Состав и основные функции приходского духовенства Марийского края ХIХ–начале ХХ вв.

В Козьмодемьянском уезде миссионерами являлись священники села Пернягаши А.Я. Леонов и П.Н. Троицкий, села Владимирского С.А. Нечаев и села Малый Сундырь М.Н. Рождественский⁴. Основными приемами в миссионерской деятельности вышеназванных священников были проповеди, поучения, беседы во время церковной службы и при совершении церковных треб. Так, священник С.А. Нечаев начал свою пастырскую деятельность с простых элементов религии: он "спрашивал знания кратких молитв, умения изображать на себе знамение креста ... поощрял усердных к богослужению, и вразумлял кротко беспечных в этом отношении"¹. Значительный интерес представляют методы приобщения к христианству, использованные священником села Малый Сундырь М.Н. Рождественским в 50-60-х гг. XIX века. Для того, чтобы в первое время своего пребывания в своем приходе заставить марийцев ходить в церковь, этот священник раздавал части прихожан бумажные ярлыки, с которыми они должны были прийти в церковь причащаться. А если они не приходили и не приносили ярлык, то по словам священника их ожидала "величайшая беда" . Кроме этого священник пытался доказывать несостоятельность марийских мужанов (языческих жрецов -В. С.) и постепенно пояснял прихожанам суть православной религии, используя их родной язык. Более чем за 10 лет своего священства он добился определенных успехов в "христианском просвещении" своих прихожан. По его инициативе в 1868 г. состоялось открытие при Мало-Сундырской церкви воскресной школы, целью которой было обучение прихожан молитвам и пению, объяснение основных правил и канонов .

Необходимо отметить, что в Козьмодемьянском уезде миссионерство священников имело больший успех по сравнению с Царевококшайским уездом, где и в конце XIX - начале XX вв. все еще прочными оставались позиции язычников, твердо придерживавшихся своей древней народной веры⁴. Не лучшим было положение и с православными марийскими прихожанами. Не случайно в своем выступлении на съезде духовенства марийских приходов, состоявшемся 20-21 января 1910 г. благочинный первого округа Царевокок-шайского уезда священник Алексей Азановский говорил, что между марийцами "есть немало таких, которые только числятся христианами, в церковь они ходят редко, почти не говеют и сильно еще придерживаются суеверных обычаев своих предков"¹. Не мало приверженцев языческой религии имелось и в Уржумском и Яранском уездах Вятской губернии. По неполным данным за 1871 г. в Уржумском уезде насчитывалось 2376 некрещеных марийцев. Соотношение крещеных и некрещеных относилось как 1:21, следовательно, на 21 крещеного марийца приходился один некрещеный . Священники этого уезда Е. С. Гусев и А. В. Дьяконов были назначены миссионерами. А в конце XIX века многие из священников этих уездов состояли членами Вятского отделения Миссионерского общества и "Братства Святителя Николая" .

В целом, духовенство Марийского края в XIX - начале XX вв. достигло определенных успехов в своей миссионерской деятельности по приобщению к православной веры некрещеных прихожан-марийцев. По нашим подсчетам, в Царевококшайского уезде из 29342 душ м. п. некрещеным оставался к 1899 г. лишь 1281 человек⁴. А к 1909 г. число язычников мужчин сократилось до 988 человек⁵. Соответственно среди женщин к 1899 г. из 30735 человек язычниками оставалось 1401⁶, а в 1909 - 1069 человек⁷. Эти успехи во многом были обусловлены настойчивой правительственной политикой и последовательной реализацией христианского просвещения системы Н.И. Ильминского, реальными проводниками которой являлись приходские священно- и церковнослужители, заботившиеся о своих прихожанах и заслужившие их любовь и уважение.

Но были и другие представители духовенства, которые, как писал вначале XX века казанский архиепископ Никонор "нередко заботились более чем нужно о хлебе насущном. Мало того, многие из них по своему духовному состоянию нередко возвышались над общим уровнем среды и часто образом жизни служили великим соблазном для язычников и достигали не привлечения к своей правой вере язычников, а отвращения от нея" .

Важным направлением миссионерской деятельности в Марийском крае кроме борьбы с язычеством являлось пресечение и искоренение раскола. В этой связи заметим, что русский церковный раскол был основан на желании хранить старину и чистоту веры и на убеждении, что прочие от нее отклонились. Поэтому они считали себя староверами или старообрядцами. Старообрядчество возникло в России в середине XVII века в связи с унификацией церковных обрядов, проводившихся патриархом Никоном. Старообрядцы, создавшие собственные, обособленные от "никонян" общины, не признавали новых икон, исправленных официальной церковью богослужебных книг, новых обрядов, уклада жизни и т. п.

Старообрядчество с самого начала не было единым. В конце XVII-начале XVIII вв. распалось на многие течения, получившие названия "толков" и "согласий", существенно отличавшихся друг от друга. Основными "толками" старообрядчества являлись поповщина и беспоповщина. Поповцы признавали необходимость духовенства и всех церковных таинств. Беспоповцы отрицали необходимость духовной иерархии и некоторых таинств. В Марийском крае в XIX веке проживали старообрядцы - представители обеих толков. Центром раскола являлся Козьмодемьянск и несколько русских селений его уезда. Кроме того, значительное число старообрядцев находилось в марийских приходах Вятской губернии, в основном, в Уржумском уезде³.

До 40-х гг. XIX века политика правительства по отношению к старообрядцам была довольно терпимой. Они не подвергались жестоким преследованиям, характерным для XVIII века. Однако, указом 19 февраля 1842 г. раскольникам было запрещено строить новые церкви или возобновлять старые.

Заведение раскольнических скитов и церквей преследовалось по закону и предусматривало "заключение в тюрьме на время от одного года до двух лет, смотря по мере вины"¹. Этот указ заставил духовные власти заметно активизировать свою деятельность в отношении староверов.

