Характер взаимоотношений Дагестана и России в XIX веке

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Империя и её характерные особенности
• 1. Россия как империя
• 2. Политический статус окраин и округов, входящих в состав Российской империи
• 3. Административно-территориальная политика Российской империи по отношению к окраинам и округам
• Глава 2. Кавказ - окраина Российской империи
• 1. Специфические особенности региона
• 2. Формы самоуправления и организации общества на Кавказе
• 3. Начало взаимоотношений России и Кавказа. Общие тенденции управления кавказским регионом
• 4. Деятельность русских наместников на Кавказе и их планы к его покорению
• Глава 3. Дагестан и Российская империя
• 1. Социально-экономические и социокультурные особенности Дагестана
• 2. Мюридизм и его истоки
• 3. Государственное строительство и Кодекс Шамиля
• 4. Российская администрация на территории Дагестана: характер взаимодействия
• Заключение
• Список источников и литературы


Введение

XIX столетие было неспокойным для внешней политики Российской империи: Отечественная война 1812 года и постоянные конфликты с восточными государствами - Турцией, а впоследствии и с Персией (которые следовали политическим интересам Англии, не забывали и о своих предпочтениях), не ослабили колонизаторский интерес России к близлежащим территориям.

Причиной же большинства столкновений между государствами была борьба за господство на Кавказе. Кавказ всегда был жемчужиной мира. Многие государства не раз пытались поглотить его, но натыкались на острый клинок из многослойной стали. Войны, миграции, стихийные бедствия -- всё оставило свои следы на Кавказе. Одни племена вытесняли в горы другие. Подпирая друг друга, народы поднимались к вершинам Кавказа, пока первым не оставалось выбора -- воевать или умереть. А так как оружие всегда было здесь непременной частью костюма, горцы росли воинами, умеющими за себя постоять.

Здесь веками переплетались расы и религии, языки и культуры. Процесс был сложным, но в результате возникла единая цивилизация горцев, преображающих всех, кто вступает в её духовное пространство.

Ещё с XVIII века кавказский вопрос стал главным компонентом восточной политики России. На протяжении практически всей своей истории Кавказ был объективно вовлечен в процессы геополитической и, прежде всего военно- политической экспансии. Овладеть Кавказом, доминировать в регионе пытались буквально все сопредельные ему государственные и аналогичные им политические образования, ставившие перед собой цель расширения границ своего господства и обеспечения контроля над важнейшими транспортными и торгово-экономическими магистралями, центром сосредоточения которых выступал Кавказский перешеек. Здесь проходили традиционные торговые пути из Европы в Персию и Индию, а также известный "Шелковый путь", соединяющий Европу с Китаем.

Реальный и потенциальный смысл владения Кавказом выходил далеко за пределы самого факта физического обладания этой территорией. Перешеек между Чёрным и Каспийским морями контролировал пространство, значительно превышавшее его собственные размеры. Именно поэтому он был извечным яблоком раздора между внешними силами (Турция, Иран, Россия, а позже Англия и Франция), либо попадая под власть наиболее могущественной державы, либо дробясь на сферы влияния. Все это закономерно обусловливало притязания на Кавказский перешеек различных экономических и военно-политических центров силы.

Кавказ на протяжении длительного исторического периода эволюции Российского государства играл роль естественного военно-оборонительного рубежа России. Вследствие этого идея военно-политического доминирования на Кавказе, как необходимое условие обеспечения военной безопасности государства, являлась наследственной в российской истории и реализовывалась практически непрерывно всеми без исключения политическими режимами России с середины XVI века.

Со второй половины XVIII в., началась полномасштабная военно- политическая, экономическая и цивилизационная экспансия в регион Кавказа, поставившего перед собой цель обезопасить свои южные рубежи, прорвать военно- политическую и торгово-экономическую блокаду на данном направлении, а также способствовать освобождению единоверных народов Кавказа от религиозного гнета и физического уничтожения. Реализации комплекса этих целей и была посвящена кавказская политика России, цели и задачи ее экспансии в регион.

Кавказская война -- сложное и противоречивое явления в истории России XIX века. Дагестан же был центром политической и духовной власти во всё время ведения войны. Имам Шамиль построил сильное государство, и в течение 50 лет вёл борьбу против экспансионистской политики Российской империи, которая, в свою очередь, не оставляла надежд в покорении сердца Кавказа. И пока высокогорный Дагестан оставался свободным, не был покорён и Кавказ.

Актуальность изучения взаимоотношений Дагестана и Российской империи во время Кавказской войны связана, прежде всего, с тем, что историческое изучение процессов присоединения и включения в общеимперское пространство окраинных и национальных государств важно для понимания общественно-экономической и политической специфики России как многонационального государства с элементами региональности. При этом концу XVIII - первой половине XIX в. принадлежит особое место в историческом процессе формирования границ Российской империи: в этот период к русскому государству отошли Крым, почти все Закавказье, Финляндия и Польша.

Русское государство стало постепенно превращаться в империю с XVI века, но явственный его характер был в классический имперский период XVIII --XIX вв. Формирование централизованного Российского государства отличалось многообразием форм политического, социально-экономического взаимодействия и вариантов вхождения соседних народов и стран в состав империи. Важнейшим итогом этого длительного исторического процесса явилось образование поливариантной, многонациональной державы, которая по своей природе стремится к культурно-языковой однородности.

