Суд над Россией: осмысление финала романа Федора Михайловича Достоевского "Братья Карамазовы"

Суд над Россией:

Осмысление финала романа Федора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы»

Выполнила:

Руководитель :

2008 учебный год

Г. Санкт-Петербург

Оглавление

1. Введение.

2. Основная часть.

a. Краткая «биография» романа «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского.

b. Судебный процесс.

c. «Метафизика преступления» или проблема «веры и безверия». Иван и Смердяков

d. Образ Алеши Карамазова.

3. Заключение.

4. Список литературы.

1. Введение

Данный реферат посвящен одной из многочисленных проблем, которые поднимаются Федором Михайловичем Достоевским в его последнем романе «Братья Карамазовы», проблема эта необычайно важная и не потому только, что и мы (наше поколение) живем в неспокойное время, когда перед каждым человеком, перед каждым русским человеком стоит проблема нравственного выбора, и от выбора этого зависит судьба не только наша, но и будущее всей страны, но и из того, что разрешение финала романа, идей, которые выразил в своем последнем романе Ф.М.Достоевский, невозможно понимание всего творчества его в целом, как и времени, в котором жил и творил великий писатель. Огромное количество работ существует, посвященных исследованию творчества Ф.М. Достоевского (и «Братьев Карамазовых», конечно, в том числе) со стороны творческой, то есть воспринимая писателя только лишь как художника, терпеливо, неотступно создающего перед читателем картину своего времени, что, само по себе, было бы более чем бесполезно, но я, напротив, соглашусь с теми нашими критиками, которые видели в Федоре Михайловиче Достоевском не одного только создателя великолепных произведений, после прочтения которых меняется жизнь человеческая и, как писал Крамской, «кажется невозможным оставаться на том месте, где мы были вчера», но и небывалой мощи мыслителя, пожалуй, одного из самых выдающихся за всю историю страны нашей. Недаром многие исследователи жизни и творчества этого гения пишут, что Достоевский рожден был как бы самой страной нашей: действительно, наибольшее внимание в своих произведениях всегда уделял он именно России, для которой он жил и с которой неразрывно был связан навсегда одним уже рождением своим.

Обращаясь к истории создания романа, источниками которого служили, как известно все больше в основе своей настоящие, имевшее место быть, как говорят, события, нельзя не упомянуть о том, в какое время был написан он. В связи с этим наиболее удачным будет цитата из «третьей речи» Вл. Соловьева, посвященной Достоевскому, которая бы задала некую отправную точку, ведь невозможно понять «Братьев Карамазовых», поставив их отдельно от того времени, в котором были они написаны: «В царствование Александра II закончилось внешнее, природное образование России, образование ее {тела}, и начался в муках и болезнях процесс {ее духовного} рождения. Всякому новому рождению, всякому творческому процессу, который вводит существующие элементы в новые формы и сочетания, неизбежно предшествует {брожение} этих элементов. Когда складывалось тело России и рождалось Российское государство, русские люди - от князей с их дружинами и до последнего земледельца - бродили по всей стране. Вся Русь брела врозь. Таким внешним брожением вызывалось внешнее же государственное закрепление, чтобы сложить Россию в одно великое тело. Начатый князьями в Москве и завершенный императорами в Петербурге, этот процесс внешнего закрепления, в силу которого прежние бродячие дружины превратились в поместное дворянство, прежние вольные гости стали мещанами, а свободно переходящие крестьяне сделаны крепостными, - эта закрепленная государством организация России ввела быт и деятельность народа и общества в твердые, определенные рамки. Эти рамки оставались неприкосновенны и тогда, когда после Петровской реформы и в особенности с царствования Александра 1-го различные идеи и умственные течения Западной Европы стали овладевать образованным слоем русского общества. Ни мистические верования русских масонов, ни гуманитарные идеи деятелей сороковых годов, несмотря на то нравственно-практическое направление, которое они часто у нас принимали, не имели существенного влияния на крепость бытовых основ и не мешали образованным людям, рассуждая по-новому, жить по-старому, в завещанных преданием формах. Вплоть до освободительного акта прошлого царствования жизнь и деятельность русских людей не зависела существенно от их мыслей и убеждений, а заранее определялась теми готовыми рамками, в которые рождение ставило каждого человека и каждую группу людей. Особенного вопроса о задачах жизни, о том, {для чего жить} и {что делать}, не могло возникнуть в тогдашнем обществе, потому что его жизнь и деятельность обусловливались не вопросом {для чего}, а основанием {почему}. Помещик жил и действовал известным образом не {для} чего-нибудь, а прежде всего {потому}, что он был помещик, и точно так же крестьянин обязан был жить так, а не иначе, потому что он был крестьянин, и между этими крайними формами все остальные общественные группы в готовых условиях государственного быта находили достаточное основание, которым определялся круг их жизни, не оставляя места для вопроса: что делать? Если б Россия была только народно-государственным {телом}, как, например, Китай, то она могла бы удовлетвориться такою внешней твердостью и определенностью жизни, могла бы остановиться в своей закрепленной организации. Но Россия, еще в самом своем младенчестве крещенная в христианскую веру, получила отсюда залог высшей духовной жизни и должна была, достигнув зрелого возраста, сложившись и определившись физически, искать себе свободного нравственного определения. А для этого прежде всего силы русского общества должны были получить свободу, возможность и побуждение выйти из той внешней неподвижности, которая обусловливалась крепостным строем. В этом (освободительном, а не реформаторском) деле весь смысл прошлого царствования. Великий подвиг этого царствования есть единственно освобождение русского общества от прежних обязательных рамок для будущего создания новых духовных форм, а никак не самое создание этих последних, которое и доселе еще не начиналось. Прежде чем образоваться этим формам, освобожденное общество должно пройти чрез внутреннее духовное {брожение}. Как прежде образования государственного тела был период, когда все бродили, так же должно быть и перед духовным рождением России. В эту-то пору внутреннего брожения с неотразимой силой является вопрос: для чего жить и что делать?». Практическая задача поиска смысла личного существования, как пишет Е.Г. Буянова, побуждала философствующие умы конца 19 века к поиску теоретическому. Обращение к Ф.М. Достоевскому, переосмысление его стало неизбежным.

