Именно промышленное производство выдвинулось на первый план и стало играть решающую роль в экономике Англии: промышленная революция полностью преобразила сначала производство, а затем и социальную картину. В русских откликах отмечался прогресс английской промышленности. В "Живописном обозрении" отмечалось: "Самые чудесные изобретения и всё, что только ум человеческий мог придумать к выделке железа и стали, всё это приготовляют в Бирмингеме. И до какой степени совершенства доведены все эти производства!". "Вестник Европы", подчёркивая ведущую роль Англии в техническом прогрессе, писал: "Особенной важностью и полезными действиями своими изобретения нашего времени бесспорно обязаны Британским островам, разливающим новый свет по всему миру с удивительной быстротой".

Русские наблюдатели по-своему видели то, что происходило в английской экономике. Из поля их зрения ускользало содержание того коренного переворота в производительных силах страны, который и составлял главное содержание экономических сдвигов. Поэтому в центре их внимания оказывалась не промышленность - главная пружина экономических процессов, а торговля - результат этих успехов. Экономика Англии в глазах русских отождествлялась с торговлей. Указывая на огромные торговые обороты этой страны, "Московский телеграф" восклицал: "Здесь заключается источник богатства и силы Англии!"

Другая характерная черта тогдашних представлений об Англии - уверенность в её неслыханном, чудовищном богатстве. Определение "богатая" постоянно сопровождал описания этой страны. При этом богатство Англии отождествлялось с деньгами, с золотом. "Деньги, - писал в 1825 году "Исторический журнал", - как из всех обстоятельств явствует, льются в Англию в таком количестве, что люди уже находятся в затруднении, недоумевая, куда деваться с ними".

Подтверждение этого видели, прежде всего, в той лёгкости, с какой в Англии возникали самые различные промышленные, коммерческие и прочие компании. По подсчётам "Московского телеграфа", только за один 1825 г. в Англии было создано 276 различных компаний с общим капиталом в 174 млн. ф. ст., а в 1826 г. - уже 700 компаний с капиталом в 580 млн. ф. ст.

Своеобразие русского видения можно проследить также на понимании причин экономического возвышения Англии. Некоторые усматривали главную причину в географических особенностях. "Журнал мануфактур и торговли" высказывал мнение, что Англию обогатили "неисчерпаемые руды каменного угля и железа". "Журнал министерства государственных имуществ" считал, что "главнейшею причиною пробуждения с такою силою промышленного духа сей нации было её морское положение". Некоторые авторы акцентировали внимание на правительственной политике. "Журнал общеполезных сведений" на первое место ставил поощрительную политику в области промышленности, науки, а "Исторический журнал" - в области внешней торговли, в частности заботу о создании активного торгового баланса.

В поисках объяснения английских экономических успехов нередко обращались к свойствам английского характера. "Англичан ничто не останавливает, - писал "Московский телеграф", - и трудности как будто только увеличивают их упорство". Дух трудолюбия, предприимчивости, порядка и бережливости - те качества англичан, которые обеспечили им перевес над другими народами.

Вместе с тем в российском обществе существовало убеждение, что английское процветание непрочно и недолговечно. На эту мысль русских наблюдателей наводила существовавшая в Англии гипертрофия промышленности за счёт сельского хозяйства и в ущерб ему. Русские усматривали в этом явный отход от естественного порядка вещей, нарушение законов природы. Такой ход мыслей опирался на убеждение, распространённое в России, в первостепенной важности сельского хозяйства.

"Вестник Европы" в 1825 году предвидел, что уже в ближайшем будущем может возникнуть положение, когда "Англия и другие мануфактурные государства дойдут до невозможности прокормить своих жителей".

Не менее опасной представлялась растущая зависимость Англии от внешних рынков сырья и сбыта. Так, русский экономист Р. Зотов в "Сыне Отечества" задавался вопросом: "Кто знает, какую роль в будущем будет играть Англия, если все народы пробудятся от усыпления и захотят жить собственными изделиями?!" Автор усматривал в опыте Англии убедительное доказательство той истины, что "торговля не составляет главной основы могущества державы и благосостояния народа".

Некоторые русские журналы и публицисты ссылались на тяготы кризиса в Англии для доказательства порочности того курса, которого она придерживалась в отношении своей экономики, развивая промышленность в ущерб сельскому хозяйству. Например, "Вестник Европы" писал: на примере Англии "можно видеть, сколь горькие плоды породила та бешеная страсть к промышленности, которою тщеславятся наши преобразователи".

