Защита данных и публичные интересы государства в области уголовного правосудия и национальной безопасности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа

Защита данных и публичные интересы государства в области уголовного правосудия и национальной безопасности



Содержание

персональный данные правоохранительный оперативный

1. Хранение и использование персональных данных правоохранительными органами и органами национальной безопасности

2. Получение персональных данных с использованием методов скрытого наблюдения

Библиография



Введение

Развитие информационно-коммуникационных технологий облегчает доступ государств к персональным данным граждан, использование правоохранительными органами методов скрытого наблюдения и контроль за коммуникациями. В контексте развития Интернета и коммуникационных технологий большое значение приобретают вопросы тайного наблюдения. В различных документах ООН и Совета Европы говорится об опасной практике запросов правоохранительных органов в различные корпорации, работающие в сфере IT-технологий (Microsoft, SkyDrive, Google, Yahoo, Facebook и др.) на выдачу персональной информации и данных Хранение данных о передаче информации в развивающемся Интернете, Йен Броунли, Международный журнал права и информационных технологий, Оскфорд Юниверсити пресс, 2010 г. .

Европейский суд соглашается с тем, что борьба с преступностью, в частности с организованной преступностью и терроризмом, ? один из вызовов, стоящих перед современными европейскими обществами, ? во многом зависит от использования современных научных методов расследования и методов установления правонарушителей. В частности, еще более пятнадцати лет назад Совет Европы признал, что метод анализа ДНК дает преимущества в ходе производства по уголовным делам Рекомендация Комитета министров Совета Европы № R(92)1, пункты 43-44.. Между тем, в решении решение по делу S. и Marper против Соединённого Королевства ECtHR, S. and Marper v. the United Kingdom, Judgment of 4 December 2008. Европейский суд подчеркнул: «Гарантиям статьи 8 Конвенции будет нанесен непоправимый ущерб, если использование современных научных методов в системе уголовного правосудия будет разрешено без ограничений и без тщательного соблюдения баланса между потенциальной пользой от широкого применения таких методов и интересами, связанными с защитой частной жизни».

Для выстраивания баланса между интересами индивида в области защиты данных и общественными интересами в сфере борьбы с преступностью, обеспечения национальной и общественной безопасности, Совет Европы принял несколько правовых документов. Деятельность органов уголовного преследования и органов правосудия часто требует обработки персональных данных. Рекомендация № R (87) 15, принятая Советом Европы в 1987 году, разъясняет сторонам, как эффективно следовать принципам Конвенции №108 в контексте обработки персональных данных правоохранительными органами Рекомендация Комитета министров Совета Европы № R(87)15, 17 September 1987.. Конвенция Совета Европы о киберпреступности (Будапештская конвенция) является обязательным правовым договором в сфере борьбы с преступлениями, совершенными против и с помощью электронных средств.



1. Хранение и использование персональных данных правоохранительными органами и органами национальной безопасности

Для предотвращение неправомерного вмешательства в осуществления права лица на неприкосновенность частной жизни Рекомендация № R(87)15 Совета Европы разъясняет следующие вопросы:

· каким образом правоохранительным органам собирать данные;

· каким образом информация должна храниться;

· кто должен иметь доступ к хранимым файлам, включая условия передачи данных иностранным правоохранительным органам;

· каким образом субъекты данных могут реализовать право на защиту данных;

· каким образом должен быть организован независимый контроль за использованием данных.

В Рекомендации также говорится, что при хранении персональных данных следует четко различать административные данные и данные полиции, а также разные типы субъектов данных (подозреваемые, осужденные, потерпевшие и свидетели). Сбор данных правоохранительными органами должен носить строго целевой характер. Передача данных полиции вовне должна определяться тем, существует ли правовая основа для обмена информацией. Международная передача данных должна основываться на специальных правовых положениях, например, международных соглашениях, если только такая передача не необходима для предотвращения серьезной и неизбежной опасности. Субъекты данных, хранящихся в полицейских базах, должны иметь к ним право доступа, согласно Конвенции 108. В случае ограничения права доступа в соответствии со статьей 9 Конвенции 108 в интересах эффективного проведения полицейского расследования, субъект персональных данных должен иметь право обратиться в надзорный или контролирующий орган.

ЕСПЧ неоднократно заявлял, что сбор, хранение и раскрытие информации личного характера правоохранительными органами и органами национальной безопасности представляет собой вмешательство в осуществление права лица на неприкосновенность частной жизни, гарантированное статьей 8 (1) Европейской конвенции См., например, ECtHR, Leander v. Sweden, Judgment of 26 March 1987.. Последующее использование находящейся на хранении информации не имеет значения для такого вывода ECtHR, Amann v. Switzerland, Judgment of 16 February 2000, para. 69.. Такое вмешательство нарушает статью 8, если оно не «предусмотрено законом», не преследует одну или более правомерных целей, указанных в параграфе 2 статья 8 и не является «необходимым в демократическом обществе» для достижения этих целей.

В деле B.B. против Франции, Gardel против Франции и M.B. против Франции суд подтвердил фундаментальную роль защиты персональных данных, подвергающихся автоматизированной обработке, особенно когда такие данные используются для полицейских целей. Информация, хранящаяся в картотеках правоохранительных органов по результатам проведения тайного наблюдения, также подпадает под сферу действия статьи 8 Европейской конвенции ECtHR, Amann v. Switzerland, Judgment of 16 February 2000.. Национальный закон, разрешающий хранение такой информации, должен с достаточной ясностью указывать сферу действия и условия осуществления дискреционных полномочий властей.