Итак, Ф.М. Достоевского, в те далекие от нас уже годы не могли не занимать рассуждения о дальнейших путях развития государства нашего, но он пошел еще дальше от этого: не разделяя народ на сторонников и противников нового пути (все общество разделилось на приверженцев западного или нашего, особого «русского развития» страны), но показывая, наоборот, что он - одно целое, Ф.М. Достоевский в своей замечательном романе приводит читателя к великой мысли, которую, конечно, должен был вслух сказать именно он, потому что нет более русского писателя, а, быть может, и не будет боле. В своем реферате я постараюсь эту мысль, как я ее понимаю, с разных сторон показать, а так же выявить проблему, поднятую Ф.М. Достоевским, но, что, как мне кажется, еще важнее,- доказать огромную значимость ее (этой проблемы), а для того самым верным будет проанализировать каждого из героев, представленных в романе, которые, связанные вместе, и дадут в результате ту главную мысль, которую хотел сказать Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы». Здесь, в этом суде над Карамазовыми все сложилось как бы вместе: и ужасное, непонятное преступление - отцеубийство, и небывалое соперничество за сердце любимой, и масса многих других событий и вещей. Все: от Хохлаковой до Ракитина, от Алеши до Ивана - все эти герои связаны вместе и отделять их друг от друга нельзя, потому как нельзя бескровно отрезать у человека одну руку, нельзя с «мясом» отрывать одно от другого. Итак, в романе как раз и показывается то ужасное действие, произведенное властями на благо, как думали они, народу (раскрепощение), но приведшее все общество российское в некий шок, из которого до сих пор выбраться не можем мы.

«Русскую литературу», как пишет В.Кантор, «называют литературой вопросов. Творчество Достоевского - ярчайшее тому подтверждение. Как могло так получиться, что произошло отцеубийство, едва ли не самый страшный грех из известных человечеству ( вспомним «Короля Лира», «Разбойников», «Отца Горио»), кто в этом виноват? Общество, так сказать, «среда, или сами люди? Отцы или дети? А может, и те, и другие… Митя ли, создавший вокруг себя атмосферу разгула, разнузданности и насилия? Иван ли с его теорией «все позволено»? Сам ли растленный старикашка Карамазов, вызвавший у защитника вопрос, а можно ли вообще судить за убийство такого человека? Или даже Алеша, в вечер накануне убийства ушедший в монастырь и бросивший братьев на произвол их страстей? Решая эти вопросы, Достоевский пытался ответить, каким путем России не надо идти, на каком ее ждет разложение и духовное оскудение и где тот путь, тот герой, который преодолеет этот распад, разложение страны и отчуждение, «уединение», как говорил писатель, людей друг от друга и от самих себя.» Соглашаясь полностью с великим критиком, собираюсь я в своем реферате отразить различные точки зрения на решение этих самых вопросов. Итак, основная задача данного реферата - это сравнительный анализ различных мнений писателей, критиков, исследовавших данную проблему, в результате которого, я надеюсь, необходимые выводы будут сделаны, ведь «разобраться в мировоззрении такого сложного художника как Достоевский, можно, только разобравшись в многомерной художественной структуре его романов, только поняв соотнесенность и сцепление между собой нарисованных им характеров и обстоятельств, то есть, постаравшись подойти к философской проблематике писателя, исходя из поэтической ( и потому весьма сложной) системы его образов.»

2. Основная часть

а) Краткая «биография» романа «Братья Карамазовы»

Но, перед тем как перейти к самому реферату, необходимо уделить внимание очень важной части работы моей - истории создания «Братьев Карамазовых», потому что, как рассуждал еще в своей работе В.Кантор, «…биография произведения может для многих оказаться своеобразным мостиком, подспорьем…».

В основу романа, как полагают многие исследователи творчества Ф.М. Достоевского, легла история несчастного прапорщика Дмитрия Ильинского (так звали мнимого отцеубийцу), которая в фабульном отношении, как можно заметить, напоминает некоторыми, еще очень отдаленными чертами историю Мити Карамазова. Не случайно в черновиках романа Митя Карамазов довольно долго именуется Ильинским. Однако здесь зафиксирован пока лишь трагический случай, факт, затронувший сердце писателя, в нем еще трудно увидеть (да и никто бы не увидел, если б не были написаны «Братья Карамазовы») то художественно-необходимое изображение противоречий русской жизни, которое привело к этому преступлению, еще не поставлен, как пишет В.Кантор, этот «проклятый» вопрос: как вообще возможно подобное извращение человеческой природы и духа? Существенно, однако, то, что сама тема затронула сердце и ум писателя лет за двадцать до того, как он принялся за свой итоговый роман. И, следовательно, на протяжении двадцати лет обогащалась, росла, усложнялась, наполняясь всеми теми проблемами, которые пережило русское общество за двадцать лет весьма бурного пореформенного развития. Еще в 1868 году Ф. Достоевский, оценивая духовные движения своей эпохи, писал: «Порассказать толково то, что мы все, русские, пережили в последние 10 лет в нашем духовном развитии - да разве не закричат реалисты, что это фантазия!» («Ф.М. Достоевский об искусстве, с. 409). Эту эпоху, когда перед Россией поставлены были великие вопросы, на которые - каждый на свой лад - пытались дать ответ крупнейшие русские художники и мыслители, составившие в результате тот пласт отечественной культуры, который мы именуем русской классической литературой, и отразил в своем творчестве Достоевский. С наибольшей полнотой, строгостью и силой ему удалось это сделать в его последнем романе.