На характер критики, степень её резкости оказывала влияние классовая позиция наблюдателя: круги, связанные с сельским хозяйством, были особенно склонны подчёркивать отрицательные последствия английского пути. Сторонники промышленных интересов отвергали аргументацию аграриев и их преувеличения. "Журнал общеполезных сведений" писал в 1834 году, что ещё недавно Англия не могла прокормить даже 3 млн. своих жителей, а ныне кормит более 10 млн. человек, причём жители её лучше одеваются, питаются и живут, чем ранее. Всё это результат развития промышленности и машинного производства, которые помогли ей также с успехом вести трудные и долгие войны.

англия этнический русская пресса

Английская социальная действительность подкрепляла впечатление о непрочности богатства и могущества этой страны. "Современник" писал: "Нигде в Европе не поражает так резко социальное неравенство, как в Англии. Баснословное богатство и утончённое образование высших классов и поразительное невежество низших невольно бросаются в глаза". По официальным данным, которые приводил в 1827 году "Сын Отечества", в стране насчитывалось 1,5 млн. человек, существовавших на скудные пособия по бедности". "Московский телеграф" считал, что нищие составляют 1/7 населения страны.

Именно Англия позволила понять русским принципиальное своеобразие социальной проблемы в России и на Западе. Основная масса английских бедняков в городе и деревне состояла из рабочих и батраков, лишённых всякой собственности.

Русская информация о положении английских рабочих была недостаточно полной. Особенно скудными были сведения о фабричных рабочих - основной массе рабочего класса. Отчасти это объяснялось тем, что фабричная промышленность находилась за пределами Лондона, а русские там не бывали. Тем не менее, сведения о наиболее вопиющих фактах эксплуатации всё же проникали в Россию.

"Отечественные записки" подробно рассказывали об эксплуатации лондонских модисток: по словам журнала, участь 15 тыс. человек в этой отрасли "гораздо ужаснее, чем негров-рабов на антильских плантациях". По данным этого же издания, в Ноттингеме, центре кружевного производства, на вязальных машинах использовали труд совсем малолетних детей, заставляя их работать по 16-20 часов в сутки. "Журнал министерства внутренних дел" приводил данные официальной статистики, которые констатировали, что из каждой тысячи жителей в Англии до 70 лет в аграрных графствах Йоркшир, Нортумберленд и Вестморленд доживали 250 человек, а в промышленных районах Манчестера и Ливерпуля - 63.

Многие русские наблюдатели связывали с промышленностью рост преступности в стране. По подсчётам "Московского телеграфа", в Англии один преступник приходится на каждые 5 тыс. жителей, т.е. больше, чем где-либо в мире. Причину роста преступности издание усматривало в усиливающейся нищете народа: "Число воров доказывает бедность и нищету низших классов народа Англии". Многие русские наблюдатели прямо связывали рост преступлений в Англии с её социальным развитием, и прежде всего с развитием промышленности.

Поступавшая в Россию информация о положении английских трудящихся и их выступлениях, хоть и неполная, всё же давала некоторое представление о далеко не спокойной внутренней жизни этой страны. Социальные контрасты, массовые волнения вызывали критическое отношение к самому экономическому развитию Англии. Всё чаще раздавались голоса о том, что английский опыт непригоден для России. "Библиотека для чтения", например, заявляла: "Желательно, чтоб ужасный пример бедствий и уничтожения рабочего народа в Англии предостерёг другие европейские общества от подобного направления их промышленности".

Таким образом, признавая несомненные успехи промышленного прогресса богатейшей державы мира, в России видели и оборотную сторону такого развития. Это укрепляло сомнения в пользе и целесообразности индустриализации вообще. Последняя казалась первопричиной всех социальных бедствий, переживаемых Англией. Признавая, что Англия обязана своим богатством и могуществом механическим изобретениям, М. Михайлов в журнале "Северный архив" указывал, что они - одна из причин резкого увеличения в стране бродяг и преступников, и задавался вопросом: что будет, когда там всё будет делаться машинами?

Сторонники промышленного развития Росси отвергали подобные утверждения. Так, "Журнал министерства внутренних дел" приводил результаты медицинского обследования, проведённого в Манчестере и Стокпорте - городах с преобладанием рабочего населения: 74% обследованных были совершенно здоровы, у 20% состояние здоровья "довольно хорошее" и только 6% были "слабого здоровья". А в "Журнале мануфактур и торговли" утверждалось, что "состояние низшего класса жителей улучшилось": в рационе питания вместо ячменя основное место стал занимать белый хлеб, потребление мяса и сахара возросло, мыла ныне покупают в три раза больше, чем сорок лет назад.

