Наркомания как объект социологического анализа

Беседы с родителями не только мало влияли на формирование у молодёжи представления о наркотиках, они вовсе были неэффективны в плане профилактики наркотизации. Родители оказались полностью неподготовленными к тому, чтобы правильно защищать своего ребёнка от наркотиков. В настоящее время выходит много телепередач для родителей, продаётся масса научно-популярных книг о том, как растить и воспитывать малыша, а вопросы воспитания у подростка установки против наркотиков не освещались ни в книгах, ни в телепередачах.

Эффективность, хотя и очень низкую, показали беседы учителей о вреде наркотиков. Половина 20-летних респондентов указали, что они никогда не получали никакой информации о наркотиках от учителей, 55% опрошенных утверждали, что учителя никогда не проводили беседы о вреде наркотиков. Среди этих респондентов 55% пробовали, а 45% не пробовали наркотики. В тех редких случаях, когда беседы о вреде наркотиков проводились регулярно, соотношение пробовавших и не пробовавших наркотики отличается -- соответственно 45 и 55%. Это свидетельствует об эффективности, хотя и низкой, подобных мероприятий. Напрашивается вывод о том, что такие беседы должны проводиться регулярно и на основе методик, тестированных с точки зрения эффективности воздействия на школьников.

Редкими и низкоэффективными оказались беседы с врачами и работниками милиции. К специальной литературе о наркотиках обращались в основном те, кто уже их пробовал.

Осознание молодёжью серьёзности проблемы наркомании есть важный шаг в профилактике наркотизма. Среди 20-летней молодёжи, осознавшей серьёзность этой проблемы, 46% пробовали наркотики, среди тех, кто считает эту проблему несерьёзной -- 76% (рис. 3).

Рис. 3. Соотношение пробовавших и не пробовавших наркотики в зависимости от осознания серьёзности проблемы наркомании

Итак, становится очевидно, что наркотики и наркокультура постепенно становятся реальной составляющей повседневной жизни молодёжи, не зависимо от того, употребляет их человек или нет. Информация о наркотиках всё увеличивающимся потоком обрушивается на сознание молодых людей. Кроме того, очевидны:

1) неравенство силы различных информационных источников, т. е. преобладание информации из СМИ, от друзей и знакомых, употребляющих наркотики, над информацией от родителей, учителей, врачей, работников милиции;

2) «перекос влияния» в пользу употребления наркотиков в общей структуре этой информации, т. е. сильное способствующее пробе влияние друзей и знакомых, употребляющих наркотики, наряду с неэффективным влиянием родителей, СМИ, учителей и врачей, которое, по идее, должно сдерживать молодёжь от пробы наркотика.

Иными словами, в данный момент нет практически никакого противостояния наступлению наркокультуры на сознание молодёжи. Поэтому неудивителен тот факт, что среди опрошенных наркоманов более молодые люди не имели никаких защитных установок против наркотиков. Они подверглись более сильному влиянию наркокультуры через своё окружение, возрастные особенности усилили это воздействие, а факторы, способствующие формированию защитных установок, отсутствовали.

Особенность социологии состоит в том, что в условиях демократии она всегда отвечает на вызов обществу и злободневные вопросы, тем более ее интересуют те проблемы, которые, так или иначе, скрыты от всеобщего обозрения.

Социологу без специальных знаний, используя только свой предшествующий опыт и общие знания в области эмпирической социологии, весьма непросто разработать эффективную методику количественного измерения. Например, российские социологи в одной из исследовательских программ для регистрации уровней распространения наркотиков использовали метод экспертной оценок, когда в роли экспертов выступали респонденты массовых опросов населения [6, с. 44-47]. В результате получены распределения подобно тому, как это приведено в табл. 1. На основании приведённого в таблице распределения авторы отчёта, например, делают вывод такой вывод: «…на сегодняшний день масштабы распространения этой страшной болезни среди учащихся школ составляют от 15 до 30%» [4, с. 45]. На наш взгляд, вывод сделан весьма произвольно и умозрительно. Авторы методики полагают, что большинству школьников как говорится виднее, сколько среди них потребителей наркотиков. Но может быть более компетентной является другая группа школьников -- те самые ученики, которые имеют непосредственное отношение к наркокультуре? А эта группа не составляет большинства… Подобная методика, если и годится для сравнительных исследований в разных регионах, по своей сути не приспособлена для фиксации абсолютных показателей с прогнозируемой точностью. Для того, чтобы получать спорные данные да ещё в пределах «от 15 до 30 процентов» нет смысла проводить дорогостоящие полевые работы. Можно найти более дешёвые и эффективные способы. Авторы подобных методик, как правило, используют не операционализированные понятия «наркотик», «наркомания», которые даже в среде специалистов вызывают определённые разночтения. Любопытно, чем руководствовался школьник, получив от социолога задание: определить степень «распространённости наркомании» у себя в школе? Что под этим (наркомания) понималось: болезненное и непреодолимое пристрастие, одноразовый приём, периодический несистематический приём наркотиков или наркоманы уик-энда? Какие именно наркотические вещества имелись виду? Например, наш опыт говорит о том, что чифир практически никто из молодых людей к наркотикам не относит (а в медицинских руководствах он фигурирует как наркотик), некоторые юноши и девушки не считают таковыми «лёгкие» наркотики конопляной группы. А димедрол? А транквилизаторы? А вдыхание токсичных веществ? Неопределённые вопросы рождают неопределённые ответы… Эпоха романтизма и алармистских выступлений проходит, ибо проблема наркотиков уже очевидна. Сегодня нет смысла ещё раз доказывать, что наркотики -- это серьёзный вызов обществу и социальному порядку. Но очевидным становится и то, что проблема наркотиков требует профессиональных подходов.

