2.1 Теоретические и источниковедческие основы нового биографического жанра

Реализации задач интеллектуальной биографии важную роль играет выборка соответствующих источниковедческих подходов. Они, в свою очередь основываются на историческом источнике, как продукте целенаправленной человеческой деятельности. В рамках концепта интеллектуальной биографии обращение к источникам имеет ряд ограничений, поскольку, как уже было сказано выше, конечным продуктом является не жизнеописание интеллектуала от колыбели до могилы. Человек становится важен как носитель определенных идей. Акцент ставится на внутренние и внешние причины формирования его жизненных установок, системы ценностей и их трансформации на протяжении всей жизни. Разумеется, что внимание исследователя к человеку в рамках интеллектуальной биографии требует обращения к соответствующим источникам. Акцент ставится не на количестве источниковых данных, как это было актуально в XIX - начале XX веках, а на качестве источника, который мы имеем в своем распоряжении.

Трансформация биографического жанра привела к пересмотру не только методологического инструментария, но и принципа подбора источников. В период господства огромных нарративов сложилась традиция, основанная на накоплении источниковедческого материала и затем его подробнейшего описания в монографиях. У концепта интеллектуальной биографии дело обстоит иначе. С появлением персональной истории прежние источники не могут нам дать необходимую информацию для составления биографии, поскольку изменился объект исследования. Обращение к жизни простого человека требовало поиска новых подходов, поскольку сохранившиеся до нас источники преимущественно отражали жизнь привилегированных сословий. В связи с эти вопрос о том, какие источники необходимы, чтобы составить портрет простого человека встал на передний план. Решение было обнаружено в рамках микроисторического подхода. Выход в свет работы К. Гинзбурга «Сыр и черви» открыл для исторической науки новое веяние. показал мир глазами простого деревенского жителя со своим уникальным систематизированным миром, а не короля или философа. В основе исследования лежит история о мельнике Доменико Сканделле, на которого поступает донос, и святая инквизиция начинает расследование. В течении шестнадцати лет он прошел через два расследования, тюремные заключения, пытки, и в итоге, признанный еретиком, окончил свою жизнь на костре. Исследования К. Гинзбурга позволило показать, что жизнь простого деревенского жителя в Средние века не всегда была невежественна. Меноккьо имел свой взгляд на устройство мира и размышлял о нем, ничем не уступая папскому инквизитору. Космогония Меноккьо описывается словами «как черви рождаются в сыре»: «Я говорил, что мыслю и думаю так: сначала все было хаосом, и земля, и воздух, и вода, и огонь - все вперемежку. И все это собралось в один комок, как сыр в молоке, и в нем возникли черви, и эти черви были ангелы: среди ангелов был так же Бог, возникший вместе с ними из того же комка…». Конечно с точки зрения официального учения это была ересь, тем не менее это продукт рефлексии на то, что его окружало и что он видел. Может фриульский мельник не до конца понимал, что говорил. Его слова - продукт реформации, однако насколько сильно они повлияли на него, что факт сожжения на костре не вызывал страха:

«… доведись мне повидать папу или короля, или князя, я бы много чего сказал, и пусть меня потом расказнят, мне это безразлично». В данном случае нас интересует два момента. Во-первых, это сам факт обращения к простому человеку, попытка показать, что он уникален, несмотря на укоренившиеся представления о том, что крестьяне в средние века были невежественны. Во- вторых, нас должен интересовать принцип подбора источников. Автор обращается к материалам инквизиции, чтобы раскрыть внутренний мир мельника, его уникальность и значимость для общества того времени. Если традиционные исторические исследования были направлены на изучение общих принципах исторического развития, то в рамках микроисторического подхода в основе исследования была одна из многих составляющих исторического процесса, которая давала нам возможность изменить свое представление на макроисторическом уровне. Уникальность одно простого человека свидетельствует о том, что подобных казусов может быть множество.

Интеллектуальная биография ориентируется преимущественно на изучение внутренних переживаний интеллектуала, его мировоззрения и жизненных установок, а это формирует иное, нежели в традиционном биографическом жанре отношение к источникам. В первую очередь мы должны опираться на продукты сознательного творчества человека, его переписку с друзьями, родственниками или коллегами, на кино или фото документы. Документальные источники уходят на второй план, поскольку не позволяют нам достичь цели, заданной рамками нового направления. При этом роль источников в исследовании значительно возрастает. Более того, если материалы, имеющиеся у нас в расположении не позволяют достигнуть поставленной цели, и не содержат в себе ответы на вопросы, интересующие «экзистенциального» либо «социального» биографа, то он должен отказаться от исследования, оставив попытка реконструировать жизнь своего героя, использовав косвенные источники.

