На предъявление стимула «красный» русская часть испытуемых отреагировала умеренным количеством повторяющихся ассоциаций: наиболее частотными стали две из них - «огонь, пламя» (4 случая) и «кровь» (4 случая). Китайская часть испытуемых показала следующие результаты: наиболее частотная ассоциация к стимулу «красный» - «флаг» - 5 случаев, 33% от числа зачтённых ответов и 26% от общего числа ответов, вторая по встречаемости ассоциация - «кровь» (3 случая, 20% от числа зачтённых ответов). Именно при стимуле «красный» участились интерпретации, касающиеся оттенка изображения: у русских - «алый» (5 случаев), «ярко-красный» (2 случая), «кислотно-красный» (1 случай), у китайцев - «кровавый» (1 случай). Интересно также, что были встречены ассоциации «революция», «знамя», «СССР» среди русских участников, а среди китайских преобладающая ассоциация именно «флаг», которую можно интерпретировать и как флаг Китая, и как флаг коммунистической партии, главной правящей партии страны. Общие ассоциации со стимулом «красный» для обеих групп - «флаг» (3 случая у русских, 5 случаев у китайцев) и «кровь» (4 случая у русских, 3 случая у китайцев).

На стимул «розовый» у обеих групп испытуемых не возникло часто повторяющихся ассоциаций. И у русских, и у китайцев преобладали индивидуальные ассоциации. Общая ассоциация для обеих групп - «цветы» (2 случая у русских и 3 случая у китайцев).

На «фиолетовый» стимул русская часть участников эксперимента отреагировала множеством интерпретаций оттенка представленного изображения: «лиловый» (4 случая), «сиреневый» (4 случая), «пурпурный» (3 случая), «фуксия» (1 случай). Преобладающие повторяющиеся ассоциации отсутствуют, наиболее частотные - «цветок» (4 случая, 10%) и «сирень» (так же 4 случая и 10%). Китайцы не проявили такой свободы в интерпретации оттенка изображения, у них наблюдался всего 1 случай употребления прилагательного «пурпурный» (примечательно, что написал данное словосочетание китаец, владеющий русским языком). Преобладающая ассоциация для китайской группы - «сирень» (5 случаев, 33% от числа зачтённых ответов). Общая ассоциация для обеих групп испытуемых - «сирень».

При предъявлении стимула «жёлтый» 8 участников из России и 4 участника из Китая написали ассоциацию «солнце». Для русской группы это 20% из числа зачтённых ответов, для китайской - 29%. Других повторяющихся для обеих групп ассоциаций выявлено не было. Также стоит отметить, что китайская группа ассоциировала существительное «солнце» и со стимулом «красный», в то время как подобного повторения среди группы русских участников замечено не было.

Стимул «оранжевый» вызвал следующую реакцию: 18% русских участников написали ассоциацию «апельсин» (7 случаев из 41 возможного), остальные повторяющиеся ассоциации встречались, в среднем, в два раза реже. Совершенно иная ситуация со стимулом у китайских участников. Наиболее повторяющаяся ассоциация, как и у русских, «апельсин» - 7 случаев и 47% от общего числа зачтённых ответов, однако вторая по частотности ассоциация уступает первой лишь на одного участника: «мандарин» - 6 случаев и 40% от общего числа зачтённых ответов. Интересно, что у китайцев практически отсутствуют индивидуализирванные ассоциации на данный стимул (всего два случая из числа зачтённых ответов), в то время как у русских индивидуальные ассоциации значительно преобладают над повторяющимися внутри группы.