Таблица 1

Масштабы распространения наркомании среди учащихся школ по оценкам самих школьников

Выйти из затруднительного положения можно, используя различную тактику. Например, неплохо изучить опыт зарубежных коллег или воспользоваться готовыми методиками. Украинский институт социальных исследований (г. Киев) во второй половине 90-х годов осуществил серию опросов в рамках международной программы регистрации употребления алкоголя и наркотиков среди молодёжи ESPAD, в ходе первого опроса социологами было опрошено 6680 юношей и девушек в возрасте 15-16 лет, проживающих в разных регионах Украины [7]. Стандартная методика -- это одновременно и достоинство и недостаток подобных работ. Несомненно, она лишена дилетантизмов, с её помощью можно осуществлять сравнительный транснациональный анализ, что само по себе весьма ценно. С другой стороны, подобные методики не адаптируются с учётом национальной специфики. Они используют международные названия наркотических веществ, которые далеко не всегда понятны подросткам и юношам. Так, «марихуана», по нашим собственным наблюдениям, воспринимается многими респондентами как зарубежный наркотик американского происхождения. Если рядом с этим названием поместить 5-6 местных названий «травки» -- это влияет на общий результат измерения в большую сторону.

В социологии девиантного поведения выкристаллизовывается вполне самостоятельная предметная сфера -- наркомания как объект социологического анализа. Злоупотребление психоактивными веществами, в т. ч. и алкоголем и табаком -- это проблема серьёзная и надолго, она заслуживает того, чтобы некоторое число социологов специализировались в этом направлении. В одно из последних санкт-петербургских изданий, посвящённое практической наркологии, авторы включили специальную главу «Социология наркотизма» [8]. Можно только приветствовать появление нового термина. Социология наркотизма как отрасль прикладной социологии является актуальным и быстро прогрессирующим направлением на стыке социологии, наркологии, криминологии. До сравнительно недавнего времени ни в одном обществе и ни в одной культуре не было неконтролируемого массового употребления наркотиков из гедонистических соображений. Наркомания как массовое явление есть продукт современного общества со свойственными ему этическим релятивизмом, ориентацией на удовольствие и развлечение.

Глава 2. НАРКОМАНИЯ КАК ОБЪЕКТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

2.1 Социологические измерения динамики и структурных характеристик наркотизации общества

Научный процесс -- это всегда поиск нового и «спрятанного» от наблюдателя, открытие ещё неизвестных фактов или формулирование идей, которые до того не посещали головы учёных. На наш взгляд, в социальных науках исследователь имеет дело с четырьмя видами латентных процессов. Первый вид -- это явления «до востребования». Например, наркомания в Украине и других постсоветских государствах до конца 80-х годов игнорировалась как социальная проблема. Случаи немедицинского употребления наркотиков рассматривались как единичные явления, а не как набирающий силу массовый процесс; соответствующая статистика была ограниченной и для служебного пользования; полевые исследования не проводились. Явление существовало фактически, развивалось, а интерес к нему как бы отсутствовал, оно откладывалось «до востребования». Теперь проблема наркотиков «востребована» в полной мере, но остались «белые пятна», например, не вполне ясна динамика процесса в послевоенный период. Латентность этого типа определяется несколькими факторами: уровнем открытости государства, традициями, социокультурными установками. Таким образом, латентность «до востребования» -- это реальные процессы и проблемы общества, которые из-за искусственных внешних преград, установок, ограничений временно выпадают из сферы науки, но могут быть актуализированы в процессе политических и культурных изменений.

Иной по своей сути является природа «виртуальной» латентности. Она связана со спецификой процесса научного мышления. Учёный имеет право на гипотезу, смелое и парадоксальное предположение, т. е. «вещь», целиком рождённую его сознанием. Гипотеза автоматически создаёт латентную ситуацию, которая существует априори и требует дальнейшей проверки, верификации, сличения с действительностью. «Виртуальная» латентность длительное время может выдаваться за действительность, и здесь тоже свою недобрую роль играют политико-идеологические механизмы. Все мы были свидетелями того, как в недалёком прошлом умозрительные и сугубо виртуальные марксистские концепции выдавались за действительность, в том числе и по вопросу социальных причин распространения наркотиков.

Сознание учёного всегда опережает эксперимент, социолог буквально «задыхается» без эмпирических данных, статистики, полевых исследований. Вместе с тем, обилие цифр и данных, системы переменных, корреляционные связи могут поставить исследователя в тупик из-за естественной ограниченности его мыслительных способностей. Это -- ситуация информационного коллапса, она характерна тем, что учёный без специальных методик и научных инструментов не может овладеть реальностью. Ситуация порождает «инструментальную» латентность, когда исследователь «кончиками пальцев» чувствует новый социальный пласт, но до поры до времени он ему недоступен. В этом случае объект исследования превращается в сложную систему. Собственно само понятие сложной системы было пущено в научный оборот для определения гносеологической ситуации, которую мы определили как «инструментальная» латентность. У. Росс Эшби писал, что система «слишком велика», если она превосходит возможности наблюдателя своей сложностью, богатством, например, «он не может наблюдать её полностью, или управлять ею полностью, или выполнять все расчёты, которые необходимы для предвидения её поведения» [9, с. 94]. Перед социологами как раз и стоят задачи такого порядка. Массовые общественные процессы, в т. ч. и аддиктивное поведение, злоупотребления психоактивными веществами имеют все признаки больших систем, а отсутствие эффективных инструментов познания рождает наиболее распространённый вид латентности, с которым сталкивается социолог. Таким образом, «инструментальная» латентность является производной от размерности социальных явлений, её можно определить как отставание методологических и методических средств от характера задач, актуальных для социолога.

