Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953 гг.

Лидирующее положение, занятое группировкой Маленкова и Берии, объяснялось также недоверием, которое выражал Сталин по отношению к Молотову, в свое время самому близкому к нему советскому руководителю. Резкие упреки в адрес Молотова прозвучали в шифрограмме от 6 декабря 1945 г. из Сочи, где вождь находился на отдыхе. Будучи разгневан ослаблением цензуры сообщений иностранных корреспондентов из Москвы, которую осуществлял Отдел печати МИД, Сталин доводил до сведения Молотова, Берии, Микояна и Маленкова, что «пасквили на Советское правительство, содержащиеся в этих сообщениях, вредно отражаются на престиже и интересах нашего государства… Почему он [Молотов - И.А.] не принял мер? Не потому ли, что Молотов считает в порядке вещей фигурирование таких пасквилей, особенно после того, как он дал обещание иностранным корреспондентам насчет либерального отношения к их корреспонденциям?… Не потому ли, что пасквили входят в план его работы?… Я убедился, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем.»

Одним из первых результатов наступившего охлаждения вождя к своему верному и давнему сподвижнику стало то, что в марте 1946 г. Молотов становится не первым, а только одним из заместителей председателя Совета министров СССР. Осенью 1946 г., при отъезде Сталина на отдых в Сочи, замещать его в Москве в качестве главного лица был оставлен не Молотов, как это было раньше, а «тройка» лидеров. В дальнейшем подобная практика стала постоянной, причем один из руководителей замещал вождя в качестве главы правительства, второй направлял работу Секретариата ЦК ВКП(б), а третий председательствовал на заседаниях Политбюро. Состав «троек» изменялся, но Молотова в их составе уже никогда не было. Следует отметить, что недовольство Сталина своим соратником, безусловно, постоянно подпитывалось многоходовыми интригами в среде его ближайшего окружения, стремлением занять и удержать за собой определенные властные позиции за счет дискредитации коллеги по партийно-государственному руководству.

Положение Молотова в руководстве вновь несколько укрепилось в 1947 г., что можно судить по факту возвращения ему поста первого заместителя председателя Совета министров СССР. Кроме того на Молотова возложили обязанности вновь образованного Комитета информации при Совете Министров СССР, объединившего политическую и военную разведку. В феврале 1949 года комитет передали в ведение МИД СССР. Однако, в 1948 г. Молотов был освобожден «в связи с перегруженностью» от председательства на заседаниях Бюро Совета министров СССР, которое возлагалось поочередно на Вознесенского, Берия и Маленкова, и ему было предписано заниматься исключительно иностранными делами. Еще через год, в марте 1949 г., после ареста жены, П.С. Жемчужиной, Молотов лишился поста министра иностранных дел и председателя Комитета информации. Оставаясь одним из заместителей Сталина в правительстве, еще недавно второй после вождя в правящей иерархии, он получал все меньше поручений и постепенно отстранялся от дел.

Нападки на Молотова, а также Микояна, периодически повторяющиеся, решение ряда ключевых вопросов без учета их мнения и без их участия неизбежно приводило к изменениям и переделу сфер и степени влияния в руководстве, что отражалось на еще более широком круге должностных лиц, ими выдвинутых и поддерживаемых. После XIX съезда партии, будучи избранными в состав Президиума ЦК, заменившего Политбюро, ни Молотов, ни Микоян не попали в состав Бюро Президиума, состоявшего Сталина, Берии, Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Первухина, Сабурова и Хрущева. При этом высшая власть в стране закрепилась в 1952 г. за «руководящей пятеркой» (Сталин, Берия, Булганин, Маленков и Хрущев). Таким образом, в обстановке послевоенной смены вождем конфигурации ближайшего окружения, которая продолжалась вплоть до его смерти и сопровождалась конфликтами среди его соратников, еще более усиливалась и без того существенная роль интерперсональной составляющей кадровой политики.

Удар по маленковско-бериевскому союзу, чрезмерное усиление которого вызвало опасение вождя, всегда стремившегося низводить роль своих соратников до уровня простых и послушных исполнителей, нанесло так называемое «авиационное дело». В начале 1946 года были арестованы, а затем осуждены на различные сроки нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин, командующий ВВС главный маршал авиации А.А. Новиков и другие руководители военной авиации. Формальным поводом для обвинений послужили выпуск и приемка «заведомо бракованных самолетов, что приводило к большому количеству аварий и катастроф в строевых частях ВВС, гибели летчиков». Недовольство Сталина работой авиастроителей и их заказчиков-военных вызвали скорее не аварии и гибель людей, а серьезное отставание в развитии реактивной техники, уступавшей немцам и американцам, и делавшей советские ВВС заведомо слабее в начавшемся послевоенном противостоянии. Недаром в 1951 году, на совещании с руководителями оборонной промышленности Сталин говорил: «Шахурин и Новиков ведомственные интересы ставили выше государственных, загубили дело и после них пришлось работать, чтобы наладить производство реактивных самолетов».

По результатам «самолетного дела» Маленков, который, и на это указывалось в постановлении Политбюро, «как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов - над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств», был лишен в мае 1946 г. поста секретаря ЦК. Место руководителя политико-идеологической сферой и второго секретаря ЦК вновь занял Жданов. Маленкова перевели на должность заместителя председателя Совета Министров СССР.

Одновременно должности министра внутренних дел лишился Берия, за которым был оставлен пост заместителя председателя Совета Министров СССР, а его ставленник Меркулов заменен на посту министра государственной безопасности начальником Главного управления контрразведки Красной Армии «Смерш» В.С. Абакумовым. Недоверие, выраженное Берии и Меркулову, объяснялось их якобы недостаточной активностью в деле разоблачения фигурантов «самолетного дела». Меркулову ставилось также в вину, что он якобы «скрывал от ЦК факты о крупнейших недочетов в работе министерства и о том, что в ряде иностранных государств разведывательная работа министерства оказалась проваленной». Упрек был адресован одновременно и Берии, который курировал работу НКГБ - МГБ и о доверительных отношениях которого с Меркуловым было хорошо известно. Благодаря такому кадровому маневру Сталину удалось отстранить Маленкова от решения важнейших партийно-государственных дел и лишить Берия влияния на работу органов госбезопасности. Маленков нес теперь ответственность за развитие реактивной авиационной техники, а Берия - за реализацию атомного проекта.

