"Справедливое общество" в трудах английских мыслителей (XVI-XVIII вв.)

Теперь, когда мы определили основные изменения в общественном строе в начале Нового времени, создавшие новые и обострившие старые социальные противоречия, своеобразным «ответом» и осмыслением которых было создание ранних утопических произведений, и рассмотрели личности авторов этих произведений, особенности их социального положения и взглядов на общество, мы можем перейти непосредственно к «моделям» справедливого общества, предложенным в «Утопии», «Новой Атлантиде» и «Человеке на Луне», к анализу их характерных черт.

1.3 «Справедливое общество» глазами английских мыслителей XVI - начала XVII вв.

В первых двух параграфах данной главы мы с вами выяснили, что в XVI - начале XVII веков в английском обществе происходят серьезные и противоречивые социально-экономические изменения, напрямую коснувшиеся положения и роли человека в обществе, с одной стороны, сделавшие каждого отдельного индивида активным участником истории, настоящей личностью; а, с другой, приведшие к резкому ухудшению экономического положения низших социальных групп и слоев. Наиболее прозорливая и образованная часть английской элиты, занимавшая высокое положение в общественной иерархии, начинает осознавать противоречивость и, отчасти, пагубность происходящих изменений и пытается выработать альтернативные «модели» общественного развития. Так на свет в XVI - XVII веках появляются первые утопические произведения, содержащие описание первых «моделей» справедливого общества Нового времени.

Одной из главных особенностей всех «моделей» справедливого общество данного периода, описанных в ранних утопиях, является то, что они не предназначались для практической реализации. Авторы ранних утопий - Томас Мор, Фрэнсис Бэкон, Фрэнсис Годвин - в своих произведениях стремились, прежде всего «ответить» на два вопроса: каковы должны быть основные принципы построения справедливого общества и как сохранить и поддерживать справедливый общественный строй в неизменном состоянии. Последующие поколения мыслителей, как мы увидим далее, будут пытаться ответить на эти же два основных вопроса, однако уже к середине XVII века к ним прибавится еще один, а именно: каким образом создать справедливое общественное устройство; с помощью каких средств превратить «имеющийся» общественный строй в справедливый. То есть, появится проблема практической реализации построенных «моделей» справедливого общества. Авторы же рассматриваемого в этой главе периода не ставили проблему практической реализации, высказанных в своих произведениях идей. Они представляли «модели» общественного устройства, описываемые в своих произведениях, «изначально» справедливыми. Эти «модели» представляли своеобразный идеал общественного устройства, в котором отсутствовали те социально- экономические пороки, проявления которых они видели вокруг себя. Однако и Томас Мор, и Фрэнсис Бэкон, и Фрэнсис Годвин сами считали этот идеал практически неосуществимым. Недаром последние строки работы Томаса Мора

«Утопия» звучат следующим образом: «Впрочем, я охотно признаю, что в государстве утопийцев (жителей острова Утопия, о которых рассказывает Томас Мор в своей работе - Б.К.) есть очень много такого, чего нашим странам я скорее бы мог пожелать, нежели надеюсь, что это произойдет»1.

Теперь, когда мы выделили эту важную особенность «моделей» справедливого общества, предложенных английскими мыслителями XVI - начала XVII веков, резко отличающую их от последующих «моделей», мы можем перейти к выделению и рассмотрению их существенных черт.

Как я уже отмечал выше, основной источник несправедливости общественного строя раннего Нового времени английские мыслители XVI - начала XVII веков видели в ложных ценностных ориентирах, которыми руководствуются в своей жизни люди. Таких основных ложных ориентиров, о которых прямо или косвенно говорили Томас Мор, Фрэнсис Бэкон и Фрэнсис Годвин в своих работах, можно выделить два: стремление к богатству, к накоплению материальных ценностей; стремление к власти, к подчинению себе других людей. Именно богатство и власть, стремление любыми способами возвысится над другими людьми стали своеобразным «смыслом жизни» большей части людей общества раннего Нового времени. Эти два пагубных стремления являлись источником большинства человеческих пороков и порождали новые ложные ценности.

Стремление к обогащению приводило к тому, что общество как бы распадалось на две неравномерные части: на богатое меньшинство и нищее большинство. Богатые в условиях развивающихся буржуазных отношений преумножали свое состояние, естественно, в большинстве случаев не за счет собственного честного труда, а за счет наемного труда других людей и их эксплуатации. Таким образом, в элите общества формировалась прослойка состоятельных людей, живущих исключительно за счет труда других и не приносивших обществу никакой пользы, а лишь потреблявших и расточавших его ресурсы. «Смыслом жизни» этих людей становилось накопление богатств, стремление к роскоши, к разнообразным изощренным удовольствиям.

Одним из основных способов накопления в XVI - начале XVII веков, и вопиющим примером несправедливости для многих просвещенных людей того времени была практика огораживания общинных земель, когда земли крестьян- общинников отбирались лендлордами и превращались в пастбища. Это обогащало лендлордов, ибо английская шерсть ценилась высоко, однако приводило к обнищанию крестьян и упадку земледелия. «Обуздайте эти скупки богачей и их произвол, подобный монополии. Меньше кормите бездельников. Вернитесь к земледелию» - обращается к читателям на страницах своей «Утопии» Томас Мор1.

Стремление к обогащению, «развращая» верхушку общества и превращая ее в праздную, паразитическую «прослойку», негативно воздействовало и на социальные низы, для которых богатство также становилось «высшей ценностью». Не обладая богатством, люди, занимающие низкое социальное положение стремились всячески услужить богатым, «приобщиться» к их состоянию. Это вело к распространению среди бедных раболепия, карьеризма, услужливости, фаворитизма, а также к стремлению подражать богатым по мере возможностей, что, прежде всего, выражалось в распространении среди бедных различных форм «порочных» удовольствий (азартные игры, публичные дома, пьянство и т.д.)1.

