углу виднелся только один большой клубок». Являясь посредниками между К. и замком, они постоянно держат его в напряжении. Помощники не приносят Землемеру никакой пользы, они только мешают ему, и постепенно К. начинает замечать, что они пристально за ним наблюдают. Таким образом, мнимые помощники-соглядатаи являются еще одним способом контроля Замка над Деревней.

Бесконечные запутанные предписания, безграничная власть чиновников, практически потерявших человеческих облик и превратившихся в детали могущественного механизма, создают в художественном мире романа атмосферу предельного давления и страха. Основной мотив, проходящий, таким образом, через роман, - это мотив бессилия и безнадежности, основной компонент кафкианского «отчуждения», о котором шла речь в начале. Именно об этом говорит Ольга, персонаж, который разъясняет К. и читателю сущность происходящего: «Бесполезное стояние и бесконечное ожидание изо дня в день без всякой надежды на перемену ломают человека, делают его нерешительным, и в конце концов он становится не способным ни на что другое, кроме безнадежного стояния на месте».36 Неразбериха и всепоглощающий страх превращает жителей Деревни в полуживотных, лишенных индивидуальных черт, человеческих эмоций и отношений. Они так же, как чиновники, больше напоминают модели или манекены. Их речь (особенно когда она касается всего, что связано с Замком) длинна и монотонна, движения хаотичны и бессмысленны. Все жители Деревни настолько привыкли к своему затуманенному и рабскому существованию в замковых сетях, что живут совершенно дезориентированные и потерянные, не понимая сущности законов, которым подчиняются, не осознавая всю трагичность и нелепость своего положения. Как пишет Г. Гессе, «люди говорят здесь по какому-то трагическому недоразумению мимо друг друга, непонимание, похоже, есть основной закон их мира. В них живет смутная потребность защищенности, они безнадежно запутались в себе и рады бы повиноваться, да не знают кому».

Таким образом, мы видим явное противопоставление Замка и Деревни: Замок выражает тотальное господство иррациональных сил, воплощенных в чиновничьей системе, превращает жителей Деревни в беспомощных марионеток, подавляя в них волю и сосредотачивая их жизнь вокруг собственных интересов.

Но в данной модели мира есть еще одна особенность. «Между Замком и крестьянами особенной разницы нет» - говорит учитель Землемеру, и эта невзначай брошенная фраза раскрывает истинную сущность этой модели. Становится очевидно, Замок и Деревня не только противопоставлены, но и образуют некое единство, соподчинение. Врагом Землемера, который пытается сопротивляться влиянию Замка, является не только Замок, «тихую борьбу» он ведет и с властями, и с жителями Деревни. Так, проникнутые страхом перед господами, жители с ужасом воспринимают все чужеродное, способное нарушить безумный распорядок их жизни. Характерна реплика дубильщика Лаземана: « - вам тут оставаться нельзя. <…> наверно, вас удивляет негостеприимство - но гостеприимство у нас не в обычае, нам гостей не надо». Чувство страха заставляет их препятствовать любому продвижению Землемера. Таким образом, чиновники и жители представляют собой единый спаянный организм, осуществляющий волю Замка.

Фигура Землемера еще больше подчеркивает разрушительность законов и отношений, составляющих основу мира романа, и позволяет поднять вопрос о проблеме существования личности. В контексте нашего исследования отчасти верным кажется определение, которое дает Затонский роману "Замок": это "роман о саморазрушительном погружении в нивелирующую стихию коллектива".39 В романе проявляется конфликт между порабощенным обществом и отдельной личностью, которая пытается сохранить свою индивидуальность (типичный для антиутопии конфликт). Однако, в силу особенностей мировоззрения самого Кафки, этот конфликт имеет особенности: само мироустройство таково, что индивидуальность отдельной личности полностью нивелируется, и главный герой, фактически, оказывается в противостоянии не только с обществом, но и с собой.

Землемер изначально, только появившись в Деревне, занимает самое униженное и недостойное положение - и в социальном, и в экзистенциальном смысле. Он чужак, «лишний человек», пришедший из неизвестности. Мотив чужеродности, отсутствия у героя прошлого и будущего является еще один признаком антиутопического. Действительно, читатель не знает ничего о родине К., о ней упоминается только вскользь, как об очень далеком месте, «где он так давно не бывал». Оставленный родной город можно сравнить с утраченным раем, откуда К. был изгнан - неслучайно ему припоминается именно церковная башня своего города, которую он сравнивает с замковой башней. «Та башня четкая, бестрепетно идущая кверху, с широкой кровлей, крытой красной черепицей, вся земная - но устремленная выше <…>. А эта башня наверху…представляла собой однообразное круглое строение, кое-где словно из жалости прикрытое плющом, с маленькими окнами……».40

Непричастный к Замку, попавший на должность землемера по ошибке, Землемер становится практически таким же изгоем, как семья Варнавы. «Вы не из Замка, вы не из Деревни. Вы ничто. Но, к несчастью, вы все же кто-то, вы чужой, вы всюду лишний, всюду мешаете, из-за вас у всех постоянные неприятности». Землемер подвергается всяческим унижениям со стороны жителей Деревни: хозяйка гостиницы грубит ему, горничная Пепи в своем монологе много раз употребляет по отношению к К. слова "ничтожный" и "ничтожество". Таким образом, для К. связь с Замком является важным вопросом собственного самоопределения: у него нет закрепленного положения в обществе, и, по его мнению, только благодаря работе в Замке он может добиться личной определенности, стать полноправным членом общества. Именно поэтому К. становится практически одержим Замком, стремится во чтобы то ни стало попасть туда.