Вместо Маленкова и Берии на первые роли выдвинулись ставленники Жданова Н.А. Вознесенский и А.А. Кузнецов, которые сформировались под его руководством во время работы в Ленинграде. Происшедшие изменения в сталинском окружении делали неопределенным положение маленковско-бериевской группировки, ставили под сомнение вопрос замены ими «старой гвардии» в лице Молотова, Кагановича, Ворошилова и Микояна. На встрече высших руководителей, отдыхавших в 1948 году на Черноморском побережье Кавказа, Сталин заявил о необходимости выдвигать на руководящие посты молодую силу, призванную заменить стареющих членов Политбюро. При этом вождь показал рукой на стоящего рядом Кузнецова, подчеркнув, что именно такой человек мог бы стать его преемником на посту руководителя партии.

Кузнецов занял свое место в рядах высшего руководства, пройдя путь партийного работника в Ленинграде и уцелев во время довоенных репрессий. Он не попал в «кировский поток», его миновали аресты «большого террора». За несколько лет секретарь райкома одного из ленинградских районов вырос до 2-го секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) и занял место ближайшего помощника Жданова. В годы войны Кузнецов часто заменял Жданова, став одним из главных организаторов обороны блокадного Ленинграда. В январе 1944 года он возглавил ленинградскую парторганизацию, а в марте 1946 года, как уже отмечалось, - пост секретаря ЦК ВКП(б).

Фигура Вознесенского рассматривалась в кремлевских кругах в качестве будущего главы правительства. С 1939 года он занимал пост заместителя председателя Совета Министров СССР и одновременно с 1938 года - председателя Госплана СССР. Вознесенский фактически руководил текущей работой правительства, так как заместитель Сталина по Совету Министров Молотов, будучи руководителем внешней политики СССР, был загружен работой иного плана и часто, особенно в первые послевоенные годы, находился в отъезде. Следует отметить, что Вознесенский вызывал постоянную зависть в среде руководящих деятелей, подогреваемую его склонностью обострять разногласия и неумением сглаживать возникающие конфликты. Более того, пользуясь своим высоким служебным положением и авторитетом в глазах вождя, Вознесенский проявлял зачастую высокомерие и амбициозность. В обстановке обострявшейся борьбы за власть такая манера поведения не могла не сделать его собственные позиции весьма уязвимыми.

Как уже упоминалось, благодаря положению секретаря ЦК Кузнецова, деятели, входившие в «ленинградскую группировку», начиная с 1946 года, выдвигались на высокие руководящие посты. Протеже Жданова М.И. Родионов, связанный с ним тесными отношениями еще со времени совместной работы в Горьком, становится председателем Совета Министров РСФСР, пост заместителя председателя Совета Министров РСФСР и председателя Госплана РСФСР занимает бывший заместитель председателя Ленгорисполкома М.В. Басов, брат Вознесенского ректор ЛГУ Александр А. Вознесенский назначается министром просвещения РСФСР. Многие «ленинградцы» занимают высокие посты в аппарате ЦК ВКП(б) и становятся во главе областных и республиканских партийных комитетов, как например, первый секретарь ЦК КП(б) Карело-Финской ССР Г.Н. Куприянов или 1-ые секретари Ярославского обкома И.М. Турко и Крымского обкома Н.В. Соловьев. Нелишне напомнить также, что 1-ый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П.С. Попков, 2-ой секретарь обкома Г.Ф. Бадаев, 2-ой секретарь горкома Я.Ф. Капустин, председатель Ленгорисполкома П.Г. Лазутин и другие ленинградские руководители также являлись близкими сотрудниками и выдвиженцами Жданова. К «ленинградцам» примыкали такие выдвиженцы Жданова и Кузнецова как Г.М. Попов. Сменивший в 1945 году умершего Щербакова на посту 1-го секретаря Московского обкома и горкома партии, он одновременно в 1946 году стал секретарем ЦК. Попов, пользуясь своим положением руководителя столичной парторганизации, пытался контролировать союзных министров, что всячески поддерживалось Ждановым и Кузнецовым и, естественно, вызывало недовольство соперничавших с ними Маленкова и Берия.

Ответом на возвышение «ленинградской группировки» стала интрига, разыгранная Маленковым и Берия. Тем более, в июле 1948 года Маленков вернулся на прежнюю работу и в связи с болезнью и долгосрочным отпуском Жданова принял на себя его обязанности. С подачи Маленкова вождь заподозрил ленинградское руководство и их московских покровителей из «ленинградской команды» в заговоре против центральной власти. «Он вообще считал, что Ленинград - заговорщический город», - писал позднее о позиции Сталина Хрущев. Смерть Жданова, последовавшая в августе 1948 года, подорвала позиции высокопоставленных деятелей, связанных с его именем, и ознаменовала собой близкий конец их кратковременного главенства.

Несколько раньше, в июне 1948 г., была проведена реорганизация аппарата ЦК и, как уже упоминалось, ликвидировано единое Управление кадров. Подбор кадров, наряду с разработкой документов в соответствующей области деятельности и проверкой исполнения решений, передавались вновь организованным отраслевым отделам. При этом Кузнецову как секретарю ЦК поручалось общее руководство Отделом машиностроения и Административным отделом. Не преуменьшая значимости порученного данного участка работы, особенно в части Административного отдела, ответственного, в том числе, за подбор кадров и наблюдение за органами госбезопасности, следует отметить существенное уменьшение реальных полномочий недавнего сталинского фаворита. Отныне, к примеру, за подбор кадров местных партийных органов, один из самых серьезных участков кадровой работы, отвечал секретарь ЦК Маленков, который осуществлял также общее руководство работой Секретариата и председательствовал на его заседаниях. В январе 1949 г., как результат нарастающего соперничества, было даже принято постановление Политбюро о создании Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б), председателем которого назначался Кузнецов, освобожденный одновременно от обязанностей секретаря ЦК. Такая перестановка еще более ограничивала сферу его деятельности и влияния. Правда через два месяца, в марте, постановление было отменено, что само по себе указывает на упорство в противостоянии, развернувшегося в те месяцы в коридорах власти.

