Правовые компоненты международного финансового лизинга

Теперь перейдем к раскрытию вопроса ответственности участников сделки международного финансового лизинга. Рассмотрим вопросы ответственности лизингодателя. Как уже указывалось, ст. 8 В данной статье Конвенции содержится перечень юридических фактов, совокупность которых создает обязанность должника произвести платеж фактору. отражает общую философию, лежащую в основе Конвенции, конструируя важнейший элемент, определяющий особую природу финансового лизинга. Формулирование общего правила об освобождении лизингодателя от ответственности в отношении оборудования вполне резонно, ибо, как уже отмечалось, функции лизингодателя при исполнении начальной стадии сделки ограничиваются, как правило, ее финансированием. Вместе с тем, на лизингополучателя ложится «бремя выбора», что вполне объяснимо. Ведь последний предполагается лицом, имеющим намерение профессионально использовать оборудование, и кому как не ему быть заинтересованным в его надлежащей работе. Вместе с тем, больше других относительно специфики оборудования сведущ поставщик, а раз он сознательно поставляет оборудование, будучи осведомленным о последующей передаче его в лизинг, то естественно, что он является надлежащей стороной, от которой иные участники сделки вправе требовать возмещения в случае проблем с оборудованием.

Таким образом, ограждение лизингодателя от ответственности, связанной с выбором оборудования логично. В то же время, согласно, рассматриваемому п. 1 (а) ст. 8, из этого общего правила имеются исключения, сформулированные в оговорке, предваряющей диспозицию данной нормы. Указанная оговорка (гипотеза правовой нормы), содержащая условия ее применения, гласит: «Если иное не оговорено в настоящей Конвенции или в договоре лизинга...». Это, во-первых, делает норму диспозитивной; во-вторых, ограничивает случаи освобождения лизингодателя от той ответственности, которая предусматривается иными положениями Конвенции.

В предыдущем параграфе уже говорились о совместном правовом воздействии положений п. 2 (а) ст. 1 и п. 1 ст. 8, воздействии, во-первых, квалифицирующем, во-вторых, устанавливающим «возврат ответственности» в зависимости от степени вмешательства лизингодателя.

Пункт 1 (б) ст. 8 устанавливает освобождение лизингододателя от ответственности в отношении третьих лиц в случае причинения ущерба оборудованием их жизни, здоровью или имуществу. Ее предназначение в том, чтобы освободить лизингодателя от ответственности при использовании оборудования, т.е. предоставить ему иммунитет от ущерба, причиненнного оборудованием. Это освобождение, согласно п. 1(в), не касается ответственности лизингодателя, выступающего в каком-либо ином качестве, например, собственника. Пункт 2 ст. 8 закрепляет обязанность лизингодателя обеспечить лизингополучателю такое «спокойное владение», которое не будет нарушено каким-либо уполномоченным судом соискателем или обладателем преимущественного права или титула на предмет лизинга, за исключением случаев, когда это право, титул или претензия являются результатом действия или бездействия самого лизингополучателя. В странах «общего права» и континентального права различна степень ответственности лизингополучателя за нарушение обязательств умышленно или по небрежности, а также различны основания освобождения от ответственности. В законодательствах стран континентального права установлен более строгий механизм ответственности. См.: Кохарев А.М. Международные финансовые сделки. М. 2011. С 45-72.

Что касается соответствия использованной Россией оговорки отечественному законодательству, то поскольку п. 4 ст. 401 Гражданского кодекса РФ устанавливает ничтожность заключенных заранее соглашений об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства, указанная оговорка была, по-видимому, необходима.