Очевидно противопоставление Землемера и Деревне, и Замку. Как уже говорилось выше, Замок и Деревня представляют собой единый организм, который настойчиво отторгает К. Землемер подвергается гонениям со стороны жителей каждый раз, когда пытается завести разговор о Замке, они будто обороняются, отстаивая интересы властей: «Кламм никогда не будет разговаривать с тем, с кем не желает, сколько бы тот ни старался и как бы назойливо не лез» - говорит хозяйка трактира Гардена. Принципиально важен в этом контексте мотив слежки. К. постоянно находится под наблюдением, кажется, что вся Деревня следит за каждым его движением: «он увидел, как все они сидят, каждый на своем месте, не разговаривая друг с другом, безо всякого видимого общения, связанные только тем, что все они не спускали с него глаз…»41 Не только помощники, но и все жители Деревни, следуя воле Замка, контролируют действия Землемера.

Сущность К. двойственна. С одной стороны, он пытается действовать как независимая личность и жить по законам человеческого права. «Тут происходят возмутительные безобразия не только по отношению ко мне, но и по отношению к законам» - отвечает он Старосте. Во всех случаях столкновения с абсурдными порядками данного общества К. пытается противодействовать им, точнее, не принимать участия во всеобщем хаосе: например, он отказывается подчиняться ночному допросу. Землемер пытается понять управляющие этим миром законы с рациональных позиций, что приводит к столкновениям с жителями Деревни, уже привыкшим к нелепости своего бытия. Это обусловлено тем, что К., по словам Андеева, «воспитан в другом мире и не принадлежит миру Замок - Деревня».42

С другой стороны, К. признает свое униженное положение: "тебе приходится сталкиваться и с самым ничтожным людом вроде меня, ведь я имею право быть только тут, в буфете, а не в других местах", говорит он Пепи. Наравне с жителями деревни К. всеми силами стремится к Замку, главная его цель - стать одним из них, сойтись с этим обществом, не признающим его: «Уладить отношение с властями - самое главное, да, в сущности, и единственное мое желание».43 Попав в мир отношений Замка и Деревни, К. невольно становится таким же подчиненным. Так он рассуждает после разговора с хозяином трактира, который отказал ему в ночлеге: « его очень удручало, что в этих его колебаниях уже явно сказывалось столь пугавшее его чувство подчиненности, зависимости от работодателя, и что даже тут, где это ощущение было таким отчетливым, он никак не мог его побороть».

Если жители Деревни привыкли к подчинению Замку и довольствуются любыми, даже мимолетными и косвенными, столкновениями с господами, то К. так же, как они, старается использовать любую возможность соприкоснуться с Замком. Так он размышляет о горничной Пепи: «И все же у этого несмышленыша, наверное, были какие-то связи с Замком; <…> и хотя, обняв это полненькое, чуть сутулое тельце, К. никаких преимуществ не получил бы, но как-то соприкоснулся бы с этим миром, что поддержало бы его в трудном пути».

Но выясняется, что Замок для К. еще более недоступен, чем для остальных. Все очевидные способы связи с главными канцеляриями невозможны в силу абсурдных и странных законов Деревни. К. не может попасть туда даже физически: дорога к Замку парадоксальным образом уводит от него все дальше: «главная улица Деревни вела не к замковой горе, а только приближалась к ней, но потом, словно нарочно, сворачивала вбок и, не удаляясь от Замка, все же к нему и не приближалась».

Такая алогичность и изменчивость преследует Землемера повсюду. Выше говорилось о миражности чиновников. В отношении К. эта миражность становится еще более явственной, т.к. все высокопоставленные лица, которые встречаются Землемеру и которые могут приблизить его к Замку, на поверку оказываются второстепенными. Сын кастеляна, Шварцер, ведет себя с прибывшим в Деревню К. высокомерно и производит впечатление важного человека. Затем хозяин трактира сообщает, что Шварцер - «всего лишь сын помощника кастеляна», который занимает одно из низших положений. И в то же время хозяин подмечает, что «Его отец тоже человек могущественный».

Староста, который является начальником К. и напрямую связан с Замком, тоже оказывается не тем, за кого себя выдает: работе в Замке он имеет гораздо меньше отношения, чем его жена, Мицци, которая казалась К. совсем неприметной. «Староста - человек совершенно незначительный. Неужели вы этого не заметили? Да он и дня не пробыл бы на своем месте, если бы не его жена - она ведет все дела».

Посыльный Варнава, на которого К. возлагал большие надежды, так же оказывается далек от чиновничьих дел, оказывается что передача писем для Землемера - его первое задание для Замка, а сам он в нем почти не бывает.

Каждое звено, связывающее К. с Замком, оказывается ложным, К. движется по закрученной спирали. Он оказывается в парадоксальной ситуации невозможности выйти из своего положения, изменить свою судьбу.

По неизвестной причине, в силу своей изначальной инаковости, К. оказывается в полном одиночестве, духовном изгнании - в деревне у него нет союзников, кроме осужденной семьи Варнавы, Фрида под конец снова воссоединяется с Замком, предав его. Одиночество К. подчеркивается также предельной замкнутостью пространства вокруг него. Помещения, в которых постоянно оказывается К., тесные и неуютные, переполненные людьми. Например, так описывается комната К. и Фриды в постоялом дворе: «покоя в этой каморке не было, то и дело сюда забегали служанки, громко топая мужскими сапогами, что-то приносили, что-то уносили. А когда им нужно было что-то достать из битком набитой кровати, они бесцеремонно вытаскивали вещи из-под лежавшего там К.»

Таким образом, человек в построенном Кафкой мире абсолютно не способен утвердить себя, он вынужден подчиняться непостижимо абсурдному и лишенному логики ходу событий. К. чужой для всех, и все окружающее является для него чуждым, он нигде не чувствует себя в безопасности. И в то же время мнимая свобода настоящего одиночества тоже не приносит К. долгожданного покоя. Об этом говорят его размышления на гостиничном дворе после того, как уехал Кламм: «К. показалось, словно с ним порвали всякую связь, и хотя он теперь свободнее, чем прежде<…> но в то же время он с такой силой ощущал, что не могло быть ничего бессмысленнее, ничего отчаяннее, чем эта свобода, это ожидание, эта неуязвимость».

