Развитие танкостроения в СССР в 1920-1941 гг.

В Кремле 4 мая 1938 г. на заседании Комитета обороны были приглашены танкисты, только что вернувшиеся из Испании. Выступавший первым народный комиссар среднего машиностроения А. Брускин просил одобрить проект нового колесно-гусеничного 18-тонного танка А-20 и также обещал, что этот танк получит дизельный двигатель. Постепенно разговор перешел на проблему колесно-гусеничного движителя вообще: одни его всячески восхваляли и заявляли, что гусеничный движитель себя изжил, другие столь же рьяно, ссылаясь на опыт боев в Испании, доказывали обратное [24, с. 86]. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Сталин, закрывая совещание, не предложил параллельно с колесно-гусеничным танком сделать такой же чисто гусеничный. Через 3 месяца КБ Харьковского завода подготовило проекты танков А-20 и А-32. а уже в мае 1939 г. они прошли государственные испытания, по результатам которых А-32 (теперь уже Т-32) показал наилучшие ходовые качества. К. Ворошилов даже сказал, что "подобной машины у нас еще не было и что именно такой новый танк необходим Красной армии..." [47, с. 206].

Последовали новые испытания и доработки, после которых ранней весной танк Т-32, превратившийся уже в Т-34 (Приложение 8), был принят на вооружение РККА, а его производством, как и разработкой, занялись на ХПЗ (завод №183) [44, с. 255]. Конструкторам М. Кошкину и А. Морозову, да и всему их творческому коллективу, работать приходилось в очень тяжелых условиях.

Тем не менее, танк у конструкторов получился, пусть даже и достаточно дорогой ценой: 26 сентября 1940 г. М. Кошкин скончался в санатории от болезни легких, простудившись во время зимних испытаний своего детища. Теперь дело обстояло за промышленностью, и вот тут-то для нового танка начались трудности. План выпуска Т-34 на 1940 г. был выполнен только на 19 %. Заводы-смежники поставляли некачественные детали, сборка не ладилась, двигатели 3-2 страдали от множества недостатков. Подлили масла в огонь и проведенные летом 1940 г. сравнительные испытания Т-34 и двух немецких танков PzKpfw-lll, закупленных у Германии после подписания в 1939 г. Пакта Молотова-Риббентропа (еще один частично исправный танк был буквально украден из-под носа германских войск с ничейной полосы в ходе советско-польской кампании) [37, с. 276].

Многие авторы писали о том, что эти испытания закончились полным успехом советских машин, однако на самом деле все было совершенно иначе. Конечно, по вооружению и бронированию наш Т-34 превосходил германские танки очень заметно, но вот что касается до всего остального... Так, в башне Т-34 с трудом размещались 2 танкиста, имевшие один башенный люк на двоих. Один из них выполнял функции не только командира танка, но и наводчика, а в ряде случаев еще и командира подразделения. В это же время в германской башне без всяких проблем помещались 3 танкиста, и каждый из них имел свой отдельный люк для входа и выхода. У командира танка была удобная башенка кругового обзора, а все члены экипажа имели приборы внутренней связи, тогда как на Т-34 такой связью объединялись лишь 2 члена экипажа из четырех [32, с. 141].

Немецкая машина обладала большей плавностью хода, была менее шумной -- на полном ходу на гравийном шоссе Т-34 было слышно примерно за 450 м, тогда как немецкий танк -- за 150-200 м. Военные, проводившие испытания, отмечали более удачную подвеску немецкого танка, традиционно хорошее качество германских оптических приборов, удобное размещение боекомплекта и радиостанции, наличие командирской башенки, хорошее качество двигателя и трансмиссии [34, с. 65].

Дошло до того, что маршал М. Кулик, курировавший создание Т-34, приостановил его выпуск и потребовал самым срочным образом ликвидировать все отмеченные на нем недостатки -- тесноту боевого отделения, "слепоту" танка, плохую коробку передач. Понятно, что полностью сделать все это было просто невозможно, поэтому конструкторскому бюро ХПЗ было предложено начать работу над капитальной модернизацией танка Т-34, получившего обозначение Т-34М и заводской индекс А-43. Поскольку разработка улучшенной модели была начата еще летом 1940 г., в ней принимал участие и М. Кошкин, предлагавший, в частности, уплотнить компоновку машины и сократить длину ее корпуса за счет поперечного расположения двигателя. Съем мощности должен был вестись при этом с обоих концов коленчатого зала, а выигрыш в весе было решено пустить на увеличение толщины брони. Сотрудники КБ предложили снабдить новый танк торсионной подвеской, но сам главный конструктор в этих работах участия уже не принимал, поскольку был тяжело болен. Получалось, что новый танк должен был стать своего рода гибридом между Т-34 и германским Pz-III [11, с. 177].

