Жанровое своеобразие литературы Приднестровья

Необходимо сказать несколько слов о недостатках, присущих большинству приднестровских авторов. Часто в графическом оформлении стихотворений встречается написание начала строки со строчной буквы. На наш взгляд, это не совсем правильно. Каждая строка представляет собой относительно законченную фразу - как по смыслу, так и по грамматике, что и должно подчеркиваться традиционным написанием строки с прописной буквы. Но, оставив графику на совести авторов, нельзя не сказать о неудовлетворительном общем уровне образованности поэтов именно в отношении стихосложения. Безусловно, поэзия - отражение души автора. Но умение выразить душевные порывы сильно проигрывает от отсутствия образования в области теории литературы, от отсутствия элементарных представлений о ритме, метре, рифме и прочих основополагающих элементах стихосложения. К сожалению, даже авторы, имеющие такие представления и являющиеся, на наш взгляд, профессиональными писателями, грешат иногда впадением в банальность. Например, у Владимира Ахмерова есть рифма любовь-кровь («Храните первую любовь»), у Виктории Пилецкой в стихотворении «Цветок» (сб. «Репейник»), не отнесенном к произведениям для детей, помимо рифмы ромашка-чашка наблюдается излишнее, на наш взгляд, употребление ласкательно-уменьшительных суффиксов. Молодые же авторы, по нашему мнению, экспериментируя в области рифмы, размера, формы, должны предварительно освоить базовую, ставшую классической, поэзию - только тогда можно внести в эту область литературы что-то действительно новое, свое.

Тем не менее, хотелось бы отметить именно Владимира Ахмерова и Викторию Пилецкую как авторов, хорошо представляющих себе, что такое стихотворная форма. У Виктории Пилецкой сборник «Репейник» составлен в основном из триолетов - самой ограниченной среди всех «твердых» стихотворных форм. Большинство поэтов считает триолет изящной игрушкой, в которой нет места для маневра, мало стихотворного пространства. Но Пилецкая, показав поэтическое мастерство, сумела наполнить строгие восьмистишия особым смыслом, раскрыть спаянность мысли и чувства. На наш взгляд, «Репейник» Виктории Пилецкой - пример, достойный подражания. Молодым авторам тут есть чему поучиться: и соблюдению формы, и богатству рифм, и разнообразию эпитетов - словом, именно тому умению, мастерству, которое в сочетании с талантом и делает автора Поэтом.

У Владимира Ахмерова также встречаются твердые формы, такие, как сонет, рондель, которые подчеркивают содержание стихотворения. Ахмеров экспериментирует с размерами, рифмами, сочетая, например, трехстопный дактиль с одностопным хореем, используя холостую и усеченную рифму. Все это также, на наш взгляд, должно стать примером для подражания молодым авторам, желающим выразить себя в такой непростой области литературы, как поэзия.

писатель поэт фантастический проза

Глава 4. ПРОЗА ПРИДНЕСТРОВЬЯ

Жанровое своеобразие прозы Приднестровской Молдавской Республики заключается в отсутствии драмы и больших эпических форм, таких, как роман. Безусловно, появление романов, эпопей, саг говорит о подлинном расцвете национальной литературы. Приднестровская литература, точнее, та ее часть, которая представлена произведениями на русском языке, вне всякого сомнения, уходит корнями в русскую литературу, в которой жанр романа разработан и поднят на небывалую высоту. Но в силу исторических, социально-экономических, политических причин развитие словесности в нашем регионе получило свой, особенный путь. Становление Приднестровья как промышленного региона привело к созданию городской словесной культуры, с опорой на творчество таких русских советских писателей, как Ю. Трифонов, А. Рыбаков, В. Кетлинская, которые, в свою очередь, использовали достижения А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, создавших облик гармоничного Петербурга, пресыщенного высшего света, Ф.М.Достоевского, выведшего в своих произведениях образ так называемого Черного Петербурга, поиски М. Горького, Д. Мережковского, А. Блока.

Большим тормозом в изучении начал поэтического творчества являлась безоговорочная вера в самоценность эстетики, поэтики, образности искусства слова. Между тем некоторыми свойствами эстетики, определенными чертами поэтики, яркой и сочной образностью, выразительностью языка обладают не только произведения искусства, но и газетный репортаж, церковная проповедь и даже бытовая, практическая речь, также наделенная особенностями второй действительности.

Как непосредственная основа, поэтический язык является непременным атрибутом всякого эстетического произведения. Рассказы, повести, очерки, новеллы не пишутся речью только нормированной, литературной, ибо всякий талантливый сочинитель чурается трафаретности. Оригинальность видения мира, свежесть восприятия и истолкования прототипа непреложно связаны с необходимостью выявления особого, сочного, яркого языка.

Феномен «записочной» литературы, исполненной в виде дневников, записок, свидетельств о путешествиях, стал полновесным эстетическим феноменом в творческих поисках Н.В. Гоголя и его сподвижников, объединившихся в так называемую «натуральную школу». На страницах книг начинает звучать живая «уличная» речь, появляются самородные образы и коллизии. Во главу угла выходит нравоописательность мышления. Традиционный статус разговорной, фольклорно-бытовой речи приобретает ярко выраженную художественную функцию. В творчестве Н. Лескова, М. Горького, М. Зощенко на первом месте оказывается осознанный поиск образного слова, особенностей народного его преломления, нравоописательность повествовательной речи, каламбурное обыгрывание строя высказывания и так далее. Необходимо сказать, что становлению самоорганики русского литературного слова во многом способствует «записочный» характер сочинений А.С.Пушкина («Повести Белкина»), Ф.М. Достоевского («Записки из мертвого дома», «Записки из подполья»).

Роман, даже при допущении субъективированности, требует свободы героев, их самостоятельности. Замечательный пример романа «записочного» характера являет собой «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова. Он построен на совмещении различных жанровых структур: исповеди главного героя (данной через дневники), очерковых записок впечатлений от путешествия (рассказ «Максим Максимыч»), романтической повести о любви, проходящей через испытания (Бэла и Печорин), нравоописательного повествования (Тамань и ее нравы).

