Анализ причин падения уровня дисциплины в русской армии в Первой мировой войне

До начала мобилизации русская армия насчитывала 1 млн. 423 тыс. чел. В ходе войны в нее призвали еще 13 млн. 700 тыс. чел. Таким образом, всего было поставлено под ружье 15 млн. 378 тыс. чел. (округленно около 15,5 млн. чел.) Для крестьянской России это была огромная цифра: в армию ушла половина трудоспособных мужчин (из 1000 чел. - 474); из каждых 100 крестьянских хозяйств убыло по призыву 60 мужчин самого “тяглового” возраста, в результате более половины хозяйств остались без кормильцев.

По отношению ко всему населению страны (без различия пола и возраста) из каждой тысячи граждан убыло на войну 112 чел. Полные статистические сведения о призванном людском контингенте приведены в таблице 47, составленной по наиболее достоверным источникам

Объемы призыва людских ресурсов в русскую армию на различных этапах войны

Ратник - солдат государственного ополчения России, существовавшего до октября 1917 г. В ополчение входили: военнообязанные (от 20 до 43 лет), которые в мирное время были освобождены от призыва в армию из-за негодности к военной службе, но считались годными к ней в военное время; лица ранее проходившие военную службу и числившиеся в запасе (до 43 лет). Государственное ополчение делилось на ратников 1 разряда, годных к строевой службе и предназначавшихся для пополнения действующей армии, и ратников 2 разряда, годных к нестроевой службе. В связи с тем, что к середине 1915 г. почти весь контингент ратников ополчения 1 разряда был исчерпан, остро встал вопрос о пополнении действующей армии ратниками 2 разряда. - Военно-исторический журнал, 1993, № 6, с. 62-66).

Новобранец - в дореволюционной России лицо призывного возраста, зачисленное на действительную военную службу уездным, городским или окружным военным присутствием. После призыва новобранцы направлялись в воинские части в составе особых маршевых команд или этапным порядком в собственной одежде, с выдачей на путь следования кормовых денег. С момента прибытия в часть они становились солдатами (матросами). Призывной возраст новобранцев во время войны снизился с 21 года до 19 лет.

Белобилетник - лицо, освобожденное от призыва в армию в связи с негодностью к военной службе по состоянию здоровья.

В таблице приводятся обобщенные сведения о возрастном составе всего людского контингента, призванного в русскую армию накануне и в ходе войны.

Таким образом, всего в российские вооруженные силы было привлечено во время войны 15 млн. 378 тыс. чел. Из них:

Состояло в армии до начала мобилизации - 1 млн. 423 тыс. чел.;

Призвано по мобилизации - 13 млн. 955 тыс. чел.

В том числе:

Чинов запаса всех категорий - 3 млн. 115 тыс. чел.;

Ратников ополчения 1-го разряда, переведенных из запаса 400 тыс. чел.;

Ратников ополчения 1-го разряда, не проходивших действительную военную службу, - 2 млн. 705 тыс. чел.;

Ратников ополчения 2 разряда - 3 млн. 75 тыс. чел.;

Новобранцев - 4 млн. 460 тыс. чел.;

Переосвидетельствованных белобилетников - 200 тыс. чел.

Далее представлены сведения о численности военнообязанных, которые подлежали призыву во время войны в соответствии с законом о воинской повинности, но получили отсрочку как работавшие на нужды обороны государства на 1 октября 1916 г. Эти сведения исчисляются следующими цифрами:

1) Чины запаса, работавшие на заводах и предприятиях военного и морского ведомств, железных дорогах, коммерческих и портовых судах - 173 тыс. чел.; 2) Ратники ополчения, работавшие на тех же объектах оборонного значения - 433 тыс. чел. 3) Служащие в казенных учреждениях, уход которых в армию мог неблагоприятно отразиться на работе указанных учреждений 64 тыс. чел.

Таким образом, всего получили отсрочку - 670 тыс. чел.

Кроме того, законом от 6 декабря 1915 г. были предоставлены дополнительные отсрочки военнообязанным всех категорий, работавшим на оборону. В их числе:

новобранцы - 99850;

ратники ополчения моложе 26 лет - 175650;

работавшие на строительстве железных дорог - 72000;

служащие по вольному найму в ведомстве путей сообщения - 173498;

служащие в земском и городском союзах - 5352;

служащие учреждений военно-промышленных комитетов - 976312;

служащие в частных кредитных учреждениях - 3700 чел.

Общее количество получивших отсрочку среди работавших на нужды обороны - 1506362. чел.

Всего имели отсрочку от призыва на 1 октября 1916 г. 2176362 военнообязанных. К концу войны количество получивших отсрочку возросло до 2,5 млн. человек . По отношению к общему числу призванных в армию (15 млн. 378 тыс. чел.), это составило 16%. Общая численность военнообязанных, призванных в армию (15,378 млн. чел), и военнообязанных, получивших отсрочку ввиду признания их работы чрезвычайно важной в рамках военных усилий страны (2,5 млн. чел.), достигла громадной цифры в 18 млн. чел.

Укомплектование и численность действующей армии

Согласно “Положению о полевом управлении войск в военное время” (1912 г.) действующей армией России в первую мировую войну назывались сухопутные и морские вооруженные силы, военные управления и учреждения, подчиненные Верховному главнокомандующему. Территория же, предназначенная для развертывания и размещения действующей армии, именовалась театром военных действий.

