1.1 Историческая биография: контуры нового жанра

Сегодня, обращаясь к биографическому жанру, невозможно игнорировать его особенности. Характерная черта биографии - определение человеческой личности, ее жизненного пути, мировоззренческих ценностей в центр исследования. Несмотря на изменчивость тенденций биографирования, общая цель одна - раскрытие отдельной личности во всей его уникальности и полноте. Достичь этого можно не только путем применения исторических методов. Тенденция к междисциплинарности позволяет рассмотреть личность вне рамок какой-либо одной научной дисциплины. Биографический жанр отходит от хронологического повествования, которое описывает жизнь человека «от колыбели до могилы». В ракурсе исследования находятся биологические (наследственность индивида), психологические (взаимоотношения индивида с семьей, близкими, обществом) и духовные (система мировоззренческих установок) компоненты. Это означает, что биографический жанр выходит на проблемное поле с более широким методологическим инструментарием, благодаря которому человек видится внутри обширного потока событий: с точки зрения онтогенетического развития (как неповторимый индивид), с точки зрения филогенетического развития (как представитель своего вида) и с точки зрения индивидуальной истории в контексте общих традиций и той конкретной культурой, с которой человек себя идентифицирует.

В этом контексте интересно рассмотреть особенности биографического жанра в рамках новой исторической науки. Каноны историописания, утвердившиеся в связи со сменой научной парадигмы сформировались на Западе. Начиная с 70-х гг. XX в. Исторические исследования смещаются в русло микроистории. Причиной тому послужил кризис макроисторических исследований, пик которого приходится на 1960-е года. Сущность кризиса отразил в своих исследованиях В.Ф. Эрн: «…чтобы быть уверенными в адекватности нашего исторического знания, нами должны быть познаны безусловно всякие из тех миллиардов людей, которые жили на земле и которые вед все безусловно вошли в исторический процесс». По сути, осуществление поставленной задачи было маловероятным, что побудило значительную часть исследователей уйти в другую крайность: во главе исследования сосредоточиться на каком-нибудь конкретном человеке и среде его обитания, чтобы потом показать облик эпохи через этот единичный пример. Это направление тесно переплетается с историей повседневности, и, по сути, является его ответвлением.

Кризис исторической науки открыл перед исследователями новые горизонты в познании. Не остался без внимания и биографический жанр. В работах Карло Гинзбурга о мельнике из Монтереале Доменико Сканделле и Дж. Леви о карьере экзорциста из пьемонтского местечка Сантена объектом биографического исследования удостоились совершенно неизвестные и незаметные в истории люди. Их судьба стала для ученых объектом изучения. В то же время столь узкие границы исследования стали средством для изучения масштабных исторических явлений и процессов: стратегии экономического развития, эволюции народной культуры и народных представлений о бытии, эволюции механизмов властвования. Заметный интерес историков к судьбам простых людей позволил сформироваться новому направлению «персональной истории» или «новой биографической истории».

Интерес к микроистории и, вместе с тем, к персональной истории подтолкнул исследователей к еще одному направлению, популярность которого ничем не уступала интеллектуальной истории. В XX веке восходящая траектория интеллектуальной истории, в плане тематических и методологических сдвигов, так и в смысле изменения ее положения в рамках исторической науки, внешне обуславливалась историческим дискурсом историков, стремившихся сформулировать новый способ изучать историю. Изначально зародившись как «история идей», интеллектуальная история прочно утвердилась во многих странах и имела много приверженцев. В то же время, дефиниция «интеллектуальной истории» неоднозначна и в каждой стране имеет свои особенности и способы концептуализации. Тем не менее, в условиях постнеклассической парадигмы подобные разночтения во многом оправдывают себя и более того, продолжают свое развитие, трансформировавшись в направление «Новой интеллектуальной истории». Отличительной особенностью этого течения являлось стремление исследователями преодолеть субъективизм средствами метакритики при исследовании творческой деятельности. В отличии от простой критики, понимаемой исследователями как «письмо», выражающее жизненный опыт критика, его ценностные ориентации, с помощью которых объективируется произведение, метакритика представляет собой «чтение этого письма». В рамках концепции метакритики базовым является понятие деконструкции, которое необходимо толковать не как строго выстроенный научный метод, а как «переживание» культурного текста.