Можно предположить, что, учитывая преобладание именно вышеназванных жанров в литературе Приднестровья, существует надежда на возникновение интереса, потребующего заимствование именно такого опыта романистики - написание романа из разнонаправленных по смыслу и функции отрывков: «путевого» очерка, исповедальных откровений героев, повестей, рассказов, новелл. Возможно, ориентация на такого автора, как М.Ю. Лермонтов, покажется несколько завышенной, но необходимо помнить, что, чем ниже планка ориентира, тем ниже качество творчества в целом. Необходимо также учитывать тот факт, что литература Приднестровья находится фактически в стадии формирования, в нее активно вливаются молодые авторы, которым не всегда хватает не только литературного опыта, но и литературного образования, поэтому выбор литературных маяков имеет важное, на данном этапе - решающее, на наш взгляд, значение.

Кроме того, нельзя не согласиться с тем, что дар романиста - отдельный дар, с которым нужно родиться, который должен быть подкреплен и развит традициями национальной и мировой литературы, и, может быть, нам еще в течение долгого времени придется смиряться с тем, что ниша романа свободна в нашей литературе просто потому, что еще не нашлось того, кто сможет ее занять.

Советская литература при всей ее развитости и богатстве в части своей шла более по пути публицистизации отображаемой реальности, склоняясь к очерковому изучению жизни. И в этом смысле, конечно, велико значение и того, какие традиции и как были восприняты приднестровской литературой из национальных форм искусства слова.

Отсутствие интереса к истории постепенного становления характера героя свойственно для многих национальных литератур, в том числе и для русской. Н.В. Гоголь, например, берет художественные характеры уже готовыми. В силу этого творческая задача работы над образом человека для него сводится к поиску черт, распространяющих этот характер. На первый план выходят социально-типологическая определенность характера, черты, квалифицирующие его как определенный социальный тип. Естественно, что ведущее место занимают не индивидуальные черты личности, а то, что создает в человеке облик представителя определенной прослойки, группы, психологического типа. В силу этого писателю становится важно искать характерологические обстоятельства и ситуации, в которых герой может проявить себя как типологизированный персонаж. Безусловно также, что сами эти ситуации не могут завершить изучаемый характер, они его лишь оттеняют, прорисовывают его контуры, обнаруживают характерологические обстоятельства, в которых он может полно проявиться.

Плодотворность развития таких процессов не ограничивается каким-либо единичным фактом мастерского освоения традиций одного писателя писателем другим. Исследуя органичную необходимость заимствований, надо изучать практически причины становления и развития самородных традиций, следовательно, решать проблему самобытности литературы Приднестровья и отдельных ее представителей.

Олег Юзифович в статье «Литературная антология: факты и комментарии» [20, с. 167 - 175] отмечает литературные традиции приднестровской литературы, обращаясь к различным временным срезам, становлению приоритетов, продолжающих жить и развиваться сегодня.

Он проводит ряд параллелей, первая из которых - линия Думитру Милев (в переводе В. Афанасьева) - Георгий Панов, Николай Золотарев-Якутский - Борис Челышев. Их объединяет объект художественного изображения (социальные катаклизмы, военная или предвоенная ситуация в Молдавии различных времен), идейный мир. Четко прописываются у них идея и система авторских оценок, дополняют друг друга пафос обличительный и пафос героический. При значительном различии авторской стилистики общее у этих авторов и то, что народное противостояние захватчикам, конкретизированное по времени и месту, оправдывается однозначно. У Милева («Мош Горицэ», [19, с. 6-13]) доминирует упрощенный партийный подход, характерный для советской прозы 1930-х годов, когда шаблонно прорисовывались достоинства «своих» и недостатки «врагов». У Панова («Чужие», [19, с. 131-136]), описывающего почти зеркально отраженную историческую ситуацию, понятия «свой - чужой» уже не столь однобоки. Если Михай Панова идентичен трафаретному образцу румынского полицая Станчу из рассказа Милева, то для Еужена аналога среди милевских персонажей нет. Еужен, скорее, не враг, а один из тех, кто был обманут националистической пропагандой. В финале произведения напарники-снайперы расходятся полностью. Михай, чьи румынские предки когда-то хозяйничали в Бессарабии, уезжая из Бендер, чувствует лишь злобу и ненависть. Еужен, в отличие от него, приходит к выводу о преступности своих деяний. Об этом говорит то, как по-разному оба воспринимают развевающийся флаг. Художественный эффект такой концовки, отмечает Юзифович, более убедителен, чем патетика рассказа Д. Милева.

По-иному рассматривают тему противостояния Б. Челышев и Н. Золотарев-Якутский. Показывая предвоенный Тирасполь, раскрывая психологию солдата-освободителя, с помощью мемуарных и автобиографических элементов авторы воссоздают строгую размеренность гарнизонного быта, тревогу ожидания войны, помогают прочувствовать ожесточенность боев в ходе ясско-кишиневской операции.

Совершенно другую линию представляет творчество Виталия Пищенко и Андрея Белозерова. Отталкиваясь от реальной действительности, оба создают ее виртуальное отражение. Пищенко средствами фантастики раскрывает конфликт между личностью и общественной средой. Белозеров в духе сюрреализма показывает внутренний, личностный конфликт, опосредуемый внешними обстоятельствами.

В творчестве прозаиков Приднестровья широко представлен жанр малого объема: рассказ, новелла. Как правило, их отличают простая композиция, ненавязчивая философичность, интерес к разработке лексических форм.

В рассказах Николая Корытника повествование часто ведется от первого лица, благодаря чему взаимосвязь героя и автора особенно осязаема. В основе его творчества лежит публицистика, поэтому даже полностью вымышленные рассказы, такие как «Святая Мария» [37, с. 28], «Солдатки», писатель основывает на реальных фактах, произошедших в годы Великой Отечественной войны. Каждое повествование Корытника отличается достоверностью, яркостью деталей, сочностью языка, взятого из гущи народной жизни. В этом ему помогает большой журналистский опыт. Н. Корытник на практике доказывает, сколь плодотворным может быть сочетание беллетристики и журналистики.