В деле Van der Velden v. the Netherlands ECtHR, Van der Velden v. the Netherlands, Judgment of 7 December 2006. Европейский суд оценил с точки зрения вторжения в частную жизнь вопрос хранения профилей ДНК. Суд посчитал, что, учитывая возможности использования клеточного материала в будущем, его систематическое хранение выходит за рамки хранения материала с идентифицирующими характеристиками нейтрального характера - такого, например, как отпечатки пальцев - достаточно значительно вторгается в частную сферу, чтобы быть квалифицировано как вмешательство в осуществление права на неприкосновенность частной жизни, установленное статьей 8 Конвенции. Тем не менее, в этом деле Европейский Суд признал жалобу явно необоснованной, поскольку сбор и хранение профилей ДНК служили правомерным целям предотвращения преступлений и защиты прав и свобод других лиц и в обстоятельствах дела были «необходимы в демократическом обществе».

ЕСПЧ подчеркивает, что в случае хранения информации личного характера в интересах национальной безопасности должны существовать надлежащие и эффективные гарантии от злоупотреблений со стороны государства. Когда такие гарантии существуют, Европейский суд может и не установить нарушения статьи 8. Так, в деле B.B. v. France ECtHR, B.B. v. France, Judgment of 17 December 2009. ЕСПЧ установил, что включение данных лица, осужденного за преступление сексуального характера, в судебную базу данных является вмешательством в право. Однако учитывая, что государство исполнило гарантии защиты данных (право субъекта данных запросить их удаление, ограниченный срок хранения данных и ограниченный доступ к ним), Европейский суд посчитал, что справедливый баланс между частным и общественным интересом был соблюден и пришел к выводу об отсутствии нарушения статьи 8 ЕКПЧ. В деле Shimovolos против России суд признал нарушение статьи 8 Европейской конвенции, поскольку база данных, куда было внесено имя правозащитника, была создана на основании министерского приказа, нигде не опубликованного - таким образом, хранение данных не производилось в соответствии с законом. У субъектов данных не было возможности узнать, почему их имена заносятся в базу, какая именно информация в нее заносится и на какой срок, как хранится и используется информация, кто управляет базой. В деле Dimitrov-Kazakov против Болгарии заявитель один раз он был допрошен следователями по делу об изнасиловании, но сам никогда не обвинялся в изнасиловании, тем не менее, его имя было занесено в полицейскую базу по изнасилованиям с пометкой «преступник». Позже он неоднократно подвергался проверкам со стороны полиции в связи с жалобами на изнасилования и исчезновениями молодых девушек. Суд признал нарушение статьи 8, поскольку внесение заявителя в полицейские досье не было предусмотрено законом.

При рассмотрении вопросов хранения и обработки персональных данных правоохранительными органами и органами национальной безопасности Европейский суд оценивает соблюдение государствами требований Конвенции 108 относительно требований к защите данных, соблюдения прав субъектов данных - в частности, обеспечения доступа к данным, возможности их удаления и корректировки, ограниченный характер хранения данных. При несоблюдении специальных требований Конвенции о защите данных ЕСПЧ может признать нарушение статьей 8 и 13 Европейской конвенции.

Так, в деле Segerstedt-Wiberg и другие против Швеции заявители жаловались на хранение информации о них в базе данных шведской службы безопасности и на отказ предоставить им сведения об объеме хранящихся данных. Суд не нашел нарушения статьи 8 Европейской конвенции, установив, что интересы национальной безопасности и борьбы с терроризмом в данном случае преобладают над интересами заявителей в доступе к информации о них в базе данных. Однако суд признал нарушение статьи 13 Конвенции в связи с отсутствием в национальной юрисдикции средств правовой защиты, которые позволили бы добиться уничтожения хранящихся досье, удаления или исправления содержащейся в них информации.

В деле Rotaru против Румынии заявитель жаловался на невозможность опровергнуть недостоверную, по его мнению, информацию о нем, содержавшуюся в архивах Разведывательной службы Румынии. В 1948 году он был приговорен к одному году лишения свободы за критику коммунистического режима. Суд признал нарушение статьи 8, поскольку хранение и использование информации о частной жизни заявителя «не было предусмотрено законом», и статьи 13, поскольку у заявителя отсутствовала возможность обжаловать хранение информации о нем или опровергнуть ее достоверность.

В деле Haralambie против Румынии ЕСПЧ признал нарушение статьи 8 в связи с тем, что заявитель не мог ознакомиться с досье, заведенным на него секретными службами при коммунистическом режиме. Суд решил, что ни объем материалов, ни недостатки функционирования архивной системы не оправдывают шестилетней задержки в удовлетворении ходатайства заявителя.

В деле Turek против Словакии заявитель числился агентом в досье службы безопасности бывшей Чехословакии, он не смог получить справки о благонадежности для поступления на государственную службу. Суд признал нарушение статьи 8, поскольку отсутствовал механизм, позволяющий заявителю защитить свое право на уважение частной жизни. Суд решил, что возложение на заявителя обязанности по доказыванию - в то время как применимые нормы носили секретный характер на момент их существования - стало для него непреодолимым и излишним бременем при получении необходимого ему документа.

Значительный интерес с точки зрения характера хранимых и собираемых государственными службами «личных данных», а также предусмотренных Европейской конвенцией и Конвенцией о защите данных требований к обработке персональных данных представляет дело S. and Marper v. the United Kingdom ECtHR, S. and Marper v. the United Kingdom, Judgment of 4 December 2008, paras. 119, 125., постановление по которому вынесено Большой палатой ЕСПЧ 4 декабря 2008 года.

В этом деле ЕСПЧ последовал подходу, принятому ранее в деле Van der Velden, и подтвердил, что хранение клеточных образцов и профилей ДНК обнаруживает вмешательство в осуществление заявителями права на неприкосновенность частной жизни. Учитывая быстрое развитие генетики и информационных технологий, Европейский суд не исключил возможность того, что в будущем интересы частной жизни, связанные с генетической информацией, могут подвергнуться отрицательному воздействию новым способом или таким образом, который сегодня нельзя представить. В деле S. and Marper v. the United Kingdom суд также оценил хранение персональных данных в контексте соразмерности вмешательства правоохранительных органов в право заявителей на уважение частной жизни.