В рамках новой интеллектуальной истории была так же попытка разграничить исторический и литературный нарратив, что позволило определить границы исследования между дисциплинами. А в процессе метакритического подхода - отделить из «логики литературного (письменного) знания» своеобразие «логики исторического нарратива».

Рассуждение историков исходили в первую очередь из принятой в современной нарратологии тезиса о процессе создания текста как временного модуса. Утверждая концепт о «процессе создания текста», автор текста - нарратор, выражает не реальное время, а условную темпоральность, органично включенную в современный культурно-исторический контекст. Эта временная линия должна проходить через все содержание. Таким образом время выглядит как цепочка прерывистых событий с постоянной отсылкой читателя к автору, на которого он постоянно ориентируется и через которого он трактует все события.

Утверждение, что нарратив подобно истории представляет собой целостную структуру, конструируемую автором и читателем наталкивает исследователей на поиск того пути, каким идет читатель по авторскому тексту и какова репрезентация знания в результате «глубокого» прочтения. Применение сторонниками новой интеллектуальной истории методологии трактовки текста, применяемой в современной нарратологии дает возможность ставить перед собой новые исследовательские задачи, что качественно меняет принципы исследования. В основе нового подхода к интерпретации текста - изначальное недоверие к автору и его произведению, критике подвергается содержание, его первый слой. Попытка определить идею внутри текста подразумевает его деконструкцию, преодоление языка, который предполагает одну единственно верную трактовку. Должны быть отбросаны все фразы-клише, характерные для времени, когда был написан текст. Акцент ставится на многомерности семантики речевых конструкций текста, его коннотаций. Принципы исследования сторонниками «Новой интеллектуально историии» подразумевают критическое отношение не только к тексту, но и к автору и его саморефлексии.

Основной вопрос нарратологии - «как это происходит?» становится основным для исследователей нового направления. Попытка понять принципы построения текста и его интерпретации дает возможность обнаружить новые свойства исторического нарратива. Это предполагает специальное изучение семантики языка исторического текста. А концепт истинности или ложности исторического нарратива в рамках нового направления и вовсе не имеет смысла, поскольку эти высказывания, с точки зрения логики, не более чем субъективное заявление говорящего.

По мнению Х. Уайта, исторические нарративы - это «не только модели событий и процессов прошлого, но также метафорические заявления, устанавливающие отношения сходства между этими событиями и процессами, и типами историй, которыми мы согласительно пользуемся, чтобы связать события нашего существования со значениями, закрепленными культурой… Исторический нарратив служит связующим звеном между событиями, которые в нем описаны, и общим планом - структурами, конвенционально используемыми в нашей культуре для того чтобы наделять смыслами незнакомые события и ситуации». В то же время, рассуждая на эту тему Д. Лакапра говорит о невозможности применения исторического нарратива как медиума для передачи послания прошлого читателю, так как предметом исследования является текст (образ реальности), а не само прошлое. Более того, нарративом может быть не только передача собственного авторского опыта понимания эпохи, несмотря на то, что на язык текста влияют различные социокультурные, экономические и другие факторы, вносимые в текст в процессе его написания. Рождение философии авторского нарратива в начале 70- х годов в большей степени определялось неудовлетворенностью интеллектуалов-гуманитариев философией истории, которая игнорировала вопрос, как историк нарративно интерпретирует результаты исторического исследования. Так, Ф. Анкерсмит считает, что процесс когнитивизации гуманитарных наук в конце XX в. «обусловил новую постановку природы исторического знания и содействовал формированию нарративной философии истории, которая стала основанием для конкретных исторических трудов новых интеллектуальных историков».