Важный антиутопический признак - наличие «героя-обличителя», который находится в конфронтации с обществом и дефектной системой мира - в романе «Замок» несколько видоизменяется. Мы видим личность Землемера, который стремится получить права на жизнь в окружающем его мире. Он хочет быть индивидуумом, обособленной единицей, обладающей собственным сознанием, свобода ему дороже всего. Но, как оказывается в дальнейшем, К. точно такой же подчиненный, как жители Деревни. Кроме того, он отвергнут и ими, таким образом, в этом чуждом мире ему нигде нельзя найти безопасности и пристанища. Эту мысль поясняет запись в «Дневниках» самого Кафки: «Он чувствует себя узником на этой земле, ему тесно, его охватывает чувство грусти, слабости, болезни, его посещают безумные видения узника, никакие утешения не могут его утешить... перед лицом грубого факта его несвободы. Но если спросить его, чего же он, собственно, хочет, то он не сможет ответить, ибо он -- и это один из самых веских его доводов -- не имеет ни малейшего представления о свободе»50. Так и Землемер - желая свободы, он начинает жить по законам Замка, маниакально стремится попасть туда, выпросить себе право на жизнь в Деревне, тем самым еще больше отторгаясь от общества и лишая себя свободы в пределах мира, в котором он оказался. Особенность главного героя Кафки - в его обезличенности и полной неспособности противостоять окружающему хаосу. Как и остальные персонажи, К. практически лишен характера и способности к человеческим отношениям: все его размышления строятся вокруг ситуации с Замком, а всех встречающихся ему людей он воспринимает только как средства доступа к чиновникам. Ближе к концу романа К. становится все более похож на жителя Деревни: изменяется его речь, он полностью принимает окружающие его условия. Характерен последний разговор с хозяйкой, где Землемер произносит длинную оправдательную речь, обещает, что больше никому (в том числе и чиновникам) не доставит неприятностей. Словом, станет добропорядочным и послушным членом этого общества. Так, К. больше не пытается доказать хозяйке свою независимость и сохранить самоуважение, кроме того, он решает вернуться к работе сторожа, которая раньше казалась ему унизительной. Финал романа так же указывает на полное преображение К.

Таким образом, личность в обществе тотальной несвободы максимально расщеплена и слита с окружающим, чувство несвободы становится ее естественным состоянием. На наш взгляд, антиутопического «героя-бунтаря» в романе «Замок» нет: его роль играет, скорее, сам читатель, который осознает дефективность модели мира, представленной в романе.

Делая вывод из всего вышесказанного, можно выделить следующие черты антиутопии в романе «Замок». Во-первых, Кафка изобразил мир как систему, основанную на подчинительных и разрушительных отношениях между бюрократическим аппаратом и обществом, и главным действующим механизмом этой системы является иррациональный страх. Это уже не обычный страх перед наказанием или заключением, типичный для миров канонических антиутопических произведений. Так как четко регламентированных законов в этом мире нет, и сами источники власти имеют миражную сущность, каждый член общества испытывают страх перед властью как таковой, перед самим порядком вещей.

Во-вторых, само это общество превратилось механизированный организм, в котором каждая отдельная личность стала абстрактной фигурой, лишилась человеческих связей и черт. Привычка подчиняться алогичности действительности уничтожила сознание, индивидуальность каждой отдельной личности, оставив лишь пустую оболочку, движимую инстинктами страха.

Глава 3. Антиутопическое в романе А. Платонова «Чевенгур»

3.1 Особенности поэтики и мировоззрения А. Платонова

Андрей Платонов - писатель с особенным мироощущением. Все его творческое наследие - это мучительный поиск путей к идеальной жизни, к будущему родной страны. Несмотря на то, что каждое произведение содержит разные смыслы, они объединяются одной общей идеей: «отражением историчной жизни страны в ее подъемах и срывах, раскрытием ее трагизма».51 Практически все произведения, созданные Платоновым, особым образом осмысляли происходящее в стране. Активный сторонник Октябрьской революции, Платонов придавал событиям, случившимся в России, метафизический характер. Революция осмыслялась писателем как некий коренной перелом, знаменующий переустройство мира на космическом уровне, в масштабах вселенной. Революция, главным образом, должна была придать существованию человека новый, высший смысл, переделать саму человеческую природу.

Тема истории, ее преемственности стала одной из ведущих в творчестве Платонова. В основе многих его произведений лежит концепция циклических исторических волн. В статье 1920 года «Будущий Октябрь» писатель утверждает, что «коммунизм есть только волна в океане вечности истории». В этом контексте характерна мысль из рассказа «Размышления офицеров»:

«Традиционное русское историческое правдоискательство соединилось в Октябрьской революции с большевизмом - для реального осуществления народной правды на земле. Тогда наш корабль вышел в открытую бесконечную даль истории, в сияющее пространство».53 Таким образом, близка Платонову мысль о том, что революция - важнейший поворот в истории, начало пути к светлому будущему. Вообще образ корабля и моря, знаменующий движение страны в историческом потоке, часто повторяется в творчестве Платонова. Например, в рассказе «Афродита»: «И подобно тому кораблю, исчезающему в даль света, представилась ему в тот час Советская Россия, уходящая в даль мира и времени». Итак, в первую очередь можно отметить определенную утопичность Платоновского мышления в начале его творческого пути.