«В рамках концепции Э. Геллнера нации трактуются как цементируемые «высокой» культурой большие сообщества, политические и культурные границы которых стремятся к совпадению при достижении внутренней гомогенности по обоим параметрам. Возникновение подобной жёсткой зависимости между политической и культурной сферами связывается с модернизацией и рождением индустриального общества... Предельный вариант реализации этой модели означает, что свобода политического самовыражения всех этнических групп, кроме титульной, будет ограничена, и их представители обретут эту свободу только ценой ассимиляции». [51; 37]

Вопрос о присоединении Кавказа к России остается дискуссионным в исторической науке. Нет единства во мнениях, касающихся не только частных аспектов проблемы, подходов к ее рассмотрению, но и относительно самого процесса присоединения, то есть о том, с какого момента политику России можно считать направленной на колонизацию или экспансию территории, путем включения её в свой состав.

Анализ процессов завоевания Дагестана Россией, когда закладывалась основа новой геополитической системы региона, приобретает особую актуальность в современном общественно-политическом контексте, в условиях административно- политической и социокультурной проблемности Кавказского региона в целом. Сложные этнополитические процессы, наблюдаемые на Северном Кавказе после распада СССР, возрастание роли и значения «национального» фактора, усиление сепаратистских и экстремистских тенденций, этнической конфликтности, ошибки в проведении национальной политики - все это и многое другое необходимым образом требует объективного исследования прошлого и настоящего в единстве и взаимосвязи разноаспектных факторов, связанных с ролью и значением Кавказской войны как события, во многом предопределившего характер общественных процессов, происходящих на Кавказе. Таким образом, актуальность темы определяется ее научной, исторической, познавательной, практической значимостью и состоит в научном освещении ее роли и места в российском действительности, в извлечении уроков в интересах социального прогресса общества.

Объектом исследования дипломной работы является характер взаимодействия Дагестана как центра борьбы на Северном Кавказе, и Российской империи как метрополии, пытавшейся включить регион в сферу своих владений в XIX веке.

Предметом исследования является эволюция отношений Дагестана и Российской империи во время Кавказской войны.

Цель дипломного исследования -- проанализировать характер взаимоотношений Дагестана и России в XIX веке.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) выявить стратегические цели, характер, основные направления политики Российской империи по отношению к Кавказу в целом и к Дагестану в частности;

2) проанализировать социально-экономические, политические и религиозно-правовые предпосылки борьбы горцев;

3) выяснить степень влияния горцев Дагестана на развитие антиколониальной борьбы других народов Северного Кавказа;

4) рассмотреть внутриполитическое положение Имамата в период реформ Шамиля;

5) определить основные направления социально-экономической и культурной политики российской администрации в Дагестане;

6) охарактеризовать процесс создания и развития административных и судебных учреждений в крае;

7) установить позитивные и негативные последствия проводившейся в Дагестане политики.

Хронологические рамки работы -- начало XIX века - 50-60-е гг. XIX века. Выбор верхней хронологической границы объясняется началом Кавказской войны, а, следовательно, и резким изменением специфики отношений сторон. Нижняя хронологическая рамка определяется стремлением включить в исследование анализ взаимоотношений Российской империи и Дагестана на заключительном этапе

Кавказской войны. Это даёт возможность рассмотреть политику царизма на протяжении всего периода военного покорения Дагестана.

Территориальные рамки исследования охватывают не только Дагестан, то есть географическую область, омываемую Каспийским морем с востока и граничащую с Чечнёй, Восточной Грузией и ханствами: Шекинским и Кубинским, но и весь Кавказ, то есть регион, ограниченный Чёрным морем на западе, Каспийским - на востоке, нижним течением Дона и Кума-Манычской впадиной - на севере и старой русской / советской границей с Турцией и Ираном - на юге.

Методологической основой дипломного исследования являются принципы диалектического подхода и историзма, предполагающие анализ всех явлений и событий с позиций всестороннего рассмотрения условий, в которых они происходили.

При написании диплома были применены специально-научные (исторические) методы: а) историко-генетический, в основе которого выявление причин, следствий и закономерностей развития; б) историко-сравнительный, рассматривающий фазы одного и того же явления, или в разных процессах общие ступени; в) историко- типологический (создание типов и конструкций); г) историко-системный открывает структурные связи и взаимодействие между ними.

В истории народов Кавказа, как и в истории Российской империи, взаимоотношениям этих государств принадлежит совершенно особое место. Проблему взаимосвязи горских обществ Дагестана и России обычно рассматривают в контексте Кавказской войны, крупного исторического феномена.

Если брать внешнюю сторону событий, то картина достаточно проста: Россия, исходя из своих национальных интересов, стремилась любыми путями утвердиться в предгорьях Кавказского хребта, а горцы Дагестана отстаивали свой многовековой ареал обитания и привычные жизненные ценности, всячески противились этому натиску. Такая элементарная схема оставляет место только для двух взаимоисключающих взглядов на вещи. Один - с позиции России, находившей законные оправдания для своей политики. Другой - со стороны горских народов, у которых было полное право эту политику принимать или отвергать.

Поэтому проблема «Россия и Кавказ» в отечественной историографии - одна из самых сложных. Авторы, писавшие во время Кавказской войны, группировались по принципу противостоящих «фронтов»: с одной стороны, русские историки видели в горцах непримиримого врага, с другой - местные авторы считали таковой же Россию, незаконно захватывающей кавказские земли. Результатом такого подхода к изучению столь противоречивого явления и стало появление в исторической мысли двух противоположных по своей сути войн - «русской» и «кавказской». Советские же историки не брали во внимание всю широту темы, исследуя лишь один аспект и задаваясь лишь одним вопросом: была ли Кавказская война «прогрессивной» или же «реакционной»? Эти субъективные подходы лишь мешали распутать столь сложный клубок русско-кавказских отношений.