Преобладающая повторяющаяся ассоциация для русских участников - «кожа» - встретилась в 8 случаях, что составляет 20% от общего числа зачтённых ответов. Остальные повторяющиеся ассоциации распределились равномерно - по 2 случая на каждую. У китайских испытуемых самой частотной ассоциацией тоже стала «кожа» - 6 случаев и 40% от количества зачтённых ответов. Общая и самая частотная ассоциация среди обеих групп - «кожа». Других повторяющихся ассоциаций снова нет. У китайских испытуемых наблюдается уникальная повторяющаяся ассоциация «рис», которая не встретилась ни у одного русского участника. Возможно, появление этой ассоциации связано с широкой распространённостью риса в

Китае. После процедуры термической обработки, в сочетании с соевым соусом он может принимать цвет, похожий на тот, что был использован в качестве стимула. В обеих группах наблюдались различные интерпретации изображения со стимулом: «телесный» (4 случая), «бледный» (1 случай), «пастельный» (1 случай), «кремовый» (1 случай), «светло-бежевый» (1 случай), «сепия» (1 случай), «персиковый» (1 случай) у русских и «телесный» (3 случая), «цвет кожи» (1 случай), «молочный» (1 случай), «светло-коричневый» (1 случай) у китайцев. Повторяющаяся в обеих группах интерпретация стимула - «телесный».

Рисунок 2

На изображение зелёного цвета 44% участников русской группы назвали ассоциацию «трава». Это стало второй по повторяемости ассоциацией на цвет за весь тест. Среди китайских участников ассоциацией «трава» воспользовались 27% (4 случая употребления из числа засчитанных ответов). Подавляющее большинство одиночных ассоциаций в обеих группах было так или иначе связано с семантическим полем «природа», специфических национальных ассоциаций выявлено не было. Один участник русской группы испытуемых интерпретировал предъявленный стимул как «салатовый».

Рисунок 3

С реакцией на стимул «салатовый» у многих участников эксперимента возникли затруднения, что повлияло на конечное число зачтённых ответов. У русской группы было зачтено 39 ответов из 41, у китайской - 14 из 19. Основная проблема возникла именно с подбором существительного-ассоциации, участники называли цвет, не назвав существительное. По зачтённым ответам можно заметить, насколько сильна разница в реакциях на стимул между двумя группами испытуемых. У русской группы участников нет преобладающей повторяющейся ассоциации, наиболее частотные - «кислота» и «салат» (по 3 случая употребления), множество интерпретаций предъявляемого цвета: «ярко- зелёный» (4 случая), «светло-зелёный» (3 случая), «кислотно-зелёный» (2 случая), «кислотный» (1 случай), «неоново-зелёный» (1 случай), «ядовито- зелёный» (1 случай), «светло-салатовый» (1 случай). Примечательно, что тот же самый участник, который интерпретировал стимул «зелёный» как «салатовый», интерпретировал стимул «салатовый» как «светло-салатовый». Возможно, здесь имеют место быть индивидуальные физиологические особенности восприятия цвета. 50% китайских участников проассоциировали стимул с существительным «трава», причём если на стимул «зелёный» такая ассоциация встретилась в 4 случаях из 15, то на стимул «салатовый» это 7 случаев из 14, при этом только один испытуемый обозначил данный стимул как «салатовый» (интересно, что этот испытуемый владеет русским языком и указал цвет именно по-русски). Наиболее повторяющаяся интерпретация (здесь берутся во внимание и те ответы, которые не были зачтены, так как имели только интерпретацию цвета, без существительного) - «светло/бледно-зелёный» (5 случаев), «зелёный» (3 случая), «бриллиантовый зелёный» (2 случая), «флуоресцентный зелёный» (1 случай), «бирюзовый» (1 случай), «ярко-зелёный» (1 случай). Некоторые участники эксперимента вовсе не указали цвет, отметив только ассоциации с ним. То, что среди русских участников отсутствует повторяющаяся ассоциация «трава» на стимул «салатовый», в то время как у китайской части участников повторяемость ассоциации выросла в два раза по сравнению со стимулом «зелёный», вероятно, можно объяснить тем, что в китайском языке не так явно отражены отличия в оттенках этого цвета, то есть на уровне языка для китайцев контраст цветов «салатовый» и «зелёный» не так очевиден, как для носителей русского языка. Однако, такое предположение требует более серьёзной и основательной проверки с большим числом испытуемых.