Проблема «инструментальной» латентности -- общенаучный феномен, формально она актуальна для физиков в той же мере, как и для социологов, но только до определённого предела. В социальных науках (по Риккерту -- «науки о культуре») необходимо учитывать вещи, которые онтологично присущи исключительно обществу -- это, во-первых, фактор свободы воли или субъективная составляющая социальных процессов, во-вторых, специфика информационных процессов, а именно -- хранение больших пластов информации в сознании агентов этих процессов. Расположены ли последние делиться с кем-либо своей информацией или нет -- вот в чём вопрос. На основе этого критерия можно выделить класс социальных явлений, которых объединяет общая гносеологическая ситуация: нежелание субъектов, которые занимаются определёнными видами деятельности, быть источниками информации. Так, для преступности и правонарушений является «нормой», когда одна из сторон (виновный субъект) скрывает преступление. Но для некоторых видов преступности «печальная норма» распространяется на обе стороны. Это свойственно коррупции, проституции, весьма распространено в сфере экономических преступлений, а для незаконного оборота наркотиков -- почти незыблемое правило. Последнее выступает как преступление без жертвы. Во всяком случае, покупатели, потребители наркотиков таковыми себя не рассматривают, и никто из их числа не заявляет в милицию о своих покупках… Такую латентность можно назвать «классической», ибо она, с одной стороны, способна кумулировать все виды латентности, с другой -- является специфичной, она объединяет процессы, которые латентны уже по своей природе, а не в силу слабых сторон науки или политической конъюнктуры. Эти процессы относятся к общественно опасным и нежелательным явлениям и, как правило, находятся под контролем социальных институтов, государства. Нас «классическая» латентность интересует как гносеологическая проблема, которая возникает из-за умышленного блокирования информационных каналов агентами социальных процессов. В дальнейшем под латентными социальными процессами мы будем понимать явления, отвечающие критериям «классической» латентности.

Итак, мы установили, что эпидемия наркомании, распространение в обществе нелегальных наркотиков, аддиктивное поведение относятся к классу специфических латентных процессов. С гносеологической точки зрения эти процессы характерны четырьмя видами латентных ситуаций. Во-первых, это трудности получения полной информации об истории, тенденциях, социальных аспектах распространения нелегальных наркотиков до 90-х годов, связанные с цензурными и идеологическими ограничениями на исследовательскую деятельность в этот период. Во-вторых, это мифологизация явления, вызванная как идеологическими причинами, так и некомпетентными суждениями, недостаточно проверенными гипотезами, которые возводятся в ранг истин и целых теорий. В-третьих, это инструментальные трудности, связанные с тем, что процесс распространения наркотиков приобрёл массовый характер, охватил многие слои общества, является новым и не исследованным ранее феноменом, а методологическая и методическая деятельность учёных в известном смысле отстаёт от потребностей исследовательской деятельности (не в последнюю очередь из-за финансовых проблем) и осложняется тем, что рассматриваемая область находится «на стыке наук». Наконец, четвёртый фактор латентности связан с тем, что распространение наркотиков в обществе оценивается как социально-негативный процесс, что накладывает неизбежный отпечаток на информационные потоки и поведение агентов, являющихся носителями нужной информации.

Подходы к изучению этого явления должны учитывать два обстоятельства.

Распространение нелегальных наркотиков находится под контролем государственных институтов, в т. ч. органов правопорядка, медицинских учреждений. Контроль осуществляется разными методами, в т. ч. путём ведения специальной государственной статистики. Официально установлены юридические нормы жёсткого рамочного типа, которые по замыслу Законодателя должны регулировать указанную сферу, осуществляются профилактические мероприятия, полицейские операции и т. д.

У агентов процесса в силу обстоятельств и методов государственного контроля есть мотивы на сокрытие информации, которая является предметом социологических исследований и на которую социологи вправе рассчитывать. Это рождает дополнительные проблемы при подготовке полевых работ. В частности, приходится учитывать «сопротивление поля» и искать «тонкие» методы сбора данных.

Латентные процессы указанного типа имеют общую информационно-социальную модель. Её полезно учитывать при разработке стратегии и тактики исследовательской деятельности. Преступность, коррупция, проституция, наркомания -- это процессы, которые находятся «на свету» лишь одной и, как правило, незначительной своей частью. Условно «видимую» часть образуют факты, события, люди, отраженные в специальных учётах, статистике, прошедшие полицейские процедуры, побывавшие в судах, исправительных учреждениях, направленные на принудительное лечение и т. п. «Невидимая часть» по своему объёму намного больше. Это соотношение рождает ассоциацию с айсбергом, большая часть которого, как известно, находится под водой и недоступна для наблюдения с корабля. Информационно-социальная модель указанных процессов имеет форму пирамиды. Верхушка пирамиды -- это социальная группа, размеры и содержание которой, как отмечено выше, уже зафиксированы, т. е. они известны, например, специалистам или чиновникам и могут быть в принципе доступны для социолога. Далее идут «латентные страты». Они располагаются примерно в той же последовательности, в которой обычно происходит «восхождение» субъекта по условным ступенькам пирамиды.

Рис. 1. Информационно-социальная модель распространения нелегальных наркотиков

Постановка наркомана на учёт, отбывание наказания за торговлю наркотиками -- это финальные стадии соответствующих «карьер». Начинается всё с групп риска, первых проб наркотиков или попыток заработать на незаконных операциях с наркотиками. Эти «первичные» группы, как свидетельствуют статистика, социологические измерения и наблюдения, гораздо шире, объёмнее, чем «финальные», «верхушечные» группы, что и даёт нам право пользоваться метафорой пирамиды. Пример подобной пирамиды приведён на схеме (рис. 1). При построении подобных пирамид важно чётко придерживаться выбранного критерия стратификации. В одном случае это могут быть группы, где критерием является частота или интенсивность злоупотреблений психоактивными веществами (отдельно могут быть построены пирамиды по типам таких веществ: алкоголь, опиаты, ингалянты или другое); в других случаях за основу могут быть взяты юридические критерии -- участие в незаконном обороте наркотиков или совершение преступления в состоянии алкогольного (наркотического) опьянения.

