Кадровая политика власти в СССР: 1939-1953 гг.

Для заполнения многочисленных вакансий еще в 1937-1939 годах были проведены досрочные выпуски курсантов военных училищ и слушателей академий, на высокие должности выдвигались люди, не имевшие соответствующего опыта и подготовки. Известно, что для РККА, как и любой регулярной армии в мирное время, были характерны последовательность и строгий порядок в прохождении службы, что определялось и контролировалось соответствующими кадровыми органами. Так командир полка после определенного срока пребывания на этой должности и при положительной аттестации мог быть назначен заместителем командира или начальником штаба дивизии, но лишь в особых случаях становился сразу командиром дивизии. Чтобы занять должность командира полка, дивизии или командира корпуса, тем более командующего объединением, то есть армейской группой, армией или военным округом, человек должен прослужить от двух до четырех лет в каждом армейском звене, набраться опыта, иначе он просто не справится с возложенными обязанностями. Однако, в условиях нестабильной кадровой политики в стране и армии, когда требовалось в срочном порядке подобрать кандидатов на занятие большого количества ответственных командных должностей, порядок нарушался самым непредсказуемым образом. Соответственно происходило и присвоение воинских званий. Командирам и политработникам присваивались зачастую не очередные звания, а звания через одну ступень. Пик подобных выдвижений пришелся на период с середины 1937 года до конца 1938 года, то есть на время самых масштабных арестов среди лиц высшего комначсостава. В последующие годы стремительный рост вакантных постов привел к дальнейшим беспрецедентным кадровым назначениям и перемещениям в РККА. Вот почему накануне Великой Отечественной войны только 5 из 17 командующих войсками военного округа пробыли на указанной должности более одного года, из 95 командиров стрелковых, кавалерийских и механизированных корпусов - 22, из 198 командиров стрелковых, горнострелковых и моторизованных дивизий - 78. Такое положение с выдвижением военных кадров сказывалось на уровне руководства войсками даже в мирное время.

Наркомат обороны СССР и его кадровые службы пытались принять возможные в этих условиях меры для ликвидации кадрового кризиса. Высокие командные и штабные должности занимали, как правило, командиры, получившие высшее военное образование, то есть закончившие одну из военных академий. К 1940 году в 18 военных академиях родов войск и 8 командных факультетов при гражданских вузах обучалось более 20 тыс. слушателей, что вдвое превышало аналогичную цифру, относящуюся к 1937 году. В 1938 году состоялся первый выпуск Академии Генерального штаба РККА, которая призвана была готовить кадры с широким оперативно-стратегическим кругозором, способные планировать и осуществлять армейские и фронтовые операции. В эту академию принимались специально отобранные лица, имевшие высшее военное образование и занимавшие достаточно высокие должности, такие как начальник штаба корпуса, командир или начальник штаба дивизии и равные им. Однако, некоторые из слушателей первого набора, состоявшего из 138 человек, были досрочно отозваны для занятия вакантных должностей после первого года обучения (среди них известные позднее военачальники А.И. Антонов, И.Х. Баграмян, А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин, М.В. Захаров, М.И. Казаков), значительная часть была арестована в 1937-1938 годах, поэтому только трети удалось полностью завершить программу обучения. Выпускники Академии Генерального штаба, а до войны состоялось четыре выпуска, как правило, заполняли вакансии весьма высокого уровня. При академии были открыты краткосрочные курсы усовершенствования командующих объединениями и командиров корпусов, через которые только в 1939-1940 годах прошло более 400 человек.

При подборе кандидатов на занятие высоких должностей, наряду с образовательными критериями, предпочтение отдавалось командирам, получившим боевой опыт и отличившимся во время боев в Испании - командующий войсками Западного Особого военного округа генерал армии Д.Г. Павлов (окончил в 1928 году Военную академию им. Фрунзе), нарком ВМФ СССР адмирал Н.Г. Кузнецов (окончил в 1932 году Военно-морскую академию), в ходе военных действий в районе реки Халхин-Гол - начальник Генерального штаба генерал армии Г.К. Жуков (окончил в 1930 году курсы начсостава, один из немногих крупных военных руководителей не получил систематического высшего военного образования) и в боях советско-финляндской войны - командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковник М.П. Кирпонос (окончил в 1927 Военную академию им. Фрунзе), командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф.И. Кузнецов (окончил в 1928 году ту же академию), командующий войсками Забайкальского военного округа генерал-лейтенант П.А. Курочкин (окончил в 1932 году ту же академию), командующий войсками Закавказского военного округа генерал-лейтенант Д.Т. Козлов (окончил в 1928 году ту же академию). Закончили академию и другие командующие военными округами, занимавшие эту должность перед войной. Еще в 1922 году окончил Военную академию РККА генерал армии И.В. Тюленев, который с 1940 года командовал войсками Московского военного округа, в разные годы окончили Военную академию им. Фрунзе командующий войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенант М.М. Попов, Одесского военного округа генерал-полковник Я.Т. Черевиченко, Приволжского военного округа генерал-лейтенант В.Ф. Герасименко, Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенант И.С. Конев, Харьковского военного округа генерал-лейтенант А.К. Смирнов, Уральского военного округа генерал-лейтенант Ф.А. Ершаков, Сибирского военного округа генерал-лейтенант С.А. Калинин, Архангельского военного округа генерал-лейтенант В.Я. Качалов, Дальневосточного фронта генерал армии И.Р. Апанасенко. Из всех командующих военными округами лишь командующий Орловским военным округом генерал-лейтенант Ф.Н. Ремезов не прошел курса обучения в академии, закончив в 1921 году командирские курсы «Выстрел». Такие же принципы выдвижения действовали при назначении командующих и начальников штабов армий, широкое формирование которых началось в 1939 году, командиров корпусов и дивизий. Так среди 28 командующих армиями, которые были сформированы к началу войны, 21 генерал окончил военные академии, но у семерых военное образование ограничивалось курсами усовершенствования начсостава либо командирскими курсами «Выстрел». Поэтому с некоторыми оговорками можно констатировать, что высший командный состав (генералитет) к началу войны состоял в большинстве из профессионально образованных кадров.

