"Справедливое общество" в трудах английских мыслителей (XVI-XVIII вв.)

Для большинства советских историков причины Английской революции заключались преимущественно в двух обозначенных широких пластах социально-экономических противоречий; многие же зарубежные историки, не отрицая значимость социально-экономических факторов, обращались в поисках коренных причин революции к религиозным разногласиям в английском обществе XVII века. Еще в середине XIX века английский историк-позитивист Джон Ричард Грин в своей работе «История Англии и английского народа» отметил, что в начале XVII века в английском обществе резко усиливаются противоречия между различными течениями пуританства и официальной англиканской церковью. Именно в религиозных разногласиях Ричард Грин видел истоки английской революции: «Спор пресвитериан с правительством

<…> превратился при Якове (Яков I - король Англии (1603-1625) - Б.К.) в борьбу за свободу, а при Карле (Карл I - король Англии (1625-1649) - Б. К.) в междоусобную войну (то есть как раз в Английскую революцию - Б.К.)»2 .

В конце XIX века еще один знаменитый английский историк Самюэль Гардинер разработал концепцию «Пуританской революции». На страницах своей работы «Пуритане и Стюарты. 1603-1660 гг.» он доказывал, что именно пуританство являлось главной идеологической основой революции, а сама революция, по своей сути, была ни чем иным как отстаиванием пуританами своих прав на религиозную свободу1. При этом С. Гардинер не отрицал значимости экономических и политических факторов на начало и ход Английской революции, отмечая, что «в Англии задачи религиозной свободы и парламентского управления разрешались в близкой связи одна с другой»2.

В дальнейшем, уже в XX веке многие зарубежные исследователи обращали внимание на чрезвычайно важную роль Библии, как источника идей и средств аргументации, в развитии Английской революции, выделяя тот факт, что представители всех противоборствующих сторон (и роялисты, и пресвитериане, и индепенденты) обосновывали свои тезисы, в основном опираясь на Библию. Библия, таким образом, в период Английской революции стала основным средством идеологической борьбы3.

Как мы видим, к середине XVII века в английском обществе накопилось масса сложнейших противоречий, затрагивающих различные сферы общественной жизни. И революция в глазах ее современников была отличным шансом раз и навсегда разрешить все эти противоречия. «Справедливое общество» являющееся далеким, практически недостижимым идеалом для авторов ранних утопий, стало для жителей Англии XVII века вопросом «сегодняшнего дня». Казалось, еще один шаг и идеалы справедливости будут воплощены в жизнь. Поэтому на первый план в произведениях английских мыслителей времен революции выходит вопрос практической реализации выдвигаемых идей. Если мыслители XVI - начала XVII веков, идеи которых были рассмотрены нами в первой главе, еще не ставили вопрос о практической реализации своих идей, то произведения большинства мыслителей революционного периода по сути своей представляют собой готовые проекты переустройства существующего английского общества.

Кроме того, отмеченные нами противоречия охватывали практически все слои английского общества. Поэтому в начавшейся революции каждый социальный слой отстаивал свои интересы, свои представления о справедливости. «Гражданские войны Карла и Кромвеля не были, подобно войнам Алой и Белой розы, борьбой за власть между двумя группами аристократических семейств, к которой большинство населения, а особенно горожане, относились с отвращением и безразличием <…>. Это была война религиозных и государственных идей. Люди выбирали себе партию, руководствуясь в значительной степени бескорыстными мотивами и без всякого принуждения», - подчеркивает народный характер Английской революции знаменитый исследователь социальной истории Англии Джордж Тревельян1. Ни о каком взгляде на общество «сверху», который мы видели у английских мыслителей, рассмотренных нами в прошлой главе, уже не могло идти и речи. Каждый мыслитель революционного периода английской истории отстаивал интересы того социального слоя, к которому принадлежал, создавал «модель» справедливого общества в его интересах. От взгляда на общество «сверху» на данном этапе развития английские мыслители перешли на взгляд на общество «изнутри», с позиции конкретного слоя общества.

И, наконец, третья важная особенность Английской революции, повлиявшая на представления английских мыслителей о справедливом обществе, это то, что в результате нее справедливое общество так и не было создано, а имущественное и социальное положение большинства английских граждан (особенно низших слоев) только ухудшилось. Люди, ждавшие и надевшиеся на светлое будущее, проливавшие ради его приближения свою кровь, получили лишь боль и страдание. Поэтому в идеях мыслителей позднего периода революции мы будем наблюдать своеобразное переосмыслением идей справедливости, вызванное во многом рефлексией на пережитые кровавые события. Часть мыслителей откажется от рассмотрения вопросов о справедливости вовсе, другие будут пытаться построить справедливое общество в рамках отдельной общины.1 Однако подробнее об этих идеях мы поговорим в третьем параграфе данной главы.

А сейчас, как и впервой главе, обратимся к рассмотрению личностей создателей произведений о справедливом обществе в период Английской революции и Реставрации. Постараемся определить как особенности социального положения и происхождения могли повлиять на представления данных мыслителей о справедливости.

2.2 Английские мыслители времен Революции и Реставрации: новые люди и новые идеи

В период Английской революции и Реставрации тема справедливого общества становится крайне популярна среди английских мыслителей, поэтому «моделей» справедливого общества в этот сравнительно небольшой, по историческим меркам, отрезок времени создается гораздо больше, чем в предшествующий или последующий периоды.

Мы рассмотрим основные созданные в этот период «модели» справедливого общества, которые, с одной стороны, являются наиболее известными и серьезно повлияли на развитие как английской, так и общемировой общественной мысли, а, с другой стороны, достаточно репрезентативны, то есть показывают взгляд на справедливое общество различных социальных слоев.