Рисунок 3 наглядно демонстрируют, что у обеих групп испытуемых наблюдается две повторяющиеся общие ассоциации: «море» и «небо». Причём, и в том, и в другом случае преобладает ассоциация «море» (у русских 6 случаев употребления и 15% от общего числа зачтённых ответов, у китайцев - 5 случаев и 33% от общего числа зачтённых ответов). Следующая по повторяемости ассоциация в обеих группах - «небо» (у русских 5 случаев употребления и 13% от общего числа зачтённых ответов, у китайцев - 3 случая и 20% от общего числа зачтённых ответов). Китайская часть испытуемых интерпретировала стимул «синий» как «тёмно-синий» в 4 случаях употребления, в то время как русская часть испытуемых интерпретировала его как «ярко-синий» в 3 случаях употребления. Повторяющихся интерпретаций стимула между двумя группами выявлено не было.

Рисунок 4

На предъявление стимула «голубой» обе группы испытуемых отреагировали практически одинаково: самой частотной повторяющейся ассоциацией для обеих групп стало существительное «небо» - 22 случая и 54% от числа зачтённых ответов (самая частотная по повторяемости ассоциация на цвет за весь тест) у русских, 9 случаев и 60% от числа зачтённых ответов у китайцев. Особенно любопытны в данном стимуле его интерпретации.

Подавляющее большинство русских участников определило его как «голубой», однако встретились и определения «тёмно-голубой» (1 случай) и «светло- синий» (1 случай). Китайские испытуемые интерпретировали стимул по-своему значительно чаще: «светло-синий» (4 случая), «светло-голубой» (2 случая), один участник употребил иероглиф традиционной китайской письменности, обозначающий целую палитру оттенков - «густой, глубокий, тёмный, богатый, яркий (о цвете; ассоциируется с весной, востоком); тёмно-голубой, ярко- синий; ярко-зелёный; чёрный, тёмный; синий (зеленовато-синий)» с существительным-ассоциацией «море», а ещё один участник написал ассоциацию по-русски как «светло-зелёный - неба» (орфография сохранена). С учётом того, что такой сложный оттенок был написан без ошибок и через букву «ё», нам кажется, что нельзя однозначно утверждать, что китайский участник просто не смог подобрать нужный цвет на русском языке или не знал его названия. Однако, сделать какие-либо однозначные выводы по китайской группе на основании полученной информации также не представляется возможным ввиду единичности случая.

Итак, нами было проанализировано 60 ответов из 62 (ответы украинского и румынского участников были исключены из конечной статистики, так как не представляли особой значимости для данного исследования). По результатам исследования можно сделать следующие выводы:

1) Несмотря на то, что в психолингвистическом эксперименте приняло участие более пятидесяти человек, его нельзя рассматривать как однозначно объективный, так как контрольные группы различаются по числу участников примерно в два раза. Скорее всего, это внесло определённые неточности в процентные соотношения. Однако нельзя сказать, что полученные результаты не представляют никакого интереса для науки. Мы считаем, что данное исследование необходимо расширить, увеличив число респондентов с китайской стороны.

2) Учитывая уже имеющиеся результаты, невозможно однозначно заявить, проявляются ли культурно-специфические различия в ассоциациях для представителей разных этнических общностей, так как в некоторых случаях они действительно проявлялись (например, со стимулами «серый», «салатовый»), в некоторых - совершенно не проявлялись (например, со стимулом «синий»), а в некоторых - проявлялись частично (например, стимул «красный»), так что невозможно предположить, были бы результаты такими же при большем количестве участников с китайской стороны, или же результаты бы отличались.

3) В ходе эксперимента было обнаружено, что при предъявлении стимула определённого цвета почти у всех участников возникает одна и та же шаблонная ассоциация («зелёный» - «трава», «голубой» - «небо»), причём это не зависит от того, к какой этнической общности принадлежит человек. На данном этапе исследования невозможно сказать, влияют ли на возникновение подобных массовых межкультурных ассоциаций язык (у испытуемых он имеет принципиально важные различия), социум, биологическая предрасположенность или что-либо ещё. Требуются дальнейшие, более глубинные исследования.