Для подготовки командиров со средним образованием значительно расширялась сеть военных училищ. В 1937 году насчитывалось 10 пехотных училищ, а в 1940 году их было уже 59. Были вновь сформированы танковые, автомобильное, военно-инженерное училища, училище химзащиты, школы пилотов и другие средние военно-учебные заведения. Если в 1937 году функционировало 49 военных училищ, то в 1940 году их насчитывалось 114. В июне 1941 года в 230 училищах Наркомата обороны обучалось более 240 тыс. курсантов. Кроме того на ускоренных шестимесячных курсах из числа сержантов велась подготовка младших лейтенантов, была организована сеть трехмесячных курсов по подготовке командиров запаса. Массовый характер приобрела переподготовка командно-начальствующего состава на различных краткосрочных курсах. Только через курсы «Выстрел», осуществлявших повышение квалификации командиров полкового звена, проходило за полгода до 9000 человек.

Развернув широкомасштабную учебную подготовку командиров, руководство Наркомата обороны надеялось выправить положение с занятием вакантных должностей в войсках и военных учреждениях и повысить квалификацию кадров. Однако, общий образовательный и профессиональный уровень командиров и политработников оставался на низком уровне. Перед войной только 7,1 проц. лиц командно-начальствующего состава имели высшее военное образование, 55,9 проц. - среднее, но 24,6 проц. окончили только различные ускоренные курсы, а 12,4 проц. не имели вообще никакого военного образования. Наличие большого количества командиров с краткосрочной подготовкой оказало негативное влияние на состояние армии, так как именно эти люди на уровне взвод-батальон готовили войска к боям, именно их деятельность в значительной степени не позволяла ощутимо повысить их уровень. Кроме того, и на это следует обратить особое внимание, качество подготовки в нормальных военных учебных заведений также оставляло желать лучшего. Даже те, кто формально получил среднее и даже высшее военное образование, не могли похвастаться уровнем приобретенных знаний и командирских навыков. Комплектование военно-учебных заведений малообразованными лицами, когда партийно-классовые критерии признавались решающими, приводили к низким требованиям в процессе обучения. Положение усугублялось тем, что преподавательский состав также не получил в свое время хорошего образования и не обладал минимально необходимым для преподавателя уровнем. К примеру, даже в академиях работали преподаватели без высшего образования, с крайне низкой общей и военной культурой. Другими словами, сказывались последствия традиционной кадровой политики, особенно ощутимой в армии, направленной на ограничение и изгнание «буржуазных специалистов», опора на выходцев из рабоче-крестьянской среды.

Известно, что армия должна каждодневно заниматься сложной и кропотливой учебной работой, связанной с разносторонним совершенствованием командных и штабных кадров всех уровней. Для этого в предвоенные годы не хватало не только материальных возможностей, но и времени. О каком практическом совершенствовании оперативно-тактического искусства командира стрелковой дивизии, к примеру, могла идти речь, если 60 проц. из них исполняли эти обязанности менее одного года, подавляющую часть своего времени отдавая при этом вместе со своими подчиненными всех уровней не боевой учебе, стесненной нехваткой самых необходимых средств и условий, а хозяйственными работами. Части и соединения, сформированные незадолго до войны либо сменившие места дислокации, своими силами возводили казармы, обустраивали полигоны и стрельбища, занимались благоустройством военных городков и дорожным строительством. В подавляющем большинстве своем эти командиры дивизий точно также не прошли ранее в необходимом объеме практической школы командования полком и руководства штабом дивизии. А ведь именно им предстояло вскоре вступить во главе своих соединений в жестокие сражение с врагом, обладавшим не только несравненно лучшей индивидуальной боевой подготовкой, дисциплинированностью и полевой выучкой всего рядового и командного состава, высоким уровнем организации и оперативно-тактической подготовки всех родов войск, но и двухлетним опытом современной войны. И такое положение было характерно для всей Красной Армии, всех ее подразделений, частей и соединений сверху донизу. Отсутствие достаточной подготовки и разностороннего и реального опыта руководства войсками в современной масштабной маневренной войне привели сразу после начала военных действий к самым трагическим последствиям.

Как известно, еще в 1939-1940 годах, во время советско-финляндской войны, стали очевидны просчеты в строительстве советских вооруженных сил. Тогда же стало явным и неблагополучие с комплектованием войск обученным командным составом различных уровней, готовым решать поставленные задачи в условиях современной войны. Советское руководство пыталось извлечь из опыта этой короткой 104-х дневной, но тяжелой и кровавой «зимней войны» необходимые уроки. Во всяком случае, желая показать потенциальному противнику, что такие уроки получены и необходимые меры для выправления положения принимаются, после окончания военных действий, в мае 1940 года, был снят со своего поста нарком обороны СССР Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов, а в августе того же года и начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников. В представлениях зарубежных наблюдателей, которые анализировали реакцию в Советском Союзе на события «зимней войны», а также в соответствии с естественными выводами многих советских военных, основные решения по строительству вооруженных сил нарком не мог принимать без тесного взаимодействия с начальником Генштаба. Поэтому уход Шапошникова вслед за Ворошиловым стал дополнительным жестом, демонстрирующим решимость добиться перемен и срочно исправить положение в РККА. Следует отметить, что Шапошников, который являлся одним из самых образованных и опытных советских военачальников и пользовался неизменным доверием и уважением вождя, в самом начале войны вернулся на прежнюю должность.

