Языковые особенности басен И.А. Крылова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Имя великого русского баснописца И.А.Крылова стоит в ряду имен любимых народом поэтов, основоположников русской литературы. На них воспитывались и воспитываются многие поколения.

Басни Крылова приобрели мировое признание. В них сочетается суровая правда с глубокой мысленной живописностью языка. Краткие и меткие крыловские изречения давно перешли в пословицы и поговорки, стали народным достоянием еще при жизни баснописца.

Слава баснописца во многом оттеснила в нашем восприятии Крылова-драматурга, прозаика, лирика, хотя произведения Крылова конца XVIII века представляют выдающийся интерес, ведь наряду с Радищевым, Новиковым, Фонвизиным молодой Крылов является одним из наиболее значительных представителей сатирического направления в русской литературе второй половины XVIII века.

Но лишь в басне считалось возможным использовать разговорный язык, просторечия и диалектизмы, которые отстаивал И.А.Крылов. Разговорный язык использовался им не ради грубости, а ради меткости, особой выразительности.

Главной композиционной особенностью басни как жанра является ее двучленность. Басня состоит из обязательных двух частей (они могут быть неравнозначны по объему): рассказа и морального вывода (морали, назидания). Эта двучленность образует соединение двух начал в жанре басни: эстетического и логического. Одно выражено в художественной форме (картины, образы), другое - в форме идеи, вывода, мысли.

Организация речи в басне строится на живом обращении автора к читателю, с одной стороны, и на диалоге героев, другой. Диалог в басне присутствует почти всегда.

Басни, созданные Крыловым, были написаны вольным (басенным) ритмом, разностопным ямбом. Такой ритм позволяет делать паузы, что-то произносить скороговоркой, что-то выделять в речи, то есть передавать меняющиеся интонации живой речи.

Что касается языка Крылова, то все мы с детства владеем этим языком, У легко его усваиваем и - оказывается! - мало его знаем и почти ничего не можем о нем сказать. Что такое язык? Как он устроен? Как развивается? Из каких частей состоит? Как взаимодействуют эти части? Как связан с деятельностью человека? Возможно ли совершенствование языка? На все эти и многие другие вопросы мы попытаемся ответить в этой работе.

Многие в Крылове хотят видеть непременно баснописца, но в нем есть нечто большее. Басни только форма; важен тот дух, который так же выражался бы и в другой форме. Басни Крылова, конечно, басни, но сверх того и нечто большее, нежели басни... Басни Крылова - не просто басни, это повести, комедия, юмористический очерк, злая сатира - словом, что хотите, только не просто басни.

Сам Крылов чтением своих басен подчеркивал простоту, естественность их народной речи, их реализм. Все воспоминания об исполнении им своих басен говорят об этом. Так, С.Жихарев, выслушав чтение Крылова, записал: «А как читает этот Крылов! Внятно, просто, без всяких вычур и между тем с необыкновенною выразительностью; всякий стих так и врезается в память. После него, право, и читать совестно».

Естественность и простота его чтения были так велики, что исполнение им своих басен иногда не называли «чтением», а говорили, что он «рассказывает свои басни».

Басни Крылова не стареют. Каждое новое поколение воспитывается на них, они вошли в фонд национальной культуры. Строки крыловских басен, самые названия их стали привычными, вошли в речь, цитируются в газетах, знакомы и старым и малым.

Басни Крылова проложили дорогу Пушкину, Гоголю, Кольцову, Некрасову и многим другим поэтам, приобщив их к чистому роднику народной речи, показав пример реалистической живописи, словесного мастерства. Поэтому-то и не угасает крыловская традиция до наших дней.

Знание Крылова-баснописца заключается в том, что он сумел соединить в своем творчестве поэзию и простоту, основанную на разговорной речи. До Крылова в эпоху классицизма разговорный язык допускался только в низких жанрах. Крылов же доказал возможность использования разговорного языка в поэтической речи. Он сумел создать образ народной речи, которая не была замкнута в пределах какого-то одного стиля, но свободно могла бы быть использована в различных стилевых пластах. Главная заслуга Крылова состояла в том, что он раздвинул жанровые рамки басни, придав ей философско-социальное содержание, вместив передовые идеи века в малую форму. «Поэт и мудрец слились в нем воедино» - писал Н.В.Гоголь. Басенное творчество Крылова предвосхитило и подготовило переход русской литературы к реализму (так, связь басен Крылова с первой реалистической комедией А.С. Грибоедова «Горе от ума» очевидно). Реалистические образы в баснях Крылова могли возникнуть только потому, что автором был создан поэтический язык, позволивший воплотиться этим тенденциям реализма.

Итак, тема нашей дипломной работы «Языковые особенности басен И.А.Крылова». Актуальность данной темы несомненна, так как:

- во-первых, языковые особенности басен И.А.Крылова недостаточно исследованы и требуют дальнейшего специального изучения. Ведь изменение - это неизбежный спутник языковой истории. Современный русский литературный язык не появился внезапно, в нем отложились незаметные накопления и сдвиги, происходящие в течение многих веков;

- во-вторых, более полному и глубокому пониманию идейно-образного содержания басен способствует не только литературный, но и лингвистический анализ художественного текста. Осмысление состояния лингвистической мысли лежит в основе нашей работы. Для всех разделов дипломной работы характеры многоаспектный подход к лингвистическим единицам, что позволяет выявить взаимосвязи и переходность языковых явлений и тенденции их развития, а также особенности функционирования в различных социолингвистических условиях.

В соответствии с таким подходом нами проанализирована литература: монографии, учебные пособия; работы, ставшие классическими и представляющие отечественную лингвистическую традицию; исследования последних лет, отражающие современные направления, где имеются наиболее ценные сведения по изученным проблемам.

Благодаря исследованиям А.В.Десницкого, С.Ф.Елеонского, М.Н.Морозова мы многое понимаем лучше, так как приблизились к историческому осмысления творчества Крылова в целом и к верному представлению о различных этапах его творческого пути, о языковых особенностях басен Крылова.

Автор книги «Иван Андреевич Крылов» А.В. Десницкий (10) вводит читателя в увлекательный мир литературоведческих поисков. Он пытается, привлекая противоречивые печатные источники, мемуарные свидетельства, документы, художественные произведения, воссоздать биографию великого русского баснописца, драматурга, журналиста и поэта И.А.Крылова, остающуюся во многом не ясной и «загадочной» для современных исследователей; обрисовать социально-политическую, идейно-нравственную и культурную атмосферу в России конца XVIII - начала XIX веков. По ряду не изученных в литературной науке вопросов автор высказывает свою оригинальную точку зрения.