Неприятностями для «ленинградцев», окончательно переломившими ситуацию, обернулась организация в январе 1949 г. Всероссийской торговой оптовой ярмарки, проведенной с разрешения Вознесенского при поддержке Кузнецова и Родионова. Ярмарка была охарактеризована не только как нарушение государственной дисциплины, разбазаривание товарных ресурсов, недопустимое в условиях плановой экономики, неоправданный расход средств на саму организацию мероприятия с приездом его участников из отдаленных районов, но и как попытка представить Ленинград центром РСФСР, противопоставить его Москве. При этом, как указывалось в постановлении Политбюро ЦК, организация мероприятия, спланированного при активной поддержке выходцев из Ленинграда путем «сомнительных закулисных, а иногда и рваческих комбинаций, проводимых через различных самозваных «шефов» Ленинграда, вроде т.т. Кузнецова, Родионова и др.», явилась недопустимым выражением «антипартийной групповщины».

Стремлением усилить свое влияние и создать новый центр власти, противопоставив РСФСР центру, могли быть признаны и некоторые другие шаги «ленинградской группы», в том числе записка Родионова на имя Сталина, отправленная вождю в сентябре 1947 г. В ней, с целью «обсуждения важнейших вопросов хозяйственного и культурного строительства РСФСР», предлагалось рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР. Одновременно Родионов переслал копию записки близкому к «ждановцам» Попову с просьбой поддержать это предложение. Поиск единомышленников с целью лоббирования тех или иных проектов решений, особенно отвергнутых, также расценивалось в те времена как организация недопустимой групповщины. Тем более, предложение Родионова легко можно было представить в качестве одного из проявлений «российского сепаратизма».

Поводом для начала «ленинградского дела» послужило нарушение норм внутрипартийной жизни во время выборов областного и городского комитетов ленинградской парторганизации в декабре 1948 года. По результатам тайного голосования делегатов партконференции руководители области и города Попков, Бадаев, Капустин и Лазутин получили от 2 до 15 голосов против. Счетная комиссия под председательством заведующего отделом промышленности горкома партии А.Я. Тихонова посчитала, что такое положение подрывает их авторитет и объявила о единогласном избрании этих руководителей. Однако, один из членов комиссии тут же направил анонимное письмо в ЦК, которое оказалось очень кстати. Тихонова тут же вызвали в Москву к Маленкову, а затем на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) был снят с работы 1-ый секретарь Ленинградского обкома и горкома П.С. Попков. Попкова обвинили в том, что он якобы знал о злостном искажении информации, зафиксированной в протоколе счетной комиссии.

Своим решением в феврале 1949 года Политбюро ЦК ВКП(б) признало действия Кузнецова, Родионова и Попкова антипартийными. Их обвинили в организации Всероссийской ярмарки, фальсификации результатов голосования и в попытках противопоставления и отрыва Ленинградской парторганизации от ЦК ВКП(б). За допущенные ошибки руководство области и города лишилось занимаемых постов, в Москве отстранили от работы секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова и председателя Совета Министров РСФСР Родионова.

В обстановке начатого «ленинградского дела» веско прозвучали обвинения в нарушениях государственной дисциплины в аппарате Госплана СССР и обвинения в адрес Вознесенского, высказанные проверочной комиссией ЦК. Комиссия выявила в Госплане нарушения в порядке планирования производства и распределения материальных фондов. Ошибки и недостатки в руководстве, невозможность преодолеть объективные экономические трудности, случаи безответственности некоторых исполнителей, а также широко распространенная практика решения служебных дел в русле личных отношений, стали рассматриваться как государственные преступления. В марте 1949 г. Вознесенский был снят с работы и на некоторое время остался не у дел. При этом в сентябре 1949 г. выявленные в Госплане СССР факты утери исполнителями некоторых секретных документов были поставлены в вину лично Вознесенскому. В постановлении КПК при ЦК ВКП(б) указывалось, что «ввиду особой серьезности в нарушении закона в Госплане СССР, предать суду Вознесенского как основного виновника этих нарушений». Председателем Госплана назначили Сабурова, который издавна успешно сотрудничал с Маленковым и Берия, тесно примыкая, как уже говорилось, к их группировке.

Первым 23 июля 1949 г. по «ленинградскому делу» арестовали Капустина, у которого уже 4 августа вырвали признание в том, что в Ленинграде существовал заговор во главе с Вознесенским, Кузнецовым, Родионовым и Попковым, ставивший целью оторвать ленинградскую партийную организацию от ЦК ВКП(б) и превратить ее в опору для борьбы с партией и центральной властью. В августе были арестованы Кузнецов, Попков, Бадаев, Лазутин, в октябре - Вознесенский. Помимо этого в Ленинграде и по всей стране проведены были многочисленные аресты, в результате чего за решеткой оказались перечисленные выше протеже Жданова и Кузнецова, а также бывший секретарь Лениградского обкома ВКП(б) по кадрам, позднее 1-ый секретарь Новгородского обкома ВКП(б) Г.Х. Бумагин, бывший начальник УМГБ по Ленинградской области, ставший в 1946 году начальником Главного управления разведки за границей МГБ СССР, а позднее начальником УМГБ по Горьковской области П.Н. Кубаткин, бывший член Военного совета Балтийского флота, позднее секретарь Ленинградского обкома, 2-ой секретарь Мурманского обкома ВКП(б), перед арестом зам. министра морского флота СССР А.Д. Вербицкий, бывший секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) по кадрам, позднее 2-ой секретарь ЦК КП(б) Эстонии Г.Т. Кедров, 1-ый секретарь Куйбышевского райкома ВКП(б) г. Ленинграда, младшая сестра А.А. Вознесенского, М.А. Вознесенская, председатель Леноблисполкома И.С. Харитонов, секретарь Ленгорисполкома А.А. Бубнов, бывший секретарь Ленинградского обкома, затем Новосибирского обкома ВКП(б), перед арестом председатель Ленинградского облсовета профсоюзов М.Н. Никитин и другие.