Вслед за сменой руководства началась широкомасштабное перемещение кадров в центральном аппарате НКО СССР и в военных округах. Однако, такие военные руководители как заместитель наркома обороны по вооружению Г.И. Кулик, удостоенный в 1940 году звание Маршала Советского Союза и ставший за участие в финской кампании Героем Советского Союза, сохранили свое положение. К ним можно отнести и командующего войсками Московского военного округа и одновременно заместителя наркома обороны маршала Советского Союза С.М. Буденного. В 1940 году он занял более высокий пост первого заместителя наркома, хотя не принимал непосредственного участие ни в одной из предвоенных боевых кампаний и его опыт военачальника ограничивался командованием 1-ой Конной армией во время Гражданской войны.

Наркомом обороны СССР в мае 1940 года был назначен Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко. На заключительном этапе советско-финляндской войны он командовал войсками Северо-Западного фронта и получил звание Героя Советского Союза. В августе начальником Генерального штаба назначили генерала армии К.А. Мерецкова, командовавшего во время этой же войны войсками Ленинградского военного округа и одновременно 7-ой армией и также награжденного звездой Героя. Мерецков не пробыл на своем посту пяти месяцев и был заменен генералом армии Г.К. Жуковым. Таким образом, в течение года перед войной важнейшее военное учреждение, которое недаром называют мозгом армии, возглавляли, сменяя друг друга, три военных деятеля, что негативно сказалось на решении неотложных проблем, связанных с реорганизацией РККА. Такая же кадровая нестабильность была характерна в тот период и для всего аппарата Генштаба. Так например, генерал-лейтенант Н.Ф..Ватутин, занявший важнейшую должность начальника Оперативного управления, проработал только полгода, а назначенный на его место в феврале 1941 года генерал-лейтенант Г.К. Маландин и того меньше - около четырех месяцев. При смене начальства нарушалась преемственность руководства, ряд важнейших документов, на разработку которых уходило много сил и времени, отвергались и начинали разрабатываться с нуля.

Постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в июле 1940 года для руководства военным строительством был утвержден Главный военный совет в составе С.К. Тимошенко (председатель), А.А. Жданов, Г.И. Кулик, Б.М. Шапошников, С.М. Буденный, К.А. Мерецков, Г.М. Маленков, Л.З. Мехлис, Я.В. Смушкевич (с заменой П.В. Рычаговым), Г.К. Жуков, Д.Г. Павлов. Состав этого органа, созданного при наркоме обороны, куда наряду с основными руководителями РККА были включены крупные политические деятели, отвечающие за состояние армии, указывает нам на непосредственных руководителей, которые готовили в тот период отпор врагу.

Однако, кадрово-организационные мероприятия не были в состоянии переломить ситуацию в стране и армии. Неблагоприятные обстоятельства, сложившиеся к началу войны, имели не только чисто организационные, но и глубокие социально-экономические корни. Внезапность нападения и численное превосходство противника, оперативно-стратегические просчеты командования, низкий уровень боевой выучки войск, недостатки в комплектовании личным составом и боевой техникой, недостаточное качественное состояние вооружений и многие другие факторы, которые указываются в военно-исторических исследованиях как основные, либо отодвигаются на второй план как менее существенные, безусловно, оказали свое негативное влияние. Однако, «кадровый фактор», отнесенный как к рядовым красноармейцам, так и к младшему, среднему и высшему командно-начальствующему составу РККА, сыграл особую роль. Среди социально-экономических факторов именно он может быть выделен, если не в качестве главного и единственно существенного, но, безусловно, как один из основных. Иначе поражение в приграничных сражениях стало бы не столь сокрушительным, а полоса последовавших военных неудач не столь затяжной и тяжелой.

Положение в вооруженных силах было хорошо известно советскому руководству и лично Сталину, который постоянно и конкретно занимался вопросами военного строительства и делами в оборонной промышленности. Неутешительные результаты инспекторских проверок и другие данные, имевшиеся в распоряжении вождя, не могли не продемонстрировать неготовность РККА к военным действиям, показывали, что крупные мероприятия, проводимые для совершенствования вооруженных сил, не столь эффективны и слишком далеки до своего завершения. Раздражение и крайнее неудовольствие Сталина положением дел выразилось в том, что накануне и в первые дни войны, привыкнув решать конфликтные ситуации репрессиями, он санкционировал арест заместителя наркома обороны Героя Советского Союза генерала армии К.А. Мерецкова, командующего войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковника А.Д. Локтионова, бывшего командующего армией и Дальневосточным фронтом, назначенного в 1941 году начальником Управления ПВО РККА, Героя Советского Союза генерал-полковника Г.М. Штерна, начальника Главного управления ВВС РККА и заместителя наркома обороны Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова, бывшего начальника ВВС РККА, в 1940 году занявшего пост помощника начальника Генерального штаба по ВВС, дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Я.В. Смушкевича, бывшего начальника Штаба ВВС РККА, с 1940 года начальника Военно-воздушной академии генерал-лейтенанта авиации Ф.К. Арженухина, командующего ВВС Московского военного округа Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации П.И. Пумпура, начальника НИИ ВВС летчика-испытателя генерал-майора авиации А.И. Филина, бывшего начальника Разведуправления РККА и заместителя наркома обороны, назначенного в 1940 году с понижением начальником ВВС армии, Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации И.И. Проскурова и некоторых других. Из всех перечисленных военных деятелей уцелел лишь Мерецков, который вскоре был освобожден из заключения и вновь занял высокие должности в РККА.

