Девиантное поведение населения в 20-е годы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава 1. Особенности реализации НЭПа в Ярославской губернии

1.1 Ярославская деревня в годы НЭПа

1.2 Повседневная жизнь крестьян в годы НЭПа

Глава 2. Проявление девиантного поведения в среде городского и сельского населения в годы НЭПа

2.1 Преступность и правоохранительная политика советского государства

2.2 Пьянство и алкоголизм в общественном сознании и быту

2.3 Проституция и борьба советского государства с ее проявлениями

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

В современной исторической науке обозначились новые важные тенденции относительно изучения советской истории периода новой экономической политики: рассмотрение нэпа в широком контексте, охватывающем помимо традиционных политических, экономических, социальных и социально-демографические и социокультурные аспекты; существенное приращение документальной базы, особенно за счет вовлечения в научный оборот региональных материалов; стремление к системному подходу в исследовании 1920-х гг.

На рубеже ХХ-ХХI вв. в российской историографии актуализировалась проблема изучения повседневной, обыденной жизни, усилился научный интерес к социально-психологическому состоянию различных слоев советского общества и, как следствие, к социальным девиациям с негативным содержанием - пьянству, наркомании, проституции и преступности. Анализ указанных проявлений маргинального характера позволяет расширить традиционное представление о специфике социокультурного развития отдельных регионов, реконструировать особый, неповторимый облик городов и сельских поселений, уяснить характер эволюции форм негативного поведения граждан и понять причины произошедших перемен в социуме 1920-х гг.

На протяжении последних двух десятилетий российскими властными структурами ставится задача формирования гражданского общества, которая не может быть решена в условиях существующей социально-экономической нестабильности, роста алкоголизма, хулиганства, преступности и других подобных явлений. В данном контексте обращение к заявленной проблематике приобретает особую актуальность.

Исследование повседневной жизни периода новой экономической политики в девиантных формах актуально и с точки зрения регионального подхода, диктующего воссоздание нэповской реальности во всей ее конкретности, многообразии и противоречивости. Анализ данной проблемы, включающей такие недостаточно изученные на региональном уровне аспекты, как: условия жизни населения, формы противоправного поведения (пьянство, хулиганство, преступность, проституция) и эффективность борьбы с ними государственных и правоохранительных местных органов власти, помогает выявить общероссийские черты и специфику социокультурного развития Ярославской губерниив 1921-1929 гг., а также скорректировать наши представления о ментальности граждан в провинции на переломном этапе отечественной истории.

В настоящее время поиск концепции новой экономической политики ведется исследователями в рамках нескольких парадигм, и, прежде всего, в рамках теории модернизации. Многочисленные трудности и нерешенные вопросы, присутствующие в современной отечественной историографии, во многом связаны с не всегда объективным и всесторонним анализом конкретной российской действительности 1920-х гг. Этот пробел может быть восполнен за счет региональных исследований по теме. Таким образом, избранная тема является частью изучения комплексной проблемы политической и социокультурной истории регионов России в годы новой экономической политики.

Степень изученности проблемы. В историографии проблемы можно обозначить следующие периоды. Первый период - 1920-е - начало 30-х гг. Второй период - 1960-1980-е гг. Третий период - начало 1990-х - по настоящее время.

Анализ литературы первого периода показал, что ведущей историографической тенденцией являлась проблема изучения самодеятельного производства спиртных напитков и алкоголизма, а также связанных с ним разнообразных проявлений девиантного поведения. Указанная тематика нашла отражение в значительном количестве агитационно-пропагандистских публикаций. Специалисты разных отраслей науки - юристы, социологи, педагоги, историки попытались выявить причины роста потребления спиртного на протяжении двадцатых годов, изучали условия распространения алкоголизма среди различных слоев населения, разрабатывали систему специальных мер для борьбы с пьянством. Авторы научных исследований усматривали причины роста потребления спиртного на протяжении двадцатых годов в «пережитках прошлого», наследии «старого режима», низком культурном уровне населения. Особое внимание ученых в рассматриваемый период привлекали социально-экономические и демографические факторы преступности, психология и индивидуальный мир преступника. Исследователи, опираясь на дореволюционный опыт в области изучения данных феноменов, сумели дать типологию нормы и аномалии в социальном поведении, объективный и глубокий анализ криминальной ситуации в Советской России эпохи нэпа.

Таким образом, в течение первого историографического периода был накоплен ценнейший историко-социологический материал по различным аспектам «отклоняющегося» поведения населения.

К сожалению, научное изучение проблематики было прервано в 1930-е гг. по идеологическим соображениям и возобновилось только на рубеже 50 - 60-х гг. XX века.

В 1960 - 1980-х гг. всестороннее изучение девиантных форм поведения населения периода новой экономической политики затрудняли излишняя идеологизация и политизация повседневной жизни советского общества. Следует отметить, что ведущей тенденцией этого периода являлось исследование феномена девиантности послереволюционного времени в рамках концепций «социалистического образа жизни» и «пережитков прошлого». В контексте этих теорий проявления отклонений от норм социалистической законности и морали трактовались как наследие «старого режима» в сознании и поведении. В этой связи из поля зрения исследователей исчезли характер массовых социальных аномалий, экономических, политических, социальных и культурных предпосылок девиантности при социализме. Заслугой ученых этого периода были выявление и характеристика основных типов антисоциалистического поведения, изучение пьянства и преступности, получивших распространение среди различных слоев населения в 1921-1929 гг.

Важное место в историографии второго периода занимают публикации второй половины 1980-х гг., в определенной мере связанные с так называемой «антиалкогольной кампанией». Имеются в виду работы Т.П. Коржихиной, Г.А. Бордюгова, В.А. Козлова, О.В. Хлевнюкаи некоторых других авторов, положившие начало современным междисциплинарным исследованиям девиантного поведения двадцатых годов.