Еще в 1874 году, в момент составления планов к «Подростку», Достоевский делает следующую запись, показывающую, что на фоне этих проблем интерес его к фабуле, вынесенной из Мертвого дома, нисколько не остыл, что она находится в контексте мучающих его проблем русской жизни: «13 сентября 74 г. Драма. В Тобольске, лет двадцать назад, вроде истории Ильинского. Два брата, старый отец, у одного невеста, в которую тайно и завистливо влюблен второй брат. Но она любит старшего. Но старший, молодой прапорщик, кутит и дурит, ссорится с отцом. Отец исчезает. Несколько дней ни слуху ни духу. Братья говорят о наследстве. И вдруг власти: вырывают из подполья тело. Улики на старшего (младший не живет вместе). Старшего отдают под суд и осуждают на каторгу. (NB. Ссорился с отцом, похвалялся наследством покойной матери и прочая дурь. Когда он вошел в комнату и даже невеста от него отстранилась, он, пьяненький, сказал: «Неужели и ты веруешь?» Улики подделаны младшим превосходно.) Публика не знает наверно, кто убил…

Брат через 12 лет приезжает его видеть. Сцена, где безмолвно понимают друг друга.

С тех пор еще 7 лет, младший в чинах, в звании, но мучается, ипохондрит, объявляет жене, что он убил. «Зачем ты сказал мне?» Он идет к брату. Прибегает жена.

Жена на коленях у каторжного просит молчать, спасти мужа. Каторжный говорит: «Я привык». Мирятся. «Ты и без того наказан»,- говорит старший.

День рождения младшего. Гости в сборе. Выходит: «Я убил». Думают, что удар.

Конец: тот возвращается. Этот на пересыльном. Его отсылают. Младший просит старшего быть отцом его детей.

«На правый путь ступил!» («Ф.М. Достоевский об искусстве», с. 350)

Разумеется, это еще лишь предварительный план, который далек еще от настоящего произведения, от настоящего сюжета «Братьев Карамазовых». Но, безусловно, это доказывает, что уже тогда Ф.М.Достоевский работал над будущим своим произведением, которое мы теперь знаем. В конце того же, 1877 года, Достоевский заносит в одну из своих тетрадей: . 24 декабря 1877 г.

Memento на всю жизнь:

1. Написать рус. Кандида.

2. Написать книгу о Иисусе Христе.

3. Написать свои воспоминания.

4. Написать поэму «Сороковины»(17.14)

Как показывают исследователи, все эти планы в той или иной мере реализовались в «Братьях Карамазовых»: «Русский Кандид»- в главе «Бунт», «книга о Христе» - в поэме о великом инквизиторе, поэма «Сороковины» - в книге «Митя», в главах «Хождение души по мытарствам» (гл 3,4,5), что же касается воспоминаний, то они в художественной виде буквально пронизывают роман, начиная от воспоминаний о литературно-общественных спорах, в которых Достоевский принимал участие и которые в том или ином виде отразились в произведении.

Вначале 1878 г Достоевский составлял подробные конспекты романа. 16 мая умер маленький сын Достоевского Алеша, смерть которого тяжело подействовала на писателя. В июне он посещает Оптину пустынь вместе с Владимиром Соловьевым, так что первые книги писались под непосредственным впечатлением увиденной писателем монастырской жизни. В конце октября первые две книги романа были не только написаны, но и переписаны Анной Григорьевной Достоевской и вручены издателю «Русского вестника». Печатание романа началось с первого номера «Русского вестника» за 1879 год, а закончилось в номере одиннадцатом того же журнала в 1880 году. Все эти годы - годы напряженнейшего труда, который даже так много и страстно работавший Достоевский называл каторжным.

Успех произведения действительно был огромный и, главное, в направлении очень дорогом и важном для Достоевского - если так можно сказать, нравственном направлении. В этом смысле показательны его слова из письма жене от июня 1880 года: «Бездна людей, молодежи, и седых, и дам бросались ко мне говоря: вы наш пророк, вы нас сделали лучшими, когда мы прочли Карамазовых (одним словом я убежден, что Карамазовы имеют колоссальное значение)».

Таковы основные «биографические» вехи создания романа. Анализ же его и основных проблем, которые затронул Ф.М. Достоевский, предстоит сделать далее.

b) Судебный процесс. Pro и contra

Анализируя последнюю книгу «Братьев Карамазовых», хочу показать, в подтверждение своей позиции, размышления двух критиков, пытающихся осмыслить в конечном итоге все, что произошло за время, описанное в книге с героями ее, и то, что хотел сказать читателю Ф.М. Достоевский.

«Пожалуй, анализ романа стоит начать с размышлений о том, какую роль играет в «Братьях Карамазовых», пишет В.Кантор, описание судебного процесса, изображенного в последней книге. Элементы детективной интриги, на которой строится действие романа (убийство, затем его расследование, выясняющее, кто преступник, ложная разгадка), позволяют нам, еще пока мы читаем, предположить, что в последней книге нас ждет подведение итогов и прояснение событий, рассказанных на предыдущих страницах. В каком-то смысле это предположение нас не обманывает. Но ожидаемое прояснение не совсем обычно, оно вроде бы и освещает новым светом уже известные события, но окончательного ответа, успокающего нас и показывающего, что писатель все за нас сам решил, мы так и не получаем. Более того, в какой-то момент мы понимаем, что сцены суда нужны Достоевскому прежде всего для того, чтобы еще раз провести перед нами (в двух новых интерпретациях - прокурора и защитника) заново все сюжетные линии, а заставив выслушать их речи, ошибочные по своим выводам (хотя и весьма убедительные по конкретным наблюдениям и замечаниям), писатель как бы приглашает нас самих вдуматься в смысл и причины происшедшего. Вместе с тем в этой последней части Достоевский искусно и весьма настойчиво подводит читателя к пониманию сущности и значения «дела Карамазовых» для самосознания России, сквозь судебную ошибку показывает свой суд, его принципы, его нравственную меру, а также пытается определить свою точку зрения на российскую действительность относительно двух влиятельных, но слишком однозначных, на взгляд писателя, концепций.»

С этим соглашается в своей работе и Щенников Г.К., при этом он советует более обратить внимание на то огромное всеобщее значение, которое получило это дело:

«Центральная проблема «Братьев Карамазовых» - судьба одного человека и судьба России. Вопрос ставится так: будущее России зависит от менталитета русского человека, от противоречий и потенций его духовной природы. В позициях четырех братьев, включая Смердякова, представлены по замыслу писателя все коренные нравственно-психологические стремления русских людей, способные разрушить, погубить Россию, но могущие и спасти, восстановить ее.