В 2006 г. в Украине общее количество наркоманов, взятых на учёт медицинскими учреждениями, достигло 83 тыс. человек, из них 4 тыс. -- это несовершеннолетние [10]. Причём не менее 40% от этого числа проживают в трёх областях -- Днепропетровской, Донецкой, Одесской [11, с. 44-46]. Для сравнения отметим, что в 1988 г. в наркологических учреждениях Украины было зарегистрировано всего 450 морфинистов (другие формы наркомании практически отсутствовали), а к началу «перестройки» на учёте состояло 25 тыс. человек [12, с. 18, 35]. Сегодня официальная статистика более или менее доступна для исследователя. Вне статистики остаётся основная масса наркоманов, причём численность этой страты (по оценкам экспертов) вероятно от 5 до 10 раз превышает «верхушку айсберга». Подсчёты по специальной методике, предложенной Донецкими наркологами, дают цифру в 260 тысяч человек активных потребителей опиатов, которую авторы называют «подлинной болезненностью» по состоянию на 2005 год [13]. Ещё более значительными являются последующие группы. Они объединяют (по нашей терминологии) «прозелитов» и «неофитов» -- молодёжь, которая экспериментирует с психоактивными веществами, погружается в наркокультуру, но к группе наркоманов как таковых не относится. В том числе, для указанной группы характерен так называемый подростковый и юношеский полинаркотизм, когда молодые люди неразборчиво пробуют различные наркотические вещества, способные вызвать эйфорию, галлюцинации или другим образом изменить нормальное сознание. Наконец, самая массовая статистическая общность -- группы риска: молодёжь, подверженная риску попадания в «продвинутые» страты, но которая устанавливает между собой и наркотиками определённую дистанцию. Для представителей этой группы высока вероятность оказаться в ситуации, когда происходит групповое употребление наркотиков или же самим попробовать «вкус» наркотического вещества. Нередко, правда, такие пробы остаются единичными и в последующем юноша или девушка к наркотикам не прибегает. Тем не менее, именно группы риска в конечном итоге рекрутируют потребителей наркотиков и наркоманов. Правовая статистика содержит данные, позволяющие выделить страты по другому информационному критерию. Например, статистика правоохранительных органов свидетельствует, что в 1997 г. в Украине зафиксировано 14587 преступлений, совершённых наркоманами или лицами в состоянии наркотического опьянения, и ещё отмечено 34672 случаев, которые классифицируются как факты незаконного оборота наркотиков [14, с. 47-48]. Эти данные могут быть основаниями для двух других пирамид, в которых латентными стратами будут преступники, совершившие на почве наркотиков преступления, но оставшиеся неизвестными, либо ненаказанными, либо привлечёнными к ответственности в административном порядке и т. д.

Представление латентного процесса в виде подобных информационно-социальных пирамид не лишено практического смысла, эту процедуру можно рассматривать как предварительную теоретико-методологическую проработку проблемы. Пирамида позволяет уточнить объект и предмет исследовательской деятельност, более осмысленно подойти к выбору методических средств. Мы убеждены в том, что нет универсальных методик и подходов. При выборе методических средств исключительно важно учитывать специфику каждой страты. Очевидно, необходимо руководствоваться следующим методологическим принципом: исследователь должен конструировать методы, адекватные содержанию латентной страты.

Ситуация складывается таким образом, что метод наблюдения может быть и в арсенале украинских социологов, особенно, если за дело возьмутся молодые социологи.

По-другому дело обстоит с нижними стратами. Они фактически сегодня совпадают с общей массой юношей и девушек, либо группы риска являются существенной составной частью всего массива молодёжи. По отношению к группам риска эффективно социологическое измерение, количественные методы, ибо здесь можно реализовать как случайные, так и направленные выборочные технологии. Массовый репрезентативный опрос в рамках известных пределов точности измерения может дать достоверные ответы (в числовом выражении) на ряд актуальных вопросов. Прежде всего, можно измерить уровни распространения наркотических веществ, число немедицинских употреблений наркотиков, и в целом -- степень погружённости респондентов в наркокультуру. Возможно осуществлять контроль над указанными показателями во времени, т. е. исследовать динамику процесса, а также можно проверять различные статистические гипотезы относительно причин и механизмов этого процесса. Далее будут приведены некоторые методические проблемы, связанные с процедурой измерения.

2.2 Методология социологического исследования

В исследовании причин наркомании основное внимание обычно уделяется факторам, способствующим такому поведению. В нашем исследовании мы также сделали акцент на сдерживающих факторах, внутренних, свойственных личности, и внешних, свойственных ситуации, сети социальных отношений индивида и характерным им ценностно-нормативным предписаниям. Однако, при изучении внешнего влияния, мы не ограничиваемся только сдерживающими факторами. Исследование было бы нерезультативным, если бы мы не рассматривали, каким образом некоторые ситуативные, социальные или культурные влияния разрушают внутреннюю и внешнюю защиту индивида от наркотиков. (Рис.2)

Рис. 2. Теоретическая схема событий в «карьере наркомана»

В данном исследовании изучалась последовательность важнейших жизненных событий в судьбе наркомана: момент первой пробы лёгкого наркотика, тяжёлого наркотика, последующая «карьеры наркомана», момент осознания себя как наркомана «в системе». Каждое такое событие рассматривается как выбор социальным актором действия при совместном влиянии внутренних и внешних принуждающих и сдерживающих факторов. Для изучения внутренней организации индивида изучался весь его предыдущий жизненный опыт, свойственное ему видение мира, жизненные ценности и цели.

Конкретизированная цель углублённого изучения процесса наркотического заражения людей разбивалась на следующие подзадачи:

1. Выделение, осмысление и описание социокультурных факторов, причин и побудительных мотивов, способствующих и препятствующих первой пробе наркотиков и возникновению наркотической зависимости.

