В отношении государства определенные соответствия и противоречия в восприятии его содержания существуют одновременно, поскольку и общество, и государство, согласно известным энциклопедическим и философским трактовкам, определяются как исторически сменные формы жизнедеятельности людей. Их следует соотносить, прежде всего, с определенным обществом определенного государства. Именно так мы и должны их рассматривать, ведь в разных странах, где суверенные государства представляют собой совокупность людей и территорий, на которых они проживают, эти понятия означают не одно и то же, поскольку, собственно, на определенной территории, являющейся страной, осуществляется своеобразная для каждого государства и каждого общества жизнедеятельность людей, на ней проживающих. При этом". единственной ценностью, которую разделяют. все без исключения государства современного мира,. остается суверенитет".

Следовательно, правомерно считать, что формирование и развитие и общества, и государства (хотя оно и является более поздним институтом) - в конечном счете, процесс взаимосвязанный, базирующийся, прежде всего, на экономической и социальной жизнедеятельности людей. Но во времени жизнедеятельность людей значительно изменяется, поскольку "социальные инстинкты", на основе которых, согласно Аристотелю, объединились в обществе (в том числе и современном) люди, которые далеко не однозначны в своем поведении, и это, с одной стороны, противопоставляет общество государству, а с другой - объединяет их. Если "социальные инстинкты", благодаря которым, как уже говорилось, Гегель обосновывал необходимость наличия в обществе соответствующих организаций, которые в институте государства не уравновешены, то в действие должны вступать общественные институты, выражающие несовместимые "социальные инстинкты". Но реализовываться они могут только в том случае, когда одновременно в рамках закона можно учесть заложенную в гражданских свободах волю.

Согласно Канту, в основе общества лежит некий абстрактный закон материального мира, но, поскольку общество отделено от природы, понять всепроникающую значимость действий такого закона не удается. Причина, на наш взгляд, в том, что, с одной стороны, этот закон должен действовать в отношении взаимосогласованности "социальных инстинктов", а с другой - постоянно происходит их столкновение, которое имеет и групповое, и государственное, и цивилизационное измерения. И поскольку благодаря влиянию "социальных инстинктов" на каждом уровне возникают порывы использовать ресурсы и достояние других в собственных интересах, то "социальные инстинкты", имея механизмы трансформации, постоянно изменяясь во времени и в пространстве, как правило, вступают в противоречие и с обществом, и с государством. В одних случаях "социальные инстинкты" консолидируют общество (и тогда меняются содержание и характер государства), а в других - наоборот, они разделяют его на составляющие (вплоть до распада и даже гибели государства). На месте этого государства возникает другое, которое по-новому олицетворяет общественные интересы на основе "социальных инстинктов", коренящихся глубоко в сознании и имеющих, по сути, историческое измерение генетического характера.

Если модернизационный проект, инициированный в обществе, по причине тех или иных мотивов и благодаря тем или иным общественным или, скорее, государственным инициативам не дает желаемого результата, который бы устраивал большинство, то общество, в конце концов, реализует тот проект (если его можно назвать таковым), который отвечает общественному сознанию, где будут доминировать элементы общественного сознания генетического характера, - оставшиеся, то есть такие, которые существовали в историческом прошлом. Поэтому и возникают из прошлого прежние исторические формы общественной жизнедеятельности, проявляющиеся в отдельных странах с трансформирующимися обществами в последние 20 лет XX и в первые 10 лет XXI в.

Подобный вывод не только актуализирован современностью по сравнению с теми реалиями трансформационных изменений, которые постоянно происходили в обществе, государстве и экономике в прежние времена. Чтобы доказать это, обратимся к истории трансформаций, например, в российском обществе, достаточно близком нам по степени понятности процессов, поскольку в прошлом они происходили, в сущности, в едином общественном пространстве и во многом до сих пор схожи с процессами преобразований, переживаемыми нашими странами. Достаточно яркое тому подтверждение - неоднозначность взаимосвязанных процессов модернизационного характера в обществе и в государстве, о чем идет речь в работе А. Зубова "Размышления над причинами революции в России". Автор названной работы - доктор исторических наук, профессор кафедры философии Московского государственного института международных отношений и заведующий кафедрой истории и религии Русского православного университета имени апостола Иоанна Богослова. Такая детальная справка об А. Зубове нужна для большей аргументированности его научной позиции, поскольку указанная его статья напечатана в журнале "Новый мир", являющемся, прежде всего, художественным изданием.