Внутри страны находились запасные войска, занимавшиеся обучением призываемых новобранцев и ратников, войска охранной службы, а также многочисленные учреждения, обслуживавшие действующую армию. Все эти тыловые структуры вооруженных сил подчинялись военному министру.

Численность русской действующей армии непрерывно менялась в зависимости от понесенных потерь и их восполнения. Аналогичная зависимость между приходом, расходом и наличием людей существовала и в российских вооруженных силах в целом. Так, после призыва запасных чинов первой очереди их численность (вместе с предвоенным личным составом) была доведена к 1 августа до 4 млн. 700 тыс. чел. в действующей армии военнослужащих из этого общего числа должно было находиться 3 млн. 500 тыс.

В связи с тем, что сосредоточение сил, предназначенных для полного укомплектования действующей армии, закончилось лишь через 2,5 месяца после объявления мобилизации, то есть к 1 октября, то установить численный состав войск и учреждений, находившихся на театре военных действий до начала поступления призывного контингента, не представилось возможным (из-за отсутствия документов по этому вопросу) Тем более, что за это время на Восточно-Европейском ТВД произошло несколько кровопролитных сражений (Восточно-Прусская и Варшавско-Ивангародская операции, Галицийская битва), в которых русская действующая армия понесла огромные потери. В результате ее численность к концу сосредоточения составляла всего 2 млн. 700 тыс. чел. Между тем, интенсивные бои продолжались (Лодзинская и Ченстохово-Краковская операции в ноябре месяце), повлекшие многочисленные боевые потери в войсках. К тому же увеличилось число заболевших солдат и офицеров. Поэтому приведенная выше цифра уменьшилась к 1 декабря до 2 млн. чел.

Катастрофическое уменьшение численности личного состава действующей русской армии явилось следствием тех громадных потерь; которые пришлось нести ей в 1914 г. ради спасения Франции от разгрома немцами в ходе Марнской битвы. Пополнения же из-за непродуманной организации запасных войск не успевали своевременно прибывать. В дивизиях вместо 15 тыс. бойцов насчитывалось в среднем 7-8 тыс. чел.

Наконец, к 1 января 1915 г., благодаря принятию экстренных мер, укомплектование фронтовых частей и соединений в основном закончилось. Их общая численность увеличилась до 3 млн. 500 тыс. чел. Однако ожесточенные январско-февральские бои (Августовская оборонительная операция, начало Праснышской оборонительной операции на Северо-Западном фронте) вновь понизили численный состав действующих войск к 15 февраля до 3 млн. 200 тыс. чел. После доукомплектования поредевших частей и прибытия на фронт новых формирований численность действующей армии намного возросла и к 1 апреля 1915 г. составляла 4 млн. 200 тыс. чел.

Однако менее чем через три недели, 19 апреля австро-германским превосходящим силам удалось осуществить Горлицкий прорыв в Галиции. Войска русского Юго-Западного фронта, испытывавшие в это время острый недостаток в боеприпасах, вновь понесли большие потери. Численность действующей армии снова сократилась и к 15 мая составила 3 млн. 900 тыс. чел.

Один из офицеров британской военной миссии капитан Нейльсон, оказавшийся свидетелем тяжелых боев 3-й русской армии Юго-Западного фронта (на нее главным образом обрушился удар объединенных войск противника), в своем донесении от 11 июля сообщает: “Все последние наступления были просто убийства, так как мы без артиллерийской подготовки атаковали неприятеля, обладающего многочисленной легкой и тяжелой артиллерией

Вследствие больших утрат в летнюю кампанию 1915 г. численность действующих войск к 15 сентября снижается до 3 млн. 800 тыс. чел., несмотря на их неоднократные пополнения. Через месяц эта цифра начинает немного увеличиваться и вновь доходит до 3 млн. 900 тыс. чел. В связи с тем, что в октябре 1915 г. интенсивность боевых действий значительно понизилась уровень укомплектованности войск фронтов быстро возрос, достигнув 1 ноября 4 млн. 900 тыс. чел.

Вступление генерала М.В. Алексеева в должность начальника штаба Верховного главнокомандующего (23 августа 1915 г.) знаменует начало внедрения более совершенных научных методов в деле высшего управления войсками. Проводится энергичная, продуманная работа по восстановлению вооруженных сил после пережитых неудач и потрясений летом 1915 г. Существующие части полностью укомплектовываются, создаются новые формирования, улучшается организация запасных войск. В результате численность действующей армии быстро растет. К 1 февраля 1916 г. она достигает 6 млн. 200 тыс. чел. К 1 апреля того же года она увеличилась до 6300 тыс., а к 1 июля - 6 млн. 800 тыс. чел.

Победоносные бои войск Юго-Западного фронта (“Брусиловский прорыв”), которые велись в мае - июле 1916 г. (в основном в интересах оказания помощи Франции, атакованной под Верденом, и ради спасения Италии от полного ее разгрома австро-венгерскими войсками), тоже сопровождались немалыми потерями. Поэтому численность русских войск понизилась к 1 сентября до 6 млн. 500 тыс. чел. (с учетом поступившего пополнения). На таком уровне она оставалась до начала октября, а в связи с последующим затишьем в боевых действиях быстро увеличилась до 6 млн. 845 тыс. чел. Эта же численность была представлена в секретном отчете военного министра за 1916 г. по состоянию на 1 января 1917 г. ).

