Ивану Грозному вскоре самому пришлось убедиться в военно - техническом превосходстве Запада, потерпев ряд поражений в Ливонской войне от малочисленных, но лучше вооруженных и обученных европейских армий. Он стал первым из царей привлекать иностранцев на русскую военную службу. Неслучайно именно Иван IV, не считаясь с жертвами, предпринял энергичную попытку "прорубить" окно в Европу, желая установить более тесные экономические и культурные связи с ней, начав кровопролитную и многолетнюю Ливонскую войну, за выход к Балтийскому морю.

Как только город-крепость Нарва оказалась в руках русских (1558 г.) она была сразу превращена в морские ворота России на Балтике. В 1566 году в Нарве побывало уже 42 корабля, что по сравнению с 6-7 судами, прибывавшими ежегодно из Европы в Архангельск, выглядело настоящим торговым прорывом. Однако шведы, ливонцы и литовцы стали мешать русской торговле и захватывали все иностранные суда, шедшие в русский порт.

Для борьбы с чужим морским разбоем, Иван IV создал собственный корсарский (каперский) флот во главе с датским авантюристом Карстеном Роде, который стал успешно действовать на Балтике. Северная Европа сразу поняла для себя опасность выхода России на Балтику и начала ответные действия. Дания, Швеция, Польша и Ганзейский союз, все выступили против нас. Роде арестовали в Копенгагене, а его флотилия была захвачена и конфискована. Вскоре была захвачена у русских войск и Нарва.

С потерей Нарвы Россия потеряла единственный выход к Балтийскому морю. И как оказалось надолго, вплоть до начала XVIII века. В результате Россия почти на 150 лет потеряла в своем динамичном развитии, а также в необходимой для нее европеизации.

Поражение в войне, потеря выхода в Балтийское море на время остановило западное влияние в России. Но при Борисе Годунове, испытывавшем прозападные симпатии, была предпринята удивительная попытка отправки на обучение в западные страны 18 русских студентов". Однако первая попытка власти приобщить русских молодых людей к европейской науке закончилась тем, что они стали первыми "невозвращенцами". Судьба большинства из них осталась неизвестной, так как никто из них на родину не вернулся, в стране в этот период началась кровавая круговерть Смутного времени (Т.Л. Лабутина).

В Смутное время другой правитель России и политический авантюрист Димитрий I, он же Лжедмитрий, будучи образованным и восприимчивым человеком, пытается провести преобразования в стране по общеевропейскому образцу, но терпит поражение, поскольку его выбор в пользу католической Польши не был поддержан большинством населения страны.

Лихолетье Смутного времени, западная интервенция шведов и поляков, с одной стороны, напугало новое руководство страны приближением к чуждому, но манящему Западу, но, с другой стороны, оно растормошило пребывающую на восточной орбите Московию.

И уже при первых Романовых учащаются контакты русских с европейцами. Начинается выборочное (сначала исключительно в военно-технической области) заимствование западных новаций. Привлечение западноевропейских наемников (как солдат, так и офицеров) на русскую военную службу стало обычной практикой. Для этого был даже учрежден так называемый "Иноземный приказ" Уланов В.Я. Власть Московских государей в XVII в. // Три века. - М., 1991. - Т.1..

Уже в правление Михаила Федоровича (1613-1645 гг.) создаются русские полки так называемого иноземного строя, вооруженные и обученные на европейский манер. Появляются и первые мануфактуры, основанные европейцами.

Но инерция восточного притяжения традиционалистского государства и общества оказалось намного сильнее, чтобы перебить ее сразу новой традицией. К тому же в московском царстве укрепляется самобытная национальная государственная традиция культурного изоляционизма, одинаково удаленного и от Востока, и от Запада. Укрепившиеся традиционалисты, в первую очередь православная церковь, буквально в штыки воспринимали любые заимствования с богохульного Запада.

Но добровольная изоляция от Европы и опора на внутренние силы приводила к еще большему отставанию от начинающего буржуазную модернизацию Запада. Наконец, это стали осознавать и среди трезвомыслящей элиты страны.

Следует отметить, что Россия благоприятно воспринимала политический, экономический и культурный диалог с протестантским Западом, но с католическим Западом отношения не сложились еще со времен Киевской Руси.

Этому способствовал как конфессиональный раскол (с 1054 г.) между католиками и православными, так и геополитическое соперничество между Россией и Литвой и Польшей, объединившихся в Речь Посполитую (1569 г.) за западные и южные русские земли. Кстати сказать, достаточно агрессивная политика католической Польши (Речи Посполитой) в отношении православной Московии (России) во многом и повлияла на усилении в России изоляционистской политики и западобоязни.

Противостояние Польши и России вполне укладывается в геополитическую ось противостояния католического Запада и православной России. Известный американский исследователь - руссоист Джеймс Биллингтон так оценивал это противостояние: "Конфронтация с Польшей представляла собой первое лобовое столкновение с западной идеологией. Этот могущественный западный сосед являлся почти полным антиподом Московии. Польско-Литовская уния была, скорее, свободным образованием, нежели монолитной автократией" Пушкарёв Л.Н. Менталитет русского общества на рубеже XVI - XVII вв. (Эпоха Смуты) // Ментальность в эпохи потрясений и преобразований. М.: Институт истории РАН, 2002. - С.11-20..

Речь Посполитая стремилась не только остановить экспансию России на западные русские земли, которые когда-то входили в состав единой Киевской Руси, но и, закрепив их за собой навечно, отодвинуть границы между двумя государствами максимально на варварский московитский Восток.

Это и привело к польско-литовской агрессии против России в период Смутного времени. Характерно, что в Европе Московию тогда оценивали как варварское и азиатское государство. Показательна позиция польского короля Сигизмунда III. В 1611-1612 гг. в переписке с римским папой и европейскими монархами он, убеждая их в правомерности своих действий в Москоии, сравнивал их с походами испанцев в Африке и Америке, а русских называл дикарями, подобными африканским и индейским племенам, и врагами всего христианского мира (Н.И. Никитин).

