Начнем с самого именитого и высокопоставленного участника «собора» - патриарха Афанасия. Прежде всего, и на это указывали предыдущие исследователи Курженского собора, патриарх Афанасий никак не мог подписать соборное деяние по одной простой причине - к 1656 г. он был уже мертв. Скончался Афанасий 5 апреля 1654 г. на Украине, в Лубнах (Мгарский монастырь) от болезни почек и ног (Фонкич, с. 46). Умер Афанасий простым епископом, управителем валашского Галацкого монастыря, лишившимся патриаршего сана еще в 1651 г. в результате переворота. Это было прекрасно известно на Руси, куда Афанасий приезжал в 1653 г. для сбора милостыни. Тогда царь Алексей Михайлович принимал Афанасия «не с такою торжественностью, как прежде принимал иерусалимского патриарха Паисия: тот был действительный патриарх, а этот - патриарх без кафедры. Принял не в царском одеянии, не в Золотой палате, не на престоле, а в обыкновенном платье и в столовой избе» (Макарий, с. 247). Все это было известно современникам той эпохи, которой приписываются деяния Курженского собора. Поэтому, если бы «собор» в действительности состоялся или его деяния были сфабрикованы еще в XVII в., то имя Афанасия там бы не присутствовало. Допустить же подобную ошибку мог только человек незнающий истории и не являющийся современником той эпохи. Но даже если бы Афанасий был жив в 1656 г., то он бы ни за что не подписал подобного деяния по причине того, что «он подобно другим восточным первосвятителям, приходившим к нам прежде, “зазирал” патриарху Никону “в исправлении божественного писания и прочих церковных винах” и тем вновь возбуждал его ревность к исправлению наших книг и обрядов» (там же).

Теперь рассмотрим подпись Александра, епископа Вятского († 1678). Здесь мы встречаем очередное несоответствие в датах. На соборе 1656 года Александр мог присутствовать только в сане коломенского епископа, но никак не вятского, т.к. на новообразованную вятскую кафедру владыка Александр был рукоположен лишь 5 декабря 1657 г. Кроме того, как неоднократно отмечали исследователи (Каптерев, Зеньковский, Бубнов), епископ Александр отличался весьма робким и нерешительным характером. До 1674 г. Александр был вполне лоялен к реформам Никона, участвовал в Московском соборе 1666-1667 гг., под деяниями которого поставил свою подпись. Впоследствии же Александр пересмотрел свою позицию - «Аще и на соборе страхом преклонен подписася, но последи и плакаше и рыдаше о сем и новин весьма ненавидяше» (Денисов, л. 8 об.) и в 1674 г. удалился в Николо-Коряжемский монастырь, где игуменствовал в 1631-1651 гг. до своего епископства. Эта информация подтверждается и диаконом Феодором: «Александр не послуша уже лукавого соборища их, и отрекся новозакония их, и остави епископию, отъиде в монастырь свой на Вычегду, и каяся до смерти о прежнем своем поползновении, еже сообщился с ними» (Титова, с. 133). В 1656 году Александр, как нам кажется, не мог подписаться под «деяниями» Курженского собора, т.к. он еще не «отрекся новозакония» и не перешел на сторону старообрядцев.

Совершенно исключено, чтоб под «деяниями» стояли подписи соловецкого архимандрита Илии или кого-либо из братии этого монастыря, прославившегося многолетним «сидением» за верность «древлему благочестию». Дело в том, что новые книги были привезены на Соловки с Холмогор лишь 10 октября 1657 г., до этого ж монахи их не видели и могли судить о реформах Никона только по слухам. Во всяком случае, противостояние нововведениям начинается на Соловках именно с 1657 г. и у нас нет никаких сведений о том, что до получения книг иноки уже как-то выражали свое несогласие с начатыми реформами.

Теперь обратимся к подписи протопопа Аввакума. Прежде всего, следует указать на то, что Аввакум никак не мог быть в Курженской обители и присутствовать на «соборе», ибо в 1656 году он находился за тысячи верст от Поморья, в сибирской ссылке. Кроме того, Аввакум был убежденным поповцем и до самой своей кончины настаивал на необходимости сохранения в старообрядчестве священства. Вот что писал Аввакум: «а иже в православных церквах, где пение без примеси внутри алтаря и на клиросах, а поп новоставленный, о том посудить. Аще он поп проклинает никониян и службу их и всею крепостию любит старину, по нужде настоящего времени да будет поп! Как же в миру быть без попов? К тем церквам приходить» (Зеньковский, с. 369). Подобные высказывания мы во множестве находим в писаниях Аввакума. Таким образом, становится очевидно, что Аввакуму не были близки идеи, изложенные в деяниях Курженского собора. Да и как мог он согласиться перекрещивать новообрядцев, когда сам призывал единомышленников крестить детей у попов нового поставления (Аввакум, с. 246)?

Нам представляется совершенно невероятным, чтоб под соборным деянием могла стоять подпись диакона Феодора. Он был самым молодым среди старообрядческих идеологов и активных противников новшеств Никона; вполне вероятно, что в 1656 году он еще не имел сана и даже не помышлял о борьбе. В поле зрения историков (в Москве) диакон появляется лишь в 1658 г. и не готовым старообрядцем, убежденным апологетом, а сомневающимся молодым человеком, который лишь со временем, благодаря беседам с книжниками-староверами и чтению, сформирует свои взгляды. «Совершенным старообрядцем» мы можем называть отца Феодора лишь начиная с 1665 г., когда он порвал с официальною церковью и отказался служить по новым книгам (Бубнов, с. 60-61). Таким образом становится очевидным тот факт, что в 1656 г. Феодор не только не мог подписаться под «деяниями», но и вообще вряд ли был диаконом.