Когда мы говорим об источниковом подборе в рамках «экзистенциального» направления, то мы вынуждены отодвинуть на задний план экономический, политический и др. контексты, не позволяющие раскрыть психологические особенности человека. Общественные интересы не представляют интерес, поскольку они не отражают непосредственно сознание исследуемого исторического героя. Так, например, если мы занимаемся написанием биографии в рамках направления персональной истории, то объект, который мы выберем, не обязательно должен прославиться в истории. Им может быть простой человек, если это позволяют сделать источники. Д.М. Володихин, обращаясь к выбору объекта исследования писал так: «… можно исследовать жизнь рядового человека, но если для разработки выбрана личность масштаба Наполеона, то это, скорее всего, Наполеон без Ваграма, Аустерлица и Ватерло». При этом, сторонник экзистенциального направления подчеркнул, что он вовсе не отказывается от социокультурного контекста в исследовании. Речь идет о смене ракурса, в котором первичным становятся не социальные действия, а их отражение на сознание исследуемого объекта. Подобная точка зрения вызываем множество споров в кругу тех, кто рассматривает биографию как метод постижения социального окружения персонажа и эпохи. Противоположным примером экзистенциального направления является, например, метод просопографии, то есть коллективной биографии различных слоев, социальных групп. В рамках этого направления важно показать не личность и ее особенности. Исследование проводится путем создания модальных биографий, где важна не какая-то конкретная личность, а место человека в системе. Критика позиции Д.М. Володихина прозвучала также по причине свойственного ему литературного и художественного стиля, чуждого профессиональным исследователям. Поэтому он и воспринимался исследователями традиционалистами как писатель-фантаст, открывающий поле для множественных трактовок.

Экзистенциальный подход вызывает у большинства исследователей негативный отклик. Более того, в отечественной науке исследователи, которые относят себя к экзистенциальному биографизму, не уходят за пределы социокультурного исследования и тяготеют в придачу к традиционному. Чтобы преодолеть этот барьер, необходимо ответить на вопрос, могут ли источники личного происхождения, относящиеся к объекту исследования раскрыть его экзистенциальную сущность, войти в его внутренний мир и понять, как и когда он пришел к тем или иным убеждениям и как они трансформировались.

В рамках интеллектуальной биографии документальные источники являются посредниками между индивидом и обществом, поэтому опирая на них, мы не можем проникнуть во внутренний мир индивида, а если и сможем, то это будет чья-то реконструкция, основанная на общественном мнении и представленная так, как это надо составителям. Непосредственное обращение к личным документам исторического субъекта приносит больше пользы. Мысли человека не могут показать истинное положение вещей в историческом процессе, зато они являются отражением индивидуальности. Мы видим мыли человека, их трансформацию, переживания, повлиявшие на внутренние изменения. Источник, который может нам предоставить эту информацию, должен представлять для нас интерес, что означает возможность написания экзистенциальной интеллектуальной биографии. Таким образом мы понимаем, что далеко не каждый человек может быть объектом исследования и все зависит от того. Какими источниками мы располагаем.

Социальная биография выстраивается по тому же принципу, однако круг источников может быть расширен, поскольку исследование расширяется социокультурным контекстом. По логике, методологические и источниковедческие принципы, заложенные в основу экзистенциальной биографии равно применимы к социокультурной. В дело могут вступать и источники, относящиеся к характеристике эпохи, других личностей, имевших контакты с объектом исследования. Если мы сможем понять особенности эпохи, к которой принадлежит исторический субъект, то понятны будут и объективные причины, которые повлияли на принятие индивидом тех или иных решений. Отношение к семье, науке, друзьям, единомышленникам - все это является продуктом как внутренних мыслительных процессов, так и воздействием объективной реальности на сознание. Влияние на жизненные установки индивида могут играть незначительные мелочи, или вещи, на первый взгляд никак не относящиеся к будущей сфере деятельности индивида. Для примера можно обратиться к жизнедеятельности немецкого философа, представителя второго поколения Франкфуртской школы Юргена Хабермаса. На его становление как интеллектуала повлияли на первый взгляд незначительные события. Ю. Хабермас Родился с «волчьей пастью», следствием чего являлось трудность коммуницировать с людьми. Долгие размышления ученого по этому поводу привели его к концепции философии коммуникации. В дальнейшем, причиной трансформации взглядов Ю. Хабермаса стала его деятельность во Время второй мировой войны. В этот период он входи в ряды гитлерюгенда, а в последние месяцы войны был отправлен на фронт. Во время нюрнбергского процесса он осознал, что поддерживал преступников. Это, в свою очередь повлияло на его последующую жизнь и общественные взгляды.

