Проблемы изучения русско-японской войны в историографии

В итоге можно сказать о том, что большинство исследователей оценивали русскую армию на Дальнем Востоке отрицательно. На наш взгляд причиной этого послужила неграмотная работа царского правительства. Финансовая поддержка была крайне минимальной, это касается и военно-морского флота Российской империи. Естественно, что Россия не хотела войну с Японией, поскольку они сами смотрели на своего врага, будто это макаки, возможно, и в этом заключается слабая финансовая поддержка.

1.2 Зарубежные исследователи о русско-японской войне

Зарубежная историография всегда имела важную позицию в истории России. Так как благодаря этому мы можем взглянуть на другую позицию врага, союзника или наблюдателя. Ведь сейчас, на наш взгляд, многие россияне не рассматривают другую позицию, а это даёт очень неправильную информацию. Зарубежная историография о русско-японской войне имеет особый смысл, так как мы рассматриваем японских историков, а мы знаем, что русские всегда рассматривали только свой вариант. Также нами были рассмотрены зарубежные исследователи со стороны Белоруссии, Англии, США, Франции, Германии и Кореи. В зарубежной историографии и неудивительно, что в наше время многие стремятся найти виновника той русско-японской войны. Хотя исследователи обращались к этой проблеме, но трещина между странами сохранялась. И в России, и в Японии дискуссии в исследованиях по русско-японской войне проходят в параллельных и непересекающихся плоскостях. Японский исследователь ИнабаЧихару пытается рассмотреть данную ситуацию со стороны нейтралитета и утверждает о том, что «…для того чтобы между двумя странами вспыхнула война, обе они должны были иметь на то очень высокие причины. Япония порицала Россию за сам факт ее продвижения на Дальнем Востоке и за дальнейшие планы по усилению своего могущества в этом регионе. Русская сторона порицала Японию за то, что та начала войну, нарушив международные правовые нормы.» Но, несмотря на это, на наш взгляд, автор всё-таки рассматривает Россию как виновника русско-японской войны. Например, Инаба утверждает, что «…Японская сторона начала приготовления к войне именно потому, что Россия продвинулась не только в Маньчжурию, но и на Корейский полуостров. И в связи с ответом России в декабре 1904 г., продемонстрировавшим ее отказом пойти на уступки, было приказано приступить к серьезным военным приготовлениям». Однако, ИнабаЧихаруосуждает внезапную атаку Японии на Россию, что создаёт, по мнению автора, опасность антияпонской коалиции в те времена. Описывает таким образом: «…если сегодня хладнокровно взглянуть на тогдашние действия Японии, все-таки придется признать их нечестными».

Вышеуказанный японский исследователь рассматривает сухопутные силы обеих сторон. На это автор отмечает, что Россия на Дальнем Востоке имела около 90 тысяч человек, а японская сухопутная армия составляла 160 тыс. Что же касается о военно-морской силе перед началом войны, то «они не могли, в отличие от сухопутных сил, резко увеличивать количество судов и военных портов. Боеспособность военно-морских сил мирного времени практически не отличалась от боеспособности военного времени». Иными словами, автор утверждает, что было не так уж и трудно оценить военно-морские силы противника.

В столетие, прошедшее со времени начала русско-японской войны 1904-1905 гг., исследователями этого конфликта была создана солидарная историография, в которой, однако, почти не присутствует Корея. В какой-то степени - это можно объяснить тем фактором, что Россия и Япония стремились рассматривать «страну утренней свежести», скорее, в качестве объекта своей политики, а не самостоятельного субъекта международных отношений. Тем более, что по окончании войны Корея быстро превратилась в японский протекторат, а фактически, в колонию Японии. Но к счастью, нам улыбнулась удача рассмотреть корейскую историографию по научной работе корейского историка Ким Ен Суна. В его трудах мы замечаем, что автор больше всего рассматривает корейского посланника Ли Бон Джина и о его деятельности в русско-японской войне. По мнению автора, Сеул хотел использовать внешнюю ситуацию для того, чтобы столкнуть в Корее несколько иностранных варваров, получить от соперничающих сторон международные гарантии своей независимости и таким путем сохранить statusquo в Корее, так как вмешательство иностранных держав было неизбежно, корейской дипломатии оставалось пытаться использовать его против самого опасного государства - в данном случае, Японии. Однако, когда началась японо-китайская война 1894-1895 гг., все эти планы провалились, а корейские посланники были выгнаны или казнены. Ён-Сузаявляет, что корейский народ и правительство относились скептически к программе «освобождение от чужих», а инициаторам этого проекта была Япония при поддержке США. К сожалению, они всё-таки подписали этот проект, но проявились антияпонские движения. Как считает корейский историк, Корея всегда желала хорошее отношение с Россией. К этому свидетельствует служба корейского посланника Ли Бом-Джина, где он упорно искал пути союза с Россией. После аннексии Кореи Японией в августе 1910 г., Ли Бом-Джин в январе покончил жизнь самоубийством.

Важно отметить, монографии французского исследователя ЛарюэляМарлена. Автор подробно рассматривает «желтую опасность» в работах русских националистов. Среди этих «националистов» автор рассматривает, например, в работах С.Ф. Шарапова. Склоняясь к национализму, он анализировал русско-японскую войну как проявление сознания «…арийской расы, столкнувшейся с первым актом пробуждения желтого Востока». Та же двусмысленность обнаруживается и у князя Э.Э. Ухтомского, человека, размышлявшего о политике России в Азии во времена русско-японской войны авторитетом в отношении азиатских вопросов и ставших полуофициальным выражением мнений правительства о Востоке. Он полагал, что «расовая война» между Востоком и Западом… грозит стать признаком XX века.

Один из известных японских исследователей СюмпэйОкамото не согласен вышеуказанными авторами (Ким Ён-Сун, русские националисты). Онотметил, что русско-японскую войну в 1904-1905 г. начали русские, а не японцы. По мнению автора, Россия проводила колониальную политику на Дальнем Востоке, и этому свидетельствует тройственный союз против Японии после японо-китайской войны 1894-1895 гг. СюмпэйОкамотопишет: «…японцы поняли, насколько их страна зависит от западного империализма. Вся нация, включая императора, почувствовала себя униженной». Также автор отмечает, что тройственную интервенцию сделала Россия, дабы не допустить Японию взять Корейский полуостров и Маньчжурию. Да, безусловно, что автор рассматривает данную ситуацию, как и русский историк В.А. Апушкин. Как подчеркивает данный нами исследователь, в Японии происходили националистические настроения против России. Действительно, что Россия действовала свою политику на Дальнем Востоке невнимательно. Можно и сказать, что бездействия японского правительства привело бы к свержению императора и государственной системы. Но несмотря на это, автор пишет, что Япония упорно искала мирные пути в отношении России.