Не мог подписаться под решениями Курженского собора и игумен Досифей «с Тихвины Николы Беседованного монастыря, благочестия ради крыяся, старостию и добродетельми украшенный, иже часто прибегая к пустынной некоей Курженской обители» (Филиппов, с. 79). Игумен Досифей был убежденным поповцем, мало того, он первым принял в старообрядчество попа нового «никонианского» поставления. В «Истории о бегствующем священстве» беспоповца Ивана Алексеева рассказывается следующая история. Ученик и келейник знаменитого старообрядческого деятеля Иова Льговского, инок Иоасаф, по ходатайству Иова, был рукоположен во священнический сан тверским архиереем Иоасафом. Этот владыка имел на себе дораскольные крещение и хиротонию, и хотя служил по-новому, нтайно сочувствовал староверам. Епископ Иоасаф имел «дружество» со Иовом и, уступая его просьбам, рукоположил инока Иоасафа по старым книгам. Священноинок Иоасаф вернулся к отцу Иову во Льговский монастырь. Но в 1674 году начались гонения и Иов переселился на Дон, а отец Иоасаф, «по инем местам крыся», пришел в Польшу, в слободу Вылев (Былев), где жило много старообрядцев-беженцев из России. Но вылевцы не приняли священноинока, гнушаясь им как отступником, принявшим хиротонию от еретика - «бяше же в народе велие смятение о нем и злословие» (Алексеев, с. 439). Отец Иоасаф, удрученный подобной хулой, «пришед на Дон, проси отца своего <духовного> Досифеа, да онаго ради народнаго соблажения в того рукоположении не повелит ему священнодействовать. Что же той на его прошение сотвори? Не словом тое прошение разреши, но метну жребий, что тем показано будет: и паде жребий на Иоасафа священнодействовать» (Алексеев, с. 440). Таким образом, Досифей принял Иоасафа с новообрядческой хиротонией и направил его обратно в Польшу, где он служил до самой смерти. Из этого происшествия можно получить некоторое представление о взглядах отца Досифея, вряд ли б он подписал деяния повелевающие «за приятие в Великороссийскую церковь явственных латынских множайших и сквернейших ересей, приходящих от тоя весма покрещевати и рукоположение тех не в рукоположения положиша, но второе рукополагати таковыя от самых священных епископов».

Что касается самого епископа Павла, то он не мог подписать соборные деяния хотя б по тому, как мы отмечали выше, он не предполагал, что раскол, произведенный реформою Никона, зайдет столь далеко, что разделит русский народ на два лагеря. Павел Коломенский принадлежал к «самому первому поколению» старообрядцев, которым казалось, что временное «помрачение» высшей государственной и церковной власти будет вот-вот преодолено, все возвратится «на круги своя» и задача в том, чтобы дождаться этого, не поколебавшись в истине. Психологию владыки Павла можно сравнить с психологией белогвардейцев или эмигрантов первой волны, которым казалось, что революция 1917 г. - это просто досадное недоразумение, которое в ближайшее время будет ликвидировано.

Если же мы обратим внимание на сами деяния Курженского собора, то нам непременно бросится в глаза, что они написаны явно не в XVII в. (см. Приложения). Это видно по языку «деяний», который более похож на русский язык XIX в., чем на церковно-славянский XVII в. Да и сам дух «деяний» никак не соответствует менталитету раннего старообрядчества. Павел Коломенский и Аввакум не могли называть сообщество своих единомышленников «благочестивым согласием», т.к. в 1656 г. старообрядчество еще настолько не разошлось с новообрядчеством, чтобы осознавать себя чем-то отдельным. Первые старообрядческие апологеты (Аввакум, Неронов) мыслили и себя, и своих соратников, равно как и Никона и его приверженцев, единою Русскою церковью, а не какими-то ее отдельными частями. Назвать свое общество «согласием» мог только автор-беспоповец XIX в. Даже автор XVIII в. (как это видно, например, из трудов братьев Денисовых) называл свою конфессию «Древлеправославною церковью», «церковью Христовой», но никак не «согласием». Из этого можно заключить, что деяния Курженского собора появились позднее сказания об этом «соборе».

Наконец, мы должны указать на то, что Курженский собор и его деяния не упоминаются ни у одного старообрядческого историка. Симеон Денисов, описывая в «Винограда российском» житие Павла Коломенского ничего не пишет об этом соборе. Ничего не знает в нем и позднейший беспоповский историк Иван Алексеев, написавший против поповцев целую книгу - «История о бегствующем священстве». Стараясь доказать неправильность поповской практики приема в старообрядчество «беглых» иереев господствующей церкви, Алексеев обращается к церковным канонам и правилам, но ничего не пишет о Курженском соборе и его деяниях. Свидетельства этих двух историков-беспоповцев, ничего на сообщающих о «соборе» 1656 г. являются, пожалуй, лучшими аргументами в пользу того, что Курженский собор и его деяния являются фальшивкой. Возникает вопрос: кто и когда мог ее сфабриковать?

Время возникновения подделки нам приблизительно известно, это вторая пол. XVIII в., уже после смерти Симеона Денисова († 1740) и Ивана Алексеева († 1776). Известено и то старообрядческое сообщество, откуда вышел фальсификатор - беспоповское Поморское согласие.

В 1765 г. в Москве состоялся совместный собор поповцев и беспоповцев-поморцев, посвященный вопросу поисков архиерея. Делегацию поморцев возглавлял молодой и смелый насельник Выговского общежительства Андрей Борисов (Борисович, 1734-1791), отличавшийся умом и энергичностью. Собор принял решение, за неимением живого епископа, поставить иерарха рукою мощей какого-нибудь древнего святителя. Однако возникли разногласия по поводу того, кто же будет читать положенные архиерейские молитвы. Поповцы считали, что это должен сделать их «беглый поп», а беспоповцы предлагали своего наставника. Из-за споров и разногласий предприятие это не состоялось, но каждая сторона сделала из этого свои выводы. Поповцы решили продолжать поиски живого епископа, а беспоповцы еще более убедились в невозможности иметь священство в «последняя времна». С этих пор в Поморском согласии вошло в практику при жизни наставника выбирать ему помощника, а после того, как Андрей Борисов стал в 1780 году настоятелем Выговского монастыря, им был составлен особый чин возведения (благословения) в наставники (Любомиров, с. 82). Нам кажется, что именно Борисов был автором «Сказания о страдании и скончании священномученика Павла, епископа Коломенского».