Заявители по данному делу жаловались в Европейский cуд на то, что власти государства-ответчика продолжают хранить их отпечатки пальцев, образцы клеток и профили ДНК после того, как производство по уголовным делам в их отношении либо завершилось вынесением оправдательного приговора, либо было прекращено. Оба заявителя просили уничтожить их отпечатки пальцев и образцы ДНК, однако в обоих случаях полиция отказалась это сделать. В соответствии с законом Великобритании «О полиции и доказательствах по уголовным делам» 1984 года отпечатки пальцев и образцы ДНК, полученные у лиц, подозреваемых в преступлении, могут храниться неограниченное время даже в том случае, если лицо оправдано и если с него сняты все обвинения. Образцы ДНК по своей природе являются носителями не только ключевой информации о самих заявителях, но и об их родственниках. Хранение отпечатков пальцев и образцов ДНК, на которое не было дано согласие, заявители оценили как вмешательство в личную жизнь, право на которую предусмотрено ст. 8 ЕКПЧ.

Позицию национальных судов Великобритании относительно необходимости хранения образцов ДНК для целей уголовного преследования изложил судья Апелляционного суда Англии и Уэльса Уоллер:

«<…> Отпечатки пальцев и профили ДНК заключают в себе лишь ограниченный объем информации личного характера. Физические образцы потенциально содержат значительно больший объем более личной и подробной информации. Нас тревожит, что когда-нибудь наука сможет дать возможность проводить настолько глубокий анализ образцов, что на его основе можно будет получать информацию о предрасположенности индивида к совершению определенных видов преступлений, а статья, о которой идет речь [статья 82 Закона об уголовном судопроизводстве и полиции 2001 года], в ее нынешней редакции позволяет их использовать с этой целью. Кроме того, можно сказать, что в закон могут быть внесены изменения, позволяющие использовать образцы ДНК в иных целях, нежели те, которые перечислены в указанной статье. Далее, можно сказать, что во время хранения образцов ДНК даже сейчас есть опасность того, что они будут использоваться вопреки закону. Поэтому указанных целей можно было бы достичь ценой меньших ограничений <…>. Почему бы не достичь этой цели путем хранения профилей, а не образцов ДНК? На мой взгляд, ответ на [эти] вопросы выглядит следующим образом. Во-первых, хранение образцов ДНК позволяет: (а) проверить целостность и оценить возможности последующего использования базы данных по ДНК; (b) еще раз проанализировать возможность обновления профилей ДНК в случае появления нового метода, который позволит более точно фиксировать различия при сопоставлении ДНК разных людей; (c) еще раз проанализировать, а значит, возможно, извлечь другие признаки ДНК и таким образом получить пре-имущества с точки зрения скорости, чувствительности и стоимости поиска по базе данных; (d) произвести дополнительный анализ в случае, если человек утверждает, что произошла судебная ошибка; и (e) произвести дополнительный анализ для выявления возможных ошибок, допущенных при анализе или при обработке информации. <…> мне кажется, что указанные опасности невелики и в таком виде их перевешивают преимущества, которые сулит достижение цели предотвращения преступлений и привлечения к ответственности тех, кто их совершил» Здесь и далее перевод с английского языка осуществлен журналом «Права человека. Практика Европейского Суда по правам человека»..

В контексте оценки хранения биологической информации как данных личного характера, соблюдения требований Конвенции о защите и соблюдения справедливого баланса между интересами частных лиц и общественными интересами в области уголовного преследования важными представляются выводы суда по данному делу, изложенные в п. «d» раздела «Вопросы права».

Заявители утверждали, что хранение их отпечатков пальцев, образцов клеток и профилей ДНК представляет собой вмешательство государства в осуществление права на уважение их личной жизни, поскольку эти данные неразрывно связаны с их самоидентификацией и содержат информацию личного характера, которую они вправе держать под своим контролем. Кроме того, подчеркивали заявители, образцы клеток содержат полную генетическую информацию о человеке, в том числе генетическую информацию о его родственниках. Человек вправе иметь гарантии того, что информация, являющаяся неотъемлемой частью его самого, не станет общедоступной и что никто не получит к ней доступ без его разрешения.

Суд указал на то, что Рекомендация № R(87)15 предусматривает следующие требования к сбору и хранению информации личного характера:

«Принцип 2. Сбор информации

2.1. Сбор информации личного характера для целей деятельности полиции должен ограничиваться объемом, необходимым для предотвращения реальной опасности или пресечения конкретного преступления.

Любое исключение из этого правила должно регламентироваться конкретными положениями национального законодательства <…>.

Принцип 3. Хранение информации

3.1. По мере возможности хранение информации личного характера для целей деятельности полиции должно ограничиваться точными данными и такими сведениями, которые необходимы для того, чтобы позволить органам полиции выполнять свои законные задачи в рамках национального законодательства и обязательства, вытекающие из международного права <…>.

Принцип 7. Длительность хранения и актуализация данных

7.1. Следует принимать меры к тому, чтобы информация личного характера, хранящаяся для целей деятельности полиции, удалялась, если в ней отпадает необходимость для целей ее хранения.

С этой целью принимаются во внимание, в частности, следующие критерии: необходимость хранения информации с учетом выводов расследования по конкретному делу; вступление в силу судебного решения, в частности оправдательного приговора; реабилитация; отбытие назначенного судом наказания; амнистии; возраст субъекта информации; принадлежность информации к особым категориям».