С начала 1990-х гг. в связи с рассекречиванием целого ряда архивных фондов, формированием методологического плюрализма, складывается целый ряд новых исследовательских направлений в отечественной историографии, в том числе и проблема социальной девиантности, которая рассматривалась, главным образом, в ракурсе истории повседневности.

На рубеже XX-XXI столетий отечественными историками были изучены теоретические и конкретно-исторические аспекты проблемы личности. Данный этап характеризуется активным введением в научный оборот региональных материалов по теме. Авторы попытались избавиться от некоторых устаревших стереотипов советской историографии и сформулировать новую концепцию девиантности. Следует подчеркнуть, что ее выработка была связана, прежде всего, с пересмотром традиционного ракурса изучения нэпа в контексте теории модернизации.

Современное состояние источниковой базы ставит под сомнение некоторые выводы и оценки, представленные в литературе тех лет. Важное место при изучении уровня жизни советских граждан занимает анализ материалов бюджетных обследований. Черных А.И., анализируя данную проблему, приходит к выводу, что максимальный уровень жизни рабочих СССР в рассматриваемый период был достигнут в 1926-1928 гг. Начало индустриализации привело к его быстрому падению в результате роста цен и снижению покупательной способности рубля.

Точку зрения Черных А.И. разделяет Осокина Е.А., считающая 1926 г. последним благополучным годом, после которого в стране начал развиваться товарный кризис. По мнению автора, люди становились жертвами централизованной распределительной экономики. Товарный дефицит обрекал население на низкий жизненный уровень и порождал особую социальную психологию, культуру дефицита, ставшую важнейшей составляющей советской ментальности.

Ряд авторов по-прежнему придерживается известной точки зрения. Так, например, Стеблев С.П. утверждал очевидное улучшение условий жизни населения, несмотря на сложности и противоречия общественного развития данного периода.

В 1999 году появилась одна из первых комплексных работ по социальной истории СССР 1920-1930-х гг. - монография Н.Б. Лебиной. В данной работе автор применяет особую методологию, которую использует для анализа исследуемого периода. Лебина Н.Б. делает акцент на своей приверженности новой методологии: она предлагает противопоставить традиционному изучению истории, осуществляемому преимущественно в экономическом и политическом контексте и неизбежно ведущему к схематизации, исследование «культурно-антропологического» характера. Повседневная жизнь советского города рассматривается с точки зрения того, что для нее было нормой и что аномалией. Изучив ее работу, мы пришли к выводу, что власти могут инициировать трансформацию ментальных установок населения, но истинно глубокие перемены связаны с общими социально-экономическими процессами. Лебина Н.Б. предлагает два весьма характерных постулата: нэпотмечен возрождением привычных бытовых практик, «великий перелом» ознаменовался переходом к аномальным практикам повседневности. В тоже время предметом изучения в монографии является социальная среда одного лишь г. Ленинграда, и советская повседневность рассматривается в ней только с позиции девиантного поведения, что является ограничением всестороннего глубокого анализа советской действительности.

Одним из наиболее перспективных междисциплинарных направлений стали исследования повседневности российской провинции, в том числе и ее девиантной версии. Заметное повышение интереса к проблематике на региональном уровне во многом связано с широкими возможностями изучения целого ряда сюжетов именно на местном материале. К ним относятся девиантные формы поведения в аграрных, аграрно-индустриальных и индустриальных районах страны, воздействие географического положения, национально-конфессиональной принадлежности, особенностей экономической и социальной организации регионов на распространение пьянства, хулиганства и преступности, столкновение старых и новых норм поведения в российской глубинке, реакция местных органов власти на социальные девиации в 1920-е гг., уровень их профессионализма в борьбе с ними и многие другие.

Определенный вклад в исследование девиантного поведения в период нэпа внесли самарские ученые, рассмотревшие отдельные аспекты городской и сельской повседневности. Комплексного изучения проблемы на материалах Ярославской губернии 1920-х гг. до настоящего времени не проводилось.

Анализ и обобщение имеющихся по теме научных трудов и публикаций позволяет сделать вывод, что девиантные формы поведения населения периода новой экономической политики относятся к числу недостаточно изученных на региональном уровне.

В связи с этим объектом исследования является девиантное поведение населения Ярославской губернии в 1920-е годы.

Предметом исследования являются основные формы девиантного поведения: пьянство, хулиганство, преступность, проституция и борьба с этими явлениями.

Целью работы является изучение эволюции девиантного поведения в 1920-х гг. у населения Европейской части России (на примере Ярославской губернии).

Исходя из цели, автором были поставлены следующие исследовательские задачи:

- сделать историографический, источниковый анализ, определить теоретико-методологические основания исследования девиантного поведения в советском обществе 1920-х гг.;

- проанализировать социокультурную ситуацию и источники политической девиантности в советском обществе 1920-х гг.;

- выявить и изучить особенности, основные формы и эволюцию девиантного поведения у населения Европейской части России (на примере Ярославской губернии) в 1920-х гг.

Хронологические рамки исследования. 1920-е годы - это период, когда коренным образом меняется жизнь населения, происходит разрушение старых и создание новых ценностей и идеалов в среде городского населения. В это время начинается оформление советского варианта основных политических представлений о цели, стиле и образе жизни, поведенческом типе личности. Нижняя граница - 1921 год - совпадает с переходом к новой экономической политике. Верхняя граница - конец 1920-х годов - связана с резким поворотом советского государства к так называемой политике «форсированной индустриализации». Государственная политика тех лет оказала влияние не только на экономику, но и на мировоззрение людей, на их повседневную жизнь.

