Княжеская семья в раннесредневековых государствах Центральной Европы в период IX-XII в.

Таким образом, о семейно-брачных отношениях в княжеской семье в дохристианский период источники сообщают довольно скудные сведенья. Можно достаточно определенно утверждать, что и в Чехии и в Польше, как и большинстве языческих государств, господствовала полигамия - правитель мог иметь любое число жен и наложниц, из которых старшая жена имела, по-видимому, некоторое преимущество перед остальными.

Подчеркивается значение княгини в первую очередь как матери наследников престола, рождение сыновей для нее было приоритетной и. пожалуй, единственной обязанностью и повышало ее статус. Официально княгине, по-видимому, надлежало не вмешиваться в государственные дела. Единственный случай в польском государстве, когда женщина правила единолично, обладала всей полнотой власти и сама распоряжалась собственной судьбой - это легенда языческой королевы Ванды, но сложно сказать, имеет ли она под собой реальную основу, к тому же в источниках подчеркивается уникальный характер данного явления. Как правило, степень участия женщин в управлении страной зависела от личности и характера князя и князь, допускавший активное вмешательство женщины в государственные дела осуждался как слабохарактерный.

В Чехии, на самом раннем этапе ее истории, по-видимому, мог существовать матриархат, что отражается в легенде о чешских женщинах, ведущих войну против мужчин и обладающих с ними равными правами. Переход к патриархату мог, вероятнее всего, отражаться в истории княгини Либуше, которая по просьбе народа отказывается от единоличной власти и избирает себе мужем Пржемысла, после чего женщины Чехии попадают под власть мужчин.

1.2 Эволюция брачных отношений с принятием христианства

В чешском княжеском доме христианство было принято раньше, и именно Чехия сыграла впоследствии решающую роль в христианизации Польши. Первым христианским князем Чехии источники называют сына князя Гостивита Борживоя I. Согласно Козьме Пражскому, при дворе моравского князя Святополка епископом Мефодием были крещены Борживой и его жена Людмила, дочь Славибора, правителя города Пшов. Датой крещения Борживоя Козьма называет 894 год, но это противоречит его же указанию на то, что данное событие произошло при епископе Мефодии, умершем в 885 году. В исторической науке мнения о дате крещения расходятся - от 869 или 870 до 872-885 гг.

О княжении самого Борживоя нам практически ничего не известно. Есть только сообщение о том, что когда окрещенный князь вернулся в Чехию, он построил первый в стране христианский храм в Левом Градце. Куда больше сведений нам доступно о жизни его супруги Людмилы, первой чешской святой.

У княжеской четы родилось двое сыновей - Спитигнев и Вратислав. Когда Борживой умер, князем чехов стал старший сын Борживоя, Спигигнев I, который скончался два года спустя.

Правление принял следующий сын, Вратислав, женатый на Драгомире, дочери князя племени стодоран - ветви полабо-прибалтийского славянского племени лютичей. Вратислав и Драгомира имели двух сыновей: старшего Вячеслава (Вацлава), и младшего Болеслава, а также, по-видимому, несколько дочерей, о которых житие говорит, что они были достойно выданы замуж их братом Вацлавом.

В 921 год Вратислав умирает и формально трон наследует его сын Вацлав, однако, в силу того, что он еще не достиг совершеннолетия, реальная власть принадлежала его бабушке Людмиле и матери Драгомире.

Здесь мы сталкиваемся с ярким примером того, насколько велика могла быть политическая власть деятельных и активных женщин княжеской семьи. После смерти двух правителей - Борживоя и Вратислава - остались две вдовы, каждая из которых имела право на власть. Управление было разделено между ними, что вряд ли оказалось мудрым решением. Людмила, в основном, занималась воспитанием наследников трона, прежде всего, князя Вацлава, а Драгомира управляла страной. В какой степени Людмила представляла реальную политическую угрозу для своей снохи, сегодня сказать трудно, поскольку история все видит в черно-белом свете: с одной стороны - святые, с другой - их недруги.

В конце концов, постаревшая Людмила удаляется на покой в замок Тэтин, однако 16 сентября 921 г. престарелая княгиня была задушена. Убийство было совершено, как об этом единодушно свидетельствуют все источники, снохой Людмилы Драгомирой.

Житие не указывает никаких мотивов, побудивших невестку к убийству святой Людмилы, кроме ее крайней злобности и дерзости. То же говорит и Ян Длугош, называя Драгомиру женщиной "дерзкой и склонной к преступлениям". Среди историков существует версия, что Драгомира, происходившая из языческого племени, продолжала и после брака придерживаться языческой веры, что и стало причиной конфликта между ней и ее благочестивой свекровью. С одной стороны, подобное положение вещей не кажется чем-то невероятным - христианство еще не утвердилось в Чехии и, хотя супруга чешского князя должна была быть хотя бы формально крещена, она могла в душе сохранять верность языческим обычаям. Но в таком случае непонятно, почему Козьма Пражский, характеризуя Драгомиру, заявляет, что "в отношении веры она была тверже скалы". Странно, что христианский священник употребил такие слава для характеристики язычницы, убившей первую чешскую святую. Возможно ли, что он просто не захотел искажать исторические факты? Известно, что Борживой и Людмила были крещены славянским епископом и стремились утвердить в Чехии христианство по славянскому образцу, однако уже их внуки, сыновья Драгомиры, придерживались католических традиций. Можно предположить, что в этом проявлялось влияние их матери, которая могла быть действительно тверда в вере, но исповедовала христианство латинского образца, что и послужило причиной конфликта с Людмилой.

Таким образом, причины, толкнувшие Драгомиру на убийство весьма спорны. Отражал ли этот конфликт борьбу между христианством и язычеством, между латинским и славянским обрядами или это была всего лишь личная вражда, связанная с нежеланием делиться властью или с имущественными интересами, с борьбой Драгомиры за владения княгини - обо всем этом источники молчат. Злодейство Драгомиры представлено ими как бы в чистом виде, немотивированно. Такова вообще специфика большинства агиографических памятников.