Однако этот "цивилизаторский натиск на Восток" Польши был отбит, и уже начиная с войны 1632-1634 гг., Россия переходит в контрнаступление. В битве за Украину в войне 1654-1667 гг. одержала победу Россия, отобрав в этой войне Левобережную Украину у Речи Посполитой. Причем в этой войне хорошо зарекомендовали все более увеличивающиеся к этому времени полки нового, или иноземного, строя.

В последние десятилетия XVII века складывались предпосылки для перехода России в новое качество великой державы общеевропейского ранга. Подписав "Вечный мир" с Польшей в 1686 г. и закрепив за собой Левобережную Украину и Киев, Россия вступила в европейскую коалицию "Священную лигу" против Османской Турции.

Российско-польское противостояние вовсе не закрыло для России Запад. Пример более передовых в технологиях и энергичных голландцев, англичан, к тому же не католиков (в то время для русских хуже католиков не было врага), вдохновлял и соблазнял российские власти. Большую роль в таком соблазнении сыграла основанная в начале 50-х годов XVII в. Немецкая, или Иноземная, слобода, постепенно разросшаяся в небольшой, но благоустроенный городок со своими молитвенными домами и школами. Этот своеобразный уголок Западной Европы со своей жизнью на окраине Москвы стал постоянным каналом и проводником западного влияния на восточных московитов.

Характерно, что проживавшие в Москве иностранцы (в основном немцы) быстро "обрусевали", сильно отличаясь при этом от новоприбывших "немцев" и не спешили назад на родину. Таким образом можно указать и на обратное влияние. Современный западный наблюдатель ехидно замечает, что "старых" иностранцев сразу можно отличить - они "ходят в русском платье и очень плохи в военном деле" (по С.Ф. Платонову). Некоторые из иноземцев вступали в браки с русскими женщинами, а для этого принимали православие (в России в то время были запрещены браки православных с не православными). Приобретали они и разные пагубные привычки, например, склонность к пьянству.

При дворе Алексея Михайловича (1645-1676), а затем и сводного брата Федора Алексеевича (1676-1682) начинается пока довольно осторожное, но все более энергичное заимствование отдельных сторон европейского жизненного уклада. Надо сказать, что сами эти цари подавали пример для заимствований многих технических вещей и предметов из Европы. Неслучайно в правление этих царей в среде родовой аристократии появились первые российские западники, и возникла мода на Европу, в основном в области западноевропейского комфорта, досуга предметов роскоши, но также и образования Скрынников Р.Г. Смута в России в начале XVII в. - М., 1988..

Показательно что, публично провозглашая верность отцовским и дедовским обычаям, а также православной вере, верхушка российского правящего класса все более проникалась западным культурным влиянием и стремилась вольно и невольно подражать Западу. Это неизбежно вызывало разрушение и "раздвоение" той "нравственной цельности общества, между верхами и низами" которое было присуще, по словам В.О. Ключевского старорусскому обществу.

В числе лиц условно называемого кружка любителей западноевропейского комфорта: дядя царя Алексея Михайловича Никита Романов, воспитатель и свояк царя Борис Морозов, окольничий Федор Ртищев и другие. Но по-настоящему первыми западниками следует назвать князя И.А. Хворостинина, боярина и образованнейшего дипломата допетровской России Афанасия Ордин-Нащокина, боярина Артамона Матвеева, дьяка Г.К. Котошихина, князя В.В. Голицына при царевне Софье.

Друг самого царя Алексея и дипломат Артамон Сергеевич Матвеев завел у себя домашний театр и обучал своих дворовых людей "комедийному искусству". В его доме была европейская обстановка и обычаи: вместо пиров и попоек, светские беседы. Причем встречал гостей не один хозяин, но и хозяйка, чего в Москве и вовсе было в диковинку. Именно в доме Матвеева росла мать Петра Великого Наталья Кирилловна Нарышкина, внесшая в царскую семью привычки "преобразованного", по выражению С.М. Соловьева, дома Матвеева.

Некоторые знатные семьи стали приглашать учителей для воспитания своих детей, не только из православных и униатов белорусов и католиков, но и преподавателей из стран Западной Европы.

Во второй половине XVII века появлялись и первые проекты преобразования России по западноевропейскому стандарту. Дипломат Афанасий Ордин-Нащокин ("самый замечательный из московский государственных людей XVII в." по выражению Ключевского) активно пропагандировал борьбу за выход к Балтийскому морю, строительство там гаваней, флота, реформу государственного аппарата и выступал за тесное сотрудничество с европейскими странами.

Служащий Посольского приказа Григорий Котошихин (впоследствии эмигрировал в Швецию) резко порицал закрытый характер русского государства, выступал за свободный выезд в Европу для обучения западной премудрости.

Русский подданный, хорват по национальности, католик, горячий панславист (верил, что только русский царь сможет освободить славян от иноземного господства) Юрий Крижанич, убежденный сторонник неограниченного самодержавия, верил, что именно самодержавие способно "все исправить и завести все полезное, а в иных землях это было бы невозможно. "Сильнее всего он восстает он против самомнения русских, их чрезмерного пристрастия к своим обычаям и, особенно против их невежества; это главная причина экономической несостоятельности русского народа" (В. Ключевский). В своем политическом памфлете "Политические думы" убеждал высшее руководство страны использовать западные научные и технические достижения в необходимых преобразованиях страны.