Книги С.Ф. Елеонского «Литература и народное творчество» (12) освещают проблему о взаимосвязях и взаимовлияниях литературы и народного творчества, дается в последовательном историко-литературном порядке разбора наиболее близких к фольклору произведений русской художественной литературы. Пословицы, поговорки и прибаутки Крылов черпал не столько из книг, сколько непосредственно из народа, и широко пользовался ими в словесной живописи своих басен. При создании образов зверей, например, лукавой Лисицы или трудолюбивого Медведя: «Лисица от дождя и под бороню укроется», «Лиса своего хвоста не замарает», «Правит, как медведь в лесу дуги гнет», «Гнет - не парит, а переломит - не тужит». С.Ф.Елеонский говорил: «все это выражено в таких оригинальных, непередаваемых ни на какой язык в мире образах, - что сам Пушкин не полон без Крылова».

В книге М.Н.Морозовой «Поэтика и стилистика русской литературы» язык басен Крылова рассматривается в разнообразных, порой причудливых формах; иными словами, каждый факт, каждое языковое явление рассматриваются сами по себе, в отрыве от других и от общего хода языкового развития. Автор в этой книге ставит задачу дать полное и систематическое описание морфологического анализа слов как частей речи, сосредоточив внимание на трудных случаях квалификации языковых явлений, обусловленных многозначностью, омонимией.

Итак, многие исследователи вместе с читателями перелистывают страницы басен. Вместе с ними мы задумываемся над противоречивыми, сложными и обаятельными характерами героев и способами их изображения.

Цель нашего исследования: проследить языковые особенности слов разных частей речи в баснях И.А.Крылова.

Этой целью определяются задачи дипломной работы:

- подчеркнуть неоценимый вклад И.А.Крылова в развитие русской литературы и русского языка;

- рассмотреть способы образования и формы изменения слов;

- проанализировать все отступления от современных норм;

- рассмотреть синтаксис словосочетания, простого и сложного предложения, способы передачи чужой речи и пунктуации;

- наметить систему и методику работы, направленную на осмысленное восприятие басен И.А.Крылова.

Специфика нашей работы такова, что основной метод, используемый для решения поставленных задач, описательный, основанный на сборе языковых фактов. Применялись также сравнительно-исторический и экспериментальный методы исследования.

Практическая значимость исследования нам видится в акцентуализации внимания на проблеме изучения языка басен, что несомненно поможет их лучшему восприятию.

Работа может быть использована учителями - словесниками при изучении творчества И.А.Крылова.

I. МАСТЕРСТВО И.А. КРЫЛОВА БАСНОПИСЦА

1.1 Современники о творчестве И.А. Крылова

Современники Ивана Андреевича Крылова любили отгадывать, по какому поводу написана каждая его басня.

И действительно, конкретный повод часто удавалось найти. Например, басня «Волк на псарне» связана с нашествием Наполеона на Россию. Кутузов прочитал басню «после сражения под Красным собравшимся вокруг него офицерам и при словах: «А я, приятель, сед», - снял свою белую фуражку и потряс наклоненною головою», - свидетельствует очевидец.

Таких басен, с конкретным адресом, у Крылова много. Современники читали их вслух и весело поглядывали друг на друга: знаем, о ком это сказано!

Всякая басня - иносказание. Говорится о животных, понимай; о людях. И если даже говорится о людях - все равно иносказание; повествуется про уху, приготовленную Демьяном, но смысл не в этой именно ухе и не в этом Демьяне. У любой басни тысячи разгадок.

Но особенности басен И.А.Крылова в том, что многие из них имеют еще и первую, исторически хитрую разгадку. Почему читатель об этом догадывается? По конкретным деталям, по общей выразительности нарисованной картины, по верной передаче знания события. Для всего этого нужен особо точный, выразительный, конкретный язык. И его создал Крылов - баснописец.

Конкретность языка, точность описаний в басне нужны не только для характеристики персонажей. Если, например, волк был не описан так, что точь-в-точь получился бы живой волк (хищное животное из семейства собачьих»), он не годился бы для басни: ведь нужен не настоящий волк, а иносказательный, такой, который ассоциировался бы с человеком. Поэтому вся конкретность характеристик, их выразительности, картинности, жизненная меткость у Крылова перенесены на изображение движения, действия. Движение у него живописно, образно, выразительно, динамично.

Вот рассказ о рыбаке:

…он, в чаянье награды, Закинет уду, глаз не сводит с поплавка; Вот, думает взяла! В нем сердце

встрепенется,

Взмахнет он удой: глядь - крючок

без червяка;

Плутовка, кажется, над рыбкой смеется,

Сорвет приманку, увернется

И, хоть ты что, обманет рыбака.

(Плотичка)

Чувствуете, как увертливы последние строки?

Всюду торжествует динамичность, точный и меткий глагол. Глагольно, с помощью действия, рисует Крылов взаимоотношения персонажей. Вот как изображено отношение Лягушек к их Царю:

Царь этот был осиновый чурбан.

Сначала, чтя его особу превысоку,

Не смеет подступить из подданных никто:

Со страхом на него глядят они, и то

Украдкой, издали, сквозь аир и осоку;

Но так как в свете чуда нет,

К которому не пригляделся свет,

То и они сперва от страху отдохнули,

Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули:

Сперва перед Царем ничком;

А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком;

Дай попытаться сесть с ним рядом;

А там, которые еще поудалей,

К Царю садятся уж и задом.

Царь терпит все по милости своей.

Немного погодя, посмотришь, кто захочет,

Тот на него вскочит.

(Лягушки, просящие Царя)

Умение рисовать действие особенно пригодилось Крылову для изображения речи героев. Речь - тоже действие. Его герои говорят самым естественным, самым живым языком, крайне активным, крайне действенным. Они действуют с помощью речи. Вспомните хотя бы «Демьянову уху».

Стихи Крылова выразительны в самом своем звучании. О басне «Лягушки, просящие Царя» В.А.Жуковский писал, что предметы представлены поэтом так живо, что «они кажутся присутственными» Например:

Что ходенем пошло трясинно государство...

«Живопись в самих звуках! Два длинных слова: ходенем и трясинно - прекрасно изображают потрясение болота.

Со всех лягушки ног

В испуге пометались,

Кто как успел, куда кто мог…

В последнем стихе, напротив, красота состоит в искусном соединении односложных слов, которые представляют скачки и прыганье».Действительно, понаблюдайте, что делает ваш язык, когда вы произносите последний стих. Его движения представляют копию лягушиного скаканья.