Люди, совсем не приспособившиеся к этой «гонке за богатством» «выпадали» из общества и становились нищими бродягами, теряя при этом какие-либо средства к существованию. У них, по существу, в данных общественных условиях, оставалось лишь две альтернативы: умереть с голоду или стать преступником. Посему Томас Мор в своей «Утопии» оценивая «эффективность» борьбы с преступностью и бродяжничеством в Англии XVI века говорит: «Нельзя удержать от разбоев тех, у кого нет иного способа найти себе пропитание (кроме как стать преступником - Б. К.)»2, подразумевая, что без уничтожения самого источника проблемы (имущественного расслоения, порожденного тягой к богатству и роскоши) преступность обуздать невозможно, даже если «вешать по двадцать человек на одной виселице».3

Таким образом, мы видим, что стремление к богатству, как одна из основных ценностей формирующегося буржуазного общества, порождало вслед за собой массу социальных пороков - и громадное имущественное расслоение, и обнищание основной части населения, и преступность, и карьеризм, и раболепие, и нерациональную растрату общественных ресурсов (выраженную, прежде всего в стремлении к роскоши высших слоев); иными словами, «массу несправедливостей».

Стремление к власти, к возвышению и доминированию над другими людьми имело не менее пагубные последствия для общества, нежели стремление к богатству. И главным таким последствием были постоянные войны за власть и политическое влияние. Мало того, что эти войны, необходимость содержать громадное войско, приводили к увеличению налогового бремени, к ухудшению и так ужасающего экономического положения рядовых граждан, но они и вовлекали в кровавые противостояния ни в чем не повинных обычных людей, которые на полях сражений фактически превращались в «игрушки» власть имущих. Ведь сражались и умирали на войне в большинстве случаев отнюдь не короли и их приближенные, а простые крестьяне, оторванные от своей семьи и своего скромного земледельческого труда.

Таким образом, огромное количество материальных ресурсов и людские жизни приносились в жертву ради честолюбивых прихотей власть имущих. Кроме того, постоянная борьба за власть, как вне, так и внутри страны, придавала ей деспотический характер, заставляла королей и дворян, в первую очередь, заботиться об общественной стабильности и контроле над жизнями людей, о том, как сохранить и преумножить свои владения. Внутренняя политика, развитие своего государства, забота о счастье и обеспеченности своих подданных отходили на «второй» план, а то и вовсе «забывались». «Все эти попытки воевать, - говорит Томас Мор на страницах своей «Утопии», - которые ради него (короля - Б. К.) ввергнут в смятение столько племен, истощат его казну, разорят народ, и, наконец, несмотря на все, по какой-нибудь случайности, окажутся напрасны <…> я (Рафаэль Гитлодей - «рассказчик» в

«Утопии» Томаса Мора - Б. К.) предложил ему печься о его собственном королевстве, завещанном ему дедами, украшать его, сколько он может, добиваться наивысшего расцвета, а также любить своих подданных…»1.

Но, возникает вопрос, что стало причиной возникновения этих ложных ценностей? Почему именно сейчас (в начале Нового времени) их пагубное влияние так сильно проявляется? Не может же эта причина заключаться просто в «испорченности» человека, ведь если стремления к власти и богатству для человека естественны, заложены в самой его «природе», то не о каком построении справедливого общества, основанного на принципиально иных ценностных установках, не может идти и речи. Конечно, авторы ранних утопий не считали человека безнадежно изначально испорченным. Главным фактором, обуславливающим существование в обществе ложных ценностных ориентиров, они считали частную собственность, а точнее ее главенствующую роль в определении общественного статуса человека; отсутствие, вследствие слишком высокой значимости частной собственности, добровольной взаимопомощи между людьми.

Авторы ранних утопий, при их, безусловно, отрицательном отношении к частной собственности и сильному имущественному расслоению в обществе, не были полностью единодушны по этому вопросу.

Наиболее «радикальным» среди них в вопросе о частной собственности был Томас Мор, который считал существование частной собственности абсолютно несовместимым с общественной справедливостью и всеобщим счастьем граждан, и, поэтому, предлагал полностью ее ликвидировать. «Мне кажется, - говорит нам Тома Мор в «Утопии», - повсюду, где есть частная собственность, где все измеряется деньгами, там едва ли когда-нибудь будет возможно, чтобы государство управлялось справедливо и счастливо»1. В обществе утопийцев (вымышленном идеальном обществе жителей острова Утопия, о которых рассказывает Томас Мор в своей работе) частная собственность отсутствует как таковая.

Кроме того, вместе с частной собственностью уничтожены и товарно- денежные отношения, что, по мнению Томаса Мора, является естественным следствием отсутствия частной собственности. Это обеспечивает и абсолютное имущественное равенство среди утопийцев, и отсутствие каких бы то ни было ссор, преступлений, краж, которые в подавляющем большинстве случаев происходят как раз из-за зависти и желания обладать чем-либо, и нерациональное использование ограниченных ресурсов: утопийцы не стремятся к роскоши и обладанию, посему все ресурсы идут на удовлетворение общественных нужд, что и делает возможным всеобщее процветание. «Здесь (на острове Утопия - Б. К.) где все принадлежит все, ни у кого нет сомнений, что один отдельный человек ни в чем не будет иметь нужды, если только он позаботится о том, чтобы были полны общественные житницы. Оттого здесь нет скаредного распределения добра, нет ни одного бедного, ни одного нищего

<…> с уничтожением денег отомрут обманы, кражи, грабежи, тяжбы, распри, убийства <…> Даже сама бедность, которой одной только, казалось, и нужны деньги, после уничтожения денег тут же сама и исчезнет» , - вот как описывает Томас Мор жизнь людей в обществе, где отсутствует частная собственность и отношения купли-продажи1. Распределение произведенной продукции в таких условиях происходит через централизованные общественные рынки на безвозмездной основе, согласно потребностям отдельных семей: «В середине каждой части (города - Б.К.) есть рынок с всякими товарами. Туда каждое хозяйство свозит определенные свои изделия, и каждый вид их помещает в отдельные склады. Любой глава хозяйства просит то, что надобно ему самому и его близким, притом без денег, вообще безо всякого вознаграждения уносит все, что только попросит»2. При этом каждый член общества обязан трудиться наравне со всеми (тунеядство не допускается), участвовать в создании общественных благ, которые затем перераспределяются в обществе посредством системы общественных рынков, что, по мнению автора «Утопии», обеспечивает всеобщее изобилие: «Из этого обыкновения (трудиться сообща - Б.К.) необходимо следует у этого народа (у утопийцев - Б.К.) изобилие во всем. И, оттого, что оно равно простирается на всех, получается, конечно, что никто не может стать бедным или нищим»3.