К создателям таких «известных» «моделей» справедливого общества мы можем отнести следующих мыслителей:

1. Роберт Филмер (1588-1653). Основная работа (которая будет анализироваться в нашем исследовании): «Патриарх или естественная власть королей» (наиболее вероятная дата создания - 1648 год2, дата публикации - 1680).3

2. Томас Гоббс (1588-1679). Основная работа: «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (1651).1

3. Джон Локк (1632-1704). Основная работа: «Два трактата о правлении» (1689).2

4. Джеймс Гаррингтон (1614-1677). Основная работа: «Республика Океания» (1656).3

5. Джон Лильберн (1614-1657). Основная работа: «Соглашение свободного народа Англии» (1649) и другие политические памфлеты («Защита прирожденного права Англии (1645), «Новые цепи Англии» (1649», «Вторая часть Новых цепей Англии» (1649) и т.д.).4

6. Джерард Уинстенли (1609-1676). Основная работа: «Закон свободы» (1652) и другие памфлетные произведения («Знамя, поднятое истинными левеллерами» (1649), «Декларация бедного угнетенного люда Англии» (1649),

«Новогодний подарок парламенту и армии» (1650) и т.д.).5

7. Джордж Фокс (1624-1691). Основная работа: «Дневник» (создавался в течение жизни, издан в 1694).6

Если в первой главе, рассматривая личности создателей ранних утопий Томаса Мора, Фрэнсиса Бэкона и Фрэнсиса Годвина, мы пришли к выводу, что у этих людей было очень много общего: и высокое социальное положение, и великолепное образование, полученное в лучших учебных заведениях Англии, и схожий взгляд на общество (взгляд «сверху»), и, даже, похожие жизненные пути. Однако среди «героев» данной главы мы такой «общности» не найдем.

Напротив, единственное, что в какой-то мере объединяло этих людей, это то, что все они в этот сложнейший период английской истории старались создать идеальную, справедливую модель общественного развития. Все они были талантливейшими людьми своего времени, которые понимали, что современное для них общество ждут колоссальные перемены и потрясения, которые, отчасти, уже происходили на их глазах, и было необходимо определить, куда двигаться дальше. Это «верное» направление общественного развития Англии они и пытались «наметить» в своих трудах. Во всем же остальном (социальном происхождении, имущественном положении, профессии, взгляде на общество, жизненном пути в целом) эти люди сильно отличались друг от друга.

Действительно, если мы обратимся к биографиям представленных деятелей, то увидим, что все они представляли различные, зачастую враждебные друг другу (особенно во время революции) части английского общества.

Сэр Роберт Филмер (1588-1653) был потомственным аристократом (представителем «старой земельной аристократии») и убежденным роялистом. Он получил великолепное образование в Кембридже, имел достаточно большое поместье, доставшееся ему от отца и приносившее немалый доход. Во время Английской революции его поместье сначала было разграблено парламентской армией, а затем обложено высоким налогом в пользу новых английских властей. Несмотря на то, что сам Роберт Филмер не принимал активного участия в боевых действиях на стороне короля, он был заподозрен в скрытой поддержке роялистов (в том, что он в своем поместье прячет для них оружие).

И, хотя обвинения и не были доказаны, Филмер был 1643 году брошен в тюрьму, а его владения конфискованы1.

Скорее всего, именно в период Английской революции, им была написана его главная работа «Патриарх», в которой он обосновывал преимущество монархической формы правления над другими, доказывал, что монархия - единственная «естественная» и справедливая форма правления2.

Томас Гоббс (1588-1679) хоть и не отличался знатностью происхождения

- был сыном приходского священника, однако также в течение большей части своей жизни был близок аристократическим кругам Англии. Он достаточно рано потерял отца и воспитывался в семье своего дяди - состоятельного ремесленника. Природная одаренность и талантливость Гоббса, замеченная его учителями, а также материальная поддержка дяди помогли Томасу получить великолепное образование в Оксфордском университете. А в 20 лет (в 1608 году) он становится наставником старшего сына барона Кавендиша, знатного и известного аристократа, близкого к придворным кругам, и, таким образом, сам сближается с аристократическими кругами Англии. Тесную дружескую связь со своим учеником (получившим впоследствии титул графа Девонширского) Томас Гоббс будет поддерживать еще долгое время. В 1620-е - 1630-е годы Томас Гоббс несколько раз путешествует по Европе, знакомится с самыми выдающимися людьми своего времени: Фрэнсисом Беконом, Галилео Галилеем, Рене Декартом и многими другими.

В 1640 году, с началом Английском революции, Томас Гоббс, опасаясь за свою жизнь, вместе с другими роялистами-аристократами уезжает из Англии, и на протяжении более чем 10 лет живет во Франции. А в 1642 году он выпускает свою знаменитую работу «О гражданине» (содержащую многие идеи, развитые им впоследствии в «Левиафане»), в которой защищает сильную государственную власть, необходимость этой власти повиноваться и доказывает преимущество монархической формы правления над другими1. «Я старался, - пишет Томас Гоббс на страницах своего трактата «О гражданине»,

- чтобы не создалось впечатление, будто я полагаю, что граждане должны оказывать меньшее повиновение государству аристократическому или демократическому, чем монархическому. <…>… В десятой главе я рядом аргументов пытался убедить, что монархия лучше остальных форм государства, однако я в ряде мест совершенно ясно говорю, что всякое государство в равной степени должно обладать верховной властью»2.

Наиболее полно свои идеи о всесильности государственной власти, ее происхождении, и необходимости ей подчиняться Томас Гоббс раскрыл на страницах своей самой известной работы, получившей название в честь ветхозаветного библейского чудовища - «Левиафан» (1651). Такое название работы, по мнению большинства историков, естественно, было выбрано английским мыслителем не случайно, и символизировало безграничную власть государства над отдельным человеком, и органическое единение всех членов общества внутри «государственной машины»1.