Обобщенная характеристика характерных национальных свойств, пороков и изъянов дана в 12 книге романа «Судебная ошибка». Является вопрос мирового масштаба. Отношение во всей России… Явление характеризующее время.»

В суде над Россией, высказывает свое мнение Г.К. Щенников, совершающемся в Скотопригоньевске, следует различать два момента: во-первых, критику нравственного распада, воспроизводящую подлинную картину жизни (общественной), и оценку этой картины, достаточно субъективную, зависящую от убеждений прокурора Ипполита К. и адвоката Фетюковича. Тот и другой- либералы западнической ориентации, «просвещенные европейцы», убежденные в том, что свет и культура могут прийти в Россию только из Европы. Разница лишь в том, что провинциальный прокурор- либерал консервативный, ратующий за то, чтобы россияне не только «правильно» принимали европейскую цивилизацию, но и хранили коренные устои - законы, традиции; адвокат же - либерал радикальный, готовый поступиться святынями ради ….Оба видят причины разложения общества не в одних стихиях русского духа, но и в факторах новейшего времени. Достоевский, как подлинный пророк в отечестве своем, глубже многих современников понимал смысл реформ 1860-х годов, видел, что они не сводятся к социальной по социально-политическим преобразованиям, а знаменуют начало всеобщего кризиса авторитарно-патриархальной системы: всех ее институтов, всех ценностей, всех духовно-нравственных основ. В «Братьях Карамазовых» он показал, как этот кризис проявился в повседневном быте, в семейных отношениях людей уже через 5 лет после начала реформ (действие романа происходит «13 лет назад», в 1866 году).

Таким образом, объединяя работы этих двух выдающихся критиков (Г.К Щенникова и В. Кантора), можно сделать следующие выводы: в первую очередь, последняя часть романа является наиболее значимой, так как именно в ней Ф.М. Достоевский, подводит итоги всего романа, а, во-вторых, через образы прокурора и адвоката, через их речи, по реакции зала на них, который, безусловно, олицетворяет собой всю Россию, такую огромную и многоликую, показывает и свое собственное отношение, помогает читателю разрешить эти самые нравственные вопросы, возникающие у него.

Позиции обоих этих исследователей относительно авторской оценки всего происходящего - схожи. Так, Г.К. Щенников пишет: «Достоевский частично согласен с прокурором, полагающим, что важнейшей причиной общественного распада является невиданный «выброс» индивидуалистической энергии. Русский человек, всегда склонный к крайностям, доводит идею личной свободы до страшного преувеличения, до абсурдного вывода о том, что «все, дескать…позволено, что ни есть в мире, и ничего впредь не должно быть запрещено». Но уже в определении идейного источника «русского безудержа», в характеристике нигилиста-атеиста Ивана Карамазова прокурор расходится с автором романа. Критико-бунтарский подход к российским противоречиям оценивается прокурором только как «раннее растление от ложно понятого и даром добытого европейского просвещения». Это несправедливая оценка русского нигилизма, не соответствующая пониманию его самим писателем. Духовные поиски русского философа оцениваются здесь критерием сугубо утилитарным, полицейско-охранительным.» Точно такие же выводы делает и В.Кантор, говоря, что совокупный портрет всех четырех братьев (включая Смердякова)- есть как бы портрет русской интеллигенции, признавая за прокурором возможность понимания этого феномена: «… перед нами в братьях Карамазовых как бы совокупный портрет русской интеллигенции. Эту точку зрения прокурора не оспаривает никто из героев, более того, в отличие от современных Достоевскому читателей, мы можем заглянуть в его переписку и убедиться, что писатель в этой точке мнение прокурора разделял (В «Письме к издателю «Русского вестника» Достоевский разъяснял: «Совокупите все эти четыре характера и вы получите, хоть уменьшенное в тысячную долю, изображение нашей современной действительности, нашей современной интеллигентной России»).»

Но, соглашаясь с В.Кантором, скажу, что ошибочно было мнение прокурора от одного того, что он воспринимал всех этих героев как социально-типических представителей русской интеллигенции. Это совершенно не так, герои Достоевского - необычные. Каждый из них ищет собственный путь, в отличие, скажем, от прокурора и адвоката, которые решают воплотить западную идею в России вместо того, чтобы найти что-то свое, русское. И хотя тысячу раз, быть может, ошибался каждый из братьев, но непременно шел он своим собственным путем, не принимая слепо, на веру всякие новейшие веяния, но пропуская каждую идею, возникающую внутри каждого из них через самого себя, придавая ей индивидуальность, а не, как было сказано ранее, слепо копирую чужие «достижения». Таков и Иван Карамазов, которому «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить», который не принимает божественной гармонии, потому что «не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка», и который бунтует и напрягает весь свой недюжинный ум в поисках нового мирового пути развития. Да и Митя точно такой: готов пойти на каторгу, потому что чувствует, что ответственен за то, что бедно крестьянское дитё, что «плачет, плачет дитя и ручки протягивает, голенькие, с кулачонками, от холода совсем какие-то сизые». «За дитё-то это я теперь и в Сибирь пойду, я не убил, но мне надо в Сибирь пойти!» - казнит себя Митя.

И вот каждый из братьев ищет свой путь преодоления мировой и российской дисгармонии. Отчасти замечает это и прокурор, пытаясь объяснить характер и нравственную позицию Ивана «европеизмом»; однако большей опасностью для русского, нежели ложное понимание свободы, прокурор полагает склонность к «родной почве», сказавшуюся в поступках Алексея Карамазова - в том, что он « прилепился к монастырю». Прокурор предостерегает доброго и даровитого юношу от того, «чтобы его прекраснодушное стремление к народным началам не обратилось впоследствии, как столь часто оно случается, со стороны нравственной в мрачный мистицизм, а со стороны гражданской в тупой шовинизм». В Мите же замечает Ипполит Кириллович лишь русскую стихийность, «карамазовский безудерж», но в его устах это лишь внешние обозначения, за которыми пропадает вся могучая и по существу своему незавершенная диалектика их мук, терзаний и поиска. Прокурор называет, как пишет В.Кантор, «злободневную», «сиюминутную» сторону их личности, не замечая, что им «прежде всего надо предвечные вопросы разрешить», понять российскую ситуацию глобальнее, «в общем порядке мира» (об этом же пишет и Г.К. Щенников).И только из решения «предвечных вопросов» возникает их «сиюминутная» позиция. Вместе с тем в словах прокурора и намек, весьма существенный для понимания символического образа последней книги романа: на глазах всей России как бы идет процесс по делу русской интеллигенции и о тех решениях «предвечных» и «проклятых» вопросов (подкрепленных жизнью и поступками героев), которые она предлагает стране.