Немалый интерес у нас вызвала работа Брюса В. Меннинга «Ни Мольтке, ни Мэхэн: стратегия в русско-японской войне». Из работы мы узнали, что автор подробно изучает военное командование Российской империи. По мнению Брюса Меннинга, генерал Н.Н. Обручев, когда занимал должность начальника Генштаба, предвидел японскую угрозу после русско-японской войны 1894-1895 гг. и непосредственно доложил Николаю II. Как утверждает автор, Обручев советовал идти на компромиссы и переговоры, чтобы умиротворить японцев, ссылаясь на то, что «…у Японии все под рукой, в двух шагах от наших тихоокеанских владений, у нас все средства в другой части света. Да, достаточно уже врагов в Европе и Средней Азии». Но как история показала, царь не обращал внимания на это. Следовательно, этому, автор раскритиковал политику Николая II. Так автор пишет: «…в период, последовавший непосредственно за китайско-японской войной 1894-1895 гг., Россия делала всё что угодно, только не следовала той взвешенной и миролюбивой политике на Дальнем Востоке, которою отстаивал Обручев». В своих работах Меннинг отмечает имя российского уполномоченного в Токио барона Р.Р. Розена. Как пишет американский исследователь, «Р.Р. Розен в своем отчете отмечал, что российские действия в Корее были восприняты японцами как двуличные, а это повлекло за собой увеличение вдвое японских военных расходов. Розен предупреждал о том, что невозможно сомневаться в том, что предпринимаемые Японией громадные вооружения направлены против нас и что она усиленно готовиться к столкновению с нами». Удивительно, что американский исследователь обширно рассматривает русских генералов в годы русско-японской войны. Один из таких является высокопоставленный офицер флота контр-адмирал С.О. Макаров, герой русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и ведущий теоретик минной и торпедной войны. Брюс Меннинг отмечает, что адмирал Макаров был крайне против новых расходов на капитальное кораблестроение и утверждал свою позицию таким образом: «…Японский флот во время войны с нами будет иметь громадные стратегические преимущества, ибо он будет опираться на многочисленные вооруженные порты японский владений, окружающих кольцом наши берега, и в его руках все подступы к нам». Вполне естественно, что автор рассматривает и на нашего любимого персонажа Куропаткина. Как пишет Брюс Меннинг «…Куропаткин жестко критиковал так называемые «новые смелые планы» министра иностранных дел по отношению к Дальнему Востоку и предупреждал, что российские военные ресурсы уже практически израсходованы». Рассматривая труды Брюса Меннинга, мы нашли схожие мысли автора с другими (Апушкин, Шушкевич, Золотарев, Соколов, Ростунов и т.д.) о том, что Порт-Артур неудобный военный гавань. Насчет другого порта, а именно расположенный во Владивостоке, по мнению американского историка, не подходил по параметрам, поскольку он был расположен слишком далеко от ключевого пункта военных действий - Корейского пролива, в зимнее время замерзал и не имел свободного выхода в океан.

Рассматривая труды зарубежных исследователей, мы наткнулись на британского историка Николаса Папастратигакиса. В своей работе «Большая военно-морская стратегия России в начале русско-японской войны», автор отмечает, что, начиная со второй половины 1880-х годов, Россия начала уделять всё больше внимание удаленным территориям Сибири и Дальнего Востока, которые воспринимались как средство экономического и политического развития. Политика экспансии не бала поддержана в регионе мощными сухопутными и морскими силами, хотя надо заметить, что серьёзные внешние угрозы отсутствовали до 1895 г. Но, несмотря на это, японо-китайская война 1894-1895 годов обозначила появление Японии как опасного потенциального соперника в регионе, тем самым вынуждая Россию пересмотреть стратегическую ситуацию на Дальнем Востоке. Однако, по мнению автора, это возникла из-за агрессивной политики России на Дальнем Востоке. В работе также встречаются очень хорошие высказывания адмирала Е.И. Алексеева в области военно-морского флота Российской империи. В работах Николаса Папастратигакиса утверждается, что несмотря на численное и качественное превосходство Японии, вице-адмирал Е.И. Алексеев, главнокомандующий русских сил на Дальнем Востоке и с 1903 г. генерал-губернатор края, начиная с весны 1901 г. полагал, что превосходство Японии невелико. Он был убежден, что несмотря на отставание России, Тихоокеанский флот сможет ограничить высадку десанта Японии». Однако по мнению автора, «…планирование и практическое воплощение большой военно-морской стратегии России пред началом Русско-японской войны испытывало крайне отрицательное влияние общей ситуации, в которой эта стратегия осуществлялось. Руководство русского флота не справлялось с задачей создания флота, способного выполнить стратегические цели на этом театре на момент начала войны в 1904 г.».

Белорусский историк Н.Е. Аблова, кандидат исторических наук, доцент, рассматривает предпосылки русско-японской войны практически с строительством КВЖД 1896 г. Но, чтобы перейти к КВЖД, автор пытается найти проблему причины этой войны. Автор отмечает, «…что в конце XIX в. объектом колониальных притязаний Японии, Великобритании и США стали также Корея и Маньчжурия, территории, непосредственно граничащие с Россией». По мнению автора, с начала 90-х гг. Япония агрессивно проявляла всё больше внимание к Корее, стремясь политически и экономически вытеснить оттуда цинский Китай, а также установить свой контроль над Маньчжурией. Как считает автор, это было зафиксировано Симоносекским договором 17 апреля 1895 г., им же под власть Японии были переданы Тайвань и часть Маньчжурии - Ляодунский полуостров. Однако Аблова не рассматривает, что японо-китайская война была предпосылкой русско-японской войны. По её мнению, «…договор 1896 г. и строительство КВЖД подготовили почву для возникновения ряда серьёзных международных конфликтов на Дальнем Востоке на протяжении всей первой половины ХХ в. (русско-японской войны 1904-1905 гг., советско-китайского конфликта 1929 г. и ряда более мелких инцидентов)».