Непосредственной организацией следствия по «ленинградскому делу» руководили Маленков и Абакумов. Известно, что Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, Шкирятов участвовали в допросах арестованных. Складывалась парадоксальная ситуация, объяснимая, впрочем, в системе ценностей сталинской тирании, когда деловые дискуссии и рабочие взаимоотношения из залов заседаний и служебных кабинетов переносились в застенки тайной полиции. Со слов одного из следователей МГБ достоянием истории стала сцена, которую можно было наблюдать при допросе бывшего секретаря ЦК Кузнецова - за столом следователя сидел Маленков, рядом на приставном стуле устроился Берия, а сбоку склонился полный внимания к происходящему Булганин. По приговорам Военной коллегии Верховного суда СССР 16 партийных и государственных деятелей во главе с Вознесенским и Кузнецовым были расстреляны.

Всего по стране в 1950-1952 гг. по «ленинградскому делу» было осуждено более 200 человек, из них две трети - близкие и дальние родственники основных фигурантов «дела». Из числа осужденных 23 человека казнено, 85 приговорены к различным срокам заключения, более 100 человек отправлены в ссылку. Только в Ленинграде и области в связи с «ленинградским делом» в 1949-1952 гг. было снято с работы до 2 тыс. работников.

Многие руководители, выдвинувшиеся благодаря близости к Жданову и Кузнецову, лишились своих постов. Так например, уже упоминавшийся выше руководитель московской парторганизации и секретарь ЦК Попов, снятый со всех постов постановлением Политбюро за попытки создания в Московском обкоме и горкоме «независимого центра власти», чудом избежал обвинений в «заговоре» и более серьезного наказания. После недолгого пребывания на посту министра городского строительства, в затем министра сельскохозяйственного машиностроения он работал директором завода в Куйбышеве. Сняли с должности 1-го секретаря Псковского обкома ВКП(б) Л.М. Антюфеева, который также избежал заключения и был отправлен на работу заместителем председателя Талды-Курганского облисполкома в Казахстан.

Прошла чистка в Госплане СССР, который по утверждению записки о проверке и замене кадров в Госплане, составленной в апреле 1950 гг., «в течение ряда лет засорялся непригодными в политическом либо деловом отношении работниками». В ходе проверок 130 сотрудников (из общего количества 1400), работавших в последнее время с Вознесенским, было уволено, причем из 12 его заместителей выбыло 7, в т.ч. заместитель председателя по вопросам химической промышленности А.В. Купцов, осужденный за утерю секретных документов.

Отныне один из инициаторов «ленинградского дела» Маленков прочно занял место второго человека в партии и государстве. Он замещал Сталина в правительстве, вел заседания Политбюро и Совета Министров СССР. В 1952 году Маленков выступил на XIX съезде партии с отчетным докладом ЦК, что наглядно продемонстрировало расклад сил в высшем руководстве страны.

Влияние изменений в высшем руководстве, которые каждый раз влияли на состав партийного аппарата, приводя к смене состава кадровых «команд», можно проследить на примере идеологических органов партии. Усиление «ленинградской группировки» в первые послевоенные годы ознаменовалось в 1947 году снятием с поста начальника Управления агитации и пропаганды (УАиП) ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрова. Вслед за этим усилиями Жданова и Кузнецова были удалены и его заместители П.Н. Федосеев, А.М. Еголин и К.С. Кузаков, причем последний «за потерю политической бдительности» был исключен из партии. По рекомендации Жданова 1-ым заместителем начальника УАиП был назначен Д.Т. Шепилов, который входил в круг общения его сына Юрия, ставшего тогда же заведующим отделом науки УАиП.

Прошло менее года, и Шепилов после преобразования УПиА в соответствующий отдел стал его заведующим. Таким образом, контроль за идеологическим обеспечением партийной политики перешел в руки «ленинградской группы». Однако, в середине 1949 года, после того, как Маленков вновь обрел влияние, а судьба «ленинградская группы» была предрешена, Шепилова сняли со поста заведующего отделом. Были изгнаны из аппарата и его ближайшие помощники, в том числе заместитель заведующего отделом Б.С. Рюриков. Рюриков закончил в 1932 году Нижегородский университет, учился там и начал печататься в партийной прессе во время работы Жданова 1-ым секретарем Нижегородского крайкома ВКП(б) и уже тогда обратил на себя его внимание. С 1946 году Рюриков находился на ответственных постах в аппарате ЦК.

Маленков не мог сработаться с «людьми Жданова», не мог доверять им, что вполне естественно, учитывая нравы, царившие во властных структурах. Однако, поддержка, оказанная Шепилову самим вождем, который ценил его как сильного идеологического работника, вновь вернули поверженного аппаратчика к активной политической деятельности. В 1952 году Шепилов был назначен на высокий пост главного редактора центрального органа партии газеты «Правда». Но к тому времени, будучи весьма гибким и искушенным аппаратчиком, он успел на деле продемонстрировать свою приверженность Маленкову и был назначен на этот пост отнюдь не вопреки желанию последнего.

Маленков и Берия, устранив не без помощи Абакумова конкурентов из «ленинградской группировки», не могли смириться с пребыванием последнего на посту министра госбезопасности. Назначенный Сталиным с целью ограничить влияние Берии и его ставленников на деятельность «органов», глава тайной полиции опирался на авторитет и поддержку вождя и вел себя достаточно независимо по отношению к ближайшим его соратникам. Поэтому Маленков, воспользовавшись доносом на Абакумова, постарался дискредитировать могущественного министра в глазах вождя. Донос исходил от следователя МГБ М.Д. Рюмина, которому грозили крупные неприятности по службе, в связи с чем он решил обратиться непосредственно к руководству страны и таким образом, обвинив своего министра, выйти из-под удара. Рюмин сообщал, что Абакумов плетет в органах госбезопасности сети заговора против высших руководителей страны и привлек к этой деятельности антисоветски настроенные сионистские круги. С целью скрыть свои преступные замыслы он якобы распорядился прекратить активные мероприятия по разоблачению связанной с ним группы врачей, которые лечили руководителей партии и правительства, сознательно способствуя подрыву их здоровья и даже умерщвлению.