В связи с революциями 1917 г. (февральской и Октябрьской) начинается развал действующей русской армии из-за участившегося дезертирства среди рядового состава и падения дисциплины в войсках. Это состояние начинает отражаться и в статистических показателях о ее численности. Об этом свидетельствуют итоговые данные за два периода 1917 г.: на 1 мая наличный состав действующей армии снизился до 6 млн. 800 тыс. чел. (с учетом поступившего пополнения); на 1 сентября - до 6 млн. чел.Петроградский ВО, который только числился на тот момент в действующей армии, исключен из счета.

Ниже приведены таблицы, в которых содержатся более подробные статистические данные о численности действующей армии с 1914 по 1917 г.

Сведения о численности военных чинов на фронтах русской армии на 1 мая 1917 г. (в тысячах)

Сразу же необходимо подчеркнуть, что приведенные в таблицах сведения о численном составе действующей армии намного превышают в ней число “активных штыков” или “бойцов”. Это связано с тем, что во фронтовых формированиях содержалось большое количество нижних чинов, занятых фактически тыловым обеспечением. По свидетельству Н. Н. Головина, занимавшегося длительное время исследованием этого вопроса, в конце 1914 года “боевой элемент” составлял около 75 % действующей армии, а в конце 1916 г. - всего 50 %. Если приложить этот масштаб к таблице 49, то окажется, что численность “бойцов” колебалась в течении войны между 1 млн. 500 тыс. чел. (на 1 декабря 1914 г.) и 3 млн. 500 тыс. чел (на 1 ноября 1916 г.).

Об этом же писал в одной из своих записок генерал М. В. Алексеев, начальник штаба Верховного главнокомандующего: “Полевой интендант говорит, что кормит от 5 500 тыс. до 6 000 тыс. ртов на фронте, не считая внутренних округов. Бойцов мы набираем около 2 000 тыс. чел. Если таково действительное соотношение, то мы приходим к непозволительному выводу, что одного бойца обслуживают два тыловых человека... ибо каждая войсковая часть имеет свои негласные склады, обслуживаемые людьми из строя, каждая имеет немало людей в пути, посланных за покупками, с разбитою повозкою, в различных мастерских. Все это создает безотрадную картину нашего положения. Нам из центра говорят, что дали действующей армии 14 миллионов, убыло их 6, что армия располагает 8 миллионами, а мы все продолжаем просить ввиду сильного некомплекта в строевых частях пехоты” Генерал М.В. Алексеев справедливо возмущался по поводу чрезмерного “разбухания” тыла самой действующей армии за счет уменьшения численности “боевого элемента”. Однако справиться с этим негативным явлением, порожденным плохой организацией тылового обеспечения действующих войск, не имели возможности ни Верховный главнокомандующий, ни его штаб.

Общая численность войск глубокого тыла, подчиненных Военному министру (считая также запасные войска, находившиеся во внутренних военных округах), измерялась следующими цифрами:

На 31 декабря 1915 г. - 2 300 000 чел,

На 31 декабря 1916 г. - 2 550 000 чел.

На 1 ноября 1917 г. - 1 500 000 чел.

С объявлением войны было сформировано внутри страны 500 запасных батальонов, а вскоре к ним добавилось еще 500 аналогичных батальонов второй очереди. Но потери, понесенные русской армией в первых кампаниях, были столь велики, что установленные Военным министром организация и количество запасных войск совершенно не обеспечивали потребности армии. Направленные фронтам в конце 1914 г. пополнения, около 1 млн. 500 тыс. чел., не могли довести действующие соединения и части до штатного состава. Из-за недостатка военнообученных ресурсов весь 1915 год на фронт направлялось малоподготовленное пополнение.

Генерал А.А. Поливанов, сменивший в июне 1915 г. В. А. Сухомлинова на посту военного министра, стремился навести хотя бы некоторый порядок в обеспечении укомплектования войск. Это позволило заметно сократить в 1916 и 1917 гг. численность отправляемого на фронт малообученного пополнения за счет увеличения сроков его подготовки до 4-5 месяцев. Об этом свидетельствуют сравнительные данные за три года.

Численность ежегодно отправляемого пополнения в действующую армию в 1915-1917 гг. (в абсолютных цифрах)

2.3 Изменения состояния дисциплины в армии по ходу войны

Исторический опыт свидетельствует, что в условиях войн роль и значение действующей армии в жизни общества неизмеримо возрастает. Не являлась исключением в этом плане и Первая мировая война, когда взаимосвязь и взаимообусловленность общества и армии закономерно стала более тесной и многогранной. Анализ научных данных позволяет заключить, что морально-политическое и психологическое самочувствие армии в начале XX века в значительной степени стало определяться социальным и политическим положением военнослужащих, их мировоззрением и миропониманием. Массовое политическое сознание действующей армии эволюционизировало как под опосредованным воздействием через общественное мнение России, так и непосредственным - через государственные, партийные и армейские структуры, сам механизм воздействия армейского организма на военнослужащих. В силу этого, с точки зрения влияния на массовое политическое сознание действующей русской армии, в разделе проведен анализ различных социальных слоев общества и их мировоззренческих основ в период, предшествующий Мировой войне.

Анализ источников показывает, что как руководство страны, так и российское общество, предпринимали максимум усилий для мобилизации всех сил страны для успешного ведения начавшейся войны. События показали, что первые трещины во взаимоотношениях власти и общества обнаружили себя уже к концу 1914 года. Случилось так, что между властью и образованным обществом подспудно разгорелась настоящая война за монополию на патриотизм. Этого предвидеть никто не мог. По мнению соискателя, 1915 год стал важной вехой во взаимоотношениях власти и оппозиции. В условиях тяжелейших поражений русской армии в 1915 году власть и ее подданные вместо единения отдалялись друг от друга все дальше и дальше. Склонное к образному восприятию государя, массовое сознание отождествляло личность монарха не только со всей системой власти, но и с вектором наиболее заметных общественных процессов. Можно утверждать, что политическому кризису в стране способствовала позиция Николая II в проведении государственной политики, выразившаяся в необоснованных переменах состава правительства, что приводило к дискредитации его и дезинтеграции системы управления страной. Действия или бездействие Николая II считали решающей причиной кризиса. Значение обещаний, им даваемых, ожиданий, связанных с его именем, психологически гипертрофировалось, и тем сильнее било по имиджу разочарование. Публичные разоблачения ошибок власти, осуждение ее политики, конкретных решений царя подрывали престиж монархии, лишали ее ореола непогрешимости. Более того, фигура Николая II становилась все более одиозной. Источники свидетельствуют, что бескомпромиссностью отличалась и позиция оппозиции, которая была убеждена, что царская бюрократия не отвечает требованиям, предъявляемым войной. На основании вышеизложенного можно утверждать, что курс маневрирования самодержавием в 1915 году привел к тому, что политические рамки его неуклонно сужались. 1916 - начало 1917 годов было апофеозом гражданского противостояния в России, хотя конфликтующие стороны и пытались найти какое-либо компромиссное решение во имя единения для обеспечения победы над вторгшимся врагом. Традиционное представление о монархии и реальная политическая практика самодержавия были столь противоречивы, что к весне 1917 года население находилось в состоянии существенного психологического дискомфорта. Как свидетельствуют источники, в противовес установке на сохранение существующего порядка и стабильности в массовом сознании возобладала тенденция на разрушение. Падение уровня жизни инициировало политическую активность. Депутаты Государственной думы, выражая откровенно и напористо мнения оппозиции, выступили в роли катализатора и сумели привлечь под свои знамена широкие демократические слои, а также офицерский корпус. Измученное более чем трехлетней войной российское общество убеждалось: царская власть на перемены не пойдет, оппозиция добиться их не может. Налицо был и психологический конфликт между властью и обществом: власть практически противопоставляла себя обществу. Политическая пассивность власти определяла революционную активность общества. В России осталось минимальное материальное и политическое пространство для социального маневра. Хотя переворот здесь мог и не обязательно должен был начаться радикально, но он неизбежно вел к очень радикальным результатам.

Исключительно важное значение на формирование и развитие массового политического сознания действующей русской армии оказывала политическая составляющая общественного мнения России. Внутреннее содержание этой величины не оставалось неизменным в различные периоды войны: после недолго длившегося энтузиазма, от которого мало что осталось после катастрофических поражений 1915 года, она стала более дифференцированной, отражая непохожие и, зачастую, противоположные настроения внутри общества. Особенностью публичного выражения политических взглядов основной массы населения с началом вооруженного конфликта можно считать повышенное внимание к внешней политике по сравнению с проблемами внутренними. Из анализа разнообразной палитры оценок войны, выделяются следующие, основные: гласная общественная поддержка; честная реакция на угрозу войны и трудности, которые она влекла за собой; активное общественное неприятие; экстравагантная. На основании источников можно выделить следующие этапы развития общественного мнения: 1914 год - патриотический подъем; 1915 год - патриотическая тревога; 1916-начало 1917 года - патриотическая критика. В конце концов патриотизм и революционность в сознании значительной части россиян слились воедино.

На основании анализа широкого круга источников можно утверждать, что , что к Первой мировой войне российская армия была подготовлена лучше, чем к войне с Японией. На уровень массового политического сознания действующей армии существенное влияние оказывали: социальный состав; национальная политика государства; образовательный уровень; возрастные и личностные особенности призываемого контингента; специфика армейской службы; массовое политическое сознание действующей русской армии перед началом Первой мировой войны находилось на довольно примитивном уровне. Основу политического мировоззрения многомиллионной русской армии составляла формула «За Веру, Царя и Отечество». Она была для армейских масс своего рода политическим обрядом, в котором выражались и их религиозность, и их политическое миросозерцание. Вместе с тем, рациональные по своей природе, имперские экономические и геополитические интересы России, обозначившиеся в новых исторических условиях, не укладывались в матрицу сознания военнослужащих, особенно солдат. Соискатель установил, что низкая моральная подготовка личного состава Вооруженных Сил к предстоящей войне объяснялась следующими причинами: инстиктивной боязнью режима внести в казармы элементы политического просвещения; неподготовленностью офицеров в политическом отношении; пренебрежительным отношением офицерского состава к духовным запросам подчиненных.