Противоречивость сторонников реформирования историографии войти в круг общения гуманитариев в традиционных рамках и в то же время разграничить внутри исторической дисциплины эпистемологический консенсус, не могло не вызвать негативных откликов у большинства традиционных историков. Обращение традиционалистов к трудам нового интеллектуального направления убеждало лишь в том, что они формируют «другую» культуру понимания задач и возможностей исторического познания. Складываются альтернативные формы историописания, которые не укладываются в рамки традиционных представлений теоретико-методологического многообразия.

Продолжительные дискуссии в историческом сообществе, посвященные новым веяниям в историописании натолкнули часть историков попытаться понять логику рассуждений «новых интеллектуалов», более того, применить в своих исследовательской практике некоторые новации. Появление новой интеллектуальной истории оказало положительную роль не тех исследователей, которые занимали маргинальное положение в историческом сообществе (изучение феминизма, левых радикалов и др.). Постструктуралистские находки приверженцев направления «Новой интеллектуальной истории» применяются ими в целях преодоления сложившихся внутри этого сообщества норм общения и выражения результатов исследований.

Стремление новых интеллектуалов самоидентифицировать и самооправдать себя побудило их к обоснованию своего происхождения, корней в новоевропейской высокой культуре. Это выражается в устойчивом желании заявлять о своих интеллектуальных истоках и предшественниках. Рождением своего направления сторонники «Новой интеллектуальной истории» считают 1973 год, когда вышла в свет работа Х. Уайта «Метаистория». Далее следуют этапы их становления и формирования, оформленные в европейских и американских периодических изданиях теоретико-методологического направления в 1980-1970-е годы. Зрелый период их исследовательской эпопеи приходится на 1980-1990-е года.

Изначально, под понятием «интеллектуальная история» подразумевалось проблемное поле исследований. Спустя некоторое время границы понимания сместились в понимание общего подхода к прошлому как к истории постижения понимания прошлого. Отсюда оправдано и обращение новых интеллектуальных историков к историческому нарративу (языку, структуре, содержанию текста, созданного исследователем в процессе прочтения исторических документов).

Сообщество «Новой интеллектуальной истории» успело сформироваться в США, Франции, Великобритании скандинавских странах. Сторонники нового направления успели о себе заявить, как об оригинальных исследователях в современном историческом знании предельно в короткие сроки. Их активное участие в дискуссиях, публикации своих трудов в авторитетных исследовательских журналах, организация международных конференций и симпозиумов по вопросам эпистемологических и методологических возможностей исторического знания, многочисленные публикаций монографий и статей свидетельствует о появлении неординарного с точки зрения традиционалистов культурного явления. Казалось, что кризис историописания был непреодолим и путей развития исторической науки найти невозможно. Однако появление новых междисциплинарных по своему характеру направлений, в том числе интеллектуальной истории положило конец сомнениям и поставило историческое знание на качественно новый уровень.

Направление интеллектуальной биографии как раз и выходит из интеллектуальной истории. Приверженцы этого жанра стремятся преодолеть традиционализм обычного жизнеописания, поскольку в условиях современных тенденций нет необходимости и интереса выявлять совокупное содержание жизни в рамках биографии. Фактическая сторона биографии на столько велика, что обуздать все ее пределы становится невозможно. Те работы, которые мы уже имеем в обиходе, включают все, что биографам удалось проанализировать в форме отдельных фактов психической жизни, понятных причинных связей. Традиционное понимание биографии отдельно взятой личности представляет структуру, которую невозможно постигнуть, она определяется случайными жизненными обстоятельствами, непрерывными и изменчивыми ситуациями, оказиями и внешними хаотичными событиями. Биография вбирает в себя внутренний анализ, усвоение или критику вещей, построение или разрушение души, подчинение ходу событий или противостояние ей. Как бы мы не стремились детализировать и максимально точно раскрыть каждый аспект с целью постижения жизни во всей ее целостности, мы никогда не достигнем поставленной цели. Никакое знание о жизни индивида, изучаемое нами во всех тонкостях, не может выйти за пределы эмпирического мира. В связи с этим возникают сомнения о целесообразности психоаналитических и психологических методов, которая несет в себе только двусмысленность. В связи с этим многие исследователи сомневаются в применении герменевтического принципа «вчувствования» в психологию личности, который вопреки стремлению к объективизации изучения эпохи, переносит мышление современного исследователя на своего героя. Тем не менее, многие исследователи видят в теории «вчувствования» действенный метод, который не только соответствует новым веяниям, но и позволяет глубже понять человека, невзирая на критику со стороны оппонентов.