Точка зрения официальной России, в основном разделявшаяся общественным мнением страны, была сформулирована в русской публицистике и историографии XIX - начала XX веков. Утверждалось, что высокие государственные соображения и сама историческая судьба обрекали Петербург на радикальные решения задачи приобретения Кавказа. Россия несла с собой цивилизацию, прогресс, православную веру, которые, как подразумевалось само собой, должны были вытеснить первобытные нравы и обычаи необузданных горцев. По понятным причинам доминировала тема о преобладании дикого начала в психическом складе и социальном быте жителей горных районов Дагестана, Чечни, Черкесии.

Дореволюционные учёные собрали огромный фактический материал, заложив фундамент для дальнейших исследований. Кавказоведением занимались преимущественно дворянские историки, утверждавшие идею об исконности и незыблемости самодержавия в России, поэтому историография имела определенное внутреннее единство, которое обеспечивалось той идеологической основой, что не без оснований называют «имперской традицией». В основе этой традиции лежит утверждение о том, что Россию на Кавказ привела геополитическая необходимость, и повышенное внимание к цивилизаторской миссии империи в этом регионе. Одно из характерных проявлений такого подхода - отрицание горской культуры как таковой, муссирование «дикости» местных племен, уклонение от изучения войны как цивилизационного конфликта. Одним из наиболее ярких представителей этого направления был Р.А. Фадеев, издавший в 1860 году в Тифлисе публицистическую монографию «Шестьдесят лет Кавказской войны». К этой же когорте историков можно причислить Н.Ф. Дубровина, В.А. Потто, А.К. Зиссермана.

Это относится практически ко всей досоветской историографии данного сюжета, в основе которой -- пристрастное видение явлений, обусловленное мотивами, имеющими мало общего с научной методологией.

Заметное влияние на историографию Кавказской войны оказал воинствующий атеизм 1920-1930-х годов: историкам приходилось искать вариант оценки освободительного движения горцев под руководством Шамиля, в котором «антифеодальная» и «антиколониальная» составляющие затушевывали «реакционно - религиозную». Итогом стал тезис о реакционной сущности мюридизма, смягчённый указанием на его роль в мобилизации народных масс на борьбу с угнетателями.

Весьма сложным оказался и процесс «включения» Шамиля и сопротивления горцев в общую картину освободительного движения в России. В 1930-е годы имам Шамиль - борец против колониальной политики царизма - был включен в список народных героев освободительного движения наряду со С. Разиным, Е. Пугачевым, С. Юлаевым. После Великой Отечественной войны такой статус Шамиля выглядел странно на фоне депортации чеченцев, ингушей и карачаевцев, и его постепенно низвели до исторических деятелей «второго разряда».

В 50-х же годах его объявили врагом русского народа. В 1956-1957 гг. состоялось несколько научных дискуссий о природе Кавказской войны. Довольно четко выделились две группы историков. В первую вошли те, кто выступал с апологетикой Шамиля, считал его деятельность прогрессивной, а саму войну антиколониальной, составной частью борьбы с самодержавием. Вторую группу образовали ученые, называвшие движение Шамиля реакционным явлением. Сами дискуссии оказались малопродуктивными, характерными для эпохи «хрущевской оттепели», когда уже можно было ставить вопросы, но еще нельзя было предлагать ответы.

Проблеском в советской историографии стала книга Н. И. Покровского «Кавказские войны и имамат Шамиля». Историк даёт своё обоснование русско-кавказским отношениям: он считает, что после завоевания Кавказа власти сами эксплуатировали горцев и способствовали увеличению гнёта со стороны феодалов.

Покровский ничуть не умаляет жестокость набегов кавказцев, но делает в этом виновником Россию.

Политически ангажированными были и статьи К. Маркса и Ф. Энгельса, полностью соответствовавшие европейскому общественному мнению, которое в своей значительной части традиционно резко критически относилось к внешней и внутренней политике Российской империи. В событиях на Кавказе «классики марксизма», бывшие непререкаемым авторитетом для советских историков, видели особый фронт борьбы против жандарма Европы царской России, героический пример национально-освободительного движения, достойный всеобщего подражания. Несмотря на то, что сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса о Кавказской войне представляли собой не научные труды, а политические памфлеты, советские историки по идеологическим соображениям были вынуждены с ними считаться. Им пришлось переосмысливать взаимоотношения России и Кавказа в рамках марксистской идеологии и марксистского метода. Антифеодальная концепция работала при одном условии - наличии феодализма в горах, соответствующего расслоения и классовых антагонизмов. Поэтому понятно стремление многих исследователей поднять уровень общественного развития горских обществ до такого состояния, где социальные напряжения преобразуются в острое столкновение между классами. Так патриархально-родовые структуры Дагестана были превращены в феодальные или предфеодальные (что больше похоже на истину). К такому направлению можно отнести М.Н. Покровского с его теорией «торгового капитала». Якобы в Дагестане Россия опиралась на местное купечество, они же стали активным элементом в обострявшихся классовых противоречиях. А некоторые историки даже находили буржуазные элементы у горцев.

Если до середины 40-х годов ХХ века в трудах С.К. Бушуева и Р.М. Магомедова подчёркивалось, что движение горцев Северо-Восточного Кавказа XIX века являлось антифеодальным и антиколониальным, направленным против экспансионистских притязаний царской России, то к середине 40-х годов ХХ века всё, что было связано с национально-освободительной борьбой народов окраин царской России, объявлялось реакционным, направленным против русского народа и на ослабление государственности.

После публикации в журнале «Большевик» статьи М.Д. Багирова «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля» ряд исследователей из-за идеологического и административного давления вынуждены были поддержать концепцию Багирова, который движение горцев объявил реакционным, а Шамиля -- ставленником и шпионом Турции и Англии.