Такой «радикальный» подход Томаса Мора к вопросам о частной собственности и товарно-денежных отношениях, а также разработка им системы общественного распределений благ согласно потребностям индивидов, подразумевающая включение в трудовую деятельность всех членов общества (фактически «трудовую повинность»), позволила большинству историков- марксистов назвать Томаса Мора одним из первых «предшественников научного социализма», заметившего и раскритиковавшего многие пороки буржуазного общественного строя, еще на раннем этапе его развития, и предложившего ему уже в XVI веке альтернативу1.В Советском Союзе с 1947 года даже выходила серия книг «Предшественники научного социализма», в которой «Утопия» Томаса Мора была издана наравне с трудами А. И. Герцена, А. Сен-Симона, Ш. Фурье и других известных мыслителей социалистической направленности XVIII - XIX веков. Стоит отметить, что в этой же серии были изданы и основные работы Джерарда Уинстенли2 и Уильяма Годвина3, к которым мы обратимся в последующих главах. «Утопия» же Томаса Мора была признана большинством советских историков первым и одним из самых значимых произведений «утопического социализма»4.

Фрэнсис Бэкон и Фрэнсис Годвин не были столь радикальны в вопросе о частной собственности - они не выступали за полную ее ликвидацию и прекращение каких-либо отношений купли-продажи. Многие советские историки связывали такой «недостаточный» радикализм (по сравнению с идеями Томаса Мора) Фрэнсиса Бэкона, которому, в отличие от Фрэнсиса Годвина, было посвящено немало научных трудов в Советском Союзе, его социальным происхождением. Как мы уже отмечали, Фрэнсис Бэкон происходил из довольно знатной семьи, занимавшей главенствующие положение во власти и обществе. При этом историки - марксисты исходили из того, что чем знатнее и богаче человек и его семья, чем ближе он к действующей власти, тем менее критично он настроен по отношению к

существующим общественным порядкам5.

Конечно такая точка зрения имеет право на существование, и, даже, вероятно, отчасти верна, однако, как мне кажется, объяснять идеи того или иного мыслителя, их радикализм или, напротив, консерватизм, лишь социально-экономическими причинами в корне неверно. Безусловно, социальное происхождение Фрэнсиса Бэкона повлияло на его идеи, которые, к слову, также были достаточно «радикальны» для его времени, но не определяло их полностью. Фрэнсис Бэкон немного по иному, нежели Томас Мор, подошел к вопросу о частной собственности и имущественном расслоении; однако назвать его идеи менее прогрессивными, своеобразным «шагом назад», как это иногда делалось в советской историографии, мы не можем.

Фрэнсис Бэкон, безусловно, считал сильное социальное и имущественное расслоение в обществе вопиющей несправедливостью. В «модели» справедливого общества (общества «бенсалемцев» - жителей вымышленного острова Бенсалем), описанной Фрэнсисом Бэконом в произведении «Новая Атлантида», социальное и имущественное расслоение практически отсутствует, хотя, стоит заметить, что и полном равенстве здесь речи также не идет1.

Решает данную социально-экономическую проблему Фрэнсис Бэкон не с помощью ликвидации частной собственности и товарно-денежных отношений, а путем взаимной поддержки друг друга членами общества и проведения государством социальной политики, а также путем строжайшего, и при этом незаметного для обычных граждан, идеологического контроля, к механизмам которого мы обратимся чуть позже. Главной ценностью в обществе бенсалемцев является семья, причем ее членами считаются сразу несколько поколений: отец семейства (тирсан), представляющий интересы семьи, разрешающий внутренние конфликты в ней, помогающий нуждающимся членам семьи; его супруга, дети и внуки. Внутри отдельно взятой большой семьи существует система взаимопомощи, уже сглаживающая имущественное неравенство и предотвращающая обнищание отдельных ее членов. Кроме того, семьям, в случае необходимости, может помогать и государство. Обсуждение мер финансовой взаимопомощи и любых спорных вопросов происходит у бенсалемцев во время «праздника семьи»: «Праздник семьи - обычай весьма почтенный, благочестивый и согласный с природою и выказывающий эту нацию (бенсалемцев - Б.К.) с самой лучшей стороны. <…> расходы же по устройству праздника берет на себя государство <…> Если кто-либо из семьи впал в нищету или находится в тяжелом положении - изыскиваются средства помочь ему и обеспечить средства к существованию»1.

Последний рассматриваемый нами в данной главе автор - Фрэнсис Годвин в свой «модели» справедливого общества (общества лунных жителей), описанной в произведении «Человек на Луне», также затрагивает вопрос об имущественном и социальном неравенстве. И, хотя у жителей Луны существует определенная социальная дифференциация (есть рядовые граждане и «владетельные князья»2), однако тенденция к равенству, к нейтрализации пагубных последствий имущественного расслоения, прослеживается и здесь. Это, во-первых, выражается в том, что все жители Луны одеты в одинаковую одежду (другие особенности быта и владения имуществом у жителей Луны Фрэнсис Годвин, к сожалению, не описывает): «Невозможно вам даже объяснить ни форму, ни ткань их (жителей Луны - Б.К.) одежды. Могу только сказать, - говорит читателям Фрэнсис Годвин устами главного героя

«Человека на Луне» путешественника Доминика Гонсалеса, - что все они были одеты одинаково, но материал не был похож ни на драп, ни на шелк…»3. А, во- вторых, и в том, что в обществе лунных жителей полностью ликвидирована проблема бедности, не существует борьбы за ограниченные ресурсы, потребности каждого индивида удовлетворяются в достаточной мере.