В итоге автор приходит к выводу, что Дальневосточная политика русского правительства конца XIX - начала ХХ вв. отличалась непоследовательностью и противоречивостью, отсутствием понимания причинно-следственных связей, сочетанием противоположных начал в проводимых на Дальнем Востоке мероприятиях, что было обусловлено борьбой мнений и интересов в правящих кругах России. Эта непродуманность и недальновидность действий царского кабинета, являющаяся одной из причин русско-японской войны и поражения России. Также автор оценил качества русских солдат в Маньчжурии. По мнению автора, «…война в Маньчжурии показала противоречивость русского национального характера: примеры высокого служения отечеству, самопожертвования, храбрости и благородства соседствовали с низостью, трусливость, предательством и казнокрадством. Слова Порт-Артура - генерал Р.И. Кондратенко и его же позор - генерал-лейтенант А.М. Стессель, подвиг «Варяг», трагедия Мукдена и Цусимы - все это проявления необъяснимого сочетания противоположных начал в национальном характере русского народа». Сильное заявление, можно сказать, и что это первый исследователь, который обвинил русских солдат в поражении в войне за Маньчжурию.

Немалый интерес у нас вызвала работа французского исследователя Даниэлья Елисеева «История Японии между Китаем и Тихим океаном». Из работы мы узнали, что японо-китайская война 1894-1895 гг. играла особую роль в истории Японии. Очень широко освещавшаяся в японской иллюстрированной печати - обошлась весьма дорого в материальном отношении и в людских потерях, но оказалась чрезвычайно выгодной. С помощи Кореи они нашли плацдарм для обороны от иностранных держав, а особенно это касается Российской империи. Кстати, союзный договор между Японией и Англией случился не только из-за колониальной политики России, но и из-за США. Например, автор утверждает, что через три года (после китайской войны) США аннексировали Гавайи, что позволило им контролировать Тихий океан и регулировать японскую иммиграцию, которая их беспокоила. Это был также способ воспрепятствовать всяким планам японского стратегического развертывания в прибрежных районах, и в этом смысле аннексия Гавайев вполне могла вызывать раздражение у военных архипелага.

В итоге можно сказать, что причины русско-японской войны 1904-1905 гг. глазами советских историков заключается в борьбе за сферы влияния на Дальнем Востоке. Однако очаги войны произошли из-за Японии, этому послужила японо-китайская война 1894-1895 гг. Безусловно, что такие домыслы у советских историков из-за контроля государства над исторической наукой. Современные историки рассматривали причины русско-японской войны более открыто, точнее научно. Взгляды современных историков более близко к советской только в плане соотношении вооруженных сил России и Японии. В плане причины войны, взгляды современных историков были разными, а говорится, что есть в нашей стране плюрализм. Несмотря на плюрализм, многие российские исследователи предпосылкой русско-японской войны 1904-1905 гг. рассматривали и японо-китайскую войну 1894-1895 гг. Возможно, что советские и современные историки были русскими, а как показывает история, русские стойко защищают свои интересы, даже несмотря зная свою неправоту. Однако, были историки, которые глобально рассматривали позицию Японии и России. Например, такими исследователями являются, на наш взгляд, В.А. Апушкин, О.Р. Айрапетов и В.А. Золотарев. В плане вооруженных качеств России и Японии, советские и современные историки оценивали это одинаково. Русская армия была полностью неподготовленной, а Японская сторона была безупречной.

Большинство зарубежных исследователей также рассматривали причины и качества солдат. Конечно, есть очень много зарубежных историков, рассматривавших другие эпизоды войны. Но незнания иностранного языка пришлось прочитать, рассмотрев только переведенные на русский язык труды иностранных исследователей. В итоге можно утверждать, что зарубежные исследователи очень тщательно рассмотрели предпосылки русско-японской войны. Однако большинство иностранных исследователей считают, что причиной войны стала колониальная политика России на Дальнем Востоке.

2. Основные сражения и итоги русско-японской войны

2.1 Основные сухопутные сражения

Нами были рассмотрены Ляоянская операция и оборона Порт-Артура, так как многие историки считали эти сражения как решающими в этой войне. Действия генерала А.Н. Куропаткина в Ляояне показала в дельнейшие весьма плачевные результаты. Оборона и падения Порт-Артура является глазами историками радикально изменивший исход войны и на море, и на суше.

11 августа начался один из генеральных сражений русско-японской войны - сражение при Ляояне, которое должно было стать решающим. Три японские армии полукругом атаковали позиции русской армии: с юга наступала армия Оку и Нодзу, на востоке - Куроки. В продолжавшихся до 22 августа боях японские войска были под командованием маршала ИваоОямы, а русские войска под командованием Куропаткина.

Рассмотрим работы участника той войны, а именно речь идёт о дореволюционном историке В.А. Апушкине. Там он рассматривает эту операцию очень глубоко, так как он сам туда находился. Как утверждает автор, «…многократные атаки японцев в Ляояне были провальными. Даже были случаи, когда за неимением патронов японцы бросали в наши окопы камни, все, что попадалось им под руку. Из наших окопов уже видели, как японские офицеры тщетно пытались увлечь за собой в атаку солдат. Силы и средства борьбы, видимо, уже были растрачены японцами. Дух их подорван». И тут Апушкин твёрдо утверждает в отличие от других авторов: «…если бы в это время русские одним или двумя полками перешли где-нибудь в наступление, мы одержали бы под Ляояном блестящую победу. К сожалению, у генерала Куропаткина не хватило на это решимости». Исследователь в итоге приходит в недоумение в отношении плана Куропаткина и описывает данную ситуацию очень эмоционально: «…Мудрое правительство может простить неудачу генералу, потерпевшему поражение вследствие широты своих планов. Но генерал, ожидающий событий, старающийся обезопасить себя на всяком пункте, предпочитает лучше уступить благоприятный случай, чем взять на себя ответственность, который можно избежать, такой генерал хорошо только с точки зрения противника». Сильное заявление, но контраргумент Куропаткина тоже даёт правильный диагноз. Сам генерал указывает, что главной причиной отвода армии от Ляояна к Мукдену было очищение войсками 17 корпуса не только Сыквантунской сопки, но и позади лежащих высот. По утверждению В.А. Апушкина, «…в сражении под Ляояном мы потеряли 516 офицеров и 15 374 нижних чинов, японцы - 600 офицеров и 16 939 нижних чинов». Подводя итоги, автор пишет: «Военного плана японцев, следует отметить, что выполнить его им в существенных его пунктах не удалось. Ни операции против Хайчена для захвата железной дороги, ни операции против Ляояна для поражения русской армии, целей своих не достигли. Русская армия была побеждена под Ляояном, но не разбита, и отошли к Мукдену, готовая для нового боя, по-прежнему владея железнодорожным путём».