4) Также эксперимент показал, что образ различных цветообозначений в разной степени подвержен влиянию культурных и индивидуальных факторов. Прослеживается взаимозависимость между тем, как цветообозначение распространено в языке и культуре и тем, как эта культурная составляющая преобладает в образе цветообозначения у отдельных носителей культуры. Чем чаще цвет встречается в повседневной жизни, тем больше он вызывает повторяющихся ассоциаций, тем чаще такая типичная ассоциация используется в социальной и культурной жизни, постепенно становясь культурной составляющей знания о цвете, и тем чаще типичная ассоциация воспроизводится уже не как индивидуальное, а как общекультурное знание.

5) Верифицировать гипотезу Сепира-Уорфа путём данного исследования не представляется возможным, ввиду того, что полученные результаты спорны и требуют дальнейшей проверки. Безусловно, язык оказывает некоторое влияние на мышление, но масштабы этого влияния оценить довольно трудно. Кроме того, гипотеза Сепира-Уорфа не объясняет появление общих повторяющихся ассоциаций на один и тот же стимул у группы русских и китайских испытуемых.

6) Помимо выявления шаблонных ассоциаций с цветообозначениями для представителей различных культур, целью исследования также было понять, имеются ли существенные различия в интерпретациях цвета в зависимости от того, как этот цвет отображён в языке. С учётом полученных результатов, считаем, что исследования в этой области необходимо продолжить путём совместной работы с психологами и нейрофизиологами, так как часть испытуемых действительно показала специфическое понимание цвета. Следует выяснить, является ли это действием физиологических особенностей отдельных индивидуумов или же данное явление можно назвать массовым.

Таким образом, для того, чтобы верифицировать гипотезу Сепира-Уорфа на примере языка изолирующего типа, нужны дальнейшие исследования с привлечением специалистов из разных областей науки. На данный момент полученные результаты не являются её верификацией.

Заключение

Язык и мышление - два прочно связанных вида общественной деятельности, которые отличаются друг от друга рядом специфических признаков. Мышление имеет психическую природу, в то время как язык - это в первую очередь физическое, материальное по своей природе явление. Попытка выявления особенностей взаимосвязи между языком и мышлением является одной из центральных проблем теоретического языкознания и философии языка ещё с начала их развития.

Гипотеза Сепира-Уорфа возникла именно в тот момент, когда различные науки начали объединяться для того, чтобы проводить более широкие и масштабные исследования, она дала толчок для дальнейшего развития целого ряда дисциплин не только о языке, но и о человеке в целом. Безусловно, степень её значимости для мирового научного сообщества нельзя недооценивать. Какой бы спорной она ни была, гипотезу лингвистической относительности продолжают обсуждать и пытаться верифицировать даже сейчас, спустя десятилетия после того, как она была озвучена. А это значит, что проблема, которую она поднимает, остаётся актуальной и в наши дни.

Целью данного исследования было проверить, работают ли поведенческие механизмы, описанные Бенджамином Ли Уорфом, на примере языка изолирующего типа. Для достижения цели были решены поставленные в начале данной работы задачи, а именно:

1) были выявлены и описаны специфические особенности языка изолирующего типа, релевантные для темы и материала нашего исследования;

2) был взят один из самых распространённых для большинства культур языковых материалов - обозначения цвета.

Однако мы посчитали, что обычный анализ цветообозначений вряд ли покажет хоть сколько-нибудь существенные результаты, поэтому в качестве основного метода верификации гипотезы был выбран метод психолингвистического эксперимента путём направленных ассоциаций. Так как количество носителей китайского языка было ограничено, было решено провести контрольный эксперимент на двух группах испытуемых: носителях русского языка и носителях китайского языка.

Таким образом, анализ полученных результатов проводился на основе сопоставления особенностей цветовосприятия двух групп испытуемых с принципиально разными системами языка.

Анализ данных, полученных в ходе эксперимента, показал, что требуются дальнейшие исследования в этой области, какие-либо однозначные выводы по результатам исследования сделать не представляется возможным: в зависимости от характера цветообозначения испытуемые проявляли как культурно-специфические ассоциации, так и общие для обеих групп.

Мы полагаем, что несмотря на то, что основная цель выпускной квалификационной работы - верифицировать гипотезу Сепира-Уорфа на примере языка изолирующего типа не была достигнута в полном объёме, практическая значимость данной работы состоит в том, что полученные в ходе нашего исследования результаты можно применить для последующих, более широких исследований, а также для преподавания целого ряда гуманитарных дисциплин, связанных с изучением таких понятий, как язык и мышление.