Есть и еще один порок, характерный для биографов традиционалистов. Дж. Леви пишет о нем так: «Во многих случаях самые очевидные искажения картины прошлого возникают потому, что мы, историки, представляем, будто наши герои следуют некоей вневременной и строго определённой модели рациональности. Подчиняясь установившимся традициям биографического жанра и свойственной нашей науке риторике, мы ограничиваемся такими моделями, которые ассоциируются с упорядоченной хронологией и цельной, сложившейся личностью, чьи действия не обладают инертностью, а решения принимаются без сомнений». По мнению Дж. Леви, основной проблемой составления биографии является не только ограниченность источниковой базы, но и наше незнание мотивов или действий наших героев, ведь доступные нам источники не рассказывают нам о процессе принятия интеллектуалом тех или иных решений. Мы имеем перед собой конечный интеллектуальный продукт. Внутренние противоречивые терзания, которые прошел ученый, прежде чем прийти к конечному результату остаются за занавесом. Историк, расположив имеющиеся у него в расположении хронологические факты в логической последовательности, полон уверенности, что задача выполнена максимально точно и целостная картина интеллектуала получена. На самом деле это ошибка, «биографическая иллюзия», которая касается почти всех биографов. Причиной возникновения «биографической иллюзии» может быть и сам повествовательный способ изложения материала. Повествование, связывая во едино отдельные факты, придает видимость убедительной хронологической реальности. Ж. Ле Гофф отмечает: «Так называемая «биографическая утопия» не только таит опасность внушить, что в исторической биографии все исполнено смысла» без разбора и критики; быть может, еще большая опасность таится в создании иллюзии того, что она аутентично воссоздает жизнь».

В отличие от традиционной биографии, выстроенной по хронологическому порядку с повествовательным принципом изложения материала, интеллектуальная биография предполагает серьезную работу автора, которая заключается в его рефлексии по поводу собственного исследования, осознание им трудностей и проблем, стоящих на пути грамотного воссоздания некогда прожитой человеческой жизни. Полученный результат далек от линейного изложения и допускает наличие нереализованных вариантов событийности в судьбе интеллектуала. Новое биографическое направление допускает возможность разных интерпретаций тех или иных эпизодов, не претендуя на завершенность и полноту «законченного» продукта.

Для интеллектуальной биографии характерно так же и то, что само жизнеописание выступает не как цель, а как средство, инструмент познания исторического прошлого. Таким образом, повествовательной части отводится не много места, что оправдано смещением исследовательских задач. В зависимости от того, как применяется биография, Дж. Леви определяет четыре типа исследования. К первому типу исследования относятся просопография и модальная биография. В данном случае речь идет о тех конкретных случаях, когда биографические данные используются в просопографических целях, для создания коллективного портрета социальной группы. Но общая картина жизни человека в рамках данного типа исследования не обязательна, достаточно выделить внешнюю канву (карьера, родственные связи и пр.). Сама личность во всей своей уникальности не изучается. Следует уточнить и определение просопографии. По мнению известного историка Л. Стоуна, просопография - это исследование общих характеристик группы действующих в истории индивидов, которое освящает две проблемы: пути осуществления людьми политических акций и вариантов реализации человеком своих карьерных целей.

В конце 1990-х годов под просопографией стали понимать жанр исследований, изучающий источники, связанные с жизнью масс с целью создания статистического анализа и затем коллективных биографий определенных социальных групп. Подобный подход является ярким примером применения междисциплинарного принципа, поскольку он сочетает в себе приемы изучения массовых источников, заимствованные у социологов и математиков. Дж. Леви не отделяет просопографию и модальную биографию, поскольку в рамках модальной биографии человек служит лишь вспомогательным звеном в изучении социальности и, формируя себя как личность, вбирает в себя наиболее характерные черты социальной группы, с которой он себя идентифицирует.