Письмо Рюмина, оформленное и многократно выправленное в аппарате Маленкова, было доложено Сталину и произвело необходимое впечатление на вождя. В результате этой циничной интриги в 1951 году не только был арестован сам Абакумов, но получило свое развитие так называемое «дело врачей». Одновременно по распоряжению Сталина за решетку попали заместители министра госбезопасности Е.П. Питовранов и Н.Н. Селивановский, начальник Главного управления охраны Н.С. Власик, много лет отвечавший за безопасность Сталина, а также ряд других руководящих работников министерства. Были арестованы почти все евреи - ответственные сотрудники центрального аппарата МГБ, уже в силу своего национального происхождения причисленные к активным участникам заговора.

Министром госбезопасности стал заведующий Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) С.Д. Игнатьев, ценимый Сталиным за личную преданность. При новом министре многие ключевые посты в министерстве заняли партийные работники, такие как заместитель министра по кадрам А.А. Епишев, непосредственно проводивший чистку аппарата от «абакумовцев». Таким образом, органы госбезопасности оставались послушным инструментом, действовавшим по указаниям вождя и безусловно лояльным его влиятельным протеже.

6. Кадровый состав высших эшелонов власти и облик советского руководителя

Представляет интерес рассмотреть состав ЦК и Центральной ревизионной комиссии (ЦРК) ВКП(б) с целью представить себе социальный и профессиональный облик советского руководителя, принадлежавшего к высшим эшелонам власти и проследить его изменения. Как известно, круг членов и кандидатов в члены ЦК и членов ЦРК довольно четко определял кадровый состав руководителей высшего ранга, к которым принадлежали секретари ЦК партии, заведующие основными отделами аппарата ЦК, члены союзного правительства и руководители на уровне заместителей наркомов (министров) таких важнейших ведомств как обороны, внутренних дел, государственной безопасности и иностранных дел, председатели Совнаркомов (Совминов) союзных республик, первые секретари ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайкомов партии, секретари ЦК ВЛКСМ, руководители ВЦСПС и другие, примерно равные им по уровню деятели. Введение в состав высших партийных органов нескольких «декоративных» членов из числа известных в стране «передовиков производства» и общественных деятелей стало практиковаться только в послесталинское время.

Состав ЦК и ЦРК ВКП(б), избранный в 1939 году на XVIII съезде и несколько измененный на XVIII партконференции в 1941 году, ознаменовал собой вступление на политическую арену новой номенклатурной когорты, сформировавшейся как результат массовой смены кадров в годы «большого террора». В составе высших органов, избранных на XVIII съезде в количестве 189 человек, более 87 проц. составляли вновь избранные члены, то есть представители именно этой новой генерации.

Обращает на себя внимание тот факт, что в числе этих руководителей началось выдвижение так называемых «специалистов народного хозяйства», окончивших технические вузы. При этом, как уже отмечалось, наблюдалась общая тенденция увеличения в составе номенклатуры количества руководящих хозяйственных кадров. Практические знания технократа считались наиболее подходящими для руководящего работника самого высокого уровня. Так М.Г. Первухин, окончил в 1929 Московский институт народного хозяйства, в 1938 был назначен заместителем наркома тяжелой промышленности, а в 1939 стал наркомом электростанций и электропромышленности СССР; Б.Л. Ванников, учился в МВТУ, с 1926 директор завода, в 1937 году назначен заместителем наркома оборонной промышленности, с 1939 года нарком вооружения СССР; М.Ф. Денисов, учился в Ленинградском химико-технологическом институте, в 1932 году окончил Военную академию химзащиты, с 1938 заместитель наркома тяжелой промышленности СССР, в 1939 назначен наркомом химической промышленности СССР; А.И. Ефремов, окончил в 1935 году Московский станкостроительный институт, в 1938 году выдвинут на должность заместителя председателя, позднее председателя Мосгорисполкома, с 1939 1-ый заместитель наркома, с 1940 нарком тяжелого машиностроения СССР; В.Г. Жаворонков, окончил в 1936 Московский горный институт, с 1938 1-ый секр. Тульского обкома ВКП(б); А.Н. Косыгин, окончил в 1935 году Ленинградский текстильный институт, в 1938-39 председатель Ленгорисполкома, с 1939 нарком текстильной промышленности СССР; В.А. Малышев, окончил в 1934 году МВТУ, с 1939 года нарком тяжелого машиностроения СССР; И.К. Седин, окончил в 1937 году Московский химико-технологический институт, с 1938 1-ый секр. Тамбовского, затем Ивановского обкома ВКП(б), с 1939 1-ый заместитель наркома топливной промышленности, с 1940 нарком нефтяной промышленности СССР; И.Ф. Тевосян, окончил в 1927 году Московскую горную академию, с 1939 года нарком судостроительной промышленности, с 1940 года нарком черной металлурги СССР; А.И. Шахурин, окончил Московский инженерно-экономический институт в 1932 году, с 1938 года 1-ый секретарь Ярославского, затем Горьковского обкомов ВКП(б), в 1940 назначен наркомом авиационной промышленности СССР. Большинство из перечисленных деятелей проявило себя во время войны и позднее заняло ключевые посты в советском руководстве.