Таким образом, суммарный эффект рассматриваемых норм проявляется в следующем: если реализуется оговорка ст. 20, то п. 3 ст. 8 не применяется, и презюмируется наложение на лизингодателя гарантии п. 2 ст. 8. Следует заметить, что хотя формулировка ст. 20, как видим, направлена на учет внутренних законов, которые негативно относятся к исключению дефектов титула по причине дефолта или небрежности лизингодателя, оговорка все же может сделать лизингодателя ответственным за все дефекты в титуле независимо от того, являются они или нет результатом умышленного нарушения или небрежности. Однако следует заметить, что в отсутствие п. 3 ст. 8, Конвенция разрешает сторонам исключить гарантию п. 2 ст. 8. Если это происходит, природа и степень гарантий титула, данных лизингодателем, будут целиком зависеть от применимого права. В правовой системе, которая не сделала оговорку по ст. 20, гарантия спокойного владения, даваемая п. 2 ст. 8 может быть исключена или видоизменена договором между лизингодателем и лизингополучателем, за исключением дефектов в собственности, полученных из-за умышленного действия, грубой небрежности или упущений лизингодателя. Однако, любая гарантия спокойного владения, даваемая по обязательному правилу применимого права, не может устранена посредством соглашения между сторонами. В соответствии с этим, чтобы определить степень гарантии лизингодателя на спокойное владение, необходимо прежде всего обратить внимание на пределы действия оговорки в договоре лизинга и затем уже на применимое право. Перейдем к анализу положений ст. 13, которая перечисляет основные возможные нарушения договора лизинга лизингополучателем, устанавливая и регламентируя ответные полномочия лизингодателя. Подобная детализация диапазона мер защиты, который открывается для лизингодателя, содержит и те элементы условий, которые иные применяемые регуляторы не должны сокращать. Императивность указанных положений устанавливается п. 2 ст. 5 Конвенции, согласно которому если применение Конвенции в целом не исключено (что допускается п. 1 ст. 5), то, стороны могут в своих взаимных отношениях отступать от тех или иных ее положений или вносить изменения в возможные их последствия, кроме положений, предусмотренных пунктом 3 статьи 8, абзацем (б) пункта 3 и пунктом 4 статьи 131. Положения ст. 8 были проанализированы выше.

Итак, в соответствии со статьей 13, меры защиты лизингодателя подразделяются на две категории: меры, которые можно осуществить в случае любого нарушения лизингополучателя, и, которые можно применить, если его нарушение является «существенным». Последствия первых трактуются в п. 1 ст. 13, а вторых в п. 2 ст. 13. При этом в данной статье (как и в других нормах Конвенции) не раскрывается содержание указанных терминов.

Такое положение вещей связано с рядом обстоятельств. Первое. Если потребительские сделки исключены из сферы Конвенции (п. 4 ст. 1), то можно считать, что стороны рассматриваемого здесь лизингового договора являются профессионалами. Второе. В данном типе лизинга, осуществляемом на международном уровне, понимание степени «нарушений» значительно различается при переходе от одной правовой системы к другой, от одного контракта к другому.

Существенный фактор исследуемой дифференциации лежит в степени кредитоспособности лизингополучателя: чем слабее его экономическое положение, тем в большей степени лизингодатель будет склоняться к описанию различных вариантов объективной стороны правонарушения.

Итак, «обычное» нарушение договора лизингополучателем дает лизингодателю право взыскать с первого сумму невыплаченной арендной платы, проценты и убытки; «существенное» же нарушение лизингополучателем договора, которое при прочих условиях предполагает, во-первых, предоставление лизингододателем лизингополучателю разумной возможности устранить нарушения и, во-вторых, неиспользование последним этой возможности, приводит к тому, что лизингодатель получает право: 1) потребовать досрочной выплаты сумм будущей арендной платы (в случае если такое право закреплено в договоре лизинга), или 2) расторгнуть договор лизинга и после этого получить оборудование из владения лизингополучателя и взыскать с него убытки. Размер взыскиваемых убытков должен обеспечить лизингодателю положение, которое существовало бы, если бы лизингополучатель выполнил все условия договора лизинга. Тот факт, что право лизингодателя забрать оборудование делается зависимым от расторжения лизингового договора отражает то, что возможность возврата не должна использоваться лизингодателем как средство давления на лизингополучателя для истребования у него периодических платежей, а может быть реализована только после расторжения договора лизинга по инициативе лизингододателя. Право возврата представляется весьма важным для лизингодателя, если лизингополучатель не желает подчиняться «менее жестким» мерам. Исследователи отмечают, «возврат оборудования часто выражает для лизингодателя лучшую гарантию спасения некоторых из его инвестиций, так как стесненные обстоятельства, которые будут вероятно определять нарушение лизингополучателя, как раз очень возможно повлияют на его способность удовлетворить заявление об убытках, даже несмотря на тот факт, что лизингодатель финансист, избегающий «физического контакта» с оборудованием».(см.: Савранский М.Ю. Значение Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге и проблемы ее применения в России // МЧП: Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. М. 2009. С. 39-54.; Stanford M.J. The Unidroit Convention on International Financial Leasing. Report. New Delhi, 4/5 February 2010. P. 39.)