Так, в 1849 г. священник Тихвинской церкви Козьмодемьянска Александр Городецкий рапортовал в консисторию о четырех прихожанах, "не ис-полнявших своего долга по уклонению в раскол" . Все попытки со стороны священника убедить их оставить "свои заблуждения" оказались безуспешными. В ответ на это, консисторское начальство потребовало, чтобы священник продолжил увещевания. А благочинный донес о следующем: "а) довольно ли учителей означенный священник, б) знает ли основательно учение раскола, в) назидателен ли он в своей жизни и не подает ли повода им своим поведением, г) по уставу ли совершает Божью службу, д) не подает ли соблазна к уклонению в раскол его причт"³. На все вопросы благочинный Троицкого собора Козьмодемьянска Михаил Воецкий дал положительный ответ. Таким образом, требования указа свидетельствовали о заинтересованности консисторских властей в профессиональных качествах священников, в приходах которых были сильны позиции раскольников.

Указом Казанской духовной консистории от 26 марта 1854 г. священникам, в приходах которых жили раскольники, рекомендовалось посещать их дома и беседовать с ними "о предметах веры и их заблуждениях" и рапортовать полугодично о своих успехах. Священник Успенской церкви Козьмодемьянска Игнатий Альпидовский, посещавший дома раскольников, слышал в ответ только то "что они идут по следам своих отцов и нисколько не изменят своего поведения"⁴. В рапортах других священников с горечью отмечалось, что "убеждения слушали нехотя и без внимания" или уклонялись встреч, или "отвечали молчанием или недосугом разговаривать" . Таким образом, попытки священников Козьмодемьянска обратить раскольников к православной церкви были безуспешны. В этой связи 17 мая 1856 г. консистория обратилась в городничее правление Козьмодемьянска с требованием о высылке раскольников для увещевания в Казань. Но не помогли и убеждения консисторского начальства, так как "жители-раскольники города Козьмодемьянска в количестве 23 человека .. остались упорными в своих заблуждениях" .

По нашим подсчетам в Козьмодемьянском уезде в 1850 г. насчитывалось раскольников: мужчин - 46 человек, женщин - 107. Из них в самом Козьмодемьянске: мужчин - 26, женщин - 61 человек . Оставшиеся старообрядцы проживали в приходах сел Троицкий Посад, Большой Юнге и Малой Юнге. Эти данные нами взяты из клировых ведомостей, ежегодно составлявшихся священниками в приходах и поэтому представленные в них цифры занижены, так как они не затрагивали скрытых раскольников.

По мнению исследователя В.А. Кириллова официальное число старообрядцев в России было в десять раз меньше действительного . В отчете обер-прокурора Синода за 1903-1904 гг. было отмечено, что приверженцы раскола в большем или меньшем количестве находятся почти во всех епархиях Российской империи, но "определить точное число раскольников в империи весьма затруднительно и почти невозможно"⁵.

В свое время СМ. Михайлов, описавший быт старообрядцев Козьмодемьянского уезда середины XIX века считал, что "здешние русские жители как городские так и уездные, живущие около города, почти все вообще придерживаются расколу и близких к церкви весьма мало" . В связи с этим положение приходского духовенства в этих приходах было непростым. По мнению современника СМ. Михайлова раскольники "духовенство терпеть не могут, называя оное антихристовыми служителями и мерзостию запустения, и после посещения священником или причтом домов их, они комнаты окуривают ладаном, и то место, где сидело духовное лицо, моют и даже скоблят ножом." . При таком отношении духовенство конечно не могло рассчитывать на хорошее содержание от прихожан. Главной причиной неудач в искоренении раскола этот автор считал отсутствие жалования у бедного городского духовенства, "без которого оно не в состоянии преследовать раскольников и обращать их к церкви, как поставленное в крайнюю нужду" .

В 1862 г. указом Казанской духовной консистории было предписано "строго обязать местных благочинных, миссионеров и приходских священников, дабы они усугубили пастырскую ревность и просвещение утопающих в заблуждении раскола кроткими увещаниями и назидательными собеседованиями с ними"⁴. Как видно, главным средством в общении священников с раскольниками оставались беседы и увещания.

В марийских приходах Вятской губернии даже официальное число раскольников значительно превосходило количество Козьмодемьянских старообрядцев. Во всех 10 приходах, отслеженных нами в Уржумском уезде, проживало немало раскольников. Самая значительная группа раскольников "поповской секты" отмечена была в Марисоле, где в 1840 г. их численность составила 221 человек⁵. В селе Сернур за указанный год обозначено пять дворов раскольников численностью в 59 человек, в селе Толман - девять дворов численностью в 68 староверов . Практически равное число старообрядцев проживало в Тумьюмучаше и Токтай-Беляке, соответственно в 49 и 44 человека. В селах Новый Торъял и Юледур в 1840 г. по данным клировых ведомостей имелось равное число раскольников - 31 человек . По несколько дворов староверов в разные годы было отмечено в Староторъяльском, Верхнеушнурском и Салтакяльском приходах. Общая численность старообрядцев за 1840 г. составила всего в отмеченных приходах 505 человек . К концу XIX века в большинстве этих сел количество раскольников возросло. Например в селе Марисола в 1890 г. оно составило 417 человек, в селе Новый Торъял соответственно - 217 . Можно с уверенностью сказать, что указанные цифры не отражали реальное число староверов, так как не включали скрытых раскольников, о чем уже было сказано выше.

Некоторые перемены в положении старообрядцев наметились в начале XX века. Так, 17 апреля 1905 г. был принят Манифест "Об усовершенствовании государственного порядка". В числе других демократических реформ объявлялась свобода совести, т. е. выбора вероисповедания. Как отмечал в свое время историк С. Мельгунов, "он уничтожил стеснения, которым подвергались ранее русские сектанты и старообрядцы, и устранил полицейское прикрепление личности к православию"⁵. Старообрядчество было легализовано, манифест признал за староверческим клиром звание священнослужителей. Однако запрещался переход из христианских вероисповеданий в нехристианские, т. е. ислам, язычество и т. д.