2. Изучение механизма наркотического заражения, а именно: получение информации о последовательности событий и ситуаций, имевших место в жизни наркомана, о типичных обстоятельствах приобщения к наркотикам.

3. Изучение специфики и типологизация судеб людей, употребляющих наркотики.

4. Получение информации о субъективной картине мира, характерной для наркоманов, в том числе об их собственной точке зрения на потребление наркотиков.

5. Описание специфических характеристик наркокультуры.

Основные трудности, с которыми сталкивается исследователь при изучении проблем, связанных с употреблением наркотиков, проявляется в недостатке знаний об изучаемом явлении, в сложности выделения, наблюдения и измерения изучаемых переменных. Это, в свою очередь, создаёт множество проблем при попытках применять только дедуктивную методологию с обязательными для неё требованиями заранее выделить важные понятия, операциональные правила и гипотезы. Уже сама специфика объекта исследования, тип анализируемой информации обусловливают ошибки в полученных результатах, причём эти ошибки обычно вскрываются только на последних этапах исследования.

Методология данного исследования построена на гибких методах сбора и анализа информации. Применяя гибкие методы, мы заинтересованы и в поиске информации, которая осталась бы скрытой, если бы мы ограничились проведением традиционного социологического опроса. Применяя методы массового интервью, мы надеялись повысить надёжность исследования и теоретическую обобщаемость результатов.

Качественный подход заключается в проведении глубинного полуформализованного интервьюирования наркоманов с акцентом на различных этапах жизненного пути: детстве, событиях, предшествовавших первой пробе наркотиков; факте первой пробы; дальнейшем погружении в наркокультуру; переходе к более тяжёлым наркотическим средствам; последующих жизненных событиях и т. п. Были проинтервьюированы пациенты городской наркологической больницы (г. Донецк), проходящие курс лечения от различных форм наркотической зависимости. Некоторые из опрошенных обратились за наркологической помощью добровольно. Таким образом, в число опрошенных попали как те, кто желает освободиться от наркозависимости, так и те, кто не собираются прекращать приём наркотиков. Процедура отбора состояла в следующем: опрашивались те пациенты, которые были на приёме у врача-нарколога в определённые дни недели и в заданное время.

Как известно, биографический метод достаточно широко применялся при исследованиях девиантного поведения в основном американскими социологами. Среди российских и украинских исследователей девиантного поведения вообще и наркомании в частности он, насколько нам известно, только начинает применяться параллельно с другими методами.

Применение качественных методов интерпретативной социологии обусловлено тем, что исследователь попадает в поле значений, существенно отличающееся от его предыдущего жизненного опыта. В этом случае качественная методология обеспечивает знакомство с типичным жизненным опытом и спецификой обыденного мировоззрения наркоманов. Конечная цель состоит в том, чтобы достичь понимания изучаемого предмета, «погрузиться» в мир наркомана и проинтерпретировать, как люди, употребляющие наркотики, принимают решения, осуществляют действия, создавая таким образом свои судьбы.

Методологическая задача качественного интервьюирования -- невмешательство исследователя в рассказ информанта. Здесь же коренятся основные методологические трудности и серьёзные искажения: интервьюируемый не знает, о чём его, собственно, спрашивают, а исследователь не знает, что имеет в виду респондент. В результате такое неформализованное интервью перестаёт быть исследовательским методом, так как исчезает его целевая и тематическая определённость. Полуформализованное интервью позволяет избежать этого. Оно даёт возможность одновременно и «погрузиться в поток бытия», и оставаться на плаву, сохраняя ориентацию на конкретные задачи исследования [2, с. 103-109]. Кроме того, сама специфика объекта исследования не позволяла проводить неформализованные (свободные) интервью: наркоманам свойственна частая потеря внимания, проявляющаяся как «выпадение» из разговора.

Интервью было лишь частично формализовано, так как интервьюер направлял ход взаимодействия наводящими открытыми вопросами и предложениями, позволявшими сфокусироваться на определённом жизненном этапе. Вопросы и порядок, в котором они задавались, выстраивались под специфических людей и ситуации. Кроме того, интервью включало фрагменты жизнеописания наркомана, позволяющие реконструировать историю жизни интервьюируемого с точки зрения его собственной перспективы.

Полуформализованное интервью сохраняет многозначность, свойственную мягким методам, т. е. высокую различающую способность улавливать оттенки смысла в процессе коммуникации с интервьюируемым. В таком исследовании нет жёстко определённых понятий, заранее заданных классификаций, операциональных определений и предполагаемых теоретических выводов. Понятия заданы так, что по мере необходимости могут модифицироваться. Окончательные определения и классификации должны вырабатываться не заранее, а в ходе интервью и анализа данных. Таким образом, качественная методология исследования демонстрирует тесную связь теории и метода, постоянное движение от концептуализации к сбору данных и обратно, непрерывный процесс проверки и переформулирования гипотез.[3, с. 110-116].

Интерактивное интервью напоминает дружеский разговор, но с превалированием вопросов со стороны интервьюера. Оно, таким образом, является совместным продуктом интервьюера и респондента в определённом социальном контексте. Социальный контекст интервью обязательно должен учитываться, и он также важен для толкования значений ответов на вопросы. В нашем исследовании беседа проводилась один на один с респондентом в кабинете врача-нарколога, с которым практически у всех пациентов складывались хорошие отношения. Респондент, если хотел, мог курить. Интервьюер всё время стимулировал углубление тем разговора.

В нашем исследовании респондента необходимо было настроить на конфиденциальную беседу. До проведения интервью мы больше всего опасались, что респондент побоится быть узнанным в качестве наркомана своими знакомыми. Однако наши респонденты охотно открывали данные о себе и своей семье, по которым их легко было бы узнать. Намного труднее было убедить респондента в том, что мы не представляем правоохранительные органы и не заинтересованы в привлечении его к криминальной ответственности. Без умения сформировать у опрашиваемого психологическую установку на сотрудничество невозможно получить достоверную информацию. В противном случае приходится расплачиваться низким качеством полученных данных, а иногда -- их полным отсутствием, несмотря на большой объём затраченного времени.