На многих из арестованных тогда военных в органах НКВД имелись и ранее соответствующие показания, «выбитые» у подследственных в годы массовых репрессий. Некоторых генералов, принимавших участие в гражданской войне в Испании в 1936-1939 годах, подозревали в контактах с представителями троцкистских организаций, которые развили в те годы энергичную деятельность на испанской земле. Однако, по всей вероятности, решающим фактором, непосредственным поводом для арестов послужила неудовлетворенность Сталина состоянием дел с повышением боеспособности армии в предвоенные месяцы. Репрессии призваны были послужить устрашающим примером для всего руководящего состава РККА. Сталин и его окружение искренне верили, что обстановка страха и всеобщей подозрительности способствует повышению ответственности исполнителей всех ступеней, наведению порядка и гарантирует устойчивость власти, особенно в кризисные моменты, а, следовательно, помогает выправить положение дел. При этом жертвы репрессий выбирались в результате многоходовых интриг в недрах военно-политического руководства, становились попыткой свести личные счеты, устранить конкурентов и укрепить свое личное положение во власти.

Крупные военные неудачи в первые недели войны в очередной раз поставили под удар ряд командиров РККА, которых обвинили в преступной нераспорядительности и неумении руководить войсками. Этим высшее руководство страны пробовало снять с себя вину за поражения в приграничных сражениях и одновременно привычными репрессивными методами воспрепятствовать распространению сомнений и недоверия в мудрость и безошибочность решений, принимаемых в верхах. Были арестованы, судимы и расстреляны командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов, начальник штаба фронта генерал-майор В.Е. Климовских, начальник связи фронта генерал-майор А.Т. Григорьев, командующий 4-ой армией генерал-майор А.А. Коробков. Кроме широко известного дела, связанного с именами генералов Западного фронта, была арестована большая группа высшего комсостава, в том числе начальник Штаба ВВС РККА генерал-майор авиации П.С. Володин, начальник Управления военных сообщений РККА генерал-лейтенант технических войск Н.И. Трубецкой, начальник Управления связи РККА генерал-майор Н.И. Гапич, заместитель начальника Главного управления политической пропаганды армейский комиссар 2-го ранга Н.И. Борисов, начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант П.С. Кленов, командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза Е.С. Птухин, начальник артиллерии Западного фронта генерал-лейтенант артиллерии Н.А. Клич, начальники штаба 18-ой армии генерал-майор И.Л. Леонович и 27-ой армии генерал-майор Ф.Н. Романов, командиры стрелковых корпусов генерал-лейтенант И.В. Селиванов и генерал-майор И.И. Алексеев, командир механизированного корпуса генерал-майор С.И. Оборин. Многие из арестованных были расстреляны, другие получили длительные лагерные сроки, некоторым удалось освободиться и вернуться в армию.

Особую роль в последующих успехах советских вооруженных сил сыграло повышение мастерства высшего командного состава, выдвижение новых талантливых командиров и военачальников, научившихся эффективно руководить боевыми действиями войск. Опыт поражений и первых трудных побед, приобретенный командованием Красной Армии, способствовал росту оперативно-стратегического искусства и сделал возможным организацию успешных боевых действий в масштабах всего советско-германского фронта. С первых же дней военных действий складывался круг военачальников, которые благодаря успешному руководству войсками выдвигались на все более высокие посты. По-настоящему прославился Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. С августа 1942 года он занимал пост заместителя Верховного Главнокомандующего и первого заместителя наркома обороны. В числе крупных военных руководителей довоенного периода, которым в лихую военную годину удалось не уронить свой авторитет в глазах высшего руководства, могут быть названы Маршалы Советского Союза С.К. Тимошенко и К.А. Мерецков, успешно командовавшие войсками фронтов и награжденные в конце войны полководческим орденом «Победа», а также командующий войсками фронта генерал армии И.В. Тюленев, командующий артиллерией РККА Н.Н. Воронов. Военные испытания выдвинули ряд новых талантливых военачальников, которые руководили проведением крупнейших операций и обеспечили победоносное окончание войны. Навсегда вписали себя в историю страны начальник Генштаба Маршал Советского Союза А.М. Василевский, командующие фронтами Маршалы Советского Союза И.С. Конев, К.К. Рокоссовский, Р.Я. Малиновский, Ф.И. Толбухин, Л.А. Говоров, генералы армии, позднее Маршалы Советского Союза А.И. Еременко, И.Х. Баграмян и В.Д. Соколовский, генералы армии И.Е. Петров и И.И. Масленников, а также погибшие генералы армии Н.Ф. Ватутин и И.Д. Черняховский.

После окончания военных действий и расформирования фронтов Конев стал Главкомом сухопутных войск, Василевский остался начальником Генштаба, а в 1949 году был назначен военным министром. Большинство прославленных полководцев получило посты командующих группами войск за рубежом и командующих войсками военных округов. Непосредственное руководство вооруженными силами в 1947-1949 годах было возложено на «штатского маршала» Н.А. Булганина, который с 1939 года занимал должность заместителя председателя Совнаркома СССР и перешел на военную работу с началом войны. Вначале он занимал военно-политические посты, будучи членом Военных советов ряда фронтов, а в 1944 стал заместителем наркома обороны СССР. Назначение Булганина, никогда войсками непосредственно не командовавшего, но пользовавшегося доверием вождя, министром вооруженных сил с присвоением звания Маршала Советского Союза, объясняется опасениями и подозрительностью Сталина. По докладам органов госбезопасности некоторые маршалы и генералы считали себя обиженными либо недостаточной оценкой их вклада в победу, либо тем положением, которое заняли в послевоенные дни. Опасения в лояльности руководящих военных деятелей, которые победоносно завершили небывалую в истории военную кампанию, чувствовали свою силу и при определенных условиях могли реально оспорить сложившуюся монополию на власть, стали причиной опалы Жукова, снискавшего себе громадную популярность в народе и армии, а также серии репрессий, которые обрушились на других известных военных деятелей.