В Рекомендации № R(92)1 Council of Europe, Committee of Ministers, Recommendation No. R (92) 1, 10 February 1992. об использовании анализа дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) в рамках производства по уголовным делам указано:

«3. Использование образцов и извлеченной из них информации

Образцы, взятые для анализа ДНК, и информация, полученная в результате такого анализа с целью расследования преступлений и привлечения к ответственности за их совершение, не должны использоваться в иных целях <…>.

4. Взятие образцов для анализа ДНК

Взятие образцов для анализа ДНК должно производиться лишь в обстоятельствах, определяемых национальным законодательством; в некоторых странах для этого может потребоваться конкретная санкция судебного органа <…>.

8. Хранение образцов и информации

Образцы или иные ткани человека, взятые у физических лиц для анализа ДНК, не должны храниться после вынесения окончательного решения по делу, в рамках которого они были использованы, если только это не требуется в целях, непосредственно связанных с целями их сбора.

Следует принимать меры по обеспечению того, что результаты анализа ДНК удаляются, как только отпадает необходимость хранить их для целей их использования. Тем не менее результаты анализа ДНК и полученная таким образом информация могут продолжать храниться, если человек, которому они принадлежат, был признан судом виновным в совершении тяжких преступлений против жизни, неприкосновенности и безопасности других лиц. В таких случаях национальное законодательство должно предусматривать строго определенные сроки их хранения.

Образцы и иные ткани человека или извлеченная из них информация могут храниться в течение более длительного срока:

· по просьбе лица, которому они принадлежат; или

· когда невозможно определить принадлежность образца конкретному человеку, например, когда этот образец был обнаружен на месте преступления;

Когда речь идет о государственной безопасности, национальное законодательство государства - члена Совета Европы может допускать хранение образцов, результатов анализа ДНК и полученной таким образом информации, даже если человеку, которому они принадлежат, не было предъявлено обвинение в совершении преступления или если ему не был вынесен обвинительный приговор. В таких случаях национальное законодательство должно предусматривать строго определенные сроки их хранения <…>».

В пояснительном докладе к Рекомендации № R(92)1 отмечено, что позиция, изложенная в пункте 8 рекомендации, является «чувствительным вопросом», затрагивающим различные подлежащие защите интересы сложного характера. Соответственно, в каждом случае необходимо соблюдать справедливое равновесие между этими интересами.

Европейский суд отдельно рассмотрел вопросы о вмешательстве государства в права заявителей вследствие хранения образцов их клеток и профилей ДНК, с одной стороны, и хранения их отпечатков пальцев, с другой.

Ранее в деле «Ван дер Велден против Нидерландов» Европейский суд пришел к выводу о том, что с учетом возможного последующего использования образцов клеток их систематическое хранение достаточно сильно затрагивает интересы человека и может повлечь за собой вмешательство государства в осуществление права на уважение личной жизни. Помимо сугубо личного характера образцов клеток, в них содержится много конфиденциальной информации о человеке, в том числе о состоянии его здоровья. Образцы ДНК, кроме того, содержат уникальный генетический код, важный и для самого человека, и для его родственников. В связи с этим не имеет значения, что из них извлекается или используется властями для создания профиля ДНК лишь ограниченная часть генетической информации и что в конкретном случае не происходит немедленного ухудшения положения человека См. ECtHR, Amann v. Switzerland, Judgment of 16 February 2000.. Таким образом, ЕСПЧ установил, что хранение образцов клеток и профилей ДНК свидетельствует о вмешательстве государства в осуществление права заявителей на уважение их личной жизни по смыслу положений пункта 1 статьи 8 Конвенции.

В деле «Маквей, О'Нейл и Эванс против Соединенного Королевства» Комиссия по правам человека впервые рассмотрела проблему взятия и хранения отпечатков пальцев в ходе проведения ряда оперативно-следственных мероприятий. Комиссия согласилась с тем, что некоторые из этих мероприятий свидетельствуют о вмешательстве государства в личную жизнь заявителей, но оставила открытым вопрос о том, является ли вмешательством хранение отпечатков пальцев само по себе ECtHR, McVeigh, O`Neill and Evans v. the United Kingdom, Judgment of 18 March 1981, para. 224.. В деле S. and Marper v. the United Kingdom Европейский суд указал, что хранение отпечатков пальцев является вмешательством государства в осуществление права на уважение личной жизни, хотя для разрешения вопроса о его оправданности может потребоваться разграничивать взятие, использование и хранение отпечатков пальцев, с одной стороны, и образцов и профилей ДНК, с другой стороны.

Далее Европейский суд по правам человека рассмотрел вопрос о том, преследовало ли вмешательство государства в личную жизнь заявителей правомерную цель и было ли оно необходимо в демократическом обществе.

ЕСПЧ согласился, что хранение отпечатков пальцев и информации о ДНК преследует правомерную цель, заключающуюся в выявлении и предотвращении преступлений. В то время как первоначальное взятие этой информации производится с целью установить причастность конкретного человека к конкретному преступлению, ее хранение преследует более широкую цель - способствовать установлению будущих правонарушителей.

Относительно необходимости и соразмерности вмешательства государства в личную жизнь заявителей суд отвечал на вопрос о том, оправданно ли с точки зрения статьи 8(2) Конвенции хранение отпечатков пальцев и информации о ДНК заявителей, подозревавшихся, но не признанных виновными в совершении определенных преступлений. Суд указал, что другие государства-участники Конвенции предпочли ограничить хранение и использование такого рода информации, чтобы достичь надлежащего равновесия между противоборствующими интересами и обеспечить неприкосновенность личной жизни. Суд, в частности, отметил:

«113. <…> защита, предоставляемая статьей 8 Конвенции, недопустимо ослабнет, если использование современных научных методов в ходе производства по уголовным делам будет разрешено любой ценой и без тщательного сопоставления потенциальных преимуществ, которые дает всестороннее использование таких методов, с важными интересами, связанными с защитой личной жизни. <…> Суд полагает, что любое государство, претендующее на роль первопроходца в развитии новых технологий, несет особую ответственность за соблюдение справедливого равновесия в этой области».

Далее суд рассмотрел вопрос о том, имеет ли под собой соответствующие и достаточные основания постоянное хранение отпечатков пальцев и информации о ДНК всех лиц, подозреваемых, но не признанных виновными в совершении преступлений. ЕЧПЧ указал, что «поражен всеобъемлющим и не делающим никаких различий характером полномочий соответствующих властей по хранению информации личного характера в Англии и Уэльсе», где такая информация может храниться независимо от характера и степени тяжести преступления, в совершении которого человек первоначально подозревался, и от возраста подозреваемого; отпечатки пальцев и образцы могут быть взяты у человека любого возраста, задержанного в связи с совершением любого правонарушения, влекущего за собой постановку на учет в полиции, в том числе мелкого правонарушения или правонарушения, не предполагающего наказания в виде лишения свободы. Кроме того, хранение данной информации не ограничено во времени - личные данные хранятся бессрочно независимо от характера или степени тяжести преступления, в совершении которого человек подозревался. У человека, которому был вынесен оправдательный приговор, ограничен в возможности добиваться удаления сведений из общенациональной базы данных или уничтожения соответствующих материалов.

Суд указал, что бессрочное хранение персональных данных лиц, которым не был вынесен обвинительный приговор, противоречит презумпции невиновности:

«122. Особую озабоченность в данном контексте вызывает опасность социальной стигматизации человека, возникающая в связи с тем, что с лицами, находящимися в том же положении, что и заявители, которым не был вынесен обвинительный приговор и которые имеют право считаться невиновными, обращаются так же, как с осужденными. В связи с этим Европейский Суд не должен забывать о том, что предусмотренное Конвенцией право каждого человека считаться невиновным предполагает общее правило, в силу которого после вынесения обвиняемому оправдательного приговора не допускаются никакие сомнения в его невиновности (см. постановление Европейского Суда от 21 марта 2000 г. по делу «Асан Рушити против Австрии» [Asan Rushiti v. Austria] (жалоба № 28389/95), § 31, в котором содержатся отсылки к другим постановлениям Европейского Суда по данному вопросу). Действительно, хранение персональных данных заявителей нельзя приравнивать к появлению сомнений в их невиновности. Тем не менее возникающее у них ощущение, что с ними обращаются не так, как с невиновными, усугубляется тем, что их данные хранятся бессрочно и на тех же условиях, что и данные осужденных, в то время как сведения о тех, кто никогда не подозревался в совершении преступлений, подлежат уничтожению».

В результате Европейский суд пришел к выводу, что безоговорочный и не делающий никаких различий характер полномочий властей по хранению отпечатков пальцев, образцов клеток и профилей ДНК лиц, подозреваемых, но не признанных виновными в совершении преступлений, нарушает справедливое равновесие между публичными и частными интересами и что в деле S. and Marper v. the United Kingdom государство-ответчик вышло за рамки допустимой свободы усмотрения. Соответственно, хранение материалов заявителей представляло собой несоразмерное вмешательство государства в осуществление заявителями права на уважение их личной жизни и не могло считаться необходимым в демократическом обществе. Суд признал наличие нарушения требований статьи 8 Конвенции.

2. Получение персональных данных с использованием методов скрытого наблюдения

Во многих решениях ЕСПЧ оценивал вмешательство в осуществление права на уважение личной жизни заявителей в связи с использованием полицией или органами безопасности методов скрытого наблюдения См., например, ECtHR, Rotaru v. Romania, Judgment of 4 May 2000.. «Демократическим обществам в настоящее время угрожают весьма изощренные формы шпионажа и терроризма. Поэтому государство должно иметь возможность, в целях эффективного противодействия таким угрозам, вести скрытое наблюдение за лицами, осуществляющими подрывную деятельность на его территории», ? указал суд в решении по делу Klass и другие против Германии ECtHR, Klass and others v. Germany, Judgment of 6 September 1978, para. 42.. При этом Суд, осознавая создаваемую применением мер тайного наблюдения опасность «подрыва или даже разрушения демократии под предлогом ее защиты, утверждает, что договаривающиеся государства не могут во имя борьбы со шпионажем и терроризмом принимать любые меры, которые они сочтут необходимыми» См. ECtHR, Klass and Others v. Germany, Judgment of 6 September 1978, paras. 49-50.. Европейский суд указал, что системы секретного наблюдения должны содержать установленные законом гарантии, которые применяются к надзору за деятельностью соответствующих служб См. ECtHR, Weber and Saravia v. Germany, Judgment of 29 June 2006, para. 94..

Обработка персональных данных, полученных с использованием методов негласного наблюдения, должна быть законной и справедливой в свете статьи 8 (2) Европейской конвенции, то есть:

* производиться в соответствии с законом;

* преследовать законную цель;

* быть необходимой в демократическом обществе для достижения законной цели.

В частности, в деле Узун [Uzun] Европейский суд пришел к выводу, что наблюдение за заявителем с помощью глобальной системы позиционирования, проводившееся по приказу Федерального генерального прокурора в рамках расследования нескольких эпизодов покушения на убийство, за которые взяла на себя ответственность террористическая организация, служило интересам национальной безопасности и общественного порядка, предотвращения преступлений и защиты прав жертв. Суд признал, что вмешательство в осуществление права на частную жизнь заявителей было соразмерно преследуемым правомерным целям и «необходимо в демократическом обществе» по смыслу статьи 8 § 2.

В нескольких делах суд признал вмешательство в частную жизнь граждан неправомерным, поскольку использование методов скрытого наблюдения не было предусмотрено законом. В частности, в деле Allan v. the United Kingdom ECtHR, Allan v. the United Kingdom, Judgment of 5 November 2002. частные разговоры заключенного с другом в помещении для встреч и с сокамерниками были тайно записаны властями. ЕСПЧ постановил, что использование аудио- и видеозаписывающих устройств в камере и помещении для встреч представляет собой вмешательство в осуществление права на частную жизнь. Поскольку не существовало законодательного регулирования использования полицией скрытых устройств для наблюдения, вмешательство не соответствовало закону. В деле Vetter v. France ECtHR, Vetter v. France, Judgment of 31 May 2005. заявитель был арестован и привлечен к ответственности за убийство на основании бесед с другом в частном доме, тайно записанных полицией с разрешения следственного судьи. Он ходатайствовал о признании записи неприемлемым доказательством, утверждая, в частности, что такое доказательство не было предусмотрено законом. ЕСПЧ решал, соответствовало ли закону использование полицией «прослушки» в качестве доказательства по уголовному делу. Прослушивание частного помещения не отвечало нормам уголовно-процессуального кодекса Франции, регулирующим перехват телефонных линий. В УПК не было достаточно четко обозначен объем усмотрения властей в проведении «прослушки» за частными переговорами. Соответственно, заявитель не имел минимальной степени защиты, на которую могут рассчитывать граждане в демократическом обществе. В деле Malone против Соединённого Королевства суд признал нарушение статьи 8 на основании того, что прослушивание телефонных разговоров заявителя в рамках уголовного преследования за хранение и сбыт краденого и регистрация истории звонков не были предусмотрены законом. В деле A. против Франции запись телефонного разговора заявительницы была сделана частным лицом, утверждавшим, что та наняла его для совершения заказного убийства. Запись была сделана при содействии полиции в ходе предварительного расследования. Суд признал нарушение статьи 8, поскольку запись осуществлялась вне рамок судебного разбирательства и не была санкционирована следственным судьей. В деле P.G. и J.H. против Соединенного Королевства в полицейском участке, куда заявителей доставили после задержания по подозрению в подготовке кражи, была осуществлена запись образцов их голоса. Суд признал нарушение статьи 8, поскольку в национальном законодательстве отсутствовали нормы, регулирующие использование скрытых подслушивающих устройств в полицейских участках.

В случае сбора государством информации личного характера с использованием скрытых устройств также должны существовать надлежащие и эффективные гарантии от злоупотреблений. В деле Van Vondel против Нидерландов заявитель был сотрудником службы уголовных расследований, его телефонные переговоры с одним из его информаторов были записаны с помощью устройства, предоставленного Департаментом национальной полиции по внутренним расследованиям. Запись осуществлялась в рамках парламентского расследования методов уголовного следствия в Нидерландах, вызванного спором по поводу деятельности Межрегиональной уголовной следственной группы «Северная Голландия/Утрехт». Европейский суд признал нарушение статьи 8, поскольку заявитель был лишен минимальной защиты - в частности, суд признал неприемлемым то, что власти оказывали техническую помощь, которая не регулировалась правилами, предоставляющими гарантии от актов произвола.

Европейский суд рассмотрел несколько российских дел, связанных с применением методов негласного наблюдения. По одному из таких дел ECtHR, Shimovolos v. Russia, Judgment of 21 June 2011. заявителем был руководитель Нижегородского правозащитного союза - неправительственной ассоциации, объединяющей правозащитные и экологические организации и занимающейся мониторингом нарушения прав человека и общественным контролем закрытых учреждений Сергей Шимоволос.

13 мая 2007 года Шимоволос направлялся в Самару, чтобы расследовать задержания активистов, проводивших акции протеста во время подготовки и проведения 19-го саммита Россия-ЕС См. подробнее: Неправительственный доклад «Россия под наблюдением» Международной правозащитной группы «Агора». 2016 год. URL: https://meduza.io/static/0001/Survelliance_Report_Agora.pdf. Повестка дня саммита включала вопросы прав человека в России, переговоры по новому соглашению о партнерстве и сотрудничестве с Евросоюзом, сотрудничество в сфере энергетики, размещение в Польше и Чехии элементов американской системы ПРО, вступление России в ВТО и другие. К саммиту был приурочен очередной «Марш несогласных», который впервые с 2005 года согласовали местные власти, однако многие активисты, правозащитники и журналисты не смогли попасть на него в результате серии полицейских операций. Как только Сергей Шимоволос вошел в вагон поезда, милиционеры проверили у него документы и поинтересовались целью поездки. На протяжении 15-часовой поездки из Нижнего Новгорода в Самару его три раза опрашивали сотрудники милиции, а после прибытия в Самару отвели в отдел милиции. После проверки по «базе данных» правозащитник был отпущен.

