Семейно-брачные отношения в средневековой Германии

Что касается отношения средневековых взрослых к физическим изъянам их детей, то показательным являлось то, что на уродов, карликов и детей-калек не переходили ни наследство, ни лен. Ребёнок, рождённый немым, безруким, безногим или слепым, был наследником по земскому праву, но лен не наследовал. Прокажённый не мог претендовать ни на лен, ни на наследство. Всё это выражает презрительное отношение к телесной слабости и ярко выраженное чувство стыда в случаях, когда ребёнок рождался неполноценным. Между тем, таких детей не бросали на произвол судьбы. Попечение о них брали на себя наследники и ближайшие их родственники. Если же ребёнок изначально был здоров, а уже затем обзавёлся какими-либо из вышеуказанных дефектов, он сохранял за собой всю полноту прав, «как другой человек».

Доказать законность происхождения было весьма сложно. Так, если женщина, выйдя замуж, рожала жизнеспособного ребёнка раньше положенного срока, его права могли оспариваться, поскольку он родился раньше, чем нужно. Если после смерти мужа ребёнок появлялся на свет позже положенного срока, его «законность» тоже подвергалась сомнению, так как он родился позднее, чем следовало.

Жена, беременная после смерти мужа и родившая живого ребёнка, для того, чтобы доказать, что она уже была в положении ко дню погребения своего законного супруга или к тридцатому дню после погребения, должна была представить четырёх свидетелей-мужчин, которые слышали голос новорожденного, и двух женщин, помогавших ей при родах. Тогда ребёнок получал наследство умершего отца, как законный. Законным не мог быть ребёнок того, кто «открыто прелюбодействует с чужой женой или изнасилует женщину... если он и женится на ней». Не мог иметь законных детей и человек, которого лишили прав, если только он не выходил на коне и с копьём впереди войска своего короля при столкновении с другим королём, за что ему возвращались его права. Прав были лишены наёмные бойцы и их дети, незаконнорожденные, актёры, все, осуждённые за кражу, грабёж, возвращение награбленного и изобличённые на суде, а также откупившиеся от телесных наказаний и смертной казни. Положение незаконнорожденных и лишённых прав было особенно плохо тем, что эти люди не могли иметь опекуна для судебных поединков и подачи исков.

Распространена была идея, что дети должны жить заветами своих отцов, придерживаться их образа жизни. Не стоило и пытаться стать тем, кем ты не являешься от рождения. Иначе тебя ожидала печальная участь, «ведь много есть птенцов зелёных, Повадкой Гельмбрехта прельщённых», а «подобный Гельмбрехту юнец Такой же обретёт конец». Нарицательное имя Гельмбрехта встречается в австрийских, богемских и чешских памятниках XIV века. Так, австриец Оттокар в своей «Рифмованной хронике» пишет: «Поучениям отца Гельмбрехта буду я подражать, а с беспутством сынка его - враждовать», а чешский философ Чтитни использует его имя при создании образа блудодея и развратника.

Несмотря на то, что отношение к детям, в целом, было снисходительным, от них многого требовали. Достигнув двенадцатилетнего возраста, то есть выйдя из периода малолетства и став юношами, они, как способные носить меч, должны были незамедлительно последовать на призыв о помощи, игнорировать который было позволительно лишь тогда, когда «имеется уважительная причина». Ещё им следовало контролировать свои связи, поскольку, к примеру, став вассалом кого-либо того же сословия, нельзя было унизить своего земского права и собственного происхождения, но «доблесть» военного щита при этом снижалась, что могло привести позднее к нежелательным последствиям.

Дети в Германии периода Высокого Средневековья, во всяком случае, те, что проживали в городах, ощущали себя вполне самостоятельными. Это подтверждается уже упомянутым нами фактом многочисленных побегов в ремесленной среде учеников от их мастеров. Помимо этого, следует вспомнить и о печально известном Крестовом походе немецких и французских детей 1212 года, замечательно освещённом в знаменитом письме французского востоковеда конца XVIII - начала XIX века Журдена. Предводителем немецких детей был Николай из Алеманнии, сумевший уверить множество других немецких ребят, как мальчиков, так и девочек, разного возраста и звания посредством произнесения ложного откровения, «что засуха в этот год будет так велика, что пучины моря обратятся в сушу» . Ведомые его словами, они отправились в Геную, чтобы оттуда прямо по открывшемуся дну Средиземного моря отправиться к Иерусалиму. Без всякого руководства и какого-либо плана они сбегали от своих друзей и родных, пытавшихся удержать их от этого необдуманного поступка. Сам Папа Римский Иннокентий III сетовал, узнав об их шествии: «Эти дети служат нам упрёком за то, что мы погрузились в сон, между тем как они летят на защиту Святой земли» .