Что касается времени возникновения этого сочинения, то мы полагаем, что оно было написано после 1779 г. В этом году в Москве состоялся собор поповцев, рассматривавший вопрос чиноприема в старообрядчество «беглых попов». Требовалось выработать единую практику, поскольку в разных местностях новообрядческих иереев принимали по разному, либо через исповедь, либо через помазание священным миром. На этот собор приезжал инок Иона (Курносый), один из самых образованных и начитанных староверов той эпохи. На собор Иона привез рукописную «Историю о бегствующем священстве» неизвестного автора. Ниже мы более подробно рассмотрим это сочинение, а пока заметим, что согласно этой «Истории» епископ Павел Коломенский заповедал первым старообрядцам принимать в свое общество иереев, приходящих от новообрядческой церкви. Возможно, что против этого сочинения и было написано Андреем Борисовым сказание о Курженском соборе, которое, как нам кажется, надо датировать 1779-1791 гг.

С именем владыки Павла связано и другое беспоповское предание, донесенное до нас двумя сочинениями XIX в., имеющими, очевидно, филипповское происхождение. Рукописное «Показание потомственнаго велекущагося (sic!) от древняго благочестия пострежения иноческаго чина и предподающагося благословения приемной друг другу и поднесь» (РГБ, ф. 579, № 58) рассказывает, что Павел, пребывая в ссылке в Палеостровском монастыре, благословил вышеупомянутого соловецкого диакона Игнатия «во иноки постригати и благословения преподовати» (л. 2 об. - 3). Однако это предание нам кажется совершенно недостоверным, ибо в том же манускрипте сообщается, что Игнатий покинул Соловки «пред разорением Соловецкой обители» (л. 2), то есть около 1676 г., спустя двадцать лет после гибели Павла Коломенского. Неисторичность этого предания подтверждает и рассказ «Показания» о том, что Игнатий будто бы основал Палеостровский монастырь - «и поселися в Палье острове и собрашася к нему братии в 700 душ, послежде от новолюбцев сожгошася» (л. 2 - 2 об.); в действительности же Палеостровский монастырь был основан еще в конце XII в. Далее «Показание» повествует, что сосланный епископ Павел «во первых постреже и благослови Генадия Конгина» (П, л. 3), который в свою очередь постриг «Филиппа сожженнаго». Эту информацию подтверждает и вторая рукопись - «Благоплодное древо иноческаго пострижения» (РГБ, ф. 17, № 526), где также говорится о том, что «Павел, епископ Коломенский постриг Генадия Кангина» (л. 2), а от Геннадия принял постриг инок Филипп, «а от сих и прочии во всю Русь». «Филипп Сожженный» -- это знаменитый старец Филипп (1674-1742), основатель Филипповского согласия, сжегшийся со своими последователями, числом семьдесят человек. Таким образом, родословие филипповцев через самого Филиппа и инока Геннадия возводится к Павлу Коломенскому.

Мы не можем утверждать, что, находясь в ссылке, владыка Павел НЕ совершал иноческих пострижений. Содержащиеся в службе Павлу Коломенскому слова о том, что он «егда изгнан бысть в заточение, в новгородския пределы… многих к благочестию наставил еси и духовне евангельски породил еси» (Служба, с. 1028), следует понимать именно в том смысле, что Павел совершал иноческие пострижения, ибо идеоматический оборот «духовне евангельски породил еси» обозначает именно совершение постригов. Однако совершенно исключено, чтобы в числе постриженников Павла мог находиться Геннадий Кангин (Конгин). Г. Яковлев в своей книге «Извещение праведное о расколе беспоповщины», написанной в 1748 г., упоминает Геннадия как живого среди филипповких учителей - «старец прозванием Кангин (боле живет в Тагозерском ските, в доме у брата своего, а по волостям ходит часто, в прелесть свою прельщая многих и развращая)» (Я, с. 736). Нам представляется невозможным, чтобы «старец прозванием Кангин» мог получить постриг от Павла Коломенского во время его палеостровской ссылки в 1654-1656 гг., в противном случае пришлось бы признать, что, дожив в 1748 г. до более чем столетнего возраста, Геннадий находил в себе силы часто ходить «по волостям» и проповедовать беспоповское учение. Таким образом, разоблачается еще одна поздняя легенда, созданная старообрядцами.

Павлу Коломенскому посвящено также интереснейшее поморское сочинение «Суд святейшаго священноепископа Павла Коломенскаго последующих его учению и протчих древнему благочестию учащих честнейших учителей: Андрея Дионисиевича, Феодосия Васильевича, Симеона Дионисиевича, и инока Филиппа». Это сочинение обнаружено нами в единственном варианте (неполном) в составе «Сборника старообрядческих сочинений XVIII в.» (РГБ, ф. 17, № 976). «Суд» написан в оригинальном жанре «Разговоров в царстве мертвых», необычном для старообрядческой письменности, но частым в светской литературе XVIII в. В этом произведении Павел изображается неким третейским судьей, к которому обращаются староверы Поморского, Филипповского и Федосеевского согласий для разъяснения имеющихся между ними догматических разногласий, причем владыка Павел во всем поддерживает поморцев, представленных братьями Денисовыми. Так епископ последовательно защищает от нападок Феодосия Васильева и инока Филиппа поморское учение о браке, которого беспоповцы-безбрачники не признавали, осуждает федосеевское учение о написании на кресте титлы «Iсусъ Назарянинъ Царь Iюдейскiи», о молении лестовки за «торжищно брашно», то есть за продукты купленные на торгу у «неверных». В заключение своего суда владыка Павел призывает беспоповцев забыть разногласия, обиды и воссоединиться. Епископ, приглашая староверов быть своими истинными учениками и последователями, обращается к ним со следующими словами:

«Аще есте хощете совершенно быти нашими учениками, то подобает вам терпеливно по нашим истезям (sic!) ходити. Что же мы получили по числе 666-м, не скорби ли явныя и великия смущения? Не чести нам тогда явишася и упокоения, но узы и темницы и ругательная поношения наношахуся. Не санов достоинства и повышения слышахуся, но мучительная орудия смертная огнесожжения показовахуся. Не престолов славных наместничество даяшеся, но дальних стран прегорчайшее в заключениях оземстиве исполняшеся. Наконец, не домодейственным здравием честнословно поздравляхомся, но лютейшею огненною смертию за древлее благочестие всеяростно от мучителей посеко<хомся>» (Л 13 об.).

К сожалению здесь обрывается текст этого интереснейшего и уникального произведения выговской литературной школы, сочетающего в себе модный светский жанр «Разговоров в царстве мертвых» и северного плача-причитания.