Утверждение классово-партийного подхода к изучению истории для Кавказской войны обернулось в 1 930-1 970-е годы тасованием «антиколониального» и «антифеодального» акцентов, что в свою очередь толкало на поиск классовых конфликтов и искусственный «подъем» уровня развития социального устройства горцев до феодального. При этом старались не замечать следующего противоречия: в ходе войны в ряде регионов действительно имело место разрушение феодальных структур и торжество военной демократии, но никто не предполагал, что это было регрессивным явлением.

Советская историография располагает обобщающими и специальными трудами по вопросам русско-кавказских взаимоотношений. Одним из основных итогов длительной исследовательской работы можно считать идею о глубокой исторической предопределённости и прогрессивном характере присоединения Кавказа к России.

Кавказская война оказалась настолько сложной и неподатливой для официальной историографии, что за полвека исследований не появилось даже фактологической истории этой эпопеи, где в хронологической упорядоченности были бы представлены наиболее важные военные события, наиболее влиятельные фигуры и т. д.

Во время хрущёвской оттепели наступил новый период в освещении борьбы горцев Дагестана против царского самодержавия. В решении историков содержится вывод о том, что движение носило антифеодальный и антиколониальный характер и не могло быть инспирировано извне.

В 60-80-х. гг. оттепель сменилась застойным периодом в жизни советского общества, поэтому проблема горцев и их борьбы оказалась в числе запрещённых.

В середине 1980-х годов освобождение историков от идеологических ограничений, казалось бы, создало условия для серьезного, взвешенного, академического подхода к проблеме. Однако из-за обострения обстановки на Северном Кавказе и в Закавказье история включения этих регионов в состав

Российской империи приняла болезненно актуальный характер. Поверхностное истолкование тезиса о значимости исторических уроков трансформируется в попытки использовать результаты исследований в политической борьбе.

Развал СССР резко обострил духовный и идеологический кризис в России. Отношения между Москвой и Северным Кавказом приобрели особую значимость. Публикуется масса самых разнообразных материалов о Шамиле и его движении. Кампания реабилитации Шамиля в региональных средствах массовой информации перешла едва ли не в кампанию его канонизации. Довольно долго Москва игнорировала это мощное идеологическое наступление, но в 1994 году была предпринята решительная попытка исправить данный перекос. Вышел сдвоенный номер (март-апрель) российского историко-публицистического журнала «Родина», целиком посвящённый Кавказской войне.

История Кавказской войны была сильно деформирована в советский период, поскольку изучение этого феномена в рамках формационного учения было малопродуктивным. Если оставить без внимания откровенно конъюнктурные сочинения, то круг исследований по этой проблеме, вышедших в последнее время, тоже окажется совсем не велик. Его составляют монографии Н.И. Покровского, М. М. Блиева, В. В. Дегоева, Н.С. Киняпиной, Я. А. Гордина.

В 1983 году М.М. Блиев опубликовал в журнале «История СССР» статью, которая явилась первой попыткой вырваться за рамки «антиколониально- антифеодальной концепции». Она вышла в свет в той ситуации, когда идеологические ограничения были еще незыблемы, а деликатность темы предполагала максимальную осторожность в формулировках и подчеркнутую корректность в отношении тех, чью точку зрения автор оспаривал. Прежде всего, М.М. Блиев выразил свое несогласие с господствовавшим в отечественной исторической литературе тезисом о том, что Кавказская война носила национально-освободительный, антиколониальный характер. Он акцентировал внимание на мощной военной экспансии горцев Северного Кавказа по отношению к своим соседям, на том, что захват пленных и добычи, вымогание дани стали обычным явлением в отношениях горных племен и жителей равнин. М.М. Блиев выразил сомнение по поводу обоснованности традиционных хронологических рамок войны, выдвинув тезис о пересечении двух экспансионистских линий - имперской Российской и набеговой горской.

Итак, наиболее полно взаимоотношения Дагестана и Российской империи рассматривали Р.М. Магомедов, Х.М. Хашаев, Х.Х. Рамазанов, А.Р. Шихсаидов, В.В. Дегоев и М.М. Блиев.

По уровню общественного развития общества Дагестана на порядок уступали так называемым феодальным образованиям - ханствам, уцмийствам и бекствам. Самыми крупными в горном Дагестане были Аварское ханство и Кайтагское уцмийство. О них, как правило, с большой уверенностью пишут как о феодально-государственных образованиях, где якобы имела место крупная феодальная земельная собственность. В таком разрезе проблему рассматривают Р.М. Магомедов и Х.М. Хашаев. А о господстве феодальной формы земельной собственности во владениях Северного и Южного Табасарана и Кубинского ханства, куда входило значительное число лезгинских селений, пишут Х.Х. Рамазанов и А.Р. Шихсаидов.

В 1994 году вышла в свет монография М.М. Блиева и В.В. Дегоева «Кавказская война», основанная на обширном, в том числе западноевропейском, материале прикладного и теоретического характера. В ней глубоко и последовательно развивается идея о формационных истоках Кавказской войны.

На рубеже ХХ-ХХ1 века появились исследования О.В. Матвеева, Ю.Ю. Клычникова, В.А. Кумпана, Л.В. Шатохиной. В них обращается внимание не только на негативные стороны российского присутствия, как это делалось на предшествующих этапах в исторической науке. Они говорят о единстве веры и более привлекательной альтернативе развития для Кавказа.