Рассказы и повести Валерия Кожушняна [34, 35] можно отнести по жанру к социально-бытовым. Нет сомнения, что во многом они автобиографичны, настолько достоверным кажется предмет повествования. Кожушнян, не отстраняясь от исторических и современных судеб своего народа, не копирует действительность. Замечательны его размышления на страницах произведений, легкая ирония над собой и окружающими. Отличие стиля Кожушняна - юмор: «…Понадобился вдруг тетке Марии платок расписной. Для шику и на случай прохлады вечерней на плечи накинуть. Да вот на горе запамятовала местонахождение платка. Шарилась лишние минуты по углам хаты и все не могла в толк взять, куда сунула его. Дядька Матвей с досады хряпнул полграфина вина, ожидаючи свою бестолковую супругу на веранде…и в сердцах хлопнул ручищей по столу, аж графин подпрыгнул, и вслух произнес: «Хэх, твою в копыто теляти мать, доховалась?! Ты у мене счас у куфайке пойдешь!»… Приглашенные подхватили подарок, цветы и поплыли под ручку к своему конфузу… Слишком решительный шаг дядьки Матвея, утяжеленный тучностью и неповоротливостью его фигуры, запутанная система марлевых занавесей стали подлой ловушкой для незадачливых гостей… Марлевые сети держали крепко… Тетка Мария взялась помогать мужу, но тоже увязла, еще больше усугубив и без того сложную ситуацию. Она попыталась освободить хотя бы букет цветов, но тот крепко застрял в тканях, роняя лепестки… Положение их стало критическим, бились они все более угасающими движениями.. Волна смешков покатилась вдоль свадебного стола… Дядька Матвей среагировал правильно. Деваться было некуда, все же свадьба.

- Дорогой Николай и уважаемая Олеся, - торжественно начал свою поздравительную речь из марлевых глубин дядька Матвей. - Во-первых, как говориться, примите поздравления с законным браком. Нехай он будет крепким и надежным, як ваша чертова занавеска, куда я попал вместях со своей Марией як глупый карась у регелю…» [35, с. 45, 46]

Часто юмор в повестях Кожушняна предстает перед нами в виде метафор, сравнений. Иногда юмор, ирония, сатира у писателя еле уловимы, порой принимают вид скрытого или открытого сарказма. Превосходно даны описания городов, пейзажные зарисовки. Речевой портрет у Кожушняна даже более отчетлив, чем внешнее описание. Его стихия - разговорная речь, яркая, насыщенная, с частыми вкраплениями пословиц и поговорок. В живых сценах и эпизодах, на небольшом художественном пространстве Валерий Кожушнян глубоко и всесторонне рассматривает судьбы людей, различных по характеру, поведению. В повести «Горнюха» читатель сочувствует Николаю Горненко, сопереживает ему, радуется его любви и огорчается его человеческим и предпринимательским неудачам и, вместе с тем, понимает: не только сам Горнюха или Клавдия Матвеевна виноваты в его гибели. Не смог Николай стать «новым русским», он не хищник, он человек - не лучше и не хуже других. За неудачную попытку стать «матерым волком» герой платит своей жизнью, но в часы гибели Николая у него рождается сын. Смерть и рождение, слова «новая весна» - последний аккорд повести и предвестие иного начала.

Ярким пятном выделяется на общем фоне и творчество Романа Кожухарова. Его рассказы не содержат излишней описательности, в них нет глянцевого отображения окружающей действительности, молодой автор пытается проникнуть в психологию поступков героев, добраться до уровня подсознания, идя от лучших традиций школы потока сознания. Герои Кожухарова требуют сопереживания и душевного понимания. Часто мысли автора имеют сразу несколько смысловых подтекстов, поэтому проза Кожухарова заставляет задуматься. Его произведения реалистичны, хоть и написаны в нетрадиционной для реализма форме. Цикл рассказов «Разговоры запросто», повесть «Солнцеворот или Слон под мышкой» можно отнести к стилистически умеренным, зато повесть «Билет до Нагорной» и подборка стихотворений явно новаторские. Рассказ же «Смерть поэта» сам автор относит к экспериментальным. Такое многообразие стилей можно объяснить тем, что Роман Кожухаров находится в творческом поиске, ищет новые формы изложения.

Повесть «Билет до Нагорной» перекликается с ерофеевской «Москва - Петушки». Так же едет герой в электричке, также мысли его о жизни мерно текут от станции до станции, названия которых разделяют повесть на маленькие главки. Модест Львович, «скромный помощник судьи», после обильной трапезы, оплаченной просителем, «под шумный туш одышки и икоты и бормотаемое: «Господи Исусе», едет к любовнице на станцию Нагорная. В течение сорока с лишним минут, перебиваемые суетой входящих и выходящих пассажиров, хождением контролеров, станционным шумом, текут его мысли в «волнах коньячной дремоты»: сожаление о том, что пожалел просителя и не поехал на такси до Нагорной; блаженство от того, что успел купить билет, потому что «погружение в сон, задраившее доступ логически-прозрачным плескам левого полушария мозга в угоду смутному мельтешению переживаний нейронового правобережья, не могло привести ни к чему иному, как к стихийному салюту эмоций, приветствующему весть о кондукторах»; воспоминание о том, как безбилетным третьекурсником ехал на пересдачу римского права; испуг от того, что спросонок не разобрал - кто стоит перед ним, то ли обезьянка, то ли чудище (оказалась - кружка, в которую монахиня собирает подаяние); «измождение во всем теле и железистый привкус на языке окрашивали вагонный мир в гнетущие тона тревоги». «Кислотно-щелочной прибой, ниспадавший со слизистых желудочных стенок, …подстегнутый общей взволнованностью хозяина и примешавшимися уксусными подкреплениями грузинского, с новыми силами ринулся на белковые бастионы». Взгляд убогой, до нельзя вонючей нищенки напомнил ему взгляд матери - «она так же посмотрела ему в лицо в тот последний прощальный раз в доме престарелых…Она вовсе не осуждала его. Ни капли упрека, а лишь жалость, мольба и прощение». Похотливые воспоминания о Машеньке перемежаются у Модеста Львовича со страшными резями в желудке, которые странным образом возвращали его в тот день, когда жена все поняла. Вспомнилась собственная истерика на следующий день из-за прерванной беременности жены и, немногим позже, твердая решимость, когда вез в больницу Машеньку: «Бабье!». Ему вспоминается, как не смог отрубить голову петуху, снятся дарственная на квартиру в Нагорной и мать, сидящая в его новом жилище, в котором она так и не побывала при жизни. «Никого я не обманывал… Никто ж никого ж… Сами же-с..» - продолжал Модест Львович, и «ж» с «сэ», неожиданно для него самого выплюнувшиеся, протянулись слюнявым следом слизняка по донимавшему акульим рылом квартирному вопросу». Потом Модесту Львовичу вспомнился «Леша… министерский ум и душа КВНщика», «как он стал лучшим другом Бессонова…при том, что… по-черному завидовал», как пил за призывника Бессонова, как помог затеряться Лешиным письмам и как организовывал «встречи и успокаивающие, единящие разговоры о Нем…». Приехав наконец в Нагорную, Модест Львович неожиданно обнаруживает, что его не ждали, Машеньки нет, дверь закрыта. «Охая, добрел до скамейки и, откинув назад голову, увидел нечто в темноте неба. Усеянное налитыми желчью глазами, оно валилось на Модеста Львовича. Вся желчь из глаз разом собралась и оборвалась каплей в его разинувшийся от ужаса рот. Модест Львович захрипел и почил. В Бозе». [34, с. 7 - 44]