В начале XX века, на наш взгляд, заметно активизировалась миссионерская деятельность в отношении язычников - марийцев. Так, на съезде духовенства марийских приходов Казанского и Царевококшайского уездов, состоявшемся в Седьмиозерной пустыни в 1910 г., главным был вопрос миссии среди марийцев. Православное духовенство продолжало бороться с традиционной марийской религией¹.

Подводя итог анализу миссионерской деятельности приходского духовенства Марийского края в XIX - начале XX века можно сказать, что в продолжение указанного хронологического периода менялись формы и методы миссионерской службы священников. В первой половине XIX века миссионерство имело в целом неутешительные результаты, подтверждением чему служат проводившиеся марийцами многочисленные языческие моления. Во второй половине XIX века и в начале XX благодаря просветительской системе Н.И. Ильминского и деятельности отдельных священников - миссионеров, судя по всему, определенная часть марийского населения сознательно приняла христианскую "русскую" веру . Миссионерство среди раскольников края почти не имело успеха и абсолютное большинство старообрядцев оставалось приверженцами своей веры.

Таким образом, основными служебными функциями приходского духовенства в указанный хронологический период были церковные, государственные и миссионерские. Церковная служба духовенства Марийского края, как и в целом в России, включали в себя различные виды богослужений, как в храме, так и вне его. Кроме этого, духовенство отвечало за посещение прихожанами исповеди и причастия, исполняло основные требы, что в крае было связано с противодействием марийской языческой религии. Начиная с XVIII века, духовенство было привлечено к исполнению ряда светских чиновничьих обязанностей. Светская власть использовала священно - церковнослужителей как своего рода служащих, которые составляли для государства метрические и исповедные ведомости, собирали многочисленные сведения для представителей власти и являлись проводниками государственной политики, ее основных мероприятий. Одной из главных служебных обязанностей духовенства Марийского края этого периода являлась миссионерская деятельность среди марийских язычников и русских раскольников. Основными приемами священников-миссионеров были богослужение на марийском языке, проповеди и беседы на религиозные темы, а также обучение основам христианской православной веры.

3. Церковный причт и приходская община

Основные служебные функции приходского духовенства Марийского края, как в целом в России, были связаны с деятельностью церковного клира среди прихожан. Изучение особенностей взаимоотношений причта и приходской общины, как двух основных составлявших церковного прихода позволяют судить о степени зависимости клира от прихожан и об изменениях во внутриприходской жизни в изучаемый хронологический период.

В рассматриваемое время в Марийском крае, как и в других регионах страны, государство активно пыталось вмешиваться во взаимоотношения духовенства и прихожан внутри приходов. Наиболее зависимой приходская община была в вопросе о назначении духовенства. К концу XVIII века судьба кандидата на церковное место стала решаться главным образом при епархиальной кафедре, принимавшей предварительные действия прихожан только к сведению. В 1797 г. появился указ Синода в котором отменялись пункты Духовного Регламента о выборах духовенства прихожанами. Отныне прошение об определении на церковные места требовалось подавать "за подписями одних только желающих поступить в священно- и церковнослужительские чины, с приложением от прихожан одобрения о честном их поведении"¹.

Однако нельзя безоговорочно утверждать, что мнение общины в XIX веке совсем перестало играть роль при назначениях и переводах. В любом случае, кандидат на церковное место, не закончивший семинарского курса, должен был получить одобрение от прихожан. Например, в 1803 г. дьячек Петр Иванов представил в консисторию прошение "с приложением данного уезда села Оринина от прихожан одобрения"¹. Позже, с повышением образовательного уровня священно- и церковнослужителей, подобные "одобрения" перестали требоваться к ставленническим делам. Вместе с тем, "одобрения" по-прежнему сохранили свое значение в случае перехода из одного прихода в другой, или посвящения из низшей степени священства в высшую. Так, в 1822 г. священник И. В. Померанцев был вынужден перейти из села Малый Сундырь в село Кожважи "с согласия прихожан". По желанию прихожан перешли в 1821 г. и 1825 г. священники в села Оринино и Владимирское Козьмодемьянского уезда . Кроме этого, церковнослужители, не имевшие образования или исключенные из учебных заведений проходили испытательный срок обычно от полгода до двух лет "чтобы по истечении срока явиться к служению с одобрением от прихожан"³.

Нежелание прихожан иметь того или иного клирика у себя в приходе также принималось во внимание. "Устав духовных консисторий" 1841 г. предписывал: "Когда жалоба с законной ясностью не доказана, но между тем большая часть прихожан просит удалить от церкви подвергшихся таковым жалобам, они переводятся на другие приходы" . В 1825 г. священник Федор Степанов был уволен из села Цибикнур Царевококшайского уезда, так как "не желают его иметь 108 человек, за него 80" , а священник Гурий Гортинский, напротив, оставлен в Семеновской церкви, потому что большинство прихожан "отозвалось о священнике с хорошей стороны и удостоверили, что никогда не видели пьяным"⁶. Духовные власти прислушивались к мнению прихожан. Так, дьякон села Чермышево Козьмодемьянского уезда Александр Васильев за притеснения прихожан был "запрещен в священнослужении" и выведен из села, однако "по прошению прихожан оставлен", как и пономарь села Малый Сундырь Петр Саввин¹.

В целом, надо отдать должное местным епархиальным властям, которые в вопросах о репутации духовенства среди прихожан были достаточно щепетильны. Разумеется, во время следствия, производившегося по жалобе прихожан, они старались защитить обвиняемого. Но если вина клирика была доказана, то с ним поступали по всей силе закона. В тех случаях, когда вопрос о виновности духовного лица оставался не решенным, к подозреваемому присматривались внимательнее, чем к остальным. Иногда даже подозрения было достаточно для наказания клирика. Так, священник села Морки В. П. Преображенский, обвинявшийся в использовании учеников приходского училища в домашних работах, хотя и был оправдан, однако через какое-то время уволен вначале от должности благочинного, а затем наставника приходского училища .