Статья В. В. Дегоева «Проблема Кавказской войны Х1Х в.: историографические итоги», опубликованная во 2-м выпуске «Сборника Русского исторического общества» за 2000 год, стала своеобразным подведением итогов изучения Кавказской войны к началу ХХ1 столетия. Значительная часть статьи - демонстрация того, как отечественные историки, находившиеся в тисках официальной методологии, испытывавшие постоянный страх, что при очередном изменении «курса», они окажутся под прицелом оголтелой и вовсе не научной критики, влекущей за собой и трагические для них последствия, пытались сконструировать нечто приемлемое с точки зрения «единственно верного учения».

В 2001 году вышел в свет сборник статей В.В. Дегоева «Большая игра на Кавказе: история и современность», в трех разделах которого («История», «Историография», «Историко-политическая публицистика») представлены результаты многолетних научных исследований и размышлений этого ученого. Статья «Пасынки славы: человек с ружьем в буднях Кавказской войны» посвящена повседневности многолетнего противостояния горцев и русской армии. Особую ценность этой работе придает то, что это - едва ли не первая в отечественной историографии попытка проанализировать быт войны «колониального» типа. Популярный стиль изложения материала не лишил научной значимости и другую книгу В.В. Дегоева «Имам Шамиль: пророк, властитель, воин».

В 2004 году вышла отдельная монография М.М. Блиева «Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации», в которой он даёт развёрнутый анализ Кавказской войны, личностям, участвовавшим в ней (не только со стороны Кавказа, но и России) и описание хода событий, придерживаясь всё того же формационного принципа.

В последние годы вышли такие работы, посвящённые русско-кавказским отношениям в XIX веке, как «Северный Кавказ в составе Российской империи», «Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность», которые рассматривают специфику отношений во всём многообразии.

История русско-кавказских отношений в XVIII - первой половине XIX в. привлекла внимание западной буржуазной историографии, особенно современной. Высказанные в ней многообразные по оттенкам суждения сводятся в общем к двум взглядам. Одни учёные, стремящиеся объективно смотреть на вещи и отталкиваться от источника, а не от заведомо предвзятой схемы, признают присоединение Кавказа к России в целом прогрессивным актом.

Другие историки рассматривают присоединение Кавказа как завоевание. Зарубежная буржуазная историография активно изучала историю Кавказской войны. На основе опубликованных источников учёные достаточно полно восстановили её фактическую сторону.

Несмотря на это, преобладает идея об антиколониальном содержании движения Шамиля. В 1998 году на русском языке была опубликована монография израильского историка М. Гаммера «Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана». Эта работа пример того, как идеологические установки оказывали воздействие на творчество не только советских ученых.

Негативно-пренебрежительный тон в описаниях действий Кавказского корпуса, общий антироссийский настрой, избыточная публицистичность вплотную пододвигают работу М. Гаммера к той грани, за которой уже нет никакой науки. Яркие примеры неразумных действий некоторых военачальников он считает достаточным основанием для общего вывода о том, что русские войска не могли в течение нескольких десятилетий преодолеть сопротивление горцев из-за глупости генералов. О «внутрикавказских» причинах конфликта ничего не говорится, о грабительских набегах одна фраза, причем жертвами разбоев указаны только армяне и горские евреи - таты. Книга имеет довольно шаткую источниковую базу: автор, писавший ее в 198 0-е годы, по понятным причинам не имел доступа к советским архивам. Сомнительными и недостаточно аргументированными выглядят и некоторые важнейшие тезисы автора. Так, по мнению Гаммера, причиной затягивания конфликта было то, что царское правительство своей непримиримостью загоняло Шамиля в угол, не оставляя места для компромисса. Главными причинами войны называются общие колонизационные тенденции в политике Петербурга и стремление империи к захвату земель.

Круг источников по изучаемой проблеме достаточно широк. Для работы над дипломным исследованием привлекались законодательные, делопроизводственные, статистические источники, документы личного происхождения, существенную роль сыграли также материалы периодической печати.

Законодательные источники послужили основой для анализа развития административной системы на Северном Кавказе во второй половине XIX века.

Задача детального изучения политической практики российской администрации в регионе диктует необходимость широкого применения делопроизводственных документов.

Источниковой базой исследования также послужили официально- документальные материалы, источники личного происхождения: воспоминания, дневники, письма русских и зарубежных авторов.

Мемуары, дневники, записки государственных деятелей России и других держав при всей субъективности оценок и отбора фактов важны для понимания «духа времени», атмосферы, в которой складывались и нередко реализовались внешнеполитические концепции.

К числу ценных источников по исследуемой теме относятся опубликованные нормативные источники, актовые и исторические записи. Среди них в первую очередь следует отметить «Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею», «Материалы по истории Дагестана и Чечни (первая половина XIX века)», «История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв.», а также «Русско- дагестанские отношения в XVIII - начале XIX в.: Сборник документов».

Ценный материал по проблеме содержится в сборнике документов «Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-х гг. XIX века». Наряду с официальными документами, здесь имеется и обширная переписка Шамиля с его сподвижниками. Изданный архивным управлением МВД Грузии в 1953 году сборник документов, открывает достоверные факты о деятельности наибов Шамиля и горцев СевероВосточного Кавказа, а также по целому ряду вопросов проблемы.

Большой интерес по вопросам обычного права и религии в Дагестане представляют «Памятники обычного права Дагестана XVIII-XIX вв.», а также книга А.А. Руновского «Мюридизм и газават по объяснению Шамиля». Руновский был приставом при имаме в калужский период его жизни. Личное общение и наблюдения, участие в официальных и неофициальных встречах Шамиля с разными лицами позволили Руновскому дать уникальные сведения об имаме, его семье и приближённых.

Важным источником для изучения общей истории Дагестана является труд А.К. Бакиханова "Гюлистан-Ирам", освещающий ряд важнейших вопросов истории Дагестана и Ширвана, начиная с древнейших времен и заканчивая XVIII веком. Кроме обзора политической истории, автор сообщает сведения о происхождении отдельных народов и населенных пунктов Дагестана.