Талантливая поэтесса Ольга Сизова, работая в прозе, обращает на себя внимание рассказом «Цыганка» [19, с. 163, 164] - о детской нетерпимости, отражающей, как в зеркале, стереотипы взрослых. К сожалению, тема рассказа не перестала быть актуальной в наше время. «Играть с Любкой запрещалось: она грязная, от нее можно подцепить заразу, она цыганка, все цыгане - воры. Эти исчерпывающие сведения сообщили нам, чистеньким девочкам, наши хлопотливые мамы. И в то же время они категорически запрещали дразнить Любку цыганкой и воровкой, за это можно было и по губам схлопотать… И вдруг в одно прекрасное утро… Женечка не обнаружила палочки в своем желтеньком портфельчике, и когда Любка вошла в класс, наша отличница завизжала:

– Это она! Воровка! Цыганка! Подкидыш!

Реакция Любки была мгновенной: она бросилась на Женечку как дикая кошка, ощерив мелкие острые зубы и растопырив пальцы с нестриженными ногтями. Никто не разнимал их: раскрыв рты, мы следили за ходом сражения, пока в класс не вошла Софья Ильинична. Любка была изгнана из школы с наказом без родителей не возвращаться. Женечку сопроводили в медпункт, где ее фарфоровое личико было обильно залито йодом… А счетные палочки на следующий день нашлись. Женечка просто забыла их дома». Сизова использует выразительные художественные средства, подчеркивающие различия между героями этой коротенькой истории: девочки «чистенькие» - цыганка «грязная», «воровка», «от нее можно подцепить заразу»; отличницу зовут ласково Женечкой, цыганку - только Любкой; за драку Любка наказана, Женечку пожалели; в финале не говорится о последствиях, но читателю и так ясно - извиняться за несправедливые обвинения никто не будет. В 1981 году вышла книга В. Железникова, по которой позже Р. Быков поставил ошеломивший тогда общество фильм «Чучело». Героиню Сизовой, как и героиню Железникова, отделяют от нас десятилетия, но как схожи ситуации этих произведений с тем, что можно видеть сейчас!

Среди новеллистов выделяются Григорий Воловой, Татьяна Кушнарева, Петр Довгаль, Евгений Обухов. Лаконизм и продуманная экономия используемых средств позволяют им обеспечить динамизм сюжета. Авторскую манеру Г. Волового отличает морально-нравственная проблематика, иногда в неожиданной форме. В новелле «Сейте» рассказывается, как педагоги, продолжающие работать в школе из-за мизерности пенсии, получив, наконец, зарплату, решили купить мяса на рынке. Им встретился бывший ученик Миша Кругликов, чье процветание подчеркивали «хорошая импортная дубленка, норковая шапка, пара золотых зубов да хозяйская уверенность человека, твердо стоящего на земле». Миша тепло отнесся к учительницам, отвел их к мясному ряду, велел продавщице Дусе отпустить «самые лучшие куски и по самой низкой цене». Счастливые женщины разъехались домой с мыслью о том, что их труд не пропал даром, что все-таки должны прийти хорошие времена. Спустя месяц Марья Ивановна снова подошла к Дусе, надеясь, что та вспомнит ее. «Конечно, - ответила Дуся, - Вы - мафия… Рэкет». Оторопевшая Марья Ивановна «сама не заметила, как вышла с рынка. А в голове постоянно крутились строки из ее любимого стихотворения: «Сейте разумное, доброе, вечное… Сейте разумное, доброе, вечное… Сейте…» [19, с. 29]

Новеллы П. Довгаля отражают социально-бытовую сферу, их порой несколько утяжеляет чрезмерная назидательность. В новелле «Как Игнатий пить бросал» с иронией автор повествует, как решил стать трезвенником Игнатий, как удивил он этим жену и детей, как, продержавшись неделю, был приглашен на именины к тете Глаше и как посыпались на него упреки: «не уважаешь…». На следующий день в тракторной бригаде «обмывали» сдачу сельхозтехники и уговаривали игнатия «не отрываться от коллектива». Потом пришли в гости тесть с тещей и Игнатию пришлось пить, чтобы доказать, что он любит жену и уважает ее родителей. Потом пришлось пить «магарыч» с другом. На похоронах Игнатия все горевали о том, сколько жизней унесла «проклятая водка», вспоминали, как уговаривали Игнатушку воздержаться. «После похорон на поминках все дружно выпили. За упокой души доброго, отзывчивого человека…» [19, с. 46]

Емкие и точные сюжеты Е. Обухова преисполнены иронии, в которой подчас проскальзывают саркастические нотки, когда речь идет о сегодняшнем дне. В новелле «Гвозди» с юмором описывается ситуация, когда плотники в петиции просили у царя-батюшки 5 пудов гвоздей на строительство нового собора:

«Резолюция

«Эвон, карман расхлабенили! Сроду к царю не ходили с такими-то запросами. Небось хватит с них и двух пудов. Пущай дьяк грамоту-то ихову перепишет как подобает. Боярин Покровский»

Указ

«…Мы, государь, и прочая, и прочая, считаем достаточным выдать означенным плотникам вместо двух пудов 20 фунтов гвоздей каленых». Подпись закорючиста, печать.