Как отмечал в свовй работе советский исследователь И.И. Ростунов, «…неудачи Маньчжурской армии, приведшие к отступлению ее от Гайчжоу до Мукдена… коренились исключительно в том действии, которое производили на воображение начальства армии смелые маневры неприятеля, вызывавшие с нашей стороны только пассивное уклонение от ударов вместо того, чтобы отвечать на манёвр контрманевром, на удар - ударом». К сожалению, такое настроение высшего командования Маньчжурской армии отразилось на некоторых старших войсковых начальниках, что в свою очередь, ещё более ослабляло решимость высшего командования доводить дело до боевой разведки». Также автор утверждает, что главком Е.И. Алексеев был не согласен с планом Куропаткина. Он потребовал решительных действий Южной группы в общем направлении на Порт-Артур. По мнению другого советского историка Б.А. Романова, «…хотя отступление и произошло в порядке, но это было серьезное военное и политическое поражение царизма и главном фронте, и возможность выручки Порт-Артура силами сухопутной армии, в сущности, отпадала». Автор всячески пытается доказать коммунистическую теорию, а суть теории заключается в том, что все империалистические войны приводят к провалу. После провала Ляоянского сражения, Романов пришел к такому умозаключению, что «…масса офицеров тяготится войной, участвуют в делах без боевого одушевления, а многие, даже в крупных чинах, стремятся притвориться больными и уехать в тыл, массе же нижних чинов, говорить нечего, война «чужда», одушевления не вызывает, новая обстановка действует на них подавляющим образом, они более нервны, чем 27 лет тому назад, более рассуждают и требуют более решительного с ними образа действий и примера». В работах известного советского исследователя А.И. Сорокина, встречаются схожие признаки с Ростуновым в области разногласии плана Куропаткина и Алексеева. Однако, если Ростунов обвинял план Куропаткина провальным, то тогда А.И. Сорокин рассматривал иначе, он писал, что «…план отступления до Харбина, разработанный в начале войны Куропаткиным, был правильным, ибо он, бывший военный министр, хорошо знал боевую подготовку и мобилизованные возможности как русской армии, так и японской; ему было известно внутреннее политическое положение в стране, он учитывал, что воевать придется на чужой территории и, возможно, в войну против России ввяжутся и китайские феодалы, что на западных границах не исключены осложнения». Однако на наш взгляд мобилизация русской армии и сосредоточение войск в Южной Маньчжурии далеко определили планируемые сроки. Маньчжурская армия уже приобрела некоторый боевой опыт; наоборот, вступление японцев в Маньчжурию затянулось, и продвижение их было крайне осторожное и медленное, наступление армий осуществлялось с разных направлений, и они могли быть разбиты поодиночке даже слабейшим противником, а Куропаткин имел больше сил. Китай держал строгий нейтралитет, на западных границах было тихо. В такой обстановке следовало переходить к активным действиям. В итоге советский исследователь утверждает, что «…стратегия отступления стала в резкое противоречие с политикой царизма на Дальнем Востоке. Это противоречие и было одной из главных причин неуспешного хода войны».

По мнению российского историка Айрапетова О.Р. «…под Ляояном время начало работать против Японии - у Куропаткина было 150 000 чел. При 483 орудиях, в то время как у Ойямы - 135 000 чел. При 592 орудиях. Русские войска превосходили японцев в кавалерии в 3 раза, в пехоте - на 31 батальон». Автор в своих работах утверждает, что русские войска находились на подготовленных позициях и оборонялись. Они были уверены в том, что их командующему удалось завести противника в ловушку. Безусловно, что русские хорошо были подготовлены в плане пассивной обороны, этому свидетельствует первая неудачная атака Ойямы. Как отмечает автор, русские войска стойко оборонялись, а японские храбро наступали, но всё-таки больше всех пострадали японцы. Положение японской армии было весьма тяжелым, в её штабе опасались возможного контрудара. 18 августа во время мощного артиллерийского удара Японии, сами японцы попадали под огонь. За два дня потери двух японских корпусов составили 11 899 чел., а русских около 6 тыс. чел. Несмотря на это, Куропаткин принимает решение отступить с передовых позиций. По мнению Айрапетова О.Р., отступление было проведено в образцовом порядке, несмотря на близость противника. Однако автор все-таки наложил вину на Куропаткина, например, автор пишет: «…Планы Куропаткина вновь не были осуществлены, никакого облегчения осажденному Порт-Артуру. Войну невозможно выиграть отступлениями и поражениями, пусть и тактическими».

По мнению других российских историков Золотарева В.А. и Соколова Ю.Ф. отступление было предельно стремлением командования Маньчжурской армии, чтобы избежать активных действий, и чтобы с наименьшими потерями отойти к Ляояну, где намечалось дать японцам решительное сражение. В таком порядке обстановка японской армии становилась всё более благоприятной: «…1-я армия выходила из неудобного для маневрирования горного района и сближалась с остальными японскими войсками, создавая угрозу захвата Маньчжурской армии». Безусловно, что намерение русского командования с самого начала войны дать генеральное сражение под Ляояном лишь облегчало японскому командованию выполнение разработанного им плана окружения и разгрома Маньчжурской армии. Как отмечают авторы работ «Трагедия на Дальнем Востоке», японцы, одержав победу над войсками более сильного государства, прониклись уверенностью в дальнейшем успехе.

Если японское командование ставило задачу окружить и уничтожить русскую армию несмотря на её численное превосходство, тогда план русского командования заключался бы в том, чтобы, обороняясь, сначала на арьергардной позиции, затем на передовой и, наконец, на главной, выиграть время для подхода подкреплений из глубины страны. Буквально сказать, что русский план преследовал исключительно оборонительные цели, отдавая тем самым инициативу противнику. Российские исследователи Золотарёв и Соколов утверждают, что «…японский план по уничтожению Маньчжурской армии был нереален. Но японцы не могли поступить иначе. Осенью к русским должны были подойти значительные подкрепления, что еще более изменило бы невыгодное для японцев соотношение сил». В итоге эта пара современных историков приходит к такому выводу по поводу поражение под Ляояном: «…с уходом русских из Ляояна в руки японцев перешла весьма важная база русских войск в Маньчжурии с большими запасами вооружения, снаряжения и продовольствия. В ход боев под Ляояном русские потеряли 541 офицера и 16 493 рядовых, японцы 600 офицеров и 23 243 рядовых. Русский генералитет в Ляоянской операции не смог использовать превосходство сил и средств и стойкость своих солдат».