Важную информацию даёт и сборник «Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность». В нём впервые публикуется значительное количество разнообразных документов (начало XIX - начало XX вв.), как официальных, так и неофициальных, свидетельствующих о напряжённых поисках наиболее эффективного, взаимоприемлемого пути вхождения Кавказа в общее пространство Российской империи.

Для изучения демографических и экономических аспектов процесса интеграции Северного Кавказа в состав России в XIX веке активно привлекались материалы периодической печати. Статьи журнала «Военный сборник», «Русский инвалид», «Голос», альманаха «Сборник сведений о Кавказских горцах», «Кавказ», «Вопросы истории» являются важными источниками по истории развития отношений России и горных районов Северного Кавказа. Н.Ф. Грабовский, В.Б. Пфаф, А.Н. Дьячков-Тарасов, К.Ф. Ган и другие этнографы, географы и публицисты оставили ценные свидетельства об уровне и характере экономического развития ряда коренных народов Северного Кавказа, опубликованных на страницах кавказских периодических изданий.

Таким образом, рассмотренные источники образуют довольно значительную базу для исследования темы диплома.

Глава 1. Империя и её характерные особенности

1. Россия как империя

• россия империя кавказ политика

Рассматривая Россию в рамках имперской парадигмы необходимо понять природу возникновения империй и их характерные черты.

Изначально, учёные не слишком интересовались поиском содержания этого термина. Он использовался для обозначения государств разных эпох, которые просто было принято называть империей. Постепенно термин "империя" стал использоваться для концептуализации и осмысления современного мирового порядка.

Но за двадцать лет понятие "империя" получило самое широкое применение в научных и околонаучных кругах. Авторы, оперирующие данным термином, фиксируют его неопределённость и многозначность. Наполнение термина тем или иным смыслом зависит от исследователя, от конкретных условий его работы, научной дисциплины, а также от многих других факторов. Иначе говоря, имперская тематика является высоко идеологизированной и зачастую рассматривается каким-либо автором в контексте собственных идеологических предпочтений. Это проявляется в доминантности эмоционально-оценочных и мировоззренческих утверждений. Например, сторонники монархии идеализируют империю и приписывают ей исключительно положительные качества, тогда как исследователи с либерально- демократическими и этнонационалистическими взглядами обращают большое внимание именно на минусы имперского строя. С.И. Каспэ писал об этом: "Смешение фактов и ценностей - в любом случае одна из главных проблем политической науки, часто оказывающейся не в состоянии обеспечить объективность анализа реалий". [51; 26]

По мнению Ш. Н. Айзенштадта, основная причина возникновения империй -- выдвижение в период обострения социальных конфликтов и кризиса традиционных политических механизмов новаторской элиты, стремящейся к восстановлению социального порядка - но не его примитивной реставрации. Сама политическая сфера и иерархия в империи в большей степени автономна по отношению к сферам и иерархиям социально-экономическим, религиозным, чем в феодальных, патримониальных, племенных или полисных системах. Основным признаком, позволяющим судить о централизованно-бюрократической имперской природе разнородных государственных систем, Айзенштадт считает достигающуюся в них частичную автономизацию сферы политического.

Для формирования империи необходимы определённые условия, а именно наличие в системе политической легитимации государства абсолютных, универсальных компонентов; наличие в политической практике государства устойчивой тенденции к территориальному расширению; отсутствие или ограниченность ассимиляции населения вновь включаемых в состав государства территорий, сохранение им своих этнокультурных особенностей. Государство становится имперским в тот момент, когда оно в результате территориальной экспансии преодолевает некий порог внутреннего этнокультурного разнообразия.

Итак, несмотря на критику М. Дюверже теории Айзенштадта, его определение империи является классическим в истории, оно основано на синдромном подходе: «Термин «империя» обычно используется для обозначения политической системы, охватывающей большие, относительно сильно централизованные территории, в которых центр, воплощённый как в личности императора, так и центральных политических институтах, образовывал автономную единицу. Далее, хотя империи обычно основывались на легитимации, они часто использовали некоторые более широкие, потенциально универсальные политические и культурные ориентации, выходившие за пределы того, что бьло свойственно любой из составляющих империи частей». [35; 20] Государство-империя также ясно характеризуется с точки зрения «правового понятия государства» цитатой известного немецкого исследователя рубежа XIX-XX вв. Георга Еллинека как «обладающая верховной властью корпорация населяющего определенную территорию народа или, применяя употребительный в новейшее время термин, обладающая первичной властью территориальная корпорация». [51; 27]

Империя сама по себе безгранична, но не столько пространственно, сколько идеологически.

Главной функцией империи С.И. Каспэ считает экспансию, так как она определяет многочисленные имперские практики. Она может принимать два вида: физическую (приобретение новых территорий) и символьную (воздействие на представления людей о себе).