Записка

«Онфим! Посылаю тебе с девкой ключи от амбара, поди, там в ларе гвозди… Ты им все двадцать-то фунтов не давай, все одно - холопы, грамоты да счета не ведают. Бог даст, и не поймут ничего. Боярин Покровский»

Записка

«Егорий! Возьми в избе короб какой да бежи к боярскому амбару, гвоздей домой отнесешь, огород городить станем. А взамен возьми тех, что в чулане в мешочке висят… Да любых-то не неси, выбери, какие уж зело ржавью пошли… Сам мешочек плотникам не давай, он и нам на табак сгодится. Онфим»

Постскриптум (из путеводителя)

«…Покровский собор является уникальным объектом деревянного зодчества. Особо ценно в этом памятнике то, что, как установлено в процессе реставрации, срублен он неизвестными плотниками без единого гвоздя».

С учетом того, что новелла предполагает безупречность языка, неожиданность образов, игру воображения, отражаемую замыслом и композицией, новеллистам Приднестровья есть над чем поработать, имея в виду в качестве ориентиров А. Чехова, М. Зощенко, О'Генри.

Жанр лирической миниатюры использует для выражения своего внутреннего мира Инна Ткаченко [57]. Умея видеть в обыденном невероятное, она пытается не только нарисовать картинку, но и раскрыть психологию человеческих чувств. Пишет ли Ткаченко о молодом воришке, о старом забытом фонаре или о счастливом троллейбусном окне - за всеми иносказаниями чувствуется душа автора. Молодой писательнице свойственно искать и ошибаться, возможно, ей еще многое предстоит переосмыслить и переоценить, испытать конкретные чувства и уже тогда писать о них, а не о чувствах «вообще», но ее сборник «Холодная ночевка», безусловно, обращает на себя внимание.

В ином ключе пишет свои миниатюры Клавдия Трескова [58]. Здесь чувствуется житейский опыт зрелого человека; восторженность и вера в чудеса, свойственные И.Ткаченко, у Тресковой сменяются иронией («Муравьедовская перестройка»), некоторой горечью («Слепая любовь»), предостережением («Мусин психологизм»). За этими текстами стоит внимательный, доброжелательный человек, умеющий мыслить аллегориями.

В жанре лирической миниатюры работает также Николай Божко [29]. В отличие от произведений предыдущих авторов, миниатюры Божко написаны «с натуры». В них описывается быт рыбаков, даются пейзажные зарисовки - моря, чаек, облаков. Героями миниатюр стали не только люди, но и романтика дальних плаваний, покой хлебного поля перед жатвой.

Весьма распространены в приднестровской литературе публицистические жанры: очерк, эссе. Их преобладание объясняется тем, что многие авторы по профессии и образованию - журналисты, им близки именно эти жанры по природе своего творчества.

Пальма первенства в приднестровской публицистике принадлежит, несомненно, Борису Дмитриевичу Челышеву. О своих поисках редких изданий он рассказывает в книгах «Заманчивые поиски», «Поиски, встречи, находки», «В поисках редких книг» и других, а также в многочисленных газетных публикациях. В книге «Имеют свое лицо» [60] он, кроме разысканий и находок книголюба, рассказывает и о встречах и переписке с А. Толстым, К. Паустовским, А. Твардовским, К. Чуковским и другими писателями, публикует материалы о классиках русской и советской литературы. Кроме того, на страницах периодических изданий часто можно прочесть очерки Бориса Дмитриевича об истории приднестровского края, его пейзажные зарисовки, раскрывающие красоту природы Приднестровья.

На протяжении нескольких десятилетий в области публицистики работает Леонид Литвиненко. Часть его произведений была опубликована в 2004 году в книге «Мой русский» [39], где автор делится своими впечатлениями о пребывании за границей, где он работал в качестве преподавателя русского языка и литературы, размышляет о сегодняшнем дне Приднестровья.

Рассказы, очерки, зарисовки Юрия Анникова из книги «Стихия» [25] проникнуты любовью к людям, о которых он пишет. Даже тогда, когда пишет критический материал, Анников доброжелательно, с сочувствием относится к своему герою.

В жанре судебного очерка работает Петр Довгаль, который эту тематику переносит и в юморески.

Условно-фантастическую линию художественной прозы Приднестровья активно разрабатывают Виталий Пищенко, о творчестве которого будет рассказано в следующей главе, Юрий Самусь, Юрий Баранов. В Приднестровье, помимо публицистики, получили развитие фантастические жанры в силу того, что в 1980 - 90-х годах, когда в Тирасполе проживал один из основателей Союза писателей ПМР Виталий Пищенко, здесь собирались для проведения своих семинаров молодые писатели-фантасты, члены Всесоюзного творческого объединения при ИПО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Тем самым был дан толчок к возникновению интереса и развитию именно условно-фантастической линии в творчестве писателей-приднестровцев.

Юрий Баранов, кроме того, пишет произведения гражданской, военной тематики. Интересна и его сатирическая проза. В цикле «Как разводить лохов (юмористическая инструкция)» [22, с. 175-181] Баранов иронически рассматривает реалии сегодняшнего дня, поучая мастеров по сбыту залежалой продукции, дополняя список четырехсот относительно честных способов отъема денег у доверчивых граждан, которые знал незабвенный Остап Бендер. Его книга «Жажда денег» [99] вызывает ассоциации с «Жаждой жизни» Джека Лондона. Но если герои американского писателя бросали сытую обеспеченную жизнь ради молниеносного обогащения на золотых приисках, то героям «Жажды денег» терять практически нечего. Водоворот «перестройки» и «демократии» затянул их на социальное дно общества, где вчерашний инженер, учитель, слесарь, не говоря уже о пенсионере, мечтает не о золотых слитках и миллионах, а всего-то о нормальной сытой жизни. Сюжетами многих рассказов послужили истории людей, на своем личном опыте познавших изнанку постсоветского «бизнеса», в них читатель узнает себя, своих родственников, товарищей по работе, соседей по подъезду и просто знакомых.

Прозу для детей пишут Николай Божко (цикл «Колькины рассказы»), Виктория Пилецкая (сказки в сборнике «Репейник»), Инна Ткаченко, Тамара Пономарева, Инна Ищук, Людмила Кудрявцева и многие другие авторы.

