Языческие религиозные системы древних славян и скандинавов

Большой центральный идол Макоши сопровожден двумя идолами рожаниц - Лады и Лели, стоящими по сторонам «Матери Урожая» - Макоши. Совпадение с Почепским храмом полное - один идол в середине и два по бокам. Вышивка дает то, что археология редко может дать - все три идола - женские.

3. Внутри построек находится идол Макоши, крыша над головой богини не сомкнута и оставляет значительный проем. Идол Макоши помешен в середине под проемом крыши. По сторонам огромной Макоши находятся не идолы рожаниц, а изображения всадников. Верхняя часть здания на вышивке обычно занята изображениями птиц и звездообразных знаков. Скорее всего это изображение небесного свода, однако возможно и иное предположение, что вышитый храм Макоши со срезанной крышей, представляет собой как бы разрез святилища почепского типа. Небесные знаки этому не противоречат, так как небо было хорошо видно из колибы. Наличие всадников по сторонам главного идола противоречат такому предположению, но, учитывая сезон («макушка лета»), можно допустить, что святилище не было закрытым помещением, а представляло собой навес со столбами, шедшими по кругу (сохранились следы девяти столбов) внутри которого находились три идола и жертвенник. В этом случае все внутренние элементы храмы были видимы всему поселку из вне. Возможно, что всадников не следует воспринимать слишком реально - весенние богини Лада и Леля на обрядовых полотенцах, предназначенных для праздников встречи весны, изображались верхом, с сохами за седлом, наличие верховых вокруг Макоши могло быть всего лишь изображением привычного символа, а не подтверждением реальных всадниц внутри храма. Периметр такой землянки мог служить круговой земляной скамьей, своего рода «синтроном» вокруг главного идола и очага, на котором в горшке со знаками плодородия варилось священное варево из первых плодов. На «синтроне» окружностью в 15 м. могло усесться примерно 30 - 35 человек.

Цикл купальских обрядовых песен или «Песни на Купалу» (ночь с 23 на 24 июня, солнцеворот) представляет собой особый, четко выделяющий и очень архаичный цикл они сопровождаются припевом «то-то !» или «ту-ту-ту» (свойственно только купальским песням) и обязательным притопыванием и стуком в это время. Очевидно, это остатки ритуального танца. Праздник Купалы - высший летний пункт древнейших священных обрядов, сказаний и песен «...Как бы истощившись в разгуле Купалы, песнетворчество отселе надолго умолкает ...».

Купалу называют «соботкой» т.е. «со-бытием», совместным сбором. Сюжеты купальских песен связаны с традиционной эротикой на игрищах (№ 62 по Бессонову), с обязательным купанием и с отголосками жертвоприношений девушек божеству реки, «Дунаю» (№ 68, 72), со сбором целебных зелий (№ 79) и пр. Одна из песен (№ 94) повествует о приготовлении ритуального зелья (дягиля) в горшке. Каким-то образом это связано со смертью женщины («дяголю о горшок, дядину у пясок»). Ритуальная еда на празднике - растительно-молочная. Главным в купальской обрядности был, как известно, костер, через который прыгали попарно. Отголоском обрядности является игра в горелки («гори, гори ясно, чтобы не погасло...»). сооружение костра поручалось женщине («молодая молодится разложи купальницу»; № 87). Основой будущего костра был столб или кол вбитый в землю: «как Купала сома изображалась столбом, а голова у неё в золоте или же вся она в зелени, так по образу её в обряде делается кол, втыкается в землю, обвивается соломой, вымолоченными колосьями, конопляником, а наверху пук соломы, который и называется Купалой и который зажигают в купальскую ночь. На этот знак сбегается народ, разгорается известный купальский костер». Важную рол в песнях играет роль дуб; дубовые сучья идут в костер.

Связь купальских обрядов с аграрной магией «макушки лета» несомненно. Анализ русской вышивки показал, что к этому сезону относятся ретуальне полотенца с изображением Макоши-Купалы, где богиня окружена солнечными знаками и всегда показана с опущенными к плодоносящей земле руками; голова Купалы нередко увита колосьями, колосья изображались и у ног богини. Если в весеннем цикле по сторонам богини изображались женщины - всадницы с сохами за спиной, то на полотенцах купальского цикла вышивали всадников - мужчин.

Макошь, богиня земного плодородия, была посредницей между небом и землей (в весеннем цикле она всегда изображалась с воздетыми к небу руками). С этой двойственностью можно сопоставить любопытную деталь купальской одежды женщин: «В убранстве празднующих главное внимание обращено на женскую голову и обувь». Девушки, кроме венков и зелени, надевали на голову «войник» из ткани обязательно голубого, небесного, цвета; на ногах разукрашивались чулки и подвязки. На лицо внимание к символике неба (голубой войник) и земли (обувь, чулки) ритуальная архаичная песня о нечистой Купале - Макоши очень полно соотносится с данными раскопок. И там и здесь святилище расположено «сяред сяла»; и там и здесь культовое место представляло собой подобие небольшой постройки с навесом.

Сярёд сяла Воучковского

То-то! (припев с пристукиванием и притопом)

Ту-ту стояла лзня дубовая(сени с навесом, открытая часовня)

Ту-ту-ту!

А ходили детюшки (парни, молодци) богу помолиться:

То-то!

Стоуб обнимали, печь цаловали

Ту-ту-ту!

Перяд Сопухой (Купалой) крыжом ляжали

То-то!

Яны думали - прячистая,

Ту-ту-ту!

А нож Сопуха (Купала) - нячистая!

То-то!

Главным объектом культа по фольклорным данным был столб, которые молящиеся обнимали, и печь, которую они целовали. И печь и столб в центре постройки обнаружены при раскопках. Вышивки передают нам образ Макоши как центр трёх фигурной композицией с тремя предстоящими божествами. Раскопки позволяют говорить тоже о трех фигурной композиции: в центре столб у печи (Макошь - Купало), а по сторонам - предстоящие в боковых нишах.

В сочетании с посудой, помеченной магическими знаками плодородия, найденной в соседнем со святилищем доме, весь ритуальный комплекс зарубинецкого поселка «Грудка» (Почепское селище) может быть истолкован как капище Макоши, называемой к купальской обрядности 23 - 29 июня Купалой, что является обычной в фольклоре персонификацией праздника. Так от зимних колядок оформился к 17 веку бог колядок, а от летнего праздника купалы произошло божество Купалы.

Также найдено сельское святилище предназначенное для зимних новогодних гаданий о судьбе в предстоящем году. В нем найдены места для жертвоприношений и обще сельских пиров - братчин, опять таки три каменных идола. Особый интерес представляет первый четырехгранный идол, он оформлен в верхней части в виде круглой головы с четырьмя лицами в соответственно каждой грани. В этом отношении он напоминает збручского Святовита-Рода. Лики смотрящие «на все четыре стороны», - апотропей, оберегающий от зла, находящейся впереди и сзади, справа и слева. Недаром так укоренилось в русском языке выражение «со всех четырех сторон». «Всё» - это четыре указанных направления, которые иногда могли обозначать и географические координаты: с севера и юга, с запада и с востока. Поскольку носителями зла считались «злые ветры», то географическое понятие вполне уместно в представлении о повсеместности. Исход зла расценивался не только по отношению к индивидууму (сзади, слева), но и по отношению к природе в целом - по странам света или, говоря современными терминами, по географическим координатам. Такие идолы, ни раз найденные в раскопках должны были охранять село со всех четырех сторон.

Из многообразного годового цикла языческих обрядов, зафиксированного этнографами, лишь небольшая часть проводилась внутри села и в домах. Это зимние святки с их колядой, Новым годом и «велесовым днем».

Но уже масленица с её катанием огненного колеса. Ездой с бубенцами, сожжением чучела зимы, ряженными, заклинанием весны, кулачными боями и т.п. выходила за рамки поселка и превращалась в «игрища межю селы». Весь весенний цикл и летний, купальский, связаны с природой, с полями, с «красными горками», берегами рек, берёзовыми рощами.

Календарное приурочие обрядов, сохраненное как деревянными резными календарями русской деревне, так и сельскохозяйственными приметами, приуроченными в последствии к святцам, возникли за долго до крещения Руси, о чем свидетельствует интереснейшие календари нашей эры.

Подавляющее большинство древнеславянских языческих празднеств и молений проводилось общественно, являлось «событием», совместным заклинанием природы и проводилось не в доме или в поселке, а за пределами житейского бытового круга. Древнему земледельцу нужно было прежде всего воздействовать на природу, воззвать к ее вегетационной мощи, обратиться к различным «рощениям», священным деревьям, к водным источникам - родникам, кладезям студеницам, к полям в процессе вспашки, сева и вовремя вызревания драгоценного урожая. По мимо этих вполне конкретных разделов природы где семимильная магия просматривается очень легко, существовала еще почитание гор и холмов, связанное с обобщением природы, с теми рожаницари и Родом, которые управляли природой в целом, управляли ею с неба, на которым находились. Общечеловеческим является почитание гор и проведение на них молений особых, обращенных к тому или иному верховному божеству.

Жертвоприношения силам природы.

Религиозное молитвенное отношение к силам природы зафиксировано многими древнерусскими источниками, что очень порицали церковники в своих поучениях объясняя или не знанием истиной веры или кознями дьявола, который «овы прельсти в тварь веровати и в солнце же и огнь и во источники же и в древо и во ины различны вещи...». И так более точно зафиксированным местом ежегодных молений были высокие холмы, горы, возвышавшие молящихся над уровнем обычной жизни и как бы приближавших их к небесным повителям мира, роженицам или Роду.

«Красные горки», «красные холмы», где проводились масленичные сжигания чучел зимы, обряд заклинания весны, встреча Лады и Лели, катанье яиц на фоминой недели (которая и называлась « красной горкой») были вероятно около каждого села. В равнинах местах, где не было заметных возвышенностей, крестьяне отмечали на лугах первые весенние проталины, где раньше всего начинал таить снег, и там проводили обряд встречи весны.

Священные горы часто носят наименование «Лысых» или «Девичьих» . возникает предположение что первое название могло быть связано с тем или иным мужским божеством, с богиней - девой являвшейся далекой предшествиницей христианской богородице, девы Марией. Часто на лысых горах были обнаружены идолы обнаженного мужского божества. О таких горах нередко ходили слухи о обитании на них ведьм.

Девичьи же горы в ряде случаев дают подтверждение своему наименованию. На одной из девичьих гор был найден своеобразный жертвенник печь представляющий собой композицию из девяти полусферических углублений. Число девять в сочетании с девичьим именем этой огромной и очень импозантной горы наводит на мысль (как и по поводу гадательной чаши с девятью клеймами месяцев), что создатели жертвенника с девятью составными частями прежде всего соотносили это центральное сооружение Девичь-горы с девятью месяцами беременности. Богиня - дева, как устойчивое представление о женском аграрном божестве, мыслилось, очевидно, подобно христианской богородице не просто девушкой, а такой, которая уже «понесла во чреве своем» и ей предстояло девять месяцев подготавливать рождение новой жизни. Число девять входит в разряд общеславянских сокральных чисел («за три-девять земель», «в три-девятое царство, три-десятое государство» и т.п.). Так же в Поганском городище девятиямочный комплекс находится у стены языческого храма, предшествовавшего постройки костела.

Так же были Бабины горы посвященные женскому божеству, но, очевидно, иного вида, чем богиня-дева; это могла быть богиня-мать вроде Ма-коши, богини урожая и судьбы, олицетворение всей земной природы (матьсыраземля). Возле некоторых бабиных гор были обнаружены могильники с трупосожжениями и трупоположениями. Их особенность являлась в захранении младенческих черепов без ритуального инвентаря. На основании этих находок можно вспомнить слова средневековых писателей о древних языческих жертво приношений. Кирил Туровский в проповеди на фомину неделю («красная горка») писал: «от селе (отныне) бо не приемлеть ад требы, заколаемых отцы младенець, не смерть почести - преста бо идолослужении и пагубное бесовское насилие». Другой автор несколько более ранний писал: «таверская деторезанья идолом от первенець».

Этнография знает много поверий об оборотнях - вурдалаках (вовкодлаках), приуроченных главным образом к территории Белоруссии и Украины, т.е. к тем местам, где известна милоградская культура. Ходили поверия, что раз в год они становились волками на несколько дней и затем снова возвращались в прежнее состояние.

До сих пор является для нас загадочным и не разгаданным болотные городища и языческая сущность этого культа. Конечно же несомнено связь с культом воды и подводно-подземным «нижним миром», лучше всего выраженным самим болотом с его неизведанными и не доступными глубинами, болотными огнями, коварством болотной зелени и трясин, зловредностью болотных лихорадок. Святилищу на болоте придавалась идеально круглая форма. Возможно , что здесь, как и при создании кургана, мыслилась модель видимой земли, правильный круг горизонта-кругозора, как антитеза полу враждебной стихии воды. Возникает предположение, что болотные городища (иногда насыпанные, искусственно сделанные людами) могли быть посвящены хозяину этого нижнего мира, в роли которого часто выступает ящер. В космологической композиции у горских или самогильских шаманских бляшек нижний мир всегда изображался в виде ящера с волчьим ухом и разинутой пастью - ящер глотает вечернее заходящее солнце. Отсутствие на городище реальных следов потребления жертв участниками обряда может говорить об особой форме жертвоприношения, отличной от обычного возложения жертвенного мяса на огонь и последующего поедания его.

О двух формах принесения жертв сообщает одно из основных поучений против язычества:

1. И куры им (языческим богам) режуть и то блутивши тоже сами ядять...

О убогое курята, я же на жертву идолом режються, и инии в водах потопляеми суть. А инии к кладезям приносящем молятся и в воду мечють, Велеару жертву приносяще».

В этом сравнительно позднем поучении речь идет о принесении в жертву кур. А как обстояло дело у народов - оборотней (невров) живших «зверинским образом» полторы - две тысячи лет до этого поучения, кого тогда «в воду метали»? некоторый намек на это мы видим в детской игре «Ящер»: дети водят хоровод; в центри круга сидит мальчик, изоброжающий ящера, хор поет:

Сяде Ящер под пирялущем

На ореховом кусте,

Где ореховоя лусна...

(Жанитися хочу)

- Возми себе девку,

Котораю хочещь...

В некоторых вариантах начало песни содержит слова:

Дам тебе, ящер, красную девку.

В иных вариантах присутствует погребальный мотив: выкапывание ямы и поминки по ящеру. Игра в ящера широко известна на Украине в России и Белоруссии. Судя по тому, что ящер срывает орехи с куста, обряд относился ко второй половине лета, когда созревают орехи.

Многие детские игры являются трансформацией древних языческих обрядов и трансформацией, разумеется, смягченной. Сопоставим с этим поверья о том, что водяные женятся на утопленницах. К этому же циклу обрядов умилостивления воды или подводно-подземных сил следует отнести и многочисленные широко распространенные обряды (тоже превратившиеся в игрещя) «похорон Костромы» «похорон Морены», «похорон Купалы», когда куклу, одетую в девичью одежду топят в воде.

Все фрагменты и отголоски славянских обрядов сводятся в единый комплекс: у древних славян, как и у античных греков, существовал обряд умилостивления божеств подземного мира, влияющего на плодородие путем принесение жертв, бросаемых в воду.

Обряды связанные с «метанием в воду» жертв божеству подводноподземнего мира, непосредственно связанного с плодородием почвы, а, следовательно, и с урожаем, проводились в середине лета на семик, на Купалу, когда хлеба начинали колоситься и окончательный результат сезона еще не был ясен. В этих обрядах переплетались мужское, оплодотворяющее начало и женское вынашивающее и рождающее. У древних греков в середине лета топили в море со сколы две жертвы - мужчину и женщину.

В славянских обрядах мы знаем и похороны Ярилы (Ивана) как олицетворение мужского начала, уже давшую новую жизнь и потому ставшего бесполезным, и похороны Костромы, Купалы, изображения которых, одетые в женскую одежду, провожали похоронным плачем, а потом топили в воде.

Двойственность мужского и женского начала сказывалась в том, что кукла-чучело Костромы иногда была одета по-мужски. Неизвестным остается утопление Костромы в воде. Этимологически слово «кострома» связано со словами, обозначающими «мохнатую верхушку трав», «метлицу», «бородку колосьев».

Исходя из этого, быть может, слово Костро-ма следует рассматривать как составное: Мать колосьев? Тогда утопление Костромы должно топологически соответствовать уходу Персефоны-Прозерпины в подземный мир, а славянский Ящер, женившийся на утопленной девушке, соответствовать Аиду, богу подземного мира, супругу Персефоны.

Кажущаяся нелогичность принесенная в жертву изображения Ярилы, бога ярой весенной вегетативной силы, и Костромы - Матери колосьев, устраняется календарными сроками: олицетворение этих природных сил топили или сжигали только тогда, когда вместо старого зерна появились яровые ростки, когда колосья уже образовались. Во временных трансформациях обряда куклы Костромы или Купалы заменила собою не божество Кострому или Купалу (правы исследователи, отрицающие существование представления о таких богинях), а жертву, человеческую жертву, приносимую в благодарение этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т.е. Ящеру, Аиду, Посейдону.

Проводился этот обряд у греков в месяц таргелион среди лета, а у славян на Купалу (23 июня) или на петров день (29 июня). Сквозь смягченную форму позднейшей театрализации и игровой условности можно разглядеть жестокую первичную форму первобытного обряда. А. А. Потебня в своем исследовании о купальском празднестве приводит полный трагизма плач матери по утонувшей (в древности - утопленной) девушке: люди, не берите воду, не ловите рыбу, не косите травы на излучинах реки - это красота моей дочери, это ее тело, ее коса ... Пелась эта песня тогда, когда проводился обряд утопления Купалы.

Широчайшее распространение обрядов утопления кукол (преимущественно женских) в дни «макушки лета» (конце июня), совпадающие с летним солнцестоянием, вполне соотносятся с обилием в лесной зоне болотных городищ, возникших в скифское время и просуществовавших до Киевской Руси.

В качестве предупреждения, требующего археологической и фольклористической проверки, можно высказать мысль, что болотные городища зоны милоградской и зарубинецкой культуры (а для более позднего времени и шире) являются частью ритуальных мест древних славян (наряду с почитаемыми горами), посвященной архаичному культу подземно-подводного божества Ящера, жертвы которому топили в воде окружавшего святилище болота.

В русском фольклоре, как мы видим выше, сохранился мрачный2 образ обряда жертвоприношение козла.

Это, как установил В. Я. Пропп, песенный вариант сказки о братце Иванушке и сестрице Аленушке, утопленной злой колдуньей.

Иванушка хочет вернуть утопленную сестру

Аленушка, сестрица моя!

Выплынь на бережок:

Огни горят горючие,

Котлы кипят кипучие,

Хотят меня зарезати...

Утопленная девушка отвечает:

(Рада бы я) выпрыгнуть -

Горюч камень ко дну тянет,

Желты пески сердце высосали.

Имя братца Иванушки может указывать на обряд в ночь под Ивана Купалу; тогда сестрица Аленушка - - сама Купала, жертва, обреченная стать «в воде потопляемой». В купальскую ночь и «огни горят великие» и совершаются обряды у воды, имитирующие утопление жертвы: купание девушки, наряженной Купалой, или погружение в воду чучела - куклы, изображающей Купалу.

Древнерусские святилища.

Внешне святилище выглядело как настоящая крепость на высоком берегу Десны: глубокий ров, высокий подковообразный вал и деревянные стены (ограда?) по верхнему краю площадки. Диаметр округлой (ныне треугольной) площадки был примерно около 60 м, т. е. равнялся диаметру болотных городищ среднего размера.

Внутреннее устройство двора святилища-крепости было таково : вдоль всего вала, вплотную к нему было выстроено в западной части площадки длинное, изогнутое по форме вала сооружение шириной 6 м. Протяжение его (считая и рухнувшею часть) должно было быть около 60 м.

На расстоянии 5 - 6 метров от длинного дома были врыты в материк на глубину более метра вертикальные столбы, расположенные, как и дом, полукругом. Это - идолы.

На противоположном от дома и идолов восточном конце площадки находилось некое сооружение, от которого (или от которых, если одно заменялось другим) остались вертикальные столбы, угли, зола, прокаленная земля. У южной стены площадки - зола, угли, кости животных и обилие так называемых «рогатых кирпичей» - подставок для вертелов. Свободная от сооружений середина двора была примерно 20 - 25 метров в диаметре. Вход на городище был со стороны плато. Фортификация внушительный вид, но являлось чисто символической, так как ров был перекрыт земляной «греблей», а вал разрезан посередине. Единственной реальной защитой здесь могли быть лишь ворота, от которых уцелел только один массивный столб, давший нам упомянутую линию симметрии. Сооружение на восточном краю городища, расположенное на противоположном от входа конце, могло быть помостом-жертвенником, на котором часто и помногу горел огонь и происходила разделка жертвенных туш. Обильные следы костров у южной стены свидетельствуют о поджаривании мяса на многочисленных вертелах. Все это происходило перед лицом полукруга идолов, окаймлявших пустую середину двора святилища.

Идолы, вероятно, были высокими, так как их основания были очень глубоко врыты в ямы, тщательно вырытые в плотном материале. В уцелевшей части городища сохранились ямы-гнезда всего лишь 5 идолов; всего их могло быть 10 - 12.

Около идолов, у самого подножья, найдены небольшие глиняные сосудики, а у идолов, расположенных в центре, у входа обнаружены бронзовые гривны, отлитые, но не зачищенные, с литейными заусенцами.

Живая женщина физически не смогла бы носить такую гривну. Очевидно, они или украшали деревянных идолиц или подносились им ex voto. Около этих женских идолов, близ входа была сделана самая замечательная находка Благовещенской горы - горловина огромного толстостенного сосуда в виде головы медведя с широко разверстой пастью.

Серединное положение сосуда на городище на линии вход - жертвенник, у одного из центральных идолов богини с бронзовой гривной на шее, раскрывает нам содержание всего святилища. Богиня с медведем хорошо известна нам по античной мифологии - это Артемида, или Диана, сестра солнечного подателя благ Апполона, дочь богини Лето, известной еще с крито-микенских времен. В честь Артемиды Бравронии жрицы богини исполняли священные пляски, одевшись в медвежьи шкуры. А с Артемидой связано создание созвездия Большой медведицы. Артемиде был посвящен месяц артемизион - март, время, когда медведи пробуждались от зимней спячки. По солнечным фазам это совпадало с весенним равноденствием около 25 марта. Медвежьи праздники именовались у греков comoedia, что послужило основой позднейшей комедии.

Медвежьи праздники с точно таким же названием, сохранившим древнюю индоевропейскую форму «комоедицы» - известны у славян. В Белоруссии комоедицы проводилась 24 марта, накануне православного благовещения. Хозяйки пекли специальные «комы» из гороховой муки; устраивались пляски в вывернутых мехом вверх одеждах в честь весеннего пробуждения медведя. Древняя масленица оказалась сдвинутой со своего календарного срока христианским великим постом, несовместимым с масленичным разгулом. А так как пост подчинялся подвижному пасхальному календарю, то языческая масленица, хоть и уцелела после крещения Руси и дожила до наших дней (хотя бы в виде блинов), но сроки ее изменчивы. Первоначальный же срок не потревоженной масленицы - весеннее равноденствие. Непременной маской на масленичном карнавале являлся «медведь», человек ряженый в медвежью шубу или вывороченный тулуп.

Внутри было вырыто продольное, с плоским дном углубление во всю длину каждой половины «дома» и по обе стороны его сделаны в материке сплошные скамьи-лежанки тоже во всю длину. На плоском полу в трех местах (в сохранившейся половине) проложены костры без специальных очагов. Всего на четырех земляных скамьях обеих половин здания могли усесться 200 - 250 человек.

Это построенное помещение предназначалось, очевидно, для тех пиров и братчин, которые были неотъемлемой частью языческого ритуала. Совершив жертвоприношение, заколов на дальнем помосте жертву, одарив и вознеся хвалу полукругу идолов, приготовив на рогатых кирпичах жертвенное мясо, участники обряда завершали его «беседою», «столованьицем, почестным пиром» в закрытом помещении, сидя на скамьях у небольших (очевидно, осветительных) костров.

Весь вещевой материал Благовещенской горы резко отличается от материала обычных юхновских поселений. Здесь нет обычных жилищ, нет очагов, нет рыболовных грузил, пряслиц для веретен. Все найденное здесь предназначено именно для пиров: большие сосуды (для пива?), небольшие кубки, ножи, кости животных, подставки для вертелов.

Вход в святилище был устроен так, что сначала входивший проходил на мост через ров («греблю»), затем попадал в узкое пространство ворот, приходившееся на середину вала и на середину длинного дома. Возможно, здесь происходила какая-то церемония «ричащения» содержимым сосуда-медведя. Из этого серединного помещения два пологих спуска вели налево, в северную половину здания, и на право - в южную половину. Прямо от входа был весь внутренний двор святилища. Возможно, что четкое деление помещения на две половины связано с фратриальным делением племени. Наличие закрытого помещения, выгодно отличавшегося от тебищ под открытым небом, подтверждает предположение о Ладе, как главной хозяйке этого уникального капища: песни в честь Лады пели под Новый год и затем весною, начиная с 9 марта по 29 июня, - половина праздников, связанных с именем Лады (в том числе и благовещение) падает на холодный зимний и ранневесенний сезон, когда предпочтительнее праздновать не на морозе. Впрочем, нельзя исключать того, что наиболее массовые действия могли происходить на всем плато высокого берега Десны и за пределами собственно святилища.

Священные деревья.

Своеобразным разрядом культовых мест являлись священные деревья и священные рощи, «древеса» и «рощения» по терминологии средневековых книжников, недостаточно упоминаемые в исторических источниках.

Одним из почитаемых деревьев была береза, с которой связан целый ряд весенних обрядов и хороводных песен. Не исключено, что береза была посвящена берегиням, духам добра и плодородия. Этнографы собрали много сведений о «завивании» молодых березок, о весенних ритуальных процессиях под связанными ветвями берез. Срубленная березка в семик (древняя дата - 4 июня) служила олицетворением какого-то женского божества и была центром всей семицкой обрядности. Вовлекаемые в языческий ритуал деревья щедро украшались лентами и вышитыми полотенцами-убрусами. Вышивка на убрусах содержала изображение тех богинь, которыми в эти сроки производились моления и приносились жертвы: фигуры Макоши и двух рожениц (матери и дочери) Лады и Лели, моления в «рощениях», в «древах» могут функционально уподоблены позднейшему церковному божеству, где храму соответствовала роща или поляна в лесу, фресковым изображениям божеств - отдельные почитаемые деревья (или деревья-идолы), а иконам - изображения Макоши и Лады на убрусах.

Деревья расположение около родников, источников, криниц, пользовались особым почитанием, так как здесь одновременно можно было обращаться и к вегетативной силе «рощения» и к живой воде бьющего из земли ключа. Смысл обращения к родниковой воде и возникновение сказочного понятия «живой воды» объясняется часто проводимой в антиязыческой литературе мыслью:

«Рекосте: створим зълая, да придут на ны добрая - пожьрем студеньцами и реками и се тем, да улучим прошения своя».

«Ов требу створи на студеньци, дъжда искы от него».

От культа березы и деревьев, растущих у студенцов, существенно отличается культ дуба. Дуб - дерево Зевса и Перуна, крепчайшее и наиболее долговечное дерево наших широт, - прочно вошел в систему славянских языческих обрядов. Славянская прародина находилась в зоне произрастания дуба, и верования, связанные с ним, должны восходить к глубокой древности.

Вплоть до XVII - XIX вв. дуб и дубравы сохраняли первенствующие место в обрядности. Деревенский свадебный поезд после венчания трижды объезжал одиноко стоящий дуб; Феофан Прокопович в своем «Регламенте духовном» запрещает «перед дубом молебны петь». К дубу приносили в жертву живых петухов, кругом втыкали стрелы, а иные приносили куски хлеба, мясо и что имел каждый, как требовал их обычай.

3.3 Мифология

Славянская мифология в отличии от мифологий других народов, не имеет четкой систематизации и литературной обработки. К примеру, мифология древней Греции уже с VII в. до н. э. начала обрабатываться литераторами, жрецами, мифографами той эпохи. Греческая культура была одной из самых развитых культур древнего мира, и вполне естественно, что такая развитая культура хотела оставить потомкам, сведения о своих открытиях, достижениях, а так же о своих духовных представлениях и переживаниях. Мифология славян не имеет столь подробного описания. Это связано, прежде всего, с образом жизни. В Греции, как уже говорил автор, был очень высокий уровень цивилизации, что давало возможность людям заниматься наукой, не особенно отвлекаясь на повседневные заботы, тогда как даже достаточно богатому славянину приходилось думать о защите своего дома, добыче пище и т. д., что само по себе, не могло способствовать развитию письменной культуры. Зачастую все легенды, мифы и предания, у славян передавались в устной форме, и поэтому сведений мифологического характера до наших дней дошло очень мало. Только с развитием государственности появилась традиция записывать древние мифы и предания, однако с принятием христианства языческая традиция прервалась. Церковные авторы весьма негативно относились ко всему языческому и потому не могли быть объективны в описаниях языческой традиции. Они выставляли окружавшее их язычество в неприглядном свете, высмеивая и порицая его, дабы склонить людей к принятию христианства и оставить те традиции, которые еще были живы в народе и связывали его с языческим прошлым.

В XV-XVII вв. была предпринята первая попытка собрать во едино все сведения касательно мифологических представлений славян. В своей книге «История Польши» (1415 -- 1480 г.) польский хронист Ян Длугош приводит список западнославянских богов. Так же существуют чешские словацкие источники, повествующие о славянской мифологии. Очень мало известно о мифологии южных славян, так как они очень быстро попали под влияние византийской империи, и языческая традиция прервалась. Более или менее полно сохранилась мифология восточных славян. Основные сведения о ней содержаться в «Повести Временных Лет». В ней сообщается о том, что князь Владимир, еще до принятия христианства, попытался создать пантеон богов и сделать язычество государственной религией, однако в 988г. Владимир принимает христианство и на язычество налагается запрет, а идолов сбрасывают в Днепр.

Особенность работ по славянскому язычеству в период XV-XVII в. заключается в том, что мифологию славян пытались сравнивать с греческой, практически не обращая внимания, на самобытные черты и особенности славянской мифологии.

В XIX в. в России начался новый виток изучения древнеславянской мифологии. Многие ученые того времени поняли всю ценность славянских мифов, легенд и преданий, как уникального культурного наследия. До сих пор не потеряли актуальности труды таких ученых как Ф.И.Буслаев, А.А. Потебня, И.П. Сахаров, А.Н. Афанасьев, Д. О. Шеппинг, А. С. Фаминцын и других. Благодаря их исследованиям в данной области та немногая информация о мифологии славян, которая сохранилась в древних источниках, была изучена, обработана, систематизирована и сохранена для последующих поколений.

Согласно их трудам мифология славян прошла, своего рода эволюцию, которая представляла собой три этапа развития: духов, божеств природы и богов-кумиров (идолов). Славяне почитали богов жизни и смерти (Жива и Морана), плодородия и растительного царства, небесных светил и огня, неба и войны; олицетворялись не только солнце или вода, но и многочисленные домовые духи и т. д. - поклонение и преклонение выражалось в принесении кровных и бескровных жертв. Мифологические представления наших предков продолжают жить в народных традициях, праздниках, верованиях и обрядах, а также в песнях, сказках, заговорах и приметах. Древние мифологические персонажи вроде леших, русалок, водяных, домовых и чертей ярко запечатлелись в речи, пословицах и поговорках. Славянская мифология характерна тем, что она - всеобъемлюща и представляет собою не отдельную область народного представления о мире и мироздании (как фантазия или религия), а находит воплощение даже в быту - будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь, сохранившаяся демонология (от домовых, ведьм и леших до банников и русалок) или забытое отождествление (например, языческого Перуна с христианским святым Ильей). Поэтому, практически уничтоженная на уровне текстов до XI века, она продолжает жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.

ГЛАВА 4. СХОДНЫЕ И РАЗЛИЧНЫЕ ЧЕРТЫ В РЕЛИГИОЗНЫХ СИСТЕМАХ СЛАВЯН И СКАНДИНАВСКИХ НАРОДОВ

Славяне и скандинавы принадлежат к индоевропейской группе народов, к тому же они очень тесно общались между собой во времена раннего средневековья. Поэтому неисключено, что в их мировосприятии есть много общего. Для того чтобы в полной мере понять особенность мировосприятия славян и скандинавов необходимо провести сравнительный анализ их космогонии и космологии. Выделенные параметры сравнения позволят более четко структурировать полученный материал, выделить общее и различие в скандинавской и славянской космогонии и космологии.

Творцами мира в скандинавской космогонии выступают Один, Вили и Ве. Им приписано создание земли из тела инеистого великана-ётуна Имира. Но интересно то, что рождены они были великанами. Одновременно с великаном-чудовищем Имиром возникла чудесная корова Аудумла, которая лизала соленые камни, и к концу дня из них появился человек. Он был достаточно могуч, но уже хорош собой. Его прозвали Бури, что означает «Родитель». О жене Бури ничего не сказано, но у Родителя появился сын по имени Бор -- «Рожденный». У Бора уже была жена из племени великанов Бестла, которая и родила трех сыновей Одина, Вили и Ве. Именно они стали правителями на небе и земле -- богами [4, с.17-18; 51]. Следовательно, мир возникает постепенно, т.к. ничто не возникает на пустом месте, каждая вещь должна быть сделана из чего-то, что можно потрогать и ощутить. Поэтому вначале упорядочивается Хаос, а затем появляются боги и создают землю и людей.

Хотя скальды и называют Одина отцом всех богов и людей, на самом же деле он не отец всем богам . Древнейшим небесным богом у скандинавов был Тюр. Его имя стало в скандинавской мифологии синонимом «бога» вообще. В многочисленных именах самого Одина сохраняется это имя -- бог войны может именоваться Аса-Тюр. Не исключено, что Один и Тюр дополняли друг друга как бог магической власти и бог права. Со временем, Один соединил в себе функции Тюра и стал именоваться Отцом всех богов, Богом богов [75].

В славянской мифологии мир создан двумя противоположными силами: добра и зла. Имени бога, который творит мир не известно, вполне возможно, что он именовался просто Богом. В понимании славян «бог» -- это тот, что наделяет благом [19, т.2].

Хотя славянское язычество представляет собой систему многоуровневого политеизма, но пантеон древних славян, скорее всего, все же возглавляется Единым Верховным Богом, заботящимся только о небесном. Другие же, подчиненные высшему началу, боги имеют свое назначение и функции по отношению к видимым мирам. Вполне возможно, что для славян Верховным Богом был все-таки Род -- создатель всего живого. Со временем он разделил свои полномочия со Сварогом и Дажьбогом. Позднее Перун соединил в себе функции богов (рождение всего живого, создателя Вселенной, подателя благ) и громовержца, покровителя воинов.

Таким образом, в славянских космогонических мифах мы видим, по словам М.В. Поповича, архаичнейший сюжет доставания земли со дна моря, т.е. разделения земли и неба, возникновение четырех сторон света как упорядочивание мира. Новым элементом здесь является «помощник» бога, который воплощает в себе темные силы. В роли такого помощника выступает чаще всего дьявол (сатана, черт), а также могут быть и водоплавающие птицы Ї утки, черный и белый гоголи и т.д. Образ дьявола, несомненно, христианский, но как правильно заметил М.В. Попович, в христианстве дьявол не имеет никакого отношения к творению мира, еще в дохристианское время персонифицированные темные силы были причастны к акту творения мира [55, с. 124].

О.С. Осипова на основе трудов М.В. Никифоровского, Л. Нидерле, А.Ф. Гильфердинга и А.Н. Афанасьева делает интересное, не лишенное смысла Заключение: такое противопоставление включает в себя несколько идей. Во-первых, это разграничение может относиться к богам разных уровней Ї низших «подземных» и высших «небесных» структур. Во-вторых, здесь смешаны понятия Чернобога (не исключено что и Велеса) и дьявола. Все зло, то есть низшее, недостойное мира людей, нарушающее его гармонию, в этом смысле, от дьявола Ї существа вносящего в силу своей свободы воли диссонанс в мироустроение. Чернобог же, как и другие божественные силы, призван карать, насылая несчастья Ї то, к чему, собственно говор, зло и приводит. Заклинание от его имени и есть призыв к грозному наказанию за совершенное зло Ї нарушение миропорядка [50].

Древними славянами одновременно с выделение пары полюсных понятий всегда принималась во внимание их относительность. В этом смысле победу доброго начала над условно злым О.С. Осипова понимает как упорядочивание низшей структуры более высшей и восстановление гармонии в соотношении разных уровней единого мироздания. Зло, таким образом, мыслилось славянами не как таковое, а как нечто нарушающее гармоничный порядок вещей и потому находящееся в борьбе с более высоким строящим и упорядочивающим мир божественным началом. В то же самое время это нечто, при привнесении своего вклада в миропостроение, приобретает положительное значение (74).

Отсюда можно сделать вывод, что как в скандинавской, так и в славянской космогонии мир создается совместными усилиями. В скандинавской мифологии мир совместно творят боги-братья, а в славянской бог и его помощник.

Что касается места творения мира, то в космогонии славян и скандинавов наблюдаются некоторые различия, но имеется и общее.

По скандинавской мифологии в самом начале времен была только зияющая бездна Гиннунгагап. Равновысокий дает ей иное название -- Нифльхейм («Мир тьмы»). В ее середине бурлит поток, называемый Кипящий Котел, а из потока вытекают десять рек с мрачными именами -- «Холодная», «Свирепая», «Буря», «Волчица», еще одна река течет у самых врат преисподней -- Хель. Но раньше холодной Бездны, расположенной где-то на севере, на юге существовала Страна огня, Мусспель (или Муспельхейм), где «все горит и пылает» [4, с.15-16; 51].

Как справедливо заметили В.Я. Петрухин, а также и Г. Джонс и др. скандинавская космогония напоминает о суровой природе Скандинавского полуострова: долгая темная и холодная зима, гейзеры, бьющие из земли кипящей водой и паром и т.д. поэтому не случайно пришли в соприкосновение изначальные области холода и жара. Потоки, несущие свои ядовитые волны из мировой бездны, оледенели на холоде, яд выступил из них росой и превратился в иней, который заполнил бездну на севере. Но южнее шли дожди и дули ветры, а там, куда залетали искры из Мусспеля, было тепло и сухо. Иней стал таять от проникающего с юга теплого воздуха, и из стекающих капель и брызг ледяного потока Эливагар («Бурные волны») возник великан Имир. Недаром иное его имя -- Аургельмир, «Шумящий в потоке» [51, с.71-72].

В славянской же космогонии мир творится либо из воды, либо в небе, часто вода и небо смешиваются, и мир творится в воздушном «море-окияне».

Вода в древности считалась причастной к творению. Воду славяне почитали стихией, из которой образовался мир. Земля, по их понятиям, выплыла из моря. В языческое время все славяне поклонялись водным божествам, призывали их в своих клятвах в подтверждении данного слова, супружеского обета, очищались водою как священной стихией. Они молились над водой, гадали на воде и получали знамения о будущем. К рекам, озерам и колодцам язычники относились как к существам живым, способным понимать, чувствовать и выражаться человеческой речью [ 18; 19, т.1; 79].

Небу в славянском язычестве придавался особый статус. А.Н.Афанасьев подчеркивал, что небо как вместилище светлого начала Ї света и тепла Ї обоготворялось у всех народов. В славянских заговорах говорится: «Ты, Небо, слышишь, ты, Небо, видишь» [19, т.1, с. 62].

Осипова О.С. пишет, что славяне боготворили светлое небо, которое они отличали от воздуха. Твердое небо находится за воздухом Ї это жилище света и живительного дождя. Между землей и небом лежит пространство, где действуют в борьбе небесные существа. Оно одухотворено вечным дыханием, им же одушевлена и вся живая природа и человек. Таким образом, в славянском язычестве не было однозначного понимания воздушной стихии. Небеса возвышались и обоготворялись и как стихия, и как божественная опора [50].

Исходя из выше сказанного, можно предположить, что в славянской мифологии произошел своеобразный синтез двух стихий: морской и воздушной. Отсюда и понимание неба как воздушного моря, по которому плавают в ладье как боги, так и светила. Вода, которая протекает на землю в виде дождя, очень важна для земледельцев, также как и тепло и свет. Отсюда и их объединение. В различных языках небо, дождь и вода имеют общее наименование .

В мифах многих народов земля появилась как результат того, что один из демиургов достал со дна моря крупицы ила, которые превратились в землю. Во многих мифах демиургами преимущественно являются птицы. Шахнович М.Н. объясняет это тем, что в их образах когда-то олицетворялись небо, солнце, луна и звезды. Все, что находилось в воздушном пространстве, воспринималось как небо и, возможно, обозначалось одним словом (123).

Представление о безбрежном море и носящейся над ним птицей Ї демиургом возникло самостоятельно у различных племен. По словам М.Н. Шахновича, сказание о двух братьях Саваофе и Сатанаиле Ї гоголе восходит у славян к их древней вере в Белобога и Чернобога, которые как у всех земледельческих народов, олицетворяли борьбу двух сил Ї светлой и темной, доброжелательной и враждебной человеку, Ї однако это он подвергает сомнению [84].

Таким образом, на место творения мира в скандинавской космогонии полностью повлияла окружающая природа, у славян же влияние окружающей природы дополнено основным видом деятельности Ї занятие земледелием, Ї поэтому и место творения мира у них разное.

Способ творения мироздания у скандинавов и у славян разный. В скандинавской космогонии мир создается из тела убитого ётуна Имира. Этот миф уходит своими корнями к индоевропейской мифологии.

Так, согласно Ведам, вселенная возникла из тела первозданного человека Пуруши. Ученые усматривают в этом некую ритуальную жертву, способствующую долгому, устойчивому существованию мира. По этому поводу М.В. Попович в своей книге обращает внимание на несколько обстоятельств:

1. Жертву приносят боги, а не богам. Цель жертвы Ї воссоздание, упорядочение Вселенной.

2. В характере преобразований человека в Космос есть противоречия: из ног происходят то шудры, то земля. Противоречий можно избежать, если усматривать здесь несколько параллельных рядов отождествлений: космос как социальный организм (брахманы Ї кшатрии Ї вайшьи Ї шудры), Космос как элементы небесного мира (месяц Ї солнце Ї огонь Ї ветер), Космос как земной мир (воздух Ї страны света Ї земля).

3. Главные элементы мироздания уподобляются социальным группам: голова (уста) мира Ї брахманы, руки мира Ї кшатрии-воины, чресла мира Ї земледельцы-вайшьи. Порядок социума эквивалентен порядку природы и самому организованному объекты Вселенной Ї человеку, например, в славянском фольклоре постоянно элементы мира отождествляются с частями человеческого тела: волосы Ї растительность, глаз Ї солнце, гора Ї голова и т.д. [55, с.50-51].

М.Н. Шахнович в своей книге пишет, что таинственная всемогущая природа, перед которыми люди были беспомощны, представлялась им таким же существом, как они сами, части которого уподоблялись тем или иным элементам вселенной. Первозданные великаны Пуруша, Имир, Пань-гу и т.д. были тотемами, в образах которых олицетворялась окружающая природа [84].