Проблема терминологии. Необходимо оговориться, что термин «девиантное поведение» рассматривается не только в социально-психологическом, но и в социокультурном, этическом аспектах. Употребляя этот термин, предполагается их сочетание, подчеркивая тем самым системную сложность и неоднозначность дифференциальных связей в обществе, определявших формы девиантного поведения в условиях изучаемого периода в частности, и преобладающих типов социокультурного поведения в целом.

Понятие «девиантное поведение» автор использовала для характеристики тех форм социокультурного поведения, т.е. социального поведения, облеченного в культурные формы определенного типа, которые выходят за пределы социальной и культурной норм, существующих в определенном обществе в определенных конкретно-исторических условиях.

Под нормой понимается усредненное значение какого-либо признака жизнедеятельности, наиболее распространенный, среднестатистический вариант процесса деятельности; идеальный, желаемый тип, образец, эталон. Норма как категорический нравственный императив не имеет четко обозначенных границ, за которыми существует ее антитеза - не норма, т.е. отклонение от нормы. Границы социокультурной нормы размыты, но в целом она определяет исторически сложившийся в данном конкретном социуме предел, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности людей, социальных групп, социальных организаций.

Источниковая база исследования достаточно широка. В ходе работы были привлечены следующие группы источников: законодательные и нормативные акты; делопроизводственная документация; документальные и статистические издания; материалы периодической печати; источники личного происхождения. Важную группу составляют законодательные и нормативные акты первых лет советской власти и периода новой экономической политики. Они содержат ценную информацию о правовых аспектах изучаемой проблемы, о результатах изменений, произошедших в государстве и обществе и государственном регулировании девиантного поведения населения в послереволюционный период. Сопоставление содержания текстов конституций (1918, 1924 гг.), декретов ВЦИК и СНК РСФСР (СССР), Уголовных кодексов (1922, 1926 гг.), постановлений местных органов власти позволило выявить соответствие законодательной практики в сфере борьбы с пьянством, хулиганством, преступностью конкретно-историческим реалиям в российской провинции двадцатых годов.

Среди ранее неопубликованных документов привлеченных в ходе работы важнейшее место занимают материалы Филиал ГКУЯО «Государственный архив Ярославской области» Центр документации новейшей истории (ЦДНИГАЯО). Так, были изучены отчеты местных подведомственных органов, инспекторских проверок, ведомственные инструкции, приказы и распоряжения, хранящиеся в фондах 21,31,51,63,77,86,112,166,172,202,323,4364,409,451. Данные материалы позволили выявить основной спектр мнений различных органов власти по отношению к девиантным формам поведения, выяснить, насколько предпринимаемые меры социального контроля в двадцатые годы были действенны.

Анализ документов дает определенное представление об отношении партийно-государственных и комсомольских органов к проблеме роста девиантного поведения с негативным содержанием среди всех слоев населения и, прежде всего, в среде партийных и комсомольских чиновников. Изучение документов показало, что вплоть до середины 1920-х гг. властные структуры были не в состоянии определить адекватный комплекс мер для борьбы с массовыми социальными болезнями в советском обществе. Только к концу рассматриваемого периода был взят целенаправленный курс на искоренение существовавших девиаций.

Изучение проблемы было бы неполным без анализа статистических материалов, хранящихся в ЦДНИ (ЯО). Поэтому из фонда 166 были извлечены сведения о масштабах, динамике, специфике преступлений совершаемых в 1920-е гг. в стране (а также в Ярославской губернии), осуществлен их корреляционный анализ.

Помимо этого, были изучены резолюции, распоряжения, решения, отчеты, докладные записки, протоколы заседаний исполнительных, партийных, комсомольских и профсоюзных организаций губернского, окружного и городского уровней, справки, отчеты, донесения, материалы ревизий местных административных органов, рабоче-крестьянской инспекции различного уровня, судов, учреждений медицины, жилищно-коммунального хозяйства, образования, социальной защиты и других. Они содержат ценный материал экономического и социального характера об условиях жизни населения губернии в 1920-е гг., основных формах девиантного поведения жителей, о предпринимавшихся мерах контроля и борьбы с ними. Документы свидетельствуют о целом ряде трудностей, с которыми приходилось сталкиваться административным и правоохранительным органам в своей работе в исследуемый период, о положении самих сотрудников, которые противодействовали распространению алкоголизма, хулиганства, преступности и проституции на территории края (сведения об уровне образования, материальном обеспечении, кадровых «чистках» и т.д.).

Помимо архивных документов использовались материалы опубликованных статистических сборников ЦСУСССР, органов НКВД и справочные издания, в которых нашли отражение такие важные сведения, как: численность населения Ярославской губернии, количество винных магазинов и лавок, статистика осужденных в СССР и отдельных регионах.

В качестве источника были привлечены также сборники документов, в которых получили отражение вопросы взаимодействия власти и населения в контексте эволюции социально девиантного поведения в годы новой экономической политики.

Высоким уровнем информативности по избранной теме обладают центральные и местные периодические издания - «Правда», «Большевик», «Известия», «Комсомольская правда», «Правда и жизнь». Материалы печати помогли глубже понять мотивы антисоциального поведения граждан, реакцию общества в 1920-е гг. на широкое распространение девиаций.

К источникам личного происхождения относятся «письма во власть», в редакцию газет, жалобы граждан, хранящиеся в ЦДНИ (ЯО), а также опубликованные в ряде сборников документов. Они содержат важную информацию о непосредственной реакции населения на деятельность различных органов власти, на административные ирепрессивные меры, которые применялись к нарушителям общественного порядка и преступным элементам, позволяют выявить некоторые причины и мотивы девиантного поведения населения в период новой экономической политики. Материалы личного происхождения позволили реконструировать атмосферу эпохи двадцатых годов.

Все указанные источники, дополняя друг друга, позволяют составить достаточно полное и объективное представление о девиантных формах повседневной жизнедеятельности Ярославской губернии в период 1921 - 1929 гг.