Особое внимание духовные власти обращали на "новокрещеные" приходы. В 1825 г. казанский архиепископ Амвросий по результатам своей поездки и обозрения марийских и чувашских приходов предписал во-первых, "обязать строжайшими подписками" священно- и церковнослужителей, "как пользующихся от прихожан ругою", под неминуемым отрешением от места, кроме руги никаких поборов ни вещами, ни деньгами не делать. Во-вторых, "со крестом по всему приходу ходить не зваными" только в Рождество, а в другие праздники "ходить" к тем прихожанам, которые "сами позовут" в свои дома. В-третьих, стараться священно- и церковнослужителям "сколько возможно сближаться" со своими прихожанами, не теряя однако важности своего сана, чтобы узнать их суеверия и обычаи. В-четвертых, наставлять со всею "пастырскою ревностью" прихожан, чтобы они приходили на исповедь и к причастию хотя бы один раз в год. В-пятых, "строжайше подтвердить" всем чувашских и марийских сел священнослужителям, чтобы они не принуждали прихожан содержать подводы для них и открывать подробно, кто из священнослужителей занимается куплею или продажею, или дает деньги чувашам и марийцам, чтобы потом брать с них хлебом по дешевой цене и торговать им . Таким образом, консистория старалась регулировать экономические отношения причта и прихожан, не допускать произвола священно- и церковнослужителей в "новокрещеных" приходах и определяла главную задачу клира в приобщении к христианству марийских и чувашских крестьян.

Местное духовенство, материально зависимое от своих прихожан, должно было находить с ними общий язык, жить в мире, так как от этого зависел материальный достаток семьи священника. Этим можно объяснить то, что иногда священники пытались выступить посредниками между приходской общиной и государством, различными гражданскими и военными чинами. Нами обнаружен интересный документ 1839 г., в котором иерей А.С. Петровский церкви чувашского села Пихтулино Козьмодемьянского уезда ходатайствовал перед казанским военным губернатором за своих прихожан "об отсрочке им числящейся за ними недоимки государственной пода-ти" . На это прошение губернатор предписал - "Из приложенных показаний вижу, что сей неразумный пастырь думает, что он доброе сделал, объявить ему в консистории строгою подпискою, чтобы он впредь в такое безумное ходатайство отнюдь не вмешивался, иначе будет лишен своего сана"³. Следовательно, светская власть, заставляя приходское духовенство выполнять многочисленные светские функции, сама не допускала не малейшего вмешательства причта в отношения государства и крестьянской общины.

Но чаще всего прихожане не видели в священнике человека, который мог бы за них заступиться и их отношения большею частью ограничивались только церковной жизнью. Вот как, в свое время характеризовал отношения причта и прихожан в XIX веке церковный историк Н.Я. Виноградов: "Священники, сообразно с назначением своим отправляют церковное богослужение, совершают христианские требы и по возможности стараются удовлетворить всем нравственным требованиям своих прихожан. Но дальше этой церковной сферы они ни на шаг. В свою очередь и прихожане ходят в храм божий, выслушивают церковные молитвы...Что же касается до участия приходского духовенства в гражданской жизни своих прихожан, в их земских делах, ровно как и участия прихожан в делах церкви, в устройстве церковного клира и его отношениях с церковной властью, то обо всем этом здесь не может быть и речи. Та и другая сторона живут особою, отдельною жизнью и строго держаться канонических постановлений на этот счет" .

Следовательно, если такое положение было в русских приходах, то в "новокрещеных" оно усугублялось тем, что прихожане часто не считали своим долгом даже посещение церкви. Священник села Малый Сундырь Козьмодемьянского уезда Михаил Рождественский так говорил о своих прихожанах: "При всякой встрече с прихожанами я их спрашивал, что вы, православные, в церковь божию не ходите? Недосуг, батюшка, отвечали они. Мы люди рабочие, потому мы и ругу платим вашему брату, что нам молиться не время, а вы молились бы крепче. Да ведь в воскресение вы не работаете, спрашиваю я. Всегда работаем, кроме пятницы. А в пятницу у вас праздника нет, вот поэтому нас и не увидишь в церкви божей"².

Как справедливо в свое время отмечал С.А. Нурминский, марийские прихожане в первой половине XIX века "не просвещенные христианством", неблагоприятно посматривали на причт; причт, не обеспеченный в материальном существовании, по-прежнему был требователен. Недаром среди духовенства марийских приходов это время слывет под именем золотого века. Воспользовавшись стесненным положением прихожан, выучившись ладить с администрацией, оно не редко совсем забывало пастырский долг, особенно при браках и похоронах .

Священники брали большие деньги за так называемые "воровские браки", когда без согласия родителей иерей венчал сбежавшую из дома невесту, или закрывали глаза на несовершеннолетие венчавшихся. Так, в 1817 г. "за обвенчание без воли отца" был оштрафован 15 рублями священник Степан Николаев Богоявленской церкви Козьмодемьянска , а в 1822 г. священник Афонасий Федров и дьякон Гурий Иванов села Сотнур Царевококшайского уезда за венчание несовершеннолетнего новокрещеного Антона Андреева были посланы под епитимию в Казанскую Раифскую Богородицкую пустынь "вдвое противу того, чего не доставало жениху до правильности лет, т. е. на три года" . По всей видимости за эти браки было заплачено намного выше узаконенной суммы. Как видно, в XIX веке, отношения прихожан и причта в марийских приходах складывались по-разному. Материальная зависимость заставляла духовенство мириться с приверженностью к традиционной религии значительной части общины. Недобросовестные пастыри закрывали на это глаза, а иногда пытались извлечь из этого для себя материальную выгоду.