В своем анализе причин революции в России А. Зубов возвращается к временам царствования Александра Благословенного (Александра I) и сравнивает процессы в обществе и в государстве конца XVIII и начала XIX в. Ведь именно в этот период сформировались условия для революционных событий в России начала XX в., то есть в сущности корни революции 1917 г. "проросли" в обществе более чем за 100 лет до нее. Процессы, происходившие в то время в России как в государстве и в обществе, характеризовались несоответствием, довольно не привычным для нашего восприятия. Сегодня общественное, особенно касательно учреждений гражданского общества, согласно нынешним энциклопедическим трактовкам, является средством всестороннего обеспечения прав и свобод человека и гражданина, и идея гражданского общества берет начало с античных Греции и Рима. Как общество в целом, так и гражданское общество в частности в разные времена пребывали на определенных стадиях развития. Поэтому нельзя согласиться с тем, что к тому времени гражданского общества не существовало или оно не имело возможности влиять на положение дел в обществе и в государстве, поскольку, во-первых, у каждого времени свои интересы и обстоятельства, а во-вторых, и сегодня есть соответствующие примеры и доказательства.

Итак, вернемся почти на 200 лет назад в тогдашнюю Россию. Как отмечает А. Зубов (и на что в свое время обращал внимание еще Н. Бердяев), большая трагедия России заключалась в том, что власть и общество, их лучшие представители, двигаясь почти параллельно, увидели друг в друге не единомышленников и соратников, а, скорее, соперников и врагов.

Что же для России в то время реально означало такое параллельное движение? Ответ находим в этой же работе, но сначала - о некоторых характеристиках общества в целом.

П. Вяземский отмечает: "Император отказывается от благодушного отношения к своей миссии освободителя и просветителя России. Перед его духовным взглядом открывается та бездна зла, над которой проходит жизнь человечества. Руссоистский идеал естественно совершенного человека, которого портит и искажает плохое общественное окружение, пересматривался Александром. У Александра уже не могло быть прежней бодрости и самоуверенности. Он вынужден признаться, что добро осуществляется нелегко, что очень часто именно в людях встречаются разные необдуманные, тупые противодействия, парализующие лучшие помыслы, лучшие заботы о пользе и благоденствии".

В этом высказывании дается характеристика процессов и в российском обществе того времени, и в государстве, поскольку настроения царя в значительной мере олицетворяли и государствообразующие процессы, осуществляемые как воплощение его замыслов о трансформационных изменениях, где подразумевались и духовное просветительство народа, и утверждение принципов веры, и нравственность, и справедливость в международных отношениях, инициированных императором, а по сути - государством в его лице. Вследствие существования крепостничества в России жизненные уклады высших и низших слоев, их культура, их ценности весьма отличались, и между ними возникли чувства ненависти, зависти и презрения, то есть имели место и проявлялись разнонаправленные "социальные инстинкты". Если бы в обществе не было такого глубокого противоречия, если бы в народе росла живая и сознательная вера в Бога, то можно было бы обойтись без подробных инструкций и регламентации и развивать быт и жизнь низших слоев обычными методами - экономической заинтересованностью, гражданским вовлечением, школьным обучением и церковным воспитанием. Но все видели, что крестьяне испорчены рабством, и свобода сама по себе в одночасье и быстро их бы не исправила, а наоборот, при отсутствии привычки жить свободно и ответственно могла бы погубить и их самих, и все русское общество, где они составляли преобладающее большинство. Последствия жестокой несправедливости и насилия в XVIII в. были в России настолько значительными, что и воспитательные мероприятия требовались исключительные, с элементами принуждения. В сказанном П. Вяземским содержится много поучительного и для сегодняшних трансформаций. Когда речь заходит о том, что после отказа от тоталитарного прошлого свобода все быстро исправит сама по себе, надо понимать, что существует угроза потери самой свободы вместо преодоления последствий собственно тоталитарного прошлого, поскольку население не имеет должного опыта действительно ответственного образа жизни.