Второй тип исследования - включение жизнеописания в контекст эпохи с целью понять мотивы поведения героя. Примерами такого типа биографий могут являться книги Н.З. Дэвис и Ле Гоффа. В обоих случаях авторы отталкиваются от социокультурного контекста, то есть той исторической реальности, которая может объяснить странные с нашей точки зрения поступки. Необходимо отметить, что по мнению Дж. Леви, контекстуализация означает нормализацию поведения: необычное устраняется из жизнеописания, поскольку становится обычным, а индивид подводится под нормы, характерные для современного ему общества.

Третий подход прямо диаметрален второму. Если в предыдущем случае социокультурный контекст оставался неизменен и служил как бы декорацией для описания жизни индивида, то следующий подход использует биографию чтобы описать исторический контекст. В качестве примера Дж. Леви ссылается на известную в кругу историков книгу К. Гинзбурга «Сыр и черви».

И, наконец, последний тип биографического исследования - герменевтический. Он ориентирует исследователя на понимание жизни личности, черты его характера, мотивы поведения и т.п. На первый план выдвигается духовны мир человека, его отношение к вещам, подчеркивается так же роль между людьми. Если предыдущие биографических описаний личность являлась пассивным компонентом, была лишь своеобразным зеркалом, то теперь все меняется: человек способен изменять ход истории.

Таким образом, трансформация исторической науки и возникновение такого направления, как интеллектуальная история позволило ученым сменить ракурс исследования от описания жизни человека к попытке выявить многочисленные интеракции человека в рамках изменчивого социокультурного пространства. Бурные дискуссии побудили историков старого порядка понять логику рассуждений приверженцев «Новой интеллектуальной истории» и применить в своей исследовательской практике некоторые новации.

Обращение историков традиционалистов к новым подходам сформировало двоякое представление о качестве результата исследования. Если раньше результатом исследования являлась максимально полная фактологичность биографии, описание жизни человека от рождения до смерти, теперь биография предполагает серьезную работу автора, которая заключается в его рефлексии по поводу собственного исследования, осознание им трудностей и проблем, стоящих на пути грамотного воссоздания некогда прожитой человеческой жизни. Полученный результат далек от линейного изложения и допускает наличие нереализованных вариантов событийности в судьбе интеллектуала. Новое биографическое направление допускает возможность разных интерпретаций тех или иных эпизодов, не претендуя на завершенность и полноту «законченного» продукта.

Мы видим, что биография как жанр историописания на современном этапе продолжает пользоваться большой популярностью. Преодолевая серьезные методологические трудности вместе со всей исторической наукой биография эволюционирует, трансформируя собственные методы исследования. Вместо традиционного жанра жизнеописания, под влиянием интеллектуальной истории приходит интеллектуальная биография. Во многом опираясь на традиционные биографические исследования, интеллектуальная биография отходит от прежних укладов, формируя собственный категориальный аппарат. Ряд заметных преимуществ интеллектуальной биографии делает ее весьма популярной у отечественных исследователей. В последнее время часто появляются новые интеллектуальные биографии. Вместе с тем, до сих пор нельзя говорить о методологической самостоятельности жанра. Это проявляется в широком толковании ее понятий, методов, целей и задач. Исследователи зачастую решив рассмотреть ту или иную историческую личность при помощи методов интеллектуальной биографии, скатываются к традиционному типу жизнеописания. Происходит это во многом потому, что не разработана некая модель, конструкция составления интеллектуальной биографии.