Обстоятельствами, влияющими на возрастание критических составляющих массового политического сознания действующей русской армии были: пагубное влияние тыла; негативные изменения в кадровом составе; нагромождение войск в больших городах; огромные потери личного состава; кризис боевого и материально-технического снабжения; унизительность отдельных введенных дисциплинарных наказаний и смертной казни на фронте; пропаганда политических противников войны в России и военных противников. В разделе обосновываются и факторы, способствующие повышению морального духа войск, осознанному выполнению своего воинского долга. К ним относится: официальная пропаганда; деятельность правых, либеральных и некоторых социалистических партий; содержание гражданской и военной печати; агитационно-пропагандистская работа в армии; деятельность военного духовенства; борьба с проникновением крамольных идей в действующую армию.

Свою более чем значимую лепту в политизацию массового сознания действующей российской армии внесли политические партии. Действуя в соответствии со своими программными установками по отношению к войне, далеко не все они стремились использовать армию в годы войны как объект своего воздействия и инструмент дальнейшего преобразования российской действительности. Обосновав факторы, способствующие успешной деятельности социалистических партий в армии, соискатель установил, что эсеры далеко неоднозначно относились к работе в ней. Политика нейтралитета по отношению к армии прослеживалась в деятельности меньшевистского крыла российской социал-демократии. Наиболее решительными сторонниками всесторонней работы в армии являлись большевики. Анализ архивных документов показывает, что, в отличие от крайне малозаметной деятельности октябристов и прогрессистов, практическая работа конституционных демократов в годы войны была зримо направлена на повышение боеспособности армии и флота и осуществлялось в следующих формах: руководство и активное участие в деятельности Земгора по оказанию помощи раненым и больным военнослужащим; снабжение армии; участие в работе военно-промышленных комитетов; работа в особых совещаниях по обороне государства, топливу, транспорту; партийная работа.

В разделе обоснованы социальные показатели, которые раскрывают состояние профессиональной деятельности военнослужащих через их отношение к ней. Признаётся целесообразным за систему подобных социальных индикаторов взять следующие: соотношение потерь убитыми и ранеными действующей армии и потерь пленными; количество бежавших из плена военнослужащих; заболеваемость войск; уровень дезертирства в армии; содержание писем; сводки цензуры.

Для первого года войны была характерна максимальная концентрация негативных стереотипов на образе внешнего врага. По мере затягивания военного противоборства, наряду с тенденцией дегуманизации образа немца-врага, наметилась противоположная ей гуманистическая линия «очеловечивания», отказа от стереотипов, навязываемых официальной пропагандой и культурной традицией. Вместе с тем, образ внешнего врага, формировавшийся в массовом сознании действующей армии под влиянием официальной пропаганды при существовавшей в России остроте социальных конфликтов, нес в себе опасность экстраполяции представлений о «внутреннем немце» на правящие верхи, что, в свою очередь, грозило подрывом боеготовности армии. Более того, по мнению соискателя, армия на фронте переживала когнитивный диссонанс из-за причастности к насилию, что порождало процесс изменения психологических установок по отношению к нравственным нормам, запретам и ограничениям мирного времени, религиозным заповедям. С течением времени кардинально менялась система приоритетов в сознании солдат, определявшая нарастание критических настроений по отношению к войне. Содержание и иерархия системы доминирующих представлений свидетельствуют о начале девальвации в 1915 году в сознании солдат концепции справедливой Отечественной войны, ослаблении идейно-психологического воздействия формулы «За Веру, Царя и Отечество», снижении их патриотического духа по сравнению с первыми месяцами войны, нарастании ощущения обмана и бесполезности приносимых жертв.

Анализ значительного числа источников позволил проследить трансформацию отношения действующей армии к власти. Многочисленные обращения россиян к императору, небывалый, искренний всплеск настроений, который имел место 1914 году, в начале Первой мировой войны, позволяет сделать вывод, что массовое сознание в образе царя объектировало абстрактное понятие о справедливости, монархия являлась почитаемым и признаваемым властным институтом, вплетенным в духовные нужды и повседневные заботы армии и народа, а образ России и образ царя как бы слились в одно целое. Но ситуация была крайне нестабильна. Затянувшаяся война инициировала новый виток общественно-политического кризиса. Начиная со второго года войны, происходило развитие синдрома недоверия армии, и особенно солдат, к власти, которое было обусловлено рядом факторов: затягиванием войны, неудачным ходом военных действий, разочарованием в союзниках, обострением внутренних экономических трудностей, нарастанием внутриполитической нестабильности и лавиной слухов об измене во всех эшелонах власти, в том числе и в «верхах».

Можно утверждать, что исторически в сознании русского общества и его армии сложилось ошибочное суждение об определяющей роли верховной власти, преувеличивавшее значение субъективных факторов за счет объективных. Такое схематическое понимание существенно отличалось от политической реальности, что активизировало процесс разрушения монархического идеала и авторитета властных структур. Это было закономерно в условиях развития революционного кризиса в стране, когда в ситуации общественного конфликта пришли в действие социально-политические механизмы поляризации. Происходил перенос комплекса отрицательных эмоций ненависти и ожесточения, связанных с образом внешнего врага на образ врага внутреннего - «внутреннего немца». В действующей армии характерной тенденцией стало нарастание неприятия солдатами всех представителей привилегированного общества, олицетворением которых в их сознании становились офицеры.