Итак, сторонники и противники промышленности в России по-разному оценивали и истолковывали особенности социального развития Англии. Однако и те и другие сходились на том, что всё, что переживает эта страна, свойственно только ей. Н. Михайлов журнале "Северный архив" утверждал, что машины повредили Англии только из-за нехватки территории. Там, где земли достаточно, например, в России, промышленное развитие только полезно.

Критику английской социальной системы порой пытались использовать для восхваления российских порядков. Редактор "Библиотеки для чтения" Сенковский с ссылкой на положение "простого народа" в Англии пытался оправдать крепостное право: "Крепостная собственность в России доставляет то бесценное преимущество, что при ней… не может и не должно быть ни одного нищего из землевладельческого рабочего класса: каждый человек имеет право на участок земли или на средство к пропитанию от своего природного владельца".

Русские наблюдатели обращали внимание на оживлённую общественную жизнь в Англии. Ссылаясь на обилие политических ассоциаций, которые создаются по любому поводу, "Сын Отечества" называл англичан "прирождёнными политиками".

В то же самое время, несмотря на "общественный дух", англичане отличались крайним индивидуализмом в личной жизни. Журнал "Живописное обозрение" писал в 1838 году: "В Англии всё разделено и размежевано самым точным образом. Даже пахотные поля разделяются высокими плетнями, как у нас комнаты стенами и перегородками… Решётки окружают у них каждый клочок зелени; английские сады устроены не для общественных прогулок, а для уединённого, невидимого для других гулянья одному по извилистым дорожкам. Дома в городах строятся также с целью жить совершенно отдельно от всех. В большом английском доме могут жить многие семейства и не встретиться во всю жизнь".

Другое противоречие, которое бросалось в глаза: при высокой политической активности граждан, свидетельствующей об определённом уровне социально-политического развития страны, сохранение жёстких социальных и классовых перегородок. "Ни в каком государстве, - замечал "Московский телеграф", - народ не терпит столько от презрения аристократии, и, однако, нигде аристократия не окружена такою уступчивостью народа и такими почестями".

Признак иерархичности и сохранения сословности английского общества "Библиотека для чтения" усматривала и в строгом разделении Лондона на районы в соответствии с состоянием и сословным положением: в Лондоне, "каждая улица, каждый квартал предназначены определённому классу".

Бросалось в глаза также постоянное расхождение между принципами, на которых теоретически покоилась английская политическая система, и их практическим осуществлением. Это относится к правам и свободам граждан. Так, деятельность парламента убедительно демонстрировала политическое бесправие английских граждан. Формально он представлял всю нацию, по сути же подавляющее большинство народа не имело в нём голоса. "Московский телеграф" в 1830 г. справедливо заявил, что в Англии демократия "едва осмеливается тихо, ощупью входить в залу заседаний нижнего парламента", а обе существующие партии - тори и вигов - представляют один и тот же класс - аристократию".

Общественное мнение формировалось крупными органами печати, которые являлись собственностью состоятельных людей. Иллюстрируя "коммерческий" характер, беспринципность и продажность английской прессы, "Сын Отечества" рассказывал о том, как собственник нескольких лондонских газет и журналов в погоне за тиражами в любое время изменяет их направление, становясь либо тори, либо вигом.

Представители консервативных и реакционных кругов всячески подчёркивали устойчивость и незыблемость английских учреждений и порядков; они восхваляли "законопослушность" англичан, считая её отличительной чертой народа. "Библиотека для чтения" утверждала, что причина прочности и незыблемости английских политических порядков лежит в "спасительных преданиях древнего самодержавия". По мнению "Северной пчелы", монархия и аристократия возвели Англию на нынешнюю ступень её величия. "Ни одна нация не погибала, доколе существовала в ней власть наследственная, никем не оспариваемая. В Англии при изменении религии переменена была династия, но осталась наследственность… С избирательной властью Англия не просуществовала бы и полувека".

Однако для консервативных кругов русского общества очень многое в английской политической системе было решительно неприемлемо и категорически осуждалось. В первую очередь подвергались критике демократические свободы, например, возможность открыто - устно и в печати - критиковать его действия.

1.2 Национальный характер англичан глазами русских