По ходу процесса, прокурор выдвигает дилемму двух крайностей, двух опасностей, уже не раз грозивших России в переломные моменты ее истории: искушение поскорей пробежать европейским путем (а может быть, и «перегнать Европу») и надежды на исключительно особый, национальный путь развития. Но прокурор трактует эту дилемму в либерально-охранительном духе. В стремлении к «почве», которую он приписывает и Алеше, который якобы прилепился к монастырю, он усматривает опасность шовинизма, то есть воинствующего национализма, как было сказано уже ранее,- такая опасность действительно существует. Для нас сейчас национализм и шовинизм- это истоки и последствия возврата к авторитаризму, отказа от демократии. А для Достоевского «русская идея»- единение русских людей на основе православия - это путь принципиально противоположный инквизиторской власти сильной руки. По мысли писателя опасность этой власти исходит от того же Запада - от той же европейской, «католической», идеи насильственного единения человечества.

Идея жестокого подавления личности, идея безусловного порядка, чего бы он ни стоил, - это, по Достоевскому, идея западная, а не русская. Ее защищает не мистик Алеша, а поборник «истинно европейского просвещения» прокурор Ипполит Кириллович. В борьбе с нравственной разнузданностью он видит единственное оружие - жестокую кару. Требование «узды» возникает у прокурора от неверия во внутренние силы русского человека. Примечательно, что сам Достоевский не был сторонником оправдательных приговоров, в «Дневнике писателя» за 1879 год он писал: «Прямо скажу: строгим наказанием, острогом, каторгой вы, может быть, половину спасли бы из них». Но, по мысли Достоевского, строгое наказание необходимо не как общественная месть и кара, а как «предпосылка для очищения страданием». У Ф.М. Достоевского требование наказания рождено верой в совесть русского человека - у прокурора же, наоборот, неверием в нее. Европеец-прокурор мотивирует задачу обуздания русского человека даже интересами международной безопасности и национальной чести.

Адвокат Фетюкович тоже взывает к национальным традициям: «пусть у других народов буква, у нас же дух и смысл, спасение и возрождение погибших». Но путь к возрождению, по мысли писателя, адвокат предлагает не русский, не религиозный, а тоже «просвещенческий» и европейский. Фетюкович связывает возможность духовного возрождения России не с чувством чести, не с особой сердечностью, признаваемой им как несомненное свойство русского человека, а «со здравым пониманием» моральных норм и принципов. В основу разумного понимания человеческих отношений адвокат кладет мысль, что человек скроен по мерке века, стало быть, нельзя требовать от него нравственности там, где общество устроено безнравственно. Это оправдание преступлений ненормальностью общества - второе европейское решение вопроса о вине. По мысли Достоевского, Фетюкович пытается поколебать незыблемость абсолютных нравственных норм. В частности, тягчайший грех отцеубийства он готов оправдать, если отец был плохим отцом. Такое понимание морали чрезвычайно пагубно: оно ведет к порче человеческой природы, к национальной деградации. Фетюкович отлично понимает, что абсолютная мораль крепится религией и, используя характерное для шестидесятников презрение к мистическому, предлагает отбросить «мистическое толкование слова отец», обратившись к основаниям «разумным, самоотчетным и строго гуманным».

Итак, и прокурор, и адвокат, можно заметить, сильно отличаются от Карамазовых: эти люди видят лишь поверхностно и в этом своем поверхностном суждении упускают самые важные детали, но пускают в ход любые доводы, чтобы подтвердить свои, правильные или неправильные, выводы. Г.К. Щенников приводит пример этой самой чрезмерной «гибкости» либеральной системы: «и защитник, и обвинитель пытаются по-своему осмыслить гоголевский образ птицы, только придавая ему в одном случае - устрашающее значение, а в другом - совершенно противоположное, о чем свидетельствует реакция публики во время перерыва:

-Господа, положим, красноречие…

-Ловкий народ пошел.

Достоевский оспаривает либеральный суд над Россией. Авторское признание «русской правды», противостоящей либерально-европейской правде, выражается в ряде мотивов: в поведении подсудимого, считающего себя виновным, в реакции публики на речи адвоката и, наконец, в решении присяжных заседателей.»

В. Кантор же выдвигает, приводя к некому итогу мысль Г.К. Щенникова, свою идею: он приходит к выводу, что Россия не видит и не слышит ничего, несмотря на эту огласку, суд над ней в романе производит происшествие с братьями Карамазовыми: «во всех газетах в Петербурге и в Москве миллион раз писали»,- нервически вскрикивает госпожа Хохлакова. Из Петербурга приехал знаменитый адвокат вести процесс, и всего за три тысячи. «Адвокат Фетюкович больше бы взял, да дело это получило огласку по всей России, во всех журналах и газетах о нем говорят. Фетюкович и согласился больше для славы приехать, потому что слишком уж знаменитое дело стало», - замечает Алеша. Так постепенно, в репликах то одного, то другого персонажа, подчеркивается всеобщность, почти символическая значимость происшедшего. Осознавши это, мы невольно задаемся вопросом, что же, собственно, так взволновало Россию, почему так заинтересовало читающее или питающиеся слухами общество убийство старика Карамазова? Ведь уже составилось в «публике» мнение, что убийца - старший сын старика Митя, да и причины ясны: деньги, любовь, страсть. Так что нового в выяснении конкретных причин «трагической и темной кончины» Федора Павловича Карамазова практически никто не ждет.