Звук, артикуляции сами процессуальны. Они - действие и его результат. И не удивительно, что Крылов, пристрастный к действию, привлек и звук для изображения действия (10, с. 136).

Динамичность описаний у Крылова, их живая картинность, наблюдательность поэта заставляли читателя верить басенному рассказу и разгадывать его реальный источник. Недаром Крылова считают предвестником реализма а России. Академик В.В.Виноградов, вероятно, прав, когда он говорит, что реалистические тенденции в литературе требуют определенного уровня развития языка - и общенационального, и языка самой художественной литературы. Реалистические образы в баснях Крылова могли возникнуть только потому, что поэтом был создан поэтический язык, позволивший воплотить этим тенденциям реализма. Нам нужна действительность, «глагольность», активность слов из басен Крылова: мы ими воздействуем на собеседника.

II РОЛЬ И.А. КРЫЛОВА В ДЕМОКРАТИЗАЦИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

2.1 Всенародная слава И.А.Крылова - баснописца

Всенародная слава, столь быстро завоеванная Крыловым-баснописцем, свидетельствовало о том, что его басни знаменовали собой качественно новый этап в развитии русской литературы. «Крылов впервые не только у нас, но и во всей мировой литературе, - говорит Д.Д.Благой, - сумел превратить басню в подлинно реалистический жанр. Глубоко народный по всему своему духу, по «русскому уму» баснописца, по его замечательному умению чисто по-русски видеть, воспринимать действительность и «прямо русской» кистью ее зарисовать, басни Крылова до предела народны и по совей форме, по самому своему художественному материалу - слову, языку».

Жизненность, правдивость изображения, которой достиг писатель в баснях, создается самыми разнообразными средствами. Прежде всего, Крылов доводит до совершенства естественность и выразительность разговорной интонации, которая определят весь строй басни. Иллюстрацией могут быть такие, например, строки из басни «Заяц на ловле»:

«Ба, ты, косой, -

Кричат ему, пожаловал отколе?

Тебя никто на ловле не видал».

Мастерство реалистического повествования в баснях Крылова не только в их ритмико-интонационной системе. Для стилистической манеры баснописца характерны пословицы, поговорки, «крылатые» выражения, а также народно-разговорная лексика и фразеология.

Среди употребляемых писателем слов предлагают разговорно- непринужденные, например, понатужить, слыть, соснуть и другие: Тут, выгнувши хребет и понотужа грудь (Обоз); Пес дружества слывет примером с давних пор (Собачья дружба); Да коли хочешь, так сосни (Пустынник и Медведь).

Свободно вводит Крылов в свои басни различные наречия, а также глагольно-междометные формы, частицы и тому подобные вспомогательные слова - как экспрессивно-окрашенные, так и не обладающие экспрессией: Глядь, Он подлинно ушел (Обезьяны); Ай, Моська, знать, она сильна (Слон и Моська); Наперерыв ему наносит оскорбленье (Лев состарившийся); А если невпопад залаю (Две собаки) ; Им поделом была в честь (Гуси) ; Не смейтесь изподтишка (Ларчик) ; Ушица, ей же ей, на славу сварена (Демьянова уха).

Особенный колорит живой разговорной речи создает Крылов, привлекая слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: ворошок, коровка, коровушка, овечка, шалашик, легонький оброк, молоденький дубок, нищенький, близехонько, немножечко, позднёнько, чиннёнько, а также оценочные образования: женишонки, сотняжка, курятинка.

Многочисленны у Крылова глаголы, разговорный характер которых определяется своеобразными признаками. Например, глаголы со значением неполноты действия (с префиксами по-, при-): позадуматься, прилечь, посбить, пособрать:

А если б ростом с теленка только был,

То спеси бы со львом и с барсов я посбил.

(Осел)

Так как бы, не тягча и бедных, ни богатых,

Мнет шерсти пособрать,

Чтоб не на голых камнях спать.

(Лев)

Язык басен Крылова не свободен от грубоватых народно-разговорных слов, обладающих экспрессивной окраской или оценочных. Например: Как мы махнем (Обоз); Иль чин иль место схватит он (Фортуна в гостях); Уж стали женихи навертываться реже (Разборчивая Невеста); Ты всем в деревне насолил (Волк и Кот); И связи общества рвался расторгнуть (Сочинитель и Разбойник); Около тех мест голодный рыскал Волк (Волк и Ягненок).

Все это слова, создающие неповторимое своеобразие «народного духа». Главное место в потоке разговорной речи у Крылова занимает лексика не грубая, не вульгарная. У него отмечены лишь немногие экспрессивно выразительные «низкие» слова: горланить, обжора, олух, треснуть, стянуть, таскаться, тащиться, треснуться, хватить (кого, чем) и некоторые другие: Твой хор Горланит вздор (Музыканты); Ах, ты, обжора! ах, злодей! (Кот и Повар); С натуги лопнула и околела (Лягушка и Вол); Да в олухи-то, я не знаю, кто попал (Купец).

Современники Крылова, например, В.А.Жуковский, Ф.Ф.Вигель, единодушно отмечали близость языка его басен к живой разговорной речи и в то же время отсутствие у него тяготения к натуралистическому воспроизведению простонародной речевой стихии. Это признают и современные исследователи творчества писателя. Показательно, например, утверждение: «Языковое новаторство Крылова свободно от той нарочитости «просторечия», которое так характерно для писателей XVIII века, старавшихся передать искусственную грубость крестьянской речи» (28, с. 136). Крылов уже не употребляет многих резко сниженных экспрессивных слов, а также экспрессивно нейтральных слов типа наречий анадысъ, таперича.

В языке крыловских басен встречаются отдельные слова, впоследствии вышедшие из употребления или сохранившиеся в диалектах, например дубье, купчина, помоги, навычный, огрузлый, смурый, тороватый, гуторить, запасть, испить, (на), кликать, почать, скончать, супротив: Бегут: иной с дубьем, Иной с ружьем (Волк на псарне); Купчина выстроил амбары (Хозяин и Мыши); Индийски редкие кристаллы В огрузлый сыплешь их карман (К счастью); Какой-де откупщик и самый тороватый Не давывал секретарям (Синица); Куда на выдумки природа mapoвата (Любопытный); Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком (Муха и Дорожные); Куда ты там запал? Поди сюда скорей (Купец); А третий в жаркий день холодного испил И слег (Старик и трое Молодых); И стала супротив на каменной скале (Лев, Серна и Лиса).