На мировоззрение интеллектуала может повлиять так же деятельность других людей. В жизни Ю. Хабермаса этим человеком являлся Лукача, а точнее его работа «История и классовое сознание», в основе которой лежала диалектически-гегельянская интерпретация Маркса. Спустя некоторое время, как показывают личные труды ученого, произошел парадигмальный сдвиг от неклассического к постнеклассическому когнитивному мышлению. В результате он пришел к созданию концепции коммуникативного действия, соответствующего постмодернистским реалиям. Таким образом, человек создает свой внутренний мир исходя из размышлений, которые могут быть вызваны всевозможными обстоятельствами. Это может быть болезнь, влияние человека, политические события и другие обстоятельства. Для нас важно определить, может ли источниковая база, которой мы располагаем реализовать цель, которую ставит интеллектуальная биография и в какой степени она может ее раскрыть.

За последнее десятилетие, написанные отечественными исследователями интеллектуальные биографии качественно трансформируются, постепенно формируя контуры нового направления. Статьи, изданные в журнале «Диалог со временем» и ряд монографий, опубликованные за последнее десятилетие подтверждают формирование нового жанра Ранние работы все еще тяготеют к традиционному биографическому жанру: хронологический принцип изложения, описательность и т.п. Поздние работы смещают акцент от истории жизни к истории идей, что начинает соответствовать новому биографическому направлению. Однако это можно сказать о работах статейного вида. Монографии до сих пор ставят акцент на традиционных подходах. А методологический инструментарий и вовсе нигде не определен и не выходит за пределы классического исследования.

О качественном переходе биографического жанра в русло интеллектуальной истории говорит диссертация Кцоевой С.Г. «Личность ученого в историческом контексте: опыт интеллектуальной биографии Карла Ясперса». Автор делает попытку структурировать основные принципы нового биографического направления, определить контуры биографического жанра и затем составить интеллектуальную биографию немецкого философа Карла Ясперса. Показательна данная работа тем, что она содержит в себе методологический инструментарий, соответствующий поставленной цели. Автор больше приближен к новому направлению, нежели ее предшественники. Это говорит о том, что не так давно возникший жанр интеллектуальной биографии вырисовывается самостоятельно и хаотично.

Отдельно следует отметить работы зарубежных авторов, переведенные на русский язык. Переведенных работ авторов, которые идентифицируют свой труд к новому жанру совсем не много. Остановимся на одной работе немецкого исследователя, приверженца интеллектуальной истории, Рюдигера Сафрански «Ницше: биография его мысли». В данной работе автор опирается, как и следует в рамках нового направления на источники личного происхождения: переписка Ф. Ницше с друзьями и единомышленниками, личные записи мыслителя. Работа выстроена, исходя из трансформации мировоззренческих установок, детально описывается внутренняя борьба интеллектуала и формируются на ее основе концепции и идеи, которые внесут неоценимый вклад в немецкую философию и в интеллектуальную жизнь Германии.

Показательно, что Р. Сафрански не отталкивается только от описания идей своего героя. В ходе исследования мы наблюдаем внутреннюю борьбу Ф. Ницше, его мировоззренческий поиск и сомнения по поводу принятия тех или иных решений. Автор, образно говоря, реконструирует образ мысли немецкого философа, и в результате мы получаем те же идеи, к которым пришел Ф. Ницше, только они наполнены внутренним содержанием. Мы понимаем, как немецкий мыслитель сам привел себя к конкретной жизненной позиции, как разочаровывался в ней, и кто мог повлиять на него не только словами, но и своим творчеством. Структура работы выстроена так, что каждая глава отдельно выстроена. Таким образом мы можем обратиться к любой главе книги, раскрыв в ней особый сюжет, по своему принципу близкий к направлению интеллектуальной биографии.

