Социолингвистические и психологические аспекты анализа эмотивного лексикона

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава 1. Социолингвистические и психологические аспекты анализа эмотивного лексикона

1.1 Параметризация арго в современной лингвистике

1.2 Психология эмоций в аспекте их языковой манифестации

1.3 Эмотивность и эмотивные единицы в арго

Выводы по 1 главе

Глава 2. Типология эмотивных арготических единиц

2.1 Когнитивно-идеографическое описание арготического лексикона и эмотивность

2.2 Междометия как эмотивные арготические единицы

2.3 Производные эмотивные лексемы в арго

2.3.1 Словообразование русского арго в отечественной лингвистике

2.3.2 Структурно-семантические особенности эмотивных дериватов

2.3.3 Эмотивные мотивированные лексемы в корпусе словаря

2.4 Тропеизированные эмотивные лексемы

2.5 Эмотивные фразеологические единицы

Выводы по 2 главе

Заключение

Библиографический список

Список источников эмпирического материала

арго лингвистика эмотивный дериватив

Введение

В диссертации рассматривается проблема эмотивности на материале социальной разновидности языка, которая в общем виде можно быть охарактеризована как "язык криминальных элементов". Для наименования данной разновидности в работе используется термин арго. Несмотря на его неоднозначность в контексте социолингвистики и социальной диалектологии, термин арго всё более закрепляется в практике лингвистических исследований и лексикографических описаний именно за этой социальной разновидностью языка.

Актуальность диссертации вытекает из ряда факторов.

Во-первых, в последние годы усилился интерес к различным аспектам строения и функционирования социальных диалектов. В работах, Э.М. Береговской, В.Б. Быкова, М.А. Грачёва, В. С. Елистратова, Л.П.Крысина, В. А. Саляева, В.В. Химика, В. А. Хомякова исследуются происхождение, формирование и функционирование арго и жаргонов, их взаимодействие и переход в другие формы национального языка, типологические черты социальных диалектов; рассматриваются функциональные характеристики арготической лексики, зоофитоморфизмы, социальные диалекты в современной прессе, фразеология русского арго. Таким образом, появился определённый теоретический задел разноаспектного исследования арго, в то же время остаётся много нерешённых проблем.

Во-вторых, в целом словарь арго в аспекте эмотивности специально не исследовался. В то же время Д.С. Лихачёв отмечал, что "воровской язык, вернее словарь, включает в себя всю воровскую идеологию, все коллективные представления и коллективные эмоции". Таким образом, задача изучения эмотивных арготических единиц актуальна не только в собственно лингвистическом, но и в социокультурном аспекте.

В-третьих, этап непрофессионального лексикографирования арготической речевой стихии постепенно уходит в прошлое. Появление "Словаря русского арго" В.С. Елистратова, "Большого словаря русского жаргона" В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной, "Словаря тысячелетнего русского арго" М.А. Грачёва, других лексикографических работ позволяет проводить исследования на заслуживающем доверия словарном материале. Вместе с тем материалы названных и других словарей не подверглись интенсивной лингвистической рефлексии, в должной мере не использован их информационной ресурс.

Объектом исследования является эмотивный арготический лексикон.

Предметом исследования является состав эмотивного арготического лексикона, способы манифестации эмоций и эмоционального отношения, специфика изображения эмоций в семантическом, прагматическом и аксиологическом аспектах.

Гипотеза исследования состоит в том, что арго обладает особым лексиконом, в котором реализуется эмотивная функция социального диалекта. В этот лексикон входят лексические единицы, различные по частеречной принадлежности, способам образования, а также фразеологические единицы. Эмотивный лексикон репрезентирует характеристики социального диалекта, проявляющиеся в эмоциональном отношении к реалиям, эксплицируя таким образом экспрессивную аксиологию арготической языковой картины мира.

Целью диссертации является систематическое описание эмотивных единиц словаря арго в аспекте их социолингвистических, психолингвистических и семантико-прагматических характеристик.

Задачи, решаемые в диссертации, следующие:

уточнение статуса арго в отечественной и зарубежной лингвистике и рассмотрение данного социолекта как эмотивного языкового пространства;

методологическая рефлексия над теоретическими конструктами, конституирующими эмотивность арго как проблемное поле социолингвистики;

разработка модели анализа эмотивных арготических единиц;

описание структуры значения междометий, эмотивных дериватов, тропеизированных и фразеологических арготических единиц, составляющих эмотивный арготический лексикон;

определение места и роли эмотивного компонента в семантике единиц словаря разного типа;

проведение когнитивно-идеографической классификации лексикона арго с позиции эмотивности;

выявление особенностей эмотивного арготического лексикона как фрагмента языковой картины мира, репрезентированной социолектом.

Теоретическую основу исследования составили труды и идеи учёных: в области социолингвистики и социальной диалектологии - И.А. Бодуэна де Куртенэ, В.Д. Бондалетова, В.С. Елистратова, В.М. Жирмунского, Л.П. Крысина, Б.А. Серебренникова, Л.И. Скворцова, А.Д. Швейцера; в области аргологии и жаргоноведения - Э.М. Береговской, М.А. Грачёва, В.С. Елистратова, С.И. Крассы, Д.С. Лихачёва, В.В. Химика, В.А. Хомякова; в области психологии эмоций - Г.М. Бреслава, А.Н. Леонтьева, К. Изарда, С.Л. Рубинштейна, П.В. Симонова, Ч.А. Измайлова и А.М. Черноризова; в области лингвистики эмоций и теории экспрессивности: Ю.Д. Апресяна, Л.Г. Бабенко, В.Н. Телия, В.И. Шаховского; в области лингвистической семантики - И.М. Кобозевой, Л.А. Новикова, Е.С. Кубряковой, А.А. Уфимцевой; в области фоносемантики - А.П. Журавлёва, В.В. Левицкого; в области когнитивной лингвистики - А.Н. Баранова, Дж. Лакоффа, М. Минского.