Жуков был снят с должности главнокомандующего Группой советских войск в Германии в июне 1946 года с назначением командующим войсками Одесского военного округа, а вслед за этим переведен командующим войсками второразрядного Уральского военного округа. В 1947 году на очередном пленуме он был выведен из состава ЦК ВКП(б). Более того, в ходе следствия по делам ряда военных деятелей вымогались показания, порочащие Жукова. Маршала, как уже упоминалось, пробовали обвинить и в чисто уголовных преступлениях, связанных с присвоением трофейного имущества. До ареста дело не дошло, слишком высоко стоял в те годы его авторитет. Именно поэтому, убедившись в отсутствии у опального маршала претензий на власть, Сталин посчитал полезным для себя вернуть Жукову часть своего былого расположения, дав указание избрать его делегатом XIX съезда партии. На съезде, состоявшемся в октябре 1952 года, Жуков был избран кандидатом в члены ЦК КПСС.

Одновременно с преследованием Жукова, начиная с 1947 года, были проведены аресты ряда генералов, связанных с ним по службе и пользовавшихся его покровительством, как например, генерал-лейтенанты К.Ф. Телегин и В.В. Крюков. Вместе с последним арестовали и жену, известную певицу, заслуженную артистку РСФСР Л.А. Русланову, известную исполнительницу русских народных песен. Необходимо отметить, что все эти аресты, а также обвинения некоторых других военных, проводились в связи с присвоением трофейных ценностей. Однако, если некоторым из них, как например заместителю наркома, затем министра внутренних дел СССР и уполномоченному МВД в Группе советских войск в Германии И.А. Серову, такие «художества» прощались, то другие «генералы-барахольщики» понесли тяжелое наказание. Принадлежность к некой «военно-номенклатурной группировке», которую по мнению властей составляли генералы, близкие к Жукову, сыграло в этом отношении самую негативную роль.

Жестоко покарали командующего войсками Приволжского военного округа генерал-полковника, Героя Советского Союза В.Н. Гордова, который во время войны не только командовал армией, но в 1942 году некоторое время занимал пост командующего войсками Сталинградского фронта, а также его заместителя бывшего маршала Советского Союза, пониженного в звании до генерал-майора Г.И. Кулика и начальника штаба округа генерал-майора Ф.Т. Рыбальченко. Все они в 1946 году были уволены в отставку, а в 1947 году арестованы. Причиной ареста послужили разговоры, которые, не стесняясь в выражениях, вели между собой генералы, неодобрительно отзываясь о порядках в стране и армии, говорили о вине Сталина в царящих вокруг безобразиях и несправедливостях. Разговоры были зафиксированы органами военной контрразведки с помощью «оперативной техники» прослушивания. Дело расследовалось при личном участии министра государственной безопасности В.С. Абакумова, все трое генералов подвергались пыткам и, обвиненные в организации антисоветской заговорщической группы, были расстреляны в 1950 году.

Приведем еще один пример из этого ряда. В начале 1952 года по т.н. «артиллерийскому делу» был арестован заместитель военного министра СССР маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления генерал-полковник артиллерии И.И. Волкотрубенко, а также заместитель министра вооружения СССР И.А. Мирзаханов. Министра вооружения Д.Ф. Устинова спасло от ареста лишь особое расположение Сталина. Арестованных обвинили в передаче в серийное производство недоработанной автоматической зенитной пушки.

Таким образом, если в дни военных испытаний главным критерием при проведении кадровой политике в армии была способность того или иного командира обеспечить выполнение поставленных перед ним боевых задач, то в мирные дни вновь оказались в цене иные качества и способности. Демонстративная личная преданность вождю и интриги при выдвижении угодных лиц, а не способности, проявляемые в деле строительства вооруженных сил и повышении их боеготовности стали основными факторами успешной военной карьеры. При этом строгий надзор со стороны органов госбезопасности по твердому убеждению власти оставался постоянным и основным гарантом лояльности армии к руководству страны.

9. Кадровая политика и государственный антисемитизм

Проведение кадровой политики еще в предвоенные годы отмечено появлением первых признаков государственного антисемитизма. Тенденция эта сделалась позднее фактически одним из ее нормативов, так как инспирировалась и направлялась с самых верхов партийно-государственной власти. С большой долей достоверности можно связать ощутимое начало государственного антисемитизма с курсом руководства страны на сближение с нацистской Германией в 1939 году и подписанием договора о ненападении - так называемого пакта Молотов - Риббентроп. Наряду с прочими соображениями, создавая необходимые предварительные условия для советско-германского диалога, Сталин, как уже упоминалось, освободил в мае 1939 года от обязанностей наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова, назначив на этот пост председателя Совнаркома СССР В.М. Молотова. Такой шаг недвусмысленно демонстрировал смену внешнеполитического курса страны. Литвинов, как известно, тяготел к союзу с западными демократиями и являлся энергичным защитником идеи коллективной безопасности. При этом еврейское происхождение снятого с должности наркома должно было послужить дополнительным сигналом нацистским лидерам. Характерен отклик на снятие Литвинова со стороны У. Черчилля: «Еврей Литвинов ушел, и было устранено главное предубеждение Гитлера». По свидетельству Молотова, когда тот заступил на пост наркома, сменив Литвинова, Сталин дал ему четкое и однозначное личное указание: «Убери из наркомата евреев». С этого же времени начинается постепенное вытеснение евреев из аппарата ЦК ВКП(б), а позднее с руководящих постов в других партийно-государственных структурах. Очевидно стремление советского руководства не только создать благоприятный фон для советско-германского сближения, но и его желание опровергнуть утверждения нацистской пропаганды об СССР как «иудейско-коммунистическом царстве».