Впрочем, настоящая трагедия России заключалась в том, что не удовлетворенные существующим порядком стремились к революции, к мгновенным изменениям, но совершенно не были готовы к этому и не понимали необходимости медленных преобразований гражданского и духовного устройства большого и отсталого государства. Фактически это свидетельствует о серьезном противоречии между общественными ресурсами, ролью и участием в них государства и ответственностью и важностью гражданских учреждений, формирующих общественные силы, особенно из представителей наиболее просвещенных и прогрессивных слоев, но часто максималистски настроенных на массовые выступления, что впервые и произошло в России в декабре 1825 г. на Сенатской площади. Вместе с тем это было только начало, ведь, как отмечал в своем дневнике флигель-адъютант Александра I Л. Михайловский-Данилевский, царь хотел предоставить гражданам права, но его никто не понял; более того, количество неудовлетворенных все возрастало. И, как отмечает П. Вяземский, в это время начала змеиться та трещина в основании российского просветительского общества и власти, которая разверзлась пропастью в конце XIX в. и поглотила Россию в 1917-1922 гг., сомкнувшись над ней коммунистической деспотией.

По существу, это случилось вследствие несоответствий в противоречиях того времени между властью и обществом, впрочем, хотя это и не всегда принимается. В 1825 г. власть была носителем будущих прогрессивных изменений, поскольку тогда государственная власть в России пребывала на моральной высоте, не виданной ни в XVIII, ни в XX в.

Но изменилось и общество. Старое российское гражданское общество, восстановившись после смуты в XVII в., исчезло за время петровских преобразований. После расправы со старообрядцами, готовыми умереть за идею, его в России почти не осталось. Есть вопросы относительно настоящего: много ли сегодня найдется готовых умереть за идею? В XVIII в. боролись и даже умирали (военные подвиги - не в счет), главным образом, за собственные интересы. Мы помним, что практически все свободные слои высказывались в пользу крепостничества, и голосов, подобных Радищеву или Новикову, почти не было слышно. Не было слышно и голосов в защиту униженной православной церкви - ни от духовенства, ни от мирян.

Доминирующее влияние общественного над государственным, инициировавшее обновление, просветительство и просвещенность со стороны государства, сыграло далеко не второстепенную роль и имело вовсе не прогрессивное значение, что и привело к известным процессам начала XX в. В конце царствования Александра I родилось и выросло поколение дворян, желавшее исцелить Россию от позорных болячек рабства и превратить ее в источник гражданской свободы и собственной ответственности, принося в случае необходимости в жертву этим идеалам и собственное благополучие, и собственную жизнь. В сегодняшнем общественном измерении и в России, и в Украине такое поколение людей и, соответственно, политическая элита с государственными и патриотическими устремлениями еще только должны или начали формироваться.

Неоднозначность и глубокая противоречивость процессов взаимодействия общества и государства в историческом измерении для России, а соответственно и для Украины, наблюдались неоднократно. Новейшие исторические исследования этой проблемы, в частности А. Глинчиковой, такой вывод подтверждают. В результате анализа она показала, каким образом Россия попала в эту политическую конфигурацию (имеется в виду базовый алгоритм существования системы, то есть характер взаимоотношений между обществом и государством, когда сохраняются политическое и экономическое бесправие и абсолютная беззащитность перед лицом государства), как, когда и почему в России сформировалась своеобразная логика взаимоотношений между обществом и государством.

Исследовательница обратилась к работам С. Соловьева, В. Ключевского, С. Платонова, С. Зеньковского и Г. Флоровского, посвященным изучению этих проблем, и пришла к выводу, что преодоление патерналистского типа развития началось в эпоху Возрождения XIII-XVI вв. с процесса индивидуализации личности. Именно тогда зарождается важная клеточка - ценность будущей гражданской эпохи - индивидуализация личности. Этот процесс Россия прошла вместе с Европой, причем все его этапы - от зарождения в XIII-XIV вв. до кризиса в XVI в. Это стало важным шагом, позволившим России продвигаться в направлении этапа, следующего на пути гражданской эволюции, - этапа индивидуализации веры, причем двигаясь на базе собственной социокультурной традиции. Именно попытка индивидуализации веры - весьма важный этап эволюции национальной духовной среды, без которого был невозможен дальнейший прогресс гражданской эволюции общества.

Вследствие такого важного раскола российское общество не смогло перейти от внешних форм религиозности и морали к внутренним и тем самым стало неспособным формировать внутренние самостоятельные формы социальной интеграции.

Таким образом, А. Глинчикова на основе идей Г. Флоровского вернула нас более чем на 300 лет назад, когда государство утверждалось как единый, безоговорочный и всеохватывающий источник всех полномочий и всего законодательства, любой деятельности или творчества. Одним из результатов таких изменений стало присоединение к этим процессам и Украины, которая, развиваясь в своем общественном формировании, следовала такой же логике взаимоотношений между обществом и государством. Что касается содержания раскола, в результате которого и произошли сдвиги в структуре отношений общественного и государственного в пользу последнего, А. Глинчикова, опираясь на работы С. Зеньковского, отмечает, что в противоречиях между старообрядцами, олицетворяющими общественное, и патриархом Никоном последний не был самостоятельной фигурой. Реальными "кукловодами" процесса выступали греки со своими геополитическими интересами и просто личными амбициями. Вместе с тем раскольники уже были не новоявленными ретроградами, а скорее - жертвами нового геополитического вызова для России. Вот пример из истории, когда экзогенность процессов в государственной и общественной жизни носит продолжительный характер по результатам и (что особенно важно) имеет деструктивное влияние исторического характера.

Опираясь на приведенные соображения, а также на утверждение о том, что старообрядцы отстаивали общественное, поскольку, по их мнению, русская церковь должна быть "собором всех православных представителей поровну", голос которого должен превышать голос епископата, что означает доминирование духовного над авторитарным и бюрократическим и что отстаивал патриарх Никон, можно прийти к определенным взаимосвязанным выводам, которые следуют из упомянутых работ. Поскольку раскол - это конфликт общественный, то старообрядцы отстаивали в нем доминирование общественного над государственным, а из-за того, что этот конфликт носил глобальный характер и в нем участвовали внешние силы, которые к тому времени усматривали прогресс в характерном для европейского стиля жизни авторитаризме, именно он и оказался доминирующим, то есть в России сформировалось доминирование государственного над общественным. Именно это стало таким же фактором и для Украины, присоединенной к России. Но подобные тенденции возобладали не только в России (к примеру, Генрих VIII в Англии подчинил себе церковь, выведя ее из подчинения Риму).

Как видим, под влиянием эндогенных факторов общество может развиваться эволюционно согласно законам объективного характера, поскольку, будучи частью материального мира, общество отделилось от природы. Собственно, подобный путь отстаивали старообрядцы. Но экзогенное влияние на общественные процессы может быть деструктивным - как, например, более 300 лет назад в России, когда это отрицательно сказалось на дальнейшем развитии общественных и государственных отношений, особенно на фоне "огосударствленного" института церкви, несшей значительную часть ответственности за состояние духовной среды в стране, и уже в XX в. привело к тому, как пишет А. Деникин, что русская церковь не смогла дать ответы на вызовы того времени, в чем нуждалась общественная жизнь России, а это и подтолкнуло массы населения к участию в революциях 1905 и 1917 гг. В послепетровские времена тоже имели место попытки установления в России конституционализма, но ни В. Татищеву, ни Н. Голицину не удалось добиться успеха, поскольку против выступили уже представители духовенства, не без экзогенной поддержки, и самодержавие осталось доминирующим.

В развитии взаимоотношений общества и государства прогрессивную роль могут играть как общественное, так и государственное начала, но в каждом частном случае инициатива может быть и успешной, и провальной, поскольку носители передовых идей и борцы за гражданские свободы с обеих сторон, несмотря на свою преданность и самопожертвование, не всегда достигают желаемого результата, когда отсутствует иная, более мощная сила общественного измерения. Поэтому конфликт между государством и обществом обусловил формирование авторитарного государства с известными последствиями, которые во многом не преодолены и до сих пор. Эволюционным путем должна сформироваться определенная критическая масса необходимых изменений, и только тогда можно ожидать логического положительного результата и в общественном, и в государственном развитии.

Попытка государства, в лице прогрессивного самодержца, осуществить изменения в пользу общества тоже не привела к успеху, поскольку не была воспринята обществом. Наконец, как отмечал Н. Греч,". государство, с преимущественно сильным, сообразительным, добрым народом, является, учитывая духовное состояние, зрелищем печальным и даже отвратительным. Такие понятия, как честь, правда, совесть, ему почти неизвестны и являются исключением в душах людей, как в других странах исключением являются пороки. У нас злоупотребления срослись с общественным бытом, стали его обычным элементом. Может ли существовать порядок и благополучие в стране, где из шестидесяти миллионов нельзя выбрать восемь умных министров и пятьдесят честных губернаторов; где воровство, грабеж и взятки случаются на каждом шагу; где не найдешь правды в судах, порядка в управлении; где вранье, обман, взятки считались делом обычным и не грязным; где духовенство не знает и не понимает своих обязанностей, ограничиваясь механическим исполнением обрядов, и поддерживает суеверие в народе ради своего обогащения; где народ прозябает в невежестве и распущенности". Как давно это написано, и как актуально это сейчас - сто лет спустя!