Другая мера защиты, предоставляемая лизингодателю после расторжения лизингового договора, основана на получении такой компенсации, какая может быть необходима, чтобы поставить его в положение, в котором он находился бы, если бы лизингополучатель законно выполнял свои обязательства. Однако сразу же встает вопрос: как следует измерить потери лизингодателя и соответственно размер компенсации в таких обстоятельствах? Его роль в сделке, как уже неоднократно подчеркивалось, все время является узко финансовой. В связи с этим, именно из-за нарушения лизингополучателя может произойти очень серьезный сбой в финансовых расчетах лизингодателя, хотя это не его вина. Лизингодатель оказывается сам с этого момента в неопределенной ситуации. Кроме того, эти обстоятельства могут повлечь за собой и другие различные проблемы, ответственность за которые с достаточными основаниями не может быть приписана лизингодателю. Например, оборудование бывает часто сконструировано по спецификациям лизингополучателя (чем более индивидуальная и узко специальная конфигурация, тем хуже), делая задачу для лизингодателя найти что-нибудь подходящее без переделывания все более трудной, особенно при цене, которая имеет некоторое отношение к его расчетам, если они прилагаются к сделке. Кроме того, как только при исполнении лизингового договора проявилось его «существенное нарушение» лизингополучателем, которое наделило лизингодателя правом возврата владения, лизингополучатель при отсутствии дополнительного договора, обеспечивающего безопасное хранение имущества до того, как его заберет лизингодатель, не будет больше нести ответственность ни за какое повреждение, которое может быть нанесено оборудованию после этого момента. Целью Конвенции является гарант, что эффект компенсации, уплаченный в соответствии с п. 2(6) ст. 13, будет ставить лизингодателя в такое положение, при котором он получил бы абсолютно полное число периодических лизинговых платежей, обусловленных договором. Авторы Конвенции удержались от попытки расшифровать это более детально, хотя их основная идея здесь была в том, что «лизингодатель должен быть в состоянии вернуть себе количество, эквивалентное дисконтной величине (действующей в зависимости от конъюнктуры рынка) потерянной будущей лизинговой платы, после выдачи кредита, против той суммы, которую он мог бы получить от перемещения возвращенного оборудования в торговый оборот»(См.: Лунц Л.А. Курс международного частного права. Особенная часть. М. Юрид. Лит. 2005. С. 147-159). Целью Конвенции является гарант, что эффект компенсации, уплаченный в соответствии с п. 2(6) ст. 13, будет ставить лизингодателя в такое положение, при котором он получил бы абсолютно полное число периодических лизинговых платежей, обусловленных договором. Авторы Конвенции удержались от попытки расшифровать это более детально, хотя их основная идея здесь была в том, что «лизингодатель должен быть в состоянии вернуть себе количество, эквивалентное дисконтной величине (действующей в зависимости от конъюнктуры рынка) потерянной будущей лизинговой платы, после выдачи кредита, против той суммы, которую он мог бы получить от перемещения возвращенного оборудования в торговый оборот». Наконец, в связи с п. 2(6) ст. 13 следует заметить, что авторы Конвенции посчитали необходимым расшифровать, что компенсация, возвращаемая лизингодателем согласно рассматриваемому положению, учитывает его обязательства принять все приемлемые шаги для уменьшения своих потерь (сравн. п. 6 ст. 13). См.: Stanford M.J. Oportunity. sit, перевод Михальцова Е.И. 2011. С.39-41.

Следует отметить, что регулирование денежных обязательств, является во многих странах предметом пристального контроля, давая судам широкую свободу действий в пересмотре сумм, фиксируемых сторонами в их договорах. Поэтому пункт 3 ст. 13, который следует понимать с учетом этого аспекта, никоим образом не стремится ущемить очевидное право судов рассматривать расторжение сделки между лизингодателем и лизингополучателем: этот пункт просто признает современную практику лизингодателей в стремлении четко определить размер возможных убытков. Суд, в случае возникновения спора, должен рассмотреть в первую очередь согласованные сторонами положения о способе, компенсации, выплачиваемой лизингополучателем после своего нарушения в соответствии с п. 2(6) ст. 13, чтобы иметь представление о предмете, который в зависимости от обстоятельств дела, делает компенсацию несоразмерной. Ясно, что рассмотрение этих факторов в суде и проведение соответствующей оценки будут сложными.

Действие п. 4 ст. 13 состоит в том, чтобы определить пределы мер защиты, которые вправе осуществить лизингодатель после нарушения лизингополучателя. Если лизингодатель расторгнул договор лизинга оборудования, то он уже не вправе приводить в исполнение положение этого договора о досрочной выплате будущих периодических платежей. Однако сумма таких периодических платежей может быть учтена при исчислении размера убытков в соответствии с абзацем б) пункта 2 и пунктом 3 настоящей статьи. Стороны не вправе отступать от положений настоящего пункта или вносить изменения в их последствия.

Признавая несправедливость, которая действовала бы, если позволить лизингодателю как извлечь пользу из такого «условия ускорения платежей», так и расторгнуть лизинговый договор (т.е. открыть путь для того, чтобы лизингодатель восстановил также владение оборудованием, которое он может затем продать и повторно отдать в аренду) п. 4 ст. 13 требует, чтобы он в таком случае выбирал между осуществлением одной или другой из этих мер защиты. Таким образом, если лизингодатель выбирает расторжение лизингового договора, ему тем самым воспрещается стремление настаивать на условии ускорения выплаты платежей. Однако даже если лизингододатель расторгнул лизинговый договор, считается, что величина будущих платежей должна быть принята во внимание в расчете компенсации в соответствии с п. 2(6) ст. 12. Это также раскрывается в п. 4 ст. 13. Наконец, следует заметить, что та же самая защита, которая дана лизингополучателю в отношении расторжения лизингодателем договора лизинга, на что указывалось ранее, дается лизингополучателю в соответствии с п. 5 ст. 13. Согласно этому положению лизингодатель может настаивать на таком условии только после того, как он вручил лизингополучателю уведомление о нарушении последним своих обязанностей по договору и предоставил разумный срок для их исправления.

В ст. 9 Конвенции достаточно емко формулируются известные еще из римского права правила обращения с полученным по договору найма имуществом, согласно которым наниматель вещи нес ответственность за сохранение физического качества вещи, но не за его неизменность, поскольку смысл заключался в использовании вещи, что предполагало ее естественный износ.

Статья закрепляет три основных критерия, которыми должен руководствоваться лизингополучатель при обращении с лизинговым имуществом. Первый проявлять надлежащую заботу более общее требование, предполагающее адекватное отношение к оборудованию, включая периоды, не связанные с его непосредственным использованием. Это, к примеру, правильная транспортировка оборудования, его установка (сборка) в пригодных для этого местах, его соответствующая охрана и общее обслуживание. Следующие два требования непосредственно связаны с извлечением из оборудования полезных свойств. Использование оборудования разумным образом предполагает соблюдение соответствующих инструкций по эксплуатации, включая применение труда квалифицированных должным образом работников. Из требования поддержания оборудования в первоначальном состоянии с учетом нормального износа вытекают обязанности лизингополучателя осуществлять его техническое обслуживание. Дополнительный аспект о возможности внесения изменений в оборудование (включая его модернизацию) решается по согласованию сторон. Что касается вопроса об обязанностях текущего и капитального ремонта в Конвенции, то он не определен. Этот вопрос регулируется договором, а также субсидиарно применяемым национальным правом.(см: Газман В. Российский лизинг нуждается в законодательной поддержке.//Хозяйство и право. №1. 2001.). П. 2 ст. 9 специально подчеркивает, что если лизингополучатель по истечении договора не воспользовался правом на покупку лизингового оборудования либо правом на его дальнейшее использование (что регулируется национальным законодательством и условиями договора), то он должен вернуть его в состоянии, описанном в п. 1 ст. 9 Конвенции.