Широко известный российский историк нашего времени Шушкевич Ю.А. рассматривал данную ситуацию иначе. Если вышеуказанные авторы утверждали, что Куропаткин был не решительным и его командования заложили поражения в этой схватке, то тогда Шушкевич рассматривал таким образом, что «…Куропаткин был скорее прав, чем виноват. Во-первых, н не располагал данными о реальной численности японских войск и не хотел повторения печального опыта Вафангоу. Во-вторых, командующий не считал возможным растрачивать силы в локальном наступлении, поскольку вполне гласно и открыто планировал - после известного накопления войск и ресурсов - переход в стратегическое наступление. Скорее всего Куропаткин намеревался дать крупное, возможно, что и генеральное сражение с целью, по его собственному выражению: разбить японцев, опираясь на Ляоянские позиции». Сильное заявление, что дало нам вспомнить Бородинское сражения. Так как битва при Ляояне во многом на наш взгляд напоминает эту сражению. Все тот же август месяц, все та же необходимость для обоих армий испытать силы друг друга в генеральной битве и невозможность, в стратегической неопределенности от схватки.

Оборона Порт-Артура является один из самых грандиозных сражений в истории России. Порт-Артур продержался 328 дней со дня первого выстрела с его батарей. При осаде противник потерял около 105 тыс. чел. убитыми, ранеными и заболевшими. Русские потери убитыми и умершими от болезней составили 13 тыс. чел. Безусловно, что эту оборону можно сравнить с обороной Севастополя где русские солдаты проявляли высокую стойкость и мужество. Можно твердо сказать, что падением Высокой горы (отсюда вражеская артиллерия обстреляла русский порт) началась агония осажденной крепости, наступило начало конца. Артур стал нести одну за другой тяжкие утраты, 2 декабря погиб сам генерал Кондратенко вместе с наиболее деятельными своими сотрудниками. 5 декабря мы полностью Первую Тихоокеанскую эскадру. Естественно, что всему есть конец, падение Порт-Артура широко обсуждаются в историографии. Есть сторонки, которые считаю, что капитуляция Порт-Артура является предательством, а точнее, решение Стесселя. Например, военный историк В.А Апушкин считал, что генерал Стессель, решаясь вступить в переговоры о сдаче крепости, не только не собрал для обсуждения этого своего намерения военного совета хотя бы из некоторых находившихся поблизости начальников, но даже не уведомил об отправке этого письма ни коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, ни начальника эскадры контр-адмирала Вирена. Генерал Стессель не пожелал разделить тяжесть японского плена вместе с гарнизоном, и даже не простившись с ним, уехал в Россию. Довольно жесткие высказывания встречаются в трудах советского исследователя А.И Сорокина. Он более критически осуждал Стесселя, например, пишет: «…Не военное искусство при людском и материальном превосходстве японцев решило участь крепости, а главным образом бездарность и прямое предательство русского командования. Весть о капитуляции Порт-Артура облетела весь мир. Никто не мог поверить, что столь блистательная оборона закончилась так бесславно». Как считал автор, пока русский флот существовал и крепость отвечала ударом на удар, японцы не были уверены в успешном исходе войны. Эскадра Рождественского, прибив на театр, могла, соединившись с порт-артуровскими кораблями, изменить обстановку на море и отрезать японские армии, действовавшие в Маньчжурии, от японских островов. Извините, а как можно было соединить Первую Тихоокеанскую эскадру если практически его уничтожили после падения Большого орлиного гнезда? Однако, несмотря на это, такие же домыслы Сорокина встраиваются у Б.А Романова: «…Генерал Стессель предательски сдал японцам Порт-Артур и подписал акт капитуляции». Также мнении встречаются в работах Ростунова, Бабикова, Золотарева и других советских историков.

Широко известный российский историк в области русско-японской войны О.Р. Айрапетов рассматривал иначе. Он утверждал, что после взятия большого орлиного гнезда (отсюда можно было прицельно простреливаться по всему пространству) крепость была обречена. Позиций, позволяющих надеяться на продолжение успешного сопротивления, не было. Стессель, скорее всего, не предал родину, а спас оставшихся солдат в Порт-Артуре.

Естественно можно сказать, что после такого сильного артобстрела порт не продержался бы и на месяц. Ведь Стессель ещё в декабре отравил телеграмму с просьбой о немедленной поддержке: «…в Артуре очень незначительное число здоровых. 11 - дюймовые бомбы разрушают всё, как на фортах, так и внутри крепости. Суда эскадры все потоплены. Никакой помощи я не получил ничем, а идет одиннадцатый месяц обороны. Я не получаю от Вас никаких сведений. Японцы ничего не пропускают. Я не знаю даже, где находится армия. Я прошу теперь скорейшей помощи, так как, повторяю, положение очень трудное». Например, российский исследователь Юрий Шушкевич считал, что с чисто штабной точки зрения, сдача крепости не влияла радикально на стратегическое положение сторон - разве что измотанная многомесячной осады армии Ноги теперь перебрасывалась на маньчжурский фронт, усиливая противостоящую Куропаткину войсковую группировку маршала Ойямы, а эскадра Тогу, после почти годового дежурства, смогла вернуться на базы для отдыха и ремонта в преддверии встречи уже вышедшей из Балтики на Дальний Восток Второй тихоокеанской эскадрой. Однако, другие российские историки как Золотарев В.А., Сорокин Ю.Ф. считали, что «…обороняться можно было также на второй и на третьей линиях. Но Стессель, Фок, Рейс и им подобные предали гарнизон Порт-Артура, солдаты и офицеры которого были полны решимости продолжать борьбу». Авторы утверждают, что Падение Порт-Артура оказало решающее влияние на дальнейший ход и исход войны. Россия потеряла флот и военно-морскую базу на Тихом океане. Японские войска, освободившиеся после захвата Порт-Артура, были использованы противником против русской армии в Маньчжурии. Безусловно, что Японцы получили возможность беспрепятственно перевозить свои войска на материк, а их флот - необходимое время для перевооружения своих кораблей. Да, безусловно, что это ужасно, но варианты спасти Порт-Артура так такового не было. Первая Маньчжурская армия находилась далеко на Мукдене, Вторая Тихоокеанская эскадра приплыла лишь в конце апреля, а провизии в Порт-Артуре хватала лишь на один месяц. Также не стоит забывать, что Порт-Артур - это не сухопутный крепость, а военно-морской. К сожалению, шансы спасти Порт-Артур были невозможными.