Научная новизна работы состоит в том, что данная работа является первым комплексным исследованием многоплановой, практически неизученной темы - Девиантного поведения населения в годы НЭПа (на примере Ярославской губернии). Главная новизна заключается в получении достаточно целостных и упорядоченных исторических знаний по исследуемой проблематике, позволивших создать представление о проблеме.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Глава 1. Особенности реализации НЭПа в Ярославской губернии

1.1 Ярославская деревня в годы НЭПа

Боевые действия на фронтах гражданской войны закончились. 1921 год должен был стать для России первым за долгое время годом мирного строительства и восстановления народного хозяйства. Но положение в стране оставалось крайне сложным. Она находилась в состоянии тяжелейшей хозяйственной разрухи, усугубляемой острым политическим и социальным кризисом.

Экономика Ярославского края переживала те же кризисные явления, что и другие регионы страны. Общей была разруха в промышленности, сельском хозяйстве, на транспорте.

В годы гражданской войны ярославская деревня находилась в очень сложном положении. Главную роль в производстве продуктов питания и сельскохозяйственного сырья играло в то время крестьянское хозяйство, на которое всей тяжестью легла продразверстка. Она давала определенный положительный эффект в деле продовольственного снабжения Красной армии и городского населения, но в то же время в корне подрывала заинтересованность земледельцев в развитии своего хозяйства. В политике продразверстки крестьян возмущал не столько сам принцип изъятия излишков продуктов (в годы войны они готовы были с этим мириться), сколько полное практически изъятие хлебных и других запасов, обрекающее сельских жителей на голодное существование. Почти в каждом письме из деревни в Красную армию военные цензоры обнаруживали свидетельства этого. «Все ходим босые, картофель покупать не дают, денег нет, а все спрашивают, за все налоги, - говорилось в одном из таких писем, отправленных в действующую армию из деревни Хребтово Боровской волости Ярославского уезда в конце 1920 г. - Жизнь пришла самая плохая. Картофель у нас отбирают... Совсем нас обирают, не знаем, как и жить».

Можно представить себе, какую «мобилизующую» роль играли такие письма для красноармейцев.

Разорение крестьянского хозяйства, массовое дезертирство и бандитизм, недоверие крестьян к правящей партии коммунистов ярко характеризуют ситуацию, в которой оказалась ярославская деревня к концу гражданской войны. Экономическая политика государства все более приобретала в глазах сельских жителей антикрестьянский характер, и это, в свою очередь, усиливало их антисоветские настроения.

Совсем не случайно первым и важнейшим шагом новой экономической политики стала замена продовольственной разверстки натуральным налогом, меньшим по размерам и стабильным в плане взимания его с населения. Уже одно это заметно повлияло на настроения крестьянства. «По отношению к мероприятиям Советской власти заметно улучшающиеся настроения масс, - сообщал в апреле 1921 г. Боровский волисполком Ярославского уезда. - Видно, что крестьянство удовлетворяется проведением практического улучшения их быта... Все крестьянство имеет наибольшую склонность к проведению в жизнь натурального налога, как меры, обеспечивающей продовольственное состояние крестьянства».

Переход от продразверстки к продналогу благоприятно сказывался на развитии сельскохозяйственного производства. Уже осенью 1921 г. крестьяне Ярославской и Рыбинской губерний собрали более высокий, чем прежде, урожай. Это должно было бы способствовать успешной и скорой сдаче продналога. Однако первая продналоговая кампания проходила в сложной обстановке, вызванной засухой и неурожаем в основных зерновых районах страны. Критическая ситуация в Поволжье и на Украине привела к вынужденному увеличению ставок продналога по хлебу и фуражу для губерний Центральной России. В результате налог на хлеб в Ярославской и Рыбинской губерниях оказался намного выше продразверстки. Ярославская губерния, сдававшая по разверстке 200 тыс. пудов хлеба, должна была увеличить размер хлебосдачи до 800 тыс. пудов, а Рыбинская - с 400 тыс. до 970 тыс. пудов. Хотя следует сказать, что общая сумма продналога по всем сельскохозяйственным продуктам (в пересчете на рожь) все-таки была здесь меньше продразверстки.

Осенью 1921 г. во всех уездах и волостях Ярославской и Рыбинской губерний состоялись беспартийные крестьянские конференции и собрания, обсудившие вопросы о продовольственном положении и помощи голодающим Поволжья. Большинство крестьян вполне доброжелательно и с пониманием отнеслось к вопросу о своевременной сдаче продналога. В Ярославской губернии по зерну он был выполнен на 79,2%, по овощам - на 97,6%, картофелю - 86,8%, мясу - 75,7%. В Рыбинской губернии выполнение налоговых норм по зерну составило 76,1%, картофелю - 53,3%, мясу - 83,4%, овощам - 60,7%.

Как видно из этого, полного выполнения продналога добиться не удалось, и тем не менее государство получило гораздо больше продуктов сельского хозяйства, чем ранее сдавалось по продразверстке. Заготовка хлеба по обеим губерниям увеличилась, например, более чем в два раза. Свидетельством растущего интереса крестьян к интенсификации своего хозяйства служило ощутимое уже с первых лет нэпа возрастание посевных площадей. Больше внимания стало уделяться подъему культуры земледелия, введению прогрессивных методов обработки земли.

Для пропаганды сельскохозяйственных знаний широко использовались беспартийные крестьянские конференции, различные совещания и выставки, устраиваемые для крестьян, организация образцовых хозяйств. Более 1 700 экспонатов представила Ярославская губерния на Всесоюзной кустарно-промысловой и сельскохозяйственной выставке в Москве в 1923 г. Среди многих наград, полученных губернией по результатам участия в выставке, особо выделялась высшая награда ВЦИК РСФСР за племенную работу в области крупного рогатого скота и овцеводства. Дипломами выставки были отмечены и некоторые ярославские крестьяне за ведение многопольного хозяйства, работу в области животноводства и т.д.