Так, Т-34М должен был быть длиннее (с учетом того, что на нем устанавливалась новая длинноствольная пушка Ф-34), несколько уже и выше, чем Т-34; клиренс для облегчения движения по снегу был увеличен на 50 мм. Двигатель поперек корпуса разместить не удалось, зато для А-43 специально спроектировали дизельный двигатель 3-5 мощностью 600 л.с. [1, с.132].

Коробку передач переделывать не стали, но в качестве усовершенствования поставили вместе с ней демультипликатор, улучшавший ее динамические характеристики. Теперь новый танк мог двигаться вперед с 3 скоростями, а назад -- с 2. Свечная подвеска У. Кристи была заменена на торсионную Ф. Порше, уже использовавшуюся на наших KB и на германском Pz-III. На 140 л был увеличен объем имевшихся на танке топливных баков.

Для улучшения обитаемости танк перекомпоновали. Водителя переместили справа налево, а место пулеметчика -- стрелка-радиста, -- соответственно, слева направо. Радиостанцию перенесли поближе к нему, что позволило увеличить боекомплект орудия с 77 до 100 снарядов, а боекомплект пулеметов -- с 46 до 72 дисков. Впервые в истории отечественного танкостроения в составе штатного вооружения танка оказался пистолет-пулемет ППД, а вместо курсового пулемета мог устанавливаться даже пневматический огнемет [35, с. 167].

Танк получил трехместную башню, на которой к тому же стояла и наблюдательная башенка для командира, освободившегося наконец от всех прочих несвойственных для него обязанностей. Несмотря на эти добавки, включая и 5-го члена экипажа, при сохранении прежней толщины брони танк оказался на 987 кг легче, чем Т-34. Скорость его возросла с 48 до 52-54 км/ч, хотя удельное давление на грунт увеличилось, поскольку гусеницы были заужены на 100 мм. [50, с.36].

Проект оказался настолько хорошим, что уже в январе 1941 г. в высоких инстанциях нашего государства было решено его производить, увеличив толщину лобовой брони до 60 мм.

Первыми начали поступать новые орудия, которые планировалось ставить как на серийные Т-34, что уже выпускались, так и на новые Т-34М.

На Мариупольском заводе им. Ильича для А-43 разработали "штампованно-сварную" башню, а уже к маю 1941 г. этот завод подготовил ее массовое производство. Было изготовлено также несколько корпусов, торсионы; казалось, еще немного -- и новый танк воплотится в металл. Но выпуск машины задержался из-за того, что дизель к нему так и не был отгружен на завод ни к 1 мая, ни к 15 июня, ни даже к 25 июля 1941 г.

Во время эвакуации в Сибирь Мариупольский завод вывез 50 почти законченных башен, ХПЗ -- несколько полностью собранных танков с вооружением, но без двигателей. Так что, если бы война хотя бы немного повременила, немецким танкистам пришлось бы встретиться на полях сражений с таким танком Т-34, который в ходе войны, да и то -- в несколько более ухудшенном варианте, появился у нас только в 1943 г. [1, с. 140].

Определенную роль в трудной судьбе "тридцатьчетверки" сыграло и то, что одновременно с ней на массовый выпуск претендовал и еще один танк -- легкий Т-50, которым военные планировали заменить устаревшие машины Т-26. Первоначально его даже называли Т-126СП (СП -- сопровождения пехоты), а к выпуску готовили сразу на двух заводах -- Кировском и имени Ворошилова (№174) [33, с. 228].

Предпочтение было отдано машине "ворошиловцев", и здесь же, начиная с апреля 1940 г., должно было начаться ее серийное производство. При относительно небольшой массе (всего 13,5 т) танк получился весьма неплохим: имел 37-мм наклонную броню на корпусе и башне, командирскую башенку с 6 смотровыми приборами, прикрывавшимися бронезаслонками. 45-мм пушку и спаренный с ней 7,62-мм пулемет [38, с. 29].