Эти слова в большинстве своем были употребительны еще в пушкинское время и приводятся в Словаре Академии Российской без ограничительных помет, например, испить, кликать, купчина, навычный, огрузлый, почать.

Итак, отличительной чертой стиля Крылова является живость самого языка, обилие тех характерных народно-разговорных словечек, которые придают речи особую меткость и выразительность. Говоря о том, что Крылов в баснях «выразил целую сторону русского национального духа», В.Г.Белинский подчеркивал: «все это выражено в таких оригинально-русских, непередаваемых ни на какой язык в мире образах и оборотах; все это представляет собою такое неисчерпаемое богатство идиомов, русизмов, составляющих народную физиологию языка, его оригинальные средства и самобытное, самородное богатство, -- что сам Пушкин не полон без Крылова, в этом отношении. О естественности, простоте и разговорной легкости его языка нечего и говорить» (12, т. 1, с. 20). Очень существенно и другое -- резкое сокращение употребляемости грубо просторечных слов. Именно отказ от них позволил народно-разговорной лексике получить свободный доступ в литературный язык. Это дает основание исследователям утверждать, что художественная деятельность Крылова-баснописца «отвечает потребностям и задачам глубокой национализации и демократизации литературного языка» (4, с. 217).

2.2 Роль антропонимов в басенном творчестве И.А.Крылова

Тема нашего выступления «Роль антропонимов в басенном творчестве И. А. Крылова». Выбрана неслучайно, так как антропонимы, а точнее календарные русские имена как источник экспрессивных жанровых красок открыты для басни именно И.А. Крыловым. Докрыловской басне они как эстетическая категория неизвестны. Их нет в огромном собрании почти четырехсот сумароковских притчей, где, помимо неизбежных для басни зооморфических, а равно и нравственно-эпических, сословных и ремесленных масок, набирается еще за четыре десятка мифологических персонажей и до десятка персонажей с условно-поэтическими именами (типа Аркас, Иссея, Мелинта), но только одно из действующих лиц наделено календарным именем -- пьяница Мирон (Пьяной и Судьбина).

В баснях И.А.Крылова календарные имена возводятся в регулярный и для своего времени новый источник художественных красок русской басни.

Национально-бытовой облик этих имен и экспрессивно-разговорное их варьирование отмечались неоднократно.

Прилагались к ним и социологические оценки, -- дескать, «как_ правило, это имена, бытующие в обиходе простого народа, не дворянства». Вместе с тем все более стиралось представление о характеристической и сюжетной роли этих имен, некогда довольно очевидной для читателей «Письмовников» и «Месяцеслова».

Особое назначение имени улавливается ныне разве лишь там, где это с предельной настойчивостью подчеркнуто баснописцем:

Жил в городе богач по имени Мирон.

Я имя вставил здесь не с тем, чтоб стих наполнить

Нет, этаких людей не худо имя помнить.

(Мирон)

Нарицательно-типизирующая направленность имени фиксируется и заглавием басни и сентенцией:

«Видать случалось часто мне,

Как доступ не легок в высокие палаты;

Да только всё собаки виноваты --

Мироны ж сами в стороне.»

Настоятельность авторских акцентов замечена Б.И. Копланом; «Имя Мирон в переводе с греческого обозначает «каплющий елеем», -- и этот комментарий справедливо вошел в последующие переиздания кодекса крыловских басен (17, с. 136).

Впервые календарное имя опробовано Крыловым в басне «Откупщик и Сапожник».

Это непритязательный и неунывающий «певун и весельчак» сапожник Клим, поначалу соблазненный было коварным подарком откупщика, но скоро догадавшийся, что «за песни и за сон не надобен ни миллион».

Само по себе включение в рассказ имени персонажа здесь не столько обусловлено структурой и композицией диалога, сколько как бы вынуждено характером обстоятельств, хотя и окрашивается иронией мотивирующей авторской ремарки:

«Ну, что, брат, каково делишки,

Клим, идут?»

Но в имени притаилась и прямая этическая характеристика персонажа: Клим, от латинского dementia в значении «умеренность» (также «кротость»).

Что же касается социально-характеристического назначения имени, то и оно скорее подсказывается этимологией, нежели приуроченностью к тому или иному сословному имени: на исходе XVIII -- в начале XX века имя Клим не принадлежало к приметно распространенным ни среди крестьян, ни тем более в дворянской среде и само по себе едва ли могло служить прямой сословной паспортизацией персонажей.

Соотнесенная с иноязычно скрытой, а потому и не навязчивой этимологией, характеристичность имен останется присущей басням Крылова во все периоды его творчества.

«Поди-ка, брат Андрей!

Куда ты там запал? Поди сюда скорей

Да подивуйся дяде!

Торгуй по-моему, так будешь не в накладе», --

Так в лавке говорил племяннику Купец.

Но бахвальство купца, как он сбыл подвернувшемуся «олушку» гнилой конец сукна, наталкивается на отрезвляющее возражение племянника:

«Все это, дядя, так, -- племянник отвечал:

Да в олухи-то, я не знаю, кто попал:

Вглядись-ка, ты ведь взял фальшивую бумажку».

(Купец)

Греческая этимология имени и квалифицирует поведение мальчика «Андрей»: «мужественный» даже «дерзкий».

Преднамеренность имени тем несомненее, что в черновых вариантах басни племянник назван иначе:

«Фаддей! Фаддей!

Где ты запал? Поди-тко поскорей...»

Иван Андреевич Крылов не довольствуется статичной знаковостью антропонимов. Семантика имени включается в мотивировку басенного конфликта, определяет движение фабулы, объясняет расстановку действующих лиц, раздвигает масштабность изображения.

Двойную обусловленность имеет имя персонажа в басне «Пастух». Очень редкое в реальном русском именослове, оно заимствовано из пословицы «На волка только слава, а есть овец Савва», на которой строится басня, но не противоречит и сюжетному положению Саввы, этимологически означая «неволя», что довольно определенно проступает в ремарках рассказчика:

У Саввы, пастуха (он барских пас овец),

Вдруг убывать овечки стали…

… (Из поваренков, за грехи,

В деревню он был сослан в пастухи).

Однако важнее здесь, конечно, фольклорная, пословично-афористическая заданность и почти нарицательная обобщенность имени.