В Европейский суд, кроме незаконного задержания, Сергей Шимоволос обжаловал внесение его имени в базу данных лиц, находящихся под особым наблюдением, в которую заносились данные о его передвижениях по земле и по воздуху внутри России, что равносильно вмешательству в его частную жизнь. Создание и ведение этой базы, процедура ее функционирования регламентированы приказом министра, который никогда не был опубликован и никаким иным образом не был доступен общественности. По этой причин ЕСПЧ согласился с заявителем в том, что национальное законодательство не указывает с достаточной ясностью пределы и способ реализации предоставленного национальным властям усмотрения в отношении сбора и хранения в базе данных информации о частной жизни людей. Европейский суд признал, что порядок функционирования базы данных и отсутствие минимальных гарантий от злоупотреблений не отвечают стандартам законности и правовой определенности. Следовательно, включение заявителя в такую базу было нарушением статьи 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

В декабре 2016 года ЕСПЧ вынес решение по делу Roman Zakharov v. Russia, связанным с законодательным регулированием прослушивания телефонных переговоров в России. Заявитель по делу - руководитель регионального центра Фонда защиты гласности в Санкт-Петербурге Роман Захаров - утверждал, что отсутствие строгих процессуальных гарантий позволяет спецслужбам бесконтрольно прослушивать мобильные переговоры с помощью технического оборудования для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий на сетях электросвязи. Несмотря на то, что Захаров не смог доказать, что его переговоры прослушивались, Суд рассмотрел жалобу и признал факт нарушения российскими властями статьи 8 Конвенции, указав на ряд фундаментальных дефектов российского законодательства, которые позволяют службам безопасности и полиции обойти процедуру разрешения и получать доступ к любым сообщениям без предварительного судебного решения.

По данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, с 2007 по 2015 годы судами общей юрисдикции было рассмотрено 4 659 325 ходатайств о контроле и записи телефонных и иных переговоров, а также ограничении тайны переписки, из них удовлетворено 4 517 515 (96,96%). Ежегодно количество таких запросов увеличивается, причем наибольшие темпы роста показывают запросы, подающиеся в рамках оперативно-розыскных мероприятий, то есть до возбуждения уголовного дела. По данным ассоциации «Агора», точное количество «внесудебных» случаев прослушки подсчитать невозможно. За последние девять лет не менее 9 млн. человек (примерно 6% жителей) в Российской Федерации могли подвергаться прослушиванию только на основании судебного решения Неправительственный доклад «Россия под наблюдением» Международной правозащитной группы «Агора». 2016 год. URL: https://meduza.io/static/0001/Survelliance_Report_Agora.pdf.

Европейский суд постановил, что господин Захаров имеет право обратиться в суд с жалобой на то, что является жертвой нарушения Конвенции, хотя не может доказать, что его телефонные переговоры действительно прослушивались. Учитывая отсутствие эффективных средств обжалования на национальном уровне, негласный характер методов наблюдения и тот факт, что они потенциально могут быть применены к любому пользователю мобильной связи, суд пришел к выводу, что в данном случае будет оправданно исследовать на соответствие Конвенции российское законодательство, а не его применение в конкретном деле заявителя. Если законодательство не гарантирует эффективных средств обжалования человеку, подозревающему, что его телефонные переговоры прослушиваются, само по себе существование спорного законодательства уже составляет вмешательство в права заявителя по статье 8 Конвенции.

ЕСПЧ пришел к выводу, что прослушивание мобильных телефонов в России преследует законные цели, такие как предотвращение преступлений и защита национальной безопасности, общественного порядка и экономического благосостояния страны. Однако существует риск, что система секретных методов наблюдения, созданная для защиты национальной безопасности, может ослабить или разрушить демократию под предлогом ее защиты. Поэтому законодательство должно устанавливать адекватные и эффективные гарантии против злоупотреблений, чтобы ограничить применение негласных методов наблюдения только теми случаями, когда это действительно необходимо для достижения вышеуказанных целей.

Стороны не оспаривали, что прослушивание мобильных телефонных переговоров предусмотрено законом, а именно Федеральным законом об оперативно-розыскной деятельности от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ (далее Закон об ОРД), Уголовно-процессуальным кодексом РФ от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ (далее УПК), Федеральным законом о связи от 7 июля 2003 № 126-ФЗ и приказами, изданными Госкомсвязи РФ и его преемниками (в частности, Приказом № 70 от 20 апреля 1999 г.). Прослушивание мобильных телефонов преследует такие законные цели, как предотвращение преступлений и защита национальной безопасности, общественного порядка и экономического благосостояния страны. Суд пришел к выводу, что российское законодательство содержит ряд гарантий против злоупотреблений, однако эти гарантии не достаточны. Хотя злоупотребления возможны при любой системе организации негласных наблюдений, их вероятность особенно высока в такой системе, где правоохранительные органы имеют с помощью технических средств прямой доступ ко всем мобильным телефонным переговорам.

В то же время, суд обнаружил в российском законодательстве, регулирующем прослушивание мобильных телефонов, следующие дефекты:

1. Ситуации, в которых правоохранительные органы имеют право прослушивать телефонные и иные переговоры.

Российское законодательство недостаточно четко определяет категории людей, чьи телефонные и иные переговоры могут прослушиваться. В частности, законодательство разрешает прослушивать телефонные переговоры не только подозреваемых и обвиняемых в уголовных преступлениях, но также и переговоры «других лиц, чьи телефонные и иные переговоры могут содержать сведения, имеющие значение для уголовного дела» (статья 186 УПК) и «лиц, которые могут располагать сведениями о преступлениях» или «о событиях или действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации» (статья 8 Закона об ОРД). Российское законодательство не объясняет, как такие широко сформулированные термины должны толковаться в правоприменительной практике, и таким образом дает правоохранительным органам слишком широкие дискреционные полномочия определять, какие события или действия создают вышеуказанную угрозу, и является ли эта угроза достаточно серьезной, чтобы оправдать прослушивание телефонных переговоров.

2. Прекращение прослушивания телефонных переговоров.

Российское законодательство недостаточно четко определяет ситуации, в которых прослушивание телефонных переговоров должно быть прекращено. Требование о немедленном прекращении прослушивания, когда необходимость в данной мере отпадает, содержится только в УПК (статья 186), но не в законе об ОРД. В результате прослушивание телефонных переговоров на основании закона об ОРД (в частности, в связи с получением сведений о событиях или действиях, создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации) осуществляется без достаточных гарантий против злоупотреблений.