А. Ф. Филиппов писал: «Империя не исчерпывается государством. Имперское пространство есть двуединая граница: собственно государственная граница и -- смысловой горизонт коммуникации». Он же утверждал, что « сочетание потенциала экспансии с имперской идеей образует идеальную границу империи». [51; 48] Успешная реализация имперской программы, рождённой в рамках конкретной этнокультурной общности, где в силу констелляции ряда субъективных и объективных факторов формируется представление о наличии некоей миссии глобального значения, приводит к образованию зоны абстрактной и соотнесённой с абсолютной системой ценностей социальной коммуникации. В пределах этой зоны осуществляются все ключевые с точки зрения системных интересов социальные взаимодействия. Но естественным следствием такого развития событий является постепенное ослабление связей возникающих имперских институтов и смысловых комплексов с их первоначальным этнокультурным базисом, в социальном аспекте происходящее в первую очередь на элитном уровне. Чем ярче выражен парохиальный характер политической культуры местных сообществ, тем в большей степени сохраняется их самобытность. Любая форма политического участия неизбежно провоцирует прогрессирующую эрозию этнокультурной самобытности и формирование новой надэтнической элитной общности. Экономический аспект проблемы взаимоотношений империи и периферии связан с постепенным выравниванием центра и окраины, происходящий и во всех областях социального взаимодействия. Рано или поздно развитие провинциальной экономики приводит к гомогенизации экономического пространства империи, к исчезновению в нём структурных различий: части превращаются в соперников и империя распадается. Имперская система сохраняет свою целостность в том случае, когда существует имперский центр, задающий смысловой горизонт несимметричных социальных интеграций.

Обстоятельно проанализировав особенности постановки темы империи в российском социально-политическом дискурсе последних лет, Л. С. Гатагова предлагает обобщённый вариант синдромного определения империи, системными признаками которого являются следующие характеристики: «Во-первых, сакральный характер власти, обычно существляемой без посредничества промежуточных -- между правителем и народом -- органов и учреждений. Во-вторых, экспансия, как низменная интенция и как «modus vivendi», и её следствие -- размеры, масштабы территории (при этом ядро государства может быть совсем небольшим, приращение обеспечит экспансия). В-третьих, наличие центра и периферии, окраин, провинций, либо метрополии и колоний. В-четвёртых, полиэтничность и доминизирующий (над всеми остальными, отнюдь не всегда численно) этнос или группа этносов. В-пятых, общая идеология (ею может быть и религия, не обязательно исповедуемая большинством населения). В-шестых, претензии на мировое значение, а то и на мировое господство». [51; 36]

Дамирчиев Э.И. вводит своё определение империи: "Империя - это обширное государство со сложным общественным строем ( множеством сословных и этнических групп), в котором источником верховной власти признаётся божественное начало (в монотеизме - Бог), а её носителем - единоличный правитель (монарх), причём идеология этого государства носит универсальный (всемирный) характер". [40; 18]

Он же выделяет следующие характерные признаки империи: 1) сакрализация единоличной власти, 2) верховенство права, 3) единство императора и подданных обусловлено и поддерживается принадлежностью к единому культу (религии, церкви), 4) постоянная военная и идеологическая экспансия, в идеале предполагается подчинение всего мира, 5) сложность общества: этническое многообразие и сословно- классовое расслоение, 6) стремление и способность к разрешению любых конфликтов на максимально обширном пространстве, к постоянному публично-правовому и мировоззренческому согласию между разными группами, 7) отрицание республики, демократии и принципа множества как такового, 8) антиномия универсализма и изоляционизма, 9) наличие отлаженного механизма имперской регламентации и модернизации как средства исторического самосохранения в условиях необратимых социокультурных изменений. [40; 26]

Империя возникает в ответ на исторический вызов такого масштаба, при котором всё общество, его политический организм и элиты оказываются под угрозой полного распада и выпадения из истории. В качестве ответа на масштабные культурные и формационные сдвиги классическая империя запускает механизм имперской модернизации, цель которой - путём преобразования внешних сторон имперской жизни сохранить неизменной сакральную основу империи, в том числе посредством необходимых и должных самоограничений политической элиты и делегирования ею части своих полномочий гражданскому обществу. Отказ от подобных контактов с обществом, замкнутость элит - одна из важнейших причин имперских провалов, квази-имперских проектов, разного рода искажений и мифов.

Методологические подходы к изучению имперской государственности разнообразны. Условно можно выделить следующие направления теоретического поиска: 1) политико-системное, 2) историческое, 3) социально-системное, 4) структурно-функциональное, 5) политико-философское.

Первый рассматривает империю как тип политической системы, характеризующейся высокой степенью иерархичности и централизации, недемократическими механизмами легитимации, неравенством в устроении общества и в административно-территориальном отношении. Для данных систем особенное значение имеет контроль над территорией, а также постоянная экспансия, в связи с чем империя непрерывно находится в режиме мобилизации. Как уже отмечалось, по мнению Айзенштадта, имперская политическая система может возникнуть в ходе исторического развития у любого народа и представляет собой переходную форму от "традиционных" систем к "современным". Империя рассматривается здесь лишь как тип государственности, в отрыве от сакрально-религиозной идеи, которая как раз не позволяет ограничить империю понятием государства.

Второй характеризуется релятивизмом: он не признаёт империю как особую реальность метафизического или системного порядка, отрицает наличие какой-либо общей модели имперской государственности и сосредоточен на описании конкретных исторических империй. Слабость этого подхода в том, что отказываясь от концептуального осмысления империй, исторический подход лишается чётких критериев как отбора объектов для анализа, так и классификации этих объектов.

Третий восходит ко взглядам Никласа Лумана, понимает империю как особое пространство социальных коммуникаций и взаимодействий. Такому пространству присуща, прежде всего, потенциальная бесконечность, вследствие чего "империя не исчерпывается государством. Имперское пространство есть двуединая граница: собственно государственная граница... и смысловой горизонт коммуникации". [63; 30] Сам имперский принцип рассматривается здесь как стремление к созданию универсального и единого, плюралистичного и при этом центрированного пространства межчеловеческих коммуникаций и интеракций в масштабах земного шара. Именно в этом с социально-системной точки зрения отличие имперской модели коммуникации от исторически соперничающих с ней этнических и национальных моделей, построенных на принципе исключения коммуникаций, а не их включения в более широкий порядок взаимодействия.