Сын Драгомиры Вацлав, став совершеннолетним, стремился освободиться от контроля властной матери и даже отправил ее в ссылку, правда, через какое-то время, движимый раскаяньем, позволил ей вернуться ко двору. По-видимому, она до конца своих дней вмешивалась в управление страной и ее отношения с сыновьями были весьма сложными. Согласно "Убиению святого Вацлава", сразу после убийства князя, совершенного его братом Болеславом, возжелавшим власти, дружинники призывали Болеслава убить заодно и Драгомру, видимо для того, чтобы никто не препятствовал его единовластному правлению. Болеслав решил повременить с этим и Драгомира, опасаясь его гнева, успела бежать в земли хорватов, где, вероятно, и прожила остаток своих дней.

Убив Вацлава, его брат утвердился на чешском княжеском престоле и известен в источниках под именем Болеслава I Жестокого. Имя его супруги нам неизвестно, однако четверо его детей оставили заметный след в истории Чехии.

Своего старшего сына Болеслав назвал довольно странным именем Страхквас, что, по мнению Козьмы, означает "страшный пир". Так как этот ребенок родился или во время того страшного пира, или вскоре после него, то родители, якобы, и дали ему такое имя, чтобы отвести от него Божью кару. Чтобы искупить свою вину перед Богом, Болеслав отослал Страхкваса в Регенсбург, к аббату церкви святого Эммерама, где тот и воспитывался в христианском духе, а позже принял сан и был кандидатом на чешскую епископскую кафедру.

Второй его сын - Болеслав II Благочестивый, сменил отца на чешском престоле. При нем в Чехии окончательно утвердилось христианство в католической традиции, за что его весьма уважает хронист.

Одна из дочерей Болеслава I Млада, в крещении Мария, стала аббатисой и основательницей ордена бенедиктинцев в Чехии, другая, известная как Дубравка или Домбравка, стала супругой польского князя Мешко I и сыграла значительную роль в христианизации Польши. На истории этого брака мы остановимся подробнее.

Польские источники сохранили весьма подробные сведения о Мешко I, сыне Земомысла, этот князь считается основателем польского государства. Мешко, согласно источникам, до семи лет оставался слепым, а после чудесным образом прозрел, источники это событие называют символом того, что именно при нем Польша была выведена из тьмы язычества и обратилась к христианству.

Галл Аноним, рассказывая о Мешко, показывает, что "он все еще находился в столь великом заблуждении язычества, что по обычаю того времени имел семь жен". История Мешко во многом сходна с историей русского князя Владимира - ему также приписывается распутное поведение в период язычества и благочестие после принятия христианства. Причина принятия христианства также была сходной - Мешко потребовал себе в жены христианку - дочь чешского короля Болеслава I, которую различные источники называют Дубравкой или Домбравкой.

Она в ту пору была уже зрелой женщиной. Хронист Козьма Пражский пишет: "Будучи уже в преклонном возрасте, она вышла замуж за польского князя, сняла при этом со своей головы убор и надела девичий венец, что было большим безрассудством с ее стороны". Свое мнение по поводу такого безрассудного брака есть и у Галла Анонима: "Наконец, он [Мешко] потребовал себе в жены правоверную христианку из Чехии по имени Дубровка. Но она отказалась выйти за него замуж, пока он не откажется от своего порочного обычая и не пообещает ей стать христианином. Когда же он объявил, что намерен отказаться от обычаев язычества и принять священное учение христианской веры, она въехала в Польшу с большим штатом светской и духовной свиты, но, однако, не сочеталась с ним браком до тех пор, пока он, постепенно и тщательно наблюдая за обычаями христианской религии и за деятельностью священного клира, не отказался от заблуждений язычества и не склонился к лону матери-церкви".

Чешско-польское сближение, согласно источникам, завершилось в 965 г. формальным польско-чешским союзом, скрепленным этим браком. Только под следующим 966 г. в целом ряде польских источников появляется запись о крещении Мешко. Об активной роли Чехии в обращении польского князя прямо свидетельствует как польская, так и немецкая литература. Правда, в то время как Аноним Галл пишет, что брак не был осуществлен, пока Мешко не принял христианство, Титмар Мерзебургский рисует совершенно иную картину: "Эта истинная исповедница Христа, видя, что ее муж пребывает в многочисленных языческих заблуждениях, много думала о том, каким образом могла бы она его привлечь к своей вере. Она старалась его склонить всякими способами не для удовлетворения трех страстей этого испорченного мира, но во имя похвальной и для всех верных желаемой награды в жизни будущей. Она умышленно поступала в течение некоторого времени невоздержанно, чтобы иметь возможность позже долго поступать хорошо". Таким образом, Добравка, согласно его данным, заключила брак с язычником, лишь затем склонив его к принятию крещения. Факт заключения брака, а не просто переезда княжны в Польшу в качестве невесты Мешко, подтверждает также Великопольская хроника.

По-видимому, более осведомленным в вопросе об образе жизни Добравки в Польше следует все же считать Титмара, тем более, что именно ему, а не Галлу, приходилось защищать Добравку, вышедшую замуж за язычника, у которого было до того семь жен, от всякого рода сплетен, кружившихся по Империи. А поводов для такого рода сплетен дочь чешского князя, видимо, давала достаточно, если чешский хронист Козьма Пражский мог сказать о ней, что она была "бесстыдной женщиной".

Кроме того, Ян Длугош приводит сведения о сестре Мешко, польской княжне Адельгейде, которая, уже будучи христианкой, стала супругой язычника Гейзы, герцога паннонцев или гуннов. "Как дама весьма благочестивая, она, показывая наглядный пример величайшего смирения и святости, хотя и жила среди безбожных и нечестивых людей, начала упорными убеждениями и благочестивейшими трудами склонять к признанию и принятию света святой католической веры как своего мужа Гейзу, герцога гуннов, так и его вельмож и дворян". Таким образом, образом, возможность брака христианской княжны с язычником до принятия им крещения признается автором вполне допустимой.

Так или иначе, под влиянием империи и Чехии в 966 г. Мешко I принял христианство по латинскому обряду. Поскольку брак Мешко с бывшей уже в летах Добравкой был браком, безусловно, политическим, есть все основания считать, что и Болеслав I, вступив в родство с польским князем, преследовал чисто политические цели. При этом чешский князь, видимо, очень спешил, ибо оформлению польско-чешского союза не предшествовало крещение польского князя. Оно скорее выглядело как естественный результат брака Мешко, чем активности и религиозного рвения чешского Болеслава.