Если ребёнок уже в период младенчества наделялся леном, то и его люди тут же начинали активизироваться, поскольку торопились получить от малолетнего наследника свои лены. При этом служили они вышестоящему сеньору, если только он не «передаёт малолетнему своё право»пользоваться леном до тех пор, пока ленник не достигнет совершеннолетия.

Из текста источника мы узнаём и то, что буквально за столетие до его появления считалось, что мальчиков должны воспитывать мужчины, а девочек, соответственно, женщины. Это нашло отражение, например, в «Песни о нибелунгах», где мир мужчин и мир женщин - абсолютно разные миры, которые по воле обстоятельств должны периодически соприкасаться. Мир мужчин - мир странствий, охоты и битв. Мир женщин - мир рукоделия, сплетен и домашнего уюта. До архиепископа Магдебургского Вихмана, то есть до середины XII столетия, сын, исходя из этого, сохранял право отца, а дочь - право матери. Аналогично, если они были министериалами, то «принадлежали господину отца или матери» . Со времён же Вихмана было установлено правило, по которому сыновья и дочери всякой матери принадлежали тому, кому принадлежала она сама, то есть её супругу. Но редко когда опекуном ребёнка оставался сам отец. В подавляющем большинстве случаев им становился равный по происхождению родственник мужского пола или же сеньор, из-за чего дети вынуждены были в раннем возрасте покидать своих родителей, а некоторые из них становились «заложниками по обмену» в богатых знатных домах, где и воспитывались.

Периодически в «Саксонском зерцале» упоминаются и дети, проживающие совместно с овдовевшим отцом или с матерью-вдовой.

Таким образом, в Германии периода Высокого Средневековья детство выделялось как особый период развития человеческой личности. От детей не ожидали слишком многого по причине их малолетства и связанных с ним неразумностью и слабостью. Считалось, что, какое бы преступление ребёнок ни совершил, его нельзя лишать за это жизни. В то же время наказание за убийство детей было не слишком серьёзным. С юношеского возраста ребёнок мог располагать защищавшим его интересы опекуном. В то же время дети являлись предметом своеобразной «купли-продажи» между отдельными семьями. От них многого требовали. К физическим уродствам своих детей родители относились презрительно, стыдясь их неполноценности, но и таких бедолаг не оставляли на произвол судьбы. Положение незаконнорожденных детей и детей лишённых прав родителей было очень сложным.

Что касается воспитания, то дети вообще редко видели собственных родителей, поскольку жили, как правило, вне дома. Многие из них, по крайней мере городские, считали себя вполне самостоятельными.

§ 3. Институт старости и старения

В период Раннего Средневековья, когда христианство повсеместно распространяется среди варварских народов, начинают происходить серьезные изменения в отношении к старости в целом. Если раньше в жизни разных народов их традиции и обычаи сосуществовали с остатками римского права, что положительно отражалось помимо всего прочего и на положении старшей возрастной группы, представленной в большинстве своём старыми воинами, выжившими в ходе военных столкновений, к которым, по свидетельству того же Тацита, относились с величайшим почтением и которых старались окружить как можно большим вниманием, то начиная с VI и вплоть до XII столетия, когда начался процесс рецепции римского права, всё меняется в худшую сторону.

Пятая заповедь «Декалога» говорила о необходимости почитать отца и мать, а в трудах таких авторитетных философов, как Августин Аврелий, Фома Аквинский и Роджер Бэкон, старость представала как этап человеческого бытия, когда человек отрекается от всего мирского, стремясь к вечной жизни, и близость его к Богу, таким образом, становится максимальной. Церковь также делала акцент на необходимости уважительного и благодарного отношения к старшим. Насколько подобные проповеди соответствовали действительности, точно сказать нельзя.

Вполне типичным для периода Раннего Средневековья являлось пренебрежение к отцу небезызвестного Живоглота из памятника более поздней эпохи: «Я уезжаю. Мне пора. С отцом не свижусь я, ну что ж, / Друг друга мы не ставим в грош». Впрочем, в данном случае мы имеем дело с нравоучительной повестью, где неблагодарному отпрыску аукаются все его прегрешения перед родителями: «Отца не слушал он с пелён И был за это ослеплён, Он мать не чтил и принял муку: И ногу Гельмбрехту и руку Палач железом отрубил. Отмстилось то, что он грубил Отцу при родственном свиданьи, Что мать свою унизил бранью, Её «чумазой» обозвав. За все грехи калекой став, Терзаясь муками расплаты, Он предпочел бы смерть стократы, Могильной насыпи покой Позору участи такой». А вообще всё зависело от богатства, принадлежности к определённой социальной группе и т. д. В целом же, люди старшего поколения отнюдь не пользовались почётом.

У того, что старшая возрастная группа в период Раннего Средневековья занимала столь низкое положение в социальной иерархии, были следующие причины. Во-первых, первые христианские проповедники, стремясь повернуть молодёжь к вере, заменяли старую латинскую традицию послушания родителям послушанием Богу. Изменить же это в обратную сторону впоследствии оказалось значительно сложнее. Престарелые родители стали восприниматься детьми как обуза.