Таким образом, мы видим, что и Томас Гоббс, подобно Роберту Филмеру, был сторонником абсолютной монархии и в развернувшейся в Англии борьбе занял сторону аристократов (хоть сам в войне, естественно, не участвовал). Однако его позиция, как мы увидим далее, намного менее радикальна; он, в отличие от Филмера, и признавал возможность успешного существования других форм правления, и, что самое главное, выводил верховный суверенитет государственной власти из иного источника2.

Джеймс Гаррингтон (1614-1677) происходил из верхушки «нового дворянства» (джентри) довольно богатого, но не отличавшегося старинным знатным происхождением. Он также получил хорошее образование в Оксфорде, хоть и не закончил его. В начавшейся революции он, с одной стороны, полностью поддерживал революцию и ее цели, а, с другой, лично симпатизировал Карлу I как человеку, поэтому участия в боевых действиях против роялистов не принимал. После казни Карла I Гаррингтон полностью переходит на сторону парламента, и пишет свой главный труд «Республика Океания», в котором, по сути, обосновывает законность и неизбежность свержения монархии, а также доказывает невозможность восстановления в Англии монархической формы правления. Когда же это восстановление в 166о году, вопреки соображениям Джеймса Гаррингтона, все же произошло, его арестовывают и бросают в Тауэр3.

Джон Локк (1632-1704) происходил из «средних» слоев населения, был сыном провинциального адвоката. В силу юного возраста сам Джон активного

участия в революции не принял, однако его отец, ярый пуританин, воевал на стороне парламента, являлся капитаном в армии Кромвеля. Во многом именно благодаря покровительству своего отца, «героя» революции, Джон смог получить великолепное образование в Оксфордском университете, который закончил в 1656 году1.

Собственную активную политическую деятельность Джон Локк начинает уже после реставрации монархии. В развернувшемся в 1670-х - 1680- х годах противостоянии формирующихся парламентских партий тори и вигов симпатии Джона находятся всецело на стороне последних. Он выступает за ограничение королевской власти, проведение масштабных политических и экономических реформ, веротерпимость, верховенство закона в государстве. Многие из этих идей (как, впрочем, и большинство идей вигов, вообще) уже высказывались сторонниками парламента во время революции, только в более радикальной форме.

В 1670-х годах Джон Локк являлся приближенным лидера вигской парламентской оппозиции графа Шефтсбери, после «падения» которого в 1681 году еще какое-то время принимает активное участие в политической жизни Англии; участвует в первом заговоре, организованном вигами, внебрачного сына Карла II герцога Монмаута против брата Карла II и наследника престола Якова. А 1683 году, после провала заговора, Джон Локк, преследуемый пришедшими к власти тори, эмигрирует в Голландию, где знакомится с Вильгельмом Оранским (будущим королем Англии Вильгельмом III (1689- 1702)). После Славной революции (1688), которая превратила Англию в конституционную монархию и реализовала многие «умеренные» идеи Английской революции середины XVII века (ограничение власти монарха, закрепление незыблемых прав подданных, расширение веротерпимости, и т.д.) Джон Локк возвращается в Англию и всецело поддерживает происходящие в обществе изменения2.

В 1689 году он публикует своё главное политическое произведение -

«Два трактата о правлении», в котором он, с одной стороны открыто критиковал, как абсолютную монархию, так и неограниченную государственную власть вообще (то есть критиковал, по сути, Томаса Гоббса и Роберта Филмера); и, с другой, развивал идеи договорного происхождения государственной власти и конституционной монархии1.

Джон Лильберн (1614-1657), подобно Джеймсу Гаррингтону, происходил из «новых дворян». Однако если семья Джеймса была богата и знаменита, то родня Джона, выражаясь современным языком, занималась «мелкой коммерческой деятельностью» (арендовала угольные копи, чтобы затем выгодно продавать уголь на юге страны, выращивала скот и сено на продажу и т.д.) и зарабатывала сравнительно немного. Сам Джон не получил хорошего систематического образования, он должен был продолжить семейное дело и стать торговцем, а потому, после окончания начальной школы, был отдан в ученики к лондонскому торговцу Томасу Хьюстону. Но стать состоятельным торговцем Джону было не суждено. Несмотря на отсутствие систематического образования, он был чрезвычайно умным и одаренным человеком - самостоятельно изучал античных авторов и запутанные нормы английского права. Еще до начала революции он понял, что английское общество развивается в неправильном (с его точки зрения) направлении, поэтому уже в 1637-1638 годах начинает выпускать яркие политические памфлеты, в которых критикует произвол властей, деспотизм короля Карла I, притеснения пуритан, долгое отсутствие созыва парламента (парламент не созывался с 1628 по 1640 годы). За эти памфлеты в 1637 году Джона арестовывают, сначала налагают на него крупный штраф, а затем, когда он не прекратил своей «пропагандистской» деятельности, бросают в тюрьму2.

Начавшуюся революцию Джон воспринимает с громадным энтузиазмом. С первых дней гражданской войны он сражается в рядах парламентской армии, и в 1645 году становится командиром одного из самых боеспособных полков. Однако вскоре он понимает, что разворачивающаяся революция не несет народу «истинного» освобождения: «диктатура» короля меняется на «диктатуру» парламента, единоличный монарх у власти сменяется небольшой правящей «кликой» богатейших джентри. Простой народ же, истинный «творец» революции, проливавший в многочисленных сражениях свою кровь, не получает ничего.

Джон Лильберн сначала «просит» парламент, а затем «требует» продолжить революцию, создать истинную «народную» республику (то есть провести масштабные политические и, отчасти, экономические преобразования, которые улучшат материальное положение простого народа и сделают возможным его реальное участие во власти. «Парламент, которому было поручено народом освободить его от всякого рода притеснений, и за который народ так щедро проливал свою кровь и тратил имущество, что этот парламент, став у власти, угнетает его также жестоко, как во времена партии Голлиса и Степльтона (лидеры пресвитериан в парламенте в начале 1640-х годов - Б.К.), и так же обращается к армии, как это делали король и епископы, чтобы опереться на нее и сделать постоянной»1 - пишет Джон Лильберн в

одном из своих памфлетов в начале 1649 года. Уже в 1645 году он, в знак протеста против введения в армии пресвитерианства, подает в отставку (правда затем возвращается в армию и принимает участия в сражениях второй гражданской войны (1648-1649)) и становится идеологическим лидером формирующегося радикального политического течения левеллеров, выступающих за продолжение революции.