Список использованных источников

1. Блум, Ф. Мозг, разум, поведение / Ф. Блум, А. Лейзерсон, Л. Хофстедтер; пер. с англ. - М.: Мир, 1988

2. Боревская H.E. Педагогическая мысль и образование //Духовная культура Китая: Энциклопедия. Т. 5: Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование. М., 2009

3. Бурас М., Кронгауз М. Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности. «Наука и жизнь» №8, 2011

4. Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. Изд. 2-е, испр. и доп., М.: Едиториал УРСС, 2004

5. Ван, М. Современная наука о переводе в Китае: история становления и тенденции развития: дисс. канд. филол. наук: 10.02.20 / Ван Мэняо. - М., 2014

6. Васильев, С.А. Философский анализ гипотезы лингвистической относительности / С.А. Васильев. - Киев: Наукова думка, 1974

7. Вежбицкая, А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия

/ А. Вежбицкая // Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. - М., 1996

8. Грубе В. Китайский язык и письмо // Цивилизация. Все о Китае. М., 2001

9. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984

10. Дубкова, О. В. Способы восприятия мира русских и китайцев (на примере анализа орнитонимов) / О. В. Дубкова // Аспирантский сборник НГПУ (по материалам научных исследований аспирантов, соискателей и докторантов). - Новосибирск: Изд. НГПУ, 2002. - Вып. 2

11. Зализняк, Анна А. Русская семантика в типологической перспективе (к вопросу о термине «языковая картина мира») / А.А. Зализняк // Russian Linguistics. - 04/2013. - Vol. 37. Iss. 1. - P. 5-20. DOI 10.1007/s11185-012- 9101-7

12. Звегинцев В.А. Истории языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 1. Издание третье, дополненное. М.: Просвещение, 1964

13. Звегинцев, В.А. Теоретико-лингвистические предпосылки гипотезы Сепира-Уорфа / В.А. Звегинцев // Новое в лингвистике. - 1960. - Вып. 1

14. Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания (универсальное, типовое и специфическое в языке). М. 2001

15. Китайско-русский словарь / под. ред. Сю Динбэня. - Пекин: Шан У Инь Шу Гуан, 2000

16. Кобзев, А.И. Выступление на Круглом столе «Атомизм и алфавитный принцип» / А.И. Кобзев // Вопросы философии. - 2014

17. Кобзев А.И. Сань цзы цзин //Духовная культура Китая: Энциклопедия. Т. 5: Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование. М., 2009

18. Кобзев А.И. Цянь цзы вэнь // Духовная культура Китая: Энциклопедия. Т. 5: Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование. М., 2009

19. Корнилов, О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов / О.А. Корнилов. - 2-е изд. испр. и доп. - М.: ЧеРо, 2003

20. Коростовец, И.Я. Китайцы и их цивилизация / И.Я. Коростовец // Жизнь и нравы старого Китая. - Смоленск: Русич, 2003

21. Кривоносов А. Т. Философия языка. М. - N-York: Издательский центр

«Азбуковник», 2012

22. Кузнецов П.С. Морфологическая классификация языков / П.С. Кузнецов. -- М., 1954

23. Курдюмов, В.А. Курс китайского языка. Теоретическая грамматика / В.А. Курдюмов. -- М.: Цитадель-трейд: Лада, 2005

24. Лакофф, Дж. Мышление в зеркале классификаторов / Дж. Лакофф; пер. С англ. Р. И. Розиной // Новое в зарубежной лингвистике. - 1988. - Вып. XXIII

25. Лакофф, Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о мышлении? / Дж. Лакофф; пер. с англ. И.Б. Шатуновского.