Из четырех членов экипажа в новом танке трое размещались в башне, при этом наводчик помимо прицела имел еще и перископ, а водитель в лобовом люке -- смотровую щель и поворачивающийся призматический прибор наблюдения.

Так же, как и перспективный Т-34М, Т-50 имел индивидуальную торсионную подвеску и катки с внутренней амортизацией. Дизельный двигатель В-4 мощностью 300 л. с. обеспечивал ему высокую удельную мощность -- 21 л.с./кг. Максимальная скорость танка равнялась 60 км/ч. Запас хода по шоссе составлял 340 км. [33, с. 229].

Танк оснащался радиостанцией, но при всех этих вроде бы положительных данных оказалось, что трудоемкость его изготовления почти равна таковой же у среднего танка Т-34, которому он по боевым качествам все-таки уступал. Поэтому в ходе войны (а до ее начала Т-50 так и не успел пойти в производство) решили такой дорогостоящий легкий танк не выпускать и в 1942 г. после изготовления 65 машин их выпуск прекратили.

Тем не менее, к его производству готовились всерьез. На его выпуск был ориентирован один из крупнейших, если не сказать самый крупный из танковых заводов СССР -- №174, и, может быть, именно подготовка к выпуску этого танка не позволила заводу, в начале войны эвакуировавшемуся в Омск, вплоть до 1942 г. переключиться на куда более нужный танк Т-34 [7, с. 230].

Впрочем, история Т-34М на этом опять-таки не закончилась. Танк, похожий на него как две капли воды, появился у нас в 1942 г.

Таким образом, подробно рассмотрев характер развития бронетанковой техники в СССР в 20-30-х гг. можно сделать следующие выводы. Совершенно очевидно, что конструкторы этой поры были в явной растерянности. Конкретные боевые задачи времен Первой мировой войны теперь были в прошлом, а вот предвидеть будущее они не могли. Не помогали и военные. Они также не представляли себе, как именно и с кем им придется воевать, и требовали от инженеров машин на все возможные случаи жизни. Именно так и родилось многочисленное семейство танков 30-х гг., начиная с миниатюрных танкеток и кончая великанами типа советских Т-35. Хорошо еще, что сами конструкторы, выполняя заказы военных, закладывали в свои машины значительные резервы по их совершенствованию, что позволило с началом Второй мировой войны довести танк до требований времени.

Улучшение качества практически всех предвоенных боевых машин шло постепенно, путем последовательного улучшения. Так было и с нашими танками, так было и с танками потенциальных противников СССР. Например, германский танк Pz-III, производившийся с 1937 г. маленькими партиями, поначалу ничем не превосходил советский БТ-7 (Приложение 9). Немецкий танк был шире и просторнее, что позволило разместить в нем экипаж из 5 человек, но он имел 37-мм пушку и 15-мм броню, хотя по скорости он мало чем уступал советской машине. Зато габариты германского танка позволяли весьма эффективно проводить его модернизацию, тогда как нашим конструкторам пришлось создавать новый танк [43, с. 178-179].

К июню 1941 г. Pz-III получил 50-мм пушку и 30-мм броню. Именно последнее обстоятельство вместе с полным разделением труда членов экипажа и несравненно лучшими и более современными приборами наблюдения и дало ему преимущество перед БТ-7 [37, с. 280].

Можно ли было добиться аналогичных характеристик у БТ-7? В общем-то да. Можно было увеличить толщину лобовой брони до 30 мм. Это не повлекло бы за собой очень значительного увеличения веса машины. К тому же имелась возможность компенсировать его увеличение за счет усиления пружинной подвески. Вопреки традиционному мнению отказ от колесного движителя тут мало что давал, поскольку вес и габариты танка были невелики. Так что считать колесно-гусеничный движитель БТ-7 недостатком будет неверно, так же как и наличие у него бензинового двигателя -- на всех германских танках стояли точно такие же [49, с. 21].

Действительно неустранимых недостатков на этом танке имелось всего два: очень плохие приборы наблюдения и наличие экипажа из 3 человек, перегруженных своими обязанностями. Что до хороших приборов, то они появились у нас только в 1943 г., после того как наши конструкторы скопировали у англичан прибор наблюдения польского капитана Гундляха, а вот увеличить экипаж на БТ было невозможно, поскольку для этого потребовалось бы серьезным образом переделать весь танк.