Таким образом дефиниции интеллектуальной биографии «экзистенциальная» и «социальная» в большинстве случаях имеют схожий исследовательский алгоритм. Поскольку «социальная» биография по своему охвату шире «экзистенциальной», то и источниковая база у нее должна дополняться материалами, которые могут открыть для нас социокультурное пространство, окружавшее интеллектуала. В рамках «экзистенциального» направления, то мы вынуждены отодвинуть на задний план экономический, политический и др. контексты, не позволяющие раскрыть психологические особенности человека. Общественные интересы не представляют интерес, поскольку они не отражают непосредственно сознание исследуемого исторического героя. В «социальной» биографии методологические и источниковедческие принципы, заложенные в основу экзистенциальной биографии равно применимы к социокультурной. В дело могут вступать и источники, относящиеся к характеристике эпохи, других личностей, имевших контакты с объектом исследования. Если мы сможем понять особенности эпохи, к которой принадлежит исторический субъект, то понятны будут и объективные причины, которые повлияли на принятие индивидом тех или иных решений.

2.2 Интеллектуальная биография: структура и методологическая база исследования

С трансформацией научных знаний в конце XX века методологические структуры качественно усложнились и начали подстраиваться под новые требования. Позитивистские принципы исследования, утратив былую славу, отошли на задний план. Был опровергнут культ «великого человека», а политическая история больше не являлась единственным направлением историописания. На смену огромным описательным нарративам приходят новые исследования, которые по своей структуре пытаются отойти от описательности и переходят к исследованиям, ориентированным на проблемный подход. Вместе с тем историки пытаются вступить в диалог с другими дисциплинами. Эти тенденции, сегодня представляют особую актуальность, тем более для России, совсем не давно бросившей свой взор на труды исследователей «новаторов».

На сегодняшний день мы не имеем полного представления о состоянии новой исторической науки за рубежом. Далеко не все труды переведены, и, следует заметить, речь идет не о второстепенных исследованиях, а о трудах, ставших классикой и образцом для будущих исследователей. Так, ранее была упомянута работа одного из основателей Французской историографической школы «Анналов» Л. Февра «Проблема неверия в XVI в. Религия Рабле», которая до сих пор не переведена на русский язык. Тем не менее, знакомясь с традицией этого направления, отечественные исследователи опираются на эту работу и признают ее существенный вклад на развитие историко-антропологического направления. В этой книге мы обнаруживаем новые подходы к исследованию, которые не воспринимаются в серьез представителям традиционных подходов. Л. Февр, в своем уникальном для того времени (1942 г.) исследовании попытался опровергнуть представления о Рабле, как об атеисте, для чего он и изучает идеи, убеждения, представления и ценности его современников. Применение методологического инструментария, и принципов исследования, не применяемых ранее его предшественниками стало началом в трансформации исторической науки. Л. Февр изучил терминологию той эпохи и показал, что все важнейшие термины, к которым мы привыкли и которые по логике были нужны атеисту и вольнодумцу, всего этого просто не было в распоряжении Рабле. Для людей XVI века земная жизнь мыслилась как отсвет небесной жизни, что напрочь исключает вопрос о неверии.

Проблема, которая всплывает в связи с этим - это проектирование исследователем своей эпохи на период, который он изучает. В рамках проблемного поля интеллектуальной биографии данный вопрос затрагивала Л.П. Репина. По ее мнению, взаимодействие двух субъектов: «с одной стороны, герой биографии, вписанный в свое время и неразрывно связанный с ним, с другой - автор, биограф, испытывающий столь же глубокую и разностороннюю зависимость от своей эпохи, своего времени». В этом диалектическом противоречии автор усматривает особенность биографического жанра. Иначе говоря, автор выражает самого себя через своего героя. В данном случае правильнее будет уточнить, что исследование неизбежно подвергается субъективизации, что является не особенностью, а ненамеренной погрешностью. Поэтому это утверждение весьма спорно, если принимать тот факт, что целью биографии, как интеллектуальной, так и персональной является не выражение себя через собственное исследование, а отражение эпохи и конкретной личности, ее многочисленные интеракции.