Едва ли не самая неожиданная игра потаенными смыслами имен -- это организация второго комического эффекта «Демьяновой ухи» опирающегося, правда, на не очень известное толкование «Лексикона» Памвы Берынды: «Дамиан -- злопитатель» -- и все акценты открыты. «Злопитатель» Демьян так употчевал «тюленя» Фоку, что тому уж и ушица нейдет в рот, хотя тюленю-то только, казалось бы, и питаться рыбкой (20, с. 63).

Представляясь на рубеже XVIII -- начале XIX века типичным прозванием простолюдинки (сравнительное нарицательное «матрешка» -- женщина в крестьянском платке), крыловская Матрена как бы предъявляет претензии на положение и семантику своей этимологической родственницы римской «матроны», знатной женщины, с которой она разошлась исторически и стилистически. Возникает своеобразно мотивированное и экспрессивно заостренное сцепление социально полярных планов: Вот выдали Матрену за Барона.

Несостоятельность этого мезальянса и осмеивается финальным «пуантом»

И сделалась моя Матрена

Ни пава, ни ворона.

Наконец, календарные имена вовлекаются в ироническую игру их смыслами. Так, не лишены насмешки имена действующих лиц в басне «Два мужика», один из которых -- Фаддей (с этимологией «похвала») спьяна сжег дотла свой двор», другой же -- Егор, во хмелю («наегорившись»), упал в погреб, стал калекой. Ирония первого имени -- в этимологической несообразности облику его обладателя, тогда как у второго -- в словообразовательных ассоциациях с русской идиоматикой.

Антропонимы лишены предусловленной означенности традиционных масок. Волк заведомо волк, Осел все-таки предстает ослом, Скупой скуп, но, чтобы сказать, кто такие Демьян, Мирон или Климыч, Савва и Тришка, предстоит еще вникнуть в природу типа. Иноязычная внутренняя форма имен здесь остается только этимологическим намеком и не навязывается читателю.

Что же касается социальной окраски календарных имен, то, судя по исследованным источникам, почти половина их (Петр, Федор, Андрей, Степан, Семен, Егор) не привязываются к какому-либо сословному именнику, а входят в первые два десятка общенациональных имен.

III О ЖИЗНИ ЯЗЫКА ПО БАСНЯМ И.А. КРЫЛОВА

3.1 Язык басен

В языке все подчиняется строгим правилам, нередко похожим на математические. Именно благодаря своим строгим правилам язык может служить средством общения: если бы их не было, людям трудно было бы понимать друг друга. Мы попробуем дать систематическое уровневое описание морфологического анализа слов как частей речи, сосредоточив внимание на трудных случаях квалификации языковых явлений, обусловленных многоязычностью, синкретизмом языковых фактов или альтернативностью научных концепций. Языковые особенности басен
И. А. Крылова прослеживаются на уровне орфоэпии, лексики, морфологии, синтаксиса и пунктуации.

3.1.1 Языковые особенности басен И.А.Крылова

Язык Крылова часто заводит нас в тупик из-за довольно многочисленных отклонений от современных норм произношения. Почему за крыловским Слоном толпы, а не толпы зевак ходили»? Почему «увидевши Слона (увидев), ну на него метаться...»? Правильно ли читать: «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет?»

Тексты басен И.А.Крылова содержат ряд форм и слов, ударение в которых не совпадает с современным. Например, существительные нужда, жемчуг, толпы следует произносить с неизвестным современным нормам ударением: нужда, жемчуг, толпы.

Все прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает

(Стрекоза и Муравей)

Соседушка, я сыт по горло. - Нужды нет

(Демьянова уха)

Ведь идет слух,

Что все у богачей лишь бисер да жемчуг

(Свинья)

Так за Слоном толпы зевак ходили

(Слон и Моська)

Орфоэпический словарь русского языка рекомендует в качестве нормативного ударения нужда (21, с. 312), жемчуг (21, с. 145), толпы
(21, с.581). Известный исследователь русского языка первой половины XIX века Л.А. Булаховский указывал, что в тот период конкурировали два акцентных варианта: нужда и нужда. Значит, нужда было нормативным наряду с нужда в XIX веке, а затем вышло из употребления. Аналогично сложилась судьбу произношений жемчуг и жемчуг (24, с.558). Что касается ударения толпы вместо современного толпы, то Л.А.Булаховским описана тенденция к постепенной утрате восходящего к древнейшему славянскому типу И.п. мн.ч.: беды, дыры, норы. Как считает ученый, укрепление в качестве единственного произношения с ударением беды, норы, дыры, толпы продиктовано стремлением дифференцировать формы И. - В. п. мн.ч. и Р. п. ед. ч. Обращает на себя внимание ударение в некоторых формах имен существительных: по куме, на добычу. Сейчас ударение добыча можно рассматривать как профессиональное (у шахтеров).

Ягненка видит он, на добычу стремится

(Волк и Ягненок)

И в этот день по куме тризну правил

(Кот и Повар)

По куме -- старое ударение, не устоявшее перед по куме (24,с. 515). Ударение добыча орфоэпический словарь квалифицирует как неправильное
(21, с. 128). Крыловское же на добычу следует расценивать, вслед за Л.А.Булаховским, как разговорное, свойственное реалистическим жанрам

(6, с. 143). Четко обозначенной конкуренции двух вариантов -- добыча и добыча -- в языке первой половины XIX века нет. Да и сам И.А.Крылов в басне «Лев на ловле» употребляет добыча.

Добыча, право, не дурная!

Недостаточное владение современными акцентологическими нормами может поставить под сомнение ударение в форме судей Р.п. мн.ч.:

Избави, бог, и нас от этаких судей

(Осел и Соловей)

Орфоэпический словарь рассматривает в качестве равноправных варианты судей и судей. Русская грамматика (24) более категорична. Эта словоформа отнесена ею к единицам с нерегулярными акцентными характеристиками, в которых происходит перемещение ударения на один слог вправо на беглый гласный в Р.п. мн. ч.: судья, судей (20, с. 526). Следовательно, в случае судей не отражено произношение только XIX в. Это норма и современного литературного языка, правда, оцениваемая не однозначно. Словарь ударений ее вообще не приводит (27, с. 426), в то время как в «Словаре трудностей русского языка» судей -- предпочтительный вариант. Аналогично складывается ситуация с ударением в наречии досыта:

Свинья под Дубом вековым

Наелась желудей досыта, до отвала

(Свинья под дубом)

В помоях по уши досыта накупалась

(Свинья)

Наиболее распространенным в речевой практике является в настоящее время вариант досыта. Именно он рекомендуется в качестве единственного
(27, с. 135). Орфоэпический словарь предлагает основным считать произношение досыта; досыта имеет помету «допустимое» (21, с. 137).