Интервьюер не только одновременно задавал вопросы, слушал и анализировал информацию, он должен был наблюдать аспекты внешности интервьюируемого (телосложение, аккуратность, прическа, качество бритья, стиль одежды и т. п.), его действия (торопливая походка, потеря внимания, беспорядочные или бесцельные движения), невербальную коммуникацию (жесты, выражения лица, контакт глазами и т. п.). Всё это интервьюер вносил в свои заметки. Интервью, если опрашиваемый не возражал, записывалось на аудиокассету. Особое внимание обращалось на жаргон интервьюируемого. В специфической среде наркоманов постоянно рождаются общие символы, новые термины или новые значения обычных слов. Исследователь должен начинать с допущения, что привычные слова и символы могут иметь другие значения в мире интервьюируемого. Возможно, знакомые слова будут употребляться в непривычных контекстах. Жаргон даёт исследователю ключи к тому, что важно для интервьюируемого и как он видит мир.

Погружение в социальную жизнь наркоманов необходимо для того, чтобы понять, как они, взаимодействуя, создают общие социальные значения, лежащие в основе их социальных действий. Социальные действия рассматриваются как связанные с субъективным значением, намерением, целью и степенью осмысленности. В ходе интервью исследователь мысленно перемещается в позицию респондента, «примеряет» его жизненный опыт, становится на его точку зрения, мыслит в терминах его «здравого смысла». В то же время исследователю необходимо придерживаться «позиции отстранённости», чтобы не потерять способности анализировать услышанное. Особое внимание следует уделять не только мотивам действий «для того, чтобы», но и мотивам «потому что». Они зачастую не осознаются интервьюируемым даже в рассказах о прошлых действиях. Именно этот второй тип мотивов действий часто помогают обнаружить истинные причины при объяснении социальных явлений.

В то же время нельзя объективные причины приобщения к наркотикам отождествлять с ответами самих наркоманов, многие из которых склонны придавать своим объяснениям драматизированную эмоциональную окраску, обвиняя при этом ситуацию, окружение и т. п. Задача исследователя при проведении интервью -- вжиться в описываемые ситуации приобщения к наркотикам, чтобы понять причины и побудительные мотивы, осмысленные и не осознаваемые наркоманом, выраженные вербально или умышленно скрытые. Этому должно способствовать детальное описание наркоманом своих действий, контекста, окружения.

Респондент сравнивал ценности каждую с каждой по вышеописанным критериям, что позволяло их впоследствии ранжировать и определить разрыв между значимостью и доступностью тех или иных жизненных ценностей. Особенностью применённой методики явилось то, что респондент вначале фокусировался нами в своё прошлое, на моменте «до первой пробы» наркотика, таким образом выявлялась его ценностная иерархия до заражения. И лишь через некоторое время респонденту предлагалось осуществить выбор «на данный момент», т. е. выявлялась актуальная иерархия ценностей.

2.3. Результаты интервьюирования

Общие характеристики участников интервью. Процедура отбора участников исследования была построена так, чтобы исключить волеизъявление интервьюера: опрашивались те пациенты, которые оказывались на приёме у врача-нарколога во вторник и четверг в 14 часов. Такая строгая процедура отбора даёт возможность ориентироваться на половозрастные характеристики интервьюируемых как на важную информацию по проблеме. Возраст пациентов наркологического диспансера, участвовавших в исследовании, варьировал от 18 до 40 лет. Среди отобранных пациентов было 19 мужчин и 5 женщин. Средний «стаж наркомана» для мужчин составил 9,2 года, причём в среднем 6,8 года они употребляли так называемые тяжёлые наркотики. Соответствующие цифры для женщин -- 6,3 и 5,3 года.Большинство интервьюируемых (15 из 24) были в возрасте от 25 до 30 лет. Это как раз тот возраст, когда большинство наркоманов, по своей воле или нет, сталкиваются с врачом-наркологом.

Возраст респондента в момент приобщения к никотину, алкоголю, препаратам конопли и тяжёлым наркотикам для участников интервью показаны в табл. 1. Респонденты упорядочены по возрасту. Как можно заметить, 14 из 19 опрошенных мужчин и 4 из 5 женщин начинали с препаратов конопли, а после перешли к тяжёлым наркотикам. Четверо мужчин и одна женщина сразу приобщились к тяжёлым наркотикам. Из опрошенных мужчин 9 человек до начала наркотизации курили и употребляли спиртное, 5 человек вообще не курили и не выпивали, 2 человека только курили, но не принимали спиртное, и 3 человека выпивали, но не курили. Среди опрошенных женщин пристрастия к алкоголю не было ни у кого, 3 женщины курили до начала приёма наркотиков. На рис. 2 можно увидеть, что 7 человек из опрошенных мужчин прошли все четыре стадии наркотизации: курение, употребление алкоголя, препаратов конопли и тяжёлых наркотиков. Можно также заметить, что такой «полный набор» чаще встречается у респондентов не старше 26 лет.

Таблица 1

Возраст респондента в момент приобщения к никотину, алкоголю, а также в момент первой пробы препаратов конопли и тяжёлых наркотиков

На рис. 3 и 4 показан возраст опрашиваемых в момент первой пробы тяжёлых наркотиков отдельно для мужчин и женщин. Респонденты, как и ранее, упорядочены по возрасту. Можно заметить, что у более молодых респондентов проба тяжёлого наркотика произошла от 16 до 20 лет. Большинство наркоманов постарше первый раз попробовали тяжёлые наркотики после 20 лет. На графике можно заметить тенденцию к «омоложению» первой пробы тяжёлого наркотика.