Кстати, наши отечественные приборы наблюдения, традиционно оценивавшиеся как плохие, также в данном случае не имели значения. Ведь танки ведут борьбу между собой на расстоянии прямой видимости, где качество оптики не так уж и важно. Другое дело, какое задание имеет экипаж танка с этой самой "некачественной оптикой" -- атаковать врага, невзирая на обстоятельства, или же бороться с ним, хорошо маскируясь, отступая и прячась.

Следует подчеркнуть, что точно такими же данными, как БТ-7, обладал и немецкий средний танк Pz-lV. Двум другим наиболее массовым боевым машинам вермахта -- Pz-I и 38(t) -- БТ-7 вообще почти не уступал (лишь часть этих танков имела лобовую броню 30-50 мм) [34, с. 69].

Казалось бы, все это однозначно диктовало нам тактику использования легких танков БТ-7 и Т-26 из засад и укрытий, точно так же, как это проделывали со своими легкими танками англичане в Северной Африке. Они укрывали их мешками с песком, завалами из камней, иногда просто зарывали в грунт по башню -- и несли значительно меньшие потери в обороне, чем СССР. К тактике танковых засад наши военные специалисты перешли только осенью 1941 г., когда 90 % наших танков уже было подбито, а до этого подобную тактику не разрешал им устав, который для танковых частей и в обороне, и в наступлении предусматривал один-единственный вид боя -- атаку [51, с. 206]. Стрельба с места в обороне допускалась в самых редких случаях. Средний танк РККА Т-28, пусть даже к лету 1941 г. и он уже безнадежно устарел, по вооружению превосходил абсолютно все германские танки, причем его пушка могла поражать противника на таких дистанциях, которые для других машин являлись запредельными [42, с. 312]. Однако и Т-28, так же как и более современные наши танки, должны были противника непременно атаковать, что при полном господстве в воздухе германской авиации имело самые роковые последствия.

Во-первых, противнику можно было бомбить наши танки с воздуха, а во-вторых, использовать против любых наших танков 88-мм зенитные орудия, снаряды которых пробивали броню даже таких танков, как КВ-1 и КВ-2 (Приложение 10).

Основная масса танков Т-35 и вовсе вышла из строя не по боевым, а по техническим причинам: из-за аварий, поломок, очень часто к тому же вызванных элементарно плохой обученностью экипажей. Несколько танков перевернулись во время движения, впрочем, вина здесь не столько самих водителей, сколько конструкторов этого танка, поскольку обзорность с места механика-водителя была очень плохой. Но самой большой проблемой было покинуть эту машину в том случае, если она была подбита. При выходе из люков главной башни экипаж оказывался на четырехметровой высоте под огнем противника. В то же время люк механика-водителя открыть было нельзя, не повернув влево пулеметную башню, заклинивание которой могло стоить ему жизни. Выход из задних башен был сильно затруднен нишей главной башни и поручневой антенной. Получалось, что члены экипажа Т-35 становились, по сути дела, заложниками собственного танка, а все из-за того, что вопросы посадки и высадки из него экипажа конструкторы не продумали заранее.

Впрочем, и конструкторов сильно винить тоже нельзя. Дело в том, что в конструкцию уже разработанных танков часто вносились изменения, облегчавшие его промышленное производство, а не эксплуатацию. Получалось, что СССР наращивал выпуск машин, а германские военные специалисты повышали качественный уровень подготовки танковых экипажей, которые у нас в предвоенной спешке готовились кое-как.

С января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила более семи тысяч танков, в 1941 году промышленность уже могла дать около 5,5 тысячи танков всех типов. Что касается КВ и Т-34, то к началу войны заводы успели выпустить 1861 танк. Практически новые танки только со второй половины 1940 года начали поступать в войска приграничных округов [16, с. 277].

К трудностям, связанным с количественной стороной дела, прибавились проблемы организационные. Красная Армия была пионером создания крупных механизированных соединений - бригад и корпусов. Однако опыт использования такого рода соединений в специфических условиях Испании был оценен неправильно, и мехкорпуса в нашей армии были ликвидированы [24, с. 115]. Между тем еще в битве при Халхин-Голе РККА многого добилась активным применением мобильных танковых соединений. Широко использовались мощные танковые соединения Германией в ее агрессивных действиях против стран Европы.

Необходимо было срочно вернуться к созданию крупных бронетанковых соединений.