Следуя шкале нормативности этого словаря, такой пометой оцениваются менее желательные варианты нормы, находящиеся тем не менее в пределах правильного. Судя по всему, произношение досыта постепенно устаревает, как и произношение иначе. Если Орфоэпический словарь называет этот вариант допустимым (21, с. 180), то Словарь ударений (27, с. 166) в качестве единственного дает иначе. У Крылова читаем:

А потому обычай мой:

С волками иначе не делать мировой...

(Волк на псарне)

Высоко или высоко? В басне «Петух и Жемчужное Зерно» находим:

Не глупо ль, что его высоко так ценят?

С позиций Орфоэпического словаря, это допустимый вариант при строго нормативном высоко.

Обратимся к ударению в глагольных формах. Катит, вертит:

...как зима катит в глаза

(Стрекоза и Муравей)

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит

(Ворона и Лисица)

Принялся, поднялся: Вот за Ларец принялся он

(Ларчик)

Поднялся вдруг весь псарный двор...

(Волк на псарне)

Вот ваши сестры -- как хотят,

А ведь Ворон ни жарят, ни варят

(Ворона и Курица)

...вертит очками так и сяк

(Обезьяна и очки)

В языке первой половины XIX, века, судя по всему, конкурировали произносительные варианты: катит - катит, вертит - вертит (6, с. 214). Результатом этой конкуренции явилось укрепление в качестве единственно правильных катит, вертит (21, с. 61) и переход катит, вертит в разряд устаревших (24, с. 685).

В истории акцентологических норм колебания ударения типа поднялся поднялся является устойчивым в течение последних трех веков (5, с. 234). С современной точкой зрения произношение с неударным -ся (принялся, поднялся) является лишь допустимым (6, с. 899).

Многие краткие прилагательные имеют ударение на первом слоге основы, кроме форм женского рода, где оно переходит на окончание: прав, права, право, правы. Однако отклонения в ударении у кратких прилагательных женского рода встречаются у Крылова. Например:

Орел ответствует, наскуча вздором тем:

-- Ты права, только не совсем...

(Орел и Куры)

Даже в таком «классическом» примере ударения на основе (вы правы, они правы) наблюдаются колебания.

И правы -- сам себя вини:

Что ты посеял, то и жни.

(Волк и Кот)

Языку русской поэзии XIX века известны так называемые усеченные прилагательные. Внешне они похожи на краткие, но употребляются в не свойственной кратким функции определения (приветливы, навозну):

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло.

(Ворона и Лисица)

Навозну кучу разгребая,

Петух нашел жемчужное зерно

(Жемчужное зерно)

Такие прилагательные возникли в поэтическом языке как искусственные образования, позволявшие сохранить ритм в строке. Их возникновение опиралось на бытовавшие в фольклоре формы типа красна девица, сине море, сыра земля. У Крылова аналогичное образование тоже встречается:

Помертвело чисто поле...

(Стрекоза и Муравей)

У прилагательных следует отметить наличие не свойственных современному русскому языку форм сравнительной степени наречного типа:

Нет уж дней тех светлых боле...

(Стрекоза и Муравей)

А в доме так одно богатее другого...

(Свинья)

В первой половине XIX века продолжалась выработка норм образования и употребления таких форм. Об этом свидетельствуют и примеры из басен И.А.Крылова, которые анализируют Л.А.Булаховский: богатее, богатей, богаче (5, с. 103).

Нередко речевые ошибки, а также стремление подогнать, приспособить поэтическую речь к современным нормам приводит к пренебрежению при чтении ритмом, рифмой. Читают иногда так:

Очков с полдюжины себе она достала

Вертит очками так и сяк...

или:

С зимой холодной нужда, голод настает...

Такое пренебрежение ничем не оправдано. В классической поэзии следование поэтическим канонам было правилом, показателем мастерства. Ритм и рифма как бы подталкивают современного читателя произнести так, как написал автор.

Этому следует доверять. Слово никогда не «уродовалось» из версификационных соображений.

Поэты пользовались существовавшими в речевой практике вариантами, привлекая разные из них по мере необходимости (4, с. 22)

Орфоэпические особенности русского языка XIX века находят отражение в привлекаемых поэтами рифмах:

Не оставь меня, кум милый,

Дай ты мне собраться с силой;

Все прошло: с зимой холодной...

На желудок петь голодный

(Стрекоза и Муравей)

При соблюдении современных орфографических и произносительных норм получается, что рифма неточная, ассонансная. Дело же в том, что в XIX веке прилагательные ср. ед.ч. произносились с такими же окончаниями, как и современные милой, доброй Р.Д.Т.П. п. ед.ч. ж.р.; в транскрипции это [ъй]. Такое произношение являлось исконным, [ый] сложилось под влиянием орфографии. Следовательно, у Крылова рифма точная: мил[ъ]й -- сил[ъ]й, холоди [ъ]й -- голодн[ъ]й.

Зачастую недоумение вызывает и такая рифма:

Когда в товарищах согласья нет.

На лад их дело не пойдет

(Лебедь, Рак и Щука)

Расселись, начали квартет.

Он всетаки на лад нейдет.

(Квартет)

Читать надо не пойд'ет, не не пойд'от, нейд'ет, а не нейд'от. У поэтов Х1Х века был выбор. Произошедший в предшествующую эпоху переход е в 'о позиции после мягкого согласного перед твердым под ударением (село -- сёла) установил новую норму произношения. Однако под влиянием церковнославянского языка, не знавшего такого перехода, возможным оказывалось двоякое произношение: с переходом, e в 'о или без такого перехода. Достаточно сравнить рифмы в баснях: отдаётся --рвётся, облёк -- пророк, настаёт -- поёт. Зная обо всем этом, мы должны правильно читать поэтические строки.

3.1.2 Жанр басни

Жанр басни вобрал в себя все стилевое разнообразие средств русского языка начала XIX века, смешав, объединив стилистические пласты, положив начало взаимодействию и сближению разговорного языка с языком письменно-литературным. И работу эту начал Крылов.

Императорская Академия наук, составлявшая академические словари русского языка, славилась своим пуризмом. Известно, что словарный состав литературного языка довольно медленно пополнялся за счет какого-то количества слов, ранее не входивших в него и не фиксировавшихся словарями. В 50-х годах XIX века Отдел русского языка и словесности Академии наук заявил о тех словах, которые недавно вошли в литературный язык и без которых теперь невозможно обойтись. К этим словам были отнесены, в частности, прилагательное хилый и глагол хиреть. Оказывается, Крылов, словно предугадывая потребность языка в этих словах, использовал их в своих баснях неоднократно, хотя тогда они литературными не считались.