Выдвижение технократов продолжалось в военные и послевоенные годы. Если в 1939 году технократы составляли примерно 20 проц. от количества членов ЦК и ЦРК ВКП(б), то, как видно из перечня избранных в высшие партийные органы на XIX съезде партии, в 1952 году их было уже более 30 проц. При этом возрастало число технократов, занимавших посты в партийном и государственном аппарате, не связанные напрямую с руководством народным хозяйством. Та например, Г.И. Воронов, окончил в 1936 году Томский индустриальный институт, с 1948 1-ый секретарь Читинского обкома ВКП(б), позднее, с 1962 года занимал пост председателя Совета Министров РСФСР, в 1961-73 член Политбюро ЦК; А.Б. Аристов, окончил в 1932 году Ленинградский политехнический институт, с 1944 года 1-ый секретарь Красноярского крайкома ВКП(б), позднее, с 1952 года секретарь ЦК КПСС; Л.И. Брежнев, окончил в 1935 Днепропетровский металлургический институт, с 1946 года 1-ый секретарь Запорожского обкома КП(б) Украины, с 1950 года 1-ый секретарь ЦК КП(б) Молдавии, с 1952 года секретарь ЦК КПСС; Ф.Р. Козлов, окончил в 1936 году Ленинградский политехнический институт, с 1952 года 2-ой секретарь, с 1953 года 1-ый секретарь Ленинградского обкома КПСС, позднее, с 1960 секретарь ЦК КПСС, в 1957-64 член Президиума ЦК КПСС.

Изменение роли технократов вызывалось необходимостью повышения эффективности управления экономикой и социальной жизнью общества. По тем же причинам при сохранении структуры властных органов осуществлялось перемещение полномочий из ЦК ВКП(б) в правительство, что в свою очередь еще более усиливало позиции технократов. Перед началом войны, в 1941 году, четким свидетельством такого перемещения стала замена Молотова на посту председателя Совнаркома СССР Сталиным. Во время войны и в первые послевоенные годы эта тенденция укрепилась, и реальное управление страной продолжало перемещаться в правительство. В беседе с М. Ракоши, главой венгерских коммунистов, Сталин прямо высказался по этому вопросу: «Товарищи забывают, что Коммунистическая партия, какой бы она не была популярной, является лишь маленькой частицей народа. Подавляющее большинство населения, народ, считают своим представительным органом Правительство, поскольку оно избрано депутатами, за которых проголосовал народ».

Не имеет значения в данном случае во многом демагогический характер сталинского «обоснования». Должность председателя Совета Министров СССР, занимаемая вождем до последних дней жизни, который сохранил за собой и должность секретаря ЦК партии, как и данное прямое указание места правительства в иерархии власти, не оставляют места для сомнений в том, что роль правительства в механизме реализации власти существенно возросла. При этом вопросы идеологии и расстановки кадров по-прежнему оставались исключительно партийным делом, что обеспечивало сохранение сильных руководящих позиций партийному аппарату.

Однако, речь не может идти в данном случае о переносе центра власти из ЦК в правительство, а лишь об ином и более четком разделении полномочий и функций в пользу последнего. Тем более, постановлением Политбюро ЦК в 1947 г. вопросы руководства иностранными делами, внешней торговлей, госбезопасностью, вооруженными силами, а также ключевые вопросы денежного обращения и валютных дел были полностью сосредоточены в самом Политбюро и решались Сталиным с тем или иным участием его ближайшего окружения. Так непосредственное наблюдение за работой МГБ СССР в том же 1947 г. было поручено секретарю ЦК А.А. Кузнецову, который формально не являлся членом Политбюро, но председательствовал в тот период на заседаниях секретариата ЦК ВКП(б), а главное, пользовался особым личным доверием вождя. Наблюдение за работой Министерства вооруженных сил, которым занимался лично Сталин, было передано в 1949 г. в введение Н.А. Булганина. При этом оба они выступали не в качестве председателя и заместителя председателя правительства соответственно, а в качестве членов Политбюро и обязанности эти были формально возложены на них также постановлениями Политбюро.

Вместе с тем позиции правительства по руководству закрепленной за ним сферой в экономической и культурной жизни страны усиливались тем, что большинство членов Политбюро ЦК заняли посты заместителей председателя Совета Министров СССР. Добавим при этом, что в связи с тесным сращиванием в единое целое партийно-государственного аппарата в правительство, в зависимости от складывающейся обстановки и желания вождя, нередко перемещались функции по руководству теми областями, которые ранее были закреплены за Политбюро ЦК. Так в феврале 1951 г. было создано Бюро по военно-промышленным и военным вопросам при Совете министров СССР под председательством Булганина. Бюро направляло деятельность министерств авиационной промышленности, вооружения, Военного и Военно-Морского министерств.

Таким образом, утверждения о перераспределении властных полномочий в пользу правительства вполне правомерны. Хотя, повторимся, в механизме управления страной решающих перемен от этого не происходило, высшее руководство в лице Сталина и его ближайшего окружения так или иначе продолжало решать все ключевые вопросы. После смерти Сталина его номинальный преемник Маленков пересел из кресла секретаря ЦК в кресло председателя Совета Министров, а первые лица в руководстве страной Молотов, Микоян, Берия и Каганович по-прежнему оставались заместителями председателя. При этом Хрущеву, который сосредоточился на работе в качестве секретаря ЦК, удалось вновь переместить власть на Старую площадь в полном ее объеме лишь со временем.

Происходившие изменения привели к возрастанию значения наркоматов (министерств) и их руководства в структурах власти. Партийные органы в центре и, особенно, на местах становились, зачастую, ответственными за проведение в жизнь решений, принятых государственными ведомствами. Что касается реализации кадровой политики, по-прежнему направляемой партийным аппаратом, то и здесь постепенно набирала силу тенденция, когда предложения по кандидатам на должности, назначаемые ЦК, шли от наркомов (министров) и руководителей других ведомств, а утверждение соответствующих назначений запрашивалось с опозданием, когда работник уже давно приступил к исполнению своих обязанностей. При этом Управление кадров ЦК не противостояло такому принижению собственной роли, ибо конфликты с крупными государственными руководителями, деятельность которых так или иначе направлялась непосредственно Сталиным, не входили в планы партийных чиновников.