В 1940 году начинается формирование новых мехкорпусов, танковых и моторизованных дивизий. Было создано 9 мехкорпусов. В феврале 1941 года Генштаб разработал еще более широкий план создания бронетанковых и моторизованных войск, чем это предусматривалось решениями правительства в 1940 году [8, с. 179].

Учитывая количество бронетанковых войск в германской армии, в марте 1941 года было принято решение о формировании 20 механизированных корпусов.

Для полного укомплектования новых мехкорпусов требовалось 16,6 тысячи танков только новых типов, а всего около 32 тысяч танков [44, с. 282]. Такого количества машин в течение одного года практически при любых условиях взять было неоткуда, недоставало и технических, командных кадров.

Таким образом, к началу войны удалось оснастить меньше половины формируемых корпусов. Как раз они, эти корпуса, и сыграли большую роль в отражении первых ударов противника.

14 июня 1941 года было опубликовано сообщение ТАСС, которое, с одной стороны, являлось военно-политическим зондажем, который со всей очевидностью показал, что Германия держит курс на войну против СССР и угроза войны приближается. Об этом свидетельствовало то, что фашистская Германия никак не отреагировала на запрос, обращенный к ней советским правительством.

В то же самое время СССР, хотя и с опозданием, начал осуществление организационно-мобилизационных мероприятий, переброску на запад войсковых соединений, перевод ряда предприятий на выполнение военных заказов и т. д.

Захватив в свои руки почти все экономические и военно-стратегические ресурсы Европы, Германия хорошо оснастила свои вооруженные силы современным оружием, боевой техникой и достаточным количеством материальных средств. Отсутствие в то время активно действующих сил в Западной Европе дало возможность гитлеровцам сосредоточить против Советского Союза все свои главные силы.

Накануне войны Германия выплавляла вместе с оккупированными странами стали 31,8 миллиона тонн, сама добывала угля 257,4 миллиона тонн, а вместе с сателлитами - 439 миллионов тонн. Советский Союз соответственно 18,3 миллиона тонн, 165,9 миллиона тонн. Слабым местом Германии была добыча нефти, но это в какой-то степени компенсировалось импортом румынской нефти, а также созданными запасами и производством синтетического горючего [51, с. 223].

После ликвидации версальских ограничений гитлеровское руководство в целях обеспечения своих захватнических планов всю экономическую политику подчинило интересам задуманной агрессивной войны. Германская промышленность была целиком переведена на рельсы военной экономики.

Был создан мощный военно-экономический потенциал, за сравнительно короткий срок построено более 300 крупных военных заводов, военное производство в Германии в 1940 году увеличилось по сравнению с 1939 годом на две трети, а по сравнению с 1932 годом - в 22 раза. В 1941 году германская промышленность произвела более 11 тысяч самолетов, 5200 танков и бронемашин, 30 тысяч орудий разных калибров, около 1,7 миллиона карабинов, винтовок и автоматов. При этом нужно учитывать большие запасы награбленного вооружения и производственные мощности сателлитов Германии и оккупированных ею стран [17, с. 38].

По данным разведывательного управления советского Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф.И. Голиковым, дополнительные переброски немецких войск в Восточную Пруссию, Польшу и Румынию начались с конца января 1941 года. Разведка считала, что за февраль и март группировка войск противника увеличилась на девять дивизий: против Прибалтийского округа - на три пехотные дивизии; против Западного округа - на две пехотные дивизии и одну танковую; против Киевского округа - на одну пехотную дивизию и три танковых полка [17, с. 39].

На 4 апреля 1941 года общее увеличение немецких войск от Балтийского моря до Словакии, по данным генерала Ф.И. Голикова, составляло 5 пехотных дивизий и 6 танковых дивизий. Всего против СССР находилось 72-73 дивизии [17, с. 39]. К этому количеству следует добавить немецкие войска, расположенные в Румынии общим количеством 9 пехотных и одна моторизованная дивизия.

На 5 мая 1941 года, по докладу генерала Ф.И. Голикова, количество немецких войск против СССР достигло 103-107 дивизий, включая 6 дивизий, расположенных в районе Данцига и Познани, и 5 дивизий в Финляндии. Из этого количества дивизий находилось: в Восточной Пруссии - 23-24 дивизии; в Польше против Западного округа - 29 дивизий; в Польше против Киевского округа - 31-34 дивизии; в Румынии и Венгрии - 14-15 дивизий [17, с. 40].