Рассматривая вопрос о степени самостоятельности приходской общины, необходимо отметить ее заинтересованность в упорядоченном ходе церковной жизни. Ответственность за это, с точки зрения общины, несло прежде всего духовенство. Сами же крестьяне с их точки зрения могли принимать в ней гораздо меньшее участие. Это прежде всего относится ко второй половине XIX века, когда определенная часть марийского населения сознательно приняла христианство. Так, в журнале обозрения церквей Казанской епархии архиепископом в 1877 г. опубликована просьба прихожан села Владимирского назначить им второго священника, потому что "священник Нечаев иногда позволяет себе довольно продолжительные отлучки от прихода для хождения с чудотворною Владимирскою иконою Божьей матери, находящейся в селе Владимирском и крестьяне часто вынуждены обращаться для исправления треб к иноприходным священникам"¹.

Следует сказать, что прихожане были достаточно самостоятельны и при выборе своих представителей на приходские должности. Наиболее значимой была, безусловно, фигура церковного старосты. Институт церковных старост, известный с XVII века, приобрел характер обязательного благодаря петровским указам. Его эволюция дает некоторые представления о процессе изменений во взаимоотношениях приходской общины и причта, о степени влияния на приходские дела через своего представителя и об участии причта в этом процессе. Так, в XVII веке церковный староста являлся полномочным представителем приходской общины. Но уже в XVIII веке часть своих прав они уступили церковной администрации. В 1808 г. была издана первая инструкция, регламентировавшая деятельность церковного старосты. В указе от 17 апреля 1808 г. пояснялось, что должность старосты установлена по указу от 28 февраля 1721 г., на которую "избирались они и ныне избираются наиболее из купцов, мещан и поселян, обязанность их состояла токмо в единой продаже свеч", а их выборы должны были утвердить прихожане . Главной обязанностью церковных старост стало хранение денег и всего церковного имущества. В первом пункте инструкции 1808 г. особо подчеркивалось, что староста "есть поверенный прихожан церкви, выбранный из числа их доверия достойный человек"¹. Для избрания старосты необходимо было не только согласие прихожан, но и священно- и церковнослужителей.

Кандидатура старосты утверждалась самим епархиальным архиереем. При избрании присутствовал благочинный, который следил за законностью выборов. Срок службы старосты определялся в три года, по прошествии которых он мог остаться на этой должности, если прихожане и причт вновь дадут свое согласие. В пятом пункте инструкции перечислялись многочисленные обязанности церковного старосты при богослужении; в том числе "собирать от доброхотных дателей деньги, продавать свечи, принимать делаемое в церкви приношение, смотреть за сохранностью церковной суммы, за чистотою церкви; пещись о целости церковного имущества, и вносить в особую опись прибыльные вещи" . За действиями старосты должны были наблюдать священно- и церковнослужители. Кроме этого, обязанностью старосты являлся сбор денег с церковных лавок и домов, сданных в аренду, покупка вещей в церковь и ремонт церковного храма. По окончании года староста составлял ведомость доходов и расходов и отправлял ее благочинному. Таким образом, деятельность церковного старосты постоянно контролировалась причтом и церковной администрацией. В случае, если староста в чем-то отступал от инструкции или недостаточно, по мнению клира, заботился о церкви, священно- и церковнослужители доносили благочинному или напрямую архиепископу. Единственной привилегией старост было освобождение от казенных и "общественных" нарядов и работ, а также освобождение от рекрутства, если он был награжден медалью. Эти поощрения были несоизмеримы с огромным кругом обязанностей старосты, потому часто, как отмечалось в указе Синода 1808 г. старосты "уклоняются от исполнения обязанностей, не хотят избираться, так как не получают материального поощрения"¹. В 1818 г. в Казанскую консисторию поступил рапорт священника Богоявленской церкви Козьмодемьянска Степана Николаева о том, что прихожанами избран староста мещанин Александр Санин. Мирской договор на принятие им должности уже был доставлен к благочинному, однако указанный кандидат не явился в церковь, "отчего в приготовлении муки для просфор, свеч и прочего бывает великое затруднение" .

Должность церковного старосты рассматривалась прихожанами, как обременительная, особенно в нерусских и староверческих приходах. В 1842 г. мещанин Козьмодемьянска Александр Афонасьевич Смирнов подал Казанскому архиепископу жалобу на своего священника, уже упоминавшегося нами Степана Николаева. В ней проситель обвинял его в том, что без его согласия священник заставил якобы прихожан выбрать Смирнова старостой. Эта обязанность для просителя являлась "отяготительной" так как он проживал на далеком расстоянии от церкви и к тому же должен будет отвлекаться "от промышленности", без которой, как он писал "должен буду повергнуть в нищету состоящее из семи лиц семейство мое, являясь несостоятельным плательщиком государственных податей и общественных повинностей"³. Назначение в старосты прихожанин рассматривал, как месть священника за давнее желание Смирнова перейти из Богоявленского прихода к Вознесенской церкви Козьмодемьянска.

В резолюции по этому вопросу, направленной казанским архиепископом Козьмодемьянскому духовному правлению рекомендовалось "отчислить Смирнова от Богоявленской церкви и причислить к Вознесенской"⁴, с предложением назначить выборы нового старосты. Как видно, духовные власти шли на компромисс с прихожанами, предпочитая мирное существование клира и представителей прихожан, особенно в приходах, где жили раскольники и марийские язычники.

Марийские прихожане, в большинстве своем плохо посещавшие церковь и "будучи христианами только по имени", не могли рассматривать заботы о церкви, как почетную обязанность. Выбранные на эту должность отказывались исполняли требования инструкции. Поэтому в 1847 г. Казанская духовная консистория вынуждена была строго предписать, "чтобы прихожане каждой церкви при избрании в церковные старосты отклонили всякое пристрастие; церковные старосты выслуживали узаконенный срок, оставляли свои должности не иначе, как по поверке и принятью новым старостою церковного имущества и сумм в свое заведывание по описи и книгам в присутствии благочинного и местных священно- и церковнослужителей"¹. В дальнейшем, в 1851 г. консистория вновь обратилась к вопросу в выборе церковных старост, в связи с тем, что в приходе села Азаново Царевококшайского уезда, староста был избран без согласия прихожан .