Не ждет вроде бы и читатель, который невольно ощущает свое превосходство над слепыми расследователями, ибо знает фактического убийцу. Но, вдумываясь в описание процесса, в слухи и толки вокруг него, мы вдруг начинаем понимать, что всех занимает не только, кто конкретный убийца, но и кто виноват в убийстве. Не случайно ведь под подозрением находятся все же сразу трое (Митя, Смердяков, Иван), не случайно и всеобщее болезненное любопытство ко всем действующим лицам этой драмы, и в первую очередь к «семейке» Карамазовых.

Порой даже начинает казаться, что интерес этот самоценный, что произошедшая трагедия только повод разобраться в Карамазовых, что трагедия эта только осветила каким-то мрачным светом эту «семейку» для всероссийского обозрения. Больше всех, конечно, это ощущают сами Карамазовы. Многочисленные слухи заполнили Россию доверху: «Про то же, что повсеместно по всей России уже прошла слава об ужасном процессе, Алеша знал давно, и, боже, какие дикие известия и корреспонденции успел он прочесть за эти два месяца, среди других, верных, известий о своем брате, о Карамазовых вообще и даже о себе самом. В одной газете даже сказано было, что он со страху после преступления брата посхимился и затворился; в другой это опровергали и писали, напротив, что он вместе со старцем своим Зосимой взломали монастырский ящик и «утекли из монастыря». Заметим, что постоянно поминается о всероссийском интересе к делу Карамазовых, но и отметим также, что даже еще до всяких толкований сами «Известия», преподносившиеся России, были «дикие» и противоречащие друг другу. Снова идет апелляция к читателю, который все факты о Карамазовых знает лучше и потому приглашается еще раз их как следует припомнить и обдумать.

с) «Метафизика преступления» или проблема «веры и безверия». Иван и Смердяков

Но существует и совершенно отличная, на первый взгляд, точка зрения на все произведение в целом. Я не имею в виду тех, кто отрицал те нравственные идеалы, которые в своем последнем романе Достоевский превознес, показал, выявил, но приведу другую позицию относительно всего творчества Ф. М. Достоевского в целом. В своей работе «Ф. М. Достоевский: метафизика преступления» Бачинин В.А. пытается на примере «Братьев Карамазовых» не просто показать основные мысли и идеи данного произведения, но осознать в конечном итоге, что же завещал нам великий писатель, от чего предостерегал, хотел уберечь даже, а к чему призывал стремиться. Обращаясь к теме преступления, на которой, собственно и завязан весь роман (В. Кантор же считает, что основу всего произведения составляет идея «братства» как единственно возможный способ спасения России и всего мира, но об этом позже). Действительно, по ходу всего романа, Ф. М. Достоевский обращает внимание читателя на всякого рода мелкие детали, например, на то, как Митя за несколько дней до убийства был без денег и всеми способами пытался достать известные три тысячи. Замечая эту черточку, писатель говорит, что в будущем она будет уже очень важна и явится лишним свидетельством не в пользу Мити, таким образом, Ф.М. Достоевский сам уже, намерено, подготавливает читателя, заставляя его запоминать некоторые детали, которые потом будут использованы на суде.

Итак, Бачинин В.А. пишет: «Трактаты и романы, авторы которых когда-либо обращались к теме преступления, - это правда, которую человек пытался и пытается говорить себе о самом себе. И, как правило, это правда мрачная и тяжелая, слышать которую нелегко, а порою и просто страшно. Но таково реальное состояние дел. С тех пор, как существует цивилизация, истинная трагедия человеческого существования заключается в необходимости жить среди повседневно происходящих преступлений, видеть их отталкивающую суть, понимать весь ужас их и, вместе с тем, не иметь достаточных духовных сил, чтобы решительно и навсегда покончить с ними» Бачинин В.А. приходит к выводу, что основная мысль, заключенная в романе, есть мысль о бессмертии Бога, а так же о правильном и неправильном понимании человеком своей природы и природы высшей - как зла, так и добра.

Герои Ф.М. Достоевского - мыслители, упорно рвущиеся к какой-то своей истине, правде, о чем было сказано выше в отрывке из книги Г.К. Щенникова, но Бачинин В.А. считает, что это-то «неизбывное томление духа, стремящегося к абсолютному знанию, которое переходит от одного поколения мыслителей к другим, не давая человеческому «Я» возможности на этом пути испытать высшее блаженство от прикосновения к абсолютной истине», и приводит к катастрофам, подобным той, что случилась в маленьком городе Скотопригоньевске. «Однако, по мысли Достоевского,- зло само вторгается в мир, изначально его там нет».

«Рассматривать преступления только с этических позиций, доказывая их социальную ущербность и моральную несостоятельность -пишет Бачинин В.А.,-- не слишком сложное занятие, продуктивность которого сомнительна. Во все времена морализирование мало кому помогало и слабо что-либо меняло в действительной жизни. Гораздо продуктивнее был иной путь - путь анализа, вскрытия глубинных оснований преступления как существенного атрибута человеческого бытия и мироустройства в целом»

Итак, как можно заметить, основное внимание Бачининым В.А. в его работе уделено самому преступлению. И для того, чтобы, как считает исследователь, показать преступление, самое ужасное, какое можно только себе представить, Ф.М. Достоевский обращается к жанру «теоморта» - изображение «мертвого» Бога среди живой природы и живых детей творца. И ведь действительно, общественность в романе «Братья Карамазовы» почитает всю эту «семейку» за безбожников, за исключением, быть может, Алеши; всей России кажется, что случилось ужасное: сын убил отца, а потом еще и отправился пировать со своей возлюбленной на деньги убитого им родителя. Но все совсем не так, и я не согласна с теми, кто «карамазовщину» называет отрицательным явлением, подводя его только под Федора Павловича, который, конечно, как пишет сам Ф.М.Достоевский - «злой шут и больше ничего…тип человека дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового». Но не один он, Карамазов! Идея, столь часто поднимаемая в творчестве Ф.М. Достоевского «Бог мертв - Бог жив» находит прямое отображение в романе. Но не с той, поверхностной стороны, которую видят судящие Митю люди, а с совершенно другой, общечеловеческой: как пишет Бачинин В.А., «Бог не может быть мертв сам собой, но его можно убить в себе самом, и тогда в человеке действовать будет один лишь императив, который у Рабле звучал как «делай, что хочешь», а у Достоевского обрел вид формулы «все позволено».