Но, наверное, дальше всех смотрел фаворит правящей царевны Софьи Василий Голицын, свободно разговаривавший по-польски, по-немецки, по - гречески, по-латыни, слыл сторонником веротерпимости, что вызывало ярость церковных иерархов. При нем правительство отменило смертную казнь за ряд преступлений, улучшило процесс судопроизводства, активно боролось с "мздоимством". Сам Голицын выступал сторонником свободного предпринимательства, в том числе и привлечением иностранцев. Более того, он примерно за 170 лет до отмены крепостного права в России имел проект его отмены с денежным выкупом для крестьян помещичьей земли. Его идеи вестернизации и демократизации России намного обогнали свое время.

Интересно также отметить, что многие преобразовательные проекты и идеи русских западников XVII века легли в основу преобразований Петра I, что говорило о преемственности этих идей и предложений и их насущной потребности для страны. Западникам уже тогда при дворе и среди высшей знати активно противостояли их убежденные противники - традиционалисты. И уже тогда некоторые реформы обоих царей (Алексея и Федора) русскими почвенниками (старообрядцами) и традиционалистами воспринимались как богохульные, в делах которых они видели происки проклятого Запада. Но власть уже в лице молодого царя-реформатора Петра, с детства, увлеченного западными новинками, несмотря на все предостережения традиционалистов, тянулась только к загадочному и завораживающему своим вниманием Западу.

Вот как это объяснял знаменитый русский историк Сергей Михайлович Соловьев: "Сознание экономической несостоятельности, ведшее необходимо к повороту в истории, было тесно соединено с сознанием нравственной несостоятельности. Русский народ не мог оставаться в китайском созерцании собственных совершенств, в китайской уверенности, что он выше всех народов на свете, уже по самому географическому положению своей страны: океаны не отделяли его от западных европейских народов". Более того, "стало очевидно, что, во сколько восточные соседи слабее России, во столько западные сильнее. Это убеждение, подрывая китайский взгляд на собственное превосходство, естественно и необходимо порождало в живом народе стремление сблизиться с теми народами, которые показали свое превосходство, позаимствовать от них то, в чем они являлись сильнее…" Чёрная Л.A. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М.: Языки русской культуры, 1999. - 288 с..

Соловьев четко указал неизбежный источник причин новых реформ - Запад. Западное влияние на Россию в течение XVII века было и по глубине и по охвату всей жизнедеятельности более глубоким, чем восточное, но главное, как верно указал все тот же Соловьев, - Запад, а не Восток, как ранее, для России выступал в качестве более могущественного, а значит и более значимого

"Другого". Петр Великий, как образно заметил западник Чаадаев, "Нашел у себя только лист белой бумаги и своей сильной рукой написал на нем слова Европа и Запад…" (П.Я. Чаадаев).

Прометеевский гений Петра смог повернуть перегруженный косными традициями изоляционизма российский корабль и направить его в сторону Запада. Так началась новая веха в истории России - многовекового и целенаправленного освоения западных традиций.

Исторически и генетически язычники - восточные славяне Руси приобщались к цивилизации из рук Восточной Римской (Византийской), империи, в свою очередь входившей в первичную и некогда единую общехристианскую цивилизацию, но со временем образовавшей в ней самостоятельную и неповторимую православную традицию. Затем находясь под мощным и патронирующим цивилизационным влиянием своей

"византийско-православной матери" Русь в то же время все больше обособлялась и от нее, постепенно отливаясь в особый цивилизационный мир ранней Руси, который шаг за шагом преодолевал свою пограничную маргинальность и языческое варварство.

Катастрофа XIII века связанная с монгольским нашествием явилась для цивилизационно незрелого сообщества Руси тем непоправимым ударом, который и вызвал те тектонические геоцивилизационные и геополитические сдвиги, отразившиеся в ней на все последующие столетия.

Так, стали все больше отдалятся от находившегося под Ордой Северо - Востока Руси южные и западные русские земли, которые с конца XIII в. попали в геополитическую орбиту языческой и на редкость экспансивной Литвы. А почти вся Юго-Западная Русь (бывшее Галицко-Волынское княжество) и вовсе попала под власть католической Польши (40-е гг. XIV в.). Здесь началась активная миссионерская деятельность католической церкви и колонизация земель польской шляхты. В результате чего через пару веков эта часть Руси (именуемая то "Королевство Русское", то "Червонная Русь"), оказалась наиболее отчуждена от русского культурного мира, и уже тогда частично утратила русско-православную идентичность.

Литовская завоевание Западной Руси оказалась наиболее благоприятной для ее культурного и экономического развития, поскольку она отрывала большие территории Руси из-под тяжелого ордынского гнета, а сама литовская княжеская знать все время обрусевала и ассимилировалась в русском культурном пространстве. В цивилизационном плане Западная Русь стала впитывать в себя антично-феодальные принципы взаимоотношений власти и общества, при которых состоятельные подданные были наделены довольно большими гражданскими и имущественными правами, а города получали статус самоуправления. Важно при этом отметить, что земли Западной и Южной Руси органично наследовали традиции Руси Киевского периода, не изменяя своей православной конфессиональной сущности.

Но плодотворный во всех отношениях русско-православный тренд этой части Руси в дальнейшем был вдруг нарушен, принятием династической брачной унии между великим литовско-русским князем Ягайло и польской королевой Ядвигой в городе Крево в 1385 г. С этой унии, затем дополненной дискриминационным для православно-русского населения Городельским актом 1413 г., начался медленный, но все более набирающий в годах и десятилетиях цивилизационный поворот Литовской Руси, до этого момента, в подавляющем большинстве русскоязычной и православной, в сторону католицизма и полонизма.

Этот путь все время сопровождался католическими "приливами" и "откатами" в виде некоторого уравнения в правах православного населения с католиками (например, привилегии 1432 и 1434 гг.), впрочем, не менявшие генерального движение на Запад. Западная Русь уже перестала выступать главным политическим центром собирания русских земель и центром цивилизационного притяжения всего Русского мира.