Во-вторых, нищета и немощь возводились церковью, говорящей о греховности плоти и необходимости страданий для духовного очищения, в ранг морального достоинства, в связи с чем отношение к таким категориям тогдашнего общества, как нищие и калеки, среди которых львиную долю составляли старики, было равнодушным, ведь о них уже не стоит беспокоиться, они и так чисты перед Богом. Нужно радеть лишь о собственной душе.

В-третьих, старые люди не причислялись Церковью к числу обездоленных, а потому и не требовали особого к себе отношения. В средневековой Германии, как и в Западной Европе в целом, отсутствовали институты наподобие пенсии, маркирующие наступление старости. Почти везде, за исключением монастырей и гильдий, отсутствовали какие-либо гарантии на обеспечение старости, что заставляло стариков работать, невзирая на ухудшение здоровья.

Между тем, старые люди пользовались и некоторыми привилегиями.

После достижения определённого возраста на них накладывались меньшие штрафы за бродяжничество и попрошайничество, а впоследствии их даже освобождали от принудительного труда и перестали преследовать за нищенство. Иногда и Церковь принимала во внимание почтенный возраст, освобождая старых монахов от обязанности самоистязания и разрешая им принимать пищу раньше других.

Касательно восприятия средневековыми германцами такого процесса, как старение, существует множество неопределённостей. С одной стороны, средневековая культура взяла от Античности множество схем возрастов жизни. Особенным доверием пользовались те из них, которые базировались на цифрах «3», «4», «7». Так, согласно троичной схеме Аристотеля, описанной в его трактате «Риторика», старость соотносилась с фазой заката жизни. В четверичной схеме, восходящей к Пифагору и Диогену Лаэртскому, старость наполняла четвёртые двадцать лет жизни, когда человек становился «холодным и влажным». Исидор Севильский отдавал на откуп старости три периода из семи: от пятидесяти до семидесяти лет, после семидесяти лет и «глубокую старость».

Чётко определённого рубежа наступления старости не существовало.

Жак Ле Гофф и Николя Трюон в их «Истории тела в средние века» пишут, что продолжительность жизни была невелика. Люди, внешне выглядящие как старики, являли собой скорее исключение, но в то же время даже о достаточно известных людях, возраст которых не превышал и сорока пяти лет, в текстах некоторых средневековых источников говорилось как о стариках. «Мало кто из французских королей умер в возрасте старше пятидесяти или пятидесяти пяти лет» . Если говорить о возрасте смерти немецких светских феодалов , и в том числе королей, в период Высокого Средневековья (с 1000 г. и где-то до середины XIV века), то средний показатель составлял 56 лет. В этом возрасте скончались, например, Генрих IV, германский король (1056 - 1106 гг.) и император (с 1084 г.), а также Фридрих II Штауфен, германский король (с 1212 г.) и император Священной Римской империи (с 1220 г.). Рудольф Швабский, избранный большинством князей королём Германии (1077 - 1080 гг.) во время отлучения Генриха IV, прожил 55 лет, а Фридрих II Одноглазый Штауфен, герцог Швабский (1105 - 1147 гг.) - 57 лет. В целом же разброс очень велик.

По данным «Саксонского зерцала» шестидесятилетний человек считался достигшим предельного возраста. Он, как и несовершеннолетние, мог «иметь опекуна, если того желает», что никоим образом не влияло на размер его возмещения или вергельда. А согласно «Нюрнбергским законам о роскоши» «жёсткое или блестящее полотно красного цвета, именуемое «шетер»», в бюргерской среде могли носить лишь лица, достигшие пятидесятилетнего возраста.

С другой стороны, если говорить о самоидентификации средневекового германца, то она основывалась на мнении о нём окружающих и на его собственных ощущениях. Старым считался тот, кто был не в состоянии больше самостоятельно заботиться о себе и поддерживать своё существование. Такие индикаторы старости, как изменения во внешнем облике, не играли существенной роли. Размытость представлений о наступлении процесса старения была обусловлена и тем, что люди той эпохи вообще крайне смутно осознавали собственный возраст. Никто не стремился точно фиксировать дату своего рождения, что подкреплялось и отношением Церкви, для которой не имело никакого значения то, как много человек прожил, а важно было лишь, как именно он это делал.

Психологическое освоение средневековым сознанием процесса старения сопровождалось противоречивым сочетанием, с одной стороны, надежды на спасение, а с другой - страха перед гибелью и предшествующими ей болезнями. В отличие от языческой архаики, видящей в болезни, сопровождающей в том числе и старость, которая и сама воспринималась как страшнейшая из болезней, лишь временное несчастье, христианское миропонимание воспринимало её как ущербный способ существования, демонстрирующий несовершенство и слабость человека.

Болезнь воспринималась и как испытание, посланное праведнику для укрепления его веры, и как напоминание о бренности земной жизни, и как следствие первородного греха. Так же обстояло дело и с отношением к смерти. «Смерть приручённая», как назвал её Филипп Арьес, оказалась слишком страшной для средневекового германца, не понаслышке знавшего о крестовых походах.

Относительно того, играли ли старые люди важные социальные и политические роли в Средневековой Германии, можно сказать следующее: в целом, средневековое право не было настолько благосклонно к старикам, как право римское. Хотя отцовская власть и продолжала сохранять своё важное значение, однако же была крайне неустойчивой: как только отец терял способность эту власть физически поддерживать и начинал хиреть, он тут же попадал в полную зависимость от благосклонности близких, и в первую очередь своих сыновей. Эту тенденцию замечательно иллюстрируют уже некоторые титулы Варварских правд. Так, в «Баварской» и «Аламаннской» правдах есть однотипные статьи о злонамеренных сыновьях герцогов, которые пытаются восстать против своих отцов и отнять у них то, что по праву им принадлежит. Они говорят, что пока герцог-отец имеет силу и способен принести пользу королю, подобные намерения его сыновей будут рассматриваться как недостойные и преступные. «Эдикт Ротари» же предусматривает в качестве наказания за замышления и возможные покушения на жизнь и кровь отца, а также на его честь лишение права наследования. Имел место быть следующий парадокс: одержимое мыслью о старении и дряхлости мира общество, которое почитало седобородых пророков и библейских патриархов, было обществом, управляемым по преимуществу людьми нестарыми.

В период Высокого Средневековья положение представителей старшей возрастной группы в Германии было следующим. Старший родственник, равный по рождению и способный носить меч, в случае, если сыновья ещё не являлись совершеннолетними, сохранял для них военное снаряжение, становясь при этом их опекуном.

По наступлении их совершеннолетия «он обязывался возвратить всё им принадлежащее, если только не сможет доказать, что расходовал его в их интересах или утратил вследствие грабежа или несчастного случая без его на то вины». Согласно другой статье «Саксонского зерцала», шёффен в случае отсутствия у него сына «передаёт кресло по наследству ближайшему и старшему способному носить меч родственнику равного с ним рождения» . Вдовы, а среди них, что естественно предположить, и женщины весьма почтенного возраста, были защищены законом. Вдова «сохраняет все свои права в том виде, как это было на момент смерти её мужа». Женщина получала законное содержание с земельной собственности мужа, которого «при жизни никто не мог её лишить». Существовал и закон, согласно которому тот, кто убьёт своего отца (брата, родственника и т. д.), на земельную собственность или лен которого имел право ожидания, он теряет его, «если не совершил это в состоянии вынужденной обороны... или неумышленно».

В то время образ старика проникает в литературные произведения, исторические хроники и теологические трактаты, чего ранее почти не наблюдалось. Согласно советскому и российскому специалисту по истории западноевропейского Средневековья Бессмертному Ю. Л., ранее это было невозможно, поскольку в VIII - IX вв. мало кому удавалось дожить до внуков, по причине чего старики в лице тех же дедов и бабок упоминались тогда в источниках крайне редко. В XII - XIII веках положение несколько изменяется. Отныне возрастает интерес людей к предкам и семейной истории. Так, «Саксонское зерцало» говорит следующее: «Происхождение того, чьи права в течение четырёх поколений предков не были опорочены, то есть со стороны обоих дедов и обеих бабок, а также отца и матери, невозможно опорочить, если он не утратил своего права».

В литературных сочинениях старость зачастую рисуется в таком свете, что вызывает антипатию по отношению к олицетворяющим её героям.

Теологи не слишком интересуются ею, видя её предназначение исключительно в донесении до умов молодёжи моральных и эсхатологических идей. В исторических же хрониках и анналах старость представлена как нечто более возвышенное.Для данного периода характерна и следующая тенденция: почтенный возраст мужчин, важным достоянием которых становилась память, начинает пользоваться определённым уважением, на них распространяется благородный образ старого монаха. Иным было отношение к старым женщинам, отрицательное видение которых сформировалось ещё в период Раннего Средневековья. В «Вестготской правде», например, очень осуждаются те из них, что пытаются сочетаться узами брака с мужчинами младше себя по возрасту . Фламандский рыцарь Генрих фон Фельдеке, основоположник куртуазного стиля в немецкой и нидерландской литературе, писавший во второй половине XII века, упрекал дам за такого рода любовь: «Уже не первый год Молва идёт: «Пропал у старости почёт». Меня гнетёт, Что даме седина Не по сердцу: к юнцу она, К глупцу нежна. Не в том моя беда, Что голова седа. Мне в даме суетность горька: На медь она падка, Коль тускнет злата цвет... «Старца любить, - она в ответ, - Терпенья нет!»».

В целом, в период Высокого Средневековья отношение к старикам улучшается, и у этого есть множество причин. Первая из них - рецепция римского права. В XI - XII вв. в связи с общим оживлением городской жизни возникла острая потребность в изучении правового опыта прошлого. Многочисленные европейские глоссаторы занимались скрупулёзным изучением древних текстов, свидетельства которых могли быть, по их мнению, опровергнуты лишь самими этими текстами. Большое значение приобрёл тогда схоластический метод, позволявший сравнивать подобные тексты между собой. На смену глоссаторам в конце XIII столетия пришли комментаторы, сумевшие довести схоластический метод до совершенства. Они уже анализировали скорее не сами древние тексты, но описанные в них правовые принципы и институты. Вследствие этого произошло некоторое упрочение отцовской власти, что в большей степени, разумеется, касалось кругов знати.

Второй причиной являлся расцвет в XIII - начале XIV вв. схоластической философии, развивающейся в европейской университетской среде. Его интеллектуально стимулировало знакомство с трудами Аристотеля, а также его комментаторов, и в первую очередь арабских. Что же говорил о старости Аристотель? В своём трактате «О душе» он писал, что старость есть не изменение души, которая по сути своей неизменна, но изменение тела, в котором душа пребывает, «как это бывает в опьянении и болезнях», и даже умственные способности, таким образом, ослабевают по мере старения человеческого тела. Это позволяло отвергнуть убеждённость в том, что старость есть расплата за грехи, которых человек со временем совершает всё больше и больше. В связи с этим вспомним того же Отлоха Эммерамского, монаха монастыря св. Эммерама в Регенсбурге, жившего в начале XI столетия, который в своей «Книге об искушениях, переменчивой судьбе и сочинениях» писал на этот счёт следующее: «Кто из смертных может прожить без греха от начала и до конца жизни? Разве в старости можно обладать невинностью ребенка? Как учит Христос, говоря: «Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в царство небесное»... Неужели же не пугает тебя угроза, которая содержится в словах пророка Иезекииля: «Душа, которая согрешила, она умрёт. Ибо умрёт всякий, кто грешит»».

Ещё одной причиной было изобретение в XII столетии Чистилища, разработкой которого в XIII веке занимался среди прочих и немецкий философ-теолог Альберт Великий, по мнению Жака Ле Гоффа, сумевший «лучше всякого другого схоласта... превратить в теорию систему чистилища». Вследствие этого происходил процесс рационализации верования. Кроме того, это способствовало, вне всякого сомнения, почтительному отношению к старикам, более близким к смерти, нежели молодое поколение, которое ожидала та же участь. Каждый мог оказаться в чистилище, где души «не страдают от худших кар, ибо пользуются светом веры и светом милости, им временно недостает блаженного лицезрения, но это лишение не должно отождествляться с внутренним мраком».

Далее, что касается крестовых походов, то если социальный состав первых четырёх из них был весьма разнообразен, и женщины, старики и дети отправлялись вслед за своими мужьями, сыновьями и отцами, по дороге избивая евреев и грабя сёла, чтобы выжить, то начиная с пятого, после печально известного крестового похода детей 1212 года, Германия уже не отличалась прежней активностью в борьбе с неверными, и в крестовых походах отныне участвовало почти исключительно рыцарство. Старики, как женщины и дети, оставались дома, вследствие чего их положение в семье и в обществе значительно укреплялось.

Наконец, в качестве причин улучшения положения стариков в период Высокого Средневековья можно назвать тесно взаимосвязанные Великий голод 1315 - 1317 годов, одно из крупнейших бедствий в истории европейского Средневековья , и пандемию чумы, прозванную Чёрной смертью. Первый, вызванный к жизни плохими погодными условиями весны 1315 года, повлёк миллионы смертей. Согласно некоторым оценкам, только среди городского населения Европы потери составили до 25 %. Иногда окончание Великого голода связывают и с 1322 годом, поскольку именно тогда прекратила ощущаться острая нехватка пищи. Его следствиями стали необычайный рост уровня преступности, массовое распространение болезней, крайне высокая смертность, а также каннибализм. Жертвами всех этих несчастий становились в первую очередь представители младших возрастов. А начиная с 1348 года, когда началась пандемия чумы в Европе, за первые три года уничтожившая более трети её населения, подавляющее большинство которого опять-таки составляли дети и молодое поколение, экономические и политические позиции людей старшего возраста ещё больше укрепились. Их доля в структуре населения, а также их власть и влияние, в том числе и в Германии, начали неуклонно возрастать.

Итак, начиная с XII столетия отношение к старикам улучшается, а их позиции в семье и в обществе значительно укрепляются. Причинами этого являлись рецепция римского права, расцвет схоластики, изобретение Чистилища, состав пятого и последующих крестовых походов, Великий голод и Чёрная смерть. Старость, как это видно из текста рассматриваемого нами памятника, защищалась законом. В период Высокого Средневековья образ старика проникает в литературные произведения, исторические хроники и теологические трактаты, чего до этого почти не наблюдалось, поскольку ранее мало кому удавалось дожить до внуков. Теперь же, согласно «Саксонскому зерцалу», стариком можно было считать человека, достигшего шестидесятилетнего возраста. В различных типах источниках старость и старение освещаются по-разному. Так, в литературных сочинениях старики зачастую рисуются в таком свете, что вызывают к себе антипатию. Теологи не слишком интересуются старостью, видя в ней лишь способ донесения до умов молодёжи моральных и эсхатологических идей. В исторических хрониках и анналах старость представляется как нечто возвышенное и благородное. Это было обусловлено психологическим освоением процесса старения средневековым сознанием, сопровождавшимся надеждой на спасение, но в то же время и страхом перед болезнями и смертью.

Завершая данную главу, отметим следующее. В Германии периода Высокого Средневековья женщина была вытеснена из публично-правой сферы, и это привело к тому, что её общественное положение ухудшилось, и она стала практически бесправной. В приватной сфере с ней также не особо церемонились, однако в отсутствие мужа она была полновластной хозяйкой в своём доме. У женщин незнатного происхождения имелась и иная возможность проявить себя наравне с мужчинами - работа в ремесленных цехах.

Детство в рассматриваемый период всё же выделялось германцами как особый этап в человеческом развитии. От детей не ожидали ничего особенного, но требовали многого. В то же время об их чувствах не заботились и без лишних раздумий делали предметом купли-продажи. В городской среде дети были более самостоятельны в принятии решений.

Отношение к старикам начиная с XII столетия значительно улучшается. Их позиции в семье и в обществе тоже укрепляются. И всё же понимание старости и старения было двойственным, что обусловливалось, с одной стороны, присущей христианам надеждой на спасение, а с другой - близким людской природе страхом перед болезнями и смертью.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В современной Европе происходит постепенная трансформация семейных ценностей. Культ семьи и культуры семейных отношений постепенно размывается в личном и общественном сознании. Вследствие этого процент разводов постепенно увеличивается. Число законных браков, напротив, уменьшается. Люди сознательно стремятся к одиночеству, отдаляются от семьи, стремясь к обособлению. Становится всё больше союзов вне брака. Наблюдается рост проституции. Рождаемость падает. По причине этого проблема семьи сегодня занимает первостепенное место среди социальных проблем общества. Налицо потребность в сохранении и укреплении её основ. Отсюда и интерес к таким памятникам традиционного европейского общества, как «Саксонское зерцало».

В период Высокого Средневековья усиливается значение, с одной стороны, родства по крови, а с другой - родства, в которое вступали посредством заключения брачных договоров. Это способствовало усилению роли семьи в жизни тогдашнего общества. Причём, значение уз свойства всё более и более усиливалось, что приводило прежде всего к поразительному единению супругов.

Огромное влияние на характер семейно-брачных отношений оказывала Церковь, трактовавшая брак как таинство, а семью - как нерасторжимый союз душ. Для вступления в брак и для развода имелось огромное множество ограничений. Светское законодательство также пыталось укрепить семью и брак.

Наследование по мужской и женской линиям было раздельным. Предпочтение отдавалось наследникам-мужчинам. Большое значение имели законное рождение и принадлежность к определённому сословию. Система завещаний не работала. Признавалось лишь наследование в рамках закона.

Женщина вытеснялась в приватную сферу. Мужчина опекал её. Законный супруг мог поступать с женой по своему усмотрению. Приветствовалось беспрекословное подчинение.

Права детей охранялись. Какое бы преступление ни совершил ребёнок, его нельзя было лишать за это жизни. Вместе с тем, детей расценивали в качестве предмета своеобразной «купли-продажи». Но в то же время они были вполне самостоятельными. Что касается их воспитания, то мальчиками занимались мужчины, девочками - женщины.

Позиции стариков в семье и в обществе всё более укреплялись. На них уже не смотрели как на прокажённых. Получил широкое распространение образ благородной старости.

Рассмотренные особенности семейно-брачных отношений возникали и развивались в условиях крестовых походов, рецепции римского права, расцвета схоластики и изобретения Чистилища, что и определило их специфику. В то же время следует помнить о постоянном голоде и стремительно надвигающейся Чёрной смерти. То, что тогдашняя семья сумела пережить все эти бедствия, говорит о многим. Поэтому, быть может, современному обществу стоит у неё что-нибудь позаимствовать?

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

1. Аламаннская правда // Аламаннское и баварское общество VIII и начала IX веков / Данилова Г. М. Петразаводск: Карелия, 1969. С. 158 - 189.

2. Аристотель. О душе / Перевод и примечания П. С. Попова. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937. 180 с.