Также в прозе Платонова воплотились своеобразные воззрения писателя на природу и ее связь с жизнью человека. Природа является пространством, которое человек должен освоить и преобразовать во благо человечества, поэтому зачастую в произведениях Платонова человек и природа трагически противостоят друг другу. Так, герои рассказа «Ювенильное море» планируют пробурить землю «вольтовой дугой» и добраться до древних -- ювенильных -- вод, чтобы принести в засушливую степь необходимую ей влагу. Характерное противостояние человека и природы также можно отметить в рассказе

«Песчаная учительница»: победа над пустыней, обращение ее в пригодное для житья людей место выражает ту же мысль о преобразовании человеком мира природы. «Но пустыня - будущий мир, бояться вам нечего, а люди будут благодарны, когда в пустыне вырастет дерево…»

Важен в связи с этим особый тип героя, выведенный Платоновым - т.н. мастер, преобразователь природы. Таков, например, машинист Мальцев из рассказа «В прекрасном и яростном мире», Макар. Муж Фроси из рассказа «Фро» «одушевлял все, чего касались его руки или мысль, и поэтому приобретал истинное представление о течении сил в любом механическом устройстве и непосредственно ощущал страдальческое, терпеливое сопротивление машинного телесного материала».

Но этим не исчерпывается в понимании Платонова роль природы, отношения к ней его героев намного сложнее. Окружающий мир и человек находятся в непрерывной связи, взаимопроникновении. Между ними существует онтологическая общность, восходящая к мифологическим представлениям, так как и человек, и животные, и пространство составляют один универсум: «В ходе своего общения с природой, личного и исторического, человек способен одухотворить мир, тогда открывается новое ощущение себя в мире: и человек, и животные, и вся остальная природа, и сама вселенная - все охвачено единым ритмом жизни».55 Именно человеку, по мысли Платонова, принадлежит способность наделить окружающее «смыслом существования», эта способность соединяет его со всем миром, восстанавливает единство человека и вселенной. В повести «Котлован» Вощев так обращается к листу: «Ты не имел смысла жизни - со скупостью сочувствия полагал Вощев, - лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить». Таким образом, человек во вселенной Платонова постоянно стремиться объединиться в своем сознании не только с людьми, но и со всем его окружающим.

Тема переустройства мира, обновления будущего, построенном на идеалах социализма, у Платонова напрямую связана с вопросом смысла существования человека. Социализм в его понимании - это то, что принесет людям новое мироощущение, осознание этого смысла. Платоновские герои осознают собственное одиночество, неполноту своего «я», преодолеть которую возможно только посредством единения с другими, посредством жизни во имя интересов другого. Во вселенной Платонова человек заключен в рамки своего сознания, одинок экзистенциально, пока существует только для себя. Исходя из этого положения, высшее счастье и смысл бытия для человека в платоновском художественном мире - это любовь и гармония. Таким образом, грандиозная идея единения человека с другим человеком, народом и, соответственно миром стала основополагающей в творчестве Платонова. В его художественном мире важное значение имеет метафора «счастья личной и общественной жизни»57 (по Шуб). Весьма характерна повесть Джан, которую тематически можно соотнести с романом «Чевенгур». В центре повествования - заплутавший, скитающийся народ, который живет настолько неприкаянно и одиноко, что перестает ценить свою жизнь и помышляет о смерти. Самая большая их беда заключается в потере смысла существования. Главному герою, Назару Чагатаеву, предстоит вывести свой народ не только из реальной, но и из метафорической пустыни равнодушия к самому себе, показать им смысл жизни, который состоит именно в сплоченности и взаимопомощи: «Никакой народ, даже джан, не может жить врозь: люди питаются друг от друга не только хлебом, но и душой <…>Питаясь лишь воображением самого себя, всякий человек скоро поедает свою душу, истощается в худшей бедности и погибает в безумном унынии».58 Подобный Чагатаеву тип героя, философствующий «искатель истины», присутствует в большинстве произведений Платонова. Его мышление схоже с позицией автора, и в путешествии выражается стремление героя не просто найти правду в мире, но и переустроить его.

Важный аспект творчества Платонова - идея о созидающей силе человеческого труда и знания, о возможности преобразования мира на разумных началах. Платонов подчеркивает, что для обновления мира требуется новый человек, который обладает достаточной творческой энергией, трудолюбием и любовью к народу.

Характерна цитата из рассказа «Сатана мысли»: «Чтобы земное человечество в силах было восстать на мир и на миры и победить их - ему нужно родить для себя сатану сознания, дьявола мысли и убить в себе плавающее теплокровное, божественное сердце».59 Таким образом, человек по мысли Платонова должен преодолеть в себе инстинктивные, животные стремления и подчинить себя сознательности, вместе с тем сердце объявляется «божественным», то есть все чувства - в том числе бессознательное стремление человека к единению с миром и другими - в творчестве Платонова сакрализуются, приобретают религиозно-мифологический оттенок.

3.2 Антиутопическая модель мира в романе «Чевенгур»

Мировоззрение Платонова, как говорилось в предыдущем параграфе, отличается, прежде всего, утопичностью, важнейшим вопросом для писателя является вопрос о будущем России и вообще вселенной. Об антиутопичности сознания можно говорить в контексте работ Платонова после 20-ых годов, когда в его творчестве появились тревожные мотивы и мысли. Справедливо говорить о мировоззренческом кризисе, которое вызвало у писателя развитие советского общества в 1920-30е годы. «По мере того как советское государство…изменяет высоким идеалам социальной религии Платонова, безоговорочно «верующий» в социализм писатель попадает в трагическое, безвыходное положение».