Источники свидетельствуют, что приходской священник не только должен был контролировать старосту, но и приводить его к присяге. Форма присяги была единообразна и изменялась незначительно. Присягавший клялся в верности императору, давал обещание честно и добросовестно исполнять свои обязанности и заботиться о церкви. Под присяжным листом ставилась дата, и указывалось имя и фамилия присягнувшего и приводившего к присяге .

В 1890 г. устаревшая инструкция церковным старостам 1808 г. была дополнена и модернизирована. Введение инструкции 1890 г. мотивировалось отменой свечного сбора и необходимостью в связи с этим упорядочить финансовую отчетность приходских церквей. Новая инструкция отличалась гораздо более жесткой регламентацией, начиная с момента выборов старосты (оговаривался возрастной ценз для кандидатов и избирателей, перечислялось кто имеет и кто не имеет права принимать участие в выборах). В новой инструкции постоянно подчеркивалось подчиненное положение старост по отношению к причту, их зависимость от церковной администрации. Например, первый пункт новой инструкции пояснял, что церковный староста "есть поверенный прихода, избираемый к каждой церкви для совместного с причтом приобретения, хранения и употребления церковных денег и всего церковного имущества", действующий под надзором и руководством благочинного и епархиального начальства . Тем самым подчеркивалась еще более существовавшая и ранее руководящая властная роль причта. Характерна и такая деталь. Если по старой инструкции в случае недостачи церковных сумм при проверке ответственность нес староста (или его наследники) вместе с причтом, то в новой инструкции появился такой пункт: "Если по проверке чего-либо не явилось, шіи чего-либо оказалось поврежденным или утраченным, то об этом немедленно доводится до сведения местного благочинного для донесения епархиальному начальству" здесь об ответственности персонально старосты не сказано ничего.

В комментарии к новой инструкции подчеркивалось, что вообще по смыслу инструкции, церковные причты не только не устраняются от заведования церковным хозяйством, но, напротив, эта их обязанность определена с особой полнотой: "Причт всегда был и есть ближайший хранитель церковного достояния, а староста есть только доверенный прихожан"³. Такая формулировка явилась логическим завершением эволюции, имевшей место на протяжении всего XIX века. В целом, новая инструкция не только жестко регламентировала деятельность церковных старост, но и подчеркивала зависимость старосты от причта, а не от избравших его прихожан.

Помимо новой инструкции, в рассматриваемый период церковным старостам было посвящено утвержденное мнение Государственного Совета от 12 декабря 1855 г. "Об изъятии от телесных наказаний церковных старост из государственных крестьян", которое по запросу Синода было распространено 22 ноября 1867 г. на всех сельских церковных старост вообще в связи с отменой крепостного права. В этой связи интересен и такой факт. Указом от 19 октября 1868 г. для церковных старост была установлена специальная форменная одежда. Тем самым, староста как бы причислялся к причту, если не формально, то "идейно", что подчеркивалось даже ношением особого кафтана.

Важным документом для понимания роли церковного старосты является выбор, дававшийся прихожанами старосте. Исследователи М.М. Богословский и Н.Д. Зольникова установили значение выбора для более раннего периода. По их мнению, "письменный приходской "выбор" был для них (епархиальных властей) лишь гарантией ответственности мира за деятельность старосты. Начиная с 1770-х гг. обязательно в "выборе" есть формула круговой поруки общины за своего выборного главу"¹. Несмотря на то, что по инструкции 1808 г. церковный староста нес ответственность за финансовые дела совместно с причтом, по нашим наблюдениям, даже во второй половине XIX века встречается формула круговой поруки прихожан. Так, в "выборе" прихожан села Малая Юнга Козьмодемьянского уезда говорится о назначении на три года в старосты приходской церкви Алексея Андреева "как человека состоятельного, честного, благочестивого, бескорыстного и опытного в хозяйстве с тем, чтобы он, приняв на себя сию должность во всех случаях поступал по изданной для сей должности инструкции, и во всем епархиальному начальству был послушен". А если окажется недостача церковных денег и он будет подлежать суду и его имущества будет недостаточно, "то мы прихожане обязуемся за него все убытки церковные восполнить сами из своего имущества, или за смертью кого-либо из нас, наши наследиики" . Как видно, прихожане обязались возместить убыток, если церковный староста не сможет этого сделать. К сожалению, в нашем распоряжении нет других "выборов" церковных старост в приходах Марийского края и мы не можем проследить, была ли форма круговой поруки типичной для выборов, или это являлось исключением. В инструкции 1890 г., как уже было отмечено, ничего не говорилось об ответственности прихожан. Староста же отвечал перед законом за растраты церковного имущества. Поэтому приведенный здесь "выбор", вероятнее всего, был исключением, а не правилом.

В новой инструкции 1890 г. были специально оговорены поощрения церковным старостам. Одним из них являлся "похвальный лист" от епархиального архиерея. Особые заслуги старост, прослуживших в этой должности три трехлетия, могли быть отмечены медалями. Например, церковный староста села Семеновка Царевококшайского уезда крестьянин Трофим Чулков был награжден в 1900 г. золотою медалью "За труды и заслуги по духовному ведомству" .

Несомненно, в законодательной политике центральных властей прослеживались определенная тенденция. Если в XVIII веке "оцерковление должности церковного старосты не шло дальше известного предела", то в XIX веке этот процесс продвинулся значительно. Как видно, главенство причта при выборах церковного старосты стало уже настолько очевидным, что инструкция 1890 г. дает лишь пояснение, что в случае недовольства причта избранным кандидатом достаточно просто донести об этом в консисторию или благочинному.

Еще одной попыткой оживить приходскую жизнь было создание попечительств при церквях. Как уже отмечалось в первой главе, приходские попечительства создавались для поддержания и благоустройства приходских церквей. Кроме этого, в задачи попечительства входила забота о причте церкви "в хозяйственном отношении" (в основном строительство домов для клира -- В. С.) и сборе средств "для учреждения в приходе школы, больницы, богодельни, приюта и других благотворительных заведений"¹. Основным источником денежных средств попечительства были добровольные пожертвования от прихожан. Они делились на три группы: а) в пользу церкви, б) в пользу причта, в) для школы и благотворительных учреждений.