Вот глагол хиреть в значении «чахнуть, худеть, слабеть»:

Но побывать у псов не шутка в зубах:

Бедняжка от такой тревоги

Насилу доволок в овчарню ноги;

А там он стал хиреть, потом совсем зачах.

(Ягненок)

В баснях три раза встречается приставочный глагол захиреть:

В груши расцветший Василек

Вдруг захирел, завял почти до половины

И, голову склоня на стебелек,

Уныло ждал своей кончины.

(Василек)

Свое же стадо захирело

И все почти переколело:

И мой пастух пришел с сумой,

Хотя зимой

На барыши в уме рассчитывал прекрасно.

(Дикие козы)

С утра до вечера трудиться

На месте бы твоем я в сутки захирела.

(Муха и Пчела)

Количество примеров с этим глаголом говорит о том, что эта лексическая единица не просто входила в язык, но и укреплялась в нем.

Прилагательное хилый (слабый, болезненный, немощный) употребляют и в полной, и в краткой форме:

...с твоим проворством, силой

Ужели ты уступишь Серне хилой!

(Лев, Серна и Лиса)

Как золото его, Бедняк мой пожелтел.

Уж и о пышности он боле не смекает:

Он стал и слаб и хил.

(Бедный Богач)

Слова хилый и хиреть сейчас понятны каждому, но официально они допущены в литературный язык только в середине прошлого века. Эти слова закрепились в системе литературного языка и в настоящее время включаются в толковые словари русского литературного языка без каких-либо стилистических помет.

Проследим на конкретных примерах функционирование отдельных слов русского языка, которые затрудняют понимание текста, т.е. слов устаревших, сегодня вышедших из активного употребления.

На первый взгляд у Крылова почти нет архаизмов: так понятно все, о чем он пишет. Но на самом деле это не так. Вот басня «Хозяин и Мыши»:

Коль в доме станут воровать,

А нет прилики вору,

То берегись клепать

Или наказывать всех сплошь и без разбору.

Если слово сплошь понятно всем, то три слова здесь нуждаются в объяснении: коль имеет значение «если» (это условный союз): существительное прилика означает «улика»; клепать -- «Ложно обвинять кого-либо в чем-либо». У Крылова этот глагол встречается и в другом значении: «клеветать, наговаривать на кого-либо»:

А тут бесенок из-за печки:

«Не стыдно ли, -- кричит, -- всегда

клепать на нас!»

(Напраслина)

Объясняя значения устаревших слов из басен Крылова, попробуем показать сложные процессы в жизни языка. Мы только что говорили о словах, которые сравнительно недавно вошли в литературный язык. Но ведь слова и уходят из языка: исчезают какие-то жизненные реалии и перестают быть понятными или нужными в активном словарном запасе слова, их обозначающие, --такие слова называются историзмами. Собственно архаизмами считаются слова, которые перестали употребляться по внутренним языковым причинам, когда слово из языка было вытеснено синонимом или потеряло какое-то одно из своих значений. Очень часто при этом меняется «стилистическая прописка» слова -- из диалектного оно превращается в литературное, а литературное становится разговорным и даже просторечным. Язык басен Крылова дает нам множество примеров, которые помогут рассказать об этих процессах, сделать их зримыми и понятными.

Собственно историзмов в баснях Крылова не очень много, примерами таких слов могут быть тризна, ритop, пустынник. Отметим, что слова тризна и во времена Крылова уже было архаичным, устаревшим.

Какой-то Повар, грамотей,

С поварни побежал своей

В кабак (он набожных был правил

И в этот день по куме тризну правил).

Править тризну -- «устраивать поминки». Иронический оттенок имеет и употребление слова ритор в той же басне:

Тут ритор мой, дав волю слов теченью,

Не находил конца нравоученью.

Ритор -- «упражняющийся в красноречии» -- отмечается в словаре 1847 года. В наших современных словарях уже усилен оценочный характер этого слова: «оратор, говорящий многословно и напыщенно (4-томный Словарь русского языка)|. Еще несколько лет назад значение этого слова пришлось бы долго объяснять, а сегодня, когда многие изучают риторику, таких комментариев уже не потребуется. Слова живут -- они не только уходят, но иногда и возвращаются (так же возвращаются сейчас гимназия, лицей, биржа -- вместе с новыми реалиями нашей жизни).

Объясняя значение историзма пустынник (басня «Пустынник и Медведь») -- «человек из религиозных соображений поселившийся в безлюдном месте и отказавшийся от общения с людьми, отшельник», прежде всего скажем, что связано оно не с современной засушливой пустыней, а с пустыней -- пустынью. Словом пустынь сначала называлось место, где жил отшельник, а потом и монастырь, который иногда возникал на таком месте.

Интересна группа слов, которые можно назвать полуисторизмами. Реалии, которые они обозначают, остались в жизни не всего народа, не всех говорящих на русском языке, а только отдельных групп людей. Например, как всем понятные употребляет Крылов слова клеть и дресва.

К Крестьянину на двор

Залез осенней ночью вор;

Забрался в клеть и на просторе,

Обшаря стены все, и пол, и потолок,

Покрал бессовестно, что мог.

(Крестьянин в беде)

Клеть -- особое помещение при избе или отдельная нежилая постройка для хранения имущества; кладовая».

В басне «Червонец» мы встретимся с другим подобным словом:

Тут, взяв песку, дресвы и мелу

И наколовши кирпича,

Мужик мой приступает к делу.

И со всего плеча

Червонец о кирпич он точит,

Дресвой дерет,

Песком и мелом трет.

Вряд ли кто-нибудь знает, что такое дресва. В 4-томном Словаре находим; дресва -- «мелкий щебень, крупный песок, образующийся при разрушении некоторых горных пород». В Словаре Д.Н.Ушакова это слово приводится с пометкой спец. А вот в архангельских говорах сфера употребления этого слова до сих пор та же, что и во времена Крылова: дресвой шоркают (т.е. оттирают) посуду, деревянные полы. В диалектах это слово сохраняется.