Эмпирическая база исследования представляет собой выборку из словарей арго, иных источников некодифицированной лексики, словарей литературного языка, текстов художественной литературы, включающих употребление арготических единиц. Основными источниками арготической лексики в диссертации являются следующие словари: "Словарь блатного воровского жаргона" Д.С. Балдаева, "Русская феня: Словарь современного интержаргона асоциальных элементов" В.Б. Быкова, "Словарь тысячелетнего русского арго" М. А. Грачёва, "Словарь русского арго" В.С. Елистратова, "Большой словарь русского жаргона" В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной, "Словарь блатного и лагерного жаргона (южная феня)" А.А. Сидорова, "Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: Речевой и графический портрет советской тюрьмы" и другие источники.

В работе применялись следующие методы и методики исследования:

сплошной и частичной выборки лексем и фразеологизмов из арготических и жаргонных словарей - при формировании эмпирического корпуса эмотивного арготического лексикона;

макрокомпонентного и компонентного анализа - при исследовании структуры значения исследуемых единиц;

когнитивного и идеографического моделирования - с целью построения идеографической схемы арготического лексикона и моделирования различных её сфер в терминах фреймовой семантики;

метафорического анализа - для экспликации когнитивных метафор, на которых базируются тропеизированные лексемы и фразеологизмы;

компьютерного анализа - в целях исследования фоносемантического эффекта, производимого арготическими междометиями;

статистические методы - в ходе анализа количественных параметров исследуемых явлений

Кроме того, в работе применяются общенаучные приемы и методы наблюдения и сравнения, дедукции и индукции, обобщения и идеализации, анализа и синтеза.

Новизна диссертации заключается в том, что в ней в комплексе рассмотрены типологические, структурно-семантические и идеографические характеристики эмотивной лексики арго, описаны механизмы формирования эмотивного компонента разнотиповых единиц словаря, репрезентирующих специфический фрагмент языковой картины мира.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нём уточнены представления о смысловой структуре эмотивных языковых единиц, об особенностях проявления категории эмотивности в социальной разновидности языка, об аффективных сторонах маргинальной языковой личности, предложены новые теоретические конструкты для характеристики эмотивного лексикона социолекта.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что её отдельные результаты могут найти применение в лексикографическом описании некодифицированных форм русского языка, использоваться социологами, психологами и криминологами. В лингводидактическом аспекте положения диссертации и её части могут быть положены в основу курсов по выбору и дисциплин специализации образовательных программ подготовки лингвистов, психологов и юристов.

На защиту выносятся следующие положения:

Вербальные способы выражения эмоций в социолекте являются культуроспецифичными, поскольку содержание сознания носителя разных форм существования языка (а следовательно и культур) специфично и социальные образы сознания не отображают идентично эквивалентные культурные предметы.

Специфика изображения эмоций, их содержания и способов выражения обусловлена субкультурными стереотипами, особенностями менталитета и коммуникативными правилами данного социума.

3. Эмоциональная оценка языковых единиц арго детерминирована субкультурной аксиологией. Арготическая эмотивная картина мира оказывается весьма интенсивной по экспрессии, но бедной по содержанию. Эмоции, выражаемые арго, не отличаются разнообразием, господствуют положительные и отрицательные эмоции в нерасчленённых эмоциональных переживаниях. В целом доминирует отрицательная эмоциональная оценка.

Основные результаты работы прошли апробацию в ходе 44-ой, 45-ой и 50-ой ежегодных научно-методических конференций в Ставропольском государственном университете (Ставрополь 2000, 2001, 2005), Международной научной конференции "Классическое лингвистическое образование в современном мультикультурном пространстве" (Москва -Пятигорск 2004), опубликованы в сборниках научных статей кафедры русского языка и литературы Московского социально-педагогического института (Москва 2001, 2002), сборнике научных трудов СевероОсетинского государственного университета (Владикавказ 2002).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка. Первая глава "Социолектный и психологический аспекты анализа эмотивного лексикона" представляет общую характеристику арго как социолингвистического и эмотивного феномена, эксплицирует методы и приёмы анализа эмпирического материала. Вторая глава "Типология эмотивных арготических единиц" описывает различные виды арготических единиц, содержащих эмотивный компонент.

Глава 1. Социолингвистические и психологические аспекты анализа эмотивного лексикона

1.1 Параметризация арго в современной лингвистике

Социолингвистика, несмотря на перспективные наработки в исследовании некодифицированных разновидностей языка, полученные за последние 10-15 лет, в понимании арго остаётся в целом на традиционных позициях. Нужно отметить, что многое в этих положениях уже не соответствует современному уровню теоретического осмысления и анализа эмпирического материала той или иной социальной разновидности речи. Показательным в этом смысле является определение социального диалекта (социолекта) в учебнике "Социолингвистика": "Социолектом называют совокупность языковых особенностей, присущих какой-либо социальной группе" (Беликов, Крысин, 2001, 47). Как видим, данное определение, оставаясь верным в широком понимании социолекта, вызывает ряд вопросов, возражений и уточнений, которые как раз и задают новый формат для параметризации социального диалекта в целом и арго в частности. В то время как некоторые исследователи отмечают сокращение количества работ, посвящённых молодёжной разговорной речи (Бабина, 2002), интерес к арго остаётся стабильно высоким. Именно арго является тем полигоном социальной диалектологии, на котором отрабатываются те или иные её концептуальные положения.

При ретроспективном рассмотрении истории исследования некодифицированных разновидностей речи в отечественной лингвистике, можно выделить следующие этапы.

Первый этап относится к XIX веку. Именно в это период начинается целенаправленное изучение данных разновидностей. В основном - в виде лексикографических описаний языка воров, нищих, бродячих торговцев и ремесленников. Обзор лексикографических работ приводит И. А. Бодуэн де Куртенэ в статье "Воровской язык", написанной для энциклопедии Брокгауза и Ефрона, где упоминаются имена К. Тихонравова, Ф. Николайчика, В. Иванова, С. Микуцкого, Ф. Сцепуры, С. Черепанова. Данный список можно увеличить за счёт источников, приведённых в библиографии А.Ю. Плуцера-Сарно: А. Пискарёв, Н. Смирнов (Плуцер-Сарно 2000). Кроме того, необходимо отметить вклад В.И. Даля в разработку исследуемой проблемы (Даль 1990), который монографически описан в работе В.Д. Бондалетова (Бондалетов 2004).