Рис. 3. Возраст мужчин в момент первой пробы тяжёлых наркотиков

Такая же тенденция снижения возраста в момент первой пробы обнаруживается и у женщин (рис. 3). Необходимо отметить, что 4 из 5 опрошенных женщин в момент опроса были в возрасте от 28 до 31 года, и для них, как и для мужчин подобного возраста, момент первой пробы произошёл от 21 до 24 лет.

Рис. 4. Возраст женщин в момент первой пробы тяжёлых наркотиков

Возраст мужчин в момент первой пробы препаратов конопли показан на рис. 5. И здесь также обнаруживается тенденция снижения возраста в момент первой пробы: опрошенные наркоманы старше 35 лет вообще не употребляли эти наркотики, старше 30 лет впервые попробовали курить марихуану или план в 24 года, а для молодых опрошенных это произошло в возрасте от 14 до 17 лет. Таким образом можно отметить, что проблема употребления и тяжёлых, и лёгких наркотиков постепенно «молодеет».

Рис. 5. Возраст мужчин в момент первой пробы препаратов конопли

Основная задача исследователя при применении методов социологии -- выделить типичное, повторяющееся от одного наблюдения к другому, объяснить эти регулярности. Наблюдаемые регулярности позволяют сформулировать гипотезы о причинно-следственных связях между социологическими переменными, важными для понимания изучаемого явления. Также необходимо обратить внимания на исключения, то есть на отличия от повторяющегося образца, и объяснить эти исключения.

Анализ биографических интервью позволил обнаружить закономерности в судьбах опрашиваемых, их наиболее распространённые характеристики, типичные причинно-следственные цепочки событий, а также выделить некоторые типичные судьбы наркоманов.

При проведении интервью сразу обратил на себя внимание тот факт, что 20 из 24 опрошенных охарактеризовали материальный уровень своей семьи в детстве как очень высокий, гораздо выше среднего: «ни в чём себе не отказывали», «всегда жили очень хорошо», «хватало на всё, что только можно пожелать». Только один человек из опрошенных был выходцем из бедной семьи. Три человека охарактеризовали свои семьи как среднего уровня, но в их оценках чувствовалось, что материальный уровень семьи по тем временам был достаточно высоким: «есть люди невероятно богатые, мы -- средние», «была еда, шмотки, машина, дача, но разве это богатство?»

Надо отметить, что у трёх четвертей опрошенных, указавших на высокий достаток семьи в детстве, родители работали на таких должностях и в таких сферах, где, как можно заподозрить, величина дохода мало зависела от получаемой зарплаты: торговля, общественное питание, ОБХСС, ГАИ, автозаправки и т. п. Среди опрошенных достаточно высок процент детей руководителей и главных бухгалтеров крупных предприятий и институтов.

Вспоминая детство, большинство респондентов рассказывали о том, что родители их баловали, задаривали дорогими подарками. «Выполнялись все мои желания», «дома для меня было всё, что я только мог пожелать: конфеты, апельсины, мандарины, бананы, экзотическая по тем временам еда, всего было полно», «у меня первого появлялись самая модная одежда, радиоаппаратура», «в нашем доме был закон: для ребёнка -- всё!». Интересен тот факт, что о родительском желании угодить своему ребёнку респонденты часто рассказывали, чуть посмеиваясь, свысока, подчёркивая свой талант добиваться исполнения желаемого. Например, один из респондентов, поздний и единственный ребёнок в семье, вспоминал, что когда ему было 14 лет, мама постирала его куртку, а он захотел пойти погулять. Тогда мама побежала и быстро на базаре купила ему новую дорогую куртку, а заодно и норковую шапку, чтобы «загладить свою провинность» перед сыном. Другой респондент о своих отношениях с родителями говорил так: «Я был послушный, но своего всегда добивался».

Так построенные отношения, по всей видимости, сформировали у ребёнка своеобразный «паралич воли», неумение сопротивляться соблазнам, особое отношение к своим желаниям: они должны выполнятся. Некоторые такие респонденты, описывая первую пробу наркотиков, говорили: «Мне захотелось во что бы не стало попробовать, прямо закортило». Кроме того, в сочетании с высоким доходом семьи и примером родителей, нарушающих законы для получения нелегальных доходов, незнание с детства слова «нет» создало иллюзию вседозволенности в жизни, особое отношение к запретам и ограничениям: их можно нарушать. Один из опрошенных сформулировал это так: «Я по жизни такой. Если мне чего-либо захотелось, я обязательно сделаю. Если я вижу цель, то не вижу препятствий».

Как следствие воспитания в обстановке вседозволенности, у большинства опрошенных были серьёзные нарушения дисциплины в школе. Тринадцать респондентов говорили об этом прямо и даже с некоторой гордостью: «я был непослушным»; «моё поведение было далеко не отличное»; «отношения с учителями не складывались»; «моё поведение всегда было неудовлетворительным». Даже те, кто называл своё поведение в школе нормальным, далее в разговоре упоминали: «была исключена из школы за избиение отличника»; «общался только с теми одноклассниками, у которых также было отрицательное поведение, и наша компания противопоставляла себя другим одноклассникам»; «выгнали из школы за драку с учителем истории»; «в портфеле у меня нашли чужую книжку, так что все стали считать меня воришкой»; «были конфликты с классным руководителем из-за предвзятого ко мне отношения». Ни один человек не охарактеризовал себя как высоко дисциплинированного.