Этой погрешности пытался не допустить Л. Февр, и добился в определенной степени положительного результата, развеяв представление о Франсуа Рабле, как о атеисте: «Рабле - атеист, - пишет Л. Февр, это то же самое, что Робеспьер с пулеметом». Подобный анахронизм, как считали основатели школы «Анналов» - худший грех, который может допустить историк. Таким образом этот пример иллюстрирует, что для исследователя-биографа первичной установкой в написании интеллектуальной биографии должно стать не «выражение себя через своего героя», а выражение своего героя в контексте той эпохи, к которой он принадлежит.

В рамках вышеперечисленных установок мы можем определить общую модель на основе двух утвердившихся дефиниций (экзистенциальной и социальной биографии), которой необходимо руководствоваться при написании интеллектуальной биографии. Прежде всего следует разъяснить вопрос, что такое модель в историческом исследовании. Как правило. Проектирование модели определенных процессов или явлений в истории позволяет их объяснить и предсказать интересующие исследователя проблемы. В силу того, что понятие моделирование имеет несколько значений, мы постараемся разъяснить, какая модель нас в данном случае интересует. Процесс моделирования, как правило, имеет три элемента: субъект (автор интеллектуальной биографии), объект исследования (личность, которую необходимо изучить), и своего рода исследовательский алгоритм, определяющий отношения между субъектом и объектом исследования. На первом этапе происходит сбор информации, необходимой для ее создания модели. На втором этапе модель становится самостоятельным субъектом исследования. Результатом является совокупность знаний о предполагаемой модели. Эти этапы в рамках данной темы исследования были описаны выше. На третьем этапе происходит перенос полученных знаний на своего рода схему, поле чего необходимо апробировать полученный результат с целью оправдать его эффективность

Возвращаясь к построению модели интеллектуальной биографии, в первую очередь необходимо выявить генезис и интеллектуальных достижений героя биографии. При этом научная методология, которой руководствуется человек, должна интерпретироваться как сущность «интеллектуального достижения», а «генезис» этих достижений необходимо истолковывать как те акторы и то социокультурное пространство, которые оказывают влияние на формирование внутренней логики интеллектуала. Далее следует выявление рациональности субъекта, т.е. его внутренней логики, которая определяет выбор принятия интеллетуалом тех или иных действий. Поскольку рациональность проявляется не только в выработанной им методологии, уместным будет включить в данный этап выявление внутренней мотивации, которой следовал ученый и которая определяла выбор конкретных методов и влияла на трансформацию когнитивного мышления в ту или иную область. Как правило, смена методологий ученым обусловлена внутренними (психологическими, экзистенциальными) и внешними (в рамках окружающего социокультурного пространства) факторами. В-третьих, необходимо выявить сущность интеллектуальных достижений человека (его системы взглядов, доминирование тех или иных установок, которыми руководствовался интеллектуал в определенный период жизни). Отметим, что выдвинутые критерии вовсе необязательно должны идти в той последовательности, в которой они изложены в данном параграфе. Данная модель не является линейной, и, следовательно, не имеет установленного начала (Приложение 2).

Выстраивая методологическую модель интеллектуальной биографии, мы будем отталкиваться именно от этой установки. А поскольку данное исследовательское направление претендует на статус междисциплинарного, то речь пойдет не только об исторических методах. Задачей данного параграфа является выявить и определить место в предлагаемой модели тому или иному методу интеллектуальной биографии, который одинаково может быть применим как к экзистенциальному, так и к социальному биографизму. Однако очевидно, что составление интеллектуальной биографии невозможно без игнорирования социокультурного контекста. Так, известный философ Г. Шпет называл его «сферой разговора» - то есть подвижное смысловое образование, своего рода динамичный коммуникативный контекст. В то же время, поясняет автор, для толкования определенного понятия важен не только социальный контекст, включающий в себя сферу обыденного разговора в целом, но и профессиональный контекст методологического характера. Когда мы входим в атмосферу нашего героя, мы проникаем, таким образом в его мироощущение.

Важно так же отметить, что за основу методологической модели будут взяты методы других дисциплин: социологии, филологии, психологии, литературы. Отдельно будет рассмотрена роль визуальных источников в написании биографии интеллектуалов. Обращение к методам различных дисциплин и столь разноплановых дисциплин может сыграть прямо противоположную миссию и привести к путанице. Об этом писала в одной из своих статей О.С. Поршнева. По ее мнению, применение междисциплинарных подходов должно соответствовать требованиям современных интеллектуальных реалий, образовавшихся в рамках постнеклассической парадигмы научного знания. Объект исследования необходимо рассматривать как носителя определенной культуры и в то же время как индивидуальную личность с уникальным личностным сознанием под разным углом зрения, создавая его «голографическое» видение. Полученные выводы в отдельно взятой области исследования не должны противоречить друг другу.