К середине 20-х гг. в деревне стали очевидными положительные результаты осуществления новой экономической политики, свидетельствовавшие об укреплении крестьянского хозяйства. В свою очередь это способствовало росту социально-политической активности крестьянства, все чаще проявлявшейся в стремлении защитить свои собственные экономические и политические интересы. Чтобы направить эту активность в русло поддержки и укрепления Советской власти, коммунистическая партия провозгласила новый курс в отношении деревни и политику «оживления Советов», ориентированную на их демократизацию. Однако перевыборная кампания в Советы в 1924 г. проводилась традиционными «военно-коммунистическими» методами, и это заметно обострило обстановку в деревне. Большинство крестьян по существу бойкотировало выборы. В Ярославской губернии в них участвовало только 13% сельских избирателей. В условиях нарастания социально-политической напряженности в деревне результаты выборов пришлось аннулировать почти по всей стране и назначить новую перевыборную кампанию, которая должна была практически подтвердить изменение политического курса партии и государства в отношении деревни.

Перевыборная кампания 1925 г. и очередные выборы в Советы в 1925 - 1926г.наглядно показали возможность осуществления такого курса и готовность крестьян поддержать инициативные шаги партии и государства в этом направлении. В этих выборах приняло участие значительно больше сельских избирателей, чем раньше. В Ярославской губернии удельный вес голосовавших крестьян увеличился в 1925 - 1926 г. до 49,9%.

Политика «оживления Советов» стала реальной попыткой партии и государства сбалансировать экономические преобразования нэпа с политическим развитием деревни, но попыткой единственной и весьма недолговечной. Уже со второй половины 20-х гг. усилилось использование административно-командных методов, «проверенных» в годы гражданской войны и способствующих бюрократизации системы управления обществом и государством.

Особую роль в жизни ярославское деревни в годы нэпа играла деятельность одной из самых массовых крестьянских организаций - крестьянские комитетов общественной взаимопомощи, созданных в 1921 г. Круг их деятельности был весьма широким: организация и проведение взаимопомощи при неурожаях, пожарах и других стихийных и социальных бедствиях, организация общественной трудовой помощи, помощь семьям красноармейцев, инвалидам, защита хозяйственных и правовых интересов крестьянства и т.д.

К концу 1928 г. 1 682 сельских кресткома Ярославской губернии объединяли 185 626 крестьян. В распоряжении комитетов взаимопомощи имелось в это время 37 мельниц, 8 маслобойных заводов, 38 кирпичных заводов, 10 картофелетерочных заводов, 3 кожевенных завода, 23 чайных (в том числе несколько "домов крестьянина"), 46 мастерских, 56 зерноочистительных пунктов Кресткомы оказывали материальную помощь жителям деревни, снабжали крестьян через свои прокатные пункты сельскохозяйственными машинами и инвентарем, организовывали различные коллективные товарищества и артели. Их деятельность способствовала реальному укреплению крестьянских хозяйств.

Первая половина 20-х гг., связанная с восстановительными процессами в сельском хозяйстве, была временем экстенсивного роста сельскохозяйственного производства и введением в хозяйственный оборот заброшенных ранее земель. Она характеризовалась достаточно высокими темпами развития сельского хозяйства. Однако окончание восстановительного периода поставило перед сельским хозяйством целый ряд задач. связанных с необходимостью интенсификации и расширения производства, увеличения его товарности, перестройки материально-технической базы.

На новом этапе сразу стало заметно резкое сокращение темпов развития сельского хозяйства, ярко высветились полускрытые до того проблемы: низкий уровень развития производительных сил, низкая доходность и недостаточная товарность, а также аграрное перенаселение.

Некоторые из этих проблем в Ярославской губернии проявились особенно отчетливо. Так, до революции Ярославская губерния отличалась высоким уровнем развития отхожих промыслов и отлив деревенского населения на заработки в города был для нее достаточно типичным явлением. Революция существенно сократила его масштабы и заставила многих ярославских «отходников» вернуться из голодных городов в родные деревни. Только за годы гражданской войны сельское население губернии увеличилось более чем на 150 тыс. человек. Новая экономическая политика облегчила возможности «отхода» в город, но далеко не в прежних размерах. Рост численности крестьянского населения губернии в это время стал постоянным явлением. За первое послереволюционное десятилетие она выросла в целом примерно на 20% (в предыдущий период на такой рост понадобилось около ста лет). Сокращение масштабов отхода на заработки привело к тому, что увеличившееся население деревни вынуждена было жить в основном за счет сельского хозяйства. В то же время резервы вводимой в хозяйственный оборот земли оказались исчерпанными фактически уже к 1928 г. К концу 20-х гг. малоземелье превратилось для ярославских крестьян в серьезную проблему.

Другая проблема, с которой пришлось столкнуться в эти годы, тоже была связана с аграрным перенаселением - продолжающееся дробление крестьянских хозяйств, Их число в Ярославской губернии ежегодно увеличивалось примерно на четыре тысячи. В свою очередь дробление крестьянских хозяйств вело к их измельчанию и снижению уровня экономической эффективности.

Таким образом, с момента своего рождения таил в себе серьезные внутренние противоречия, которые сыграли свою роль в его плачевной судьбе в конце 1920-х годов. К ним нужно отнести слабость хозрасчетных принципов, неспособных обеспечить необходимый для поддержания жизни рабочих жизненный уровень; сохранение, несмотря на все усилия властей, различий в понимании нэпа руководством и рядовыми гражданами губернии; возникновение социальных групп городского населения, лишенных должного внимания, заботы государства; продолжение классово-дифференцированного подхода губернских властей к крестьянству (то есть забота об экономически слабых бедняцких хозяйствах и всяческое ограничение, торможение развития «кулацких» хозяйств).