Настоящий убийца - Смердяков, которого, в свою очередь «развратил» своими новыми идеями Иван Карамазов, - тип, настолько сильный, что создает свою собственную теорию, причем верит в нее бесконечно. И что только не приписывалось Ивану, даже принадлежность к масонам: Олег Платонов в своей книге «Тайная история масонства» пишет: «пожалуй, самое глубокое понимание масонства прослеживается в романах Ф.М. Достоевского, который, прежде всего, отмечает его сатанинский, антиправославный характер и стремление подчинить себе русскую церковь. Замысел масонов подчинить себе русскую церковь был просто чудовищен. По сути дела, это означало перевернуть церковь, а идеи, с которыми она боролась, сделать господствующими и таким образом разрушить Православие». Как справедливо отмечает исследователь творчества Достоевского В.Е. Ветловская, имя Христа используется масонами для подмены одного понятия другим. Делается это для того, чтобы завоевать доверие людей, а затем заставить поклоняться дьяволу. Противоречие это ярко выражается в легенде о Великом Инквизиторе, который олицетворяет собой собирательный образ масона. Великий Инквизитор говорит Иисусу Христу: «...мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твое... (и)... обманем опять, ибо Тебя уже не пустим к себе».В поэме Ивана, - пишет В. Ветловская, - Великий Инквизитор признается Христу: «И я ли скрою от Тебя тайну нашу? Может быть, Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: мы не с Тобой, а с ним, вот наша тайна!» «Тайный начальник» не тот, «который был поставлен» (то есть Иисус Христос), но тот, который, искушая соблазном власти, Его «поставил». В романе «Братья Карамазовы» Алеша называет своего брата Ивана масоном. Причем характер реплики не оставляет сомнений в отрицательном отношении к масонству самого Ф.М. Достоевского. В силу этого особую достоверность приобретают специфически масонские черты Ивана Карамазова, тщательно исследованные Достоевским. «Иван Карамазов,- пишет О.Платонов,- типичный представитель масонского мира, который говорит о «возвращении билета Богу» с тем, чтобы получить билет от сатаны и участвовать вместе с ним в разрушении ненавистной ему исторической России. До конца осознавая подрывную роль масонства, Ф.М. Достоевский проницательно отмечает, что проповедуемые Иваном Карамазовым безбожные принципы свободы на самом деле означают только жест нажатия изящным мановением руки на рычаги той адской машины, которой является стихийная жадность Смердяковых, носителей грубо-сладострастного отношения к жизни. Это гениальное видение великого писателя очень точно иллюстрируется отношениями между масоном-идеологом М. Бакуниным и его учеником, политическим бандитом Нечаевым».

Если воедино сложить все вышесказанное, то результатом решения одной из проблем, поставленных Достоевским, является как раз-таки то, чтобы читатель осознал, кто есть настоящий убийца и в чем опасность таких «мнимых» убийц, как Иван Карамазов. Иван убил в себе Бога, отвергнув высшую гармонию, но вместе с тем, выясняется, несмотря на то, что внешне кажется, что теория его относительно того, что не стоит мир во всем мире слезинки хоть одного ребенка, - вполне верна и обоснована, но на самом деле - все совсем не так. Иван болен, к нему часто «захаживает» черт, и сам он, понимая, что заболел, пытается излечиться, об этом он говорит и Алеше. Трагедия Ивана Карамазова заключается в том, что он, в силу своего характера ли, либо каких-то неведомых науке еще качеств, относится к такому типу людей, который ранее еще описал Ф.М. Достоевский: «Для иного наблюдателя, - писал он,- явления жизни проходят в самой трогательной простоте и до того понятны, что и думать не о чем, смотреть даже ни на что не стоит. Другого же наблюдателя те же самые явления до того иной раз озаботят, что (случается и даже нередко) не в силах, наконец, их обобщить и упростить, вытянуть в прямую линию и на том успокоиться, - он прибегает к другого рода упрощению и просто-запросто сажает себе пулю в лоб, чтобы погасить свой измученный ум вместе со всеми вопросами разом. Это только две противоположности, но между ними помещается весь наличный смысл человеческий. Но, разумеется, никогда нам не исчерпать всего явления, не добраться до конца и начала его. Нам знакомо лишь одно насущное, видимо-текущее, да и то понаглядке, а концы и начала - это все еще пока для человека фантастическое». Так вот и Иван Карамазов: не выдержав внутренних неразрешенных мыслей своих, он сошел с ума, еще в самом начале повествования, Ф.М.Достоевский замечает читателю от лица Алеши, что Иван говорит горячо, порывисто, словно бы как помешанный, видимо, давно уже мучается этот герой. Но, осознавая болезнь внутреннюю свою, он рассказывает в таком непонятном состоянии Алеше свою легенду про Великого инквизитора. Иван Карамазов не верит в Бога, не верит потому, что очень желает верить, но внутренние его основы не позволяют столь чуткому человеку, как он, видя все то зло, что творится в мире, поверить в добро, что, как в конечном итоге показывает Ф.М. Достоевский, является худшим из всего, что может быть, потому что неверие Ивана привело к непоправимой трагедии. То, что смог понять для себя Карамазов, не может понять Смердяков! И, не поняв тех мучений, вроде бы неглупый человек, Павел Смердяков, воспринял совершенно в другом ключе. Для него свобода стала синонимом разнузданности и беспечной развращенности, вот он и с легким сердцем позволил себе это преступление.