«Просьбы» и «требования» Джона продолжить реформы и создать народную республику не были услышаны Оливером Кромвелем и Долгим парламентом, присвоившим, после свержения монархии, себе все полноту государственной власти. Поэтому в мае 1649 года левеллеры поднимают восстание в армии (где их влияние было наиболее сильно), которое несмотря на свою многочисленность, и во многом благодаря разобщенности участников, и тому, что лидеры левеллеров (в том числе и Джон Лильберн) в это время находились в тюрьме, было жестоко подавлено1. Идеям «Честного Джона» (так прозвали Джона Лильберна в народе) не суждено было осуществиться.

Джерард Уинстенли (1609-1676) и Джордж Фокс (1624-1691) были представителями «социального дна» английского общества. Джерард Уинстенли родился в семье скромного, но достаточно успешного, торговца шерстью и сукном. Он, подобно Джон Лильберну, обучался в одном из торговых домов Лондона и должен был продолжить семейное дело. К началу революции он даже успел жениться на дочери лондонского лекаря Сюзане Кинг2.

Начавшуюся революцию Джерард Уинстенли, подобно большинству людей своего социального слоя, встречает с энтузиазмом. Он, как и многие другие простые граждане Англии, ждет улучшения своего материального положения, свержения королевской деспотии, создания справедливого народного правительства. Однако революция несет Джерарду лишь нищету и разочарование. В 1643 году он полностью разоряется, потому, что, как отмечал позже сам Джерард, «люди, руководствующиеся принципами честности, чуждые обману, не знают в эти дни, как прожить…»3. После полного разорения он вынужден был покинуть Лондон и уехать в сельскую местность, где в течение нескольких лет жил в ужасной нищете, перебиваясь случайными заработками4. Что стало с его семьей и были ли у него дети, неизвестно.

Во второй половине 1640-х годов Джерард Уинстенли начинает выпускать множество политических памфлетов, в которых призывает, подобно Джону Лильберну, парламент и Оливера Кромвеля продолжить революцию. Основным его «требованием» является раздача земельных владений бедным крестьянам на безвозмездной («справедливой» для Джерарда) основе. Однако власти не слышат его призывов, тогда он с группой своих единомышленников (которых позже назовут диггерами («копателями»)) в 1649 году создает «колонию» и начинает распашку пустующих общинных земель.

Деятельность диггеров, являясь, безусловно, посягательством на частную собственность (хотя сам Джерард так не считал), не приносит никакого вреда лендлордам, однако в 1649 и 1650 годах колонию диггеров несколько раз разрушают, и они прекращают свою деятельность1. В 1652 году он публикует свое самое большое и знаменитое произведение «Закон свободы», в котором систематически излагает принципы построения «справедливого» общественного строя. Свой труд Джерард адресует лидеру революции Оливеру Кромвелю, призывая его немедленно начать, обозначенные в «Законе свободы» преобразования2. Однако власти вновь его не слышат, и, после публикации своего главного труда, Джерард Уинстенли, разочаровавшись в революции и существующем общественном строе, прекращает свою активную политическую деятельность.

Джордж Фокс так же, как и Джерард Уинстенли, родился в семье скромного торговца-ткача. Однако он был значительно (на 15 лет) моложе Джерарда, и к моменту начала революции ему было всего лишь 16 лет. Набожный и чувствительный Джордж Фокс поддерживает стремление людей избавиться от тирании и нищеты, однако с самого начала революции отвергает насилие. Он не хочет ни идти на войну, ни жениться и заводить семью, ни становиться ремесленником и торговцем; его мучают вопросы о Боге, вере, справедливости, смысле человеческой жизни, поэтому в 1643 году он уходит из дома и добровольно становится нищим странником-изгоем3. «Отойдя от всяких дурных компаний и оставив отца, мать и других родственников, я бродил по земле туда и сюда, словно странник, по путям, к которым Господь склонял меня; снимая для себя комнату в том городе, куда я приходил…» - т напишет позже про свои странствия в «Дневнике» Джордж Фокс1.

Но, куда бы Джордж ни пришел, нигде его не принимали. Общество погрузилось в пучину революции, всюду происходили кровопролитные сражения, и до «духовных исканий» молодого юноши никому не было дела. Джордж Фокс фактически оказался отторгнутым обществом. Сложных общественно-политических изменений, происходящих в обществе, он не понимал, а кровопролития не принимал вовсе. Поэтому в своих исканиях справедливости он обращается не к реально существующему обществу, а к Богу, «внутреннему свету» внутри каждого человека.

В конце 1640-х годов он начинает свою «правоведческую» деятельность, призывая людей к имущественному и социальному равенству, к отказу от насилия и лжи, к объединению людей в добровольные общины. В 1652 году появляется первая община квакеров (так прозвали последователей Джорджа Фокса), состоящая из таких же общественных изгоев, как и сам Джордж. Во второй половине XVII века количество таких общин резко возрастает2. В них отчаявшиеся и разочаровавшиеся люди, утратившие надежду изменить существующий общественный строй в целом, смогли обрести покой и воплотить в жизнь, хоть и в рамках отдельной общины, те принципы и ценности, которые считали «справедливыми» (то есть создать «справедливое общество» в миниатюре).3

Таким образом, даже после столь краткого обзора жизни и деятельности наших «героев» - создателей произведений о справедливом обществе времен Английской революции и Реставрации, мы видим, сколь мало было между ними общего. Это были люди различного имущественного и социального положения, с различными, зачастую диаметрально противоположными, взглядами на общество и справедливость. Действительно, довольно трудно найти общее, как в жизненном пути, так и во взглядах на справедливое общество, например, у ярого революционера-левеллера республиканца Джона Лильберна и богатого земельного аристократа роялиста Роберта Филмера; или у бедного крестьянина-диггера Джерарда Уинстенли, призывающего к всеобщему имущественному уравнению и отказу от частной собственности, и богатейшего джентри Джеймса Гаррингтона, считавшего имущество (частную собственность) мерилом политического, социального и экономического положения человека в обществе.

Все эти люди говорили о справедливости, мечтали создать «справедливое общество», но у каждого из них, как мы видим, эта справедливость была «своя». Гражданская война и революция заставили этих людей четче определиться со своими общественно-политическими взглядами, выстроить их в четкую структуру, создать «модели» справедливого общественного строя. К рассмотрению этих «моделей», отражающих взгляды на справедливость различных слоев английского общества XVII века, мы с вами и обратимся в следующем параграфе.

2.3 Английские мыслители времен Революции и Реставрации о «справедливом обществе»

В двух предыдущих параграфах данной главы мы с вами выяснили, что к середине XVII века в английском обществе накапливается масса противоречий, затрагивающих и политическую и экономическую и духовную сферы общественной жизни. Логичным следствием накопления этих противоречий являлась Великая английская революция 1640-х - 1660-х годов, призванная (по мнению большинства ее участников) разрешить все эти противоречия, и, в конечном итоге, создать «справедливое общество».

Участниками бурных революционных событий стали представители различных слоев английского общества. Причем, каждый социальный слой отстаивал в революции свои собственные интересы, а не просто являлся

«игрушкой» в руках знати, как это было прежде, во время многочисленных феодальных междоусобиц. Эта «всеохватность» революции «пробудила ото

сна» огромное количество общественных деятелей, принадлежавших к различным слоям английского общества. Деятели эти, представляя интересы именно той части общества, к которой они сами принадлежали, создают собственные «программы», в которых описывают принципы построения и достижения «справедливого общества».

К рассмотрению этих «программ», отражающих интересы и представления о справедливости различных социальных групп, мы и обратимся в этом параграфе.

В первой главе, при изучении «моделей» справедливого общества ранних утопистов, мы рассматривали все «модели» вместе, выявляя их общие характерные черты. В данной главе, в силу того, что модели «справедливого общества» времен Английской революции и Реставрации, сильно отличаются одна от другой, отражают взгляды на справедливость представителей различных социальных групп, мы будем рассматривать эти модели раздельно, стараясь выявить в каждой из них её особенности.

Мы будем рассматривать и анализировать модели «справедливого общества» данного периода - от консервативных, предусматривающих проведение умеренных реформ или вовсе их отрицавших, до наиболее радикальных, предполагавших серьезные перемены в общественном, политическом и экономическом устройстве.

И, руководствуясь данной логикой, первым рассмотренным нами мыслителем будет Роберт Филмер, и его модель «справедливого общества», изложенная в работе «Патриарх» (написана предположительно в 1648; опубликована в 1680).

Роберт Филмер являлся представителем «старой» феодальной аристократии, уже «отжившей» свой век и постепенно уходящей с исторической арены в условиях развития нового буржуазного общественного строя. Неудивительно поэтому, что он обратил свой взгляд в поисках

«справедливого общества» не в будущее, а в прошлое - к идеалам абсолютной монархии и жёсткой феодальной иерархии.

Для него, как представителя «старой» аристократии, главной общественной несправедливостью было отнюдь не бедственное положение народных низов или отсутствие политических прав у большей части английского населения. Напротив, Роберта Филмера пугало и приводило в недоумение то, что обычный народ в современных английских реалиях XVII века стремиться повлиять на «божественную» королевскую власть, пошатнуть ее авторитет; что парламент, являющийся, по мнению Роберта Филмера, лишь «советником короля», вмешивается в государственную политику1; что незнатные «выскочки» («новое дворянство») стремятся управлять страной, пока старая верная королю аристократия, основа стабильности государства, «его стержень», разоряется и теряет свое влияние2. Роберт Филмер отрицал любое ограничение королевской власти, считая, что это неминуемо приведет к краху государства; недаром одна из его работ, вышедшая в том же году, что и

«Патриарх», носит название «Анархия ограниченной монархии»3.

Воплощением «справедливого» общественного устройства для Роберта Филмера являлось сильное государство, управляемое мудрым монархом, обладающим неограниченной государственной властью, и, по своему желанию, обращающемуся за советом к парламенту. Власть монарха в «идеальном» государстве Роберта Филмера носила «органический», естественный характер - она существовала изначально и проистекала из власти отца над своими сыновьями. Любые дальнейшие политические учреждения и нормы права были созданы монархом, чтобы управлять страной более эффективно. И, будучи созданными по его воли, могли быть им же и отменены, если это потребуется. Народ во всем должен был следовать за своим правителем и беспрекословно принимать любые его решения, подобно тому, как дети в семье во всем следуют за своим отцом4.

Таким образом, политическая концепция Роберта Филмера, его модель идеального общественного устройства состояла из трех компонентов (каждой из которых была посвящена отдельная глава в «Патриархе»):

1. Абсолютная монархия изначальная и единственно возможная форма правления. Первым «абсолютным монархом» был Адам, который «правил» своими детьми. Призвание монарха, подобно отцу и доброму «пастору», вести свой народ к процветанию, призвание подданных - «сыновние» послушание. Вот как описывает Роберт Филмер в «Патриархе» происхождение и характер монархической власти: «Адам был господином для своих детей, а его дети властвовали над своими детьми, но при этом все равно подчинялись старшему в роду (прародителю), который являлся господином и над своими внуками и над всеми следующими поколениями, являлся отцом своего народа (семейства)

<…> Я не могу представить себе того, чтобы дети Адама или любого другого человека были свободны от подчинения своим родителям. И эта покорность детей перед родителями является источником монархической власти; власти, учрежденной самим Богом. Отсюда следует, что власть не только имеет божественную природу, но и распределяется по старшинству в роду»1. Такое распределение власти «по старшинству», естественно, создавало в семье, а затем и в государстве определенную иерархию, которая, со временем превратилась в иерархию феодальную, которая, следуя данной логике, также носила божественный и естественный характер.