1.2 Тенденции к формированию новой модели интеллектуальной биографии

Биография как отдельное направление существует уже на протяжении нескольких веков. Вплоть до сегодняшнего дня мы не имеем специального исследования, посвященного формированию и развитию методологических компонентов биографии. Биографический метод трансформировался на протяжении веков и не имел устойчивой структуры. Сегодня мы можем определить несколько этапов его становления. Первые труды появились еще в Античности. Зачинателями биографических работ по праву считаются Аристоксен Тарентский, автор «Жизнеописания мужей» (Пифагора, Архита, Сократа, Платона) и Плутарх - «Сравнительное жизнеописание». С них начинается формирование биографического жанра, основой сюжета которого является жизнь человека от рождения до смерти. А. Л. Валевский в своем исследовании, посвященному развитию биографического жанра, отмечает, что характерными свойствами античного биографизма была установка на визуальность в описании личности. И здесь апофеозом являлся Плутарх, чьи жизнеописания являлись образцом для подражания вплоть до XIX века. Так было положено начало биографическому жанру как к серьезному направлению в истории. Для первых биографов было важно показать не сколько какие-либо приметные для общества качества своего персонажа, характер человека лучше всего раскроют случайные и неосознанные поступки или слова.

В Средние века направленность биографического жанра несколько видоизменяется, утверждается жанр агиографии (житийной литературы). В биографию вторгается аллегорический метод, что придает произведению драматичность, эмоциональность и сюжетную напряженность. Кроме того, А.Б. Петрина в средневековом периоде находит зачатки психологизма, формирующиеся не без влияния античности. Житийная литература акцентирует внимание на личности, ее особенностях и необычности, Обращение к внутреннему состоянию человека становится основополагающим критерием в написании биографии, на первый план становятся метафизические основания биографии. Таким образом, можно говорить о том, что появление житийной литературы хоть и сужает направленность биографии, но в то же время формирует мощную методологическую базу для последующей трансформации биографического жанра. В Средние века, одновременно с формированием новых аспектов в понятии «личность» меняется ее роль в истории, что является непосредственным рычагом воздействия на формирование биографических методов.

В эпоху Возрождения происходит очередной сдвиг, внимание фокусируется не на деянии Святых, а на фигуре человека как творца. Значительно расширяется проблемное поле исследования, поскольку отношение к человеку как к созидателю ставит его на качественно новый уровень, как движущую силу в историческом процессе. Отныне, не только история формирует человека, но и человек оказывает непосредственное воздействие на историю.

В XVII веке качественного сдвига в развитии биографических подходов не наблюдается, однако важно обратить внимание на переломный этап в развитии биографии, послуживший к формированию фундаментальных подходов и методов, заложивших начало эпохе расцвета биографического жанра. Ключевым звеном на данном этапе становится работа Джеймса Босвелла

«Жизнь Семюэля Джонсона». Значение его труда в том, что при написании он ориентировался на позитивное знание. Подробно описанные разговоры С. Джонсона, основанные на его дневниках хоть и не придали работе столь ярый интерес у публики, но новаторство было неоспоримо. Сбор информации с целью подтверждения полученных сведений был ранее не знаком для биографического направления. Это означало, что работа биографа не должна основываться на стремлении рассказать жизнь человека, используя ложные сведения. Отныне важным становится не только эстетическое восприятие повествования, но и стремление к достоверности описываемых событий и фактов. Вплоть до сегодняшнего дня это условие является необходимым элементом в научно-биографическом жанре. Можно говорить о появлении научной биографии, биографическое направление приобретает определенную структуру в написании со строгими канонами.

В 2009 году А.Б. Петриной было проведено исследование, цель которого заключалась в том, чтобы проследить трансформацию биографического жанра в XIX веке на основании анализа биографий монографического и статейного типов. Статьи и монографии были отобраны автором, исходя из убеждений, что они являются по своей структуре, выбранной методологии и содержанию чем- то новым, не имеющим ранее аналогов, что позволяет говорить о формировании новых тенденций в написании биографического текста. По мнению А.Б. Петриной, это три монографии, посвященные видным ученым: В.Н. Татищеву, Н.М. Карамзину и О. Конту. Что касается биографий статейного типа, то автор рассматривает биографические статьи в журналах

«Историк-марксист» начиная с его основания (1926) до 1941 года и «Вопросы истории» с 1945 по 1959 гг. На основании анализа отобранных работ, А.Б. Петрина говорит о формировании прочных тенденций, связанных с написанием научно-биографического текста. Все биографии, рассмотренные автором, ставят на первое место фактические сведения и повествования о творческом пути ученого. Все еще игнорируются личные переживания ученого, биографами игнорируются сложные ситуации в жизни своих персонажей, оказавшие значительное влияние на формирование моральных установок и системы ценностей. Полученные выводы во многом стыкуются с особенностями эпохи, в которой создавались исследуемые биографии. Для конца XIX века интерес к личности с его богатым внутренним миром уступает интересу к общим законам истории.