Для того, чтобы представить фигуру номенклатурного руководителя-технократа, остановимся на биографии П.К. Пономаренко. Сразу оговоримся, что Пантелеймон Кондратьевич, будучи безусловно, типичным представителем высшей номенклатуры, вместе с тем, по своим личным качествам относился к лучшей ее части. Циничность и жестокость, беспринципный карьеризм и нахрапистость, приниженность перед начальством и высокомерие с подчиненными, готовность по указанию сверху к любым, самым неблаговидным действиям, а также другие крайне непривлекательные черты преуспевающего партийного бюрократа, были свойственны ему в несравненно меньшей степени, нежели его коллегам. Немногие их них, в отличие от Пономаренко, оставили о себе добрую память. Однако, являясь типичным представителем высших советских руководителей, он, с учетом индивидуальных качеств и особенностей, вполне может служить весьма наглядной иллюстрацией их облика.

Родился Пономаренко в 1902 году в семье крестьянина, трудовую жизнь начал в 12 лет, отданный подмастерьем в шапочную мастерскую. В 1918 году, в 16 лет, ушел добровольцем в ряды Красной Армии, участвовал в боях. В 1925 году вступил в партию, тогда же перешел на партийную работу в аппарат райкома партии в Азово-Черноморском крае. Окончив рабфак в Краснодаре, Пономаренко в 1927 поступил и в 1932 году окончил Московский институт инженеров транспорта. С 1932 служил в РККА, командовал батальоном. После демобилизации в 1936-1938 годах руководитель группы во Всесоюзном электротехническом институте в Москве. Таким образом, в первую очередь анкетные данные 36-ти летнего Пономаренко вполне соответствовали всем необходимым критериям для успешного карьерного роста. И социальное происхождение, и партийность, и высшее техническое образование, и соответствующий опыт практической деятельности на партийной, военной и инженерно-технической работе, и отсутствие каких-либо связей с репрессированными деятелями делали его перспективным кандидатом на замещение партийно-государственных должностей.

Будучи утвержденным в 1938 году инструктором, а вскоре заместителем заведующего Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), который возглавлял Маленков, он проявил себя работником, способным не только четко и грамотно выполнять указания начальства, но и проявлять инициативу в пределах, строго ограниченных его полномочиями. При этом Пантелеймон Кондратьевич оставлял у окружающих впечатление человека, обладающего высоким уровнем общей культуры, а это встречалось у людей с подобной биографией не так уж часто. В июне 1938 года вместе с секретарем ЦК ВКП(б) А.А. Андреевым он приехал в Минск, когда там заканчивал работу очередной съезд Компартии Белоруссии и уже были проведены выборы в новый состав ЦК. Однако, по телефонному распоряжению из Москвы объявление результатов голосования было отложено, Пономаренко на заключительном заседании дополнительно ввели в состав ЦК, а на другой день избрали первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии. Неожиданный поворот карьеры был вполне в духе времени, когда в ходе «большого террора» шла массовая ротация кадров и назначения на ту или иную должность зачастую выглядели случайными.

Репрессии в республике были в полном разгаре, и новый секретарь не мог остаться в стороне от линии партии, направленной на массовое «выкорчевывание врагов». Однако, одновременно он предпринял усилия с целью несколько притушить размах арестов. В частности, осенью 1938 года он не дал санкции на арест известных белорусских поэтов Якуба Коласа и Янки Купалы. Позиция молодого руководителя, который пришел на партийную работу несколько месяцев назад и вряд ли успел обзавестись соответствующими связями в высших сферах, была совершенно нетипичной. Большинство людей, наделенных властью, предпочитали тогда соглашаться на самые бессмысленные и жестокие репрессивные меры, лишь бы не навлечь на себя подозрения в недостаточной активности по выявлению врагов. Чтобы отстоять известных поэтов, Пономаренко ездил на прием к Сталину и своего добился.

Дополнительным штрихом к облику этого деятеля может послужить и такой примечательный факт. Когда в 1939 году на территории Белоруссии оказался джазовый музыкант Эдди Рознер со своим оркестром, Пономаренко, большой любитель джазовой музыки, взял их под свою опеку. Дело в том, что беженцы из районов Польши, захваченных немецкими войсками, в большинстве своем евреи, которые спаслись бегством на Восток, на территорию, контролируемую Красной Армией, подлежали высылке в административном порядке в отдаленные северные районы СССР. Власти в духе времени, отмеченного всеобщей подозрительностью, опасались наличия в приграничной зоне масс пришлого населения, среди которых, как они подозревали, могут легко замешаться вражеские лазутчики. Поэтому внимание, оказанное Рознеру и его музыкантам, было для них жизненно необходимым. Благодаря стараниям Пономаренко, оркестр получил в 1940 году статус Госджаза Белорусской ССР и вскоре начал гастроли по стране, вызывая неизменный восторг со стороны советской публики, не избалованной общением с джазовыми знаменитостями подобного класса. В 1944 году, также благодаря Пономаренко, Рознеру было присвоено звание заслуженного артиста республики. Это звание так и осталось единственной наградой музыканта за все время его жизни и работы в СССР. В дальнейшем судьба Рознера сложилась очень непросто - в 1946 году он был арестован и смог вернуться к творчеству только в 1953 году. Однако, не повстречай Эдди Рознер в самом начале своей новой советской жизни такого человека как Пономаренко, все могло бы обернуться более трагично. Эпизод с Рознером был для Пономаренко вовсе не случаен. Писатель К.И. Чуковский, который сталкивался с ним уже после войны, в дневнике, не предназначенном для посторонних глаз и поэтому в определенной мере объективно фиксировавшем тогдашние события и настроения, неоднократно отмечал высокий общекультурный уровень и широту взглядов этого партийного деятеля. Там же приводятся слова писателя К.А. Федина, который отзывался о Пономаренко как об очень умном, образованном и тонком человеке.

В годы войны, оставаясь руководителем белорусской парторганизации, Пономаренко занимал посты члена Военного совета ряда фронтов, а в мае 1942 года был назначен по личному указанию Сталина начальником Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандования. На 1948-1953 годы приходится пик карьеры Пономаренко, который прочно вошел в состав высшего руководства страны, став секретарем ЦК. В 1952 году он введен в состав Президиума ЦК КПСС. Есть свидетельства, что в 1953 году было подготовлено решение о назначении Пономаренко председателем Совета Министров СССР. При этом Сталин, оставаясь некоронованным вождем партии и государства, планировал доверить руководство аппаратом ЦК и правительством особо доверенным соратникам. До разгрома «ленинградской группы» в качестве кандидатур фигурировали, как уже упоминалось, соответственно Кузнецов и Вознесенский, позднее - Маленков и Пономаренко.