К беспоповской литературе о епископе Павле Коломенском относится и неоднократно цитированный нами «Виноград российский» - мартиролог, написанный знаменитым поморским писателем, историком и полемистом, настоятелем Выговского общежительства Симеоном Денисовым (1682-1740). «Виноград российский», без сомнения, оказал большое влияния на развитие всей старообрядческой литературы о Павле Коломенском, хотя содержащиеся в нем сведения о биографии владыки весьма далеки от реальности.

Не обходит молчанием имя владыки Павла и другое знаменитое произведение выговской литературной школы, «Поморские ответы», написанные в 1723 году. В 79-ом ответе мы встречаем краткое изложение жития Павла Коломенского: «Мнози от священных ему <Никону> не соглашахуся в том его новопременении: инии же тогда и ревностно обличаху, якоже Павел, епископ Коломенский, муж свят и разума святых писаний исполнен бе… и ини мнози яве тогда обличаху Никоново новопременение, чесо ради он Павла епископа заточением в Палеостровский монастырь изгна, послежде изведше, не ведомо где поточиша или замучиша его: тако и прочих несогласующих ему мучительства теснотою измучиша» (Поморские ответы, с. 491-492).

С Выгом связанна и другое беспоповское сочинение, на сей раз литургического характера, «Служба иже во святых отцу нашему Павлу, епископу Коломенскому, пострадавшему за церковное благочестие» (Служба). «Служба» написана тяжелым и невыразительным языком, с употреблением архаичных, труднопонимаемых (а иногда и просто темных) слов и оборотов. Однако, «Служба» интересна тем, что без сомнения написана на основании народных поморских преданий о Павле Коломенском и содержит материал, неотраженный, например, в «Винограде российском» С. Денисова. Некоторые места «Службы» исполнены определенной художественной выразительности, например, цитированный выше фрагмент об избиении Никоном епископа Павла. Чтобы дать более полное представление о «Службе» приведем из нее тропарь и кондак. Тропарь (глас 8-й): «Святитель истинен был еси и сего ради благоревностне злочестивых обличил еси, за трисоставный крест Христов и пребожественное Исусово имя законно пострадав, мученик истинен явился еси, огнем сожжен еси, святителю Павле, моли Христа Бога спастися душам нашим» (Служба, с. 1028). Кондак (глас 8-й): «Взошед на высоту архиерейства деянием, к видению возвысився, приял еси камень честен бел, имея на себе написано Исусово пребожественное имя, столп быв православия, пучина божественнаго разума, верных напояя разумы божественными велений, достойно же погружая Никонова нововнесения. Тем же вопием ти: радуйся, Павле, отче священный!» (Служба, с. 1031).

Павел Коломенский в преданиях поповцев. Как мы уже отмечали выше, в поповстве не было необходимости прибегать к имени епископа Павла для обоснования совей практики приема «беглых» иереев, поэтому в поповской литературе образ епископа Павла менее разработан, нежели в беспоповской книжности.

Первым собственно поповским сочинением, упоминающим Павла Коломенского, являются знаменитые «Дьяконовы ответы (Ответы Александра диакона)», написанные в 1719 году. Здесь мы встречаем пожалуй первое, после изложенного диаконом Феодором, житие владыки Павла: «Егда Никон, патриарх Московский, начат изменяти древлецерковное содержание, тогдапреосвященный Павел, епископ Коломенский, божественною одержим ревностию, усердствуя по староцерковнем содержании, крепце стояше, не приемля новоутверждаемых от него новшеств. И того ради он, низложив его от архиерейскаго сана и из мантии обнажив жестоце, и на лютая гонения и наказания предаде без милости и без вести сотворив его. О чесом и вселенския патриархи не мало соболезноваху и за она достойна извержению патриаршескаго сана быти его судиша, зане един низверже его, кроме поместнаго собора, на нем же бы должен бяше вину его изъявити. Но он убо самовольне сам, един таковая ему сотворив не за что ино, точию за содержания древлецерковнаго предания» (Ответы Александра диакона, с. 277). Как видно, автор, не утруждаясь поисками материалов о епископе Павле, обратился к деяниям Московского собора 1666-1667 гг. - практически весь приведенный выше абзац является дословным цитированием этого документа.

Что касается оригинальных литературных произведений, то нам известны только два поповских произведения, посвященных Павлу Коломенскому, оба они являют собой такую литературную мистификацию, как «деяния» Курженского собора.

Прежде всего, это «История о Павле, епископе Коломенском и о бегствующем священстве, кои не пирклонишася к Никоновым новотворным догматом и како тии от епископа Павла благословение прияша». Эта «История» известна в единственном списке XIX в., хранившемся в рукописном собрании А.И. Хлудова (№ 59 по каталогу 1875 г.), ныне находящемся в Отделе рукописей ГИМ. Уже тот факт, что эта «История» дошла до нас в единственном экземпляре показывает, что личность владыки Павла не пользовалась у автров-поповцев таким интересом, как у беспоповских книжников. Местом создания этого памятника могут считаться поповские слободы в Польше, на реке Ветке (ныне в Гомельской области Белоруссии), заселенные старообрядцами в конце XVII в., а возможно, и сам знаменитый ветковский Покровский монастырь - центр поповщины. Единственная публикация этого сочинения принадлежит С.А. Белокурову, напечатавшему «Историю» в своем сборнике «Сказания о Павле, епископе Коломенском († ок. 1655 г.)» (М., 1905. Вып. II, с. 7-22).

«История» рассказывает о том, как белый священник Стефан из тульского города Белева, который «знаемь бе епископу Павлу», посетил владыку при начале Никоновских реформ и расспросил его «о пришедшем таковом от Никона смущении». Павел советовал отцу Стефану не принимать никаких новшеств и твердо стоять за старину, укрываясь от преследований властей. Сам же епископ выразил желание пострадать «за овцы моя и за свидетельство Исус Христово» (с. 8). Беседа священника и архиерея коснулась темы приема в старообрядчество - «како приимати приходящих в православие». Павел Коломенский велел поступать в таких случаях согласно церковным правилам, изложенным в «Кирилловой книге» и «Книге о вере». После продолжительной беседы епископ Павел и иерей Стефан расстались. Стефан ушел к русско-польской границе, где был принят священником Козмою, а оттуда на Ветку. Вместе с Козмою они построили храм с алтарем и освятили его «по благословению епископа Павла Коломенского». Владыка же Павел был заточен Никоном в темницу за несогласие с начатыми реформами.

Далее «История» повествует, как в темнице епископа Павла посетил священноинок Феодосий. Подкупив темничного стража Феодосий смог повидаться с опальным архиереем и побеседовать с ним о его злоключениях и притеснениях, учиненных ему патриархом. Затем Феодосий спрашивал Павла о том, как подобает принимать никониан переходящих в старообрядчество? Епископ ему повелел поступать с таковыми согласно правилам патриарха Филарета - принимать через отрицание ересей и помазание миром, если же кто крещен обливанием, то такового должно совершенно крестить. Потом Феодосий спросил Павла о том, как следует принимать в Старообрядческую церковь новообрядческих священников? Павел ответил: «Без всякого различия между оными, всех равно да приемлет под миропомазание, а потом кто в каком чину есть, в том и пребывает» (с. 17). Затем, получив благословение от епископа, Феодосий покинул Павла и ушел в Польшу, где занялся обустройство ветковской старообрядческой церкви. На этом «История» заканчивается.

Нет сомнения в том, что «История о Павле, епископе Коломенском и о бегствующем священстве» является интереснейшим и даже уникальным памятником старообрядческой поповской литературы, однако сведения изложенные в «Истории» не выдерживают критической проверки и могут быть отнесены только к области легенд и благочестивых сказаний, как и «деяния» Курженского собора. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что в «Истории» неверно указана дата собора, на котором выступал епископ Павел - 1666 год (с. 12) вместо 1654. Соответственно и все повествование «Истории», привязанное к этой дате, выглядит недостоверным. Недостоверным нам кажется и рассказ о том, как еще до собора (1666 года!) иерей Стефан посещал владыку Павла. Этот рассказ не может быть реальным, ибо к 1666 г. коломенского епископа не было в живых уже десять лет. Кроме того, сам Стефан появляется на исторической сцене сравнительно поздно, уже после того, как около 1678 г. на границу с Польшей переселяется из Москвы священник Козма. Однако, не исключено что отец Стефан мог действительно быть «знаемь епископу Павлу». Город Белев, где он священствовал, входил в состав Коломенской епархии, поэтому Стефан мог знать владыку Павла. Реальным историческим фактам противоречит и сообщение «Истории» о том, что на Ветке попы Козма и Стефан построили и освятили церковь с алтарем. Первая на Ветке церковь, где были алтарь, престол, антиминс и совершалась литургия, была освящена уже после смерти Козмы и Стефана в 1695 г. священноиноком Феодосием.

Рассказ о темничном свидании Феодосия и епископа Павла также более напоминает легенду, чем описание реального события. Прежде всего, автор «Истории» вновь ошибается в датировке - Павел не присутствовал на соборе 1666 г. и не мог после него сразу же быть заключен в тюрьму. Да и сам Феодосий не находился в Москве ни в 1654, ни в 1666 г., ибо при самом начале реформ Никона Феодосий покинул свой Никольский монастырь в городе Рыльске и ушел к донским казакам, на реку Северский Донец, где жил в пустыни. Не мог Феодосий и получать указания от Павла Коломенского относительно приема в старообрядчество «никониан», особенно же попов. Если бы подобные указания имелись, то зачем же в 1695 г. в ветковском Покровском монастыре отец Феодосий созывал собор о возможности принятия священников, рукоположенных в новообрядческой церкви? На этом соборе, как повествует «История о бегствующем священстве», отец Феодосий, «собрав лик иночествующих пустынножителей и мирских, советова с ними соборне о приятии новохиротонисанных иереов по Никоне, и обще вси сему соизволиша» (История, с. 72). Если «от самаго того времени, то есть от лет Павла, епископа Коломенского, и до днесь друг друга приемне вси священноиноцы и священники имеют его же <Павла> благословение» (с. 22), то зачем было созывать собор?

Другим поповским сочинением о Павле Коломенском является вышеупомянутая «История о бегствующем священстве», которую монах Иона (Курносый) привозил на Собор 1779 г., проходивший в Москве на Рогожском кладбище. «История» эта была опубликована только один раз Г. Есиповым в книге «Раскольничьи дела XVIII столетия. Извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии» (СПб., 1863. Т. II. С.178-189). Принято считать, что автором этого сочинения был сам инок Иона, но он утверждал, что «списал историю с готовой, а кто тую историю писал, того не ведает». «История» по своему сюжету весьма похожа на «Историю о Павле, епископе Коломенском и о бегствующем священстве», но написана с большим литературным талантом. Собственно о самом владыке Павле в сочинении сказано не много, автор ограничивается несколькими общими фразами о несогласии Павла с Никоном, о его страданиях за «дрвелее благочестие», ссылке и мученической кончине. Описывая пребывание Павла в Палеостровском монастыре, автор, сообщает, что опальный архиерей призывал старообрядцев почитать священников и не лишаться таинства Евхаристии, но ничего не сообщается о том, что владыка велел каким-либо образом принимать «никонианских» попов в старообрядчество. Между тем в «Истории» есть один весьма любопытный фрагмент, обращающий на себя внимание исследователя - это цитированное выше описание встречи в тюрьме епископа Павла и его ризничего, иеродиакона Илариона. Откуда автор мог заимствовать эту сцену, показанную столь ярко и подробно? Откуда взят рассказ про слезы Павла Коломенского, про его просьбу к Илариону, откуда подробное перечисление присланных ризничим вещей? Ничего подобного нет в «Житии митрополита Илариона Суздальского», откуда автор «Истории» мог бы заимствовать этот фрагмент. Может быть, анонимный сочинитель заимствовал свои сведения из бесед с самим суздальским архиереем? Нам подобное предположение кажется весьма вероятным. Не будем забывать, что Иларион был близким родственником владыки Павла, что именно Павел постриг Илариона в монахи и научил его иноческому житию. И хотя жизненные пути родственников разошлись, но, не исключено, что Иларион до смерти сохранял добрую память о владыке Павле, а возможно и тайно сочувствовал старообрядцам, как многие русские иерархи. Мы допускаем, что Иларион мог посвящать для староверов священников. Один из таких иереев или иной, близкий Илариону старообрядец, слышавший от митрополита воспоминания о владыке Павле мог записать их или передать ком-либо другому, сочинившему «Историю о бегствующем священстве».

Значительно позднее, в конце ХIХ - начале ХХ в. в среде поповцев Белокриницкой иерархии была составлена особая служба Павлу Коломенскому, отличающаяся от поморской службы большей выразительностью, ясностью и легкостью языка. Однако, в отличие от беспоповской службы она менее «информативна», ибо написана не на основе преданий, а по жанровым трафаретам с использованием определенных агиографических шаблонов. Автором этой «Службы» принято считать нижегородского епископа Иннокентия (Усов, 1870-1944). Канон из «Службы» был напечатан в Старообрядческом церковном календаре за 1997 г. Чтобы дать представление о «Службе» приведем из нее тропарь и кондак. Тропарь (глас 8-й) «Епископе Павле, исповедниче, святителю коломенский, обличивый прелесть, избиенный Никоном неистовым, обидимым крепкая еси надежда, ты избави и спаси нас, твою светлую память празднующих верно» (Канон, с. 88). Кондак (глас 3-й) «Яко звезда северная неподвижно сияеши на тверди церковней, являя правило веры, ея же ради пострадал еси, священномучениче Павле, тем Христос дарова тя Церкви Своей наставника и учителя, и всем верным похвалу и утвержение» (Канон, с. 89).

В отличие от таких мучеников за «древлее благочестие», как протопоп Аввакум, боярыня Морозова или соловецкие страдальцы, Павел Коломенский не вдохновил старообрядческих поэтов на создание духовных стихов, доныне столь популярных среди верующих. Единственные обнаруженные нами вирши, посвященные владыке Павлу, происходят из среды поповцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. В этих весьма безыскусных стихах, напечатанных в конце XIX в. потайной типографией московского архиепископа Саватия (Левшин, 1825-1898), повествуется о том, как на соборе 1654 г. владыка Павел выступил против начатой Никоном реформы, но был избит патриархом:

«Против его безрассудного повеления

Сделал Коломенский Павел возражения…

Услыхавши Никон Павловы речи,

И противной не думавши встречи,

До того он на Павла озлился,

И как тигр в него своими руками вцепился» (Субботин, с. 274).

Нельзя не отметить, что если ранние писатели сравнивали Никона со львом, образом традиционным для византийской и славянской церковной книжности, то пиит конца XIX в. уподобляет патриарха тигру, экзотический образ которого явно навеян картинкой с жестянки из-под чая товарищества «Высоцкий и К?».

Несомненный интерес вызывает лубок, опубликованный нами в приложениях, на котором изображено избиение Павла Коломенского Никоном. Дело в том, что среди печатных и рисованных лубков и настенных листов, имеющих отношение к истории старообрядчества, очень редко встречаются сюжеты, связанные с именами таких выдающихся личностей раннего старообрядчества, как епископ Павел, протопоп Аввакум, инок Епифаний, диакон Феодор или боярыня Морозова. На фоне весьма многочисленных портретных изображений выговских учителей и всего круга поморских памятников, запечатлевших, например, виды обители, «родословное древо братьев Денисовых», а также события «Соловецкого сидения» удивляет почти полное отсутствие в лубках обращения к таким важным и почитаемым в среде староверов персонам. Отчасти объяснить это можно только приверженностью к изначально выбранным и разработанным сюжетам, которые позднее варьировались и повторялись, и редкость новых самостоятельных обращений к нетрадиционным темам. Науке известны, например, только два лубка, посвященных протопопу Аввакуму и боярыне Морозовой. Каждый из них известен лишь в одном экземпляре и, к величайшему сожалению, не в оригинале, а только в воспроизведении (Иткина, с. 429).

Тем интереснее рассмотреть уникальный печатный лубок, не имеющий аналогий, на котором изображена сцена избиения Павла Коломенского патриархом Никоном. Этот лубок известен в единственном экземпляре, хранящемся в собрании Старообрядческой митрополии Московской и всея Руси. Лубок можно датировать серединой XIX в. Напечатан он, скорее всего, в одной из подпольных старообрядческих типографий литографическим способом и раскрашен от руки; рисунок сопровождает пояснительный текст из «Винограда российского». Подобные лубки служили делу разработки и популяризации определенных идей и сюжетов, обосновывавших приверженность «древлему благочестию», удовлетворить которую можно было не только перепиской старообрядческих сочинений, но и наглядными способами передачи информации.

Иконописные изображения епископа Павла известны с XIX в. В современной старообрядческой иконографии каноничным можно считать изображение Павла из рукописи XIX в., опубликованное вместе со службой в журнале «Церковь». Сходное изображение владыки Павла, но более благообразно исполненное, напечатано в рижском старообрядческом журнале «Родная старина» (1929, №8). Именно по этим образцам и пишутся образа Павла Коломенского. Последним иконографическим памятником, запечатлевшим епископа Павла, является роспись предела Ильи Пророка при старообрядческом храме Николы Чудотворца (Москва, Бутырский вал, д. 8/3), сделанная в 1999-2000 гг. в византийской манере. На западной стене храма находится изображение владыки Павла вместе с первыми мучениками старообрядчества - протопопом Аввакумом и боярыней Морозовой.

Заключение

Завершая настоящую дипломную работу, мы можем подвести следующий итог: нами установлена степень участия Павла Коломенского в формировании старообрядческой идеологии, а также восстановлена в значительном объеме биография епископа Павла. В результате напряженной исследовательской работы в библиотечных и, прежде всего, в архивных фондах, нами установлены доселе неизвестные факты из жизни владыки Павла и найдены уникальные документы, рассказывающие о коломенском епископе. Прежде всего, отметим, что нами вновь обнаружена приписка в «Просветителе» Иосифа Волоцкого, опубликованная А.Х. Востоковым, сообщающая о месте пострижения Павла -тМакарьево-Желтоводском монастыре, позволившая расширить не только наши сведения об этом иерархе, но и по-новому взглянуть на участников Кружка ревнителей благочестия, обратиться к проблеме генезиса боголюбческого движения. Во-вторых, нами установлено, на основании завещания строителя Авраамия, что в Желтоводской обители Павел занимал должность казначея. В-третьих, нами возвращены в научный оборот и изучены, опубликованные С.А. Белокуровым, материалы об избрании Никона на патриарший престол. В результате наших исследований установлен неизвестный доселе факт участия кандидатуры игумена Пафнутьев-Боровского монастыря Павла, будущего коломенского епископа, в выборах московского патриарха. В-четвертых, нами найден уникальный исторический документ - грамота епископа Павла к архимандриту Кирилло-Белозерского монастыря Митрофану. В настоящее время эта грамота является единственным литературным памятником, связанным с именем владыки Павла. Находка этой грамоты вселяет в нас надежду на то, что в ходе дальнейших архивных поисков удастся найти новые документы, связанные с Павлом. В-пятых, нами исследована и опубликована челобитная Даниила Карпова, воеводы города Ефремова, написанная на имя царя Алексея Михайловича и содержащая жалобу на действия коломенского епископа. Этот документ является одним из немногих подлинных документов, связанных с именем владыки Павла и позволяет составить представление о деятельности Павла на архиерейской кафедре. В-шестых, нами изучен и проанализирован значительный объем старообрядческой литературы, посвященный Павлу Коломенскому. В ходе исследования старообрядческих рукописей нами также обнаружено несколько произведений, ранее не привлекавших к себе внимания исследователей. Это два беспоповских сочинения XIX в., имеющие, очевидно, филипповское происхождение: «Показание потомственнаго велекущагося (sic!) от древняго благочестия пострежения иноческаго чина и предподающагося благословения приемной друг другу и поднесь» (РГБ, ф. 579, № 58) и «Благоплодное древо иноческаго пострижения» (РГБ, ф. 17, № 526), где рассказывается о легендарном родословии иночества Филипповского согласия, которое через самого отца Филиппа и инока Геннадия возводится к Павлу Коломенскому. Третьим оригинальным старообрядческим литературным произведением, обнаруженным нами, является интереснейшее поморское сочинение «Суд святейшаго священноепископа Павла Коломенскаго последующих его учению и протчих древнему благочестию учащих честнейших учителей: Андрея Дионисиевича, Феодосия Васильевича, Симеона Дионисиевича, и инока Филиппа». Это сочинение обнаружено нами в единственном варианте (неполном) в составе «Сборника старообрядческих сочинений XVIII в.» (РГБ, ф. 17, № 976). «Суд» написан в жанре «Разговоров в царстве мертвых», необычном для старообрядческой письменности, но частым в светской литературе XVIII в. На основании анализа обширного комплекса сочинений, посвященных владыке Павлу, мы можем определить его роль в формировании старообрядческой идеологии.

Как нам представляется, роль эта была косвенной. Павел Коломенский погиб еще до того, как произошло решительное размежевание Русской церкви на старо- и новоообрядцев, на гонимых и гонителей. Павел и не предполагал, что раскол, произведенный реформою Никона, зайдет столь далеко, что разделит русский народ на два враждебных лагеря. Павел Коломенский принадлежал к «самому первому поколению» старообрядцев, которым казалось, что временное «помрачение» высшей государственной и церковной власти будет вот-вот преодолено, все возвратится «на круги своя» и задача в том, чтобы дождаться этого, не поколебавшись в истине. Психологию владыки Павла можно сравнить с психологией белогвардейцев или послереволюционных эмигрантов первой волны, которым казалось, что революция 1917 г. - это просто досадное недоразумение, которое в ближайшее время будет ликвидировано. Поэтому Павел Коломенский, не принимая новшеств Никона, все же надеялся на благополучный исход церковных нестроений. Он, конечно же, призывал народ не покоряться реформам, остерегаться новин, проповедовал верность отеческому «древлему благочестию», но не делал никаких распоряжений относительно духовного управления и окормления будущего старообрядческого общества, ожидая окончания «зимы еретической». Павел Коломенский не оказал непосредственного влияния на старообрядческую идеологию, но та косвенная роль, которую он сыграл в формировании старообрядческого менталитета и духовной культуры, поистине огромна. Можно смело утверждать, что эта роль была более значительна, чем роль протопопа Аввакума, которого принято считать признанным идеологом и вождем старообрядчества. Влияние Павла огромно даже не смотря даже на то, что он, в отличие от Аввакума, не оставил после себя ни одного сочинения полемического или апологетического характера. Нам кажется, что подобное уважение к фигуре владыки Павла в среде староверов объяснялось тем, что он был единственным епископом, выступившим в защиту старого обряда. Высокий архиерейский сан и мученическая кончина были теми составными частями, из которых складывался облик Павла Коломенского, как страдальца за веру, своею кровью запечатлевшего верность «древлему благочестию». В епископе Павле старообрядческое движение (особенно раннее) видело как бы своего лидера, главу. Не имея продолжительное время епископов, но испытывая острую нужду в их архипастырском руководстве, старообрядцы постоянно обращались к памяти владыки Павла, к его архиерейскому имени и авторитету. Важно отметить тот факт, что владыка Павел был единственным старообрядческим святым, почитавшимся одинаково всеми согласиями и толками. Почитание епископа Павла, как великого Божьего угодника, страстотерпца и исповедника восходит еще к раннему старообрядчеству и началось вскоре после его гибели. Именно после своей мученической кончины Павел, а точнее его имя, историческая память о нем, стал оказывать влияние на старообрядческую идеологию, которое продолжается до сих пор. Приписываемые владыке Павлу взгляды и высказывания о возможности существования священства в «последние времена» повлияли на возникновение двух направлений в старообрядчестве (поповство и беспоповство) и формирование их вероучения.

В заключение мы хотим обратить внимание историков и религиоведов на необходимость изучения, а, желательно, и составления, по возможности полной биографии Павла Коломенского, для чего, как обнаружили наши исследования, имеется достаточно материалов. Необходимость тщательного изучения жизни епископа Павла объясняется тем, что он во многом является важнейшей ключевой фигурой не только в трагической истории Раскола, но и вообще в истории русской религиозности. Исследование биографии владыки Павла и его роли в формировании старообрядческой идеологии являться одной из первостепенных задач современных ученых, занимающихся не только старообрядчеством, но и вообще историей русского православия, Российской державы. Для изучения биографии Павла Коломенского имеется множество причин, важнейшими из которых, на наш взгляд, являются следующие: во-первых, Павел был единственны русским иерархом, решительно воспротивившимся реформам Никона и принявшим сторону поборников старины. Этим объясняется огромный прижизненный и посмертный авторитет владыки Павла среди староверов, определивший его роль в формировании старообрядческой идеологии. Во-вторых, за всю многовековую историю как Греческой, так и Русской церквей Павел был единственным епископом, принявшим подвиг юродства. Ни до Павла, ни после него мы не видим архиереев, проходивших «юродственное житие». Эти две причины являются тем минимумом, который способен привлечь внимание исследователя к личности Павла Коломенского. Особый интерес изучение биографии владыки Павла обуславливается и тем, что в будущем году исполнится 350 лет его епископской хиротонии.

Автор настоящего исследования считает своим приятным долгом сердечно поблагодарить доктора филологических наук Елену Михайловну Юхименко за любезно оказанную помощь и большое содействие в работе.

Список источников и литературы

1. Благоплодное древо иноческого пострижения. XIX в., 4 л. РГБ, Ф. 17 (собр. Е.В. Барсова), № 526.

2. «Просветитель» Иосифа Волоцкого. XVI в., 491 л. РГБ, Ф. 256 (собр. Румянцевского музея), № 204.

3. Показание потомственнаго велекущагося от древняго благочестия пострежения иноческаго чина и предподающагося благословения приемной друг другу и поднесь. XIX в., 4 л. РГБ, Ф. 579 (собр. Братства Петра митрополита), № 58.

4. Сборник. XVIII в., 317 л. ГИМ, Ф.17, (собр. А.С. Уварова). Оп. 2. Ед. хр. 198.

5. Сборник старообрядческих сочинений. Отрывки. XVIII в., 13 л. РГБ, Ф. 17 (собр. Е.В. Барсова), № 976.

6. Собор 1656 года, генваря 7. В Куржецкой обители на нкионовское нововводство бывший великими святителями Российской Церкви. Гектограф кон. XIX в., 12 л. РГБ, Ф. 579 (собр. Братства Петра митрополита), № 306.

7. Аввакум, протопоп. Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения. М., 1960.

8. Авраамий. Духовная изустная память строителя Макарьев-Желтоводского монастыря Аврамия// Временник Общества истории и древностей российских. М., 1850. Кн. VIII. Смесь, с. 43-50.

9. Алексеев И. История о бегствующем священстве// Братское слово. 1889, № 6. С. 429-443.

10. Белокуров С.А. Материалы: Чин избрания, наречения, благовестия, посвящения и шествия около города патриарха Никона. Список с настольной грамоты патриарху московскому Никону// Христианское чтение. 1882, № 7-8. С. 287-320.

11. Белокуров С.А. Сказания о Павле, епископе Коломенском († ок. 1655 г.). М., 1905. Вып. I.

12. Белокуров С.А. Сказания о Павле, епископе Коломенском († ок. 1655 г.). М., 1905. Вып. II.

13. Брещинский Д.Н. Житие Корнилия Выговского в Пахомиевской редакции (тексты)// Древнерусская книжность. По материалам Пушкинского дома. Сборник научных трудов. Л., 1985. С. 62-107.

14. Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. Источники, типы, эволюция. СПб., 1995.

15. Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842.

16. Вургафт С.Г., Ушаков И.А. Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. Опыт энциклопедического словаря. М., 1996.

17. Грамота константинопольского патриарха Паисия I к московскому патриарху Никону// Христианское чтение. 1881, № 5-6. С. 539-595.

18. Демкова Н.С. «Жалобница» поморских старцев против самосожжений (1691 г.)// Памятники старообрядческой письменности. СПб., 1998. С. 139-168.

19. Деяние московского собора, бывшего в царских палатах в лето от создания мира 7162. М., 1873.

20. Денисов С. Виноград российский или описание пострадавших в России за древлецерковное благочестие. М., 1906.

21. Добавления к актам историческим. СПб., 1872. Т. 12.

22. Дружинин В.Г. Писания русских старообрядцев. Перечень списков, составленный по печатным описаниям рукописных собраний. М., 1912.

23. Житие преосвященнейшего Илариона, митрополита Суздальского, бывшего Флорищевой пустыни первого строителя: Памятник начала XVIII века. Казань, 1868.

24. Заволоко И.Н. История церкви Христовой. Рига, 1937.

25. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: Духовные движения семнадцатого века. Мюнхен, 1970. (М., 1995).

26. Ивановский Н.И. Измышленный старообрядческий собор. Разбор раскольнической рукописи// Православный собеседник. 1882. Ч. I. С. 167-193.

27. Иткина Е.И. Рисованные настенные картинки на тему житий протопопа Аввакума и боярыни Морозовой// Старообрядчество в России (XVII-XX вв.): Сборник научных трудов. М., 1999. С. 419-427.

28. Историческое исследование дела патриарха Никона. СПб., 1884. Ч. II.

29. История о бегствующем священстве// Раскольничьи дела XVIII столетия. Извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии Г. Есиповым. СПб., 1863. Т. II. С.178-189.

30. История Русской православной церкви в документах региональных архивов России. Аннотированный справочник-указатель. М., 1993.

31. Канон священномученику и исповеднику Павлу, епископу Коломенскому// Православный старообрядческий церковный календарь на 1997 г. М., 1996. С. 88-91.

32. Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1909. (М., 1996). Т. I.

33. Карманова О.Я. Автобиографическая записка соловецкого инока Епифания (к проблеме мотивации текста)// Старообрядчество в России (XVII-XX вв.): Сборник научных трудов. М., 1999. С. 247-260.

34. Клосс Б.М., Лурье Я.С. Русские летописи XI-XV вв. (Материалы для описания)// Методические рекомендации по описанию славянско-русских рукописей, хранящихся в СССР. М., 1976. Вып. 2, ч. 1. С. 75-101.

35. Козлов В.П. Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков. М., 1996.

36. Кормчая (Номоканон). Отпечатана с оригинала патриарха Иосифа. М., 1912 (СПб., 1997).

37. Краткая история Древлеправославной российской церкви благочестивого священства. Яссы, 1878.

38. Лазарь (Баранович), архиепископ. Письма преосвященного Лазаря Барановича. Чернигов, 1865.

39. Леонид (Кавелин), архимандрит. Историко-археологическое и статистическое описание Боровского Пафнутьева монастыря. Калуга, 1894.

40. Леонид (Кавелин), архимандрит. Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания графа А.С. Уварова. М., 1894. Ч. III.

41. Любомиров П.Г. Виноград российский (Выговское общежительство). М., 1992.