Попечительство состояло из непременных членов и выборных от прихожан. В число непременных членов входили священнослужители церкви, церковный староста, волостные старшины и головы. Выборные избирались на общем собрании прихожан, которое определяло также срок их службы. Председатель попечительства избирался общим собранием прихожан, где ему присваивалось звание попечителя прихода.

Приходские попечительства начали открываться в Марийском крае спустя два года после издания "Положения о приходских попечительствах при православных церквях". Динамика открытия попечительств представлена нами в таблице 18.

Таблица 18 Численность приходских попечительств в Марийском крае во второй половине XIX века

Из таблицы 18 виДно, что значительная часть попечительств Царевокок-шайского уезда была открыта в 1866-1867 гг. Именно тогда были составлены "приговоры" на создание попечительства при Воскресенском соборе и Троицкой церкви Царевококшайска. Оба эти документа были опубликованы на страницах журнала "Известия по Казанской епархии". В приговоре прихожан Воскресенского собора отмечалось, что "1867 г. июля 9 дня Казанской губернии города Царевококшайска Воскресенского собора прихожане, а именно: г. Царевококшайска - чиновники и граждане, Вараксинской волости деревень ...крестьяне-собственники, Арбанской волости деревень ... - старокрещеные из черемис, быв в общем собрании, в царевококшайском Воскресенском соборе, по выслушании, высочайше утвержденного во второй день августа 1864 года, "Положения ...", предварительно прочитанного и объясненного нам местным благочинным, нашего собора священником Александром Спасским, признали нужным и полезным и при нашем соборе открыть приходское попечительство, на точном основании изложенных в положении правил"¹.

Далее шла речь о избрании попечителя и членов попечительства сроком на три года. Попечителем был избран благочинный священник Александр Спасский, непременными членами второй священник и дьякон, церковный староста, городской голова и два старшины из Вараксинской и Арбанской волостей. Еще 17 человек, выборных от горожан и крестьян приписных деревень, стали простыми членами попечительства. В документе подчеркивалось, что "все они православные, к раскольническим сектам не принадлежат, хорошего поведения, судимы и штрафованы никогда и ни за что не были и могут быть полезными членами попечительства". Приговор утверждался подписями всех бывших на собрании прихожан, а благочинному поручалось представить его на утверждение казанскому архиепископу. Под документом стояла дата освидетельствования его в волостном правлении и номер записи .

В Царевококшайском уезде половина попечительств открылись в период с 1866 по 1869 гг. (см. табл. 18). После 1880 г. попечительства открывались во вновь образованных приходах. Исключение составило попечительство села Арино, открытое в 1895 г.¹. В Козьмодемьянском уезде из 36 приходов, отслеженных нами на начало XX века, часть приходских общин (33,0%) дала согласие на открытие попечительств в 1866-1869 гг. Попечительства, открывавшиеся после 1870 г., в основном появлялись в новых приходах. Четыре приходские общины Козьмодемьянска, подписали приговор о создании попечительств в 1898-1900 гг.². В марийских приходах Уржумского уезда, как следует из таблицы 18, попечительства при церквях появились в 1868-1869 гг. Лишь в приходе села Токтай-Беляк попечительство возникло в 1870 г. .

Председателями или попечителями приходских попечительств становились в основном священники, настоятели храмов. По нашим данным, в 1888 г. в Царевококшайском уезде из 13 приходов первого благочиния в 11 именно священники исполняли эту обязанность⁴. В Козьмодемьянском уезде из 21 попечителя лишь один, в селе Пернянгаши, не был священником⁵. В трех приходах Яранского уезда в 1881 г. попечителями также являлись священники⁶. В Уржумском уезде в 1880 г. в пяти церквях председателями попечительств были священники, а в трех - крестьяне .

Основная часть денежных средств, собираемых попечительством, предназначалась на ремонт и содержание церкви. Так, в клировых ведомостях часто встречается запись, что деньги израсходованы "на приобретение церковной утвари и других предметов для церкви" или "израсходованы на благолепие храма" . В селе Новый Торьял Уржумского уезда за 1869-1880 гг. попечительством было собрано 1604 руб. 9 коп. Эти деньги собирались "через добровольные пожертвования от прихожан на заведение серебряного Евангелия в память избавления государя императора Александра II в 4 апреля 1866 г. от угрожавшей ему опасности от рук злодея, и на покупку душеполезных книг для распространения оных между прихожанами" .

В марийских приходах, несмотря на их обширность, денежные средства попечительств были в основном незначительны и собирались с большим трудом. Так, священники Успенской церкви села Старый Торьял жаловались, что все заботы попечительства по незначительности средств ограничиваются поддержкой и украшением храма так как "приход исключительно почти инородческий - состоит из одних черемис, которые по наклонности к языческим верованиям, как большей частью новообращенные из язычества, и ныне в соседстве с некрещеными, редко ходят в церковь и вообще сами собой мало сочувствуют нуждам ее" . В Уржумском уезде, действительно, очень сильны были позиции язычества и прихожане мало заботились о православной церкви. Но и в тех приходах, где значительная часть прихожан регулярно посещала храм, сбор денег был непростым делом. Вот, например, что пишет в отчете о деятельности приходского попечительства священник села Пернягаши Козьмодемьянского уезда: "сбор денег самим священником сильно стеснен...тут надобно и умолять и вразумлять, сносить всякого рода нелепые замечания, терпеть скорбь душевную и выносить обиды. К сему если прибавить еще непогодное время, дождь, слякоть и грязь - вот вам и приблизительная картина сбора денег самими священниками"³.