В цикле «Колькины рассказы» Николая Божко главный герой - сахалинский мальчик Колька, родившийся через четыре года после войны. Его отец работал в пароходстве, мать воспитывала Кольку, его младшего брата и двух сестер. Рассказывая о том, как живет Колька, Божко описывает послевоенный быт маленького сахалинского городка, жизнь морского порта, удивительную природу острова, плодородная земля которого, как и щедрое море, досыта кормили жителей, восстанавливающих разрушенное войной хозяйство. Божко приводит легенду: «Когда Бог создавал землю, он заселял ее животными и растениями. В разных местах он сажал определенного вида деревья и кустарники. Когда же проходил по Дальнему Востоку, то зацепился мешком за высокую сопку, мешок порвался и все, что в нем находилось, просыпалось на землю. Поэтому на Дальнем Востоке и Сахалине растет очень много разнообразных растений, а край славится своим плодородием».

Колька, как и все мальчишки, влюблен в море, мечтает о дальних странах, собирается даже бежать на корабле в Африку. Для этого мальчик насушил сухарей и взял без спросу пять рублей из коробки. В день смерти Сталина, наблюдая за поведением взрослых, Колька вдруг подумал: «Вот я умру, как Сталин, и никто не заплачет, потому что я нехороший, я взял без спросу пять рублей». Он вернул деньги, размочил и скормил собаке сухари и твердо решил ехать в Африку, когда станет взрослым. А пока Колька учится читать, ходит на праздничные демонстрации, дружит с дворнягой Бобкой, вместе с ребятами помогает милиции арестовать вора, воюет с мальчишками с другой улицы, влюбляется, идет в школу…

Инна Ткаченко, автор сборника лирических миниатюр, пишет и для детей - стихи и прозу. В ее рассказе «Дед» [19, с. 166] описывается дружба старика с соседской девочкой. Иван Николаевич, страдая от того, что родные «говорят всегда и обо всем, но не слушают», читает маленькой Дине книги, рассказывает ей сказки собственного сочинения. Он решает подарить малышке в день рождения столько сказок, сколько ей лет. Детская невнимательность и взрослое непонимание приводят к печальным последствиям, но папка со сказками все-таки попадает к раскаявшейся заплаканной Дине. На наш взгляд, финал несколько надуман, но воспитательный момент, безусловно, присутствует.

Драма также не нашла своего места в литературе Приднестровья, хотя этот род литературы по определению мобилен, активен, драматург способен откликаться на события быстрее, чем вдумчивый философ-романист.

Драма - это, так или иначе, основанное на напряженности вскрытие противоречий, выявление позиций сторон, взаимодействующих в конфликте. Казалось бы, в короткой истории Приднестровья произошло достаточно событий, все они были в значительной степени напряженными, но драматурга, способного представить все это кипение общественно-политических, социально-экономических страстей, у нас не нашлось. По нашему мнению, дело в том, что в драме неизмеримо возрастает роль анализа душевных состояний, который, так же, как и роман, требует именно своего автора, наделенного как природным даром, так и выработанным умением. Две одноактные пьесы, написанные Валерием Кожушняном, - не самая удачная попытка в этой области, и ниша драматурга в литературе Приднестровья также свободна.

ВЫВОДЫ

Жанровое своеобразие прозы Приднестровья заключается в отсутствии драмы и больших эпических форм, таких, как роман. В литературе Приднестровской Молдавской Республики преобладают публицистические жанры, что, тем не менее, позволяет надеяться на возникновение так называемого «записочного романа», ярким примером которого является «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова, при условии появления автора, обладающего литературным образованием и опытом, а главное - даром романиста.

Природный дар - необходимое условие и для появления своего драматурга в литературе Приднестровья. История нашего края предоставляет обширнейшее поле деятельности для автора, способного представить все кипение общественно-политических, социально-экономических страстей, но пока их отражение можно найти лишь в социально-бытовых повестях Валерия Кожушняна, в иронических рассказах Юрия Баранова, в художественно-документальной прозе Георгия Панова, Ефима Бершина.

Безусловно, в том, что среди приднестровских прозаиков преобладают публицисты, немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что многие из них получили в свое время журналистское образование. Публицистика им ближе по определению. Так называемые «записочные» жанры, хроника, документальная проза являются именно теми жанрами, в которых приднестровские авторы ориентируются легче всего, теми направлениями, в которых им привычнее, удобнее работать.

В творчестве прозаиков Приднестровья широко представлены жанры малого объема: рассказ, новелла. Их отличают простая композиция, ненавязчивая философичность, интерес к разработке лексических форм.

Публицистичность проявляется в них особым образом - даже полностью вымышленные произведения основываются на реальных событиях, произошедших в годы Великой Отечественной войны, в перестроечные времена, в период боевых действий 1992 года, происходящих в наши дни.

Яркостью деталей, достоверностью, сочностью языка отличаются повести Николая Корытника. Те же достоинства в сочетании с ироничностью присутствуют в прозе Валерия Кожушняна, у которого есть еще одна яркая черта - речевые портреты персонажей.

В лучших традициях школы потока сознания работает Роман Кожухаров, чьи рассказы не содержат излишней описательности, глянцевого отображения окружающей действительности. Автор пытается проникнуть в психологию поступков героев, добраться до уровня подсознания. Проза Кожухарова заставляет задуматься, неся сразу несколько смысловых подтекстов. Эксперименты с формой изложения говорят о том, что автор находится в творческом поиске.

Приднестровские новеллисты Григорий Воловой, Татьяна Кушнарева, Петр Довгаль, Евгений Обухов выделяются лаконизмом и продуманной экономией используемых средств, обеспечивая динамизм сюжета морально-нравственной, социально-бытовой проблематики.

В жанре лирической миниатюры работают Инна Ткаченко, Клавдия Трескова, Николай Божко. У каждого из этих авторов свое понимание действительности, отражающееся в миниатюрах, важную роль здесь играют и возраст, и житейский и писательский опыт.

Среди авторов очерков, эссе выделяется Борис Дмитриевич Челышев, издавший множество книг о своих поисках редких изданий, о встречах и переписке с классиками русской советской литературы, автор многочисленных газетных публикаций об истории и природе родного края.

Леонид Литвиненко на протяжении нескольких десятилетий работает в области публицистики, его очерки посвящены впечатлениям о зарубежных командировках, реалиям сегодняшнего дня.

Юрий Анников также несколько десятилетий пишет о людях, живущих в Приднестровье, его очерки проникнуты любовью и уважением к своим героям.

В Приднестровье в силу того, что в 1990-х годах здесь проживал один из основателей Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов Виталий Пищенко, собиравший своих единомышленников для проведения творческих семинаров, активно разрабатывается условно-фантастическая линия. В этом направлении работают, помимо Пищенко, Юрий Самусь, Юрий Баранов. Баранов, помимо этого, пишет сатирическую прозу, иронически рассматривая реалии сегодняшнего дня.