В статье 10 развиваются принципы признания лизинга как единой трехсторонней сделки и принцип определяющей роли лизингополучателя в выборе оборудования и поставщика. Пункт 1 данной статьи корреспондирует положениям п. 1 ст. 8 Конвенции, освобождающего по общему правилу лизингодателя от ответственности в отношении оборудования. Эту ответственность несет перед лизингополучателем поставщик. Такое положение логически вытекает из уже указываемых обстоятельств о том, что именно с лизингополучателем поставщик определяет натуральные свойства оборудования и обсуждает различные технические подробности; осуществляет приемку оборудования и т.п.

Вместе с тем, указанные и прочие аспекты при анализе положений Конвенции вызывают определенные трудности. Ведь, как известно, между лизингополучателем и поставщиком нет прямых контрактных взаимоотношений. Способы, чтобы обойти эту проблему в различных правовых системах различны. В некоторых системах гражданского права договор поставки рассматривается как договор в пользу третьего лица (в данном случае лизингополучателя). Если лизингодателю поставляется оборудование, которое в какой-то степени негодно для цели, для которой оно было предназначено, то он, что бы ни случилось, по условию, обычно включаемому в договоры финансового лизинга, имеет право на получение платежей. Поставщик в этой связи мог бы не без основания заявить в свою защиту на любую претензию лизингодателя, что тот не понес никакой финансовой потери, кроме той, что цена оборудования для целей последующей аренды или перепродажи снижается в соответствии со степенью его непригодности. Между тем, размер потерь лизингополучателя существенно отличается от потерь лизингодателя. Эти потери иные по характеру, ибо выражаются в форме неполученных доходов в соответствующей сфере производства и торговли; подобная дефектность оборудования реально может нанести удар по деловой репутации и неимущественным благам, обеспечивающим индивидуализацию лизингополучателя (например, товарному знаку либо фирменному наименованию). Последние обстоятельства имеют важнейшее значение в условиях обостряющейся конкуренции в различных сферах хозяйствования. В этой обстановке, как видим, один незначительный недостаток оборудования может в конечном итоге очень сильно подорвать бизнес лизингополучателя. (см.: Мерзлов Е.Г.. Международный финансовый лизинг. М. 2011. С. 27).

Однако, если лизингополучатель при истребовании компенсации от поставщика выступает в качестве уполномоченного лизингодателя, то он не вправе рассчитывать на большее, чем погашение номинальных убытков. То обстоятельство, что лизингополучатель не является стороной договора поставки, осложнило возможные пути решения этой проблемы.

В Конвенции принято во внимание необходимость отгородить поставщика от ответственности в отношении одного и того же ущерба дважды, то есть одновременно к двум иным участникам лизинговой сделки. Решение подобной проблемы потребовало бы процессуального соучастия лизингодателя и лизингополучателя против поставщика за нарушение последним условий договора поставки. Это положение может стать незаконным вторжением в сферу регулирования национального процессуального права.