Последнее обстоятельство стало еще более актуальным, после краха Византийской империи (1453 г.), как главного цивилизационного центра православного мира. Именно тогда во всем православном мире образовался вакуум точки силы цивилизационного притяжения для всех православных народов. А Литовская Русь, попавшая под облучающее католическое влияние более активной Польши, уже таким центром по определению быть не могла.

Именно в это время (1458 г.) происходит окончательное разделение русской православной церкви на западную и восточную части. Если западные церковные иерархи в Литовской Руси именуются "митрополит Литовский и всея Руси" (Григорий в 1470 г.) или "митрополит Литовский и всея Руси" (Иосиф в 1498 г.), то тогда как восточные (в Москве) стали именоваться митрополитами "Московскими и всея Руссии" (по Соловьев А. В.).

Любопытно отметить, что если после Флорентийской унии 1439 г. московская митрополия сразу обрела свою автокефальность (самостоятельность) от Константинопольской патриархии (1448), то западная русская церковь в Литовской Руси продолжала сохранять свою конфессиональную зависимость от нее, даже не пытаясь быть самостоятельной. Так или иначе, но в двух русских государствах претендующих на право выступать в единственном числе за "всю историческую Русь" образовалось и два церковных центра, также притязающих на церковно-религиозную монополию "во всей Руси" Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. (XV - XVII вв.) М-.: Индрик, 1998. - 410 с..

В отличие от Западной Руси, более суровым оказалось цивилизационное развитие Северо-Восточной Руси. Здесь со времен Александра Невского, возобладала традиция (за исключением вольно-аристократических республик Пскова и Новгорода) быть открытыми для кочевого Востока и закрытыми для католического Запада. Таким образом, Восточная Русь (без Новгорода) выбрала (во многом вынужденно) для себя модель изоляционистско-азиатского политического развития основанной не на политико-общественно-договорной власти, а на автократической системе правления.

Поэтому Восточная Русь, начиная с XIV века развивалась, пополняя свой цивилизационный ресурс не со стороны развитых государств-обществ Византийской империи и Западной Европы, а Золотой Орды. А Орда, по словам И. Яковенко представляла собой восточное ранневарварское общество, сформировавшееся на периферии Востока. Отсюда, в отличие от Южной и Западной Руси Северо-Восточная Русь вобрала в себя не только славянско-языческий и византийско-православный компоненты, но к ним был еще добавлен ордынский компонент в виде заимствованной азиатской социополитической системы, именуемой мной как вотчинно-государственная система.

Выбивающимся из общего ряда в Северо-Восточной Руси выступали феодально-олигархические республики Новгорода и Пскова. Здесь договорные отношения между властью и основными слоями общества существовали там до тех пор, пока их не присоединила к себе Москва и не покончила тем самым с их республиканско-олигархическими свободами так характерными для всех торговых республик Средневековья.

Впрочем, узкорегиональная особенность Новгорода и его торгово-ростовщический уклад жизни уже сам по себе не мог быть серьезной альтернативой Москве, готовой уже тогда взять на себя роль общерусского лидера. С другой стороны, все многочисленные материальные разрушения и политические трансформации в результате заимствования ордынской политической культуры не отразились на самодостаточной духовной культуре Северо-Восточной Руси. Скорее, наоборот, в условиях чужеземного господства и изоляции от других христианских центров духовно-религиозная культура Северо-Востока Руси и особенно низовое православие только окрепло и закалилось в монастырских общинах Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского. Наполнилось новыми идеями и смыслами, например праведной идеей "Святой Руси". Здесь мы наблюдаем настоящее церковно-религиозное обновление по сравнению с Русью Западной, которая будучи в ВКЛ (Великое Княжество Литовское) оказалась объединенной династической унией с конфессионально чуждой Польшей.

Уже во второй половине XIV века в рамках тогда еще одного цивилизационного пространства Руси, но расколотой на множество государственных образований сложились два конкурирующих между собой центра: Вильно и Москва. Причем даже в первой половине XV века (особенно в правлении Витовта Великого) Вильно (ныне Вильнюс) заметно опережал Москву, как в статусе великой суверенной державы (Москва тогда была еще под Ордой), так и по таким показателям как: территории и людей, исповедующих православную веру.

Однако уже в правление московского великого князя Ивана III (1462 - 1505) Москва не только выравнивает общие показатели с Литвой, но проводя, более наступательную стратегию в деле собирания всей Руси, стала и серьезно опережать Литву. Начинается активный отъезд русских князей из все более католической Литовской Руси в Москву, отныне лидирующий центр русского православия. Литва раз за разом проигрывает войны с Москвой, которая в итоге получает целый ряд русских городов от нее (Смоленск, Брянск Рыльск, Путивль, Гомель, Дорогобуж и т.д.).

Иван III, а затем и его сын Василий III, объединив под главенством Москвы всю Северо-Восточную Русь, отныне уже претендуют на объединение всех русских земель бывшей исторической Киевской Руси, а значит и территорий Западной Руси. Крушение Византии как главного цивилизационно-культурного и политического центра православия, наряду с объединением всех северо-восточных земель Руси под главенством Москвы и католической экспансии в Литовской Руси усиленно осмысливается русскими религиозными деятелями Восточной Руси.

Неслучайно именно в начале XVI века, с осознанием того что только Москва является средоточием независимого от других политических центров и конфессий православия, появляется знаменитая православно-мессианская идеологема "Москва Третий Рим" игумена псковского Елеазарова монастыря Филофея. Его идея выраженная в послании московскому государю Василию III, четко формулирует исключительную монополию Москвы на "правильное христианское наследство" Древнего Рима и Константинополя - "четвертому же Риму не бывать" Можайскова И.В. Духовный образ русской цивилизации и судьба России (опыт метаисторического исследования). В 4-х частях. Часть 1. Религиозные начала цивилизационной структуры и духовные истоки русской цивилизации. - М., 2001. С.560..

В XVI веке военно-политический и культурно-конфессиональный перевес Восточной Руси, все более превращающейся в Московскую Русь над Литовской Русью становится все более явственным. Ярко это продемонстрировал начальный период Ливонской войны, где литовско-русские войска потерпели от московско-русских войск Ивана IV серьезные поражения. Боязнь по-азиатски агрессивной московитской России (так ее именовали в Польше) Ивана Грозного заставляет прокатолическую верхушку Литовской Руси пойти на общегосударственное объединение - унию с Польшей. Для Ватикана уния означало расширения латинской веры среди заблудших в православной ереси русских, а для Польши возможность создания по настоящему великой державы в Восточной Европе.

Собственно подобная уния вызрела давно и была логично подготовлена всем историческим периодом после династической Кревской унии. Польша, несмотря на порой яростное сопротивление литовской знати (часть из них в знак протеста даже покинула Сейм), смогла навязать это политическое объединение на выгодных для себя условиях.

Согласно Люблинской унии 1569 г. Великое княжество Литовское объединялось в двуединое государство Речь Посполитую, с признаками, как федерации, так и конфедерации. Так между Литвой и Польшей продолжали сохраняться государственные границы, и даже были у каждой свои армия и денежная система, но в главном политическом и конфессиональных вопросах было единство. Поскольку польское королевство и Великое княжество Литовское и Русское провозглашались "единым нераздельным и неразрозненным телом", общей Речью Посполитой, слившей "в один народ два государства и народа".

И Литовской Русью и Польшей правил совместно избираемый на сейме король и коронуемый затем в польской столице Кракове. А всеми общегосударственными вопросами двух государств решались на общем (вальном) коронном Сейме для "обоих народов под королем польским". Но в проведении внешней политики Речь Посполитая (РП) выступала как единая держава. Последнее обстоятельство значительно укрепило новое государство на международной арене, в частности привело к победе над московско-русским царством в Ливонской войне.

Но важно при этом отметить, что территория Литовской Руси после унии резко сокращалась в пользу Польши. В пользу Польши княжество Литовское уступало: воеводства Подляхию (Подляшье), Волынь и княжество Киевское княжество вместе с Подольем и Киевом во главе. Практически вся Малороссия оказывалась под властью польских панов и короны. А под властью Литвы сохранялись только северо-западные русские земли: Берестейщина и Пинщина (современная Белоруссия).

Несмотря на декларативно равноправный характер для обоих государств Люблинской унии, не было ни для кого секретом, что эта уния открывала еще более широкие возможности для полонизации многонационального и поликонфессионального государства. Польский язык в делопроизводстве, польская административная и правовая системы закреплялись законодательно на всей территории этого трехсоставного государства.

Вот только по едкому выражению украинского исследователя Натальи Яковенко само русско-православное население государства теперь превратилось в "третьего лишнего" только "двух народов" - поляков и литовцев, причем католиков. После Люблинской унии католицизм получал еще больше ресурсов к дальнейшему вытеснению православия.

Еще большим толчком к полонизации и католицизму Западной Руси вошедшей в состав Речи Посполитой стала конфессиональная Брестская уния 1596 года. Любопытно отметить, что инициатива в проведении религиозной унии 1596 г. исходила даже не от польского католичества, а от ряда высших православных церковных иерархов (епископов Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого). Все это ярко свидетельствовало о внутреннем мировоззренческом кризисе, в котором пребывало русская православная церковь (киевской митрополии), длительное время находившаяся под юрисдикцией иноземного и инаковерующего государства.

В то же время без систематической "работы" по выдавливанию православия со стороны католической церкви, польской знати и их подталкиванию к такому решению (например, деятельность иезуита Петра Скарги) вообще невозможно было бы представить ее подписание.

По условиям Брестской унии сохранялись православные догматы и обряды, а также земельные владения православной церкви. Но новая униатская церковь подчинялась римскому папе, а на ее духовенство распространялось католическая организация управления.

И все-таки подписание такого компромиссного соглашения с католицизмом вызвало острое сопротивление со стороны большей части православного духовенства и части русской знати во главе с князем Константином Острожским. Противники унии провели в том же самом Бресте свой собор, на котором подтвердили верность Константинопольскому патриархату и предали "вероотступников" анафеме.

Вот только правящая власть в лице короля Речи Посполитой Сигизмунда III и католической церкви, разумеется, полностью поддержали сторону униатов, переведя традиционное православие на положение нелегальной и гонимой властями конфессии, а также передав её имущество униата Россия и Запад: взаимодействие культур. Материалы "Круглого стола" // Вопросы философии. 1993. - № 2. - С.3-49.. Зато литовско-русская знать, желая к тому же получить все права и привилегии польского шляхетства активно полонизировалась, оставляя православие и церковнославянский язык низам.

Для Польши и Рима униатская церковь рассматривалась как необходимая, но первая ступень к полной латинизации православных "схизматиков". Проиграв протестантской Реформации в Западной Европе, Ватикан надеялся все с лихвой вернуть на Востоке. Там строили планы даже на упорную Московию, которая могла бы стать более податливой к распространению католицизма, если бы оно возобладало бы в Западной Руси. Подобные проекты существовали всегда, но после 1596 г. они имели больше шансов, особенно когда в России наступило Смутное время.

А между тем борьба грекокатоликов (униатов) и сторонников традиционного православия в Речи Посполитой продолжалась до 1620 г., когда, наконец, была восстановлена митрополия "Киевского и всея Руси". А в 1633 году эту церковь (с влиянием в ней польско-латинской культуры) признала даже королевская власть РП. Однако на практике это ровным счетом ничего не меняло. Дискриминация православного большинства продолжалась все годы существования этого государства. По сути, часто называемое национально-освободительным движением, восстание Богдана Хмельницкого было еще открытой религиозной войной дискриминируемого православного большинства в Малороссии против униатов и католиков.