Активно развивается в Приднестровье и линия детской прозы. Здесь стоит отметить таких авторов, как Николай Божко, ранее упоминавшийся нами как автор детской стихотворной азбуки, Виктория Пилецкая, Инна Ткаченко, Тамара Пономарева, Инна Ищук и многие другие авторы.

Глава 5. ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПРОЗА ВИТАЛИЯ ПИЩЕНКО (на примере повести «Замок Ужаса»)

§ 1. Краткие сведения об авторе

Виталий Иванович Пищенко родился в Новосибирске в 1952 году. Окончил Новосибирский сельскохозяйственный институт и аспирантуру. Работал ответственным секретарем журнала «Сибирские огни», в комсомольской системе, преподавал в вузах.

В 1989-96 годах возглавлял всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов (ВТО МПФ) при издательстве «Молодая гвардия» - уникальное сообщество литераторов, внесшее огромный вклад в развитие отечественной фантастики.

Член союзов писателей СССР (1989), России (1992), Крыма (1995), один из основателей и руководителей Союза писателей Приднестровья (1995).

В течение семи лет (1995-2002) избирался Председателем Союза писателей Приднестровья. Секретарь Правления Союза писателей России, член Исполкома Международного сообщества писательских союзов, член-корреспондент Академии изучения проблем национальной безопасности. Лауреат государственной премии Приднестровской Молдавской Республики в области литературы, литературной премии имени Константина Симонова, премий за большой вклад в развитие отечественной фантастики (Украина и Израиль).

Автор более чем полутора десятков книг: очерки, детские сказки, фантастика.

Произведения переведены на венгерский, испанский, узбекский, украинский языки.

§ 2. О фантастике

Когда-то признанные классики отечественной фантастики братья Стругацкие дали следующее определение жанру: «Фантастическое произведение - это всякое художественное произведение, в котором введен элемент чудесного, невозможного или чрезвычайно маловероятного. Пояснением к этому служит краткая формула - чудо, тайна, достоверность»

Основным критерием для оценки фантастики должна быть ее художественная достоверность, бесспорность жизненной правды. Фантастика - это не только литература о будущем, она вырастает на почве сегодняшнего дня, черпает в нем свой материал. Разные писатели идут разными путями, но идут всегда к одной цели. Главным остается одно: художественная ценность произведения, без скидок на чудеса, фантазию и научные гипотезы, которые вкладывает в него автор. И если произведение выдерживает это испытание, тогда читатель оценивает автора как фантаста, смотрит, с какой целью автор поставил своих героев в необыкновенные обстоятельства, служит ли это пониманию сегодняшней действительности и помогает ли по-настоящему раскрыть человека завтрашнего дня.

В центре фантастического произведения всегда должен стоять человек. Человек - это основное мерило искусства, герой всей мировой цивилизации и универсальный ключ к гуманистической эпохе.

Фантастика, как и все другие жанры и роды художественной литературы, есть в первую очередь человековедение - раскрытие типических черт и индивидуальных особенностей характера героя повествования, исследование поведения героя в типических для общества обстоятельствах. Но типические обстоятельства могут быть обстоятельствами необыкновенными, потому что обстоятельства, в которых Гагарин летел в космос, стали в наше время типичными, хотя еще вчера они были совершенно необыкновенными. Поэтому подлинно реалистическая фантастика может и должна быть сведена к той же известной формуле: типические характеры в типических, но и необыкновенных обстоятельствах.

Гуманизм - это та черта русской фантастики, которая поднимает ее над фантастикой западной. И еще очень важная ее черта - социальный оптимизм. Подлинный социальный оптимизм - в наличии цели и в показе высокой цены человеческой жизни.

Фантастика может быть жесткой, жесткость эта колеблется в весьма обширных пределах: от тихого, мягкого, задумчивого Александра Грина до резкого, иногда циничного Сергея Лукьяненко. Но эта жесткость никогда не должна перерастать в жестокость.

Профессор Н. Л. Лейдерман в статье «Теоретическая модель жанра» выделил три плана жанра: план содержания, план структуры и план восприятия.

Начнем с жанрового содержания. Здесь Н. Л. Лейдерман выделяет ряд аспектов: тематика, проблематика, экстенсивность или интенсивность изображения художественного мира и, наконец, эстетический пафос произведения. Рассмотрим фантастику с точки зрения этих аспектов.

Сначала о тематике, то есть о том «жизненном материале, который отобран жанром и стал особой художественной реальностью произведения». Вся тематика выражена в названии - «фантастика». Данный жанр описывает нереальную, несуществующую действительность. Отметим такие важные для этого жанра темы, как тема Дороги (дорога к Одинокой горе у Толкиена, Небесная Тропа в «Самолете по имени Сережка» у Крапивина, Теневой Путь в «Хрониках Амбера» Желязны, дорога к Замку Ужаса в рассматриваемой ниже повести Пищенко), тема Дома, тема Границы, тема Дружбы, тема Предательства...

Теперь второй аспект: проблематика жанра, то есть особый тип (характер) конфликта. Жанр фантастики отличается заведомо обостренным конфликтом с изначально сильнейшим противником. Действие этого конфликта обязательно протекает в двух плоскостях: между героем (героями) и внешним миром и в душе главного героя (героев).

Третий аспект жанрового содержания - экстенсивность или интенсивность воспроизведения художественного мира. Жанр фантастического произведения тяготеет к интенсивному, собранному в одну линию, динамичному способу построения художественной реальности.

Фантастика - жанр, твердо придерживающийся нескольких основных принципов: неприятие жестокости, органичная связь судьбы отдельного человека с судьбой мира, уважение всех прав личности.