3. Баварская правда // Аламаннское и баварское общество VIII и начала IX веков / Данилова Г. М. Петразаводск: Карелия, 1969. С. 245 - 287.

4. Вернер Садовник. Крестьянин Гельмбрехт: Пер. с нем. Р. В. Френкель. М.: Издательство «Наука», 1971. 112 с.

5. Вестготская правда (Книга приговоров). Латинский текст. Перевод. Исследование // Ауров О. В., Марей А. В. (отв. ред.). М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012. 945 с.

6.Генрих фон Фельдеке. Уже не первый год // Зарубежная литература средних веков: Хрестоматия / Сост. Б. И. Пуришев; предисл. и подг. к печати В. А. Лукова. 3-е изд., испр. М.: Высш. шк. С. 485 - 486.

7. Готфрид фон Нейфен. Всё-то лето напролёт // Зарубежная литература средних веков: Хрестоматия / Сост. Б. И. Пуришев; предисл. и подг. к печати В. А. Лукова. 3-е изд., испр. М.: Высш. шк., 2004. С. 495 - 496.

8. Грамота об утрате свободного состояния (1020 г.) // Хрестоматия по истории Средних веков в 3-х томах. Под ред. акад. С. Д. Сказкина. Том 1. Раннее средневековье. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1961. С. 511.

9. Дигесты Юстиниана / Перевод с латинского; Отв. ред. Л. Л. Кофанов. М.: «Статут», 2002. 584 с.

10. Из Правды бургундов // Западная Европа в Средние века: источники социально-экономической истории / Под ред. Н. П. Грацианского. М.: 1-я Образцовая типография Госиздата, 1925. С. 25 - 28.

11. Из Рипуарской Правды // Западная Европа в Средние века: источники социально-экономической истории / Под ред. Н. П. Грацианского. М.: 1-я Образцовая типография Госиздата, 1925. С. 24 - 25.

12. Имперский земский мир Фридриха II 1235 г. // Антология мировой правовой мысли. В 5 т. Т. II. Европа: V - XVII вв. / Нац. обществ.-науч. фонд; Руководитель науч. проекта Г. Ю. Семигин. М.: Мысль, 1999. С. 433 - 437.

13. Отлох Эммерамский. Книга об искушениях, переменчивой судьбе и сочинениях // Памятники средневековой латинской литературы X - XII веков М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспарова (отв. ред.). М.: Издательство «Наука», 1972. С. 148 - 150.

20. Песнь о нибелунгах: с введением и примечаниями / Пер. с средневерхненем. размером подлинника. М. И. Кудряшев. СПб.: Типография Н. А. Лебедева, 1889. 440 с.

14. Право, сообщённое шёффенами г. Магдебурга судьям г. Гёрлица (1304 г.). Статья LXVII // Антология мировой правовой мысли. В 5 т. Т. II. Европа: V - XVII вв. / Нац. обществ.-науч. фонд; Руководитель науч. проекта Г. Ю. Семигин. М.: Мысль, 1999. С. 342 - 348.

15. Салическая правда / Перевод проф. Н. П. Грацианского // Под редакцией профессора Семёнова В. Ф. М.: Московский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина, 1950. 169 с.

16. Тацит Публий Корнелий. О происхождении германцев и местоположении германцев // Анналы. Малые произведения. История: Пер. с лат. / Публий Корнелий Тацит. М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2003. С. 458 - 483.

17. Тюрингская правда // Варяжские законы с российским переводом и краткими замечаниями. Спб.: Типография Медицинского Департамента Министерства Внутренних Дел, 1824. 32 с.

18. Балдов Д. В. , Суслов С. А. Мировые продовольственные кризисы и производственные проблемы // Вестник НГИЭИ, 2014. № 3 (34). С. 3 - 17.

19. Бандуровский К. В. Рецензия на книгу: Shahar Sh. Growing old in the Middle Ages: «winter clothes us in shadow and pain». Translated from the Hebrew by Yael Lotan. L.; N. Y.: Routledge, 1997 // Социология власти, 2014. № 3. С. 224 - 232.

20. Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М.: Наука, 1991. 240 с.

21. Вестергорд Э. Родство против договора. Германский героический эпос глазами исторического антрополога // Другие средние века. К 75-летию А. Я. Гуревича / Сост. И. В. Дубровский, С. В. Оболенская, М. Ю. Парамонова. М. СПб.: Университетская книга, 1999.

22. Виолле-ле-Дюк Эжен Эмануэль. Жизнь и развлечения в средние века / Культура средних веков в памятниках исторической мысли Франции. Перевод с фр. Некрасова М. Ю. Спб.: «Евразия», 1997. 384 с.

23. Всемирная история в 10-и томах / Главн. ред. Е. М. Жуков. Том 4 (отв. ред. М. М. Смирина). М.: Издательство социально-экономической литературы, 1958. 824 с.

24. Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников / Арон Яковлевич Гуревич. М.: Искусство, 1989. 368 с.

25. Гуревич Д., Рапсат-Шарлье М.-Т. Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме / Пер. с фр. Н. Н. Зубкова. М.: Молодая гвардия, 2006. 260 с.

26. Ермолович В. И. Наследование в праве средневековой Сербии и стран континентальной Европы (сравнительный анализ) // Право и демократия (сборник научных трудов). Выпуск 26 / Гл ред. В. Н. Бибило. Минск: Белорусский государственный университет, 2015. С. 107 - 136.

27. Журден. О крестовом походе детей. 1212 год // История Средних веков: Крестовые походы (1096 - 1291 гг.). Том 3 / Сост. М. М. Стасюлевич. СПб.: ООО «Издательство «Полигон»»; М.: ООО «Фирма «Издательство «АСТ»», 2001. С. 461 - 464.

28. Иловайский Д. И. Древняя история. Средние века. Новая история / Д. И. Иловайский. М.: Современник, 1997

29. Лазаревский Н. И. Престолонаследие // Энциклопедический словарь. Том 25 / Под ред. К. К. Арсеньева и О. О. Петрушевского. СПб.: Типо-Литография И. А. Ефрона, 1898. С. 84 - 87.

30. Ле Гофф, Ж. Рождение чистилища / Жак Ле Гофф; пер. с фр. В. Бабинцева, Т. Краевой. Екатеринбург: У - Фактория; М.: АСТ МОСКВА, 2009. 544 с.

31. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр. / общ. ред. С. К. Цатуровой. М.: Издательская группа «Прогресс», 2001. 440 с.

32. Ле Гофф Ж., Трюон Н. История тела в Средние века / Жак Ле Гофф, Николя Трюон; Пер. с фр. Е. Лебедевой. М.: Текст, 2008. 189 с.

33. Ле Гофф Жак. Цивилизация Средневекового Запада / Пер. с фр. под общ. ред. В. А. Бабинцева; Послесл. А. Я. Гуревича. Екатеринбург: У - Фактория, 2005. 560 с.

34. Мелетинский Е. М. Немецкий героический эпос // История всемирной литературы в девяти томах. Т. 2 / Отв. ред. -ы Х. Г. Короглы и А. Д. Михайлов. М.: Издательство «Наука», 1984. С. 522 - 526.

35. Келлер О. Б. Права женщины и право «опеки» в «Саксонском Зерцале» // Лютападаусюя сустрэчы-8: зб. арт. па матэрыялах Мiжнар. навук. канф. у гонар акадэмшау М. М. Нжольскага i У. М. Перцава. Мшск: БДУ, 2011. С. 135 - 142.

36. Омельченко О. А. Всеобщая история государства и права: Учебник в 2 т. Издание третье, исправленное. Т. 1. М.: ТОН - Остожье, 2000. 528 с.

37. Памятники средневековой латинской литературы X - XII веков / М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспарова (отв. ред.). М.: Издательство «Наука», 1972. 564 с.

38. Пастуро Мишель. Символическая история европейского Средневековья / Пер. с фр. Екатерины Решетниковой. СПб.: «Александрия», 2012. 448 с.

39. Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Часть вторая: Права семейственные, наследственные и завещательные. М.: «Статут», 2003. 639 с.

40. Рябова Т. Б. Женщина в истории Западноевропейского Средневековья. Иваново: Юнона, 1999. 209 с.

41. Саксонское зерцало: Памятник, комментарии, исследования / Отв. ред. В. М. Корецкий; авт. ст. Л. И. Дембо, Г. А. Аксененок, В. А. Кикоть; Институт государства и права АН СССР. М.: Наука, 1985. 272 с.

42. Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. 632 с.

43. Стоклицкая-Терешкович В. В. Основные проблемы истории средневекового города X - XV веков. М.: Издательство социально- экономической литературы, 1960. 351 с.

44. Телегин А. А. Геронтософские поиски в русской мысли на рубеже XIX - XX веков (автореферат). М., 2003. 16 с.

45. Хвостенко А. А. Дуальность терминологии кровного родства и свойства // Язык и культура. Выпуск № 1 - 2. 2012. С. 71 - 77.

46. Хронологическая таблица // История Германии: учебное пособие: в 3 тт. / Под общ. ред. Б. Бонвеча, Ю. В. Галактионова. М.: КДУ, 2008. Т. 1: С древнейших времён до создания Германской империи / Л. П. Белковец, С. А. Васютин, Е. П. 57. Глушанин и др.; отв. ред. С. А. Васютин и Е. П. Глушанин; сост. науч.-справ. аппарата А. А. Мить. С. 500 - 520.

47. Ястребицкая А. Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке. Учебное пособие. М.: Интерпракс, 1995. 416 с.

Размещено на Allbest.ur