Роман «Чевенгур», как и другие произведения Платонова, стал неким итогом, попыткой ответить на многие важные вопросы бытия человечества, это был своеобразный «мысленный эксперимент». Безусловно, роман является главным произведением писателя 1920-х годов, в котором его мысли о коренном переустройстве жизни выразились с наибольшей полнотой и последовательностью. Роман воспринимается как «своеобразный ключ к системе платоновских взглядов на революцию, на мир и место человека в нем». Многими исследователями было отмечено, что однозначно считать «Чевенгур» антиутопией нельзя. Смоделированный Платоновым мир имеет определенную амбивалентность, для него не характерна явно негативная оценка данного мира, как, например, в романах Оруэлла и Хаксли. Неоднозначно и жанровое определение романа: в нем есть элементы утопии и антиутопии, производственного романа, романа путешествий, романа воспитания, романа- мифа и даже так называемого строительного романа. Эти особенности связаны, прежде всего, с разными аспектами мировоззрения писателя, для которого вопрос о построении нового, счастливого общества не был окончательно разрешен. В произведениях после 20-ых годов он отходит от ранних утопических идей, поняв, что в условиях современного ему общества они не могут воплотиться. Но у писателя нет решительного разрыва с утопической мыслью. Эта особенность проявляется в романе «Чевенгур», который довольно сложен по своей идейной направленности. Однако некоторые жанровые признаки и мировоззренческие установки писателя позволяют говорить об антиутопичности «Чевенгура». В романе воплотилась, во-первых, именно антиутопическая тенденция воссоздания модели мира, которая оказывается нежизнеспособной.

Рассмотрим ее особенности. Модель мира в широком смысле основана на противопоставлении города и пустого, открытого пространства, которое ассоциируется с пустотой и небытием вселенной, порождает у героев страх одиночества: «Саша испуганно глядел в пустоту степи; высота, даль, мертвая земля - были влажными и большими, поэтому все казалось чужим и страшным». Преодолеть этот страх перед пустотой возможно только одним путем - путем воссоединения с другими, создания общности, а так же с помощью «освоения природы», т.е. постройки города. Герои Платонова осознают некую границу между миром и человеком, таким образом пространство на смысловом уровне разделяется на «свое» и «чужое», причем чужое - это весь окружающий мир, созданный без вмешательства человека, в котором самому человеку жить неуютно и сложно. Отсутствие своего пространства вынуждает человека искать смысл вне себя самого, выстраивать собственный «очеловеченный мир».

Итак, центральной идеей, составляющей философское ядро романа, является идея «мирового братства», преодоления одиночества, т.е. в понимании героев - достижение коммунизма. Герои ищут такой способ жизни, при котором каждый человек лишен «пустоты и неполности» собственного существования. Мотив одиночества и отчуждения, ощущение своей незавершенности, тоска по единению характерны для многих персонажей:

«Симон чувствовал, как ослабело от ожидания его сердце и как нужно ему отдать свое горе и свое одиночество в другое, дружелюбное тело»;

«Если дорога была длинна и не встречался враг, Копенкин волновался глубже и сердечней. Горячая тоска сосредоточенно скоплялась в нем, и не случался подвиг, чтобы утолить одинокое тело Копенкина».63

Коммунизм представляется им единственной возможностью «захватить мир в себя». Многие герои «Чевенгура» озабочены поиском правды, проблемами переустройства мира. Так мыслит главный герой, Александр Дванов: «В будущем же мире мгновенно уничтожится тревога Захара Павловича, а отец- рыбак найдет то, ради чего он своевольно утонул. В своем ясном чувстве Александр уже имел тот новый свет, но его можно лишь сделать, а не рассказать». Идея «сделанного» нового света воплощается в городе-утопии Чевенгур, который является центром модели мира романа. В Чевенгур стремятся ищущие правду герои, и именно здесь большевики пытаются организовать своеобразный «рай», основанный на принципах коммунистического всеобщего равенства: «В Чевенгур Алексей Алексеевич пришел искать кооперацию - спасение людей от бедности и взаимной дущевной лютости».

В чевенгурской модели мира все вывернуто наизнанку. Каждый принцип «установления коммунизма» в романе приобретает гротескный, сатирический характер. Во-первых, один из главных законов Чевенгура - это отказ от труда, так как труд, по мысли чевенгурцев, напрямую связан с буржуазным мышлением, способствуя накоплению имущества. Единственным трудящимся пролетарием в городе объявлено солнце. Но в системе мировоззрений Платонова труд необходим для преобразования мира, это подчеркивал и Саша Дванов («новый мир надо сделать, а не рассказать»). Труд чевенгурцев заключается в «ритуальных», бессмысленных действиях: « - Почему это нынче в городе дома передвигают и сады на руках носят? - разглядывал Копенкин. - А сегодня субботник, - объяснил Чепурный. - Люди в Чевенгур прибывают пешим ходом и усердствуют, чтобы жить в товарищеской тесноте».65Иронически осмысляется и ставится под сомнение преобразующая человека и мир сила общего труда, которая для чевенгурцев превращается в нелепые, не приносящие пользу движения. Субботники организуются «для порядка», но сами люди не видят в них смысла - таким образом, в художественном мире романа «Чевенгур» труд не может привести к лучшему миру. К тому же избавление от труда приводит чевенгурцев в состояние полудикости, что также указывает на нелепость подобного метода достижения коммунизма.

Другие методы построения коммунизма, организации жизни, которые применяют большевики Чепурный, Прокофий Дванов и Копенкин, тоже оказываются недейственными. В первую очередь они решают избавиться от «ненужного элемента», буржуев, организовав «Второе пришествие».

Это массовое убийство буржуев не зря ассоциируется с Апокалипсисом. Революция воспринималась современниками как некий «онтологический взрыв», коренное переустройство мира. Чевенгурцы, следуя этому представлению, начинают мир «заново», уничтожив всех лишних в этом новом мире людей. Пиюся и другие большевики проводят тотальную идеологическую «зачистку» для того, чтобы ускорить пришествие коммунизма.