Из всего этого можно понять, насколько глубокими бывают противоречия между обществом и государством и как долго они могут оставаться такими, не модернизируясь, и даже обостряться в определенные периоды, как случается в период настоящих трансформационных преобразований, когда безнравственность становится нормой для большей части населения. Изменения же могут произойти только после того, как сформируется критическая масса изменений и их носителей, то есть людей - проводников этих изменений, которые по законам эволюции скачкообразно перейдут в иное качество более высокого уровня. Такой сценарий правдоподобен, ведь, поскольку общество - это все же не изолированная от природы часть материального мира, то и законы его развития подобны законам биологического развития. О правомерности и целесообразности такого сценария свидетельствуют исследования, к примеру, лингвистов из университета Ридинге (Великобритания), доказавших, что общество будет эволюционировать именно по законам эволюции генов. Вместе с тем время не ждет, ибо современные вызовы XXI в. могут разрушить природу, изменив ее до неузнаваемости и тем самым лишив общество естественной среды обитания, что, в свою очередь, может значительно углубить процессы вестернизации общественной жизни (вследствие чего в ней следует ожидать повышения конфликтности, а не эволюционности), заострив противоречие между обществом, государством и экономикой. В таком случае важно определить, будет ли оправдан современный общественный проект модернизации, если для нынешнего состояния общества характерны те же проблемы. Именно потому возникает вопрос о роли и участии государства и общества в реализации этого проекта и о соотношении их ответственности за результат.

Поскольку в XXI в. пороки общественной и государственной жизни несильно изменились по сравнению с прежними временами, то определение инновационного содержания всяких проектов является относительным, и не известно, в какой степени содержание инновационности отвечает запросам на необходимые изменения в современной общественной жизни. Причина такого сомнения, прежде всего, в том, что знания, служащие залогом инновационных изменений в обществе и в технологиях, определяющих будущее экономики, сегодня превратились в источник не только экономического могущества, но и власти. В силу того, что доступность знаний и возможность их обновления определяются экономическим могуществом как отдельных стран, так и наиболее богатой части их населения, поскольку для них в первую очередь функционируют лучшие университеты, с не доступной для большей части населения системой получения образования высокого класса. Тем самым углубляется противоречие между обществом и экономикой, а у государства недостаточно средств для обеспечения большинства высококлассным образованием, и бороться с так называемым "эксклюзивным образованием" для избранных оно пока не в состоянии, хотя это - одна из основополагающих задач преодоления социального отторжения.

По мнению Ю. Яковца, обновление общества на инновационной основе разворачивается стихийно и нередко приносит отрицательные результаты. Иначе говоря, предыдущее утверждение о всепроникающем законе развития такой сложной системы, как общество, не однозначно. Соглашаясь с тем, что существует определенная зависимость от изменений в инновационных движущих силах и вызванных ими изменений в обществе, следует признать, что понимание общественной жизни как определенной совокупной деятельности индивидов, объединившихся для контроля над своими действиями, по утверждениям Т. Гоббса и Ж. - Ж. Руссо, не следует исключать из содержания общества даже сегодня, когда инновационное влияние достигло невиданных масштабов. Именно здесь возникает осознание того, почему все же существует единство между категориями "общество" и "институт государства" (на присутствие которого люди согласились для контроля над своей деятельностью), хотя такое единство не является полным, поскольку глубина проникновения института государства для контроля над отдельными действиями (в том числе и отдельных индивидов) не является всепоглощающей. Потому и остаются пока нерешенными, например, проблемы доступности высокопрофессионального образования и равноправия на рынке труда.

Общество в ходе своего развития не согласилось огосударствить значительную часть функций даже при тоталитарных условиях его функционирования. Несмотря на проблемы общественной жизни, охарактеризованные ранее, общество достигло определенных успехов в контроле над действиями, выполнение которых возложено на государство согласно общественному консенсусу. К таким действиям относятся и функции контроля, осуществляемые государством в обществе, но его монополия здесь недопустима. Это означает, что контрольные функции государства, в которых нуждается общество, в свою очередь, не должны оставаться вне контроля со стороны общества.