2. Народ не может избрать себе правителя, и тем более самостоятельно править страной; это также противоестественно, как, если бы дети избирали себе отца. Роль народа в политической жизни заключается лишь в исполнении поручений короля, и выражении своего мнения по какому-либо вопросу, если король соизволит услышать мнение своих подданных. Поэтому, рассуждая о причинах возникновения английского парламента, как народного представителя, Роберт Филмер скажет, что парламент был создан правителем «для облегчения процедуры утверждения законов, которые соизволили принять король и его министры»1.

3. Монарх стоит выше любых законов; законы, подобно политическим учреждениям, лишь инструменты эффективного управления страной, созданные верховной властью. При этом монарх, как единоличный создатель законов сам может их нарушать по своему усмотрению. «Будет ли грехом ослушаться короля, если он предписывает совершить что-либо вопреки законам? - вопрошает Роберт Филмер на страницах своей работы. И тут же сам отвечает на это вопрос: «Повиновение необходимо в любом случае. <…> Например, человек служит королю на войне, он не может проверить является эта война справедливой или нет, однако он обязан повиноваться»2.

Роберт Филмер в середине XVII века разработал наиболее консервативную модель «справедливого общества», направленную на сохранение ключевых и наиболее значимых (по мнению Филмера) общественных и государственных институтов и традиций, таких как абсолютная монархия и феодальная иерархия.

Многие другие мыслители этого периода, наблюдая за общественными изменениями, происходившими в Англии XVII века, за гражданской войной и революцией, за кризисом монархии и феодализма, по-другому, нежели Роберт Филмер, осмысливали их, видели в них не только минусы и потенциальный крах государства, но и определенные плюсы (а некоторые только плюсы). Одним из таких мыслителей, который, подобно Роберту Филмеру, достаточно скептически и настороженно относился к событиям, происходившим в Англии в середине XVII века, однако не признавал абсолютную монархию единственной «органической» божественной формой правления, а народ изначально подчиненным монарху, был Томас Гоббс.

Внешне модель «справедливого общества» Томаса Гоббса, описанная им в работах «О гражданине» и «Левиафан», во многом схожа с вышеописанной «моделью» Роберта Филмера.

Подобно Филмеру, Томас Гоббс считал абсолютную монархию наилучшей формой правления, обеспечивающей стабильное и последовательное развитие общества. Демократию он, напротив, связывал с непрерывной борьбой политических партий, интригами, большим количеством невежд занимающих высокие государственные посты, что, по мнению Томаса Гоббса, препятствовало общественному развитию, или даже приводило к деградации общественных институтов и политическому хаосу1. Верховная власть в любом государстве, вне зависимости от формы правления для Гоббса была суверенна. Государство, гарантируя гражданам защиту и безопасность, полностью подчиняло их себе. Народ не мог воспротивиться правителю (правителям), восстать против него, он должен был подчиняться любым его решениям: «Власть суверена <…> не может быть без его согласия перенесена на другого; суверен не может быть лишен власти, не может быть обвинен кем- либо из своих подданных в несправедливости, не может быть наказан своими подданными»2. Как мы видим в вопросах выбора оптимальной формы правления и суверенитета верховной власти взгляды Томаса Гоббса и Роберта Филмера во многом совпадали.

Однако в вопросе о происхождении верховной власти Томас Гоббс сильно разошелся с Филмером. Для Филмера, власть правителя в государстве носила божественный характер, существовала изначально и происходила от власти отца в семье. Томас Гоббс отбросил любые теологические трактовки происхождения власти и попытался рационалистически подойти к проблеме ее генезиса. Для него изначальным источником власти, каким бы странным это не показалось в виду описанного выше принципа абсолютного суверенитета верховной власти, являлся народ3.

Если Роберт Филмер в построении своей модели «справедливого общества» исходил из изначального естественного неравенства людей - отец всегда будет «выше» сына, то Томас Гоббс, напротив, на страницах

«Левиофана» доказывал, что «природа создала людей равными в отношении физических и умственных способностей»1. Однако равенство это отнюдь не являлось благом как для самих людей, так и для общества в целом. Ведь «из равенства способностей возникает равенство надежд на достижение целей.

<…> если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами»2 .Таким образом, изначальное равенство порождало «войну всех против всех» и грозило человеческому роду гибелью. Такое состояние «перманентной войны» Гоббс называл «естественным состоянием». В «естественном состоянии» люди не были ограничены чем-либо, справедливости и несправедливости не существовало, каждый отстаивал лишь свои собственные эгоистичные интересы. Во время беспрерывной вражды никто не мог чувствовать себя в безопасности, поэтому люди, которым изначально был свойственен страх смерти, стремились выйти из «естественного состояния», перейти от «перманентной войны» к миру3.

Таким выходом из «естественного состояния» было заключение «общественного договора» и создание таким путем государства. Сущность «общественного договора» заключалась в том, что люди, осознавшие пагубность всеобщего равенства и абсолютной свободы, отдавали часть своих прав и свобод высшему суверену - государственной власти. Взамен утраченных прав и свобод они получали мир и безопасность, ибо теперь в «гражданском состоянии» (так Гоббс называл жизнь людей после заключения «общественного договора») суверен, обладая высшей властью и возвысившись над простым народом, регулировал жизнь людей и пресекал их вражду4.