3. Уничтожение собранных материалов.

Российское законодательство позволяет хранить в течение шести месяцев все материалы, собранные в результате прослушивания телефонных переговоров. Оно не содержит требования о немедленном уничтожении тех материалов, которые очевидно не связаны с целями прослушивания. Кроме того, законодательство не определяет, в каких ситуациях материалы, которые использовались в уголовном судебном процессе, должны быть уничтожены после окончания такого процесса, а в каких ситуациях их можно продолжать хранить.

4. Процедура выдачи разрешений на прослушивание телефонных переговоров.

Процедура выдачи разрешений на прослушивание телефонных переговоров не предоставляет достаточных гарантий того, что прослушивание будет разрешено только в тех случаях, когда это обоснованно и необходимо. В частности, несмотря на указания Конституционного суда РФ См. Определения № 86-О от 14 июля 1998 г., № 345-О от 2 октября 2003 г. и № 1-О от 8 февраля 2007 г., российские суды не проверяют, есть ли основания подозревать человека, о прослушивании чьих телефонных переговоров ходатайствуют правоохранительные органы, в причастности к преступлению или действиям, создающим угрозу государственной, военной, экономической или экологической безопасности Российской Федерации. Российские суды также не оценивают обоснованность и необходимость прослушивания. В частности, к ходатайствам о прослушивании телефонных переговоров часто не прилагаются материалы, подтверждающие основания для проведения прослушивания, а судьи не требуют представления таких материалов. Обычно для получения судебного разрешения на прослушивание правоохранительным органам достаточно сослаться на наличие информации о преступлении или действиях, создающих угрозу государственной, военной, экономической или экологической безопасности Российской Федерации. Кроме того, закон об ОРД не содержит никаких требований к содержанию ни ходатайства о прослушивании телефонных и иных переговоров, ни судебного разрешения на такое прослушивание. В результате суды иногда выдают разрешения на прослушивание всех мобильных телефонных переговоров в районе совершения преступления без указания конкретного лица или телефонного номера, или разрешения на прослушивание без указания срока действия. Закон об ОРД также позволяет прослушивать телефонные и иные переговоры в течение 48 часов без предварительного судебного разрешения в случаях, которые не терпят отлагательства. Данная процедура не предусматривает достаточных процессуальных гарантий того, что она будет использована только в тех случаях, когда это действительно обоснованно.

Наконец, Суд пришел к выводу, что техническое оборудование для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий на сетях электросвязи дает правоохранительным органам техническую возможность для прослушивания мобильных телефонных переговоров без предварительного получения судебного разрешения. Хотя злоупотребления возможны при любой системе организации негласных наблюдений, их вероятность особенно высока в такой системе, где правоохранительные органы имеют прямой доступ ко всем мобильным телефонным переговорам и не обязаны предъявлять разрешение на прослушивание мобильным операторам. При такой системе необходимость в эффективных процессуальных гарантиях против злоупотреблений особенно высока.

5. Надзор за законностью проведения негласных оперативно-розыскных мероприятий.

Надзор за законностью проведения негласных оперативно-розыскных мероприятий не отвечает требованиям Европейской Конвенции о независимости надзирающего органа, достаточности полномочий для проведения эффективного надзора и его открытости общественному контролю. Во-первых, запрет на регистрацию сведений о контролируемых абонентах и иных сведений относящихся к прослушиванию мобильных телефонных переговоров, содержащийся в приказе Госкомсвязи № 70, делает невозможным выявление случаев незаконного прослушивания без судебных разрешений. Во-вторых, надзор осуществляет генеральный прокурор и уполномоченные им прокуроры. Учитывая порядок назначения прокуроров, у суда возникли сомнения в их независимости от исполнительной власти. Кроме того, в рамках своих полномочий по уголовному преследованию, прокурор дает согласие на возбуждение перед судом ходатайства о прослушивании телефонных или иных переговоров. Тот факт, что прокуратура совмещает в себе функции по уголовному преследованию и, одновременно, по надзору за законностью прослушиваний телефонных и иных переговоров, дает основания сомневаться в ее независимости. В-третьих, полномочия прокуратуры по надзору за законностью прослушиваний ограничены: например, в предмет прокурорского надзора на входят сведения о тактике, методах и средствах осуществления деятельности органов федеральной службы безопасности. Помимо этого, российское законодательство не содержит требования о немедленном уничтожении материалов, которые были квалифицированы прокурором как полученные в результате незаконного прослушивания телефонных переговоров. В-четвертых, результаты прокурорского надзора не публикуются и не доводятся до сведения общественности каким-либо иным образом. Наконец, российское правительство не представило ни одного прокурорского решения, постановившего пресечь нарушение прав или принять меры к их восстановлению и привлечению виновных должностных лиц к ответственности, не доказав, таким образом, эффективность прокурорского надзора на практике.

6. Система уведомления о прослушивании телефонных переговоров и средства обжалования.

Суд пришел к выводу, что эффективность имевшихся в распоряжении заявителя средств обжалования подрывается тем, что они доступны только тем, кто может представить доказательства прослушивания своих телефонных переговоров. В отсутствие системы уведомления о «прослушке» или эффективной возможности запросить информацию о прослушивании, получить такие доказательства практически невозможно. Таким образом, у человека, который подозревает, что его телефонные или иные переговоры прослушиваются, отсутствуют эффективные средства обжалования - одна из наиболее важных гарантий против злоупотреблений при использовании негласных методов наблюдения. При этом суд не рассматривал вопрос об эффективности вышеуказанных средств обжалования в тех ситуациях, когда гражданин может доказать факт прослушивания его телефонных или иных переговоров, т.к. он получил доступ к материалам прослушивания в рамках уголовного процесса против него, где эти материалы использовались в качестве доказательств.