«Некоторые капиталисты просили, чтобы их наняла Советская власть себе в батраки. <…> - Нет и нет, - отвергал Пиюся, вы теперь не люди, и природа вся переменилась…»

Буржуи в новой системе мира уже не считаются людьми - таким образом, идеалы для чевенгурцев имеют больший вес, чем реальность и отдельная человеческая жизнь. Как говорит другой идеолог коммунизма, Копенкин, «Мое дело - устранять враждебные силы. Когда все устранено - оно все получится, что надо».

Но в результате возникает парадокс: «В «Чевенгуре» все условия для коммунизма как будто выполнены -- и в то же время реализуется противоположное задуманному».68 Рукотворное преобразование мира, разделение людей на буржуев и остальных, достойных и недостойных не только не приближает чевенгурцев к коммунизму, но отдаляет от светлой идеи, и в конце-концов в Чевенгуре наступает практически настоящий конец света: город разрушает явившийся непонятно откуда страшный вражеский отряд.

Создается впечатление, что Платонов иронизирует над собственными убеждениями молодости. Пародийность, высмеивание утопических идеалов, присущая антиутопическому мышлению, выражается также в образах героев- идеологов. Мысль о том, что основа коммунизма - стихийное, народное чувство, основополагающее стремление в образах Чепурного и Копенкина приобретает гротескный характер. Эти герои «мыслят сердцем», их действиями управляют иррациональные, почти первобытные импульсы. «А я дай предчувствием займусь - так оно или иначе!» - говорит Чепурный, и эта фраза точно характеризует его способ мышления: ему присуще не рациональное осмысление событий и явлений, а именно предчувствие. Его сознание, как и у других большевиков, тяготеет к мифологическому, однако оценка такого сознания амбивалентна. С одной стороны, такое «чувствование» сближает Чепурного со стихийным народным мышлением, отражает восходящую к корням человечества связь с историей и природой. Но, с другой стороны, это первобытное мышление приводит героя к жестокости и непониманию основ бытия.

В этой двойственности проявляется сущность самой утопической идеи. Так же амбивалентно оценивалась Платоновым революция, которая являлась одновременно и пробуждением «сонного» сознания, и разрушала единство героев с окружающим миром. Соответственно, стремление большевиков к новому миру выглядит гротескным и нелепым, а самих героев М. Горький охарактеризовал как юродивых: «При всей нежности вашего отношения к людям, они у вас окрашены иронически, являются перед читателем не столько революционерами, как ?чудаками? и ?полоумными?.

Явную пародийную окраску носит образ Степана Копенкина, всем сердцем преданный коммунизму. Его лошадь зовут Пролетарская Сила, а сам Копенкин связывает коммунизм с Розой Люксембург, что является явной отсылкой к образу Дон-Кихота: «Копенкин надеялся и верил, что все дела и дороги его жизни неминуемо ведут к могиле Розы Люксембург. Эта надежда согревала его сердце и вызывала необходимость ежедневных революционных подвигов»;

«Роза! -- уговаривал свою душу Копенкин и подозрительно оглядывал какой-нибудь голый куст: так же ли он тоскует по Розе. Если не так, Копенкин подправлял к нему коня и ссекал куст саблей: если Роза тебе не нужна, то для иного не существуй».

Также в романе можно выделить персонажей, которые отличаются рациональностью, прагматическим умом, и хотят организовать коммунизм по определенным правилам и шаблонам. Таков, например, Прокофий Дванов, антипод главного героя Саши Дванова. Характерен такой диалог: « -Он что, твой отгадчик, что ль? - не доверяя Прокофию, поинтересовался Копенкин.

- Да нет - так он: своей узкой мыслью мои великие чувства ослабляет. Но парень словесный, без него я бы жил в немых мучениях…».

Прокофий формулирует основные тезисы коммунизма «по-научному», его не интересует философская подоплека переустройства мира чевенгурцами, для него коммунизм - это всего лишь новый государственный порядок со своими правилами. Убийство буржуев для него тоже - лишь один из методов достижения коммунизма: «Прокофий кратко сформулировал будущее для чевенгурской буржуазии и передал исписанную бумагу Пиюсе».

Таким образом, разделение героев-строителей коммунизма на два типа - методистов вроде Прокофия, у которых «кость думает» и на фанатиков- идеалистов - выражает антиутопическую идею. Ни те, ни другие не смогли воплотить идеал, достичь всеобщего благополучия - значит коммунизм невозможно «построить» ни на разумных, ни на эмоционально-чувственных началах.

Следует отметить такой аспект, как взаимоотношения власти и общества в романе. Их можно характеризовать как разобщение, непонимание людьми планов, которые пытаются реализовать большевики. Народ Чевенгура, ради которого и трудятся идеологи коммунизма, назван обобщающим словом «прочие», большевики не заботятся о каждом отдельном человеке, не признают человеческую личность. Так же, как абстрактно, стихийно они чувствуют собственное «я» - так же обобщенно видится им народ. Характерна мысль Чепурного о народе: «Пожилой собеседник снова утвердил Чепурного в том простом чувстве, что живой человек обучен своей судьбе еще в животе матери и не требует надзора». Таким образом, народ представляется «строителям коммунизма» некоей массой, объединенный общим чувством, что мешает им увидеть истинные желания народа - и препятствует достижению всеобщей гармонии.

Этот конфликт переплетается с проблемой взаимосвязанности общества и личности (являющийся основным конфликтом в антиутопической модели мира). Существует определенный разлад между всеми чевенгурцами. Их коллективное мышление явно противопоставлено мысли отдельной личности:

«Другие большевики тоже никогда не спорили с Прокофием: для них все слова были бредом одного человека, а не массовым делом».71 Крайний индивидуализм в лице Прокофия Дванова порицается Платоновым. Но его антипод, Саша Дванов, носитель идей самого писателя, являясь самостоятельно мыслящей личностью, тем не менее так же оторван от народа и в конце концов уходит на поиски коммунизма и справедливости « в другой мир».