В более старшем возрасте нарушения дисциплины в школе у шести человек переросли в уголовные преступления. «С 13 лет начались приводы в милицию. Позже с той же компанией совершил разбой с грабежом и проходил по статье 144 ч. 2. Был суд, но не посадили по причине малолетства. Направили на обследование в психиатрическую больницу». «Был осуждён за разбойное нападение». «В восьмом классе был осуждён условно за квартирную кражу. В 17 лет осуждён также за квартирную кражу, через 1,5 года освободился досрочно». «В возрасте 18 лет был осуждён по статье 144 за вымогательство». «В 21 год был осуждён по статье 206 (хулиганство), получил 3 года». «В 19 лет получил 4 года по 142 статье». Надо отметить, что все вышеперечисленные преступления были совершены опрошенными ещё до первой пробы наркотиков.

Половина опрошенных говорили о своей крайне низкой успеваемости в школе. Только двое из интервьюируемых занимались в школе на «4» и «5». В то же время эти хорошие ученики утверждали, что учиться было неинтересно, ненужно, они не ориентировались на высокий статус и уважение в обществе («школа -- вырванные из жизни годы»). Восемь человек охарактеризовали свою успеваемость как среднюю, но после восьмого-девятого класса они уходили в ПТУ или техникум. Для большинства опрошенных в школьные годы были характерны неопределённость планов на будущее в сочетании с желанием иметь большие деньги, бесцельность существования, иждивенческие настроения, невыраженность высоких ценностей, подражательство, всё то, что характеризует несформированную личность. Мало кто из опрошенных имел друзей в классе, а общались они, в основном, с компаниями по месту жительства («на микрорайоне»).

Семьи многих опрошенных можно назвать неблагополучными. Пять человек рассказали, что их отцы имели серьёзные проблемы с алкоголем, у семи отцов не было вообще. У тринадцати человек из 24 в период, предшествовавший первой пробе наркотика, не было должного контроля со стороны матери. Причины прозвучали разные, например: «мама после развода с отцом вышла замуж, а я остался жить со старшей сестрой»; «мама ушла жить к мужчине, а я остался с бабушкой», «мама много работала, приходила поздно»; «воспитывала меня в основном бабушка»; «мама умерла от рака»; «маму посадили за хищение государственной собственности, отец женился, обзавелся новой семьёй, а меня отдал в интернат» и т. п. Можно с уверенностью предположить, что отсутствие контроля со стороны матери является важным фактором, способствующим наркомании ребёнка и девиантному поведению вообще.

Интересен тот факт, что восемь из 19 опрошенных мужчин в детстве и юности серьёзно занимались спортом (заканчивали спортшколы, имеют разряды и т. п.). Часть из них стала употреблять наркотики после того, как бросили заниматься спортом, но были и такие, кто некоторое время совмещали спорт с наркотиками. Для большинства «спортсменов» важно было, чтобы окружающие «чувствовали их силу и постоянно помнили об этом». Как основной мотив пробы наркотиков они называют желание расслабиться, отдохнуть. Вот пример: «Марихуану предложил друг по спортивному классу. Состояние понравилось, ощущалось спокойствие. С тех пор употреблял траву регулярно около четырёх лет».

Следует отметить, что характерные особенности детства и юности наркоманов мало отличаются от причин девиантного поведения вообще.

Если социальное окружение «близко знакомо» с наркотиками, то, оказавшись впервые в ситуации, когда предлагают присоединиться, «внутренне незащищённый» человек без колебаний соглашается. В этот момент у него нет страха («ведь многие так делают, и ничего»), нет мыслей о возможной зависимости, о том, что можно не остановиться, потерять себя. Некоторые даже говорили, что не знали ничего о «системе», не думали о том, что это настоящий наркотик, так, одно баловство. Основной мотив -- «интересно попробовать что-то новое», «от скуки», «в шутку», «чтобы быть своим в компании», «чтобы уважали», «чтобы не считали ещё маленьким». Даже если первая проба, например, плана не понравилась, было плохо, они всё равно продолжают употреблять, желая «распробовать кайф», да ещё потому, что все так делают в его компании. Такой человек быстро переходит от лёгких к тяжёлым наркотикам, пробует всё, что есть возможность употребить.

Для анализа данных интервью мы разделили всех опрошенных на:

1) тех, у кого не было никакой внутренней защиты личности от наркотиков (13 человек);

2) тех, кто имел хотя бы некоторые зародыши такой защиты (11 человек).

Интересные результаты получились, как только все проведенные интервью были упорядочены в зависимости от возраста наркомана. Как оказалось, отсутствие защитных установок было характерно респондентам помоложе. По всей видимости, это связано с более активным наступлением наркосреды в последнее время и обусловленным им специфическим формированием представления о наркотиках у части молодёжи.

Таблица 2

Наличие внутренней защиты личности от наркотиков (ВЗ) до первой пробы у 24 опрошенных

Респонденты, на момент первой пробы наркотика не имевшие защитных установок против наркотиков. Первая группа наркоманов имела очень похожие биографии. Их жизненный путь можно назвать «быстрым и беспрепятственным погружением в наркоманию и наркокультуру». Нельзя сказать, что эти люди -- выходцы из семей с низким уровнем образования. Напротив, у восьми из тринадцати человек матери имели высшее образование, у шести -- отцы. Роднит представителей этой категории тот факт, что все они, за исключением одного человека, проживают в заводских или «спальных» районах Донецка, или в частном секторе. (Приложение 1)

Практически все респонденты из первой категории впервые попробовали курить «траву» в компании, с которой постоянно проводили время (компания «на районе», одногрупники, одноклассники). Что же касается первой пробы тяжёлых наркотиков, то здесь в одной половине случаев роль учителя исполняли «случайные знакомые», в другой -- знакомые близких друзей. Для респондентов первой группы более характерно доверяться случайным знакомым. (Приложение 2)

Приведённый в приложении фрагмент интервью даёт объяснение тому, как постоянное употребление лёгкого наркотика приводит к формированию психологической зависимости. Если вдруг по какой-либо причине лёгкий наркотик окажется не под рукой, то человек с психологической зависимостью легко компенсирует нехватку пробой тяжёлого наркотика.