2.2 Цусимское сражение в историографии

Цусимское сражение - последняя битва русско-японской войны, напрочь перечеркнувшая тот наработанный кровью и неудачная позитив, который должен был обеспечить перелом в войне в ходе летнего наступления с Сипингайских позиций.

Вторая Тихоокеанская эскадра, по мнению военного историка В.А. Апушкина: «…слабость качественного и количественного состава снаряжаемой эскадры с самого начала возбуждала опасения многих за успех предприятия. Опасения эти усилились после морских боев порт-артурской эскадры 28 июля и 1 августа, приведших ее к разрушению, и после поражения под Ляояном, отступление от которого, казалось, обрекало Порт-Артур на близкую гибель». И правда, что ситуация на Дальнем Востоке находилась в критическом состоянии. Однако, несмотря на это, Россия все-таки отправляет свою Вторую тихоокеанскую эскадру на Дальний Восток, где и потеряла последнюю эскадру. Как считает Апушкин, в России верили, что эскадра Рожественского, удивлявшая уже весь мир своим походом вокруг берегов Европы, Африки и Азии, удивит его и победой над непобедимым флотом адмирала Того. По мнению автора, ей предстояло на выбор два пути: или идти между материком и Японией, или, обогнув южные японские острова, через Сангарский пролив, прорваться во Владивосток. Однако, к сожалению, Рожественский выбрал первый вариант. Почему адмирал выбрал этот шаг, автор не ответил. Но довольно хорошо отзывался по второму варианту, так как невозможно было заминировать мины.

14 мая наша эскадра вошла двумя колоннами в Цусимский пролив. Как пишет Апушкин: После тяжелой ранении Рожественского (становится вице-адмирал Небогатов), управлять боем уже было нельзя. Боевого порядка не существовало. Наши (русские) корабли метались под градом неприятельских снарядов, горели и тонули. В лучах заходящего солнца, погибали броненосцы «Император Александр III», «Бородино» и «Суворов». Минными атаками были затоплены также броненосцы «Сисой Великий» и «Наварин», крейсеры «Адмирал Нахимов» и «Владимир Мономах» и вспомогательные суда. Но, несмотря на такие унизительные потери, автор пишет, что суда честно дрались до последней возможности и гибли геройски. Однако Апушкин рассматривал Небогатова как предателя, как и Стесселя. Он оказался на войне гуманистом, пишет Апушкин. Оба забыли, что они на войне, что война требует жертв. Однако не стоить забывать, что Апушкин все-таки военный историк, тоже участник той войны. И понятное дело, что встречаются такие радикальные слова против гуманистов: «…Гуманистические рассуждения войны - сколький путь к победе, и сдаче Порт-Артура несомненно деморализующие повлияла на весь слабый дух и дала пагубный пример Небогатову».

Советский историк А.И. Сорокин рассматривал более радикально, чем вышеуказанный нами историк. По мнению Сорокина, адмирал Рождественский, не слушая в своих матросов, а именно касается офицеров, не предпринял ничего, чтобы сделать Второй тихоокеанский флот в слаженный боевой организм (якобы матросы и командиры знали, что там они проиграют). Однако, как утверждает автор, Рожественский и сам не верил план Николая II, ну кончено после того когда узнал в Мадагаскаре о сдаче Порт-Артура. И в тайне надеялся, что император, анализируя обстановку, укажет ему вернуться обратно. Сорокин дальше приводит к тому, что царское правительство решительно отправляло Балтийский флот на верную гибель, так как не хотели опозориться, перед европейскими державами. Автор все-таки счел Рожественского как неорганизованного адмирала. Он в своих действиях руководствовался не здравой оценкой обстановки, соотношением сил на море, боевой подготовкой и боевым опытом сторон, и другими реальными обстоятельствами. В плане военной силы Второй тихоокеанской эскадры Сорокин отметил, что она не уступала бывшей порт-артуровской эскадре и превосходила противника в количестве броненосцев и крупнокалиберной артиллерии на них. Насчет Японии автор утверждает, что Японский флот имел четкую организацию, обученные и с большим боевым опытом команды. На этот раз, нам придется согласиться с Сорокиным, так как сам адмирал Того командовал своим флотом с японо-китайской войны 1894-1895 гг. Поэтому и не мудро, что между ними было полное взаимопонимание по вопросам введения боя. По мнению Сорокина, в конце мая, на Балтийском флоте, был обнаружен адмирал Рожественский и они не предприняли никаких мер против вражеской корабля-разведки. Из-за этого в ходе боевых действий Рожественский уже не успел провести боевой порядок, так как вице-адмирал Того уже держал Рожественского на ладони. Во время обстрела со стороны Японии, автор не считает, как Апушкин, например, Сорокин описывает таким образом: «…Наши крейсеры, выдержавшие ожесточенный и длительный бой с более многочисленными японскими крейсерами, стрелявшими очень плохо, сохранили полную боеспособность. Версия о том, что японцы якобы расстреливали русских как на ученье, а сами оставались незаливными из-за неумение русских артиллеристов стрелять, опровергается фактами». Но все-таки автор оценивает высокую храбрость русских моряков и даже сам японский адмирал Того хвалил дух русского солдата. Однако вице-адмирал Небогатов для автора остался предателем, как и Стессель.

В итоге советский историк А.И. Сорокин приходит к тому, что причины цусимского поражения кроются в общей отсталости царизма и, в частности, людей, руководящих сражением. Рожественский в этом смысле стоял на уровне вахтенного начальника флагманского корабля и ничем, кроме золотых эполет, от него не отличался.