Расцвет исторической биографии приходится на XIX - начало XX вв., после чего научные подходы к ее проектированию уступают место беллетристике. На рубеже веков в интеллектуальное пространство врываются титаны с непомерными амбициями. Ф Ницше и Ф. М. Достоевский не только поднимают проблему человека на новый уровень, но и показывают, что человеческая личность сложный и противоречивый объект. Постановка одной проблемы определила различные подходы и пути решения. Прежние представления традиционных биографов о человеке рухнули вместе с утвердившимися канонами написания биографии.

Вместе с тем в начале XX века вырисовываются черты психобиографии, что является немаловажным дополнением к развитию биографического жанра на рубеже XIX - XX веков. В качестве примера биографии, сочетающей в себе психологизм, историчность и уникальную литературную форму, можно назвать «Знаменитые викторианцы» Джайлс Литтон Стрейчи. По мнению А. Моруа, «причинами развития биографического жанра… является: вторжение научных методов в психологию и мораль, что повлекло раскованность мышления, достижения психологии тех лет, стремлению к изображению человеческой натуры во всем многообразии ее характеров, биография как форма преодоления тревоги».

Однако уже с середины XX века происходит упадок научно- биографического жанра: многие научные методы уступают литературным приемам. Появляются яркие психологические труды, в которых нет места достоверности. На свет выходят в основном не биографии, а работы, посвященные биографическоу жанру, даются многочисленные определения биографии, классификации, виды и подходы. Упадок исторической научной биографии очевиден. По словам Ж. Ле Гоффа «… в середине XX века историческая биография перестала существовать, за некоторыми блестящими исключениями». В силу того, что биографические тексты прошлых лет были преимущественно фактологичными, это повлияло на содержательную линию биографий. Степень фактологичности значительно снижается в силу того, что в предыдущие десятилетия была накоплена огромная база. Как показали исследования А.Б. Петриной, в статьях данный процесс также отражен, но в меньшей степени по причине ограниченности в объеме текста.

В конце XX века научнобиогррафический жанр качественно трансформируется, формируется новое направление «персональная история» или «новая биографическая история», в сферу которого включена интеллектуальная биография. Следует уточнить, что в рамках новой биографической истории «история одной жизни вовсе не обязательно подразумевает историю выдающейся личности. В результате антропологического поворота в социогуманитарном знании утверждается представление о том, что актором исторического процесса может быть и простой человек. Однако для интеллектуальной биографии таковым выступают интеллектуалы, т.е. социальные субъекты, являющиеся носителями определенной «универсальной» культуры, благодаря знанию, образованию, воспитанию и статусу, постоянно рефлексирующие по поводу истины и морали.

Например, Ж. Ле Гофф, будучи приверженцем традиций школы «Анналов», берет в качестве исследуемого объекта Людовика IX, и изначально поясняет, что речь пойдет не о Людовике IX и его королевстве или христианстве, а о Людовике как о «человеке». То, что Ж. Ле Гофф время от времени говорит о эпохе своего персонажа, необходимо постольку, поскольку оно позволяет понять мысли и мотивы самого Людовика IX. Историк показывает Людовика как сложную и противоречивую личность, где-до даже непоследовательную. Судьба короля Франции, как показывает Ж. Ле Гофф выстраивается на случайностях. Людовик IX создавал свою судьбу и эпоху, равно как эпоха формировала личность короля.