О трансформации приоритетов в массовом политическом сознании действующей армии к февралю 1917 года наглядно свидетельствует ее отношение к выполнению воинского долга: постепенно уходило сознание необходимости жертв и потерь, самопожертвования (характерное для первого периода войны), распространялись такие явления как дезертирство, саморанения, братания с противником, бунтарские вспышки (с осени 1916 года). Выводы, сделанные на основе анализа комплекса источников официального и личного происхождения, подтверждаются данными количественного исследования писем с фронта, задержанных различными военно-цензурными комиссиями.

Из всего вышеизложенного следует, что диссонанс между укорененным в массовом сознании идеальным образом царя и реальной фигурой последнего русского императора явился побудительной силой психологической и общественной активности, направленной на преодоление конфликта, а деятельность политических партий, за исключением правых, по революционизированию общества и армии, пагубное влияние тыла, усталость от боев и от войны в целом были непосредственными и главными факторами начала разложения действующей армии. Подвижки в системе суждений, изменение ее приоритетов свидетельствуют о созревании под влиянием разочарования в войне предпосылок солдатского бунтарства, морально-психологической готовности солдат к революции накануне февраля 1917 года. И все же, действующая армия зимой 1917 года была, безусловно, здорова, а болезненные явления вполне могли быть вылечены мероприятиями морального характера и строгой дисциплины.

Ещё одной из причин является кризис вооружения в армии, и, как следствие, подавленность военными неудачами.

Об этой проблеме начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Янушкевич сказал так: "Ведь ни одна наука не научила еще этому методу ведения войны: без патронов, без винтовок, без пушек"'. Правда, со временем острота кризиса вооружения была преодолена и армия получила многое из того, в чем нуждалась в 1914-1915 гг. Но еще никто из исследователей не задавался вопросом: а как мог возникнуть этот кризис в стране, которая намного опередила остальные государства по расходам на армию в предвоенные годы? В историографии при объяснении причин этого кризиса дальше указания на общую экономическую слабость России никто не шел, не задумывался над тем, а не было ли просчетов в самой организации и строительстве вооруженных сил России накануне мировой войны и разумно ли было, будучи первыми в мире по расходам на сухопутную армию, выйти на второе место по затратам на флот, пропустив вперед только "владычицу морей" - Великобританию?

Прежде всего отметим, что, в отличие от других крупных империалистических держав, царская Россия была единственной страной, которая в первом десятилетии XX в. вела войну с Японией, жестоко потрепавшую сухопутные силы России и оставившую ее без флота. Надо отметить и то, что и армия России, и ее флот готовились к более позднему началу мировой войны и в мирное время смогли использовать всего только около трети средств, отпущенных на развитие вооруженных сил.

Россия, по существу, лишилась военно-морских сил. Балтийский и Тихоокеанский флоты практически перестали существовать, а использовать Черноморский флот не представлялось возможным, так как проход военных кораблей через Проливы был запрещен согласно международным договорам. Угроза столице империи, Петербургу, еще больше возрастала из-за полного развала береговой обороны. Специальное обследование ее начальником Генерального штаба совместно с главным инспектором инженерных войск дало более чем печальные результаты. "Вся оборона берегов представляется вполне карточной и, конечно, не представляет никакой серьезной обороны... Кронштадт и Петербург де-факто совсем не защищены", -таков был краткий итог обследования.

Не в лучшем состоянии была и сухопутная армия. Русско-японская война "съела" почти все мобилизационные и неприкосновенные запасы, обнаружила ряд существенных промахов в боевой подготовке и организации войск. "Наша боевая готовность на западных фронтах настолько пострадала, что вернее будет сказать, что эта готовность совершенно отсутствует", - признавался военный министр В.В. Сахаров. Ему вторил и председатель Совета государственной обороны вел. кн. Николай Николаевич: русская пехота нуждается в немедленном и коренном переустройстве, "вся кавалерия требует полной реорганизации", "пулеметов у нас мало, и они далеки от совершенства", "тяжелая армейская артиллерия должна быть создана заново", "снаряжение наше несовершенно, опыт войны это доказал; безотлагательно все должно быть исправлено. Обозная часть требует полной реорганизации и создания новых оснований своего развития". Еще немало подобных признаний можно было бы привести из одного только этого доклада.

В структуре армии царила полнейшая неразбериха. Под одним и тем же названием скрывались совершенно неоднородные подразделения, части и соединения. Роты были 11 различных составов - от 50 до 150 рядов (от 100 до 300 солдат). Полки были следующих типов: пехотные, стрелковые, гвардейские, резервные, крепостные, отдельные, причем в одних полках было по два батальона, в других - по четыре, а число рот в батальонах тоже было неодинаковым. В округах размеры однотипных частей также разнились: четырехбатальонные полки на Дальнем Востоке были сильнее таких же полков в Европейской России; двухбатальонные полки в Финляндии качественно отличались от двухбатальонных полков в Закавказье, и т.д.

"Организация других родов войск, - признавал Главный штаб, - не менее, если не более, сложная, чем организация пехоты. В артиллерии существуют бригады из 2, 3, 5, 6, 7, 8 и 9 батарей, отдельные артиллерийские дивизионы из 2 и 3 батарей и отдельные батареи. Саперные батальоны содержатся в составе 3, 4, 5 и 6 рот". Таким образом, необходимость реорганизации армии была совершенно очевидна.

Характеризуя состояние армии, помощник военного министра генерал А.А. Поливанов, отвечавший по долгу службы за ее материальное обеспечение и поэтому хорошо изучивший этот вопрос, признавал: "Армия была лишена тогда многого для нее необходимого, причем необеспеченность ее проистекала не только от расхода, неизбежного на каждой войне, но и оттого, что она находилась в состоянии отсталости по снабжению ее средствами, созданными военной техникой. Не хватало почти половины комплекта обмундирования и снаряжения, потребных для выхода в поле армии военного состава, не хватало винтовок, патронов, снарядов, обозов, шанцевого инструмента, госпитальных запасов; почти совсем не было некоторых средств борьбы, на необходимость которых указывал как опыт войны, так и пример соседних государств: не было гаубиц, пулеметов, горной артиллерии, полевой, тяжелой артиллерии, искровых телеграфов, автомобилей, т.е. таких средств, которые в настоящее время признаются необходимым элементом сильной армии, скажу коротко: накануне первой мировой войны наша армия была небоеспособной".

К этому нужно добавить, что уже в 1905-1907 гг. впервые за многовековую историю России вооруженные силы стали выходить из-под контроля правительства. В условиях начавшейся в стране революции, при резком падении престижа царизма, при все более и более возраставшей экономической, прежде всего финансовой, зависимости России от развитых стран, при обострении империалистической борьбы между всеми капиталистическими государствами накануне первой мировой войны вопрос о состоянии воруженных сил становился для самодержавия поистине гамлетовским вопросом "Быть или не быть?", ибо, как понимали многие, второго Мукдена и второй Цусимы царизму уже не пережить.

Вскоре после начала мировой войны разразился жестокий кризис вооружения. В армии не хватало всего: орудий и снарядов, пулеметов и патронов, взрывчатых веществ и пороха. Но никто не ощущал нужды в четырех построенных линкорах и нехватки самых мощных в мире линейных крейсеров, которые ржавели недостроенными на протяжении всей войны.

2.4 Оценка брожений в русской армии в различных мемуарных источниках

Изрядную информацию для объективного анализа дает первый том мемуаров «военного интеллигента» генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина, написанных в 1921 г. и опубликованных позднее под названием «Очерки русской смуты».

Как представляется, многие свидетельства непосредственного участника событий 1905-1917 гг., являются не чем иным, как предупреждением потомкам. Но предупреждением услышанным ли? Понятным ли? В своем труде Антон Иванович предстает перед на-ми не только как вдумчивый наблюдатель, но и как один из первых... военных социологов России, анализирующий не понаслышке известную ему эмпирическую основу. И хотя мы далеки от мысли о полной аналогии событий, разделенных почти вековым временным интервалом, наблюдения и замечания Деникина кажутся нам во многом созвучными нашим дням, а потому и представляющими интерес для современного читателя.

«Жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или иной форме против «существующего строя», - пишет Деникин уже на первых страницах своего труда, анализируя предпосылки «великой смуты». - Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия, венец карьеры для большинства - подполковничий чин и болезненная, полуголодная смерть...» Деникин видит одну из причин трагедии русской армии в разрушении в XIX в. классово-кастового принципа формирования офицерского корпуса, в ротации в него разночинцев и «простолюдин» через школы прапорщиков, работавших в условиях империалистической войны на нужды пополнения армии офицерским составом.

Большие и малые недостатки офицерского корпуса, подчеркивает автор «Очерков...», увеличивались по мере расслоения кадрового состава.

Эти обстоятельства «понизили, несомненно, боевую ценность офицерского корпуса и внесли некоторую дифференциацию в его политической облик, приблизив его более к средней массе русской интеллигенции и демократии (разрядка А.И.Деникина. - О.Х.). Этого не поняли или, вернее не захотели понять вожди революционной демократии», к которой он относил «конгломерат социалистических партий», существовавших в то время в России - от «народных социалистов» (ПНС), социалистов-революционеров (эсеров) до РСДРП, противопоставляя ее «истинной русской демократии», к которой, по его мнению, принадлежали «средняя интеллигенция и служивый элемент».

«Японская война, - как и недавняя «чеченская», добавим мы от себя, - вскрывшая глубокие болезни, которыми страдала страна и армия, Государственная Дума и несколько более свободная после 1905 г. печать сыграли особенно серьезную роль в политическом воспитании офицерства. Мистическое «обожание» монарха начало постепенно меркнуть. Среди младшего генералитета и офицерства появилось все больше людей, умевших отличать идею монархизма от личностей, счастье родины - от формы правления. Среди широких кругов офицерства явились анализ, критика, иногда - суровое суждение.

Появились слухи - и не совсем безосновательные, - свидетельствовал бывший главнокомандующий Добровольческой армии Юга России, - о тайных офицерских организациях. Правда, подобные организации, как чуждые всей структуре армии, не имели и не могли приобрести ни особого влияния, ни значения.

Однако они сильно беспокоили военное министерство, и Сухомлинов (генерал-адъютант, военный министр в 1911-1915 гг. - О.Х.) секретно сообщал начальникам «о необходимости принятия мер против тайного общества, образовавшегося из офицеров, недовольных медленным и бессистемным ходом реорганизации армии и желавших якобы насильственными мерами ускорить ее...».