Но самым важным и серьезным противоречием нэпа было ограничение его лишь сферой экономики. В политике процесс перехода к нэпу имел несколько иную направленность, являвшуюся неким компенсатором появления в экономике ростков капитализма -- это меры по укреплению партийного единства, закреплению ведущей роли РКП (б) в регионе и превращению советских структур в аппарат, способный эффективно реализовывать постановления X съезда партии. Первая задача решалась, как путем пресечения всякой деятельности политических оппонентов РКП (б) -- партий меньшевиков и эсеров, так и через проведение чистки партийных структур губернии, борьбу с добровольными выходами коммунистов из партии. Последнее достигалось посредством разъяснения сущности нэпапартийным работникам и повышения их материального благосостояния.

Выполнение второй задачи также предполагало усилия по улучшению уровня жизни советских работников, восстановлению пострадавшего от налетов повстанческих отрядов советских и партийных структур. Но главным в укреплении советской представительной системы в регионе было стремление к расширению самостоятельности советского аппарата, приданию большей четкости его организации. Но, как и при переводе на рельсы нэпа сельского хозяйства, промышленности и торговли, так и здесь первые признаки отдачи от предпринятых региональными властями усилий появились лишь с момента сбора урожая 1922 г.

В 1923 г. партийное единство становиться еще крепче, а советские структуры - более приспособленными для решения хозяйственных задач. В реальности же выполнением этих задач занимались институты традиционной крестьянской общины, небывалый подъем которой был обусловлен как возрастанием роли общины в регулировании отношений государства с крестьянством, так и более мощной по сравнению с волостными и сельскими советами материальной базой общины. В результате сельские сходы не только не оставили ничего на долю советских органов, но и поглотили собой низовой советский аппарат.

1.2 Повседневная жизнь крестьян в годы НЭПа

Политические и экономические предприятия большевиков в отношении деревни сочетались и с культурной «обработкой» населения. Всё это изменило (советизировало) и традиционный быт крестьян. Процесс деформации повседневных устоев деревни большевики характеризовали как процесс «культурного строительства», но между тем этот процесс шел своим непредсказуемым чередом; он выражался в противостоянии революционизма и традиционализма.

Одним из знаковых элементов досуга «по-советски» являлась книга, а также газета, журнал и другая печатная продукция; чтение всячески пропагандировалось советской властью и подавалось как наиболее цивилизованный, культурный способ заполнения свободного времени. Разумеется, книга как элемент сельского досуга не являлась изобретением советской власти. Однако, бесспорная заслуга большевиков состояла в борьбе с неграмотностью и целенаправленным насаждением культуры чтения и в городе, и в деревне.

Масштабы предпринятых советской властью мер по преодолению неграмотности населения, о начале которых возвестил декрет Совета Народных комиссаров «О ликвидации безграмотности в РСФСР» от 26 декабря 1919 г., являлись поистине грандиозными и не имели аналогов в отечественной истории.

По имеющимся данным, уже к 1927 г. в целом по РСФСР прошли обучение в системе ликбеза и получили азы образования около 6 млн. человек. По Ярославской области это - 33556 чел. за 1923 г., 36344 чел. за 1924 г. Борьба с безграмотностью признавалась лидерами компартии одной из важнейших задач, к реализации которой они не уставали призывать рядовых коммунистов и всех сочувствующих советской власти.

Широкое распространение мер по преодолению неграмотности населения и активность большевиков в ходе их осуществления во многом объяснялись тем, что такого рода меры преследовали далеко идущие социально-политические цели. Борьба с неграмотностью, проводившаяся партийно-советскими органами в рамках «культурной революции», должна была не просто повысить уровень образования советских граждан, но укрепить коммунистический режим путем соответствующего политического воспитания населения и подготовить идеологическую почву для развернутых социалистических преобразований.

В частности, в 1922 г. в Ярославской губернии было проведено 161 чтение-беседа, на которых обсуждались вопросы не только правильного ведения сельского хозяйства, но и вопросы политической грамотности. Зачастую такие чтения-беседы сопровождались тематическими выставками. Так, например, в селе Давыдково была проведения беседа на тему «Кормодобывание», которая, естественно, включала в себя и политико-исторический аспект.

Помимо такого неформального просвещения повсеместно создавались школы различных типов. Это могли быть как упоминаемые выше ликбезы, так и организованные членными общества «Долой неграмотность» заведения. Однако наибольше вклад в дело просвещения крестьянства внесли специализированные дошкольные и межучебные образовательные учреждения.

Стоит поподробнее рассмотреть именно специализированные учебные заведения. Они формировались по инициативе партии. Дело в том, что перепись населения 1920 г. выявила в стране 54 млн. неграмотных. Остро встала задача ликвидации неграмотности. Советская власть поставила задачу коренного преобразования всей системы народного образования в целях создания единой трудовой школы, важнейшими принципами которой являлись: связь обучения с производством; преемственность в воспитании и образовании; совместное обучение мальчиков и девочек.

К середине 1920-х гг. школьное образование представляло собой следующую систему: начальная четырехлетняя школа (1 ступень), семилетняя школа в городах, школа крестьянской молодежи (ШКМ), школа фабично-заводского ученичества (ФЗУ) на базе начальной школы, школа 2 ступени (5-9 классы) с профессионализированными 8-9 классами в ряде школ. На 1923 г. в Ярославской губернии существовало 1124 школы первый ступени, в которых обучалось свыше 75 тысяч детей на 1923 г.. При этом школ 2-й ступени было всего 36 (7,5 тысяч обучающихся в 1923 г.).

Стоит заметить, что образование не было массовым. Так, если обращаться к начальной школе (дети младшего школьного возраста), то можно отметить, что на 1923 г. число обучающихся детей по отношению к общему количеству детей в губернии составило 69%, а в 1928 г. - 73%. Как видно, образование могли получить только две трети крестьянских детей.