Последнее обстоятельство принималось в расчет при планировании политических мероприятий и проведении кадровой политики в годы войны и в первые послевоенные годы. С первых же дней военных действий советское руководство оказалось напуганным тем воздействием, которое оказывала на население страны демагогическая нацистская пропаганда, неустанно трубившая, будто война началась из-за еврейского засилия в мире, что славянские народы никогда не были врагами Германии и гнев Гитлера направлен исключительно против евреев, а война ведется ради освобождения народов России от ига евреев и коммунистов. В годы страшного военного бедствия кремлевским вождям казалось очень рискованным для сохранения власти и мобилизации народа для отпора агрессорам предстать в роли защитников евреев. Именно поэтому советская пропаганда старалась замалчивать факты тотального уничтожения евреев, оказавшихся на оккупированной территории, во всяком случае, возможно чаще говорить об убийстве «мирных советских граждан, женщин и детей», ничего не сообщая о национальной принадлежности жертв. Последовательным противником освещения «еврейской темы» в средствах пропаганды выступал, в частности, секретарь ЦК ВКП(б) по идеологии, первый секретарь МК и МГК ВКП(б), начальник Главного политического управления Красной Армии и заместитель наркома обороны СССР А.С. Щербаков.

Сталинская политика по «еврейскому вопросу» определялась также проведением великодержавной линии и развернутым наступлением на интернационалистские традиции коммунистического движения. Как известно, советский патриотизм к тому времени подменятся идеями национального великодержавия, ставка делается на возрождение понятия русского патриотизма. В преддверии грядущих военных испытаний, а тем более, в обстановке начавшейся войны, воспитание народа в таком именно духе представлялось советскому руководству единственной реальной возможностью рассчитывать на успех и победу.

Таким образом, негативное отношение Сталина и советского руководства к «еврейскому присутствию» во властных структурах, общественных организациях, учреждениях науки, культуры и искусства, которое стало проявляться в реальной кадровой политике перед самой войной и усилилось в годы войны, сформировали конкретные политические установки и определенным образом понятые требования момента. При этом, зарождающийся государственный антисемитизм тогда и в дальнейшем имел не только прагматический, но и бесспорный латентный характер. Указанные особенности коренным образом отличали это явление от политики нацистской Германии, где гонения на евреев имели, во-первых, расовую основу и, во-вторых, носили вполне открытый характер, опиравшийся на официальную партийную идеологию и нюренбергские расовые законы.

Послевоенные политические события и изменения в мире наложили свой отпечаток на характер государственного антисемитизма в СССР. Еврейский народ под влиянием испытаний, выпавших на его долю в годы войны, а также под впечатлением образования Государства Израиль все более стал ощущать себя единым народом, что вызвало резко негативную реакцию со стороны Кремля. Советскому руководству стало казаться, что советские евреи превращаются в лиц с «двойным гражданством», для которых зарубежное, в первую очередь американское влияние становится решающим фактором, превращаются в «пятую колонну мирового империализма». Положение обострялось из-за начинавшейся «холодной войны», когда психология «осажденной крепости» и всеобщая подозрительность по отношению к Западу становились определяющим фактором не только пропаганды, но и реальной политики. Не последнюю роль в нарастании в политическом руководстве антиеврейских настроений сыграло и то обстоятельство, что желание определенной части евреев выехать в Израиль представлялось ему совершенно неприемлемым. Помимо чисто материальных потерь, связанных с утратой столь необходимых стране квалифицированных работников, факт массового отъезда людей из социалистической страны, объявленной воплощенной мечтой трудящихся всего мира, не мог не рассматриваться как явный политический урон, таил в себе взрывоопасный потенциал.

Необходимо отметить явно выраженную корреляцию между кадровой политикой и репрессивными акциями, что вообще характерно для сталинского режима. Тем более, в данном случае, когда подозрение в нелояльности неизбежно развязывало руки вездесущим «органам». В послевоенный период, выполняя политический заказ и широко используя ложь и провокации, искусственно создавались причудливые схемы «сионистских» антигосударственных заговоров. Дело Еврейского антифашистского комитета и аресты ведущих деятелей еврейской культуры, процессы против специалистов Московского автозавода им. Сталина и «Метростроя», а также другие подобные акции завершались расстрельными приговорами и длительными сроками заключения. В аппарате МГБ СССР по обвинению в сионистском заговоре были арестованы либо изгнаны все сотрудники - евреи. Так называемое «дело врачей», спровоцировавшее беспрецедентный рост антисемитизма в стране, развалилось и было прекращено только ввиду смерти диктатора. Тяжкие обвинения и репрессии, прицельно направленные против представителей еврейского народа, в свою очередь создавали вполне определенный фон для ужесточения кадровых ущемлений, способствовали окончательному выдавливанию евреев из партийного аппарата, органов государственного управления, армии, ведущих отраслей экономики, науки и культуры, способствовали проявлению антисемитских «инициатив» снизу.

Влияние государственного антисемитизма на кадровую политику демонстрирует персональный состав высших партийных органов и характер его изменений. Для начала обратимся к составу руководящих органов ВКП(б), избранных в 1934 году на XVII съезде партии. Тогда среди членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов ЦРК (Центральной ревизионной комиссии) ВКП(б) в количестве 161 человека, представлявших собой высший слой партийной номенклатуры, до 20 процентов составляли евреи. В 1939 году в составе соответствующих органов, избранных XVIII съездом партии и насчитывавших 189 человек, процент евреев уменьшился почти до 10. Однако, в данном случае трудно утверждать, что в марте 1939 года, когда окончательно согласовывались списки, за которые должны были проголосовать делегаты съезда, уже заработали механизмы выталкивания евреев из властных структур. Тем более, все члены предыдущего состава руководящих органов, уцелевшие в годы «большого террора», не носившего антисемитской направленности, были включены и в новый состав. Исключением являлся разве что И.И. Шварц, переведенный на низовую хозяйственную работу и уже в силу этого обстоятельства потерявший право претендовать на столь высокое представительство Но самое главное, что обращает на себя внимание, в 1939 году в партийном ареопаге из упомянутых 10 процентов более половины оказались вновь избранными, и это однозначно указывает на продолжавшееся продвижение евреев по номенклатурно-кадровой лестнице.