Добравка много способствовала распространению христианства в Польше. Согласно данным Яна Длугоша, именно она основывает Краковское архиепископство в честь первого славянского святого - мученика Венцеслава, который был чешским князем и приходился Домбравке родным дядей, а также строит церкви и наделяет их многочисленными дарами. Однако источники говорят лишь о религиозной, но не о политической деятельности княгини.

В 977 г. Добравка умерла и была похоронена в Гнезненской церкви. Вскоре Мешко заключает новый династический брак, реагируя на изменение политической обстановки. Речь идет о браке Мешко I и Оды, дочери Дитриха, маркграфа Саксонской Северной марки. Г. Лябуда предполагает даже, что в том же 984 г. Мешко пытался организовать военную компанию против враждебных ему лютичей, противником которых была и Саксония. Брак же с Одой состоялся в 980 г., причем женой польского князя оказалась монахиня, как утверждает Титмар, без разрешения церковных властей ушедшая из монастыря. Судя по тому, что этот второй брак Мешко не вызвал конфликта с саксонцами, можно полагать, что Мешко согласовал с ними свои действия. Любопытно, что и Титмар, епископ, находит возможным найти слова, оправдывающие явно беззаконный, казалось бы, с его точки зрения, поступок Оды: "Учитывая, однако, пользу родины и необходимость обеспечения ей мира, не произошло из-за этого повода (т. е. брака Оды и Мешко) разрыва отношений, но найден был достойный способ возвращения согласия. Потому что благодаря Оде увеличилось число сторонников Христа, возвратилось на родину много пленных, были сняты оковы со скованных и открыты врата тюрем для преступников. Поэтому я надеюсь, что Бог простил ей великий грех, который она совершила, поскольку оказала она столь великое рвение в этих богоугодных поступках".

У Дубравки и Мешко было двое детей: Болеслав (родился в 967 году), и Святослава (она же Сигрид, она же Гунхильд), родившаяся в 970 году, которая впоследствии стала женой сначала Эрика Шведского, а потом Свена Датского. От Оды Мешко имел троих сыновей - Мешко, Станислава и Владивоя.

В 992 г. князь Мешко умер, перед смертью разделив Польшу между своими сыновьями, старшим из которых был Болеслав. Как это нередко случается в подобных случаях, братья, стремясь к единоличному управлению государством, практически сразу начали войну друг с другом. В 995 г. война закончилась полной победой Болеслава. Младшие братья вместе с мачехой Болеслава Одой были изгнаны из страны.

Личность и деятельность Болеслава I Храброго вызывала у хронистов и историков весьма неоднозначные оценки. В немецких хрониках он назван львом рыкающим, коварной лисой, ядовитым змеем, польские же источники прославляют его как благородного и великодушного властителя, который был идеальным королем. Галл Аноним вообще рисует его почти святым.

Еще в 984 году, Мешко женит 17-летнего Болеслава на Генильде (Хенильде), дочери Рикдага, маркграфа Мейсенского. Хроника Титмара гласит, что вскоре последовал развод (несмотря на то, что брак, разумеется, был заключен по христианскому обряду), и Генильду отослали домой. Титмар никак не объясняет причины такого поступка, указывая, что Болеслав "начав править самовластно, стал попирать человеческие и божеские законы". Во всяком случае, уже на следующий год, в 985 году, заключается брак Болеслава с Юдитой, дочерью Гезы Венгерского.

Отношения Польши с Венгрией тех времен освещены в источниках очень скупо. Недостаток сведений не позволяет делать выводы о причинах внезапно заключавшихся союзов, разрывов, взаимной помощи и взаимных претензий. Несмотря на то, что в 987 году Юдита рожает Болеславу сына-наследника Безприма, в том же году ее отсылают обратно в Венгрию к отцу, и в том же году 20-летний Болеслав женится в третий раз. На этот раз его супругой становится Эмнильда, дочь Лужицкого маркграфа Добромира. Она родила ему двоих сыновей - Мечислава (Мешко), будущего короля Мешко II, в крещении Ламберта и Оттона, а также трех дочерей: Регелинду, которая стала женой Германа, маркграфа Мейсенского, и двух, имена которых не сохранились, одна из которых стала аббатисой, а вторая - супругой русского князя Святополка Владимировича.

Эмнильда, в отличие от своих предшественниц, пробыла женой Болеслава почти 30 лет. Хронисты характеризуют ее, как женщину мудрую и благочестивую. Судя по всему, она сумела найти ключ к энергичному и необузданному Болеславу, и исподволь правила внутренними делами в Польском королевстве. Титмар пишет, что она "будучи верной Христу, склонила неустойчивый дух своего мужа к добру, и чрезвычайно щедрой милостынею, а также постом, не прекращала один за другим смывать его грехи". Галл Аноним также рассказывает о благочестии и добром нраве супруги Болеслава, подтверждая это историей о том, как она, втайне от мужа сохранила жизнь осужденным польским вельможам, а затем вымолила для них прощение у супруга. Аноним, правда, не указывает имени княгини, однако логично предположить, что это могла быть Эмнильда - она дольше других пребывала в статусе супруги, была матерью наследника престола и, вероятно, о ней сохранилось больше сведений в устной традиции. Впрочем, не исключено, что героиней истории могла быть и последняя супруга Болеслава Ода, поскольку указанная легенда помещена в хронике после истории о сватовстве к русской княжне Предславе и походе на Киев, когда Эмнильда уже умерла.

В хрониках нет точной даты смерти Эмнильды. Приблизительно это 1016 год. Эмнильда похоронена в Гнезненском соборе.

После смерти супруги Болеслав, согласно данным Галла Анонима, решил попытать счастья на Руси и посватался к русской княжне, дочери князя Владимира Предславе. Ян Длугош указывает, что Ярослав отказал Болеславу "из-за разницы в обряде", хотя подобная причина представляется несколько странной, так как другую свою сестру Ярослав впоследствии отдал за польского короля Казимира, о чем будет рассказано ниже. Тем не менее, получив отказ, Болеслав в 1017 году берет другую молодую жену - Оду, дочь маркграфа Мейсенского.

Однако история взаимоотношений Болеслава и отвергнувшей его Предславы на этом не закончилась.

Как уже упоминалась выше, Болеслав еще до своего сватовства успел породниться с династией Рюриковичей, выдав свою дочь за сына князя Владимира, Святополка. Болеславна прибывает в Вышгород ко двору туровского князя, везя с собой собственного духовника и приближенных. Вскоре назревает конфликт: Святополк якобы "намеревается противоборствовать отцу при "тайном подстрекательстве" Болеслава. Узнав об этом, Владимир заключает в "одиночную камеру" и епископа и сына и его жену. Епископ в тюрьме умирает. Святополк же выбирается из темницы и старается овладеть Киевским столом, освободившимся после смерти (1015 г.) князя Владимира. Не останавливаясь в средствах, Святополк поочередно убивает братьев Бориса, Глеба и Святослава.

Предслава, пытается предотвратить убийства: предупреждает Глеба, посылает весть Ярославу (Мудрому) в Новгород. Ярослав выступает против Святополка и изгоняет его из Киева. Тот "бежа в Ляхы", где ищет помощи у тестя. Жена его остается в Киеве, оттуда ее в качестве заложницы Ярослава увозят в Новгород.

Разгневанный Болеслав устремляется на Русь. Потерпев поражение в битве с ним, Ярослав уходит в Новгород, а польский князь триумфально вступает в столицу. Поход этот, согласно источникам, относится к 1018 году.

Титмар, рассказывая о походе Болеслава на Киев, указывает: "Там же была мачеха упомянутого короля (Ярослава), его жена и девять сестер; на одной из них, которой он и раньше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый распутник Болеслав". Аноним Галл представляет оскорбительный отказ Ярослава главной причиной похода 1018 г., при этом изображает Предславу не женой, а наложницей Болеслава, таким образом отомстившего за оскорбление. Также излагают дело и некоторые летописи, где сказано, что Болеслав "положи себе на ложе Предславу, дщерь Володимерю, сестру Ярославлю", а, оставляя Киев, "поволочи" ее с собою. Ян Длугош также указывает, то Болеслав "пришел в большое негодование и, объявив Ярославу войну и захватив его крепости, пленил также и сестру Ярослава, сделав ее наложницей". Почему же умалчивает об этом Титмар? Что могло помешать ему лишний раз подчеркнуть бесчинство Болеслава? Очевидно, дело было не так просто, как то изображают поздние польские и древнерусские источники, и статус Предславы как именно наложницы определился лишь после разрыва польского князя со Святополком. В Киеве же Болеслав разыгрывал представление о своем очередном браке, ведя двусмысленную политику: для Генриха II он был (псевдо)лояльным вассалом, а перед Святополком и киевлянами хотел выглядеть верным союзником. Эти наблюдения делают понятным недоумение историков по поводу того, кем же мыслил себя польский князь в столице Руси? Уж не хотел ли он сам сесть на киевский стол, как сделал это в Праге в 1003 г.? Но Титмар не оставляет сомнений в том, что сами киевляне считали своим князем не Болеслава, а Святополка, к которому и "приходили с изъявлениями покорности".

О дальней судьбе Предславы в Польше ничего точно не известно. Титмар упоминает, что велись переговоры об обмене пленными, но чем они закончились неясно: хроника обрывается из-за смерти автора. Заслуживает внимания гипотеза, выдвинутая польским исследователем Г. Лябудой относительно дальнейшей судьбы Предславы. По его мнению, вся русская колония была поселена на Острове Ледницком близ Познани, где при участии грека Анастаса начали строить дворец, остатки которого, вскрытые в настоящее время, обнаруживают сходство с византийской архитектурой. Кроме сакральных сооружений, на Ледницком острове найдены и ритуальные предметы византийского происхождения. Л.В. Войтович предположил, что в Польше Предслава и умерла, так как во время русско-польских переговоров уже при Казимире и в процессе обмена пленными ее имя не упоминается. Но это предположение "от обратного".

Для нас же весьма интересно даже не столько точное воспроизведение всех обстоятельств, связанных с отношениями Болеслава и Предславы, сколько сам факт того, что Болеслав счел возможным, имея законную супругу Оду, то ли заключить на Руси еще один брак, то ли взять себе наложницу. И то и другое противоречит христианской морали и правилам церковного брака и является традицией чисто языческой, однако, по-видимому, польские князья не спешили расставаться с прежними обычаями.

Еще более заметно сохранение языческих брачных традиций в чешском государстве. Епископ Адальберт, прося разрешения покинуть Чехию, жалуется, кроме всего прочего, "на кровосмесительные союзы и непозволительное расторжение брачных связей". Коснулось это и чешского правящего дома. Так, чешский князь Болеслав II Благочестивый мог иметь несколько жен. Козьма Пражский рассказывает, что супруга Болеслава, Гемма, родила ему двоих сыновей - Вацлава, умершего в младенчестве, и Болеслава, будущего Болеслава III Рыжего, но далее называет еще двух сыновей князя, от другой, неизвестной, жены - Яромира и Ольдржиха, хотя Болеслав II никак не мог успеть вступить во второй законный христианский брак, ведь Гемма на 7 лет пережила мужа.

Впрочем, в том, что касается детей Болеслава II, Козьма постоянно путается, потому Яромир и Ольдржих на самом деле могли быть также сыновьями Геммы, однако уже о многоженстве Ольдржиха мы имеем совершенно четкие свидетельства. Его законная супруга была бесплодна, и он взял вторую жену - Божену из рода Кржесины. Согласно Козьме Пражскому, Ольдржих, случайно встретив Божену у колодца, прельстился ее удивительной красотой и взял в жены. Хотя легенда об их знакомстве вряд ли достоверна, у нас нет оснований оспаривать сам факт повторной женитьбы чешского князя. Более того, если верить Козьме Пражскому наличие нескольких жен в тот исторический период не была чем-то исключительным: "Если мужчина удовлетворялся одной супругой, а женщина одним мужем, что теперь считается целомудренным, тогда считалось позорным: люди жили как глупые животные, пребывая в общем браке". Осуждая Ольдржиха с точки зрения христианской морали, Козьма признает, что для того времени действия князя были вполне правильными и законными.

Сын Ольдржиха Бржетислав, сменивший отца на княжеском престоле, имел только одну жену - Юдифь, сестру маркграфа Швейнфурта Оттона Белого, однако обстоятельства его женитьбы также интересны и носят отпечаток языческих обычаев.

Если рассматривать историю с точки зрения христианских норм морали и нравственности, то Бржетислав показал себя не лучшим образом, похитив свою невесту из монастыря Свиной брод в Баварии. Козьма Пражский весьма подробно излагает события. Замыслив похитить девушку, Бржетислав со спутниками поехал как бы ко двору императора, но он никого из них не посвятил в свои замыслы и велел всем не открывать, кто он, и вести себя с ним как с равным. Когда этот отряд достиг монастыря Свиной брод, чехи получили разрешение переночевать в нем. В этом монастыре было так заведено, что к вечерней службе звонить в колокола выходили девушки. Вот и в этот вечер Юдифь со служанками пошли выполнять свой ежевечерний долг, а Бржетислав схватил желанную добычу, вскочил на коня и помчался прочь. Ворота крепости были связаны толстой цепью, но князь одним ударом меча перерубил ее и скрылся. Козьма утверждает, что даже через сто лет на одном из звеньев цепи можно было видеть след от этого мощного удара. Своих спутников, не подозревавших о его замыслах, он бросил в монастыре, и почти все они были перебиты разозленными баварцами. Только несколько человек смогли ускользнуть и присоединиться к Бржетиславу.

Такое насильственное принуждение девушки к замужеству, вероятно, уходящее корнями в языческие обычаи похищения невест, дабы доказать свою силу, не встречает никакого осуждения у хрониста. Напротив, Козьма Пражский пишет пространную похвалу храбрости Бржетислава: "размышляя лишь об одном -- попытаться ли ему силой похитить [Юдифь], или заключить с ней брак, получив приданое, он предпочел действовать достойно мужчины, а не просить со склоненной головой". Он оправдывает похитителя тем, что немцы с презрением относились к славянским народам и не позволили бы заключить этот брак, однако подобное заявление кажется сомнительным, учитывая, что польские князья в этот период свободно брали в жены немецких принцесс. Дать обоснованное объяснение поступку Бржетислава вообще довольно сложно. Возможно, он был продиктован всего лишь одним только желанием показать свою силу.

Бржетислав не только сохранял верность единственной супруге, но и принял ряд законов, запрещающих полигамные браки. Козьма Пражский рассказывает, что в 1039 Бржетислав предпринял военный поход в Польшу, имевший три цели: грабеж, месть полякам за все прошлые унижения и попытку переместить в Чехию мощи святого Войтеха (Адальберта), которые хранились в Гнезно. Согласно летописи, на третий день после захвата Гнезно епископу Северу явился в видении святой Адальберт и заявил, что если они желают забрать его мощи, то должны отречься от нечестивых деяний. Князь, услышав об этом, огласил перед войском свои постановления, отменявшие прежние чешские обычаи. Они касались, в первую очередь, вопросов бракосочетания и соблюдения верности, что было, по-видимому, одной из насущных проблем того времени. Согласно принятым постановлениям, браки, "которые до сих пор были общими, как у неразумных животных и были подобны блуду", теперь должны строго подчиняться церковному закону и быть моногамными. Предусматривается законом, что муж обязан чтить свою жену и не чинить ей обид, сурово наказывается измена любого из супругов, а также прерывание женщиной беременности. Из речи Бржетислава мы узнаем и о существовании древнего обычая, приказывающего продавать в рабство того, кто покинул своего законного супруга и не желает восстановить семью. Бржетислав изменяет меру наказания за такое преступление - теперь человек, отвергнувший законного мужа или жену, подвергался изгнанию.

Таким образом, мы можем достаточно четко определить, когда чешские князья окончательно порвали с прежними языческими обычаями и правила церковного брака стали строго соблюдаться. В дальнейшем мы больше не встретим в чешских источниках указаний на то, что кто-то из правителей отошел от христианских традиций - браки стали строго моногамными.

В Польше мы не встретим столь ярких примеров полигамного брака. После Болеслава I, сменявшие его князья, согласно источникам, имели лишь одну супругу, исключением стал только Владислав I Герман, о чем будет рассказано ниже.

Болеслава сменил на польском престоле его сын Мешко II, получивший от него королевскую корону. Союз Болеслава с Оттоном в 1000 г. был скреплен династическим браком Мешка Болеславича и Рихезы (на польский лад "Рыкса"), которую Великопольская хроника ошибочно называет родной сестрой Оттона III, хотя на самом деле она была его племянницей - дочерью сестры Матильды и Эццо, пфальцграфа Лотарингского. От нее Мешко имел сына Казимира и двух дочерей - Рыксу, выданную за Белу I, короля Венгрии и Гертруду - супругу киевского князя Иязслава I Ярославича. Далее Галл Аноним в своей хронике рассказывает: "Говорят также, что он во время переговоров, ввиду измены, был взят чехами в плен, связан ремнями и кастрирован, для того чтобы не мог дать потомства, так как его отец, король Болеслав, причинил им подобную же обиду, ослепивши их князя. Мешко, правда, освободился из плена, но с женой своей больше не жил".

Впрочем, Великопольская хроника называет еще и старшего сына Мешко - Болеслава и именно ему приписывает изгнание из Польши своей матери, которая пыталась вмешиваться в государственные дела, и возможного соперника в борьбе за престол - брата Казимира. Другие источники не сохранили сведений о таком князе, а автор Великопольской хроники говорит, что "Болеслав же, вследствие своей свирепости и множества преступных деяний, хотя и был отмечен королевской диадемой, плохо кончил свою жизнь и не числится в списках королей и правителей Польши". Сложно сказать, имеет ли это сообщение под собой реальную основу. Существуют данные, что смерть Мешко в 1034 г. ввергла страну в тяжелейший социально-политический кризис. Крупные аристократы и духовенство подняли мятеж против князя Казимира и его матери, и именно они изгнали их из страны.

Итогом политических противоречий в Польше стало то, что Рыкса вместе с сыном вынуждена была бежать домой, в Саксонию, где сама ушла в монастырь, а сына "отдала в науку".

Казимир жил сперва в Венгрии, затем у матери в Саксонии. После он отправился учиться в Париж, где вступил в орден бенедиктинцев и был посвящен в дьяконы. Возможно, подобное событие косвенно подтверждает сведения Великопольской хроники о наличии у Казимира старшего брата - вряд ли единственный наследник престола, пусть и изгнанный из своей страны знатью, мог настолько потерять всякую надежду вернуть свой законный трон, что решился принять монашеский сан. Впрочем, это предположение спорно. Когда польские дворяне, уставшие от смут и усобиц, решились позвать Казимира обратно на княжение - им пришлось обратиться к Папе Бенедикту IX с просьбой: снять с Казимира сан и разрешить ему заключить брак.

Однако Галл Аноним приводит совсем другие сведения - о том, что Казимир бежал сначала в Венгрию, где король Стефан удерживал его под стражей, а после подавил восстание польских дворян при помощи немецких войск императора Генриха III и вернулся на польский престол. О монашестве Казимира и о получении специального разрешения на женитьбу от Папы он не упоминает. Напротив - его мать Рикхеза уговаривает сына остаться в Саксонии и вступить во владение ее наследственным уделом. Странно предположить, что такой яркий факт из жизни польского правителя, как принятие сана и обращение к Папе мог бы быть совершенно неизвестен автору.

Сообщение какого источника ближе к истине установить сложно. Исследователи, в большинстве своем, подвергают сомнению версию о существовании у Мешко II сына Болеслава Забытого и предполагают, что в данном случае хронист отождествил Болеслава с Беспримом - старшим братом Мешко, которого отец отстранил от верховной власти и который в 1031 г. совершил государственный переворот и на год захватил власть в королевстве. В 1032 г. его мятеж был подавлен, и Мешко вновь объединил страну в своих руках.

О браке Казимира с русской княжной сообщают Галл Аноним, Великопольская хроника, которая называет имя супруги Казимира - Мария, но ошибочно считает ее дочерью некоего князя Романа, Повесть временных лет и Ян Длугош ведут речь о сестре Ярослава Мудрого. Эти данные подтверждаются и свидетельством так называемого Саксонского анналиста под 1039 г о браке Казимира с "дочерью короля Руси". Некоторые исследователи подвергают сомнению известие Повести временных лет, предпочитая считать жену Казимира не сестрой, а дочерью Ярослава. Мария, вряд ли могла быть дочерью византийской принцессы Анны, как указывает Ян Длугош, это не слишком соотносится с хронологией: Казимир родился в 1016 г., а Анна скончалась в 1011 г., а, следовательно, Мария должна быть старше его, самое меньшее на пять лет, а вероятнее - гораздо больше. Существует гипотеза Н.А. Баумгартена о женитьбе Владимира около 1012 г. на родственнице германских Оттонов, дочери графа Куно Энингена. Эта гипотеза породила мнение о том, что Мария была дочерью графини. Версия об этом браке вряд ли состоятельна, однако сам факт второго брака Владимира после смерти Анны трудно подвергнуть сомнению, ввиду ясного свидетельства Титмара о том, что Болеслав захватил в 1018 г. в Киеве в плен мачеху Ярослава. Мария вполне могла быть дочерью Владимира от этого брака. Русские летописи о последней женитьбе Владимира ничего не знают. Спорной представляется и датировка брака Казимира. Повесть временных лет относит этот союз к 1043 г., другие источники передвигают дату на 1039 г., когда Казимир I больше всего нуждался в вооруженной помощи русского князя.

Значение русско-польского союза было чрезвычайно велико для тогдашнего Древнепольского государства. Решалась судьба державы Пястов, которая после смерти Болеслава Храброго оказалась в сложной внутренней и внешнеполитической обстановке. Нападение чешского князя Бржетислава I на Гнездо в 1039 г. и присоединение к Чехии Силезии с Вроцлавом подрывало основы государства в целом. Под властью Казимира к моменту его возвращения в Польшу остались лишь Малая и Великая Польша. Серьезную опасность представляла чешско - поморско - мазоветская коалиция, союзничавшая с пруссами. Поддержка Руси в такой ситуации была необходима. Были оговорены и спорные вопросы, касающиеся пограничных Червенских городов. Русско-польский союз был подкреплен еще одним браком: сын Ярослава Мудрого Изяслав женился на сестре Казимира Гертруде.

Польские источники именуют жену Казимира Добронегой (у Длугоша - Доброгневой) или Марией. Согласно Яну Длугошу, второе имя - Доброгнева, Мария получила уже в Польше, при повторном крещении: "вместе с греческим обрядом она отринула также и имя и стала с той поры прозываться Доброгнева, ибо это имя она получила при католическом крещении". Известие о практике повторного перекрещивания при переходе из православия в католичество и наоборот спорно. На Руси не было канонического установления, которое предписывало бы такое перекрещивание, и достаточно было миропомазания. Аналогичной была, вероятно, и западная практика. Только в XVI в. буллой папы Александра VI было официально разрешено не креститься вторично тем православным, кто желает "принять единство с верой католической и латинской церковью". В рассказе Длугоша определенно слышится его мнение о русских, как о схизматиках, не отмеченных истинной верой. Именно ввиду пристрастности Длугоша в этом вопросе его известие о повторном крещении Ярославны выглядит сомнительным: для хрониста было естественным именно так интерпретировать наличие двух имен у русской княгини. Однако христианского имени Добронега или Доброгнева не существует, это очевидно языческое имя. Между тем, в древнерусском княжеском доме того времени двуименность - наличие мирского, династического, и крещального имени - была правилом. Есть прямые свидетельства, что при заключении политических межконфессиональных браков в княжеской среде в то время не требовалось не только перекрещивания, но и вообще перехода в новую конфессию, пусть только путем миропомазания, хотя в браке и давалось новое имя. Так, по сохранившемуся латинскому молитвеннику Гертруды, польской жены киевского князя Изяслава Ярославича видно, что она до конца дней оставалась католичкой. Коль скоро еще в отлучительной грамоте кардинала Гумберта константинопольскому патриарху Михаилу Кируларию от 1054 г. греки обвинялись в том, что "подобно арианам перекрещивают крещеных во имя Святой Троицы, а пуще всего - латинян", то можно заключить, что хотя фактически практика перекрещивания латинян - видимо, на низовом уровне приходских священников - существовала, западная церковь, признавая провозглашаемое в Символе веры "единокрещение", считала в это время повторное крещение уже крещенных недопустимым.

Казимир скончался в 1058 г. После его смерти Мария иногда вмешивалась в государственные дела, в частности в 1070-х гг. принимала бежавшего в Польшу короля Венгрии. По сообщению Яна Длугоша, Мария умерла в 1087 г.

От Марии Казимир имел четырех сыновей: Болеслава, Владислава, Мешко и Оттона; последние двое умерли в юном возрасте, не оставив потомства. Галл Аноним называет также еще "дочь, просватанную впоследствии за короля Чехии". Имени ее Аноним, в отличие от имен сыновей, не называет. У Яна Длугоша она именуется Святохной, а у Козьмы Пражского - Сватавой. Вероятно, ее полным именем было Святослава.

Она стала второй женой чешского князя Вратислава II. Этот князь проводил активную внешнюю политику, в значительной степени основанную на заключении выгодных брачных союзов. Первой его женой была венгерская принцесса Аделаида - единственная дочь Андраша I из династии Арпадов. Среди историков нет единого мнения насчёт того, была ли её матерью Анастасия Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, или другая, первая жена Андраша, о которой не осталось никакой информации. После её смерти Вратислав женится вторично на Сватаве, однако это не привело к улучшению сложных польско-чешских отношений; на границе между двумя странами продолжались вооружённые столкновения. От двух этих браков у Вратислава родились 4 сына (которые после смерти отца сразу вступили в борьбу за власть) и дочь Юдифь, вышедшая замуж за польского князя Владислава I Германа.

В Польше наследником Казимира стал Болеслав II, супругой которого Ян Длугош называет дочь русского князя Вышеславу, однако это сообщение не подтверждается никакими другими источниками. Татищев, развивая Длугоша, видит в тесте Болеслава черниговского князя Святослава Ярославича. Это спорные данные, хотя русское происхождение супруги Болеслава и матери его единственного сына Мешка не исключено. На тенденциозный вымысел Длугоша, вероятно, указывает то нарочито подчеркнуто обстоятельство, будто русская княжна была единственным ребенком своего отца и его наследницей, что явно не подходит ни к одному из тогдашних русских князей и, напротив, соответствует магистральной идее хрониста о наследственной принадлежности части Руси польским князьям.

Польские источники, в целом положительно характеризуя Болеслава и превознося его военные подвиги, неоднократно упоминают о распутном характере князя, называя его женоненавистником. Великопольская хроника рассказывает: "До такой степени он ненавидел женщин, что приказывал во время своего пути вести вместо жены вьючный скот, украшенный пурпуром и бисером. Некоторые уверяют, что он пользовался им постыдным образом". Причиной подобных нравов князя называют преступление, совершенное знатными польскими женщинами, которые, во время долгого военного похода князя, вступили в связь со своими рабами, и возникшую смуту с трудом удалось подавить. Ян Длугош также приводит рассказ о нравственном разложении Болеслава и польского войска во время похода на Киев: "Не ограничиваясь обычным любострастием, он [Болеслав] позорнейшим образом опустился до грязнейшей преступной содомии, подражая порочным нравам русских, у которых это преступление было в обычае". Это обвинение Длугош позаимствовал из жития святого Станислава. Вполне вероятно, что он осуждал правителя намеренно, дабы потом объяснить его жестокость по отношению к провинившейся знати и, особенно, к краковскому епископу Станиславу, четвертованному королем за попытки увещевать его. Галл Аноним, который превозносит Болеслава и называет Станислава преступником, не упоминает о распутном нраве Болеслава. Сложно сказать точно - он ли умалчивает о некоторых фактах, порочащих князя, или другие авторы приписывают ему несуществующие преступления; впрочем, первый вариант кажется более вероятным.

Болеслав II был изгнан из Польши в 1079 г. Согласно Яну Длугошу, супруга его осталась в Польше, но, по-видимому, уже не имела высокого статуса. Престол занял брат Болеслава - Владислав Герман. В отличие от своих предшественников Владислав I не был сильным и авторитетным правителем и полностью подчинился диктату крупной аристократии. Стремясь к мирным отношениям со Священной Римской империей, Владислав Герман был готов на отказ от независимости польского государства, с трудом добытой его предшественником: он не принял королевского титула и на протяжении всего своего правления продолжал именоваться князем Польши.

Мешко III, единственный сын Болеслава, воспитывался Владиславом в Польше. Согласно данным Галла Анонима, он был женат на русской княжне, хроника же Длугоша является единственным источником, в котором указано имя княжны - Евдоксия и точные сведения о ее происхождении. Данные эти выглядят достаточно подозрительно. Имя "Евдоксия" хронист мог позаимствовать из поддельной грамоты об установлении Могильненского монастыря, на которую прямо ссылается в другом месте, но которая имела ввиду не Мешко Болеславича, а Мешко Старого и его жену Евдоксию. Кроме того, косвенные данные позволяют догадываться, что жена Мешко Болеславича была не сестрой, а дочерью Святополка Изяславича, который, впрочем, был тогда не Киевским, как у Длугоша, а новгородским и туровским князем. Галл Аноним указывает, что Мешко был отравлен вместе с супругой, однако другие источники об этом умалчивают.

Сам Владислав взял в супруги Юдифь Чешскую, дочь Вратислава II, о чем уже говорилось выше. Источники гласят, что княгиня долго оставалась бесплодной, и супруги послали богатые дары в монастырь святого Эгидия, после чего чудесным образом у них родился наследник престола Болеслав. Однако Владислав имел и еще одного сына (старше Болеслава) - Збигнева, рожденного от наложницы, что подтверждается всеми имеющимися в нашем распоряжении источниками. Таким образом, мы можем отметить второй случай в польской истории, когда христианский князь наряду с законной женой имеет наложницу - первый раз это была Предслава, чей статус при Болеславе Храбром был весьма неопределенным; теперь - неизвестная мать Збигнева, которую все источники четко определяют именно как наложницу. Существует точка зрения, согласно которой версия о матери Збигнева как о наложнице была создана, дабы не возникло сомнений в законности венчания Владислава с Юдифью около 1080 г., однако доказательств такой версии нет, даже само имя Збигнев явно не похоже на династическое, пястовское. По-видимому, польские короли спешили расставаться со своими языческими традициями еще медленнее чешских правителей: фактов нарушения христианских брачных традиций в Польше не так много, однако они охватывают куда больший период времени.