После смерти Сталина карьера Пономаренко пошла на спад, он пришелся не ко двору новому руководству страны. Вначале Пономаренко занял кресло министра культуры СССР, а в 1954 году был удален из Москвы, став первым секретарем ЦК КП Казахстана. С 1955 года Пономаренко состоял на дипломатической службе в качестве посла СССР в Польше, затем в Нидерландах. В 1964 году, в 62 года, Пантелеймона Кондратьевича отправили на пенсию. Конец его карьеры также типичен для высшего руководителя того времени, когда сталинских выдвиженцев тихо убирали на покой.

Руководящие кадры «сталинской школы», как уже отмечалось, не знали, за какое действие либо бездействие они могут быть в любой момент привлечены к самой суровой ответственности. Неудовольствие и подозрительность вождя, трудности в реализации планов и решений, вызванные объективными условиями и обстоятельствами, отклонение от писаных и неписаных правил поведения могли привести к печальным последствиям для любого, самого успешного деятеля. При этом ему в вину могли быть поставлены поступки, которые ранее, будучи известны, не вызывали особых нареканий. Так например, манипуляции с трофейными ценностями, на которые часто смотрели сквозь пальцы, в определенных обстоятельствах становились поводом для преследования. Использование служебного положения в корыстных целях, в чем можно было обвинить при желании многих номенклатурных работников, также становилось причиной крупных неприятностей чаще всего при необходимости завести «дело» на того или иного руководителя. Вместе с тем в определенные моменты, в связи с обострением ситуации на «криминальном фронте», борьба с коррупционными проявлениями в среде партийно-государственного руководства, если не становилась приоритетной задачей для идеологически заданной линии «органов», то выдвигалась в число достаточно важных. Для советского руководства органы госбезопасности, внутренних дел и юстиции всегда являлись органами не правоохранительными, а карательными, важнейшим инструментом решения актуальных политических задач.

Стиль сталинского руководства, кадровая политика, осуществлявшая столь грубое «перетряхивание» кадров, одновременно способствовали, в частности, сдерживанию неизбежных коррупционных явлений и неконтролируемому разрастанию клановости и клиентаризма в партийно-государственном и хозяйственном аппарате тоталитарной власти. Однако, следует учитывать, что уровень коррупции во властных структурах в первые послевоенные годы стал заметно возрастать. Многие представители новой генерации руководящей элиты, окончательно освободившись от влияния романтических настроений эпохи революционной ломки, почувствовав вкус к достатку и комфорту, утверждали соответствующие стандарты в своей повседневной жизни. Материальные блага, получаемые путем использования служебного положения в целях личной наживы, начали выставляться на показ, становиться чуть ли ни нормой, привилегией, представляемой как «кормление» за службу.

Подобные процессы, прослеживались, конечно, и до войны, и в военные годы, но именно после войны приобрели характер политической и социально-экономической проблемы. Поэтому ее наличие начинали осознавать на самом высоком уровне. Нравы начальства и методы его работы начинали вызывать у высшего руководства страны сомнение, могут ли такие люди служить опорой режиму. Подвергнутые преследованиям по политическим мотивам или в результате политических «разборок», в том числе при преследовании номенклатурных группировок, существование которых воспринималось в верхах крайне негативно, «падшие ангелы» почти всегда обвинялись и в различных служебных злоупотреблениях. Указанные обвинения воспринимались как заслуживающие пристального внимания и решительным образом осложняли положение обвиняемых. Оправдаться, используя связи и влияние, становилось в этом случае весьма проблематично.

Руководители, преследование которых проводилось в рамках упомянутого уже «ленинградского дела», также не избежали обвинений в злоупотреблениях служебным положением с целью личной наживы. Как известно, 1-ый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А.А. Кузнецов, переведенный в 1946 г. на работу в Москву и назначенный секретарем ЦК ВКП(б), перед своим отъездом из Ленинграда жил в двухэтажном двадцатикомнатном особняке с многочисленными подсобными помещениями, украшенном картинами, коврами ручной работы и хрустальными люстрами, с дорогой мебелью, посудой, радиоприемниками и другими редкими в те годы бытовыми приборами и принадлежностями. Дворцовая роскошь, в которой жила семья Кузнецова, обеспечивалась, в основном, за счет государственной собственности, богатый особняк ему лично не принадлежал, хотя оборудовался и обставлялся не без участия и с учетом пожеланий первых лиц ленинградского руководства. Известно, в частности, что в ленинградских комиссионных магазинах закупались с этой целью предметы роскоши, причем оплата велась из средств, вырученных в результате продажи «бесхозных» ценностей умерших блокадников. Крупный партийный чиновник считал возможным принимать от подчиненных дорогие «подарки», а подчиненные не стеснялись их преподносить, незаконно изыскивая соответствующие немалые средства. Так, следуя уже заведенной традиции, директор Челябинского Кировского танкового завода, бывший директор Кировского завода в Ленинграде И.М. Зальцман дарит Кузнецову специально изготовленную шашку, отделанную золотом и драгоценными камнями, а также золотые часы. Тогда же золотые часы получают из рук Зальцмана ленинградские руководители П.С. Попков и Я.Ф. Капустин.

Глядя на начальство и справедливо считая, что в данном случае с них оно строго не взыщет, соответствующим образом вели себя подчиненные. Начальник Ленинградского управления госбезопасности генерал-лейтенант П.Н. Кубаткин, также арестованный по «ленинградскому делу», зная вероятно, о «темных пятнах» в репутации многих руководителей и решив поэтому, что и ему все дозволено, также принимал различные подношения. Осенью 1945 г. он получил, к примеру, в качестве «подарка» трофейный автомобиль.