Правда, проблема ликвидации бедности решена Фрэнсисом Годвином намного более примитивно, нежели в работах других рассматриваемых нами мыслителей. Он не предлагает ни системы «всеобщей трудовой повинности» и общественного распределения, как Томас Мор; ни традиции коллективной взаимопомощи и социальной поддержки семей государством, как Фрэнсис Бэкон; все гораздо проще - на Луне все растет само собой и трудиться практически не надо: «Все здесь (на Луне - Б.К.) имеется в изобилии, особенно злаки и плоды всех сортов, все растет само по себе, так что лунным жителям не приходится прилагать никакого труда для сбора урожая»1.

Таким образом, мы с вами видим, что с помощью различных методов (будь то отмена частной собственности, «всеобщая трудовая повинность», или система государственной помощи семьям сочетающаяся с взаимопомощью внутри семей) авторам ранних утопических произведений удалось ликвидировать в выдвинутых ими «моделях» справедливого общества основные несовершенства и пагубное влияние ложных ценностей, которые они замечали в реально существующем английском обществе XVI - начала XVII веков.

Вместо «неправильных» ценностных ориентиров, а именно стремления к богатству и власти, они предложили новые, более совершенные и справедливые, направленные на консолидацию общества и всеобщее благополучие, а не на его распад. Ведь если мы снова обратимся к различиям между реально существующим английским обществом XVI - начала XVII веков и «моделями» справедливого общества, предложенным рассматриваемыми нами английскими мыслителями, то увидим, что различия эти коренились не только государственном устройстве, отсутствии или наличии частной собственности, системе распределении продукции, роли государства в поддержке отдельных членов общества, но и в совершенно иных ценностных установках жителей утопических обществ.

Томас Мор, Фрэнсис Бэкон и Фрэнсис Годвин уже на заре Нового времени осознали, что никакие общественные изменения невозможны без трансформации ценностных ориентиров и жизненных приоритетов членов самого общества. Поэтому в своих трудах все они особо акцентирует внимание на том, что жители утопических обществ придерживаются совершенно иных (во многом противоположных) ценностей, нежели большинство граждан современной для них Англии.

Стремлению к власти и богатству любой ценой они противопоставили пацифизм, нравственную чистоту, целомудрие, честность, добровольную взаимопомощь. «Следует сказать, что народ лунного мира отличается исключительной чистотой и нравственностью. Здесь не знают, что такое убийство <…> Но если, движимые любопытством, вы зададите мне (Доминику Гонсалесу - главному герою работы Фрэнсиса Годвина «Человек на Луне» - Б.К.) другие вопросы, например, о полиции, то я скажу: какая нужда в наказании, если здесь никогда не совершаются преступления; нет надобности и в законах, ведь лунные люди никогда не ведут процессов, не затевают ссор!» - рассказывает читателю о «безупречных» нравах лунных жителей Фрэнсис Годвин в своей утопии «Человек на Луне» 1. «Нет на земле народа столь целомудренного, как бенсалемцы, и столь чуждого всякой скверны. <…> Нет у них ни публичных домов, ни блудниц, и ничего на это похожего. Они изумлены (а также возмущены), что вы, европейцы, терпите у себя подобные вещи…» - вторит ему на страницах «Новой Атлантиды» Фрэнсис Бэкон2. Более того, как я уже отмечал выше, главными ценностями в обществе бенсалемцев являются семья и коллективная взаимопомощь.

Еще серьезнее к проблеме жизненных ценностей в обществе подошел Томас Мор. В его «Утопии» фактически дан портрет «идеального гражданина», обладающего определенными личностными качествами и мировоззрением, которому должны следовать все утопийцы. У утопийцев нет публичных домов, азартных игр, практически отсутствует преступность, а супружеская измена считается серьезным преступлением и всячески порицается со стороны граждан. Кроме того, даже удовольствия у этого народа разделяются на «правильные» и «неправильные». «Духовные удовольствия утопийцы ценят более (чем телесные - Б.К.). Важнейшая их часть, полагают они, происходит из упражнения в добродетели и из сознания благой жизни. Из тех удовольствий, которые доставляет тело, пальму первенства они отдают здоровью»3.

Воспитываются правильные жизненные ценности у жителей острова Утопия с детства; для этого существует всеобщая система образования, дающая ученикам не только знания об окружающем их мире и различных ремеслах, но и воспитывающая у них трудолюбие, целомудрие и другие «правильные» качества, «учатся все дети, и большая часть народа, мужчины и женщины, всю жизнь…»1.

Отдельно коснулся в своей работе Томас Мор и проблемы постоянных войн. Утопийцы, вследствие правильной организации трудовой деятельности, имеют на своем острове все необходимое для жизни, и, потому, не стремятся к захвату чужих территорий, являясь убежденным пацифистами (впрочем, как мы увидим далее, не во всех жизненных ситуациях). «Война утопийцам в высшей степени отвратительна как дело поистине зверское, хотя никому из зверей не присуща она с таким постоянством, как человеку. Вопреки обыкновению почти всех народов, для утопийцев нет ничего бесславнее славы, добытой на войне»2.

Казалось бы, Томасу Мору, Фрэнсису Бэкону и Фрэнсису Годвину удалось создать идеальную «модель» справедливого общества. Основным принципами построения данной «модели» стали иные («правильные») ценностные ориентиры, определяющие жизнь граждан и новая, более справедливая, система распределения общественных благ, сглаживающая или полностью ликвидирующая имущественное и социальное неравенство.

Однако, как я уже отмечал в начале данного параграфа, авторы ранних утопий стремились не только описать принципы построения справедливого общества, но и выработать механизмы сохранения идеального общественного строя, к анализу которых мы сейчас и обратимся.

Эти механизмы социального контроля, подобно вышеописанным принципам построения справедливого общества, хоть и отличались в некоторых деталях, однако во всех трех описанных ранними утопистами обществах имели общую направленность и практически совпадали.

Основной особенностью этих механизмов было то, что они носили чисто «внешний» характер. Рассматриваемые нами в данной главе мыслители предполагали, что сохранить стабильность «правильного» общественного строя можно только с помощью повсеместного контроля над жизнью граждан; контроля, сочетающего множество гласных и негласных запретов внутри общества с репрессивной политикой по отношению к «неугодным», «сбившимся с правильного пути» жителям. Ни о каком самоконтроле личности в обществе, основанном на ее глубоком понимании справедливости и выгодности существующего общественного строя, ни о свободном выборе гражданами ценностных ориентиров и мировоззрения речи не шло. Жители описанных в ранних утопиях обществ должны были либо принять существующий порядок, либо стать изгоями, а вероятно, даже, и быть убитыми.

Всего можно выделить три основных механизма сохранения стабильности в обществе, предложенных авторами ранних утопий.

1. Изоляция.

Чтобы защитить общество от влияния «неправильных» ценностей, оно должно быть строго изолировано от всего остального мира. Желательно, чтобы жители общества даже не знали о существовании других, «альтернативных» ценностей и образцов поведения. Недаром все три рассматриваемых нами общества располагаются на изолированных территориях. Утопийцы и бенсалемцы живут на острове, а лунные жители вообще на другом небесном теле. При этом стоит отметить, что изоляция этих обществ носит не случайных характер, а является четко продуманным механизмом «консервации» общественного строя. Утопийцы сами прорыли канал, чтобы превратить Утопию в остров (раньше она была полуостровом), и тем самым обезопасить себя как от военного вторжения других народов, так и от неугодного идеологического влияния.1 Путешествие в другие страны без разрешения правителя считается у утопийцев тягчайшим преступлением. «Если кто-либо уйдет за границу по собственной воле, без разрешения правителя, то пойманного подвергают великому позору: его возвращают как беглого и жестоко карают. Отважившийся сделать это вторично становится рабом»1. В обществе бенсалемцев существуют специальные законы, ограничивающие как путешествия самих бенсалемцев в другие страны, так и посещениях их чужеземцами. Причем существуют эти законы в неизменном виде уже более 1900 лет со времени правления легендарного царя Соламоны. «…в число изданных им (царем Соламоной - Б.К.) основных законов нашего королевства (королевства бенсалемцев - Б.К.) включил он запреты, касающиеся посещения нас чужеземцами; ибо опасался новшеств и влияния чуждых нравов <…> Что касается наших путешествий в чужие края, то наш законодатель счел нужным запретить их совершенно»2. Единственное исключение предоставлено членам дома Соломона - научной, неправительственной организации, которая регулярно (каждые 12 лет) посылает из Бенсалема разведчиков в другие страны с целью заимствования новейших достижений в области науки и техники3. Таким образом, Дом Соломона, обладая монополией как на новейшие научные открытия и достижения, так и на поступление информации «извне», полностью контролировал развитие общества бенсалемцев, строго ограждая его от какого бы то ни было чуждого идеологического влияния.

2. Четкое разделение нравственных ценностей на «правильные» и «неправильные».

Авторы ранних утопий видели основную причину пагубности существующего в Англии в XVI - начале XVII веков общественного строя в неправильных ценностных ориентирах и стремлениях граждан. Поэтому одной из главных отличительных черт «моделей» справедливого общества, построенных Томасом Мором, Фрэнсисом Бэконом и Фрэнсисом Годвином, была замена «неправильных», «пагубных» ценностей на «правильные». Вся жизнь утопийцев, бенсалемцев и лунных жителей была построена на контрасте «правильного» и «дурного». Существовал образ идеального гражданина, обладающего определенными («правильными») личностными качествами и моделями поведения. Причем жители утопических обществ не просто должны были в своей жизни ориентироваться на этот идеальный «образ», они должны были полностью ему соответствовать. Никаких отклонений от него не допускалось. По существу, быть полноценными гражданами общества могли лишь только те, кто полностью и беспрекословно следовал «правильным» ценностным ориентирам; только на них распространялись все преимущества и блага справедливого общественного устройства.

Остальные же, кто по тем или иным причинам не хотели или не могли придерживаться «правильных» ценностей становились изгоями, которых обычно просто уничтожали. Примечательно, что при всем стремлении жителей утопических обществ к пацифизму и миролюбию, уничтожение людей с «неправильными» ценностями рассматривалось как наисправедливейший поступок, как избавление мира и общества от окончательно испорченных и скверных людей, которые не смогли понять, осознать и принять «истинные» жизненные ориентиры. Например, утопийцы, которым, как я отмечал выше, вроде бы и была противна война, при основании колоний всегда уничтожали тех, кто не хотел жить по их законам и принять их ценности: «Отказавшихся жить по их законам утопийцы прогоняют из тех владений, которые предназначают себе самим. На сопротивляющихся они идут войной. Ибо утопийцы считают наисправедливейшей причиной войны, когда какой-нибудь народ сам своей землей не пользуется, но владеет ею как бы попусту и напрасно, запрещая пользоваться и владеть ею другим, которые по предписанию природы должны здесь кормиться».1

3. Регламентация образа жизни граждан, сопровождающаяся системой репрессивных мер против «неугодных» членов общества.