«Общественный договор», являясь волеизъявлением всего народа, стремившегося прекратить «войну всех против всех» и избежать истребления, не мог быть нарушен или изменен, ибо, в противном случае, каждый стремился бы скорректировать его в свою пользу, что возродило бы всеобщую вражду. Таким образом, во избежание всеобщего хаоса, «общественный договор» должен был быть неизменным, а власть суверена абсолютной: «подданные монарха не могут без его разрешения свергнуть монархию и вернуться к хаосу разобщенной толпы, <…> ибо они обязались каждый перед каждым признавать именно его действия своими и считать себя ответственными за все, что их суверен будет или сочтет уместным делать»1.

Как мы видим, несмотря на то, что «модель» справедливого общества Томаса Гоббса имела некоторые сходные черты с рассмотренной нами общественной «моделью» Роберта Филмера, однако творец «Левиафана» вывел государственную власть из области сакрального и сблизил ее с народом, который стал изначальным источником этой власти (хоть и не мог на нее воздействовать после заключения «общественного договора»). Еще дальше по пути возвышения значимости народной воли в государстве и защиты индивидуальных прав личности пошел другой английский мыслитель, живший немного позже Томаса Гоббса и перенявший многие его идеи, а именно Джон Локк.

В учебной, а иногда и в научной литературе имена Джона Локка и Томаса Гоббса ставят вместе. Этих знаменитых английских мыслителей позиционируют как творцов «теории общественного договора», зачастую не разделяя их концепций. И, действительно, с первого взгляда, может показаться, что политические и социальные идеи Томаса Гоббса и Джона Локка очень похожи. Джон Локк, подобно Томасу Гоббсу, разделяет общественные состояния людей на «естественное» и «гражданское» и связывает появление государства с заключением «общественного договора»2 Однако и цели общественного договора, и функции государства, и права народа по отношению к властям в концепции «справедливого общества» Джона Локка существенно отличаются от аналогичных идей Гоббса.

Если для Томаса Гоббса «общественный договор» являлся средством спасения людей «от самих себя», от истребления, и поэтому они навсегда во избежание войны и хаоса отдавали суверену свои права и свободы, то для Джона Локка «общественный договор» был лишь средством закрепления и гарантии прав и свобод личности в создаваемом государстве.

Джон Локк не связывал «естественное состояние» человека с «войной всех против всех», которую нужно прекратить любым путем; он верил в то, что люди способны жить вместе во взаимной доброжелательности, и поэтому, хотя «естественное состояние» и «есть состояние свободы, это, тем не менее, не состояние своеволия», - заключал великий английский мыслитель1. В «естественном состоянии» люди обладали частной собственностью, неограниченными правами и свободами, и, стремясь защитить эти права и свободы, а также свою собственность (ибо, по мнению Джона Локка угроза «войны всех против всех» все же существовала), они заключали на условиях взаимного согласия «общественный договор» и тем самым создавали государство2.

При этом государство являлось не абсолютным сувереном, забиравшим себе навсегда часть прав и свобод людей, подобно гоббсовскому «Левиафану», но слугой народа, выразителем его воли, защитником прав и свобод. Верховным сувереном в государстве оставался народ, передавший для общей выгоды, на определенных условиях (гарантия безопасности, защита частной собственности) часть своих прав и свобод правителям. И как только правители переставали исполнять свои обязанности, защищать права и свободы граждан, превращались из слуг народа в тиранов, «общественный договор» мог быть расторгнуть по инициативе самих граждан. Тем самым Джон Локк уже через 30 лет после окончания Английской революции вновь возрождал и обосновывал идею права народа на восстание против деспотической власти. «Народ с которым все время дурно обращаются и права которого нарушают, будет готов при первом же случае освободиться от лежащего на тем тяжкого бремени»,- читаем мы на страницах работы Джона Локка «Два трактата о правлении» 1.

При таком подходе к организации власти в государстве, естественно, вставал вопрос о том, как, во-первых, не допустить превращения справедливого правления в деспотию (ибо насильственное свержение власти являлось хоть и допустимым, но не желательным способом восстановления справедливости); и, во-вторых, как отличить деспотическую власть от справедливой; в какой момент правление обретает деспотический характер и его надо менять.

Таким «инструментом» ограничения государственной власти, не дающим ей нарушить заключенный «общественный договор», в концепции справедливого общественного устройства Джона Локка выступал закон. Законам в государстве, по мнению английского мыслителя, должны были подчиняться не только рядовые граждане, но и правители. Справедливые законы, принятые по общему согласию однажды, стояли выше государственной власти и не могли быть ею произвольно изменены каким-либо способом, помимо воли народа. Вот как сам Джон Локк описывает цель создания государства и роль законов в нем: «Основной целью вступления людей в общество является стремление мирно и безопасно пользоваться своей собственностью, а основным орудием и средством для этого служат законы, установленные в этом обществе»2.

И, конечно же, для такого государства «строгой законности», созданного, в первую очередь, для защиты свободы и собственности людей, такая форма правления как абсолютная монархия, не подходила. Поэтому Джон Локк, рассуждая на страницах своей работы «Два трактата о правлении» о выборе оптимальной формы правления, пришел к выводу, что «возможно вначале, какой-то один добродетельный и превосходный человек, из уважения к его хорошим качествам и добродетелям <…> был отмечен тем, что бразды правления <…> по молчаливому согласию перешли в его руки <…>. Однако его преемники были иного склада (не обладали добродетелями своего предшественника), и народ нашел, что при таком правлении его собственность не находится в безопасности <…> до тех пор пока власть не будет отдана в руки коллективного органа…»1.