Город Чевенгур - это микромодель мира, пародия на город-утопию, которую можно назвать универсальной. В романе этот город не имеет точного географического расположения, он находится в степи, посреди открытого пространства. Само название города имеет неизвестное происхождение, оно не связано с реально существующим топонимом. Историческое время в романе тоже весьма условно. Мы знаем, что действие происходит в годы становления советской власти, после гражданской войны, но с развитием действия время и пространство будто отменяется, приобретая т.н. собирательный утопический локус. Таким образом, происходящее в этом городе, его судьба по сути имеют эсхатологическое значение, это модель всего мира, некий универсум. Город становится реализацией мечты всего человечества.

Мысль о том, что создание идеального государства невозможно, подчеркнута незавершенностью, изменчивостью чевенгурской системы.

Эта модель мира отличается от тех, что описываются в классических антиутопиях: «в платоновских произведениях [система] находится в становлении -- и одновременно в распаде».

Некоторые исследователи подчеркивают, что вторая часть романа фрагментарна, расплывчата с точки зрения композиции. «Именно отсюда начинается неудавшаяся книга, состоящая из повторяющих друг друга эскизов, где ничто не доведено до конца: ни донкихотская деятельность Копенкина, ни роль Саши как идеолога-ленинца, ни роли каждого из символических персонажей, встречи с которыми образуют цепь приключений». На наш взгляд такая фрагментарность, бессистемность второй части как раз подчеркивает идею сомнительности достижения гармонии, т.е. мир чевенгурцев находится в непрерывном становлении, хаос не может упорядочиться.

Явное несоответствие, противопоставление идеала и действительности - стержень антиутопической модели мира. Так и в романе «Чевенгур» - стремление героев создать «идеальный город», утвердить мир абсолютной гармонии оборачивается кошмаром и разрушением города. Гибель Чевенгура в конце романа означает полное крушение утопических мечтаний. И, если исходить из платоновской предпосылке о том, что единение человечества, всеобщее братство - это истинный смысл жизни человека, то в романе «Чевенгур» подтверждается невозможность его утверждения. Человек в мире Платонова обречен на вечный поиск лучшего мира.

Итак, Платонов стремится упорядочить хаос бытия, придать модели мира определенную стабильность и статичность. В утопическом понимании время должно остановиться, недаром Чепурный говорит «история закончилась». Но как показывает печальный опыт Чевенгура, время непрестанно течет, хаос в итоге преобладает над порядком. В романе проявляется также особая цикличность времени: об этом красноречиво говорит финал, в котором разрушается Чевенгур. Так как весь мир снова стал степью, новый мир нужно строить заново, уже на других основаниях - не на тех, на которых построен Чевенгур.

3.3 Общие антиутопические черты в романах Ф. Кафки и А. Платонова

В первую очередь можно отметить, что антиутопические модели мира в произведениях писателей имеют некоторые сходства. Во-первых, следуя антиутопической традиции, и в «Замке» и в «Процессе», и в «Чевенгуре» описываются общества, организованные по определенной схеме. В них существует своя иерархия, возглавляемая верховной властью: в романах Кафки ее представляют судебные и замковые чиновники, в «Чевенгуре» это большевистская коммуна. Власть организует жизнь подчиненного ему народа, создавая видимость гармонии внутри системы посредством определенных законов, которые на самом деле оказываются нелепыми и противоречащими счастливой жизни.

Изображенное в романах общество имеет определенное сходство. Это объединение потерявших смысл людей, которые напрасно пытаются найти опору в некой верховной власти, отказываясь от собственных интересов. Эта власть фактически берет на себя сакральные функции, например, право «божьего суда», что наиболее ярко проявляется в сцене убийства буржуев в романе «Чевенгур» и во всей структуре «Процесса». Важная отличительная особенность общества, населяющего миры и Кафки, и Платонова - это «спаянность» и взаимозависимость людей (жители Деревни и чевенгурцы), которые в совокупности с правящей частью образуют единый «организм». Самостоятельно мыслящая личность вытесняется из такого общества или поглощается им. Каждый отдельный индивидуум лишен корней, связи с прошлым и семьей, что вынуждает его стремиться к подчинению, причастности чему-либо. Все чевенгурцы - сироты, а родственные отношения в романах Ф.

Кафки весьма условны, так как в его художественных мирах подчеркнуто отсутствие настоящих отношений между людьми.

Время в моделях мира всех трех романов застыло, на отсутствие движения и сменяемости циклов указывают два композиция, которая организована так, что действие всегда возвращается к началу и существенных изменений в структуре повествования будто бы не происходит. Таким образом, эти модели мира, во- первых, демонстрируют определенную законченность и тотальность дисгармоничного мира, и, во-вторых, претендуют на универсальность.

Финалы романов довольно трагические, подтверждающие мысль о невозможности счастливого бытия человека в данных мирах. Александр Дванов после разрушения города-утопии уходит вслед за отцом (фактически, утапливается), Землемер примиряется с обстоятельствами и отказывается от борьбы с Замком, тем самым выражается его духовная смерть; казнь Йозефа К. в конце «Процесса» ярче всего показывает неспособность человека противостоять дисгармоничному, абсурдному мироустройству.