Кроме того, что в обществах, описанных Томасом Мором, Фрэнсисом Бэконом и Фрэнсисом Годвином, как я уже отметил, существовала четкая система разделения всех ценностей на «правильные» и «неправильные», соблюдение и следование этим ценностным ориентирам строго контролировалось. Лунные жители старались выявить склонность к пороку еще у детей (каким именно способом Фрэнсис Годвин, к сожалению, не уточняет), чтобы как можно раньше обезопасить общество от «дурных» идей. Как только такую склонность у какого-либо ребенка замечали, от него избавлялись, а именно отправляли на Землю: «Они (лунные жители - Б.К.) ведут такую жизнь, что ничто не может нарушить ее покой. Если же они замечают у ребенка склонность к пороку, то отправляют его неведомым мне (путешественнику

Доминику Гонсалесу - главному герою произведения «Человек на Луне») способом на Землю, обменивая на другого…»1.

У утопийцев существовала целая многоуровневая и многоаспектная система общественного контроля за поведением индивида. Существовали специальные должностные лица (сифогранты), следившие за исполнением гражданами их трудовых обязанностей: «Главное и почти единственное дело сифогрантов - заботиться и следить, чтобы никто не сидел в праздности»2. В те моменты, когда государственные чиновники не могли наблюдать за жизнью гражданина, функция социального контроля осуществлялась самими членами общества: никто из утопийцев не мог долгое время находиться один, все должны были принимать участие в совместных трапезах, совместной работе, совместном обучении, сама склонность к уединению уже была подозрительной, и даже преступной. Такие порядки обеспечивали полное подчинение отдельного индивида общественным нормам. Сам Томас Мор считал данную систему общественного контроля прогрессивным и полезным явлением: «Вы же видите, - обращается он к читателю со страниц своей «Утопии», - насколько нет там (в обществе утопийцев - Б.К.) никакой возможности для безделья, никакого предлога для лени, нет ни одной винной лавки, ни одной пивной, нигде нет лупанара. Никакого повода для подкупа, ни одного притона, ни одного тайного места, но пребывание на виду у всех создает необходимость заниматься привычным трудом или же благопристойно отдыхать».1

Любого гражданина, нарушавшего строгие законы утопийцев, ждала суровая кара: утопийцы обращали «в рабство тех, кто у них допустит позорный проступок»2. Рабы не просто лишались всех благ справедливого общества (изобильной еды, свободного времени, доступа к науке и книгам, сравнительно легкого, не изнурительного труда и т.д.), они практически становились общественными «отбросами», «изгоями», и обращались с ними хуже, чем с животными (которых, к слову, утопийцы старались не убивать, ибо считали охоту «дурным» удовольствием) - их заковывали в цепи и заставляли выполнять самую грязную и тяжелую работу, которой сами утопийцы брезговали3. Человека, совершившего преступление повторно, казнили4.

Таким образом, мы видим, что «модели» справедливого общества рассматриваемых нами мыслителей состояли как бы из двух «частей». Из справедливых, гуманистических ценностей, социальных институтов и традиций, направленных на консолидацию общества, взаимную поддержку гражданами друг друга, сглаживание социального и имущественного неравенства, с одной стороны. И из строжайших механизмов контроля поведения человека, которые полностью подчиняли личность обществу, лишали ее свободы выбора, заставляли либо принять «правильные» ценности, либо стать изгоем или рабом, с другой.

Для современного человека такое сочетание может показаться абсурдным и противоречивым. Получается, что Томас Мор, Фрэнсис Бэкон и Фрэнсис Годвин были, с одной стороны, гуманистами, стремящимися облегчить жизнь простых людей, сделать ее счастливой и изобильной, а, с другой стороны, сторонниками тоталитаризма, которые в своих работах полностью лишали людей свободы выбора, загоняли их в рамки строгих общественных правил, любой отход от которых карался рабством или смертью.

Однако, безусловно, это суждение будет ошибочным. Томас Мор, Фрэнсис Бэкон и Фрэнсис Годвин действительно были гуманистами и желали людям исключительно добра. Они просто не видели, не замечали выделенного нами противоречия и искренне полагали, что в рамках предложенных ими общественных моделей люди будут не только счастливы, но и свободны. Недаром герой «Утопии» Томаса Мора Рафаэль Гитлодей, побывав на острове утопийцев и начав придерживаться их ценностей говорит, что никогда не чувствовал себя лучше и свободнее, что только теперь он «живет как хочет»1.

Просто понимание свободы у рассматриваемых нами мыслителей было иным, нежели у большинства современных людей. Они не связывали свободу с возможностью выбора собственной жизненной траектории, собственных ценностей, как это делаем мы. Для них, как и для жителей утопических государств, свобода заключалась в избавлении от нищеты, ложных ценностей, тирании властей и т.д. И, если подходить к пониманию свободы с этой точки зрения, то общества утопийцев, бенсалемцев и лунных жителей действительно, как бы парадоксально это не звучало после описания всех ужасных законов этих народов, можно назвать «царствами свободы и справедливости».

Не стоит забывать, что рассматриваемые нами мыслители пытались построить универсальную «модель» справедливого общества, полагая, что, если выработать (установить решением «сверху») правильные «справедливые» общественные принципы и законы, изолировать общество от влияния пагубных идей, то его жители автоматически станут счастливыми и поддержат установленные порядки. Тех же, кто не согласится принять установленную «свыше» справедливость можно сделать рабами или казнить, так как эти люди в силу своей безнадежной испорченности не могут понять и принять созданного для них же идеального общественного строя. Роль и положение отдельной личности в обществе; ее собственные, персональные интересы и ценности в рамках такой модели даже не рассматривались. Впрочем, в силу универсальности предлагаемого общественного строя, ни о каких личных интересах не могло быть и речи.