Очень важно иметь в виду исторический контекст, без которого составление интеллектуальной биографии не представляется возможным. От исследователя требуется погружение в историческую среду своего героя. Осуществление поставленной задачи возможно только при обращении к методологической базе интеллектуальной истории, основывающейся на междисциплинарном синтезе.

Именно междисциплинарность позволяет нам соединить социокультурный, исторический и лингво-психологический контексты воедино.

Переходя к вопросу о выборе методов верным будет вспомнить слова К. Скиннера: «…классические тексты необходимо рассматривать как элементы более широкого политического дискурса, чье содержание меняется вместе с обстоятельствами».

Прежде всего, следует начать с герменевтического метода. Его применение в рамках новой исторической науки не всегда воспринимается положительно. Связано это с тем, что толкование текста не может быть объективным и интерпретируется через сознание исследователя, взявшегося за конкретный текст. Выше мы уже рассмотрели, что степень наличия субъективизма в исследовании зависит не от выбранного нами герменевтического метода, а от его правильного использования. Метод вчувствования, предложенный Ф. Шлейермахером имеет двоякую природу. С одной стороны, любой текст, который мы беремся исследовать, не зависимо к какой дисциплине он принадлежит, представляет собой некую систему языка. С другой стороны, текст - продут творчества человека. Это значит, что перед исследователем ставятся две задачи: исследование языкового обнаружения как элемента, принадлежащего к определенной языковой системе с особенностями той эпохи, в которой он использовался, как это показал в своей работе Л. Февр, и обнаружение стоящей за автором текста уникальной субъективности, отраженной в источнике. В первом случае от исследователя требуется грамматическое истолкование текста. Язык, которым написан источник имеет свои особенности. Как правило, если мы берем источник, относящийся к средневековью или раннему новому времени, то мы сталкиваемся перед сложной задачей усмотреть то значение слов, как они толковались в то время. Психологическое толкование текста должно опираться на индивидуальность автора, точнее тех выражений, которые он употребляет. Именно на данном этапе мы сталкиваемся с понятием «вчувствование».

Исследователь как бы «вживается» в мир своего героя. На этом этапе риск субъективизации выводов максимально велик, поскольку историку необходимо иметь представление не только об эпохи, обычаях и нравах той эпохи, к которой относится автор текста, но и знать его психологические тонкости. Таким образом, вторжение автора в сферу психологии неизбежно, если он хочет получить положительный результат. Обращаясь к герменевтическому методу, важно помнить о круговом характере процесса понимания, так называемом «герменевтическом круге». Его суть заключается в том, что мы не можем понять часть без понимания целого, и наоборот, мы не поймем целое, пока не разберемся в частях. Таким образом, использование герменевтического метода во многом способствует постижению внутреннего мира интеллектуала не только на психологическом уровне. Происходит погружение в эпоху, ее мелочи, на первый взгляд незначительные, но в то же время позволяющие открыть важные нюансы, повлиявшие на дальнейшее становление интеллектуала.

Актуальным является и метод дискурсивного анализа, в рамках которого сложился определенный исследовательский алгоритм. Как отдельный метод, дискурсивный анализ вбирает в себя подходы герменевтики, антропологии, социальной психологии и многих других дисциплин, в зависимости от того, какой источник мы выбираем в качестве предмета исследования. Сам метод связан с понятием «дискурсивные практики» и включает в себя процесс интерпретации текстов, включающий в себя выявление дискурсов внутри одного текста исходя из общих тем, значений, терминов, после чего следует классификация этих дискурсов, обрисовываются, их связи с дискурсами других источников, непосредственно относящихся к исследуемой проблеме. Подобный подход позволяет выявить динамику развития мысли биографируемого и установить корреляции между содержанием источника и социокультурном контекстом, в котором находится человек.