Глава 4. Мифопоэтика в творчестве А. Платонова и Ф. Кафки в контексте антиутопического сознания

Выявляя антиутопичную направленность изучаемых нами романов, нельзя игнорировать их мифопоэтический аспект. «Мифопоэтику можно рассматривать как «составную часть поэтики произведения, изучающую мифологические образы, мотивы, аллюзии и реминисценции, реализованные в тексте произведения, а также создаваемые авторами новые мифологемы - и, шире, новые мифы». Таким образом, в своих произведениях Кафка и Платонов создают свои собственные мифы, несколько отличающиеся от традиционных. Изображенная в их романах мифологическая модель мира расширяет представление об их антиутопизме. Антиутопическая модель строится фактически по таким же законам, что и миф, в ней используются те же принципы, она обладает теми же функциями. В основе антиутопической и мифологической моделей мира лежит представление о неких закономерностях бытия. Законы, управляющие происходящим, устанавливаются и регулируются некими божественными силами в мифе - или верховной властью в антиутопии. Мифопоэтическая модель так же, как антиутопическая, предполагает особую организацию пространства и времени, которая отражает определенную статичность мира (с точки зрения мифа и антиутопии мир остается всегда неизменным). В антиутопии так же, как в мифологических представлениях, существует герой, который, действуя внутри установленной свыше системы, выявляет ее закономерности.

Для начала рассмотрим само понятие мифа и мифопоэтической модели мира.

4.1 Мифопоэтическая модель мира

Итак, по определению Мелетинского, миф это «совокупность… сказаний о богах и героях, и, в то же время, система … представлений о мире … основной способ понимания мира»75 Личность включена в особую систему мифа, и воспринимает окружающее посредством этого мифа, который определяет мировоззрение и поведенческие нормы. Миф восходит к первобытному мышлению, в нем отразилось стремление человека осмыслить свое существование, интерпретировать мир и общество через особые мифологические формы. Особенность древнего мифологического мышления была именно в совпадении универсального с конкретно-чувственным, слабом развитии абстрактного мышления. Древнейшие мифологические представления были основаны на том, что человек не выделял себя из окружающего мира, переносил на все объекты человеческие свойства. «В мифе отождествляются форма и содержание, символ и модель, часто не разделяются и не различаются субъект и объект, знак, вещь и слово, сущность и имя, объект и его атрибуты, а также единичное и множественное, пространство и время…».76 Таким образом, мифопоэтическая модель мира строится по определенным принципам, в ней находят выражение определенные мифопоэтические мотивы и элементы, составляющие ткань мифологического сознания.

Важный аспект мифологического мышления - это параллелизм между смысловыми оппозициями, например противопоставление высокого и низкого (контрасты неба и земли, земного и подземного мира, частей тела, разные уровни социальной иерархии). В этих оппозициях, как правило, сакрализуется понятие «высокого».

В мифологической модели мира важна связь пространства и времени и соответствующие им образы, а также выделение определенных сакрализированных точек. Ими является, во-первых, т.н. центр мира (т.н. мировая ось), который «стягивает» все пространство и определенным образом организует элементы этой модели. Этот центр является священным местом и может обозначаться храмом, крестом, мировым древом, камнем, мировой горой. Образы дороги (а так же лестниц, дверей и т.д.) связывают центр, периферию и все остальные объекты модели мира в единое целое.

Время, как и сакральный центр, это существенный аспект мифологической модели мира. Оно приобретает субъективные черты, становится эмоционально окрашенным в зависимости от ситуации и может обладать различной степенью и скоростью протекания. В мифологической модели мира возможно и убыстрение и замедление времени для того, чтобы выразить определенные отношения между вселенной и человеком, подчеркнуть значимость определенных событий.

4.2 Мифопоэтическая модель мира в романе «Чевенгур»

Справедливо говорить о создании Платоновым собственного неомифа, своеобразной мифопоэтической модели мира, которая основана на новом осмыслении традиционных мифологических представлений. Это связывает творчество Платонова с неомифологической модернистской тенденцией ХХ века. Мифологизм Платонова имеет свою особенность: для него это не средство стилизации, а, скорее, неотъемлемая часть философии и мировосприятия: « Платоновский мифологизм ориентирован на неизменные и вечные начала мышления, на изначальные, архетипические константы человеческого и природного бытия»77.В основе моделирования мира Платонова лежит рефлексия мифологического мышления, которое является не просто способом познания мира героями, но и организующим началом в текстах.

Рассмотрим несколько основополагающих принципов платоновской мифопоэтики. Прежде всего, это принцип бинарности, который характерен именно для славянской культуры. Этот принцип основывается на бинарных оппозициях, которые имеют центральное структурное и смысловое значение. Главными оппозициями являются: дух/материя, тело/сознание, жизнь/смерть, а также пространственные оппозиции верх/низ, внутреннее/внешнее, близкое/далекое и т.д. Этим оппозициям свойственна определенная амбивалентность: любые архаические мифологические схемы характеризуются двойственностью, у любого явления есть два противоположных смысла, например солнце может оказаться как символом жизни, так и смерти, небо может иметь как духовное, так и низменное значение и т.д.

Итак, амбивалентность, одновременное утверждение и разрушение мифа - главная особенность платоновской мифопоэтики, тесно связанная с его утопическим мировоззрением. Подобный прием отражает платоновское представление о бытии как о противостоянии двух противоположных начал. Если в ранней прозе и публицистике для писателя было характерно резкое разделение оппозиций (например, тело и душа, жизнь и смерть, добро и зло), то, начиная со второй половины 20-х годов, бинарность мира усложняется. Противостоящие начала входят в более сложные отношения, они становятся взаимообусловленными. Как мы увидим далее, это придает моделям мира Платонова особую противоречивую смысловую характеристику.

Следующий важный признак мифопоэтики Платонова - это характерное для мифологического сознания отождествление микро- и макрокосма, то есть одушевление веществ и материи. Абстрактные понятия воспринимаются платоновскими героями как нечто телесное: отвлеченное понятие и предмет, абстрактное и конкретное, равны друг другу, составляя единое целое. Например, чевенгурцы видят душу как нечто вещественное, находящееся в горле: «Где у тебя душа течет -- в горле? Я ее сейчас вышибу оттуда!»78 В соответствии с этими представлениями физическая смерть в данной модели мира становится равна духовной, и мыслится как окончательная - соответственно, бессмертие в ней невозможно.