Болеслав Кривоустый, наследник Владислава, взял в супруги русскую княжну Сбыславу Святополковну. Данные об этом есть у Яна Длугоша, который явно позаимствовал их из русской летописи, где под 1102 г. сказано: "в се же лето ведена бысть дщи Святополча Сбыслава в ляхы за Болеслава месяца ноября в 16 день". Об этом событии рассказывает и хроника Галла Анонима, не сообщая имени невесты, однако указывая, что этот брак был близкородственным и потому потребовал папской санкции: "Этот брак между родственниками по крови был разрешен по просьбе Балдвина, который поведал папе о некоторых пережитках в обычаях христианской веры и о необходимости этого брака для родины. Итак, авторитет римского престола разрешил, как говорят, этот брак из милости, не согласно канону и не по обычаю, но в виде исключения". Сбыслава и Болеслав - родственники в третьем колене: Болеслав был внуком короля Казимира Восстановителя, то есть правнуком короля Мешко II, внуком которого являлся отец Сбыславы Святополк, коль скоро дочь Мешко Гертруда была женой киевского князя Изяслава Ярославича. Сообщения о политической пользе в качестве оправдания для браков уязвимых с точки зрения церковных установлений, с успехом использовались и в других случаях. Так, например, аналогичное оправдание выдвигалось Титмаром для замужества Оды, дочери саксонского маркграфа Дитриха и польского князя Мешко I, которая была пострижена в монахини. Болеславу в самом деле был необходим этот союз, поскольку после смерти отца он правил лишь малопольскими землями и Силезией и должен был, для завоевания польской власти, преодолеть сопротивление своего брата Збигнева и устранить угрозу со стороны Германии и поморян. Союз с великим киевско-волынским князем должен был помочь Болеславу занять главенствующее положение в стране и укрепить международное положение государства. Русский князь также преследовал определенную выгоду, отдавая дочь в Польшу. Его давно беспокоили перемышльские князья - мятежные Ростиславичи, враждебные также и Болеславу, кроме того он надеялся получить помощь в борьбе против Владимира Мономаха.

Сбыслава родила Болеславу двоих детей: сына Владислава, будущего Владислава II Изгнанника и дочь, которая, согласно Яну Длугошу, носила имя Святослава.

Под 1108 г. у Яна Длугоша помещено сообщение о смерти Сбыславы Святополковны, однако это выглядит сомнительным. О смерти этой княжны и новом браке Болеслава молчит современник событий Галл Аноним, откуда обычно делается логический вывод, что Сбыслава скончалась после завершения работы Анонима над своей хроникой, то есть не ранее 1113/14 гг. Так как уже в 1115 г. был заключен брак Болеслава III с Саломеей, дочерью Генриха, графа Берг-Шелкингена, то кончину Сбыславы следует отнести к 1114 г.

От Саломеи Болеслав имел еще четырех сыновей и пятерых дочерей. Раздел Болеславом королевства между своими многочисленными отпрысками привел к началу усобицы в Польском королевстве.

Итак, какие выводы мы могли бы сделать из всего, что было сказано выше?

Христианство, а вместе с ним и традиции моногамного церковного брака, устанавливаются сначала в Чехии, которая сыграла затем решающую роль в христианизации Польши. Но с принятием христианства языческие традиции не отмирают, что ярче всего проявляется на примере семейно-брачных отношений в чешском княжеском доме, однако заметно и в Польше.

Дважды мы встречаем упоминание о наличие у польского князя, помимо законной жены, еще и наложницы. По-видимому, именно тактовым был статус Предславы Владимировны, которую Болеслав обесчестил и увел в Польшу, мстя за оскорбление русского князя. Второй раз мы находим упоминание о наложнице у Владислава-Германа, который имел внебрачного сына Збигнева.

Много подобных примеров можно найти и в Чехии: в источниках есть намек на полигамию Болеслава II, прямо говорится о двух женах у Ольдржиха, причем подчеркивается, что полигамия была популярна в тот исторический период, не смотря на длительное существование христианских традиций. Только Бржетислав I, приняв ряд специальных законов, касающихся семейно-брачных отношений, постановил возможность существования только строго моногамного брака.

Активные, деятельные представительницы княжеского правящего дома могли играть заметную роль в управлении страной. Неоднократно мы можем встречать упоминания о том, что княгини оказывали сильное влияние на правителей страны: на мужей и еще чаще на сыновей, или могли прямо управлять государством - так, вдова Вратислава I Драгомира и ее свекровь Людмила совместно выполняли регентские функции при несовершеннолетнем князе Вацлаве, сыне Драгомиры и Вратислава. В Польше же примерами женщин, влиявших на управление страной могут быть и Дубравка - супруга Мешко I, и Эмнильда - жена Болеслава I, и Рыкса - жена Мешко II, и Мария - супруга Казимира Восстановителя.

Большинство браков диктовались интересами политических союзов. Первые браки чешских князей были межплеменными: так, Борживой женится на дочери князя пшован Людмиле, его сын берет в супруги женщину из племени лютичей - Драгомиру. Подобные браки, по-видимому, имели своей целью собирание племен под властью одного князя.

С усилением власти князя и выходом государства на международную арену браки правителей становятся уже междинастическими. "Династические браки принадлежали к числу наиболее надежных "печатей", скреплявших мирные, дружественные и союзные соглашения".

Первым таким браком, известным в источниках, был брак князя Мешко I и Дубравки Чешской, который скрепил польско-чешский союз и ознаменовал принятие Польшей христианства. Дубравку, по-видимому, отдали в супруги еще языческому князю, которого она, согласно источникам, склонила к принятию новой веры. Впоследствии, то же самое Мешко допустил в отношении своей сестры, выдавая ее, принявшую христианство, замуж за языческого герцога.

Вообще, приоритет политических выгод при заключении брака господствовал над четким соблюдением церковный норм и законом. Уже Мешко вторым браком взял себе бывшую монахиню, самовольно покинувшую монастырь, что объясняется благом для государства. Его сын Болеслав уже допускал противоречащую церковным законам возможность развода, отослав от себя через короткое время брака первую, а затем и вторую супругу, не смотря на рождение у нее сына-наследника. В Чехии же в качестве яркого примера можно привести князя Бржетислава, похитившего себе из монастыря в невесты Юдифь фон Швейнфурт.