Статья 11 определяет степень, до которой действуют права лизингополучателя, исходящие из договора поставки, при изменении этого договора. Конвенция обеспечивает, чтобы права лизингополучателя, исходящие из договора поставки по Конвенции, не нарушались внесением изменений в любое условие договора поставки, первоначально одобренного лизингополучателем, если он только не дал согласия на такое изменение. Основная цель этой статьи в том, чтобы охранять интересы лизингополучателя: любая попытка изменить договор поставки после подписания договора лизинга, должна быть им санкционирована. Учитывая, что именно лизингополучатель то лицо, кто использует оборудование, жизненно важно не допустить возможность для тайного сговора между поставщиком и лизингодателем в убыток лизингополучателю.

Пункт 1 статьи 12 среди вариантов возможного ненадлежащего исполнения договора лизингодателем в отношении лизингополучателя, Конвенция указывает: 1) непоставку оборудования; 2) поставку оборудования с нарушением сроков; 3) поставку оборудования, не соответствующего условиям договора. Достаточно одного обстоятельства из данного перечня для появления у лизингополучателя права отказаться от оборудования или расторгнуть договор лизинга. Вместе с тем, лизингодателю дается возможность исправить свое ненадлежащее исполнение путем повторного предоставления соответствующего договору поставки оборудование. При этом принимается во внимание, что лизингополучатель и лизингодатель связаны договором лизинга, а не поставки и что нормы, посвященные этому вопросу, малочисленны. Поэтому правоотношения сторон регламентируются соответствующим правом так, как если бы лизингополучатель являлся покупателем по договору поставки.

Еще одним средством защиты является установленное в п. 3 ст. 12 право лизингополучателя приостановить выплату периодических платежей по договору до момента поставки ему надлежащего оборудования либо в период действия права на отказ от оборудования.

Если оборудование не поставлено или лизингодатель не исправил ненадлежащее исполнение, п. 4 ст. 12 дает лизингополучателю право на основе расторжения лизингового договора компенсировать любые периодические платежи и другие суммы, выплаченные авансом. Тем не менее, ненадлежащее исполнение со стороны контрагентов иногда позволяет лизингополучателю в некоторой степени использовать оборудование, даже дефектное, хотя, вероятно, с меньшей производительностью, чем было предусмотрено сторонами в их договоре. Принимая во внимания эти обстоятельства, следующее предложение п. 4 ст. 12 устанавливает, что сумма, возмещаемая лизингополучателю в подобных случаях, снижается путем вычета «разумной стоимости тех выгод, которые лизингополучатель извлек из оборудования». При расчете компенсации учитывается срок и характер фактического пользования лизингополучателем дефектным оборудованием.

Таким образом, в ст. 12 декларированы следующие права лизингополучателя:

- отказаться от оборудования;

- приостановить периодические лизинговые платежи, пока лизингодатель не исправит свое ненадлежащее исполнение, в приведенных выше ограниченных обстоятельствах п. 3 ст. 12;

- расторгнуть лизинговое соглашение, получив право на возврат денег.

В п. 5 ст. 12 специально подчеркивается, что «лизингополучатель не вправе предъявлять лизингодателю никаких других претензий за непоставку, просрочку в поставке или поставку несоответствующего условиям договора оборудования, если только это не явилось результатом умышленного действия или упущения лизингодателя».

Однако перечисленные права не абсолютны. Данный вопрос решается путем использования юридической фикции и ссылки к применимому праву. Согласно этому, в п. 2 ст. 12 установлено, что лизингодатель и лизингополучатель находятся в отношении продавец-покупатель и, что права лизингодателя и определенные права лизингополучателя являются «осуществляемыми таким же образом и могут быть потеряны при таких же обстоятельствах, как если бы лизингополучатель согласился купить оборудование у лизингодателя». Однако, право приостановить лизинговые платежи не связывается с эквивалентным правом покупателя по применимому праву; хотя оно теряется, если лизингополучатель не воспользовался правом отказа от оборудования. Следовательно, он до этой степени зависит от применимого права, регулирующего договор купли-продажи.

Таким образом, закрепляя возможность сторон самостоятельно определять некоторые условия договора, формулируя нормы закона как диспозитивные, законодатель позволяет субъектам лизинговых отношений учесть и защитить свои интересы, проявить свои возможности, обеспечивает стабильность законодательного акта.

Заключение