Последствиями Брестской унии были становление в Западной Руси особой греко-католической субкультуры и дальнейшее размывание старорусского самосознания под влиянием частично заимствованных полонизированных форм. Это собственно и привело к трансформации сложившейся ранее древнерусской идентичности, а также к появлению таких культурно-языковых феноменов, как литвинство (в Белоруссии) и полонизированное украинство (в Малороссии).

Превращение Литовской Руси, где все-таки доминировало православное население в полонизированную и католическую Речь Посполитую, коренным образом повлияло на образ жизни, культуру и даже самоназвание всех проживающих там русскоязычных подданных сохраняющих верность традиционному православию. Восточная Русь, ставшая уже Московской Русью в силу длительного и тяжелейшего Смутного времени не могла быть в качестве притягательного государства для русских Западной Руси. Москва с трудом отбивалось от настойчивых попыток королей Речи Посполитой расширить свои территории на российский Восток. Неудивительно, что для московской России Речь Посполитая стала главным геополитическим противником в XVII веке.

Обычно и во многом справедливо в польской историографии называют XVII век золотым веком развития польской государственности и расцвета польской культуры. Европеизированная и просвещенная Речь Посполитая казалось бы, тогда выгодно отличалась от ослабленной и пребывающей в азиатской изоляции, суровой и чопорной России, где даже численность населения также уступала польско-литовско-русскому государству.

Однако материальная мощь этого крупнейшего государства (РП) в Восточной Европе, покоилась на зыбком фундаменте: изначальной слабости верховной власти - короля, к тому же избираемого на вальном Сейме шляхтой. Вот почему в Речи Посполитой главной фигурой становился польский и полонизированный (на землях ВКЛ) магнат и шляхтич с его исключительным правом "либерум вето" (право единоличного "вето" на принятие любого решения сейма), который и по сей день в историографии рассматривается как важнейший атрибут шляхетской демократии.

Но для самого государства РП такая феодальная демократия была разрушительна. Подсчитано, что из-за применения шляхтой "либерум вето" было сорвано с 1652 г. и по 1663 г. 37 из 73 сеймов (В. Иванов). Шляхетские вольности и перспектива приобщения к европейской моде и просвещению манили многих западнорусских феодалов. Это заставляло их как можно быстрее расставаться со своими русскими именами, забывать старославянский (церковнославянский), полонизироваться и даже принимать католицизм.

Мелетий Смотрицкий, ставший архиепископом полоцким в своем сочинении "Плач" (1610 г.) от лица Православной Церкви перечисляет и буквально оплакивает погибель в латинстве западно-русских родов: "Где теперь дом князей Острожских, который превосходил всех блеском своей древней (православной) веры? Где князья Слуцкие, Заславские, Збаражские, Вишневецкие, Сангушки, Чарторыйские, Пронские, Рожинские, Соломерецкие, Соколинские, Лукомские, Пузыны и др. без числа? Где вместе с ними и другие роды - древние" именитые, сильные роды славного по всему миру силою и могуществом народа русского: Ходкевичи, Глебовичи, Кишки, Сапеги, Дорогостайские, Войны, Воловичи, Зеновичи, Пацы, Халецкие, Тышкевичи,

Корсаки, Хребтовичи, Скумины, Поцеи и другие"? Кром М.М. К вопросу о времени зарождения идеи патриотизма в России // Мировосприятие и самосознание русского общества (XI - XX вв.): Сборник статей. М.: ИРИ РАН, 1994. - 206 с. - С.16-30

Еще больше негодует Смотрицкий по поводу униатов, называя их:

"плохими", "ложными", лицемерными русинами". А, по словам епископа Перемышльского Михаила Копыстенского униаты и вовсе "нерусские". Они наряду с поляками являются внешними врагами православной Руси (по О. Неменскому).

Впрочем, в этом не было ничего удивительного, как говорится "слава и богатство стоят мессы!". Элиты чаще всего склонны к конфессиональным и этнополитическим "изменам" традициям предков. Старорусский язык вместе с православием, став немодными среди русскоязычной знати вытеснялись на периферию и становились уделом городских и сельских низов. Зато латинский алфавит и графика в Речи Посполитой заняли господствующее положение, что неизбежно подрывало общее русское культурно-языковое пространство в Западной Руси. На фоне полонизации и дерусификации происходит фрагментация русского языкового пространства. В связи, с чем окончательно оформляются протобеларусское и малороссийское наречия.

Традиционно проживающие на землях Западной Руси православные подданные сначала Литовской Руси, а затем и Речи Посполитой называли себя "русскими людьми". В документах того времени часто фигурировали такие названия как "руские", "руськие", а в единственном числе значилось термин "русин". Отсюда название обширного края звучало как "Русская земля", "Руская" или "Руськая земля".

Парадокс заключался в том, что жители Восточной Руси, объединенные Москвой в единое государство, тоже называли себя "русскими", но являлись подданными другого государства уже давно соперничающего с Литовской Русью, а затем и Речью Посполитой. В дополнение к устоявшемуся термину

"Русь" для обозначения жителей как Западной, так и Восточной (московской) Руси стали прибавляться и греческие термины "Россия" и "россияне".

С точки зрения большого специалиста по этому вопросу Б.М. Клосса, в течении XV-XVI вв. слова "Росия", "Росийское царство, "Росийская держава" широко используют такие писатели Восточной Руси, как Иосиф Волоцкий, Максим Грек, патриарх Иов. И хотя само понятие "россияне/россияны" по словам того же Клосса, оставалось более книжным чем распространенным в обиходе, но оно стало применяться к самоназванию людей "русской веры" (православных) как в московской России, так и в Речи Посполитой.