Картина изменилось сразу же после XVIII съезда ВКП(б) в связи с советско-германским сближением. На состоявшейся в феврале 1941 года XVIII Всесоюзной партконференции персональный состав ЦК и ЦРК был изменен, причем «представительство» евреев уменьшилось до 7 процентов за счет исключения из упомянутых высших партийных органов репрессированного первого секретаря ЦК КП(б) Туркмении Я.А. Чубина, а также снятых со своих постов с понижением в должности наркомов М.М. Литвинова, Н.М. Анцеловича и П.С. Жемчужиной. Вывели также из состава кандидатов в члены ЦК старого большевика Г.Д. Вейнберга, избранного кандидатом в члены ЦК еще в 1930, который в 1929-1937 годах работал секретарем ВЦСПС, но затем, не занимая руководящих постов, оставался в составе ЦК из уважения, вероятно, к его прошлым заслугам. За исключением Литвинова, и то с рядом оговорок, ни один из перечисленных деятелей не может быть причислен к непосредственным жертвам каких-либо антиеврейских акций, так как за рассматриваемый период были значительно понижены в должности либо даже репрессированы и, как следствие, выведены из состава ЦК и другие крупные руководители, вовсе не евреи. Однако, настораживает другое. Несмотря на значительное обновление на партконференции состава высших органов ВКП(б), введение туда более трех десятков новых членов, ни одного партийно-государственного деятеля еврейского происхождения среди них не было. Вот тут уже прослеживается явная тенденция в кадровой политике, которая начала формироваться именно в период советско-германского сближения.

Положение евреев в высших эшелонах власти к концу сталинской эпохи характеризует состав ЦК и ЦРК КПСС, избранный в октябре 1952 на XIX съезде КПСС в количестве 272 человек. В этих высших партийных органах мы находим имена только шести евреев - членов ЦК Л.М. Кагановича (заместитель председателя Совмина СССР), Б.Л. Ванникова (начальник Первого главного управления Совмина СССР), Л.З. Мехлиса (бывший министр госконтроля СССР), М.Б. Митина (философ, шеф-редактор газеты «За прочный мир, за народную демократию!»), а также кандидатов в члены ЦК Б.Д. Двинского (бывший министр заготовок СССР) и Д.Я. Райзера (министр строительства предприятий тяжелой индустрии СССР). При этом звезда Мехлиса, верного сталинского оруженосца, закатилась еще в 1942 году, после поражения советских войск под Керчью, где он являлся представителем Ставки. Мехлис потерял тогда пост начальника Главного политуправления РККА и ему уже не поручались ответственные государственные задания. Только благодаря многолетней близости к вождю, Мехлису удалось до 1950 года продолжать занимать пост министра. В незавидном положении пребывали к тому времени и Двинский, с 1950 работавший в аппарате Совмина СССР после смещения с поста министра, и академик Митин, лишенный в 1944 году важнейшего в идеологической иерархии поста директора Института Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б) и отправленный в 1950 году в Бухарест шеф-редактором газеты «За прочный мир, за народную демократию!». Ни тот, ни другой по занимаемому положению, ни Мехлис, ввиду тяжелой болезни отошедший от дел почти за два года до съезда, не могли в то время претендовать на включение в состав высших партийных органов. Однако, личное благорасположение со стороны Сталина к Мехлису, Двинскому и Митину, а также, и это, вероятно, главное, нежелание слишком уж открыто декларировать всеохватный характер антисемитской направленности партийной политики, сделали возможным их сохранение в составе ЦК (Двинский и Митин были впервые избраны в ЦК в 1939 году, а Мехлис еще раньше, в 1934 году). Ведь к 1952 году в руководящих структурах просто не осталось ни одного еврея, занимавшего более-менее видный пост, даже с большой натяжкой достаточный для выдвижения в руководящие органы партии.

Сохранение на высоких партийно-государственных постах Кагановича, вошедшего после съезда и в состав президиума ЦК КПСС, не нуждается в дополнительных пояснениях, ввиду широко известной буквально рабской и безграничной личной преданности его вождю, а также несомненных организаторских способностей, которые демонстрировал этот жестокий и бескомпромиссный руководитель, работая под непосредственным руководством Сталина с самого начала 1920-ых годов. Что же касается Ванникова, то несмотря на кратковременную предвоенную опалу и даже арест, он отличился в годы войны и приобрел в глазах вождя авторитет как крупнейший организатор военной промышленности. Сразу после войны, благодаря покровительству Берии, возглавившему работы по атомному проекту, Ванников занял важнейший в те годы пост и успешно справлялся с непосредственным руководством по созданию ядерного оружия и атомной промышленности. Такими же прагматическими мотивами было продиктовано и единственное, пожалуй, новое выдвижение в высшие эшелоны власти такого руководителя еврейского происхождения, как Райзер. По рекомендации Берии и заместителя председателя Совмина СССР И.Ф. Тевосяна, он был введен в 1950 году в состав правительства. Не исключено, что на утверждение этой кандидатуры подвигли диктатора не только авторитетные рекомендации, но также желание хоть что-то противопоставить обвинениям в государственном антисемитизме, во всяком случае, приберечь совсем не лишний аргумент, который можно вовремя выложить в пропагандистских целях.