Проанализировав в данной главе как сами «модели» справедливого общества, предложенные английскими мыслителями XVI - начала XVII веков, так и исторические условия в которых они были созданы, а также особенности мировоззрения и взгляда на общество их создателей, я пришел к следующим выводам относительно особенностей представлений о справедливом обществе английских мыслителей данного периода:

Специфика идей о справедливом обществе, высказанных авторами ранних утопий на страницах своих произведений, во многом определялись социально-экономическими изменениями, происходившими в английском обществе на заре Нового времени, в частности началом развития в XVI веке буржуазных отношений. Следовательно, в своих работах Томас Мор, Фрэнсис Бекон и Фрэнсис Годвин стремились описать общественных строй, лишенный социальных противоречий и недостатков, обострившихся с началом развития буржуазных отношений и первоначального накопления капитала. Главными среди множества этих противоречий для них были: сильное социальное и имущественное расслоение в обществе, усиливающаяся эксплуатация высшими слоями населения низших, формирование «паразитической» прослойки богачей, живущих за счет чужого труда, деспотический характер власти, а также ее возросшая забюрократизированность, и, конечно же, «пагубные» ценности нового общественного строя, а именно - стремление к накоплению материальных ценностей, к роскоши и подчинению себе других людей любой ценой. Справедливость общественного строя для них заключалась, во многом, именно в социуме без всех вышеперечисленных противоречий и недостатков.

На данном этапе развития представлений о справедливом обществе английскими мыслителями еще не ставилась задача практической реализации, высказываемых идей.

Авторы основных работ о «справедливом обществе» данного периода принадлежали к высшим социальным слоям. Для них был характерен взгляд на общества «сверху», а не с позиции какого-либо определенного социального слоя. То есть, можно сказать, что общество для них представляло собой своеобразный объект изучения и анализа, в который сами «исследователи» не были включены. Поэтому для предложенных ими «моделей» справедливого общества характерен жесткий «универсализм». Они «давали» жителям своих обществ одну «правильную» модель счастья, которая, по их мнению, должна была всех устроить.

Всем «моделям» справедливого общества рассматриваемого периода присущ жесткий дуализм жизненных ценностей и моделей поведения, который являлся прямым следствием их универсализма. Все ценности делились на

«правильные», социально одобряемые, и «неправильные», порочные.

Стабильность справедливого общественного строя в их построениях поддерживалась с помощью внешних, «запретительных» мер, таких как изоляция и репрессии против неугодных членов общества, которые не позволяли гражданам выходить за рамки «правильного» образа жизни.

Воля отдельного индивида полностью была подчинена обществу, он мог действовать только в рамках «правильного», социально одобряемого образа жизни. Любое проявление свободной воли, любой выход за предложенные «рамки» жестоко карался.

Пользоваться преимуществами справедливого общественного устройства могли лишь те, кто беспрекословно принимал установленные общественные порядки и правила; «несогласных» изгоняли из общества, превращали в рабов или убивали.

Свобода рассматривалась английскими мыслителями XVI - начала XVII веков не как возможность личности выбирать собственный жизненный путь, собственные ориентиры и ценности (такое поведение, напротив, осуждалось), а как свобода от чего-либо - свобода от голода, неравенства, нищеты, эксплуатации, тяжкого физического труда.

Глава 2. Концепции «справедливого общества» в эпоху английской революции и реставрации стюартов

2.1 Английское общество и социальная мысль в эпоху Революции и Реставрации Стюартов

Как уже следует из названия данной главы «историческим фоном» создания «моделей» справедливого общества данного периода служила Великая Английская революция и ее непосредственные последствия.

Этому эпохальному историческому событию посвящены сотни томов научных исследований. Никогда прежде Англия не знала таких масштабных исторических потрясений. И дело тут даже не в том, что в этой кровавой бойне по данным различных исторических исследований погибла практически четверть населения Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии (до 1,5 млн. человек при общей численности населения не выше 6, 6 млн.1). Англичанам и ранее приходилось переживать кровавые события; можно вспомнить и Столетнюю войну, истощавшую экономику Англии и уничтожавшую ее население в течение 116 лет, или войну Алой и Белой розы, в результате которой погибла большая часть английской знати. Впрочем, стоит заметить, что и по своему размаху и масштабности разрушительных последствий Английская революция «оставила далеко позади» все эти события. Но, если войны как вне, так и внутри страны происходили в Англии и прежде, то такое масштабное и, главное, резкое изменение общественной структуры и формы управления страной, как это произошло во время революции, англичане переживали впервые в своей истории.

Буквально за несколько лет в 1640-е годы в результате двух гражданских войн вся социальная и государственная структура английского общества, создававшаяся и укреплявшаяся веками, была перестроена до неузнаваемости. Причем произошло это не по воле какого-либо аристократического рода или отдельной парламентской группировки; человек, которого будут впоследствии называть главной фигурой английской революции - Оливер Кромвель - прославился и выступил на историческую арену лишь ближе к середине - концу 1640-х годов, являясь на момент начала революции обычным сельским сквайром1.

Творцом революции и ее основным «участником» был весь английский народ. Практически все историки, затрагивая в своих работах тему Великой английской революции, отмечают, что, по мере развития революционных событий в Англии в 1640-х годах, все более и более широкие слои населения становятся их активными участниками2. В 1640-х годах простой английский народ, низшие слои населения впервые становятся творцами истории своей страны. Они активно выступают на историческую арену, выражая и отстаивая свои собственные интересы, перестав быть лишь «исполнителями» игрушками в руках аристократии, решающей свои «проблемы».

Лидерами парламентской армии, вершащей судьбу своей страны в конце 1640-х годов, становятся представители различных слоев населения: обычные ремесленники, земледельцы, мелкие арендаторы, джентри и т.д. Именно по воле английского народа был свергнут монарх (Карл I), установлена республиканская форма правления, и именно народ «де юре» в 1649 году был объявлен верховной властью в стране: «Постановлено, - читаем мы в парламентском указе от 4 января 1649 года, - что общины Англии, заседающие в парламенте: 1) объявляют, что народ, ходящий под богом, является источником всякой законном власти…»3.