Итак, Ф.М. Достоевский в своем романе-предупреждении затрагивает очень тонкую тему «веры и безверия», показывая при этом всю низость, до которой может опуститься человек без веры в душе своей. Доводя эту идею до самого пика своего, Ф.М.Достоевский показывает самоубийство Смердякова. «На писателя,- пишет в своей работе Бачинин В.А., -особенно тяжелое и мрачное впечатление производили самоубийства, заставлявшие людей преодолеть инстинкт самосохранения, естественный страх боли, страданий, смерти. В акте самоистребления Ф.М.Достоевский видел преступление человека не только против самого себя, своей жизни и личности, но и против данного Богом нравственного закона, запрещающий подобный произвол.» Белик А.П.в своих исследованиях подтверждает, что «писатель бескомпромиссно осуждает своеволие, безудержность хотений, свободу без чувства долга, анархическое своеволие в эгоистическом стремлении получить все выгоды» Таков Иван Карамазов, но болезнь плотно схватила его уже, исход неизвестен. Ростки неверия настолько глубоко проникли в душу его, что не мог он до самого последнего момента поверить брату своему, что он невинен, а потому болезнь, постигшая его является как бы своеобразным наказанием. Но он поверил, понял, что виновен в смерти отца, и точно так же, как Митю ожидает за его беспутную жизнь каторга, точно так же Иван страдает от болезни за свое безверие.

Подвести итог всему, что было сказано ранее, можно, цитируя слова из книги Д. Э. Томпсона «Братья Карамазовы и поэтика памяти»: « в настоящем произведении рассказывается о двойном отцеубийстве, и главный убийца в обоих случаях - Иван. Роман построен так, что убийство Федора Павловича следует за призывом Ивана убить идею Бога, как результат следует за причиной. В той мере, в которой Иван желает смерти отца и подсознательно подстрекает Смердякова убить его, Смердяков становится «верным Лигардой» Ивана. И наоборот, в той мере, в которой Иван сдается на волю Смердякова и позволяет лакею «сидеть у себя в душе», он сам становится его орудием. Совращенные дьявольскими идеями, они оба становятся орудием дьявола. В этой вовлеченности в дела дьявола лежит одна из духовных скреп, стягивающих в единый узел внешний, идейный и духовный сюжеты».

d) Образ Алеши Карамазова

Самым противоречивым героем настоящего произведения, по моему мнению, является Алеша Карамазов. Сам Ф.М. Достоевский пишет о нем, что он «хотя и герой, но человек отнюдь не великий», Алеша «деятель неопределенный, невыяснившийся, хотя,- как добавляет автор,- странно в наше время требовать от людей ясности». «Одно несомненно, он чудак…чудак-то и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи - все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…» Таким образом, сам Ф.М. Достоевский обозначает его как героя необычного, выделяющегося, но сомневается и сам писатель, что правильно определил его, ведь может быть наоборот, все остальные необычны, а он-то, Алеша, как раз настоящий человек и есть, да к тому же и самый что ни на есть обыкновенный. Но на самом деле из-за этих слов Ф.М.Достоевского о том, что Алеша- «герой невыяснившийся», возникает огромное количество предположений, среди которых и зачастую противоречащие друг другу. В.Кантор, например, полагает в начале своих рассуждений, что Алеша - некий образ спасителя земли русской, но при попытке осмысления таких светлых надежд, как вначале, уже не слышится.

Но по порядку- «Именем Алеши Карамазова начинается роман («Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова»…) и этим же именем завершается ( «ура Карамазову!- еще раз восторженно прокричал Коля, и еще раз все мальчики подхватили его восклицание»). Более того, «Братья Карамазовы», как предумедовляет повествователь, «есть почти даже и не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя»).Алеша в этом романе вступает в действие, в жизнь, он еще, как справедливо замечает рассказчик, «деятель неопределенный, невыяснившийся», меж тем, как все остальные персонажи, в том числе и его братья,- содержательно и поэтически до конца раскрытые образы.

Первый и наиболее важный момент формирования образа Алеши связан с воспоминанием о матери. Образ страдающей матери как образ высокого нравственного страдания всю жизнь не оставляет Алешу, постоянно, как мы видим на протяжении романа, пытающегося облегчить несчастья и беды окружающих его людей.

Второй, весьма важный момент для понимания образа Алеши сказался в самой структуре романа. Уже самое прочтение романа показывает читателю, что существует, по крайней мере, два взгляда на все события, происходящие в Скотопригоньевске. Его, читательский, и взгляд самих действующих лиц…Алеша служит читателю проводником по этому аду не понимающих друг друга людей. Только он да еще Зосима умеют слушать и слышать внутренние голоса других. Поэтому все так и стремятся к беседе с ними… Можно сказать, что Алеша «ищет человека в человеке»… Иван, приступая к своей «бунтарской» исповеди, говорит Алеше: «Братишка ты мой, не тебя я хочу развратить и сдвинуть с твоего устоя, я, может быть, себя хотел исцелить тобою» (об этой просьбе Ивана излечиться Алешей было уже сказано ранее).

В.Кантор считает, что «в модели мира, предложенной Достоевским в этом романе, Алеша необходим, без него развалился бы весь роман, он - центр, все соединяющий, припомним только, чем он занят с утра до вечера…переносит…от одного записочку, от другого устное какое поручение, выслушивает, советует, даже сплетни передает…мирит, соединяет расходящихся в разные стороны людей. И Достоевский относится к его делам (хотя он вроде бы ничего и не делает особенного, только бегает и отношения выясняет), с величайшим уважением: соединять людей- что может быть важнее! Другое дело, получается ли это соединение, но во всяком случае сама поэтика романа свидетельствует о том замысле, который связывал Достоевский с образом Алеши: защитник, заступник русской земли должен быть и ее соединителем, ибо братство, то есть абсолютное единение народа, столь чаемое Достоевским для России, нарушено под влиянием крепостничества и капитализма в самой своей основе.

Остается прояснить еще и третий аспект в исходном замысле писателя: почему для обрисовки образа «соединителя русской земли» писатель помещает героя в монастырь, как необычное сообщая, что юный герой - «в ряске послушника».

Это тем интереснее, что в заметке А.С. Суворина, опубликованной сразу после смерти писателя, приводились следующие соображения самого Достоевского об Алеше: «Алеша Карамазов должен был явиться героем следующего романа, героем, из которого он хотел создать не тот ходячий тип, который мы знаем и который вырос вполне на европейской почве». Что это значит и как это совместить - «русский социалист», выросший не на европейской почве», является в романе в «ряске послушника»?