Заключение

Благодаря идеологическому и политическому диктату коммунистической партии и государственной монополии в экономике, кадровая номенклатурная система в СССР охватила все стороны жизни страны. Каждый руководитель любого ранга, назначаемый или избираемый, в любых структурах, вплоть до общественных организаций и творческих союзов, входил в состав номенклатуры ЦК партии, ЦК компартии союзной республики, обкома или крайкома партии, райкома партии, наконец. Каждый из этих органов на своем уровне, подбирал, утверждал либо давал согласие на занятие тысяч и тысяч номенклатурных должностей. По расчетам Восленского в составе номенклатуры ЦК КПСС, ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов партии насчитывалось до 250 тыс. человек.

При такой постановке дела номенклатурная система превратилась в главный инструмент реализации тоталитарного режима и личной власти вождя. Отсюда исходит роль самого института номенклатуры с ее писанными и неписанными нормами, стимулами и санкциями, регулирующими соблюдения этих норм. Если «руководящая и направляющая сила» партии была официальной идеологически выдержанной декларацией, пропагандистским штампом, то номенклатура, тщательно скрытая от посторонних глаз, играла роль реально действующего управляющего института советского общества и государства, несущим каркасом советских властных структур, партийных и государственных, фактически слившихся в единый бюрократический аппарат.

Естественно, что принципы кадровой политики с особой последовательностью реализовывались режимом в высших эшелонах власти, а также в таких областях, как дипломатическое и военное ведомства. В последних двух случаях, рассмотренных нами поэтому более подробно, при подборе кадров необходимо было в большей степени, сочетать требование политической преданности с профессиональной подготовленностью. Если в других случаях образование и квалификация могли быть дополнены политическим контролем со стороны лиц, облеченных полным доверием власти, что допускало возможности тех или иных компромиссов в кадровых решениях, то для успешной деятельности от дипломата и командира требовалось их сочетание. Чрезвычайное значение внешнеполитической и военной деятельности для обеспечения устойчивости всей государственной системы также предъявляло повышенные требования к ответственным должностным лицам. Кадровая политика сталинского режима в указанных областях ярко проявлялась в связи с этим своими основными характерными чертами и особенностями.

Тоталитарный сталинский режим осуществлял отбор кадров по вполне определенным критериям, что, безусловно, в значительной степени нивелировало индивидуальность руководителя, позволяя говорить о неких общих чертах их облика. Политика по кадровым вопросам, проводимая Сталиным и его окружением в тесной связи с формированием всей политической системы, направлялась на формирование послушной номенклатуры, интересы которой были полностью подчинены интересам высшей власти. Тем более, осуществив масштабную ротацию руководящих кадров в ходе «большого террора» 1936-1939 гг., сталинский режим этой цели достиг. В случае любых конфликтов из-за несовпадения этих интересов вопросы решались с помощью жестких наказаний и репрессий, а приоритетное место при расстановке кадров отдавалось безусловной преданности политической линии, то есть лично вождю и учителю, и готовности «солдат партии» следовать любым директивным указаниям сверху. Институт номенклатуры, таким образом, являясь организационной основой социально размытого слоя «назначенцев» - управляющих, который, отнюдь не обладая характерными особенностями, присущими господствующему классу, тем не менее, всегда служил реальной основой устойчивости и дееспособности советской власти.

Руководящие кадры, поднявшиеся и закрепившиеся в этих условиях во властных структурах, не могли не быть людьми в какой-то степени вполне определенными. Однако, при характеристике деловых и личностных качеств «номенклатурщика», мысленно рисуя себе его образ, не следует впадать в крайности, представляя их то как неких монстров, способных на самые неблаговидные и бесчеловечные поступки, то «рыцарями без страха и упрека», гуманистами и борцами за счастье народное. Советские партийно-государственные руководители были людьми разными и по культурному и образовательному уровню, и, что очень важно, по своим нравственным качествам.

Выдвигались среди них готовые на все ради достижения великих целей, были и такие, кто действовал только в угоду собственным личным, причем корыстным интересам. Были люди малообразованные, но талантливые, воспринимавшие знание и опыт в ходе практической деятельности, но были и высокообразованные, дополнявшие полученные знания и воспринятую ими общую культуру способностью эффективно руководить. Были, не следует забывать об этом, лица случайные, поднявшиеся ввиду обстоятельств непонятных, а иногда и постыдных.

Большевики никогда не отказывались от положения о якобы моральности всего, что служит интересам рабочего класса, делу строительства коммунизма. Однако, приложение к реальной жизни этого морально-этического концепта, происходившего в эпоху революционной ломки и последующего правления в экстремальных условиях гражданского и военного противостояния, понималось по-разному. Были жесткие и даже безжалостные по складу характера, были и такие, которые в самых сложных обстоятельствах проявляли, вернее позволяли себе проявить, определенное сочувствие к слабым и гонимым, причем даже в случаях, если они оказывались по другую сторону баррикад. Более того, как правило, советский руководитель сочетал в себе самые противоречивые черты. И трудно согласиться, что даже диктаторский тоталитарный режим был способен привести всех, если так можно выразиться, к одному знаменателю.

Кадровая политика власти сформировала корпус руководителей, обладавших вполне определенными, востребованными сталинским режимом, как принято было выражаться на тогдашнем пропагандистском языке, «политическими и деловыми качествами». Однако утверждение, что все они, уже по факту принадлежности к номенклатуре, являются преступниками, напрямую виновными в трагедии страны, представляется явно внеисторичным. Руководящие деятели партии и государства, действуя в конкретных сложившихся условиях, очень многие и во многих случаях отнюдь не «преступными методами», решали важнейшие государственные задачи, связанные с насущными интересами народа. С другой стороны, нельзя закрывать глаза на преступления режима, которые совершали или к которым были причастны вполне конкретные лица. Поэтому оценка корпуса сталинских руководителей в целом, результатов их деятельности не может быть однозначной.