Однако поистине народная республика в Англии так и не была создана; республиканский строй оказался в тот момент английской истории нежизнеспособным, что, соответственно, привело к последующим изменениям в английском обществе и системе управления страной. Сначала в 1650-х годах был создан лорд-протекторат (по сути, являющийся диктатурой) Оливера

Кромвеля, а затем в 1660 году в Англии была восстановлена, казалось бы, лишь только недавно свергнутая, монархия.

Безусловно, такие колоссальные общественные потрясения оказали виляние не только на само историческое развитие Англии, ее государственности, но и наложили огромный отпечаток на развитие английской общественной мысли. Англичанам необходимо было осмыслить такие масштабные перемены, произошедшие в столь короткий промежуток времени, поэтому в период революции и сразу после нее (в эпоху «реставрационной Англии» (1660-1689)) выходит огромное количество работ английских мыслителей, посвященных тем или иным общественным проблемам, в том числе и проблеме построения справедливого общества (неслучайно большая часть рассматриваемых нами исторических источников относится именно к этому периоду).

После Великой Английской революции, которая потрясла основы английской государственности и традиций, оставила неразрешенными большинство старых и создала множество новых социальных, экономических и религиозных противоречий; начинается совершенно новый этап развития английской общественной мысли, в том числе, естественно, и новый этап в развитии представлений английских мыслителей о «справедливом обществе».

Однако простой констатации того, что Английская революция в корне изменила представления английских мыслителей о «справедливом обществе» для серьезного научного исследования недостаточно. Этот вывод слишком общий и напрашивается «сам собой» - достаточно просто поверхностно оценить масштабность, неординарность и историческую значимость Английской революции, как мы сделали это выше. Необходимо, как и в первой главе нашего исследования выделить конкретные особенности Английской революции, которые в большей степени повлияли на представления английских мыслителей о справедливом обществе, выделить своеобразные «катализаторы» изменений этих представлений.

И таких особенностей Английской революции, в наибольшей степени отразившихся на представлениях о справедливом обществе английских мыслителей и, во многом, их определивших, я могу выделить три:

1. Английская революция являлась попыткой разрешения копившихся многие годы противоречий в английском обществе. Иными сломами, революция - это попытка создать справедливое общество «здесь и сейчас».

2. Революция представляла собой борьбу различных социальных слоев английского общества. Она не только вовлекла в свое течение представителей этих слоев, но и заставила их «задуматься» о своих интересах, четко их сформулировать и выразить.

3. Революция не принесла улучшения жизни для большинства английских граждан. Справедливое общество так и не было создано.

А теперь рассмотрим эти особенности немного подробнее.

Развитие буржуазных отношений в Англии на заре Нового времени в XVI - начале XVII веков привело к нарастанию в обществе различных социально-экономических противоречий. Историки обычно выделяют два пласта этих противоречий.

С одной стороны, развитие буржуазных отношений в обществе привело к формированию в Англии «нового дворянства» - джентри - людей, не отличающихся знатностью происхождения, но обладающих солидным состоянием. Чем дальше развивался новый общественный строй, тем больше беднела «старая аристократия», привыкшая жить по «старым» феодальным порядкам, и, в то же время, тем больше богатели джентри, которые хорошо приспособились к буржуазным отношениям, и, по сути, разбогатели как раз именно благодаря их развитию. «Старая аристократия» имела власть, но постепенно беднела, джентри и городская торговая буржуазия обладали богатством, но политической властью, в силу особенностей государственного строя Англии, не обладали (степень вовлеченности человека в управляющие государственные структуры в Англии определялась в основном знатностью происхождения).

С ростом денежных состояний джентри, росли и их политические амбиции; обладая мощью экономической, они считали, что и власть в государстве теперь должна принадлежать им1. Развернутое обоснование справедливости этих притязаний мы найдем в работе Джеймса Гаррингтона (одного из богатейших джентри) «Республика Океания» (1656)2.

Старая система общественного и государственного устройства Англии, место человека в которой определялось знатностью происхождения, категорически не устраивала джентри и городскую буржуазию, а значит, они должны были эту систему сокрушить. Оплотом влияния джентри в XVII столетии была палата общин английского парламента, формирующаяся на выборной основе. Поэтому многими историками Английская революция рассматривается именно как борьба парламента (палаты общин) с королем3.

С другой стороны, с развитием буржуазных отношений резко ухудшается экономическое положение низших слоев населения. Историки-марксисты связывали это ухудшение с развитием «двойной эксплуатации» беднейших слоев населения в Новое время - совмещением «эксплуатации феодальной» с «эксплуатацией буржуазной»4. И, действительно, как «старая аристократия», так и новые торгово-промышленные круги преумножали свое богатство за счет труда бедняков. В результате чего крестьяне теряли свои земли, и вынуждены были становиться нищими бродягами. Впоследствии, в XVIII-XIX веках разорившиеся крестьяне будут находить «пристанище» в городах - становиться рабочими на фабриках и заводах. Однако к середине XVII века английская промышленность еще не разрослась настолько, чтобы обеспечить большое количество лишившихся земли крестьян рабочими местами5.

Привычный для крестьян и беднейших ремесленников старый (феодальный) мир рушился, а новый (буржуазный) не принимал их, был враждебен, грозил разорением и нищетой. Положение низших слоев населения в середине XVII века было ужасающим, и они отчаянно искали выхода из сложившейся ситуации, поэтому революция была воспринята ими как борьба за новое справедливое общество, и они с энтузиазмом включаются в эту борьбу, искренне ожидая, что начавшаяся революция наконец-то избавит их от всех тягот и страданий1.

Таким образом, в революции формируется еще одна сила, а именно беднейшие крестьяне и ремесленники, которые во время революции формулируют и отстаивают свои собственные интересы, свой взгляд на справедливость (выраженный в основном в идеях диггеров и левеллеров), противостоят и «старой аристократии», и пришедшим в конце революции к власти джентри.