В работах другого советского исследователя И.И. Ростунова встречаются довольно громкие высказывания в адрес Второй Тихоокеанской эскадры. Например, автор описывает: «…Великая армада, - такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя». Поэтому цитату можно понять, что автор ясно оскорбил свою историю. Если вспомнить, что у Рожественского был другой вариант для прорыва во Владивосток, обойти южную часть Японии через Сангарский пролив. По мнению автора, опасаясь нехватки топлива, командующий Второй Тихоокеанской эскадры решил прорываться кратчайшим путем - через Корейский пролив, сознавая, что без боя с японским флотом не обойтись. Однако, несмотря на то, что Ростунов радикально раскритиковавший Балтийский флот, посчитал Небогатова, скорее всего, не предателем, а реалистом, спавшего около 5 тыс. жизней русских моряков. Советский историк Романов Б.А. рассматривал Цусимское сражение как распад Российской империи, и что это дало явный импульс к октябрьской революции. Однако, несмотря на такие советские взгляды, Романов считал, что сдача Балтийского флота в руководстве Небогатова разумным и ссылается на цитаты Небогатова в суде: «…собака не может исполнить того, что требуется от лошади». В трудах И.И Бабикова тоже встречаются мысли, как и у Романова. Однако автор категорически отрицает правоту действия вице-адмирала Небогатова. По его мнению, Небогатов и Рожественский были главными врагами Второго Тихоокеанского флота, допуская ошибки руководства.

Довольно хорошие материалы про Вторую Тихоокеанскую эскадру встречаются в трудах более современных историков: «Русско-японская война 1904-1905 гг. Борьба на море» В.А. Золотарева и И.А. Козлова, современных историков времени перестройки СССР при М.С. Горбачеве. По мнению авторов, Николай II сам лично решил отправить Второй Тихоокеанский флот на Дальний Восток. Все военные и морские генералы были категорически против этого плана, но никто из них не решился заявить об этом, боясь попасть в немилость царю. На большинстве кораблей, как считают авторы, матросы составляли около 30 процентов, оставившие проценты были новобранцами. Офицеры, как призванные из запаса, так и переведенные из торгового флота, и большая часть рядового состава имели слабую подготовки. Следуя мыслями Золотарева и Козлова можно сказать, что непрофессионализм моряков играла огромную роль в Цусимской сражении. На основании анализа трудов и материалов Золотарева и Козлова можно сказать, что вице-адмирал Рожественский был хорошим моряком, способным организатором, имел больше энергии, трудоспособности и силой воли, твердым характером и настойчивостью. Однако для настоящего флотоводца наличие перечисленных качеств, которыми несомненно обладал З.П. Рожественский, недостаточно для того, чтобы добиться победы над сильным и хорошо подготовленным противником. Авторы утверждают, вице-адмирал Рожественский чувствовал, что этот план провалится, но надеялся в чудо, а точнее помощи Бога. Однако, не только вера в чудо дало решимость отравить Балтийский флот, но этому сыграла пресса и общество. Например, авторы пишут: «…Он отлично знает, что вся Россия ожидает от него чего-то необычайного, ожидает победы и уничтожения японского флота… Адмирал знает, что вся пресса кричит о его будущих подвигах… и конечно, он пойдет вперед». Сильное заявление, и нам кажется, что такая аргументация адекватная. Всегда на человека давит и будет давить общество, особенно авторитетного персонажа. Рожественский понимал, что если отдаст обратный приказ, то тогда авторитет Царя и самого адмирала упадет. На наш взгляд, Россия надеялась, что произойдет чудо, и сам государь, думаю, верил в это. Советские современные историки рассматривали ход военных действий на море 14-15 мая как отрицательный характер военной подготовки матросов и офицеров. В тактическом отношении Цусимское сражение позволяет В.А Золотарева и И.А Козлова сделать следующие выводы:

1) Главным средством нанесения удара в бою служит крупнокалиберная артиллерия, которая и решила в данном случае его исход.

2) Увеличение пробивной способности бронебойного и разрушительного действия фугасных снарядов требует увеличения площади бронирования борта корабля.

3) Необходимые, новые, более совершенные способы управления артиллерийским огнем на больших дистанциях; Ну и так далее….

Несмотря на такие результаты, авторы не дают должное уважение вице-адмиралу Того. Ведь официальные японские источники и исследования склонны представлять самого выдающегося флотоводца эпохи парового флота. По мнению автора, господину Того предписывают честь первого в истории применения маневра охвата головы с одновременным сосредоточением огня на флагманских кораблях противника. Однако этот маневр, задолго до адмирала Того, осуществил русский флотоводец Д.Н. Сенявин в Афонском сражении. Дальше авторы пытаются доказать о непрофессионализме вице-адмирала, конечно, мы это не будем рассматривать.

В современной историографии рассматривается иначе, например, известный российский исследователь О.Р. Айрапетов, по его мнению, командования знала, что эскадра не сможет подойти к крепости до ее падения. Даже если бы это у нее получилось, она не смогла бы найти там безопасной стоянки. Многие рассматривали, что Вторая Тихоокеанская эскадра могла играть только одну роль - демонстрации на дальних подступах к Японии с целью склонения ее к миру и только в случае успеха действий армии. Русскояпонскоесражение, как считает Айрапетов, был первым поединком современных бронированных флотов. До ее начала эскадренный броненосец считался практически неуязвимым для артиллерийского огня. В ходе боевых действий на Желтом море вице-адмирал Того получил возможность оценить действие артиллерии. Японцы не только правильно оценивали собственный опыт, но и внимательно прислушались к советам, шедшие со стороны консультировавших из британских морских офицеров. Можно сказать, что они сумели грамотно использовать свои корабли против русских. Ведь сводилось к тому, чтобы, используя преимущество в скорострельности и взрывной силы снаряда на первом этапе сражения вывести из строя артиллерийские расчеты противника, а потом добивать корабли, которые лишились бы возможности сопротивляться. Несмотря на поражение, автор отмечает, что героизм русских моряков не мог бы исправить многочисленные ошибки и просчеты командования. Насчет решения о сдаче Второго Тихоокеанского флота вице-адмиралом Небогатовым российский историк Айрапетов Олег Рудольфович не стал комментировать.

Схожие высказывания насчет отправки Балтийского флота на Дальний Восток встречаются в трудах российского исследователя Юрия Шушкевича «Восточный шанс. Русско-японская война 1904-1905 гг.» Если советский историк В.А Козлов считал, что отправка Балтийского флота была решением Николая II, то тогда, скажем, это подтверждается и с Шушкевичем. Как пишет автор: «…Вот уже столетие каждого, кто решает прикоснуться к истории Цусимского сражения, не покидает вопрос: а был ли у русской эскадры хотя бы минимальный шанс на победу…. Ведь если бы такой шанс существовал, то риск идти Корейским проливом был оправдан, а неизбежные весьма большие жертвы были бы не оправдан». Ведь после Цусимы много говорилось и о том, что сумей Рожественский разгромить армаду Того, пять японских армий в Корее и Маньчжурии, лишились бы снабжения, провалили бы летнюю кампанию 1905 года и стали бы окончательно уязвимы с наступлением холодов. И Шушкевич отвечает на свой вопрос, что, оставаясь на объективных позициях, русские должны честно признать, что подобной возможности не могло быть в принципе. Как отмечает автор, по сравнению с жертвами сухопутной Маньчжурской армии, цусимкие потери были невелики - однако, именно они по-настоящему всколыхнули верхний слой общества. Ведь под Ляояном и Мукденом гибли, в основном, провинциальные офицеры и резервисты, то на сгинувших кораблях Балтийского флота были представлены первые семейства России.