На сегодняшний день в российской историографии терминология более расплывчата, нежели в зарубежной. Например, термин «персональная история» или «Новая биографическая история» российскими исследователями употребляется реже, вместо этого активно используется дефиниция «историческая биография», однако и её ученые трактуют по-разному. Следует отметить, что биография может называться исторической, только если будет помещена в исторический контекст во всех его пересекающихся аспектах. В качестве более развернутого определения можно согласиться с Л.П. Репиной:

«Ясно, что под биографией в полном смысле слова понимается исследование и описание жизни выдающейся личности (включая ее психологическое измерение), что вполне соответствует сложившемуся историко- биографическому канону. Данному определению «исторической биографии» логически соответствует определение субъекта биографии, предложенное С.Л. Утченко: «В истории человечества встречаются такие личности, которые, некогда появившись, проходят затем через века, через тысячелетия, через всю доступную нашему умственному взору смену эпох и поколений. Такие люди поистине «вечные спутники» человечества… Речь может идти о политических и государственных деятелях, о представителях науки, культуры, искусства. В этом смысле нет никаких ограничений и условий. Вернее, условие лишь одно: ощутимый вклад, внесенный в развитие человеческого общества, его материального и духовного бытия». В западной историографии термин «историческая биография» не пользуется популярностью, зато активно используются дефиниции «биография» и «жизнеописание». В отличие от российских коллег, западные исследователи активно обсуждают проблемы «новой биографической истории»: нарратива, перехода к исследованиям внутреннего мира личности, воссозданию взаимоотношений между личностью и эпохой.

В последнее время историки все больше обращаются к биографиям не великих, а простых людей (крестьяне, бедняки, рабочие и т.д.). Они являются объектом для направления «персональной истории». О значимости «простого» человека в истории писал Д.М. Володихин. По его мнению, обращение к биографии «простого» человека должна отвечать нескольким требованиям, которые раскрывают экзистенциальный мир человека. Помимо методологической и структурной специфики написания биографии, и, учитывая особенность источникового материала необходимо базироваться от некой структуры вопросов-ответов к источникам: как человек относится к сверхъестественному, сколько раз он определял для себя смысл жизни, насколько точно следовал устоявшимся моральным ценностям и т.п. Таким образом можно изучить биографию индивидуума «любого калибра: от Наполеона Бонапарта до третьестепенного польского велосипедиста», если это позволяют сделать источники. Подобный подход, в отличие от интеллектуальной биографии, расширяет исследовательский круг для исследования. По сути вопросы, которые мы задаем объекту с целью создания биографии одни и те же, меняется ракурс исследования: от примитивного повествования, основанного на фактах мы переходим к сложному междисциплинарному анализу, позволившему рассмотреть жизнь человека со всех сторон. В область исследования включены сфера его деятельности, личная жизнь, внутренний мир. Ранее эти аспекты могли быть так же включены в повествование, однако теперь чтобы раскрыть их в полной мере и понять человека, его внутренние мотивы, побудившие его к принятию тех или иных решений, необходимо обращение к более сложным методам, включая методы других дисциплин, о чем будет сказано в отдельной главе.

Поэтому, когда мы говорим о «персональной истории» и «интеллектуальной биографии», необходимо видеть разницу. Объект персональной истории гораздо шире. Когда мы говорим о создании биографии в рамках направления персональной истории, речь может пойти о личности любого уровня, от бедняка до наместника Бога на Земле. Таким образом, интеллектуальная биография включена в сферу персональной истории, вместе с тем вбирая в себя ее подходы и методы. Следует отметить, что в рамках интеллектуальной биографии недостаточно анализа интеллектуального контекста. Требуется более глубокое погружение в социокультурное пространство, вплоть до мелочей, на первый взгляд ничем не примечательных, а значит, требуется обращение не только к смежным дисциплинам в области гуманитаристики, но и к психологии, филологии, физике, в зависимости от того, с какой областью знания связан объект исследования.

Изучению и проектированию интеллектуальной биографии положено начало в последнем десятилетии XX века. За этот небольшой промежуток времени были сформулированы основные принципы, положенные в основу нового биографического течения. Можно согласиться со следующей дефиницией интеллектуальной биографии, данной Л.П. Репиной: «… интеллектуальная биография - это направление, в основе которого лежит изучение жизни интеллектуалов как носителей определенных идей…».