Второй этап (конец XIX - начало ХХ века) характеризуется сочетанием лексикографических работ и теоретических исследований. Как пишет А. Ю. Плуцер-Сарно, "бум лексикографирования воровской речи в России начинается в 1908 году с выходом словаря В.Ф. Трахтенберга" (Плуцер-Сарно 2000, 209). Другие словари (В. Лебедева, В. Попова, С. Потапова) не имеют ценности, поскольку "так получилось, что все последующие "составители" просто переписывали его (В.Ф. Трахтенберга) словарь как самый известный и популярный, затем ставили своё имя (на титульном листе) и сдавали книгу в печать. Традиции плагиата в области лексикографии были заложены именно в 1910-1920 гг." (там же).

Словарь В.Ф. Трахтенберга известен и тем, что предисловие к нему написал И.А. Бодуэн де Куртенэ. В этой работе, а также в статьях энциклопедии Брокгауза и Ефрона "Язык и языки", "Воровской язык" он заложил основы аргологии.

И. А. Бодуэн де Куртенэ представил следующую классификацию социальных диалектов и местных говоров: "Говоры или диалекты известного языкового общества, считаемого однородным, иначе говоря, языковой области, составляющей по отношению к языку одно сплошное целое, делятся и группируются в двух направлениях: 1) в направлении "горизонтальном", географически, топографически, как говоры разных местностей; 2) в направлении "вертикальном", в виде "наслоений", т.е. как разнообразные видоизменения того же местного говора по классам общества, по занятиям и образу жизни, по сословиям и т.п." (Бодуэн де Куртенэ, Брокгауз и Ефрон). Кроме того, он характеризует воровской язык как "вымышленный, условный язык, на котором изъясняются между собой лица, занимающиеся мошенничеством, нищенством и т.п.; наряду с ним и отчасти с ним переплетаясь стоят условные языки матросов, рудокопов, извозчиков, проституток" (там же).

Третий этап охватывает 20-30 годы ХХ века. В это время появляются работы В.М. Жирмунского, С. Копорского, Б.А. Ларина, Д.С. Лихачёва, Е.Д. Поливанова, А.М. Селищева, В.В. Стратена. В работах Д.С. Лихачёва рассмотрены черты арго в широком социологическом и культурологическом контекстах; А.М. Селищев исследовал изменения в языке, вызванные революцией; Б.А. Ларин поднял вопрос о социальном многоголосии города; Е. Д. Поливанов заложил основы социальной диалектологии как предметной области; В.В. Стратен и С.А. Копорский рассматривали арго и арготизмы в нормативном аспекте, как одну из проблем культуры речи. Наиболее заметный вклад в теорию социальной диалектологии в данный период внесла работа В.М. Жирмунского "Национальный язык и социальные диалекты". Согласно концепции В.М. Жирмунского, диалекты и арго "не являются социальными диалектами в строгом смысле" поскольку развиваются в рамках того или иного языка и диалекта "как лексика и фразеология социального назначения" (Жирмунский 1936, 21).

В 30-е годы ХХ века завершается работа над "Толковым словарём русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова, в котором находят кодифицированное выражение нормы русского языка. Кроме того, общая политическая обстановка в стране не способствует изучению социальных разновидностей речи. Поэтому со второй половины 30-х и до начала 60-х годов в отечественной лингвистике не появляется заметных работ по социальным диалектам.

Четвёртый этап ограничен временными рамками с середины 60-х по конец 80-х годов. В этот период в работах В.А. Аврорина, В.Д. Бондалетова, Б. А. Серебренникова, Л.И. Скворцова и других разрабатываются проблемы типологии социальных разновидностей речи, изучаются условные языки ремесленников и торговцев, в ряде диссертационных исследований подвергаются анализу молодёжные и студенческие жаргоны, влияние жаргонов на городское просторечие. Институализации социальной диалектологии как разновидности социальной лингвистики способствовало исследование социальной дифференциации других языков, в частности английского, в трудах Т.М. Беляевой, В.А. Хомякова, М.М. Маковского, А.Д. Швейцера и других. Своеобразным итогом данного периода являются дефиниции основных социальных разновидностей речи в энциклопедиях и словарях.

Л. И. Скворцов в "Большой Советской энциклопедии" так характеризует основные термины: "Арго (франц. argot), речь социально или профессионально обособленных групп и сообществ. В отличие от жаргона, А. имеет профессиональную прикреплённость. В связи с этим говорят иногда об А. актёров, охотников, музыкантов и т. п. Исторически восходит к речи бродячих торговцев, ремесленников. Строго говоря, А. -- язык деклассированных групп общества, язык воров, бродяг и нищих. А. не составляет самостоятельной системы и сводится к специфическому словоупотреблению в пределах общего языка. А. взаимодействует с жаргоном и просторечием, образуя специальный лексический пласт -- сленг. См. Арготизмы. Жаргон (французское jargon, предположительно от галло-романского gargone -- болтовня), социальный диалект; отличается от общеразговорного языка специфической лексикой и экспрессивностью оборотов, но не обладает собственной фонетической и грамматической системой. Развивается в среде более или менее замкнутых коллективов: школьников, студентов, военнослужащих, различных профессиональных групп. Эти Ж. не следует смешивать с профессиональными языками, которые характеризуются сильно развитой и довольно точной терминологией того или иного ремесла, отрасли техники, а также и от "воровских жаргонов", языка деклассированных, преступных элементов общества. Ж. лексически и стилистически разнородны, отличаются неустойчивостью и быстротой сменяемости наиболее ходовой лексики. Например, в середине 19 в. в значении "исчезнуть" говорили "стушеваться", а в 20 в. сначала "смыться", а затем "слинять", "выцвесть". Ж. проникают в художественную литературу для речевой характеристики героев. Кроме Ж., возникающих на базе общенародного языка, существуют Ж., которые появляются в результате общения разноязычного населения в пограничных областях или в местах скопления разнонационального населения, например в морских портах. См. Сленг и Арго (Скворцов 1970, 181; 1972, 122).