Таким образом, Джон Локк, в отличие от двух предыдущих рассмотренных нами мыслителей - апологетов абсолютной монархии Роберта Филмера и Томаса Гоббса - выступал за монархию ограниченную, конституционную. Он отказался от крайнего этатизма, свойственного идеям Филмера и Гоббса, ограничил вмешательство государства в жизнь граждан, сделал свободу личности и защиту ее интересов и прав собственности приоритетом общественного развития. Подобные идеи мы найдем и у следующего рассматриваемого нами мыслителя, который мало касался в своих работах, в отличие от Джона Локка, вопроса о возникновении государства. Однако он подробно рассмотрел историческую эволюцию различных форм правления, выявил в ней закономерность, и пришел к выводу, что единственно возможной формой правления в Англии XVII века может быть республика. Я имею в виду одного из основоположников буржуазной демократии Джеймса Гаррингтона2.

В основе модели «справедливого общества» Джеймса Гаррингтона лежала разработанная им концепция о «трудовом происхождении собственности». Главная несправедливость существующего в Англии в XVII веке общественного строя для Джеймса Гаррингтона заключалась в том, что страной правила «деспотичная» старая аристократия, не имевшая совершенно никаких заслуг перед обществом и возвысившаяся лишь благодаря своему знатному происхождению; в то время как люди действительно умные, талантливые и предприимчивые не имели практически никакого влияния в политике. Под этими «талантливыми людьми» Джеймс Гаррингтон, естественно, подразумевал «новых дворян» (джентри), представителем которых он сам и являлся.

Мерилом «талантливости» человека для Гаррингтона выступала частная собственность. Чем более умен и трудолюбив был человек, тем больше у него возникало возможностей к накоплению имущества (то есть собственность была следствием трудолюбия и предприимчивости человека - отсюда и название концепции). Джеймс Гаррингтон отрицал правильность разделения общества на социальные слои согласно знатности происхождения, взамен он предлагал «делить людей по трудолюбию», то есть, следуя его логике, по накопленному богатству. Он, в отличие от Джона Локка и Томаса Гоббса, отрицал изначальное равенство людей, доказывая, что люди рождаются с разными умственными и физическими способностями: «Например, возьмем определенное количество людей, к примеру, 20 человек, - рассуждал Джеймс Гаррингтон на страницах «Республики Океании», - и попробуем немедленно сделать республику. Эти 20 человек никогда не смогут делать все вместе, на равных, так как между ними всегда будет разница, треть из них, условно, будет умнее других, и именно эти люди станут руководить всеми остальными»1.

Поэтому Джеймс Гаррингтон, будучи республиканцем и активным сторонником Английской революции 1640-х - 1660-х годов, выступал за создание буржуазной республики, руководимой наиболее богатыми гражданами страны. В предлагаемой им модели «справедливого общества» положение человека в обществе определялось его имущественным состоянием: избирательными правами и возможностью быть избранными на высокие государственные должности обладали лишь люди, имеющие земельную собственность, так называемые «свободные граждане»; при этом сами «свободные граждане» также разделялись на две имущественные категории - «всадников» (с доходом от собственности более 100 фунтов в год) и «пехотинцев» (доход менее 100 фунтов). «Всадники», конечно, как наиболее состоятельные, а значит и наиболее умные и трудолюбивые граждане, обладали большим спектром политических прав и возможностей, нежели «пехотинцы». Возможность создания «всенародной республики», где весь народ участвовал бы в политической жизни, Гаррингтон отрицал, считая, что страной должны руководить только люди, обладающие неким достатком, а, следовательно, достаточно трудолюбивые, и, кроме того, заинтересованные, в силу желания сохранить свою собственность, в создании сильного и стабильного государства1. «На самом деле как не может быть армии солдат без офицеров или офицеров без солдат, так и не может быть республики народа без джентри или джентри без народа <…>. Ведь республике нужны выдающиеся личности (полководцы, юристы и т.д.), а стать таковыми могут только джентльмены (под джентльменами подразумеваются не люди знатного происхождения, а люди талантливые и богатые, занимающие высокое общественное положение - Б.К.)», - так описывал роль «имущественной знати» в республике Джеймс Гаррингтон2.

Таким образом, мы видим, что модель республиканского строя Джеймса Гаррингтона базировалась на принципе - положение человека в обществе и его политические права определяются его имущественным достатком. Политическая власть в государстве становилась в модели Гаррингтона естественным следствием экономической состоятельности индивида. При этом экономический успех, накопление частной собственности связывались с трудолюбием и талантливостью человека.

Форма оптимального государственного устройства также выводилась Джеймсом Гаррингтоном из экономических отношений. Эта концепция связи экономических отношений в обществе с формой государственного устройства получила в работе Гаррингтона «Республика Океания» название «баланса собственности». Суть концепции «баланса собственности» Джеймса Гаррингтона заключалась в том, что форма правления в государстве напрямую зависит от количества землевладельцев в нем. «Если один человек владеет всей территорией или его собственность перевешивает собственность всех остальных людей, например, в отношении 3 к 4, он - «гранд - сеньор», и потому его государство - абсолютная монархия. <…> Если землей владеет немногочисленная знать или знать и часть духовенства, то формой правления будет смешанная монархия или аристократия. <…> И, если весь народ или большинство - землевладельцы, то формой правления будет республика»1.

Разработав эту концепцию и подкрепив ее несколькими историческими примерами, Джеймс Гаррингтон стремился доказать, что в Англии к XVII веку сформировался «народный баланс собственности» (когда землей владеет сразу множество человек; для Гаррингтона такое «множество» начиналось от 5 тысяч землевладельцев), а, следовательно, и форма правления, вслед за изменением количества землевладельцев в государстве, должна была смениться с монархической на республиканскую2. Тем самым Джеймс Гаррингтон доказывал, что Английская революция (активным сторонником которой он сам являлся) была естественным, неизбежным и абсолютно справедливым явлением, и, что реставрация монархии в Англии невозможна, ибо «баланс собственности» уже сменился (впрочем, в данном случае, Джеймс Гаррингтон серьезно ошибся, так как монархия в Англии была восстановлена спустя 4 года после публикации «Республики Океании»).