Помимо всего прочего существовали и так называемые летние школы, которые работали с 1 июня по 1 июля. В их задачу входило не только быстрое и эффективное обучение отстающих и больных детей, но и культурное просвещение. Дети и подростки посещали музеи, ездили в город осматривать заводы, встречались с партийными работниками.

Образование велось и в других образовательных учреждениях. На тот же 1923 г. в Ярославской губернии существовало 50 детских домов, в которых вели свое обучение 3,5 тысячи детей.

Большевики преследовали своей целью создание гармонично развитой личности. Именно поэтому ученикам сельской местности предлагались: библиотеки, кружки по интересам, спортшколы. В 1924 г. на территории Ярославской губернии существовало 116 спортшкол, 63 клуба (где и находились кружки по интересам), а также 116 изб-читален.

Важно отметить и развитие послешкольного образования. Источники позволяют понять, что особой популярностью в Ярославской губернии пользовались педагогические училища, которых было 5 на 1925 г. (в них обучалось 567 человек). Популярны были также и промышленно-экономические техникумы. Однако наиболее распространенными были так называемые ФЗУ, которых в губернии было 18 на 1925 г.

Вместе с тем, борьба с неграмотностью в СССР и, в том числе, в Ярославской губернии, проходила в 1920-х г. отнюдь не гладко. В качестве ведущей причины затрудненности преодоления неграмотности выступала крайняя ограниченность ресурсов советского государства, не позволявшая закончить процесс просвещения громадных масс населения СССР в короткие сроки. Наиболее сложное положение складывалось на селе, где неграмотных было больше всего, а численность образовательных учреждений увеличивалась весьма медленно. Дефицит средств приводил и к тому, что состояние, как пунктов ликбеза, так и множества сельских общеобразовательных школ, зачастую не выдерживало никакой критики. Однако большевики стремились исправить подобные изъяны. В 1923 г. на функционирование школ было пущено 11640 руб. чернов. Безусловно, данных средств не хватало. Потому партийные функционеры организовывали благотворительные фонды помощи: 2% с заработка рабочих и служащих шло в общий образовательный фонд, который и перечислял деньги школам и другим образовательным учреждениям. Так, в конце 1923 г. в сельские школы было переведено 20734 руб. червон.

Помимо повышения уровня образования сельского населения Советской России (Советского Союза), другой важной предпосылкой такой практики отдохновения крестьян от будничных забот, как чтение, стало последовательное насыщение деревни периодическими изданиями и книгами. Большевики выполняли эту задачу с неослабевающей активностью, поскольку совершенно справедливо расценивали печать в качестве грозного оружия политико-идеологической борьбы и мощного средства укрепления своего режима: как периодические издания, так и литературы должны были служить на пользу правящей партии.

В период нэпа советская полиграфия получила возможности для развития, что привело к увеличению тиражей и наименований изданий. В 1925 г. в СССР насчитывалось 1 120 газет и 1749 журналов, совокупный тираж которых в три раза превышал тираж периодических изданий в России в 1913 г. Возросли и поступления периодики в деревню. Правда, прижимистые крестьяне, даже будучи грамотными, зачастую не особенно торопились становиться подписчиками периодических изданий по причине склонности экономить «трудовую копейку».

Численность сельских жителей, стабильно выписывавших газеты и журналы, была достаточно большой. Как отмечается в отчете за 1925 год, по всей Ярославской губернии было зарегистрировано 154677 крестьянских подписчиков (при общем сельском населении 925045 чел.). Фактически, каждый 5 крестьянин становился регулярным читателем периодики. Не стоит забывать и том, что одна газета нередко переходила из рук в руки, от одного крестьянского дом к другому. Потому можно говорить о том, что практически крестьянское население было обеспечено нужной общественно-политической информацией.

Однако ведущими подписчиками на периодику в 1920-х гг. выступали не сельские жители, а избы-читальни, клубы, народные дома. Как отмечалось выше, на 1923 г. изб-читален в Ярославкой губернии было 116 (на 1928 год их число увеличилось до 367). Как правило, перечень газет и журналов в указанных учреждениях не был кратким. Например, в конце 1924 г. члены Ярославского комитета РКП(б) утверждали, что «почти каждая изба-читальня выписывает газеты: «Советский Пахарь», «Комсомолец», «Правда», «Известия», «Беднота», «Труд», «Крестьянская газета» и другие. Журналы: «Крестьянка», «Красная Нива», «Смена», «Крокодил», «Безбожник», «Искра» и другие.

Отдельные историки отмечали, что большевики имели большие проблемы с коммуникациями, т.е. почты не могли быстро и эффективно отправлять посылки, письма и бандероли. В связи с этим делался вывод о том, что крестьянское просвещение зачастую тормозили чисто технические обстоятельства. Однако для Ярославской губернии, практически не пострадавшей от разрушений Гражданской войны, такие недостатки почтовой службы не были характерны. Только за первый квартал 1923 г., почта совершила 645337 отправлений обычной корреспонденции (письма, журналы и т.д.). Эта цифра говорит о том, что почтовые отделения работали эффективно.

Способствовали этой эффективной работе и дороги ярославской губернии. Как отмечается в отчетах, на 1925 г. в Ярославской губернии было 2583 дорожных версты. Из них - 680 водных верст, 1134 грунтовых версты, а остальные - железнодорожные. Их состояние оценивалось как «удовлетворительное». «Оснащение» губернии дорожными коммуникациями, безусловно, способствовало быстрому распространению литературы.