В разговоре о плане восприятия жанра следует подчеркнуть одну деталь. Профессор Н. Л. Лейдерман пишет: «На самом деле художник использует арсенал жанровых средств для того, чтобы руководить читательским восприятием, учитывая при этом не то, что называют «запросами читателя», а то, что составляет его культурно-художественный фонд (этот фонд - язык общения между писателем и читателем, который писатель в той или иной мере обновляет, совершенствуя тем самым культуру читателя). Вот почему необходимо подчеркивать, что план восприятия - это один из планов жанра, что он включает в себя те элементы, которые нужны для управления читателем, для верной ориентации его в художественном мире произведения» [5, с.23]

§ 3. О повести «Замок Ужаса»

Сергей Лукьяненко пишет в своей рецензии на книгу Льва Вершинина «Великий Сатанг»: «Есть странный закон, по которому любой русский писатель, работай он в русле «большой литературы», в жанре фантастики или детектива, рано или поздно пишет книгу о Больших Буквах. Книгу о Добре и Зле, Черном и Белом, Войне и Мире» [14, с. 12]. Герои Пищенко живут в мире Больших Букв, четко разделяя Добро и Зло, Черное и Белое, выбирая цель своей жизни и пути ее достижения. И эти понятия они определяют для себя сами и только сами.

Повесть «Замок Ужаса» написана в жанре фэнтези, несомненно, выросшего из сказки - самого живого, самого бессмертного жанра литературы, и мифа. От сказок в фэнтези присутствует некая назидательность, но, как и в лучших сказках, она завуалирована. От мифа фэнтези унаследовал эпичность повествования и некую исходную трагичность. Возможно, дело заключается в предопределенности эпического повествования. Герой обязан совершить предназначенное, даже если это и грозит ему гибелью. Проблема борьбы в безвыходной ситуации окрашивает в трагические цвета весь героический эпос народов Европы. Современная фэнтези добавляет к ней идею нравственного выбора.

Идеальный мир рыцарских романов, где все неприятности решаются с помощью меча, также имеет связь с миром фэнтези. В этих мирах главнейшими качествами человека являются честь и мужество, высоко ценится справедливость, для обоих жанров характерна вечная борьба добра со злом.

В «Замке Ужаса» читатель вслед за хронодесантником Андреем Коваленко попадает из XXII в X век, узнает о ведунах - хранителях Знания, о существовании Разных - леших, гномов, русалочек.

Путешествие во времени необходимо для того, чтобы понять природу загадочного луча, убившего в XXII веке двоих человек и вызвавшего сбои в работе орбитальной обсерватории. Андрей путешествует с ведуном Славомиром, встречается с оборотнями-волколаками, сражается бок о бок с братьями-ведунами против ведьмы Каргоны и нежити, порожденной Морхольдом, жаждущим власти и перешедшим в услужение к Ужасу.

Интересно, что в повести, как, впрочем, и в произведениях жанра фэнтези вообще, мало любовной лирики, но много батальных сцен. Почему же ни одна книга не может обойтись без войны? По словам одного из первых отечественных писателей жанра фэнтези Ника Перумова, «война - это вершина человеческого духа. Как вершина, так и бездна. В ней все сконцентрировано, как в линзе… Там сразу видно, кто ты. Там не спрячешься и не укроешься… Война в ком-то открывала худшее, выворачивала все плохое, а в ком-то - лучшее» [15, с. 28].

Чем больше человек, тем сложнее исправить его ошибки. Чтобы остановить Морхольда, понадобились усилия не только тех, кто путешествует по Реке Времени - в решающей битве участвуют и ведуны, и дружина барона Гуго Отважного, и Разные. Но дело еще не окончено. «У нас общие друзья, - говорит Андрею Славомир, - и одни враги. И вопросы общие…Немалую часть Знания мы упустили» [48, с. 219]. И немного раньше: «У людей другая дорога - логика, трезвый подход к окружающему миру. Они должны пройти этим путем сами. И Знание должны добыть сами. Ведь Знание - это не жвачка, которую вкладывают в рот беззубого младенца. Оно может согреть, может обжечь, а может и испепелить. Когда-нибудь потом, через много лет, человечество вырастет, повзрослеет. Тогда люди и получат то, чем владеем мы. Мудрые передадут Знание своим ученикам, те - своим. И я верю, что эта нить никогда не прервется» [48, с. 199].

ВЫВОДЫ

Назидательность и гуманность сказки, эпичность и трагичность мифа и благородство рыцарского романа соединились в повести-фэнтези Виталия Пищенко «Замок Ужаса». Она несет в себе то, чего так недостает в реальном мире: свободу как высшую необходимость для человека, гармонию с природой как то, к чему должен стремиться каждый, честь и справедливость как самые достойные качества личности и, наконец, предательство и подлость как самое отвратительное в жизни.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью данной работы ставился анализ состояния литературы Приднестровской Молдавской Республики в жанровом отношении, ее описание, интерпретация и оценка. Практическая часть данной работы имеет целью формирование нравственности, воспитание высоких личностных качеств учащихся образовательных учреждений. В связи с этим были определены задачи:

3. Проанализировать тексты приднестровских писателей.

4. Выявить основные образы и мотивы творчества приднестровских авторов.

5. Определить, по возможности, историко-генетические корни литературы Приднестровской Молдавской Республики.

Актуальность работы во многом была обусловлена недостаточностью исследования вопроса о литературе Приднестровской Молдавской Республики вообще и ее жанровой структуре в частности. Жанровое своеобразие литературы Приднестровья заключается в отсутствии драмы и больших эпических форм, таких, как роман. Безусловно, появление романов, эпопей, саг говорит о подлинном расцвете национальной литературы. Приднестровская литература, точнее, та ее часть, которая представлена произведениями на русском языке, вне всякого сомнения, уходит корнями в русскую литературу, в которой жанр романа разработан и поднят на небывалую высоту. Но в силу исторических, социально-экономических, политических причин развитие словесности в нашем регионе получило свой, особенный путь. Становление Приднестровья как промышленного региона привело к созданию городской словесной культуры, с опорой на творчество таких русских советских писателей, как Ю. Трифонов, А. Рыбаков, В. Кетлинская. Роман, даже при допущении субъективированности, требует свободы героев, их самостоятельности. В приднестровской же литературе основное место занимают произведения публицистических жанров.

Некоторые исследователи называют их «записочными», имея в виду записки очевидца - путешественника, свидетеля тех или иных событий и тому подобное. Необходимо отметить, что замечательный пример романа «записочного» характера являет собой «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова. Он построен на совмещении различных жанровых структур: исповеди главного героя (данной через дневники), очерковых записок впечатлений от путешествия (рассказ «Максим Максимыч»), романтической повести о любви, проходящей через испытания (Бэла и Печорин), нравоописательного повествования (Тамань и ее нравы).