Когда речь идет о внутреннем, психологическом мире человека, возникает вопрос о психоаналитических методах и пользе их применения. Однако, по мнению сторонника данного направления Д.М. Володихина, подобного рода методики, представленные в трудах З. Фрейда, К. Юнга, А. Адлера, не могут являться методологической основой данного направления. Д.М. Володихин ссылается при этом на работы Ж. Сартра, Л. Шестова, несмотря на то, что ни тот, ни другой профессиональными историками не являлись и специальными историческими методами не владели. При этом автор разделяет понятия экзистенциальная персональная история и психобиография, которая, и основывается на психоаналитических подходах к интерпретации материала. Немаловажным становится переход от психологии чувствительного в философию и наоборот. Размышления и ответы субъекта исследования на основные философские вопросы выступают основным критерием экзистенциального направления в персональной истории. Иначе говоря, ключевым звеном исследования является семантика жизни личности, которая наполняет его жизнь смыслом.

Источниковая база интеллектуальной биографии не ограничивается лишь текстуальной моделью. На ряду с источниками личного происхождения, свидетельств современников и т.п. могут быть привлечены визуальные данные, от личных фотографий (как самого объекта исследования, так и снимки, сделанные им самим) до фотографий, формирующих личное пространство человека. Однако обращение к визуальности не всегда имеет место быть по причине своей ограниченности. Если мы выбираем в качестве объекта исследования интеллектуала XVII или XIX века, то круг визуальных документов сформировать практически невозможно.

Каковы же возможные соотношения визуального источника и реальности? Характер этого соотношения - от фотографического изображения, его копии, фальсификации, поддельного изображения представляется в равной мере социологически ревалентным, не смотря на кажущееся преимущества «реальной» фотографии, отражающее историческую реальность. Для наглядности приведем систематику изображений, предложенной Г. Беме, чтобы оценить методологические возможности и границы познания, которые имеют большую. Но различную социальную перспективу. В первую очередь исследователь говорит об изображении как копии: в этой перспективе фотографии свойственен перенос на изображение физических характеристик копируемого персонажа. Во-вторых, Г. Беме говорит об изображении, как о знаке. В данном случае изображение трактуется как определенный набор семантических значений. Расшифровка этих знаков возможна при условии соотнесения с коллективно разделяемой системой референций, являющейся частью общего социокультурного пространства. Это может быть общая религиозная парадигма, стереотипизация национального сознания и многое другое.

Третий тип изображения представлен как само изображение. Иначе говоря, фотография рассматривается с точки зрения своей изобразительности, экспрессивной формы, возникающей между отдельными художественными элементами (графика, светотень и др.) и между их совокупностью. Четвертый вид - изображение как средство коммуникации. В данном случае возникает некоторая сложность, поскольку изобразить коммуникацию напрямую посредством фотографии невозможно. Изображение, таким образом, выступает как медиум, тем самым формируя изобразительный объект, нагружен множеством значений и привносит эти значения в процесс коммуникации, усложняя и стимулируя его.

Последний тип изображения формирует своеобразную гиперреальность. В этой перспективе изображение не ставит целью показать реальность такой, какая она есть на самом деле. Наоборот, изображение создает реальность, стирая грань между настоящим и выдумкой. Таким образом возникает квазиреальность, которую практически невозможно отличить от реальности.

По сравнению с вербальным и текстуальным языком, вербальный не имеет грамматической структуры. По мнению Р. Брекнера, существует некая форма экспрессии, которая прочитывается как знак. Она скорее вырисовывается «внутри» изображения и ее значение вырисовывается материально зафиксированным фреймом.Важно отметить, что взаимосвязь визуального и языка остается в том случае, когда визуальное фокусируется на коммуникативном аспекте изображения, что весьма важно в исследовании. Методология интерпретации визуального источника формируется в соответствии с логикой источника, который мы исследуем.

Следует так же остановиться на так называемом мультиметодологическом подходе, активно применяемом в психологии, социологии и этнографии. Его применение основано на исследовании истории индивидуальной жизни, с акцентом на его субъективные представления о жизни и социальной реальности, выраженной в форме индивидуально-субъективного повествования. Разработанный представителями Чикагской школы социологии У. Томасом и И.Ф. Знанецким, метод «жизненной истории», был направлен на изучение способов «проживания» человека. Иначе говоря, в ракурсе исследования оказывались индивидуальные кризисы, кульминационные моменты в жизни индивида, судьбоносные исторические ситуации, произошедшие с конкретной личностью. Сегодня «история жизни» активно применяется в гендерных исследованиях и позволяет изучить мужскую и женскую модели поведения в определенных жизненных ситуациях.