Конечно, имелись и «гнилые местечки», т.е. почты, на которых не работало никого, кроме заведующего и почтальона. Однако и в этой ситуации передача корреспонденций и писем не останавливалась. Зачастую, передача происходила через третьи лица: председатели сельских и станичных советов направляли на почту дежурных по сельсовету или просто односельчан, чтобы те привезли в село печатную продукцию и корреспонденцию. Кроме того, в 1924 г. в СССР была организована так называемая кольцевая почта. Обязанности ее сотрудников заключались в систематическом объезде сельских населенных пунктов, не имевших стационарных почтовых отделений, чтобы снабжать таковые периодикой, привозить письма и на месте принимать корреспонденцию к отправлению.

Помимо периодики, в советскую доколхозную деревню хлынул и широкий поток литературы. Тиражи книг и разнообразие их наименований в Советском Союзе заметно превышали дореволюционные показатели. Если, например, в 1913 г. в России насчитывалось 26 343 наименования печатной продукции «(книг, брошюр, нот, справочников и др.)», то в 1924 г. - 29 131 наименование, в 1926 г. - уже 36 680 наименований.

Литература, предназначенная специально для крестьян, составляла весомую долю продукции советских типографий. В частности, в 1925 г. в РСФСР было выпущено около 1 400 наименований «разных крестьянских книг» совокупным тиражом 40 млн. экземпляров. В 1926 г. в СССР было издано 24 772 наименования книг и брошюр. Поскольку Советский Союз отличался наличием разветвленного бюрократического аппарата, первое место среди всех этих книг и брошюр занимали различные ведомственные издания общей численностью 3 742 наименования; на втором месте находилась научная и специальная литература (3 078 наименований), на третьем - разнообразные пособия и материалы для «практических работников разных специальностей» (2 904 наименования). Четвертое место принадлежало «крестьянской массовой литературе» - 2 108 наименований. Как видно, предназначенная для сельских жителей РСФСР и СССР литература отличалась немалой численностью и позитивной динамикой ее издания на протяжении разных лет.

Наибольший интерес у крестьян вызывала сельскохозяйственная прикладная литература, что было естественно, учитывая присущий сельским труженикам прагматизм.

Помимо сельхозлитературы, для деревенских читателей печаталось «также много книг - рассказов, романов, стихов, песенников - прежних и новых писателей. При этом, издательства учитывали малограмотность большинства крестьян, соответствующим образом оформляя книги. Для тех сельских (да, собственно, и городских) жителей, которые читали с трудом, - а таких было отнюдь не мало в рассматриваемый период времени, - издавались небольшие книги, напечатанные большими буквами и простыми словами; иногда имелся рисунок. Для людей с более высоким уровнем общей грамотности книги печатались обычным шрифтом.

Снабжение сел и деревень Ярославской губернии литературой велось в разных формах. Эпизодические поставки в деревню книг осуществляли все те же партработники, либо просто городские рабочие, считавшие делом чести крепить «смычку» города и деревни и выполнять священный пролетарский долг по просвещению «темного» крестьянства.

Основной же массив литературы направлялся в советскую доколхозную деревню Ярославской губернии централизованно, через систему органов политпросвета, и был предназначен для библиотек, изб-читален, клубов, других подобных учреждений. Так, члены Ярославского окружкома ВКП(б) в конце 1925 г. констатировали, что для городских и сельских библиотек окружными органами политпросвещения только с мая по октябрь текущего года было закуплено 63 200 книг, а также дополнительно получено от Главполитпросвета 17 650 экземпляров. Все эти книги распределялись на 213 библиотек сельской и городской местности.

Что касается продажи книг крестьянам, то применительно к рассматриваемому периоду времени данный метод насыщения деревни литературой никак нельзя было назвать ни ведущим, ни даже значимым. В деревне насчитывалось не так уж и много желающих покупать книги, как того можно было ожидать по итогам грандиозной по своим масштабам борьбы с неграмотностью.

Стремясь снять отмеченное препятствие распространению книг в деревне, представители партийно-советского руководства прикладывали усилия к удешевлению продукции советских издательств. С этой целью, в резолюции «О культурной работе в деревне», принятой на состоявшемся 23 - 31 мая 1924 г. XIII съезде РКП(б), указывалось: «необходимо снабжение изб-читален книгами и газетами по себестоимости; необходима их бесплатная пересылка». Дабы выполнить это указание, Госиздат и Народный комиссариат почт и телеграфов СССР образовали акционерное общество «Книга - деревне». Смысл деятельности общества заключался в том, чтобы реализовывать литературу в деревне в обход посреднических торговых организаций и частных перекупщиков, через сеть почтовых отделений и по издательским ценам.

Уже в первой половине 1925 г. общество «Книга - деревне» создало в сельской местности Советского Союза тысячи пунктов реализации литературы, а к осени того же года ожидалось создание около 20 тыс. таких пунктов.

В это время большую популярность получают так называемые передвижные библиотеки. Отдельные историки считают, что сам феномен «передвижная библиотека» был порожден неспособностью транспорта доставлять книги. Однако, как представляется, такие библиотеки были, прежде всего, нацелены на духовные запросы крестьян, которые буквально «до дыр» зачитывали имеющиеся книги и нуждались в новых источниках знаний об окружающем мире. Об этом говорят и источники. Так, заведующий библиотеки Мологи Тарасов писал о том, когда свежий номер приходит в село, то «совсем не лежит в избе-читальне, а из дома в дом переходит». Крестьяне требовали новых книг и большевики выполняли их запросы. Например, К весне 1926 г. политпросвет Ярославской губернии укомплектовал 233 библиотечек-передвижек, с общим количеством книг 63775.

Чтение книг становилось особым коммеморативным ритуалам крестьян. Зачастую газеты или журналы оглашал для всех какой-нибудь местный «грамотей», который собирал вокруг себя десятки человек. Иногда в роли чтеца выступали не сами крестьяне, а избачи или представители сельской интеллигенции, которые, одновременно с громким чтением, выполняли также функции популяризации литературы и просоветской агитации.