Деньги с прихожан собирались по приговору, определенному заранее или в виде добровольных пожертвований. Последние собирались в особые кружки в церкви. Если средств не хватало, попечительство могло "составить предложение о назначении определенного сбора с прихожан". Так, в селе Пернянгаши Козьмодемьянского уезда по приговору на украшение храма собирали по 1 руб. 20 коп. с ревизской души . Иногда пожертвования собирались продовольствием и хлебом, который затем продавался.

Деньги церковного попечительства тратились не только на церковь. Прихожане в ряде приходов жертвовали деньги "на дома для школ" и их поддержку². Очень редко на средства попечительства строились дома для причта .

Размер денежных средств, собираемых попечительством был различным. Он зависел от величины прихода, отношений клира и прихожан и от нужд самой церкви. В первом благочинии Царевококшайского уезда в 1888 г. размер сумм попечительства варьировался от 25 руб. в Вознесенской церкви Царевококшайска до 477 руб. в приходе села Акашево . Деньги попечительства в последнем случае были собраны и израсходованы на строительство новой церкви, окончательно построенной в 1889 г. В семи приходах из 12 денежные средства попечительств Царевококшайского уезда не превышали 100 рублей⁵.

В Козьмодемьянском уезде суммы средств, собранных попечительствами, также были различны. Следует сказать, что в начальный период деятельности попечительств, конца 60-х - начала 70-х гг. XIX века они были более эффективны, когда собирались значительные средства на приходские нужды. Отчеты попечительств публиковались на страницах "Известий по Казанской епархии...". Например, в Козьмодемьянском уезде за 1872 г. пернян-гашевскому попечительству удалось собрать 1580 руб. 30 коп.⁶, а владимирское ежегодно собирало с 1877 по 1880 гг. от 541 до 1477 руб.⁷. В селе Михайловском Царевококшайского уезда за 1869 г. было собрано 354 руб. К 90-м гг. XIX века сборы попечительств значительно снизились, а в ряде приходов совсем прекратились. Так, в Малоюнгинском приходе Козьмодемь-янского уезда попечительство "по малочисленности и бедности не приносит никакой пользы" . В других приходах уезда в конце XIX века сборы редко превышали 50 руб.³. Не действовало попечительство и в Салтакъяльском приходе Уржумского уезда "по бедности прихожан" .

Следует подчеркнуть, что приходские попечительства края, особенно в начальный период своей деятельности, внесли весомый вклад в содержание, украшение, перестройку церквей. В ряде приходов попечительства поддерживали церковно-приходские школы и заботились о строительстве домов для причта. Однако постепенно роль попечительств падает, и к концу XIX века их средств не хватало даже на ремонт церкви.

Подводя итог, в целом можно сказать, что активность прихожан в вопросах приходской жизни подверглась в рассматриваемый период дальнейшей регламентации. Постепенно сошло на нет участие прихожан в выборах священно- и церковнослужителей, хотя Казанской духовной консистории приходилось учитывать специфику староверческих и "новокрещеных" приходов. Постепенно фигура церковного старосты утрачивала свою роль как полномочного представителя прихожан при причте. Все более важное значение при выборе имело согласие причта и благочинного, а действительным он стал только после утверждения Казанской духовной консисторией. Подобная тенденция прослеживается и при сравнении двух инструкций деревенским старостам 1808 и 1890 гг.

Приходские попечительства Марийского края, организованные для улучшения быта причта конкретной церкви не выполнили своей миссии. Более успешно они действовали в вопросах обеспечения приходского храма, особенно в начальный период своей деятельности.

Таким образом, на протяжении XIX - начала XX в. произошли значительные изменения в составе приходского духовенства. В это время отмечалось постепенное сокращение штатов приходских церквей, связанное с политикой государства на сокращение сословия духовенства и повышение благосостояния причтов церквей. Следует отметить довольно молодой возраст служителей церкви в Марийском крае, особенно причетников. Изменился уровень образования и социальный состав лиц, пополнявших духовное сословие. К концу XIX - начала XX вв. практически все священно- и церковнослужители обучались в семинариях, духовных училищах и других учебных заведениях. Наибольший процент выпускников, служивших в приходах края, дала Казанская духовная семинария. К концу XIX века появилась группа выпускников светских учебных заведений. С 70-х гг. XIX века среди духовенства возрос процент выходцев из других сословий. Основным поставщиком кадров, правда, оставалось само духовное сословие, а вторым по численности становится марийское крестьянство.

В XIX - начале XX вв. кроме церковных функций, закрепляется и расширяется круг светских, государственных обязанностей приходского духовенства. Клирики были особыми духовными чиновниками, не только отвечавшими за нравственность прихожан, но и выполнявшими функции учета населения, посещения исповеди (особенно в марийских приходах), ознакомления с важнейшими государственными постановлениями.

Одной из основных служебных обязанностей духовенства в Марийском крае была миссионерская деятельность. В начале XIX века священники были единственными миссионерами. С 30-х гг. XIX века им отводилась роль помощников миссионеров. Важным средством приобщения к христианству провозглашалось знание ими марийского языка. В этот период пастыри мало заботилось о религиозном состоянии своих прихожан, и нередко закрывали глаза на непосещение ими церкви. Во второй половине XIX - начале XX вв. часть марийского населения, скорее всего, сознательно принимала крещение и приобщалась к христианству. В этом была, безусловно, заслуга и священнослужителей, выходцев из числа марийских крестьян.

Взаимоотношения приходской общины и клира в рассматриваемый период строго регламентировались светской и духовной властью. В это время проводилась политика, направленная на уменьшение роли общины при выборе священно - церковнослужителей. Однако полностью нейтрализовать активность прихожан в этой области властям не удалось. Строгой регламентации подвергалась также деятельность церковного старосты. Его выборы становились действительными только после утверждения кандидатуры в консистории. Авторитет этой должности среди прихожан постепенно падал, что, в свою очередь, означало снижение степени участия прихожан в приходской жизни. Приходские попечительства, организованные в Марийском крае в 60-70-е. гг. XIX века внесли свой вклад в строительство и содержание храмов. Однако они мало что сделали для улучшения жизни и быта духовенства.