По словам дореволюционного южнороссийского филолога Михаила Максимовича (см. его работу "Об употреблении названий Россия и Малороссия в Западной Руси"), с 90-х годов XVI века, после Люблинской и Брестской унии, "…своенародные имена Русь, русский начали заменять, по греческому произношению их, именами Россия, российский…". Другой пример, в тексте Гадячского договора гетмана Выговского с Польшей (1658 г.), говорилось о населении Малороссии как о "народе Руском" и одновременно "россиянах" Маржерет Ж. Состояние Российской империи и великого княжества Московии // Россия XV XVII вв. глазами иностранцев. - Л.: Лениздат, 1986. - С.225-286..

Тем не менее двойное самоназвание "Русь" и "Россия", больше было распространено в Московской Руси, чем в польско-литовско-русском государстве - РП, которая с самого начала выступала как польский проект поглощения и Литвы и Руси.

Еще в конце XIV века в русских землях подчиненных канонической константинопольской патриархии появляется условное деление на "Великую" и "Малую Русь". Само это деление также исходило от Византии, ее патриархии. При этом под "Малой Русью" понималось территория Литовской Руси, под "Великой Русью" территория Северо-Восточной Руси, включая и Киев. Затем, по словам авторитетного в этом вопросе русского историка Александра Соловьева, деление на "Великую и Малую Русь" больше не вспоминается в церковных кругах до самого конца XVI века. Но с конца XVI века эти названия вновь фигурируют в публицистической литературе того времени. При этом и у первопечатника Ивана Федорова и у политического диссидента А. Курбского под термином "Великая Русь" именуется только Московская Русь, подчиненная царю Ивану IV Грозному. А вот под термином

"Малая Русь" понимается в трудах южнорусских книжниках Русь, находящаяся под властью поляков и литовцев.

Так, через несколько лет после Берестейской унии 1596 г. известный проповедник Иоанн Вишенский пишет с Афонской горы послание "ко всем православным христианам Малое Руссии, народу Русскому, Литовскому и Лядьскому". Иоанн Вишенский говорит при этом об одном русском народе, но четко разделял его проживание на два политических организма-Малой Руси и Великой Руси (по А. В Соловьев). С середины XVII века территория населенная русскими православными и подконтрольная полякам в составе Речи Посполитой именуется как "Малороссия" (в первую очередь, Киевщина, Волынь, Подолье, Черниговщина). А проживавшие жители там, по словам бывшего президента Украины Кучмы, "считали себя русскими из Малороссии".

По мнению другого зарубежного русского историка Ивана Лаппо, сами названия "Великая Россия" и "Малороссия" именно из Киева были заимствованы Москвой. Так по его словам (И. Лаппо), уже в 1648 г. в Москве была напечатана "книга о вере единой", предназначенная, как сказано в ней, для всех, кто отправляет богослужение "богоугодным языком словенским в Великой и Малой Руси, в Сербах и Болгарах".

На образованном под властью короны казацком гетманстве, которым стал руководить герой национально-религиозной войны Богдан Хмельницкий, сами термины "Малая Русь" и "малороссы" становилось преобладающими. Так в своём Белоцерковском универсале 1648 года гетман Богдан Хмельницкий, поднявший антипольское восстание, обращается к "Малороссиянам". Присоединив по условиям Переяславской Рады Малороссию, московско-русский царь Алексей Михайлович вводит с марта 1654 г. новый, более точный царский титул: "Всея Великая и Малая Росии" (Ф. Гайда).

После вхождения Левобережной Малороссии в состав России термины "Малороссия" и "малороссы" используются все чаще (больше в официальных документах) и в следующем XVIII веке они закрепляются. В то время как в простом обиходе по-прежнему господствуют самоназвание русские ("руський", "русин"). Последние самоназвания в XVII веке были распространены и в землях, находившихся под юрисдикцией Великого княжества Литовского.

Само разделение в XVII на две политические и культурно-языковые зоны: Малороссию и земли, позже названные Белоруссией, на практике означал окончательный провал Западной Руси в качестве альтернативного Московской России цивилизационно-политического проекта. Вполне логично, поскольку цивилизация не может сложиться при антагонизме государственно - политического режима и культурно-конфессионального ядра.

Геополитическое противоборство между двумя государственными центрами (Польшей и Москвой) наложило неизгладимый отпечаток в цивилизационном самоопределении некогда единой Руси, отныне распавшейся на самостоятельную восточно-русскую геоцивилизацию с центром в Москве и на все более дробящийся между собой мир Западной Руси с выделением в нем называемых "литвинов" (предков белорусов и русифицированных литовцев) и "малороссов".

Польский католицизм выступил главным цивилизационным антагонистом сформировавшейся после Смутного времени восточно-православной цивилизации во главе с Москвой. В свою очередь для Польши, выступающей единодержателем в Речи Посполитой, Москва становится самым опасным противником за западные русские земли, которые Польша нацелилась полонизировать и окатоличить. Западная Русь лишенная своей цивилизационной цельности и все более маргинализирующая выступает в качестве поля битвы между двумя непримиримыми цивилизационными государствами.

Битву за Малороссию, вернее восточную часть ее выигрывает в итоге Москва, присоединив ее по Андрусовскому миру в 1667 г., подкрепленному "Вечным миром" в 1686 году. Борьба будет продолжена в XVIII в. И, как известно все закончится полной катастрофой Речи Посполитой и присоединением уже к "единственной" России ее западнорусских земель. В тоже время явственно обозначившийся во второй половине XVII века цивилизационный и геополитический перевес Москвы над Польшей за западные русские земли, и политически и культурно повлияла на саму Москву. И даже обозначил начало расставание ее своим средневековым традиционализмом.

Благодаря многим культурным заимствованиям со стороны более развитой западнорусской словесности и культуры (в правлении Алексея Михайловича и Федора Алексеевича) восточнорусский мир России легче адаптировался и подтягивался к динамичной цивилизации Запада, вступая вместе с ней в Новое время. Западно-русский мир сыграл важнейшую роль канала и "своего проводника" - шерпы для русских Московской Руси потянувшихся к чужеродному, но могущественному Западу.