Четвёртый близок к политико-системному, но в отличие от последнего не ограничивает империю организационно-управленческими характеристиками. Данный подход понимает империю как двусоставный феномен, включающий в себя, во- первых, сакрально-идеологическое ядро, во-вторых, конкретную совокупность институтов, механизмов, посредством которых идея империи осуществляется вполне. Данный подход устанавливает функциональную взаимосвязь между имперской идеей и имперской политической системой, данная связь носит характер дополнительности: имперская идея в той же мере необходима имперскому механизму, в какой имперский механизм необходим ей. По словам Каспэ, "сбалансированный взгляд на империю должен в равной мере учитывать оба аспекта - реально-политический и мифологический, функционально обусловленная взаимосвязь, которых образует феномен империи". [51; 49]

Пятый придаёт особое значение исследованию имперского идеологического и сакрально-правового комплекса, полагая, что именно в этой области кроется отличие империи от любой другой политии. Данный подход полезен для выявления специфики империи, а именно её идеи. Лурье считает, что изучение империи следует начинать с анализа "комплекса религиозно-государственных идей (который можно назвать центральным принципом империи), лежащего в основании всех внешних и внутренних проявлений имперской практики и практически во всех случаях сочетающего в себе культурный универсализм и политический изоляционизм". [40; 26]

Русское государство постепенно стало превращаться в империю с XVI века, особенно явственным этот процесс был в классический имперский период XVIII -- XIX века. Расширение территории Российской империи происходило за счёт процессов воссоединения, завоевания, мирного вхождения соседних народов и регионов Восточной Европы, Кавказа, Сибири, Прибалтики, Средней Азии, Казахстана, Дальнего Востока, Центральной Азии. А формирование границ

Российского государства завершилось в конце XIX -- начале ХХ века с присоединением Туркмении (Закаспия) и Тувы (Урянхайского края).

Административное устройство, как известно, зависит от исторических условий, типологии политической системы, общественной инфраструктуры и формационного уровня государства. Важным компонентом и рычагом административно - территориального управления является развитый в той или иной степени бюрократический аппарат. Органы центральной местной администрации отличаются по уровню разделения властных функций, степени иерархичности, нерасчленённости или дифференцированности внутренней структуры. Определённое значение при этом имеют традиции государственного управления, играющие двоякую роль стабилизатора и противовеса всяким инновациям. Жизнеспособность, относительная крепость или слабость государственно-административного устройства зависят от комплекса причин, но определяющее значение имеет его способность к трансформации и реформированию по новому образцу.

Таксонимическим показателем государства того или иного типа являются характер и специфика взаимоотношений между центральными и местными органами власти. В соответствии с этим признаком историки и юристы выделяют два основных вида (категории) государства, называемые централизованные и декомпенсированные. Первый из них характеризуется концентрацией всей административной власти в высшем, обычно столичном, бюрократическом аппарате. Второй тип отличается распределением функций управления между центром и местными органами власти.

В результате Петровских реформ первой четверти XVIII века были заложены основы новой инфраструктуры и принципы функционирования и регламентации деятельности правительственного аппарата. В России сложился особый тип самодержавного дворянско-чиновничьего государства. Трансформация политической системы и создание империи происходили в тесной связи и взаимодействии с административно-территориальными преобразованиями. В условиях патриархально - дворянской политической системы петровской России задачи государственного управления не могли быть осуществлены деятельностью только центральных органов, ведь акты непосредственного исполнения требуют деятельности на месте, в различных частях государственной территории. Само собой разумеется, что нельзя всех подданных принудить к исполнению государственной воли через лишь центральные органы. Даже если исполнение предусмотренных законодательством мер совершается деятельностью государственных учреждений, их действия необходимы и в центре, и на местах. В текущей властно-управленческой жизни всегда возникает множество вопросов, которые требуют обязательного решения, и применительно именно к условиям данной территории. Органы управления в центре не могут оперативно и гибко реализовать общие положения закона и учесть препятствия и трудности для каждой области. Закономерно, что существуют и местные органы управления, не только призванные исполнять распоряжения из центра, но и наделенные некоторой долей самостоятельной власти распоряжения. Их деятельность существенным образом, в конечном случае, определяет общую картину государственно-управленческого устройства страны, формируя специфику власти.

Преобразования российской государственности в XVIII в. по пути империостроительства в полной мере были распространены и на регионы. Основные направления этих реформ заключались в рационализации организации и деятельности регионального аппарата управления и становлении государственной службы, вытеснении административного обычая законодательными актами в нормативном регулировании этих процессов.

Особенности региона вели к необходимости создания таких региональных центров власти, которые могли бы представить местное общество и его управляющие структуры перед монархом. Они обуславливали более широкую компетенцию местного государственного аппарата и усиливали значение сословного самоуправления. Губернская реформа 1775 г., построенная на принципе усиления местной власти за счет введения в структуру местного управления помимо губернской администрации и власти наместнической (генерал-губернаторов), должна была повысить эффективность всей государственной системы. Это был шаг в сторону деконцентрации управления, свидетельствующий о понимании необходимости создания сильной и относительно самостоятельной региональной власти.

К началу XIX в. система государственного управления в России в итоге имела много общего с так называемой континентальной моделью, прежде всего с французской системой административного и муниципального управления. В частности, характер отношений между выборными органами и центром определялся схожим порядком предоставления полномочий местным органам и осуществления административного контроля. Децентрализация, сопровождаемая разделением сфер ведения и наделением самостоятельного принятия решений, характерная для процесса регионализации, была несовместима с основными принципами российского государственного устройства. Вследствие этого многочисленные планы создания на основе национального или административно-территориального принципов областей- автономий и выделения регионального уровня управления не имели шансов на осуществление.