- М.: Языки славянской культуры, 2004

26. Леви-Стросс, К. Структурная антропология / К. Леви-Стросс; пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова. - М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001

27. Лурия А. Р. Язык и сознание, М., 1979

28. Мельничук А.С. Язык и мышление (Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990

29. Меркулов И.П. Когнитивные способности. М., 2005

30. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 2000

31. Новое в лингвистике. Вып. 1, М., 1960

32. Пинкер, С. Язык как инстинкт / С. Пинкер; пер. Е. Кайдаловой; общ. ред. В. Д. Мазо. - М.: Эдиториал УРСС, 2004

33. Руссо, М.М. Неогумбольдтианская лингвистика и рамки «языковой картины мира» / М.М. Руссо // Лингвистика и методика преподавания иностранных языков. - 2012. - Вып. 4

34. САНРЯ -- Словарь ассоциативных норм русского языка / под ред. А. А. Леонтьева. -- Москва: Изд-во МГУ, 1977

35. Селиверстова О.Н. Некоторые типы семантических гипотез и их верификация//Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980

36. Селиверстова О.Н. Труды по семантике//Эксперимент в семантике. М.: Языки славянской культуры, 2004

37. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Эдвард Сепир; Пер. с англ. под ред. и с предисл. (с. 5-22) д-ра филол. наук проф. А. Е. Кибрика. -- М.: Прогресс: Универс, 1993

38. Скворцова Н.Н. К проблеме согласования характеристик культурно- познавательного стиля китайских студентов с требованиями, предъявляемыми к учебной деятельности // Пути Поднебесной. Вып. III. В 2 ч. Ч. 1. Минск, 2013

39. Словарь лингвистических терминов: Изд. 5-е, испр-е и дополн. -- Назрань: Изд-во "Пилигрим". Т.В. Жеребило. 2010

40. Солнцев, В.М. Введение в теорию изолирующих языков / В.М. Солнцев. -- М.: Восточная литература РАН, 1995

41. Соловьева Н.В. Изучение ассоциативных полей ряда русских глаголов// Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин, 1988

42. Сулейманова О. А. Пути верификации лингвистических гипотез: pro et contra / О. А. Сулейманова // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: "Филология. Теория языка. Языковое образование". - 2013. - № 2 (12) 2013

43. Сунь, Ч. Русско-китайский словарь сочетаемости слов. Пекин, 2003

44. Сусов И. П. История языкознания. М., 2006

45. Тань, А. Китайская картина мира. Язык, культура, ментальность / А. Тань. ? М.: Языки славянской культуры, 2004

46. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку//Новое в лингвистике. Вып. 1. - М., 1960

47. Философия: Энциклопедический словарь. / Под ред. А.А. Ивина. -- М.: Гардарики, 2004

48. Фрумкина Р.М., Михеев А.В., Терехина А.В. Экспериментальное изучение семантических отношений в группе слов-цветообозначений. Институт русского языка АН СССР. М., 1982

49. Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании//Языковая система и речевая деятельность. - Л., 1974

50. Эверетт Д.Л. Не спи - кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей. -- Москва: Языки славянских культур, 2016

51. Berlin, B. Basic Colour Terms: their Universality and Evolution / B. Berlin, P. Kay. - Berkeley, CA: University of California Press, 1969

52. Brown, Dona Worrall. Does Language Structure Influence Thought? - «ETC.: A review of General Semantics». Bloomonsbon, III. 1960, vol XVII. №3

53. Deutscher, Guy. Through the language glass, New York: Metropolitan Books, Henry Holt and Company, 2010

54. Gumperz, John & Stephen Levinson EDS. Rethinking Linguistic Reality, Cambridge: Cambridge University Press, 1996

55. Hoijer, Harry. Language in culture: Conferenceson the interrelations of language and other aspects of culture. Chicago: University of Chicago Press, 1954

56. Malotki, Ekkehart. Hopi Time: A Linguistic Analysis of the Temporal Concepts in the Hopi Language, Walter de Gruyter, 1983

57. Rapoport, Anatol, Horowitz, Arnold. The Sapir - Whorf - Korzybski Hypothesis: A Report and a Reply - «ETC», 1960, vol. XVII, №3

58. Whorf, Benjamin. Language, Mind, and Reality. «ETC.», 1952, vol. IX, №3

59. Whorf, Benjamin, John B. Carrol (ed.), ed. Language, Thought and Reality: Sel-t writings of Benjamin Lee Whorf, MIT Press, 1956

Размещено на Allbest.ru