Настроения в офицерском корпусе, констатирует Деникин, не прошли мимо сознания высшей военной власти: с 1907 г. в «Особой подготовительной комиссии при Совете государственной обороны «обсуждались вопросы улучшения боевой подготовки войск и удовлетворения насущных потребностей армии, в том числе и офицерского корпуса». (Не просматривается ли и в этом факте некоторых параллелей с современностью?) Как следует из секретного журнала заседаний Комиссии, генерал Иванов свидетельствовал, что подготовка офицеров «в общем слаба и в большинстве они недостаточно развиты; кроме того, наличный офицерский состав так мал, что наблюдается, как обычное явление, что налицо в роте всего один ротный командир. (Очевидцы могли также наблюдать абсолютно аналогичную картину в 1995-1996 гг. в ходе боевых действий в Чечне.) Старшие начальники мало руководят делом обучения - их роль сводится по преимуществу к контролю и критике. За последнее время приходится констатировать почти повальное бегство офицеров из строя, причем уходят, главным образом, лучшие и наиболее развитые офицеры...».

Разве не приходилось нам читать об этом в 1992-1997 гг.? А нынешние офицеры не замедлят подтвердить, что именно так и обстоит дело, равно как и то, что выпускники военных училищ пополняют «в значительной мере гражданские учреждения».

Ну разве не все - «что было - то и будет», как предсказывал мудрый Экклезиаст? Начальник Главного штаба генерал от инфантерии Александр Захарович Мышлаевский указывал еще в 1907 г. на такие явления в офицерском корпусе, как «недоумение и беспокойство в верхних и средних слоях офицерского состава, вызванные непопулярностью введенного порядка аттестования, принудительным увольнением по предельному возрасту и неопределенностью и новых требований».

Следует особо подчеркнуть, что военные члены «Особой подготовительной комиссии...» видели главную причину ослабления офицерского корпуса в вопиющей материальной необеспеченности его, а в устранении этого положения - надежнейшее средство разрешения «офицерского вопроса».

Подполковник Генерального штаба князь Волкон-ский во всеуслышание заявил на заседании Комиссии: «Офицерство волнуется. Кроме волнений, оставляющих след в официальных документах, есть течения другого рода: офицеры, преданные присяге, смущены происходящим в армии; иные подозревают верхи армии в тайном желании ее дезорганизовать. Такое недоверие к власти - тоже материал для революционного брожения, но уже справа. Вообще, непрерывное напряжение, травля газет, ответственность за каждую похищенную винтовку, недохват офицеров и бедность истрепали нервы, то есть создали ту почву, на которой вспыхивает революционное брожение, нередко даже наперекор убеждениям...».

Несколько в стороне от общих условий офицерской жизни, - подчеркивал Деникин, - стояли офицеры гвардии. Рознь между офицерами армейскими и гвардейскими (читай: элитных частей), вызывалась целым рядом привилегий последним по службе - более быстрое чинопроизводство и т.д., тормозившее и без того нелегкое движение армейского офицерства.

Как настоящий социолог, Деникин не мог обойти вниманием и непосредственно солдатские массы, которые хорошо знал еще будучи командиром полка.

При этом он признает, что «отношения между офицерами и солдатами не везде были построены на здоровых началах. Нельзя отрицать известного отчуждения между ними, вызванного недостаточно внимательным отношением офицерства к духовным запросам солдатской жизни».

Крайне важна, на наш взгляд, и констатация Деникиным в первых же строках своего труда такого ныне забытого факта, что «религиозность народа, установившаяся за ним веками, к началу XX столетия несколько пошатнулась».

В мировой истории этот процесс. Отмечавшийся в Европе уже в XVIII-XIX вв., как известно, получил название секуляризации.

«Казарма, - отмечал Деникин, - отрывая людей от привычных условий быта, от более уравновешенной и устойчивой среды с ее верой и суевериями, не давала взамен духовно-нравственного воспитания». (Чем, заметим от себя, РККА и Советская армия, - как социальный и государственный институт, - выгодно отличалась как от своих предшественников и современников, так и от нынешней российской армии.) В «старой» русской армии этот вопрос занимал совершенно второстепенное место, заслоняясь всецело заботами и требованиями чисто материального, прикладного порядка.

Казарменный режим, где все - и христианская мораль, и религиозные беседы, и исполнение обрядов - имело характер официальный, обязательный, часто принудительный, не мог создать надлежащего настроения...

Как бы то ни было, - продолжал Антон Иванович, - в числе моральных элементов, поддерживавших дух русских войск, вера не стала началом, побуждающим их на подвиг или сдерживающим от развития впоследствии зверских инстинктов.

А первая империалистическая «добавила ко всему прочему еще и моральное огрубление и ожесточение». Ну чем не современные нам «вьетнамский», «афганский» или нынешний - «чеченский» синдромы, корежившие и ломавшие не одного человека, а целые поколения, нации и народы? Не менее важна, на наш взгляд, и следующая констатация автора: «В солдатской толще, вопреки сложившемуся убеждению, идея монархизма глубоких мистических корней не имела. Еще менее, конечно, эта малокультурная масса отдавала себе тогда отчет в других формах правления, проповедуемых социалистами разных оттенков. Известный консерватизм, привычка «спокон веков», внушение церкви - все это создавало определенное отношение к существующему строю как к чему-то вполне естественному и неизбежному».