Особое влияние европеизация оказала на отечественную законодательную традицию, которая прошла в это время значительную трансформацию.

Категория "источник права" является базовым научным термином, который определяет процессы правовой жизни, а посему до настоящего времени не утратившая своей дискуссионности. Анализ научной литературы об источниках права позволяет утверждать о том, что универсального определения понятия "источник права" до сих пор не выработано Российское законодательство Х-XX вв. - М., 1985.. Причины этого, по нашему мнению, в следующем.

Во-первых, в многогранности и многозначности самого термина "источники права". Каждое новое исследование, опираясь на предыдущие, привносило что-то новое в дефиницию этого понятия. Так, Н.М. Коркунов под источниками права понимал "формы объективирования юридических норм", отмечая важность учения о формах права, поскольку "всякому важно определить наперед, с возможной точностью, при соблюдении каких именно правил он может быть обеспечен от всякого притязания со стороны других и соблюдения чего именно он может требовать от них самих. А это возможно только относительно объективировавшихся норм".

Желание уйти от его многозначности приводило к появлению новых терминов, например "формы права" (Г.Ф. Шершеневич), "нормативный фактор" (Л.И. Петражицкий), что зачастую только усложняло учение об источниках права, поскольку вновь вводимые определения приходилось как-то отграничивать от понятия "источники права". Исследования советских юристов привели к дифференцированному рассмотрению формы права. Например, Д.А. Керимовым выделялись внутренняя и внешняя формы правовой нормы Керимов Д.А. Философские проблемы права. - М.: Мысль, 1972. - 472 с..

Именно внешнюю форму - форму выражения права - называли источником права. С.Л. Зивс отмечал, что "источник права есть внешняя форма объективизации правовой нормы. Причем только объективизированная норма становится общеобязательной правовой нормой, реализация которой обеспечивается соответствующими средствами государственного воздействия" Зивс С.Л. Источники права. - М.: Наука, 1981. - 240 с..

По мнению М.Н. Марченко, источник права как явление и отражающее его понятие следует рассматривать одновременно с разных сторон и в разных аспектах, а именно:

с этимологической стороны, с точки зрения общепринятого представления об источнике - его понятии и содержании как таковом. Для этого широко используются толковые словари;

под углом зрения источника права как естественного - географического, климатического, биологического и иного фактора, оказывающего непосредственное влияние на процесс правообразования и опосредованное на процесс правотворчества и, соответственно, на само право;

с точки зрения источника права как социального, политического, идеологического, культурологического и иных подобных факторов. Этот источник права можно назвать, исходя из его природы и назначения, социальным источником права;

с материальной, точнее экономической стороны, с точки зрения восприятия в качестве источника права экономических факторов, существующих в том или ином обществе. Исходя из природы и характера данного источника права, его обычно называют материальным источником права;

в философском плане, когда основное внимание обращается на то, какие по своему характеру (либеральные, консервативные и проч.) философские идеи легли в основу той или иной правовой системы;

в формально-юридическом плане, когда основное внимание исследователей концентрируется на средствах и способах внутренней организации правовой материи, а также на формах ее выражения вовне Марченко М.Н. Источники права: учебное пособие. - М.: ТК Велби, Издательство "Проспект", 2008. - 760 с..

В современной теории права присутствуют три подхода к соотношению понятий "форма права" и "источник права", выработанные правовой наукой за долгие годы: понятия формы и источника права тождественны (например, М.И. Байтин), данные понятия различны (например, Н.Н. Вопленко); понятия совпадают лишь частично (например, С.В. Бошно). Большинство же современных ученых используют словосочетание "источники (формы) права".

Во-вторых, дефиниция источников права зависит от конкретной исторической эпохи, когда она формулировалась. Необходимо признать, что определение "источников права" сформулированное в дореволюционной России в полной мере не могло устраивать советских юристов. Очевидно, что на исследователя конкретного исторического периода оказывают влияние различные факторы, начиная с доминирующей юридической традиции, и заканчивая системой верований и ценностей, укоренившихся в общественном сознании конкретной эпохи. Например, если в дореволюционной России естественным считалось выделение в качестве источника права закона Божьего, то в советском государстве значение этого источника права или совсем замалчивалось, либо существенно нивелировалось.

В-третьих, для различных временных периодов определение и система источников права должны формулироваться по-разному, учитывая особенности рассматриваемой эпохи. Исследователь истории права, по нашему мнению, в определенной мере должен абстрагироваться от довлеющих над ним современных юридических понятий, поскольку перед ним стоит научная задача установить систему источников права прошлого в соответствие с конкретно-историческим контекстом, который он изучает и правовую жизнь которого воспроизводит.

Изучение конкретных правовых памятников, установление взаимосвязей между ними, определение закономерностей их развития в течение XVII века требует использования определенной логической операции, а именно деления объема понятия.

Как известно, существуют три приема реализации данной логической операции: деление понятия по видоизменению признака; дихотомия; классификация.

При делении понятия по видоизменению признака основанием деления является тот признак, по которому образуются видовые понятия; этот признак является видообразующим. При отсутствии установленного основания деления пользуются приемами дихотомии, которые состоят в том, что объем разделяемого понятия делится на два противоположных понятия - деление понятий по принципу А и не-А.

Особым типом деления является классификация, представляющая некоторую совокупность делений (деление некоторого класса на виды, деление этих видов и т.д.).

Другими словами, классификация является наиболее сложным приемом логической операции "деление". Как правило, исследователь какого-либо явления изначально применяет простые способы деления: деление понятия по видоизменению признака и дихотомию. После накопления достаточного количества элементов исследуемого явления, выделенных с использованием различных оснований и критериев, имеется возможность создать определенную классификацию этих элементов, которая может выявить систему их соподчинения и используется как средство установления связей между отдельными элементами классификации, а также для ориентировки в их многообразии.