Военный российский историк А.В. Гущин ставит вопрос о том, что, когда Вторая Тихоокеанская эскадра стояла на водах Мадагаскара, большинство офицеров «спуская рукава» исполняли свои обязанности. В это время нарушения дисциплины приобрели уже массовый характер: беспорядки на броненосце «Адмирал Нахимов», бунт мастеровых на «Малайне», происшествие на Броненосце «Орел», аналогичное «нахимовскую». Причинами, как утверждает автор, послужили революционные идеи молодых матросов. В ходе Цусимского боя, именно по причине развала дисциплины, многие нижние чины отказывались занимать свои места по штабному боевому расписанию, а это отрицательно влияло на конечный результат. В коллективной работе «История внешней политики России. Конец XIX - начало ХХ века» утверждается, что шансов на успех было мало. Примерное численное равенство наблюдалось только в броненосцах. Но японские броненосцы превосходили русских в скорости, качестве брони и особенно в артиллерийском оснащении. Японская эскадра могла производить до 360 выстрелов в минуту против 134 у русской, а фугасное действие японских снарядов было в 10-15 раз сильнее русских. Также японский флот имел в 4,5 раза больше крейсеров, а миноносцев и эсминцев - в 7 раз, чем русские.

Отправка Второго Тихоокеанского флота на Дальний Восток, на наш взгляд, рассматривается как спектакль Николая Второго. Если большинство исследователей склонны в том, что генералы были против этого плана, тогда уму непостижимо, почему Николай II лично потребовал отправить Балтийский флот на Дальний Восток. Также многие исследователи пришли к разногласию насчет вице-адмирала Небогатова. Даже в советской историографии были историки, которые не рассматривали его как предателя. Однако большинство исследователей рассматривают господина Рожественского как неопытного главнокомандующего Второго Тихоокеанского флота. Также анализируя работы историков, мы обнаружили, что на Балтийском флоте происходили беспорядки моряков, а это дает новый импульс причины поражении данного флота.

В коллективной работе «Военная история Государство Российского. Трагедия на Дальнем Востоке. Русско-японская война 1904-1905 гг.». Золотарев В.А и Соколов Ю.Ф. встречаются схожие мнения насчет посылки Второго Тихоокеанского флота на Дальний Восток. Как и вышеуказанные исследовали Золотарев и Соколов утверждают, что участники совещания высказали мнение о целесообразности задержать Вторую Тихоокеанскую эскадру на зиму в Балтийском море. Однако переубедил царя вице-адмирал Рожественский, указав, что задержка эскадры может расстроить с трудом налаженное снабжение ее пути. По мнению авторов, он показал свою верность к царю и отечеству, но не дал хорошие результаты. Что же касается самого Рожественского, авторы отмечают, что он показал свою блестящею работу в области морского похода Второго Тихоокеанского флота с Балтийского моря до Корейского пролива, преодолев около 18 000 миль в крайне сложной политической обстановке. «Вряд-ли бездарный, - пишет авторы, адмирал мог бы таких трудных условиях обеспечить успешный переход целого флота, состоящего из нескольких десятков боевых кораблей и транспортов». Рассматривая труды Золотарева и Соколова, мы обнаружили весьма серьезный аргумент Рожественского. Как отмечают авторы, когда принималось решение о посылке эскадры на Дальний Восток, вице-адмирал Рожественский, горячо поддерживая, рассчитывал, что демонстрация внешне довольно внушительной русской эскадры, заставит японцев прекратить военные действия и согласоваться на мирные переговоры с Россией. Да, безусловно, что в этом случае Рожественский, вставший во главе Второй Тихоокеанской эскадры, оказался бы героям со всеми вытекающими из этого почестями, наградами и чинами. Можно твёрдо сказать, что Рожественский всячески затягивал своё пребывание у побережья французского Индокитая и выход во Владивосток. Значит, вице-адмирал Рожественский рассматривал посылку Второй Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток в качестве мощной военной демонстрации, которая должна была привести к миру Японией без решительного сражения с японским флотом. Во время боя на Корейском проливе авторы отмечают, что можно было взяв на себя руки и изменить исход битвы. Например, Золотарев и Соколов пишут: «…Рожественский полностью отказался от активных действий, что не может быть оправдано, даже учитывая то большое неравенство в силах, которое имело место между русской эскадрой и японским флотом в Цусимской сражении. История военно-морского флота искусства учит другому. Чем слабее силы, тем четче должна быть организация сил в бою и управлениями ими, тем сильнее должно быть стремление выровнять инициативу из рук противника». По мнению российских историков Золотарев и Соколов, Вице-адмирал Рожественский совершил массу ошибок при подготовке эскадры к бою. Он не учитывал опыт боевых действий первой эскадры в своей деятельности и ничего не сделал для того, чтобы познакомить с ним офицерский состав эскадры. Он не разработал план боя, а в ходе сражения не организовал разведку, управление силами и передачу командования. Однако авторы рассмотрели и адмирала Того, и пришили к тому что он тоже допускал ошибки. Например, он неправильно рассчитал свое маневрирование перед сражением, в результате чего не смог охватить голову Второй Тихоокеанской эскадры при ее обнаружении. ТОго поставил свои корабли под удар. Только неумелые действия адмирала Рожественского спасли японский флот от серьезных последствий этого неправильного маневра. Однако большая вина за поражение эскадры лежит лично на Рожественском, как начальника Главного морского штаба и командующем Второй Тихоокеанской эскадрой. Он был одним из инициаторов посылки эскадры на Дальний Восток. В итоге, российские исследователи В.А Золотарев и Ю.Ф. Соколов приходят к выводу, что Цусимское сражение - заключительный этап вооруженной борьбы на море, который, несмотря на героизм моряков, закончился для России бесславно.