Приведём дефиницию термина арготизм: "Арготизмы (франц., argotisme), слова и выражения разговорной речи, заимствованные из различных социальных, профессиональных диалектов. В семантически преобразованном виде используются в просторечии и сленге, сохраняя в них яркую экспрессивную окраску. В языке художественной литературы А. применяются как средство стилистической характеристики, главным образом в речи персонажей, а также в авторской речи при "сказовой" манере повествования. Обращение к А. в русской литературе 19 -- начала 20 вв. носило исключительно этнографический характер (В. В. Крестовский, Н. Г. Помяловский, Ф. М. Достоевский, В. А. Гиляровский и др.). В 20--30-е гг. 20 в. А. употреблялись авторами, пишущими с установкой на просторечно-сниженный стиль (И. Бабель, М. Зощенко и др.). Критикой тех лет А. не всегда справедливо расценивались как простое искажение и засорение литературного языка. В современной литературе А. используются писателями и переводчиками для отражения реалистической речевой характеристики образа и просторечно-жаргонной стихии языка. Широко применяются А. в современной западной литературе (особенно в США) (Скворцов 1970, 121-122).

Сопоставляя приведённые дефиниции, мы наблюдаем стремление разграничить арго и жаргоны, однако это разделение лишь декларируется, а не проводится по существу. Подобное неразграничение понятий наглядно демонстрирует и "Толковый словарь иностранных слов": ЖАРГОН, а, м. [фр. jargon]. Речь социально или профессионально замкнутой группы, отличающаяся от общеупотребительного языка специфичными словами и оборотами. Жаргонный -- относящийся к жаргону, жаргонам. Ср. арго, диалект, идиолект, койне, сленг, социолект. АРГО, нескл., с. [фр. argot]. Речь социально или профессионально замкнутых групп. Воровское а. А. плотников. Говорить на а. Арготический -- свойственный а. Ср. диалект, жаргон, идиолект, койне, сленг, социолект (Крысин 2001, 252; 75). Такое же неразграничение имеет место и в словаре О. С. Ахмановой, где арго означает то же, что и жаргон, однако, в отличие от последнего, не имеет пейоративной окраски (Ахманова 2004).

Стремление разграничить схожие термины наблюдается в типологиях социальных разновидностей речи, предложенных Ст. Стойковым и В.Д. Бондалетовым.

Ст. Стойков строит свою классификацию социально-речевых стилей на материале болгарского языка на разных, порой перекрещивающихся, основаниях. Кладя в основу деления тайность и нетайность, историческую связь и преемственность, отношение к литературному языку, различия по составу, функциям и употреблению, он говорит, во-первых, о тайных говорах (условных языках, арго), во-вторых, о групповых, или корпоративных говорах, "известных под общим названием сленг", и, в-третьих, о профессионально- классовых говорах (Стойков 1957).

В.Д. Бондалетов (преимущественно интересующийся судьбой старых русских профессионально-условных "языков" в их отношении к территориальным говорам) на основании различий по природе, назначению, языковым признакам и условиям функционирования выделяет: а) собственно профессиональное арго (точнее - лексические системы), б) групповые, или корпоративные, арго, в) условно-профессиональные арго и др. (Бондалетов 1965). Он дифференцирует понятия арго и жаргон, определяя последний "как параллельный ряд слов и выражений, синонимичных первичному, нежаргонному ряду". В.Д. Бондалетов придерживается идеи разграничения двух видов арго - арго профессиональных групп и арго деклассированных. Арго деклассированных, "блатная музыка", по мнению ученого, выполняет не только криптофорную, но и экспрессивно-оценочную функцию, а также служит знаком принадлежности к изолированному и асоциальному сообществу.

Следует отметить, что отмеченные различия интересовали исследователей не только во второй половине ХХ века и не только в России. "Специфическим отличием арго от других видов жаргона, - писал в тридцатые годы прошлого века В. М. Жирмунский, - является его профессиональная функция: в то время как <...> корпоративные жаргоны являются своего рода общественной забавой, языковой игрой, подчиненной принципам эмоциональной экспрессивности; арго, которым пользуются нищие, воры, бродячие торговцы и ремесленники, служит орудием их профессиональной деятельности, самозащиты и борьбы против остального общества" (Жирмунский 1936, 119).

Ш. Балли настаивал на различении жаргонов и арго во французском языке. По мнению Ш. Балли, такие формы речи, как жаргон и арго, в их "естественной функции" противопоставлены друг другу. Жаргон - это непонятный, тайный язык замкнутого круга людей, тогда как арго - это всего лишь крайняя форма фамильярной речи, характеризующаяся яркостью социальной окраски и тем, что находится в обществе под запретом, т.к. считается неприличным (Балли 1961, 278).

Диада арго/жаргон под влиянием исследования некодифицированных форм в английском языке становится триадой арго/жаргон/сленг. В отличие от жаргона и арго термин сленг в русской лексикологии появился относительно недавно. "Большая советская энциклопедия" характеризует его следующим образом: "Сленг, слэнг (англ. slang), экспрессивно и эмоционально окрашенная лексика разговорной речи, отклоняющаяся от принятой литературной языковой нормы (термин "С." чаще всего употребляется применительно к английскому языку и его функционированию в Англии и США). Распространён главным образом среди школьников, студентов, военных, молодых рабочих. С. подвержен частым изменениям, что делает его языковой приметой поколений. Легко проникая в литературный язык, используется для речевой характеристики героев и авторской речи; например, в советской литературе у Ф. И. Панферова, Ф. В. Гладкова, И. Э. Бабеля, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Аксенова и др., в английской и американской - у Ч. Диккенса, У. Теккерея, Дж. Голсуорси, Т. Драйзера, Дж. Д. Сэлинджера и др. Термин "С." является частичным синонимом терминов арго и жаргон" (Вентцель 1976, 122).

В словаре О.С. Ахмановой даны две дефиниции термина "сленг: 1. Разговорный вариант профессиональной речи. 2. Элементы разговорного варианта той или другой профессиональной или социальной группы, которые, проникая в литературный язык или вообще в речь людей, не имеющих прямого отношения к данной группе лиц, приобретают в этих разновидностях языка особую эмоционально-экспрессивную окраску

(Ахманова 2004).

На проблему выделения сленга из ряда других и как понятия и как термина у отечественных языковедов существует несколько точек зрения. И. Р. Гальперин не допускает существования сленга в качестве отдельной самостоятельной категории, предлагая термин "сленг" использовать в качестве синонима, английского эквивалента лексемы жаргон.

Между тем Ю. Д. Апресян полагает, что сленг - это новое явление в русском языке: "На наших глазах он появляется и растёт в языках, где его раньше не было, в частности, в русском языке. Достаточно вспомнить такие слова и обороты, как железно засветиться (о преступлении), тусовка (встреча молодёжной компании), колеса (автомобиль), подсуетиться, завязать (перестать делать что-л.), прокол (неверный шаг, служебный проступок, за который можно ждать наказания), тянет/не тянет (справляется/не справляется), в нашей лавочке (в нашем учреждении), дать шороху, пудрить мозги, в гробу я его видел, до лампочки и т.п." (Апресян 1999, 11).

Некоторые исследователи полагают, что термин сленг применяется в двух значениях: как синоним жаргона (но применительно к англоязычным странам) и как совокупность жаргонных слов, жаргонных значений общеизвестных слов, жаргонных словосочетаний, принадлежащих по происхождению к разным жаргонам и ставших, если не общеупотребительными, то понятными достаточно широкому кругу говорящих на русском языке.

К пятому этапу исследования некодифицированных разновидностей русского языка (с начала 90-х годов ХХ века) отечественная лингвистика подошла, в определённой мере закрепив за основными социальными диалектами следующее содержание. Арго понимается как тайные языки закрытых сообществ (в том числе асоциальных, деклассированных), используемые в целях эзотерического общения и корпоративной "маркировки" его носителей. Жаргоны рассматриваются как лексические системы социальных и профессиональных групп, не обладающие криптофорной функцией и используемые чаще с экспрессивными целями. Под сленгом понимается жаргонизированное просторечие, не имеющее какой-либо социальной или профессиональной прикреплённости и употребляемое широкими социальными группами.

Современные исследователи, опираясь на идеи отечественной и зарубежной лингвистики, пытаются нарисовать непротиворечивую картину социального диалекта и составляющих его феноменов.

Вопросы, возникающие в связи с существующей параметризацией социального диалекта, сводятся к следующему. Во-первых, изоморфизм социальной дифференциации языка и общества представляет собой весьма грубую модель действительности, на что обращал внимание А.Д. Швейцер (Швейцер, 1983). Во-вторых, традиционные определения такого плана значительно сужают реальное бытование особенностей социолекта в жизни человека, которые сопрягаются не только с языковыми, но и с психологическими, культурными, ситуативными и иными аспектами. В-третьих, за рамками дефиниции традиционного типа остаётся динамический, деятельностный характер языка как способности человека.

Прежде всего, осознавая в определённой мере онтологическую предопределённость неупорядоченного употребления терминов арго, жаргон, сленг, просторечие, учёные пытаются уловить некоторые тенденции в этом направлении. Филологи обращают внимание на иерархию социальных разновидностей речи в континууме арго^ жаргон^ сленга просторечие (Химик 2001). Одним из параметров, упорядочивающих данную систему, может быть открытость - закрытость, что ещё в 60-ые годы прошлого столетия предложил Л.И Скворцов. Именно данный параметр кладёт в основу своей типологии В.С. Елистратов, описывая арго как "герметический комплекс" (закрытую систему), "кинический комплекс" (разомкнутую систему) и "раблезианский комплекс" (абсолютно открытую систему) (Елистратов 2000).Учитывая использование им термина арго в широком смысле, нетрудно заметить, что динамика развития социальных диалектов по В. С. Елистратову коррелирует с представленным континуумом арго^ жаргон^ сленга просторечие.

Проблема закрытости - открытости социальных разновидностей речи находит своё отражение в функциях социального диалекта. Так, используя идеи В. С. Елистратова о делении функций на внешние (сокрытие коммуникации от непосвящённых) и внутренние (хранение и поддержание языковой и поведенческой традиции), учёные следующим образом группируют функции арго, предложенные М.А. Грачёвым (Грачёв 1997) и Э.М. Береговской (Береговская 1996): 1) к внешним функциям относят конспиративную (криптолалическую, тайную) и опознавательную (репрезентативную); 2) к внутренним относятся номинативная, мировоззренческая, людическая и депрециативная функции. Мы полагаем, что такая классификация покрывает весь спектр социальных диалектов. Считается, что тайный характер, наиболее концентрированно проявляясь в арго, ослабевает в жаргоне и сленге. Если развить идею В.М. Жирмунского о том, что главным отличием арго от других разновидностей является наличие профессиональной функции, то возможно деление функций социолекта на профессиональную и субкультурную; в этом случае к профессиональным отходит конспиративная и номинативная функции.

Следующее измерение социолекта связано с оценкой его экспрессивного (риторического, поэтического) потенциала. Неслучайно в этом смысле придание поэтике социального диалекта статуса его важнейшего признака. Так, В.В. Химик рассматривает просторечие как культурный феномен сквозь призму низкой поэтики, уделяет внимание поэтике арго и В. С. Елистратов. Разница состоит в том, что В.В. Химик не включает заимствования в состав поэтических средств и рассматривает состав просторечия и отражение в нём явлений культуры отдельно от поэтики, тогда как В. С. Елистратов практически все релевантные характеристики включает в поэтику, которая и является отражением культурных особенностей арго. Если приведённые суждения экстраполировать на рассмотренные выше функции, то экспрессивность (роль поэтики как функции социолекта) увеличивается от арго к просторечию и, следовательно, в представленном континууме возрастает роль людической функции и уменьшается роль номинативной. Вес депрециативной функции должен, очевидно, уменьшаться, поскольку социолект теряет герметичность, и смех из циничного становится "раблезианским".

Таким образом, социальный диалект может быть рассмотрен в структурном аспекте (как инвентарь языковых единиц) и в функциональном (как средство реализации экспрессивно-эмоционального, поэтического, потенциала, как средство хранения и трансляции субкультурных ценностей).

С одной стороны, рассмотрение социолектных единиц в структурном плане, безотносительно к их функции и/или предназначенности, кажется, уже исчерпало свой исследовательский потенциал. С другой стороны, подобная инвентаризация оказывается полезной, поскольку может быть применена для решения различных исследовательских задач, в том числе и выходящих за рамки структурного описания подъязыка.

И, наконец, существует измерение социального диалекта, которое проходит по линии культурной идентификации. Отмеченная М.А. Грачёвым функция русского арго как мировоззренческая, на наш взгляд, присуща любой социальной разновидности языка, поскольку они являются, образно говоря, "ареной самоидентификации" языковой личности. С.И. Красса и Е. Б. Горлова ввели иное деление функций русского арго, по образцу общеязыковых, на главные, базовые, и производные и предложили выделить две главные функции - профессиональную и субкультурную. "Субкультурная функция позволяет человеку осознать себя членом определённого социума и реализуется в репрезентативной, депрециативной, людической и эмоционально-экспрессивной функциях" (Красса, Горлова, 2001, 22).

Выходя за рамки арго в социолектное пространство в целом, можно постулировать наличие корпоративно-профессиональной и субкультурной функций в континууме некодифицированных форм языка в качестве базовых. Субкультурная функция присуща любому социальному варианту языка. Она проявляется прежде всего в аксиологической языковой деятельности, в отборе и оценке явлений, которые используются в субстандартном лексиконе. В то же время тезис о превалировании номинации в арго и языковой игры, экспрессии в жаргоне нуждается в подкреплении в виде анализа языкового материала. В частности, за рамками внимания учёных остаётся эмотивный лексикон арго. Между тем арго является в значительной мере эмотивным феноменом. Подтверждением может быть, в частности, один из пунктов методики определения принадлежности слова к арго, разработанной, М.А. Грачёвым, который формулируется как "ярко выраженная эмоционально-экспрессивная окраска" (Грачёв 2003, 17). Кроме того, В.С. Елистратов неоднократно обращает внимание на экспрессивный характер арго. Конечно, следует учитывать, что не всё может быть отнесено к арго в нашем понимании в сопоставлении с тем, как рассматривает арго В. С. Елистратов. Характерным для него является следующее признание: "Сам термин арго может вызвать возражения и даже раздражение. Пусть читатель поставит на это место любое другое слово, например слово "лект" (как это модно в западном языкознании), или слово "стиль", или даже просто "язык". И всё же мы посоветовали бы "пропустить" весь предложенный материал через слово "арго". Пусть именно арго станет раздражителем интеллектуально-эмоциональной работы" (Елистратов 2000, 578).

Мы понимаем, что в этом присутствует элемент "интеллектуальной мистификации", что вполне может иметь место в современных научных трудах, если принять во внимание постмодернистские течения в науке. Об этом прямо говорит автор. В то же время, как бы широко и своеобразно ни понимал В. С. Елистратов арго, указания на его эмотивный характер весьма значимы для настоящего исследования и в целом не вызывают сомнений. Так, он пишет: "Эволюция арго представляется как переливание из пустого в порожнее: вчера люди выражали свою эмоцию одним арготизмом, сегодня - другим, завтра будут выражать третьим, вот и всё. Для бытописателя же арготизм - это окостенелое образование, брошенный в Лету дорогой амулетик, который нельзя достать обратно. В действительности арготизм соединяет в себе историю и эмоцию, его можно охарактеризовать как экспрессивный историзм" (Елистратов 2000, 595).

Следует отметить, что широкое понимание арго В. С. Елистратовым опирается на определённые традиции. "Слово арго, - писал Ж. Вандриес, имеет в наше время довольно расплывчатый смысл. По существу это -другое слово для понятия "специальный язык". Существует столько же арго, сколько есть групп, имеющих свои специальные интересы. Для всякого арго характерна его постоянная изменяемость: он изменяется непрестанно в зависимости от места и обстоятельств. У социальной группы, у всякого цеха свой арго... " (Вандриес 1937, 232).

Д. С. Лихачёв характеризовал арго (в широком понимании) в том числе и в плане отношения социального диалекта к эмоциональной сфере человека: "Мы не ошибёмся, если в центр определения того, что такое арготическое слово, положим момент специфической однотонной окраски отдельных арготических слов. Основной общий признак, отличающий язык арготирующего от языка инженера или рабочего, заключается в эмоциональной насыщенности первого" (Лихачёв 1993, 115).

Таково в самом общем виде словарное измерение социального диалекта. Кроме этого, в социолингвистических концепциях конца ХХ -начала XXI вв. рассматриваются такие аспекты, как носители социолекта (молодёжный сленг, воровское арго, военный жаргон), а также среда и сфера общения. В свете новых исследований по теории языка данные параметры могут быть отнесены к дискурсивному измерению социального диалекта.

Термин дискурс относится к числу неоднозначных в различных разделах языкознания и литературоведения. Например, П. Серио говорит о восьми его значениях (Серио 1999). Подробный обзор различных точек зрения на термин дискурс даётся в работах В.И. Карасика (Карасик 2000а; 2000б). Он выделяет такие измерения дискурса, как прагмалингвистическое, психолингвистическое, лингвостилистическое, лингвокультурное, когнитивно-семантическое и социолингвистическое. Естественно, что для нашего исследования интерес представляют последние три измерения. "Лингвокультурное изучение дискурса, - полагает В.И Карасик, - имеет целью установить специфику общения в рамках определённого этноса, определить формульные модели этикета и речевого поведения в целом, охарактеризовать культурные доминанты соответствующего сообщества в виде концептов как единиц ментальной сферы, выявить способы обращения к прецедентным текстам для данной лингвокультуры. Дискурс как когнитивно-семантическое явление изучается в виде фреймов, сценариев, ментальных схем, когниотипов, т.е. различных моделей репрезентации общения в сознании. Социолингвистический подход к изучению дискурса предполагает анализ участников общения как представителей той или иной социальной группы и обстоятельств общения в широком социокультурном контексте" (Карасик 2000, 5).

В последнее время учёные делают попытки представить интегрированную дефиницию дискурса, которая была бы в целом выдержана в рамках новых парадигмальных рамок в лингвистике. Так, Н.Ф. Алефиренко, например, пишет, что "дискурс - это речемыслительное образование событийного характера в совокупности с прагматическими, социокультурными, психическими и паралингвистическими факторами" (Алефиренко 2002, 17). Мы видим, что названные факторы имеют дискурсивную природу и могут найти своё преломление в изучении социального диалекта. Дискурс в понимании Г. Н. Манаенко, предстаёт как "общепринятый тип речевого поведения субъекта в какой-либо сфере человеческой деятельности, детерминированный социально-историческими условиями, а также утвердившимися стереотипами организации и интерпретации тестов как компонентов, составляющих и отображающих его специфику" (Манаенко 2003, 92).

В свете дискурсивной модели анализа социолекта по-иному предстают и рассмотренные выше составляющие словарного измерения социолекта, такие как основные функции (корпоративно-профессиональная и субкультурная), экспрессивно-поэтический потенциал, основные риторические стратегии. Особое место в арго занимает эмотивная арготическая лексика как выразитель в том числе и дискурсивных потенций арготирующего. Следует отметить, что описание социального диалекта в терминах дискурса, понимаемого таким образом, - перспективное направление социолингвистики и общего языкознания, поскольку до настоящего времени исследования в данном ракурсе не проводились.

1.2 Психология эмоций в аспекте их языковой манифестации

Л. Г. Бабенко в своей работе "Лексические средства обозначения эмоций в русском языке" отмечает, что эмоции - одна из форм отражения, познания, оценки объективной действительности. Эта дефиниция эмоций является общей у представителей разных наук, прежде всего у психологов и философов. Кроме того, данное исходное определение эмоций у разных исследователей имеет следующее уточнение: эмоции - особая, своеобразная форма познания и отражения действительности, так как в них человек выступает одновременно и объектом, и субъектом познания, то есть эмоции связаны с потребностями человека, лежащими в основе мотивов его деятельности (Бабенко 1989).

Психологическая и психолингвистическая науки нацелены прежде всего на исследования функций эмоций в деятельности человека. Состояние изучения психологии эмоций, по мнению самих психологов, остается крайне неудовлетворительным. До сих пор не решена задача построения целостной, многоуровневой психологической теории эмоций. Подобное положение, отмеченное Л.Г. Бабенко в 80-е гг. ХХ в., остаётся актуальным и на сегодняшний день (Изард 2003; Измайлов, Черноризов 2004). Что касается психолингвистики, то в данной предметной области, на наш взгляд, сложилась парадоксальная ситуация: ни в одной из известных работ по психолингвистике эмоции не являются предметом отдельного рассмотрения (Белянин 1999; Залевская 2000; Леонтьев 2003; Лурия 1998; Слобин, Грин 2003; Фрумкина 2001).

Это создает определенные трудности для лингвистов, обращающихся к проблеме языковой манифестации эмоций. Одна из них - разнообразие классификаций эмоций и отсутствие общепризнанной классификации. Сам перечень основных эмоций не установлен окончательно ни в психологии, ни в физиологии (психологи насчитывают более 500 различных эмоций).

Достаточно сложными оказываются и процессы обозначения эмоций. Так, по наблюдениям Додонова "в разговорной практике мы часто пользуемся одним и тем же словом для обозначения разных переживаний, так что их действительный характер становится ясным только из контекста. В то же время одна и та же эмоция может обозначаться разными словами" (Додонов 1975, 23).

Завершая психологический обзор проблемы эмотивности, Л.Г. Бабенко резюмирует: "Учитывая все трудные и нерешенные вопросы психологической теории эмоций, лингвист в первую очередь должен исследовать собственно языковые механизмы обозначения и выражения эмоций, тем более что "чувства только тогда приобретают значение для лингвиста, когда они выражены языковыми средствами" (Вандриес 1937, 36)" (Бабенко 1989, 7). В итоге учёный говорит о том, что путь "от мира эмоций - к их языковому обозначению" пока не возможен, поэтому логичнее избрать иной путь: от языка - к набору эмоций.

По существу, речь идёт о выборе между ономасиологическим и семасиологическим аспектами анализа такого феномена, как эмоции. Под ономасиологией в лингвистике понимается "один из двух разделов семантики, семасиологии по направлению исследования от вещи или явления к мысли об этой вещи, явлении и к их обозначению языковыми средствами" (Кубрякова 1990, 345), тогда как под семасиологией - раздел языкознания, занимающийся лексической семантикой. Е.С. Кубрякова замечает, что "противопоставление ономасиологии и семасиологии носит гносеологический характер, ибо выбор того или другого аспекта в анализе явления обусловлен конкретными задачами исследования, но это противопоставление имеет и онтологические корни: переход от значения или смысла к формам его выражения соответствует деятельности говорящего, а переход от формы к значению - деятельности слушающего" (там же, 346). И далее Е.С. Кубрякова делает вывод, весьма важный для существа проводимого нами исследования: "Жёсткое противопоставление ономасиологии и семасиологии нецелесообразно, и в анализе ряда явлений правильнее совмещать ономасиологический подход с семантическим" (там же).

Мы полностью разделяем приведённую выше точку зрения и считаем, что исследование эмотивного лексикона социального диалекта должно совмещать ономасиологический подход с семантическим. Именно по этой причине мы полагаем, что необходим небольшой экскурс в проблематику психологии эмоций для того, чтобы обеспечить ономасиологическую составляющую проводимого анализа.

Психологи, рассматривая эмоции как сложный психический феномен, выделяют в нём, по меньшей мере, три составляющих:

"1) переживаемое и (или) осознаваемое чувство (состояние) - иными словами, феноменологию эмоций;

2) висцеральные процессы, происходящие в нервной, эндокринной, дыхательной и других системах организма и сопровождающие эмоции;

3) выразительные характеристики эмоций (экспрессия лица, интонация, жесты и поза)" (Измайлов, Черноризов 2004, 3).

Естественно, что лингвиста интересуют прежде всего первая и частично третья составляющая феномена эмоций, однако необходимо учитывать все аспекты в целом для непротиворечивой интерпретации собственно языковых фактов.

Рассмотрим основные положения феноменологии эмоций на материале дефиниций. Электронная энциклопедия "Кирилл и Мефодий" даёт краткую и в то же время ёмкую дефиницию исследуемому феномену: "ЭМОЦИИ (франц. emotion -- волнение, от лат. emoveo -- потрясаю, волную), реакции человека и животных на воздействие внутренних и внешних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний. Связаны с удовлетворением (положительные эмоции) или неудовлетворением (отрицательные эмоции) различных потребностей организма.

Дифференцированные и устойчивые эмоции, возникающие на основе высших социальных потребностей человека, обычно называются чувствами (интеллектуальными, эстетическими, нравственными) (Кирилл и Мефодий 2003).

"Большой Российский энциклопедический словарь" слово в слово повторяет приведённую выше дефиницию (БРЭС 2003).

В статье, написанной известным психологом А.Н. Леонтьевым в соавторстве с К.В. Судаковым для "Большой Советской энциклопедии" эмоции и потребности объединяются на основе такой категории, как значимость (смысл) и рассматриваются в деятельностном аспекте: "Эмоции (франц. emotion, от лат. emoveo -- потрясаю, волную), субъективные реакции человека и животных на воздействие внутренних и внешних раздражителей, проявляющиеся в виде удовольствия или неудовольствия, радости, страха и т. д. Сопровождая практически любые проявления жизнедеятельности организма, Э. отражают в форме непосредственного переживания значимость (смысл) явлений и ситуаций и служат одним из главных механизмов внутренней регуляции психической деятельности и поведения, направленных на удовлетворение актуальных потребностей (мотивации)" (Леонтьев, Судаков 1976).

Д. А. Леонтьев, развивая теорию смысла в психологии, отмечает "зависимость эмоционального переживания некоторого события от целостной иерархической системы жизненных ценностей, в которую это событие включено, от его психологического контекста" (Леонтьев 2003б, 164) и делает вывод: "Понятие смысла, выводя анализ за пределы сознания, в плоскость жизненного мира, позволяет преодолеть бинарную оппозицию аффекта и интеллекта, познания и чувства" (там же, 165).

Специальные энциклопедические словари в целом продолжают линию общих энциклопедий и в то же время усиливают антропологическую составляющую понятия эмоций: "ЭМОЦИИ - психическое отражение в форме непосредственного пристрастного переживания жизненного смысла явлений и ситуаций, обусловленного отношением их объективных свойств к потребностям субъекта. В процессе эволюции эмоции возникли как средство, позволяющее живым существам определять биологическую значимость состояний организма и внешних воздействий" (Психология 1990, 461). В данном определении акцентируется тот факт, что связь эмоций с животным миром носит прежде всего эволюционный характер.

Считаем уместным выявление феноменологической редукции (Степанов 2001, 31) понимания эмоций на основе сопоставления дефиниции энциклопедических и толковых словарей: "ЭМОЦИЯ, -и, ж. [фр. emotion] (псих.). Душевное переживание, волнение, чувство (часто сопровождаемое какими-н. инстинктивными выразительными движениями). Э. гнева, печали, радости. Он упрекнул себя в утрате способности управлять своими эмоциями. М. Горький" (Словарь Ушакова). Представленная дефиниция свидетельствует, что в языковом сознании эмоции понимаются только как человеческое качество. Словарь Ожегова и Шведовой даёт самое лапидарное определение эмоций: "ЭМОЦИЯ, -и, ж. Душевное переживание, чувство. Положительные, отрицательные эмоции. Э. радости.\ прил. эмоциональный, -ая, -ое. Эмоциональное воздействие" (СОШ).

Кроме словарных дефиниций, мы использовали описания эмоций в работах психологов, также носящие характер дефиниций. Так, крупнейший специалист в области психологии эмоций К. Изард пишет: "На сегодняшний день выработаны общие подходы к некоторым центральным вопросам теории эмоций. Так, например, достигнуто общее согласие по четырём важнейшим теоретическим предпосылкам. Во-первых, общепризнанно, что эмоциональная экспрессия выполняет коммуникативные функции, что особенно очевидно проявляется в раннем детстве. Во-вторых, все учёные согласны с тем, что эмоциональные переживания влияют на восприятие, мышление и поведение. В-третьих, эмоции лежат в основе социальных связей и являются интегральными составляющими теории темперамента, и личности. В-четвёртых, исследование эмоций и их функций в различных возрастных группах необходимо не только для понимания нормального развития личности, но также для диагностики и лечения психических нарушений" (Изард 2003, 426).

Приведённые дефиниции позволяют выделить параметры эмоциональных явлений:

это реакции на внешнее или внутренне воздействие;

связаны с удовлетворением или неудовлетворением потребностей;

бывают положительные (удовлетворение) и отрицательные (неудовлетворение);

отражают значимость явлений или ситуаций для организма;

возникли в ходе эволюции;

в языковом сознании свойственны только человеку.

Таковы основные итоги дефиниционного анализа эмоций. Далее рассмотрим основные теории эмоций, опираясь на работы Г.М. Бреслава (Бреслав 2004), Ч. А. Измайлова и А.М. Черноризова (Измайлов, Черноризов 2004), а также на материалы Интернет-сайта www.azps.ru.

В 1872 г. Ч. Дарвин опубликовал книгу "Выражение эмоций у человека и животных", в которой он сформулировал принципы выражения эмоций. В ней было доказано, что эволюционное понимание применимо не только к биофизическому, но и психолого-поведенческому развитию живого, что между поведением животного и человека непроходимой пропасти не существует (Дарвин 1940). Эти положения легли в основу теории эмоций, которая получила название эволюционной. Эмоции, согласно этой теории, появились в процессе эволюции живых существ как приспособительные механизмы, способствующие адаптации организма к условиям и ситуациям его жизни. Телесные изменения, сопровождающие различные эмоциональные состояния, по Дарвину, есть не что иное, как рудименты приспособительных реакций организма. "Хотя Дарвин и не дал сколь-нибудь связного представления о природе эмоций, его указания на роль специфических форм мимики и пантомимики, а также на участие нервной системы в порождении эмоций оказали заметное влияние на последующих исследователей эмоций как в конце XIX, так и в XX веке", -отмечает Г. М. Бреслав (Бреслав 2004, 14-15).