В целом постоянно повышается ответственность государств (даже высокоразвитых) за осуществление социальных функций, присущих обществу, в которое объединялись люди для удовлетворения "социальных инстинктов", но в реальности происходит и активный процесс бюрократизации (в том числе и западного общества). Как уже подчеркивалось, бюрократия и менеджерский корпус (особенно крупных компаний) совместно доводят, как известно и неоднократно отмечалось, ситуацию до абсурда, формируя так называемый "управленческий империализм", в котором процесс бюрократизации перерождается в своеобразную форму контроля не по формуле "все контролируют всех", а по формуле "меньшинство контролирует большинство". Это создает реальное противоречие государства с обществом, в котором должны удовлетворяться "социальные инстинкты". Но самое важное при этом, что "социальные инстинкты", которые объединили и сейчас объединяют людей в общество, могут превратиться и реально превращаются в "социальные пороки", являющиеся продолжением "социальных инстинктов". Именно благодаря этому бюрократия получает свою ренту, и именно поэтому может поддерживаться своеобразная жизнеспособность государства, способствующего контролю меньшинства (бюрократии) над большинством. Но это не является и не может быть нормой.

Достаточно часто государство рассматривается в экономической и социальной жизни как единый организм, обеспечивающий единство экономики и общества благодаря тому, что существует единство в стадиальности развития хозяйства и общества типа индустриального и постиндустриального, общества и экономики знаний, когда факторы и природные ресурсы развития при соответствующей хозяйственной системе скорее определяют, чем характеризуют общественное развитие. Особенно характерен такой подход может быть в условиях истощения важнейших природных ресурсов Земли и обострения противоречий в борьбе за контроль над этими ресурсами, что уже наблюдается сегодня и ожидается в еще более жестком противостоянии в ближайшие 30 лет. Такое "совпадение" обусловлено тем, что основу жизнедеятельности общества составляют, с одной стороны, экономика (с греческого - "правильное ведение хозяйства"), а с другой - государство, выступающее не только как организация политической власти и один из институтов общества, но и как экономический субъект, имеющий в своем распоряжении разнообразные экономические ресурсы и экономическую власть наряду с политической. Благодаря этим составляющим в государственном масштабе принимаются решения, охватывающие почти все сферы и виды хозяйственной деятельности людей, в которых благодаря экономическим отношениям удовлетворяются общественные потребности (особенно те, к которым привыкло современное общество практически большинства стран).

Если исходить из того, что граждане страны, объединенные общими интересами для ведения хозяйственной деятельности, одновременно являются и участниками гражданских учреждений, формирующих гражданское общество, то государство как институт выступает для людей органом власти с целью осуществления управления и регулирования (в том числе и в отношении экономической сферы жизни общества). Однако это не единственная сила, способная осуществлять управление и регулировать хозяйственную деятельность. Значительную часть функций управления выполняют разнообразные хозяйственные общества и объединения; решая определенные задачи, они вступают в отношения, которые часто не регламентируются ни в обществе, ни в государстве. Причем уровень развития общественных и экономических инстинктов может порождать такую степень их концентрации, когда они становятся мощнее государства, и тогда рождается еще одна разновидность противоречий, поскольку деятельность таких объединений часто не контролируется законом, без которого, как известно, не возможны гражданские свободы, или же они, будучи мощнее государства, могут свободно обходить законы и, кроме того, подталкивать те или иные решения власти или непосредственно влиять на них.

Следовательно, на каждом этапе развития существуют безоговорочные противоречия, которые совместно могут влиять на положение дел и в обществе, и в государстве, и в экономике. Общественные силы и их интересы в государстве нередко бывают разъединены, все же они нуждаются в более или менее сильном влиянии на "порядок" - тем более, что положение дел и состояние отношений между общественными силами и государством могут принципиально меняться во времени. Степень же компромисса в их отношениях определяется уровнем напряженности (или консенсуса) в обществе, что, в свою очередь, однозначно влияет на экономический базис общества. Не случайно сегодня для характеристики положения дел в экономике и в обществе используется, например, индекс человеческого развития, применяемый для оценок общественного характера - таких, как уровень образования населения и др., что, собственно, является результатом скорее общественного, а не экономического развития.

3. Экономика