Подобными же полуисторизмами являются и слова приход «низшая церковная организация в христианской церкви; местность, где живут члены этой организации»; прихожанин «лицо, принадлежащее к какому-нибудь церковному приходу». Значение «местность, где живут члены церковной организации» это слово совсем утеряло, но продолжает существовать в языке церковнослужителей, верующих, посещающих церковь. Отметим, что во времена Крылова слова прихожанин и прихожанка произносились с ударением на втором слоге.

Все это полезно знать, так как до сих пор употребляется фразеологизм «Я не здешнего прихода». Переносное значение слова приход -- «круг людей, приверженцев какого-либо одного направления, взгляда». Сюжет басни «Прихожанин» взят из сборников анекдотов того времени; видимо, свою жизнь в языке этот фразеологизм начинает именно оттуда.

Интересным является разговор об архаизмах, т.е. устаревших словах, вытесненных из активного словарного запаса синонимами. Трудно сказать, почему ушло из языка слово поварня:

Какой-то Повар, грамотей,

С поварни побежал своей

В кабак...

Общий контекст басни и сегодня даже ребенку позволяет догадаться, откуда убегает Повар: конечно, с кухни. Слово кухня тоже встречается в Крылова, и даже чаще: не один раз (как поварня), а пять. Академический словарь фиксирует оба слова:

кухня -- «комната, где приготовляют кушанье; поварня»;

поварня -- «комната, где стряпают кушанье и варят разные пития».

Иначе говоря, в словаре эти слова выступают как синонимы. (1, с. 319) Каждое из этих слов было выдержано своим словообразовательным гнездом:

поваренка, поваренная «кухня», поваренок, поваривать, повариха, поварницы «кухня», поварский, повар;

кухарить, кухарка, кухарочка, кухарничать, кухарь «повар», кухмейстерский, кухмействерство, кухмеистер та, кухмейстер «повар», ухмистр, кухнишка, кухница, кухонка, кухонный.

Два из этих слов (повар и поваренок) встречаются в баснях:

Тут повар на беду из кухни кинул кость.

(Собачья дружба)

Из поваренок, за грехи,

В деревню он был сослан в пастухи:

Так кухня у него немножко схожа с нашей.

(Пастух)

Так почему же стала не нужна поварня? Может быть, многозначность помогла выжить кухне, а не поварне? Мы можем только гадать -- и констатировать тот факт, что слово поварня сегодня стало лексическим архаизмом.

Есть и такие устаревшие слова, у которых в современном языке сохранились «близкие родственники» -- однокоренные синонимы. Поэтому о значении лексико-словообразовательных архаизмов чаще всего можно догадаться, не прибегая к словарю. Примеры таких слов мы также найдем у Крылова. В басне «Бритвы» встречается существительное знакомец «знакомый человек»:

С знакомцем съехавшись однажды я в дороге,

С ним вместе на одном ночлеге ночевал.

Теперь знакомого человека мы называем словом знакомый, по происхождению субстантивированным прилагательным (мой новый знакомый). А если кто-то употребляет слово знакомец, то воспринимается оно как разговорное. И в словарях мы найдем его с пометой разг., как и слово Грамотей («Как-то Повар, грамотей...»). Теперь мы его употребим разве что в ироническом смысле (Ну и грамотей!), а ведь в Словаре 1847 г. оно охарактеризовано вполне нейтрально: «грамотный человек (умеющий читать и писать»). Теперь слово грамотей в литературном языке также заменено субстантивированным прилагательным грамотный.

К подобным архаизмам относится и уже упоминаемое слово прилика. Но в этом случае догадаться о значении слова труднее, потому что не сразу сообразишь, что родственно ему слово улика,-- ведь исторический корень в слове улика мы уже не выделяем (улик-а, улич-ать).

Такие слова, как дорожный, червонец, кума позволят рассказать о лексико-семантических архаизмах, т.е. словах, которые живут в современном языке, но потеряли какое-то одно из своих прежних значений.

Дорожный -- сейчас прилагательное к слову дорога (дорожные впечатления), оно может означать также «предназначенный для дороги, поездки, путешествия» (дорожная сумка). Но было у этого слова и другое значение: «находящийся в дороге, поездке, путешествии».

Слово дорожный в этом значении употреблялось и как существительное (может быть это значение развилось на базе словосочетания дорожный человек) и означало тогда «путник, путешественник; прохожий».

Именно с таким употреблением слова мы встречаемся в басне «Муха и Дорожные».

Довольно сложна история изменения значений слов кума, кум, так часто встречающихся в баснях Крылова (существительное кума встречается в
крыловских баснях 8 раз, а кум -- 21).

В наше время эти слова употребляются не часто, и не все значения этих слов. Видимо, кум, кума в значении «крестный отец, крестная мать» стали полуисторизмами -- ими пользуется лишь определенный круг людей. У Крылова в некоторых случаях слова кум, кума явно указывают на родственные отношения:

Так это кум иль сват

И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.

(Волк и Ягненок)

Молчи! Все знаю я сама;

Да эта крыса мне кума.

(Совет Мышей)

Друзья! К чему весь этот шум?

Я, ваш старинный сват и кум,

Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры.

( Волк на псарне)

Второе вторжение этих слов в современных словарях: «обращение к знакомому пожилому мужчине» и «обращение к пожилой знакомой женщине» -- проводится с пометами устар. и простореч. и иллюстрируется цитатой Крылова:

«Здорово, кум Фаддей!» -- «Здорово, кум Егор!» --

«Ну, каково, приятель, поживаешь?»

(Два мужика)

В басне «Стрекоза и Муравей» мы встречаемся, видимо, с тем же значением («Не оставь меня, кум милой»).

Третье значение слова кум: «О приятеле, оказывающем покровительство по службе» -- имеет помету ирон.

У Крылова:

Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог:

Я куму услужить готова.

(Волк и Лисица)

В том же словаре отмечено, что кума употребляется как «эпитет» лисьих русских народных сказок», дается помета народно-поэт и приводится иллюстрация из басни Крылова (2, с. 391):

Голодная кума Лиса залезла в сад;

В нем винограду кисти рделись.

(Лисица и Виноград)

Словарь 1847 г. фиксирует только два значения слов кум и кума (которые в современном языке сводятся к одному значению): «крестный отец по отношению к родителям крестника и крестной матери; отец ребенка по отношению к крестному отцу или крестной матери». Второе и третье современные значения, закрепившиеся в языке, видимо, прочно связаны с баснями Крылова.

Встречаются у Крылова и экспрессивные кумушек и кумушка, которые в Словаре 1947 г. давались с теми же значениями, что и кум и кума, но имели особую стилистическую помету -- ласк. В баснях кумушка встречается часто: